Страница:
Ромбур с трудом сглотнул слюну, заметив выражение душевного страдания на лице друга, и отвернулся. Когда Ромбур, расправив плечи, заговорил, Лето с беспокойством ждал, какой выбор сделает его друг. Все точки над "i" были расставлены.
Наконец иксианский принц дал ответ срывающимся от волнения голосом:
- В таком случае я выбираю будущее моего народа. Ты научил меня тому, насколько это важно. Мне нужна взрывчатка. Надеюсь, что Пилру найдет ей достойное применение.
Он взял бутылку и отпил глоток пива, похищенного у Харконненов, потом сжал запястье Лето.
- Самое главное, чему я научился у Атрейдесов, - это тому, что интересы народа надо ставить выше своих собственных. Кайлее еще предстоит это понять.
Герцог направил судно мимо песчаного мола в устье реки, где сгрудились баржи, груз которых был покрыт зелеными тентами, трепетавшими на свежем морском ветру. Люди, собравшиеся в доках, наполняли мешок за мешком драгоценным зерном - главной статьей каладанского экспорта. По берегу катились фургоны, а со стороны залитых водой полей продолжали прибывать все новые груженные рисом плоскодонные суда. Кто-то, заметив лодку герцога, выпустил в воздух самодельные ракеты, которые с шипением взорвались разноцветными огнями в затянутом облаками небе.
Лето направил лодку к главному доку, от которого готова была отчалить груженая баржа. На доке для герцога был уже приготовлен помост, украшенный бело-зелеными вымпелами.
Забыв на время о своем трудном разговоре с Ромбуром, Лето придал своему лицу благородное выражение и постарался проникнуться атмосферой празднества. Такова была одна из многочисленных обязанностей герцога Атрейдеса.
***
Факты ничего не значат, если их вытесняет видимость. Не следует недооценивать превосходство впечатления над реальностью.
Принц Рафаэль Коррино. "Рудименты власти"
Барон Владимир Харконнен с трудом доковылял до балкона самой высокой башни семейного Убежища и взглянул на беспорядочное скопище домов Харко-Сити, опираясь на ненавистную клюку с изображением головы червя.
Однако без этого костыля он просто не в состоянии передвигаться.
Будь прокляты ведьмы и то, что они со мной сделали! Он не переставал думать о мести, но с тех пор как Община Сестер и Дом Харконненов получили возможность взаимного шантажа, они не могли открыто выступить друг против друга.
Надо найти более тонкий способ.
- Питер де Фриз! - рявкнул барон, зная, что кто-нибудь услышит его. Пришлите ко мне ментата!
Де Фриз все время вертелся рядом, хитрил, шпионил и интриговал. Стоило только крикнуть, как Питер появлялся, словно черт из табакерки. Если бы все были так же послушны - Раббан, Верховная Мать и этот высокомерный доктор Сук Юэх...
Как и ожидал барон, похожий на зверька человечек тотчас на цыпочках впорхнул на балкон, ловко передвигаясь на своих гуттаперчевых ногах. Он пришел как раз вовремя, неся в руках опечатанный пакет. Инженеры барона обещали потрясающий результат, зная, что если подведут, то барон заживо сдерет с них кожу.
- Ваши новые подвески, мой барон. - Де Фриз поклонился и вручил пакет своему разжиревшему хозяину. - Если вы наденете их на пояс, то они уменьшат ваш вес и позволят вам передвигаться с большей свободой.
Протянув толстую руку, барон схватил пакет и разорвал упаковку.
- Свободой, от которой я давно отвык.
Внутри лежали укрепленные на цепочке шарики подвесок, каждая из которых была снабжена своим источником энергии. Барон понимал, что не сможет никого одурачить, но ему по крайней мере удастся скрыть степень своей инвалидности. И пусть враги ломают голову...
- Для того чтобы научиться пользоваться подвесками, нужно немного попрактиковаться...
- Они снова помогут мне почувствовать себя сильным и здоровым. - Барон широко улыбнулся, рассматривая подвески. Потом он надел пояс на свой гротескно-толстый живот - интересно, когда же успело вырасти такое громадное брюхо? Он одну за другой включил все подвески. Вместе с тихим жужжанием барон ощутил, как его вес все меньше и меньше давит на ступни, как более раскованными становятся его суставы.
- Ах!
Барон сделал длинный шаг и взлетел над полом, как космонавт, прыгающий по поверхности планеты со слабым гравитационным полем.
- Питер, смотри! Ха-ха!
Приземлившись на одну ногу, он снова подпрыгнул, взлетев почти до потолка. Рассмеявшись, он сделал колесо и, как акробат, изящно приземлился на левую ногу.
- Так-то лучше!
Извращенный ментат стоял у двери, самодовольно ухмыляясь.
Барон, приземлившись, принялся, как фехтовальщик, со свистом размахивать тяжелой тростью.
- Именно на это я и рассчитывал! - Он изо всех сил грохнул тяжелой тростью по ни в чем не повинной столешнице.
- Надо поменять параметры настройки, чтобы приспособиться. Не стоит слишком усердствовать, мой барон, - предостерегающе произнес де Фриз, зная, что Харконнен поступит диаметрально противоположным образом.
Поступью великого балетного танцовщика барон пересек помещение, отечески потрепал Питера по щеке и выпорхнул на балкон.
Глядя, как толстяк самоуверенно летает на своих подвесках, де Фриз вдруг вообразил, что будет, если барон не рассчитает усилия и рухнет с края балкона. Об этом можно только мечтать.
Подвески, конечно, замедлят падение, но они могут только уменьшить вес, но не настолько, чтобы барон, грохнувшись на мостовую с такой высоты, не превратился в лепешку. Это был бы неожиданный, но очень приятный подарок.
Де Фриз отвечал за многое, включая размещение тайных запасов пряности. Он знал о хранилище на Ланкивейле и в других местах, так что в случае безвременной кончины барона он мог завладеть всем наследством, и этот тупица Раббан даже не понял бы, что происходит.
Может быть, легкий толчок в нужном направлении...
Однако толстяк ухватился за перила балкона и застыл в позе восторженного зеваки, попавшего на площадку обозрения и смотрящего на дымные улицы и плоские крыши домов. Столица выглядела черной и мрачной заводские корпуса и башни административных зданий пустили глубокие корни в землю Гьеди Первой. За городской чертой были видны еще более грязные и неряшливые деревни и шахтерские поселки, которые находились в таком плачевном состоянии, что не стоило тратить денег и сил на приведение их хотя бы в мало-мальский порядок. Потоки рабочих, похожие сверху на череду снующих муравьев, шли к промышленным предприятиям, чтобы отстоять еще одну смену за своими станками.
Барон сжал трость.
- Это мне больше не понадобится.
Он бросил прощальный взгляд на дорогую вещь, украшенную серебряной инкрустацией, провел толстыми, как сардельки, пальцами по гладкой деревянной поверхности и швырнул трость с балкона.
Перегнувшись через перила, он, как ребенок, стал следить за полетом тяжелой трости, надеясь, что она упадет кому-нибудь на голову.
Несомый подвесками барон вернулся в комнату, где Питер де Фриз стоял, с тоской глядя на край балкона. Чуда не произошло. Ментат знал, что всякая его интрига против барона закончится разоблачением и казнью. Барон всегда сможет заказать у тлейлаксов нового ментата - может быть, это будет гхола самого де Фриза, выращенный из его мертвых клеток. Вся надежда на нелепую случайность.., или на быстрое прогрессирование болезни, которую барон подцепил от ведьмы Бене Гессерит.
- Теперь ничто не может меня остановить, - восторженным голосом объявил барон. - Империи придется во все глаза следить за бароном Владимиром Харконненом.
- Да, я тоже так думаю, - поддакнул ментат.
***
Если ты сдался, то, значит, ты проиграл все. Однако если ты отказываешься сдаться, хотя все обстоятельства ополчились против тебя, то ты выиграл, потому что не оставил попыток.
Герцог Пауль Атрейдес
Гурни Халлек понимал, что если он хочет спасти сестру, то должен действовать в одиночку.
Он тщательно продумывал план спасения Бхет в течение двух месяцев, болея от бездействия и осознавая, что сестра страдает каждый момент, каждую ночь. Но Гурни понимал, что неминуемо потерпит неудачу, если не учтет каждую мелочь. Он раздобыл крупномасштабную карту Гьеди Первой и спланировал маршрут к Эбонитовой горе. Она оказалась очень далеко от его родных мест. Такое дальнее путешествие он не предпринимал еще ни разу в жизни.
Нервы Гурни были напряжены до предела, он боялся, что земляки заметят его странную деятельность, но они брели по жизни с опущенными головами, не замечая ничего вокруг себя. Даже родители ничего не говорили, не замечая изменения в настроении сына. Они вели себя так, словно их сын пропал вместе с дочерью.
Наконец, как следует подготовившись, Гурни дождался темноты и просто.., ушел из дома.
Закинув за плечо мешок с клубнями и овощами и заткнув за пояс нож, он отправился в путь по неровно нарезанным полям. Он избегал дорог и патрулей, спал днем и шел по ночам при неверном свете луны. Сомнительно, чтобы за ним послали ищеек. Жители деревни решат, что парня ночью схватили заплечных дел мастера Харконненов; как бы то ни было, сельчане скорее всего побоятся доложить начальству об исчезновении Халлека.
Несколько раз Гурни забирался в кузова грузовых машин и всю ночь ехал в нужном направлении. Несущиеся по воздуху грузовики ночами двигались без остановок. Эти транспорты позволили ему без особого труда преодолеть сотни километров, оставив время для размышлений, надежд и отдыха, так нужного ему, чтобы добраться до военного гарнизона.
В течение долгих ночных часов Гурни прислушивался к ровному гудению двигателей машин, везших на перерабатывающие заводы продукты или минеральные ископаемые. Ему очень не хватало балисета, который пришлось оставить дома - не мог же он нести громоздкий инструмент с собой! Когда у него был инструмент, он мог сочинять музыку, чтобы уменьшить страдание от того, что господа отняли у него единственного близкого человека. Как он тосковал теперь по тем дням. Сейчас же оставалось только напевать любимые мелодии.
Наконец на горизонте появилась коническая вершина Эбонитовой горы, плотного черного уснувшего вулкана, усеянного острыми обломками скал. Да и сам камень был таким черным, словно его облили смолой.
Казармы гарнизона представляли собой расположенные, как куски головоломки, плоские, лишенные украшений дома. Городок был похож на муравейник, окружавший ямы рабов и обсидиановые шахты. Между огороженными ямами и полковыми лагерями располагались дома, обслуживающие предприятия, гостиницы.., и маленький дом удовольствий, устроенный для утехи солдат Харконненов.
Итак, Гурни пробрался сюда незамеченным. Хозяева жизни не могли даже на мгновение допустить саму мысль о том, что низкий и подлый крестьянин, не отягощенный образованием и лишенный денег, отважится на свой страх и риск пересечь Гьеди Первую, будет следить за солдатами и иметь в голове личную цель.
Однако теперь надо было думать о том, как проникнуть в то место, где заточена Бхет. Гурни прятался и ждал, наблюдая за жизнью военного городка и пытаясь выработать план. Выбор был невелик.
Однако это не должно его остановить.
***
Низкорожденный, необразованный человек не мог даже думать о том, чтобы, притворившись своим, проникнуть на территорию гарнизона, поэтому Гурни сразу отбросил такую возможность пробраться в дом удовольствий. Вместо этого он устроит дерзкий налет. В одну руку он взял обрезок металлической трубы, найденной на свалке, а в другую - нож. Скрытностью придется пожертвовать ради быстроты.
Он ворвался в дом удовольствий через боковую дверь и подлетел к администратору, морщинистому старику, сидевшему на плетеном стуле за столом в вестибюле.
- Где Бхет? - заорал пришелец, подивившись звуку собственного голоса он так давно его не слышал. Сунув лезвие ножа под жилистый подбородок старика, он еще раз задал свой вопрос:
- Где Бхет Халлек?
На мгновение Гурни растерялся. Что, если в домах удовольствия для харконненовской солдатни женщин не называют по имени? Дрожа всем телом, старик увидел свою смерть в горящих глазах и покрытом шрамами лице Гурни.
- Камера двадцать один, - прохрипел он.
Гурни подтащил администратора прямо на стуле к шкафу и запер его там. После этого он бросился в длинный коридор.
Несколько угрюмых полуодетых в харконненовскую форму клиентов удивленно покосились на Гурни. Из-за закрытых дверей слышались вопли и глухие ритмичные удары, но у Халлека не было времени обращать внимание на эту мерзость. Все его существо было сосредоточено на одном: камера двадцать один. Бхет.
Поле зрения сузилось в точку. Наконец он увидел нужную дверь. Отвагой он выиграл какое-то время, но он понимал, что потребуется всего несколько мгновений, чтобы вызвать сюда солдат. Гурни не знал, сколько времени потребуется ему для того, чтобы освободить Бхет и вывести ее в укрытие. Потом они убегут в глушь, где их никто не найдет, но что делать потом, Гурни не знал.
Он не мог думать. Он знал только одно: надо сделать эту отчаянную попытку.
Номер был написан на имперском галахском языке на перемычке двери. Изнутри слышалась какая-то возня. Мускулистым плечом Гурни вышиб дверь, которая с грохотом упала на пол камеры.
- Бхет! - Испустив дикий рев, он вбежал в тускло освещенную комнату, держа в одной руке нож, а в другой металлическую дубину.
Бхет, лежавшая на койке, сдавленно вскрикнула, и он, обернувшись на этот вскрик, увидел, что сестра привязана к кровати тонкой проволокой. Толстый слой цветной мази, словно воинская маскировка, был нанесен на груди и на нижнюю часть тела, а два голых солдата отпрянули от своей жертвы и застыли на месте, как испуганные змеи. Оба держали в руках какие-то странные инструменты, один из которых с шипением рассыпал искры.
Гурни не желал понимать, что именно эти подонки делали с Бхет, он попытался не думать о тех садистских пытках, которым они подвергали его сестру. Его рев перешел в сдавленный крик, когда он увидел ее и остолбенел. Вид униженной Бхет, осознание той трагедии, которая происходила с ней все прошедшие четыре года, обрекли его попытку спасения сестры на провал.
Только одно мгновение он колебался, стоя с отвисшей от ужаса челюстью. Как изменилась Бхет - лицо ее вытянулось и постарело, тело стало худым и было покрыто синяками.., какая разительная перемена по сравнению с той семнадцатилетней красавицей, которой она была раньше. За ту долю секунды, которую Гурни простоял в нерешительности, его порыв иссяк.
Солдатам потребовалась именно эта доля секунды, чтобы вскочить с кровати и напасть на него.
Даже без рукавиц, сапог и бронежилетов они повалили Гурни на пол, сбив его с ног. Они точно знали, куда надо бить. Один из солдат поднес к шее Гурни свой искрящийся инструмент, и Халлек почувствовал, как онемела вся левая половина тела. Он непроизвольно дернулся.
Бхет мычала что-то нечленораздельное, пытаясь освободиться от проволочных пут, которыми она была прикручена к кровати. Как это ни странно, но Гурни успел заметить на шее сестры тонкий белый шрам. Они вырезали ей гортань.
Халлек не мог больше видеть Бхет, глаза заволокла красная пелена. В коридоре раздались тяжелые шаги и громкие крики. Пришло подкрепление. Он не сможет встать.
У Гурни сжалось сердце. Он проиграл. Они убьют его и, может быть, до смерти замучат Бхет. Если бы я не колебался. Этот момент нерешительности стоил Гурни поражения.
Один из солдат посмотрел на Гурни сверху вниз, и его губы скривились от ярости. Он сплюнул левым уголком рта, его голубые глаза, которые могли показаться красивыми в другое время и у другого человека, пылая, уставились на Гурни. Гвардеец выхватил нож и трубу из парализованных рук Халлека. Усмехнувшись, солдат отбросил нож, но продолжал держать трубу.
- Мы знаем, куда послать тебя, парень, - сказал он. Последнее, что он услышал, - это странный шепот сестры, но она потеряла способность произносить внятные слова. Солдат вполсилы опустил трубу на голову Гурни.
***
Мечты бывают простыми и сложными - как и мечтатели.
Лиет Кинес. "По следам моего отца"
Пока вооруженные люди вели двоих молодых фрименов по переходам, вырубленным в склоне ледяной горы, Лиет Кинес держал язык за зубами. Приглядываясь к деталям обстановки, он пытался понять, кто эти беглецы. Поношенная пурпурно-медная одежда их была похожа на военную форму.
Туннели, вырубленные в вечной мерзлоте, были облицованы прозрачным пластиком. Было холодно, и при дыхании изо рта шел пар, напоминая Лиету о том, сколько влаги покидает его организм при каждом выдохе.
- Так вы контрабандисты? - спросил Варрик. Сначала он шел за конвоирами, опустив глаза, смущенный тем, что их с Листом так легко поймали, но теперь смущение мало-помалу прошло и Варрик начал заинтересованно оглядываться по сторонам.
Доминик Верниус на ходу обернулся.
- Контрабандисты.., и нечто большее, парни. Наша миссия заключается не только в том, чтобы получить прибыль и набить брюхо.
В лице этого человека не было злобы. Доминик широко улыбнулся, и из-под усов сверкнули ослепительно белые зубы. Открытое лицо, лысина сверкает, как полированное дерево. Глаза Верниуса временами вспыхивали, но было видно, что часть этой личности - возвышенная и одухотворенная - была когда-то похищена и заменена чем-то гораздо более приземленным.
- Не слишком ли много ты им показываешь, Дом? - спросил рябой мужчина со следами тяжелого ожога на правой брови. - Только мы, поклявшиеся на крови, достойны доверия, правда, Асуйо?
- Не могу сказать, что доверяю фрименам меньше, чем этому проходимцу Туэку, а ведь мы ведем с ним дела, разве не так? - ответил Асуйо худощавый жилистый ветеран с ежиком коротко остриженных седых волос. На его потрепанной одежде были видны почти стершиеся знаки различия, а на груди висело несколько медалей. - Туэк продает воду, но в нем есть что-то маслянисто-скользкое.
Лысый предводитель продолжал, не останавливаясь, идти в глубь подземного города.
- Иодам, эти ребята нашли нас, несмотря на то что мы изо всех сил пытались скрыть наше присутствие. Мы оказались неуклюжими конспираторами, и нам надо благодарить Бога за то, что нас обнаружили фримены, а не сардаукары. Фримены любят императора не больше нашего, верно, парни?
Лиет и Варрик переглянулись.
- Император Шаддам далеко и ничего не знает о Дюне.
- Более того, он ничего не знает о чести. - Лицо Доминика исказилось, но он быстро взял себя в руки и сменил тему разговора.
- Я слышал, что имперский планетолог настолько сроднился с этой планетой, что сам стал фрименом и задумал возродить Дюну. Это правда? Поддерживает ли Шаддам такую деятельность?
- Император не знает ни о каких экологических планах. - Лиет, решив не скрывать свою принадлежность к фрименам, не стал говорить о родстве с планетологом и назвался другим именем. - Меня зовут Вейчих.
- Это хорошо - иметь грандиозные, несбыточные мечты, - задумчиво произнес Доминик. - Мы все носимся со своими мечтами.
Лиет не совсем понял, что имеет в виду этот гигант.
- Так почему вы прячетесь? Кто вы? Все уступили Доминику право ответа.
- Мы находимся здесь уже пятнадцать лет, и это не единственная наша база. Более важные находятся на других планетах, но я питаю слабость к нашему первому убежищу здесь, на Арракисе.
Варрик понимающе кивнул.
- Вы устроили здесь свой сиетч.
Доминик остановился у большого проема, прикрытого плитой плаза, и взглянул на провал между двумя отвесными стенами. На плоском дне пропасти в идеальном порядке были расставлены корабли. Некоторые из них были разобраны.
Вокруг одного из лихтеров сновали люди, занятые погрузкой готового к отлету корабля.
- У нас есть некоторые вещи, которых не найти в сиетчах, парень, и кроме того, мы немного шире смотрим на мир. - Он внимательно посмотрел на фрименов. - Но.., нам приходится хранить тайны. Как вы узнали, что мы здесь, ребята? Почему вы пришли сюда? Как вы разглядели нас, несмотря на хитроумную маскировку?
Варрик открыл было рот, но Лиет не дал ему говорить, перебив друга:
- А что мы получим в обмен на наш рассказ?
- Ваши жизни. Этого мало? - грубо ответил Асуйо, ощетинившись ежиком своих жестких седых волос. Лиет отрицательно покачал головой.
- Вы сможете убить нас и после того, как мы укажем на ваши ошибки. Вы вне закона, и вы не фримены - почему же я должен доверять вашим словам?
- Вне закона? - Доминик горько усмехнулся. - Законы империи причинили больше вреда, чем любая личная измена.., если, конечно, не считать измены самого императора. Старый Эльруд, а теперь еще и Шаддам. - Затравленное выражение в его глазах сменилось отсутствующим. - Проклятые Коррино... Отойдя от окна, он некоторое время молчал, потом снова заговорил:
- Парни, вы ведь не хотите передать меня сардаукарам? Я уверен, что за мою голову обещано сказочное вознаграждение.
Варрик посмотрел на друга. Оба были сильно озадачены.
- Но ведь мы даже не знаем, кто вы, сэр. Контрабандисты коротко рассмеялись. Доминик облегченно вздохнул, хотя за этим облегчением скрывалось некоторое разочарование. Он выпятил грудь:
- Когда-то я был героем подавления бунта на Эказе, моей женой была красивейшая наложница императора. Меня свергли интервенты, захватившие мою планету.
Политика и огромные пространства империи существовали вне фрименского мироощущения Лиета. Иногда ему, правда, очень хотелось побывать на других планетах, но он сомневался, что эта мечта когда-либо осуществится.
Лысый великан погладил рукой прозрачную облицовку туннеля.
- Когда я бываю здесь, то всегда вспоминаю Икс... - Его тоскливый голос дрогнул. - Вот почему я питаю слабость к этому месту, вот почему меня всегда тянет именно на эту базу.
Доминик очнулся от воспоминаний и взял себя в руки, удивленно посмотрев на своих товарищей с таким видом, как будто видел их впервые.
- Асуйо, Иодам, мы отведем этих ребят в мой личный кабинет. - С кривой усмешкой Доминик окинул взглядом обоих молодых фрименов. - Он обставлен и отделан, как мои покои в Гран-Пале. Могли, правда, быть и неточности - я не захватил с собой чертежи, нам пришлось очень быстро покинуть дворец...
Лысый человек зашагал по туннелю, ровным бесстрастным тоном рассказывая историю своей жизни.
- Моя жена была убита сардаукарами. Мои сын и дочь живут в изгнании на Каладане. Вскоре после вторжения я попытался совершить налет на Икс, но потерпел неудачу и едва не погиб. Я потерял много своих людей, и Иодам спас мне жизнь, вытащив меня из пылающего ада. С тех пор мне приходится скрываться, но я изо всех сил стараюсь навредить этой свинье падишаху-императору и изменникам из Ландсраада, которые меня предали.
***
Они прошли мимо заставленных спрятанным под брезентом оборудованием складских ангаров, ремонтных мастерских с разобранными и готовыми к действию машинами.
- Однако вся моя борьба сводится к мелкому вандализму - мы портим монументы Коррино, уродуем лица статуй, пишем на стенах оскорбительные лозунги.., но все это не более чем мелкие уколы для самолюбия Шаддама. Естественно, после рождения еще одной дочери - Иосифы - у него стало четыре дочери при отсутствии сына и наследника, а это, согласитесь, куда большая для него проблема, чем все мои выходки.
- Причинять неприятности Коррино стало целью нашей жизни, - хрипло произнес рябой Иодам.
Асуйо провел рукой по своим жестким волосам и сказал:
- Мы много раз были обязаны графу Верниусу своей жизнью и не позволим кому бы то ни было причинить ему хотя бы малейший вред. Я оставил свой пост, отказался от высокого чина в императорской армии, чтобы присоединиться к отряду графа. Поймите, мы не хотим, чтобы какие-то фрименские юнцы разбалтывали наши секреты.
- Вы можете положиться на слово фримена, - с достоинством произнес Варрик.
- Но мы не давали нашего слова, - проговорил Лиет, прищурив глаза. Пока.
Наконец они вошли в комнату, убранную с неуклюжей роскошью. Было такое впечатление, что обстановкой занимался некультурный человек, начисто лишенный художественного вкуса. Подбор драгоценных и дорогих вещей был абсолютно случайным. Сундуки были переполнены монетами низкопробного золота, из-за чего помещение походило на пиратский притон. Небрежное обращение с памятными вещами - например, с монетами, на которых с одной стороны был отчеканен профиль Шаддама, а с другой - Трон Золотого Льва, говорило о том, что лысый воин сам не знает, что делать с деньгами, которые он похитил.
Доминик запустил мозолистую руку в чашу, наполненную изумрудными жемчужинами, каждая из которых была размером с ноготь мизинца.
- Моховой жемчуг из Хармонтепа. Шандо очень любила его, ей очень нравился этот зеленый оттенок. - В отличие от Рондо Туэка, для которого источником наслаждения были сами вещи, графу были дороги воспоминания, которые эти вещи навевали.
Отослав Иодама и Асуйо, Доминик уселся на пурпурную подушку кресла и указал гостям на такие же кресла, поставленные по другую сторону низкого стола. Гладкая поверхность деревянной столешницы была покрыта прихотливой формы пятнами, цветовая гамма которых представляла собой переходы оттенков от малинового до ярко-алого.
- Полированное кровавое дерево, - пояснил Доминик и постучал костяшками пальцев, по древу рассыпались гроздья цветных шариков. - Сок все еще течет по древесине при нагревании, хотя дерево было срублено много лет назад.
Доминик посмотрел на стены, увешанные грубыми карандашными портретами, вставленными в дорогие рамы. Граф сделал эти рисунки, вдохновляясь свежей памятью больше, нежели художественным мастерством.
Наконец иксианский принц дал ответ срывающимся от волнения голосом:
- В таком случае я выбираю будущее моего народа. Ты научил меня тому, насколько это важно. Мне нужна взрывчатка. Надеюсь, что Пилру найдет ей достойное применение.
Он взял бутылку и отпил глоток пива, похищенного у Харконненов, потом сжал запястье Лето.
- Самое главное, чему я научился у Атрейдесов, - это тому, что интересы народа надо ставить выше своих собственных. Кайлее еще предстоит это понять.
Герцог направил судно мимо песчаного мола в устье реки, где сгрудились баржи, груз которых был покрыт зелеными тентами, трепетавшими на свежем морском ветру. Люди, собравшиеся в доках, наполняли мешок за мешком драгоценным зерном - главной статьей каладанского экспорта. По берегу катились фургоны, а со стороны залитых водой полей продолжали прибывать все новые груженные рисом плоскодонные суда. Кто-то, заметив лодку герцога, выпустил в воздух самодельные ракеты, которые с шипением взорвались разноцветными огнями в затянутом облаками небе.
Лето направил лодку к главному доку, от которого готова была отчалить груженая баржа. На доке для герцога был уже приготовлен помост, украшенный бело-зелеными вымпелами.
Забыв на время о своем трудном разговоре с Ромбуром, Лето придал своему лицу благородное выражение и постарался проникнуться атмосферой празднества. Такова была одна из многочисленных обязанностей герцога Атрейдеса.
***
Факты ничего не значат, если их вытесняет видимость. Не следует недооценивать превосходство впечатления над реальностью.
Принц Рафаэль Коррино. "Рудименты власти"
Барон Владимир Харконнен с трудом доковылял до балкона самой высокой башни семейного Убежища и взглянул на беспорядочное скопище домов Харко-Сити, опираясь на ненавистную клюку с изображением головы червя.
Однако без этого костыля он просто не в состоянии передвигаться.
Будь прокляты ведьмы и то, что они со мной сделали! Он не переставал думать о мести, но с тех пор как Община Сестер и Дом Харконненов получили возможность взаимного шантажа, они не могли открыто выступить друг против друга.
Надо найти более тонкий способ.
- Питер де Фриз! - рявкнул барон, зная, что кто-нибудь услышит его. Пришлите ко мне ментата!
Де Фриз все время вертелся рядом, хитрил, шпионил и интриговал. Стоило только крикнуть, как Питер появлялся, словно черт из табакерки. Если бы все были так же послушны - Раббан, Верховная Мать и этот высокомерный доктор Сук Юэх...
Как и ожидал барон, похожий на зверька человечек тотчас на цыпочках впорхнул на балкон, ловко передвигаясь на своих гуттаперчевых ногах. Он пришел как раз вовремя, неся в руках опечатанный пакет. Инженеры барона обещали потрясающий результат, зная, что если подведут, то барон заживо сдерет с них кожу.
- Ваши новые подвески, мой барон. - Де Фриз поклонился и вручил пакет своему разжиревшему хозяину. - Если вы наденете их на пояс, то они уменьшат ваш вес и позволят вам передвигаться с большей свободой.
Протянув толстую руку, барон схватил пакет и разорвал упаковку.
- Свободой, от которой я давно отвык.
Внутри лежали укрепленные на цепочке шарики подвесок, каждая из которых была снабжена своим источником энергии. Барон понимал, что не сможет никого одурачить, но ему по крайней мере удастся скрыть степень своей инвалидности. И пусть враги ломают голову...
- Для того чтобы научиться пользоваться подвесками, нужно немного попрактиковаться...
- Они снова помогут мне почувствовать себя сильным и здоровым. - Барон широко улыбнулся, рассматривая подвески. Потом он надел пояс на свой гротескно-толстый живот - интересно, когда же успело вырасти такое громадное брюхо? Он одну за другой включил все подвески. Вместе с тихим жужжанием барон ощутил, как его вес все меньше и меньше давит на ступни, как более раскованными становятся его суставы.
- Ах!
Барон сделал длинный шаг и взлетел над полом, как космонавт, прыгающий по поверхности планеты со слабым гравитационным полем.
- Питер, смотри! Ха-ха!
Приземлившись на одну ногу, он снова подпрыгнул, взлетев почти до потолка. Рассмеявшись, он сделал колесо и, как акробат, изящно приземлился на левую ногу.
- Так-то лучше!
Извращенный ментат стоял у двери, самодовольно ухмыляясь.
Барон, приземлившись, принялся, как фехтовальщик, со свистом размахивать тяжелой тростью.
- Именно на это я и рассчитывал! - Он изо всех сил грохнул тяжелой тростью по ни в чем не повинной столешнице.
- Надо поменять параметры настройки, чтобы приспособиться. Не стоит слишком усердствовать, мой барон, - предостерегающе произнес де Фриз, зная, что Харконнен поступит диаметрально противоположным образом.
Поступью великого балетного танцовщика барон пересек помещение, отечески потрепал Питера по щеке и выпорхнул на балкон.
Глядя, как толстяк самоуверенно летает на своих подвесках, де Фриз вдруг вообразил, что будет, если барон не рассчитает усилия и рухнет с края балкона. Об этом можно только мечтать.
Подвески, конечно, замедлят падение, но они могут только уменьшить вес, но не настолько, чтобы барон, грохнувшись на мостовую с такой высоты, не превратился в лепешку. Это был бы неожиданный, но очень приятный подарок.
Де Фриз отвечал за многое, включая размещение тайных запасов пряности. Он знал о хранилище на Ланкивейле и в других местах, так что в случае безвременной кончины барона он мог завладеть всем наследством, и этот тупица Раббан даже не понял бы, что происходит.
Может быть, легкий толчок в нужном направлении...
Однако толстяк ухватился за перила балкона и застыл в позе восторженного зеваки, попавшего на площадку обозрения и смотрящего на дымные улицы и плоские крыши домов. Столица выглядела черной и мрачной заводские корпуса и башни административных зданий пустили глубокие корни в землю Гьеди Первой. За городской чертой были видны еще более грязные и неряшливые деревни и шахтерские поселки, которые находились в таком плачевном состоянии, что не стоило тратить денег и сил на приведение их хотя бы в мало-мальский порядок. Потоки рабочих, похожие сверху на череду снующих муравьев, шли к промышленным предприятиям, чтобы отстоять еще одну смену за своими станками.
Барон сжал трость.
- Это мне больше не понадобится.
Он бросил прощальный взгляд на дорогую вещь, украшенную серебряной инкрустацией, провел толстыми, как сардельки, пальцами по гладкой деревянной поверхности и швырнул трость с балкона.
Перегнувшись через перила, он, как ребенок, стал следить за полетом тяжелой трости, надеясь, что она упадет кому-нибудь на голову.
Несомый подвесками барон вернулся в комнату, где Питер де Фриз стоял, с тоской глядя на край балкона. Чуда не произошло. Ментат знал, что всякая его интрига против барона закончится разоблачением и казнью. Барон всегда сможет заказать у тлейлаксов нового ментата - может быть, это будет гхола самого де Фриза, выращенный из его мертвых клеток. Вся надежда на нелепую случайность.., или на быстрое прогрессирование болезни, которую барон подцепил от ведьмы Бене Гессерит.
- Теперь ничто не может меня остановить, - восторженным голосом объявил барон. - Империи придется во все глаза следить за бароном Владимиром Харконненом.
- Да, я тоже так думаю, - поддакнул ментат.
***
Если ты сдался, то, значит, ты проиграл все. Однако если ты отказываешься сдаться, хотя все обстоятельства ополчились против тебя, то ты выиграл, потому что не оставил попыток.
Герцог Пауль Атрейдес
Гурни Халлек понимал, что если он хочет спасти сестру, то должен действовать в одиночку.
Он тщательно продумывал план спасения Бхет в течение двух месяцев, болея от бездействия и осознавая, что сестра страдает каждый момент, каждую ночь. Но Гурни понимал, что неминуемо потерпит неудачу, если не учтет каждую мелочь. Он раздобыл крупномасштабную карту Гьеди Первой и спланировал маршрут к Эбонитовой горе. Она оказалась очень далеко от его родных мест. Такое дальнее путешествие он не предпринимал еще ни разу в жизни.
Нервы Гурни были напряжены до предела, он боялся, что земляки заметят его странную деятельность, но они брели по жизни с опущенными головами, не замечая ничего вокруг себя. Даже родители ничего не говорили, не замечая изменения в настроении сына. Они вели себя так, словно их сын пропал вместе с дочерью.
Наконец, как следует подготовившись, Гурни дождался темноты и просто.., ушел из дома.
Закинув за плечо мешок с клубнями и овощами и заткнув за пояс нож, он отправился в путь по неровно нарезанным полям. Он избегал дорог и патрулей, спал днем и шел по ночам при неверном свете луны. Сомнительно, чтобы за ним послали ищеек. Жители деревни решат, что парня ночью схватили заплечных дел мастера Харконненов; как бы то ни было, сельчане скорее всего побоятся доложить начальству об исчезновении Халлека.
Несколько раз Гурни забирался в кузова грузовых машин и всю ночь ехал в нужном направлении. Несущиеся по воздуху грузовики ночами двигались без остановок. Эти транспорты позволили ему без особого труда преодолеть сотни километров, оставив время для размышлений, надежд и отдыха, так нужного ему, чтобы добраться до военного гарнизона.
В течение долгих ночных часов Гурни прислушивался к ровному гудению двигателей машин, везших на перерабатывающие заводы продукты или минеральные ископаемые. Ему очень не хватало балисета, который пришлось оставить дома - не мог же он нести громоздкий инструмент с собой! Когда у него был инструмент, он мог сочинять музыку, чтобы уменьшить страдание от того, что господа отняли у него единственного близкого человека. Как он тосковал теперь по тем дням. Сейчас же оставалось только напевать любимые мелодии.
Наконец на горизонте появилась коническая вершина Эбонитовой горы, плотного черного уснувшего вулкана, усеянного острыми обломками скал. Да и сам камень был таким черным, словно его облили смолой.
Казармы гарнизона представляли собой расположенные, как куски головоломки, плоские, лишенные украшений дома. Городок был похож на муравейник, окружавший ямы рабов и обсидиановые шахты. Между огороженными ямами и полковыми лагерями располагались дома, обслуживающие предприятия, гостиницы.., и маленький дом удовольствий, устроенный для утехи солдат Харконненов.
Итак, Гурни пробрался сюда незамеченным. Хозяева жизни не могли даже на мгновение допустить саму мысль о том, что низкий и подлый крестьянин, не отягощенный образованием и лишенный денег, отважится на свой страх и риск пересечь Гьеди Первую, будет следить за солдатами и иметь в голове личную цель.
Однако теперь надо было думать о том, как проникнуть в то место, где заточена Бхет. Гурни прятался и ждал, наблюдая за жизнью военного городка и пытаясь выработать план. Выбор был невелик.
Однако это не должно его остановить.
***
Низкорожденный, необразованный человек не мог даже думать о том, чтобы, притворившись своим, проникнуть на территорию гарнизона, поэтому Гурни сразу отбросил такую возможность пробраться в дом удовольствий. Вместо этого он устроит дерзкий налет. В одну руку он взял обрезок металлической трубы, найденной на свалке, а в другую - нож. Скрытностью придется пожертвовать ради быстроты.
Он ворвался в дом удовольствий через боковую дверь и подлетел к администратору, морщинистому старику, сидевшему на плетеном стуле за столом в вестибюле.
- Где Бхет? - заорал пришелец, подивившись звуку собственного голоса он так давно его не слышал. Сунув лезвие ножа под жилистый подбородок старика, он еще раз задал свой вопрос:
- Где Бхет Халлек?
На мгновение Гурни растерялся. Что, если в домах удовольствия для харконненовской солдатни женщин не называют по имени? Дрожа всем телом, старик увидел свою смерть в горящих глазах и покрытом шрамами лице Гурни.
- Камера двадцать один, - прохрипел он.
Гурни подтащил администратора прямо на стуле к шкафу и запер его там. После этого он бросился в длинный коридор.
Несколько угрюмых полуодетых в харконненовскую форму клиентов удивленно покосились на Гурни. Из-за закрытых дверей слышались вопли и глухие ритмичные удары, но у Халлека не было времени обращать внимание на эту мерзость. Все его существо было сосредоточено на одном: камера двадцать один. Бхет.
Поле зрения сузилось в точку. Наконец он увидел нужную дверь. Отвагой он выиграл какое-то время, но он понимал, что потребуется всего несколько мгновений, чтобы вызвать сюда солдат. Гурни не знал, сколько времени потребуется ему для того, чтобы освободить Бхет и вывести ее в укрытие. Потом они убегут в глушь, где их никто не найдет, но что делать потом, Гурни не знал.
Он не мог думать. Он знал только одно: надо сделать эту отчаянную попытку.
Номер был написан на имперском галахском языке на перемычке двери. Изнутри слышалась какая-то возня. Мускулистым плечом Гурни вышиб дверь, которая с грохотом упала на пол камеры.
- Бхет! - Испустив дикий рев, он вбежал в тускло освещенную комнату, держа в одной руке нож, а в другой металлическую дубину.
Бхет, лежавшая на койке, сдавленно вскрикнула, и он, обернувшись на этот вскрик, увидел, что сестра привязана к кровати тонкой проволокой. Толстый слой цветной мази, словно воинская маскировка, был нанесен на груди и на нижнюю часть тела, а два голых солдата отпрянули от своей жертвы и застыли на месте, как испуганные змеи. Оба держали в руках какие-то странные инструменты, один из которых с шипением рассыпал искры.
Гурни не желал понимать, что именно эти подонки делали с Бхет, он попытался не думать о тех садистских пытках, которым они подвергали его сестру. Его рев перешел в сдавленный крик, когда он увидел ее и остолбенел. Вид униженной Бхет, осознание той трагедии, которая происходила с ней все прошедшие четыре года, обрекли его попытку спасения сестры на провал.
Только одно мгновение он колебался, стоя с отвисшей от ужаса челюстью. Как изменилась Бхет - лицо ее вытянулось и постарело, тело стало худым и было покрыто синяками.., какая разительная перемена по сравнению с той семнадцатилетней красавицей, которой она была раньше. За ту долю секунды, которую Гурни простоял в нерешительности, его порыв иссяк.
Солдатам потребовалась именно эта доля секунды, чтобы вскочить с кровати и напасть на него.
Даже без рукавиц, сапог и бронежилетов они повалили Гурни на пол, сбив его с ног. Они точно знали, куда надо бить. Один из солдат поднес к шее Гурни свой искрящийся инструмент, и Халлек почувствовал, как онемела вся левая половина тела. Он непроизвольно дернулся.
Бхет мычала что-то нечленораздельное, пытаясь освободиться от проволочных пут, которыми она была прикручена к кровати. Как это ни странно, но Гурни успел заметить на шее сестры тонкий белый шрам. Они вырезали ей гортань.
Халлек не мог больше видеть Бхет, глаза заволокла красная пелена. В коридоре раздались тяжелые шаги и громкие крики. Пришло подкрепление. Он не сможет встать.
У Гурни сжалось сердце. Он проиграл. Они убьют его и, может быть, до смерти замучат Бхет. Если бы я не колебался. Этот момент нерешительности стоил Гурни поражения.
Один из солдат посмотрел на Гурни сверху вниз, и его губы скривились от ярости. Он сплюнул левым уголком рта, его голубые глаза, которые могли показаться красивыми в другое время и у другого человека, пылая, уставились на Гурни. Гвардеец выхватил нож и трубу из парализованных рук Халлека. Усмехнувшись, солдат отбросил нож, но продолжал держать трубу.
- Мы знаем, куда послать тебя, парень, - сказал он. Последнее, что он услышал, - это странный шепот сестры, но она потеряла способность произносить внятные слова. Солдат вполсилы опустил трубу на голову Гурни.
***
Мечты бывают простыми и сложными - как и мечтатели.
Лиет Кинес. "По следам моего отца"
Пока вооруженные люди вели двоих молодых фрименов по переходам, вырубленным в склоне ледяной горы, Лиет Кинес держал язык за зубами. Приглядываясь к деталям обстановки, он пытался понять, кто эти беглецы. Поношенная пурпурно-медная одежда их была похожа на военную форму.
Туннели, вырубленные в вечной мерзлоте, были облицованы прозрачным пластиком. Было холодно, и при дыхании изо рта шел пар, напоминая Лиету о том, сколько влаги покидает его организм при каждом выдохе.
- Так вы контрабандисты? - спросил Варрик. Сначала он шел за конвоирами, опустив глаза, смущенный тем, что их с Листом так легко поймали, но теперь смущение мало-помалу прошло и Варрик начал заинтересованно оглядываться по сторонам.
Доминик Верниус на ходу обернулся.
- Контрабандисты.., и нечто большее, парни. Наша миссия заключается не только в том, чтобы получить прибыль и набить брюхо.
В лице этого человека не было злобы. Доминик широко улыбнулся, и из-под усов сверкнули ослепительно белые зубы. Открытое лицо, лысина сверкает, как полированное дерево. Глаза Верниуса временами вспыхивали, но было видно, что часть этой личности - возвышенная и одухотворенная - была когда-то похищена и заменена чем-то гораздо более приземленным.
- Не слишком ли много ты им показываешь, Дом? - спросил рябой мужчина со следами тяжелого ожога на правой брови. - Только мы, поклявшиеся на крови, достойны доверия, правда, Асуйо?
- Не могу сказать, что доверяю фрименам меньше, чем этому проходимцу Туэку, а ведь мы ведем с ним дела, разве не так? - ответил Асуйо худощавый жилистый ветеран с ежиком коротко остриженных седых волос. На его потрепанной одежде были видны почти стершиеся знаки различия, а на груди висело несколько медалей. - Туэк продает воду, но в нем есть что-то маслянисто-скользкое.
Лысый предводитель продолжал, не останавливаясь, идти в глубь подземного города.
- Иодам, эти ребята нашли нас, несмотря на то что мы изо всех сил пытались скрыть наше присутствие. Мы оказались неуклюжими конспираторами, и нам надо благодарить Бога за то, что нас обнаружили фримены, а не сардаукары. Фримены любят императора не больше нашего, верно, парни?
Лиет и Варрик переглянулись.
- Император Шаддам далеко и ничего не знает о Дюне.
- Более того, он ничего не знает о чести. - Лицо Доминика исказилось, но он быстро взял себя в руки и сменил тему разговора.
- Я слышал, что имперский планетолог настолько сроднился с этой планетой, что сам стал фрименом и задумал возродить Дюну. Это правда? Поддерживает ли Шаддам такую деятельность?
- Император не знает ни о каких экологических планах. - Лиет, решив не скрывать свою принадлежность к фрименам, не стал говорить о родстве с планетологом и назвался другим именем. - Меня зовут Вейчих.
- Это хорошо - иметь грандиозные, несбыточные мечты, - задумчиво произнес Доминик. - Мы все носимся со своими мечтами.
Лиет не совсем понял, что имеет в виду этот гигант.
- Так почему вы прячетесь? Кто вы? Все уступили Доминику право ответа.
- Мы находимся здесь уже пятнадцать лет, и это не единственная наша база. Более важные находятся на других планетах, но я питаю слабость к нашему первому убежищу здесь, на Арракисе.
Варрик понимающе кивнул.
- Вы устроили здесь свой сиетч.
Доминик остановился у большого проема, прикрытого плитой плаза, и взглянул на провал между двумя отвесными стенами. На плоском дне пропасти в идеальном порядке были расставлены корабли. Некоторые из них были разобраны.
Вокруг одного из лихтеров сновали люди, занятые погрузкой готового к отлету корабля.
- У нас есть некоторые вещи, которых не найти в сиетчах, парень, и кроме того, мы немного шире смотрим на мир. - Он внимательно посмотрел на фрименов. - Но.., нам приходится хранить тайны. Как вы узнали, что мы здесь, ребята? Почему вы пришли сюда? Как вы разглядели нас, несмотря на хитроумную маскировку?
Варрик открыл было рот, но Лиет не дал ему говорить, перебив друга:
- А что мы получим в обмен на наш рассказ?
- Ваши жизни. Этого мало? - грубо ответил Асуйо, ощетинившись ежиком своих жестких седых волос. Лиет отрицательно покачал головой.
- Вы сможете убить нас и после того, как мы укажем на ваши ошибки. Вы вне закона, и вы не фримены - почему же я должен доверять вашим словам?
- Вне закона? - Доминик горько усмехнулся. - Законы империи причинили больше вреда, чем любая личная измена.., если, конечно, не считать измены самого императора. Старый Эльруд, а теперь еще и Шаддам. - Затравленное выражение в его глазах сменилось отсутствующим. - Проклятые Коррино... Отойдя от окна, он некоторое время молчал, потом снова заговорил:
- Парни, вы ведь не хотите передать меня сардаукарам? Я уверен, что за мою голову обещано сказочное вознаграждение.
Варрик посмотрел на друга. Оба были сильно озадачены.
- Но ведь мы даже не знаем, кто вы, сэр. Контрабандисты коротко рассмеялись. Доминик облегченно вздохнул, хотя за этим облегчением скрывалось некоторое разочарование. Он выпятил грудь:
- Когда-то я был героем подавления бунта на Эказе, моей женой была красивейшая наложница императора. Меня свергли интервенты, захватившие мою планету.
Политика и огромные пространства империи существовали вне фрименского мироощущения Лиета. Иногда ему, правда, очень хотелось побывать на других планетах, но он сомневался, что эта мечта когда-либо осуществится.
Лысый великан погладил рукой прозрачную облицовку туннеля.
- Когда я бываю здесь, то всегда вспоминаю Икс... - Его тоскливый голос дрогнул. - Вот почему я питаю слабость к этому месту, вот почему меня всегда тянет именно на эту базу.
Доминик очнулся от воспоминаний и взял себя в руки, удивленно посмотрев на своих товарищей с таким видом, как будто видел их впервые.
- Асуйо, Иодам, мы отведем этих ребят в мой личный кабинет. - С кривой усмешкой Доминик окинул взглядом обоих молодых фрименов. - Он обставлен и отделан, как мои покои в Гран-Пале. Могли, правда, быть и неточности - я не захватил с собой чертежи, нам пришлось очень быстро покинуть дворец...
Лысый человек зашагал по туннелю, ровным бесстрастным тоном рассказывая историю своей жизни.
- Моя жена была убита сардаукарами. Мои сын и дочь живут в изгнании на Каладане. Вскоре после вторжения я попытался совершить налет на Икс, но потерпел неудачу и едва не погиб. Я потерял много своих людей, и Иодам спас мне жизнь, вытащив меня из пылающего ада. С тех пор мне приходится скрываться, но я изо всех сил стараюсь навредить этой свинье падишаху-императору и изменникам из Ландсраада, которые меня предали.
***
Они прошли мимо заставленных спрятанным под брезентом оборудованием складских ангаров, ремонтных мастерских с разобранными и готовыми к действию машинами.
- Однако вся моя борьба сводится к мелкому вандализму - мы портим монументы Коррино, уродуем лица статуй, пишем на стенах оскорбительные лозунги.., но все это не более чем мелкие уколы для самолюбия Шаддама. Естественно, после рождения еще одной дочери - Иосифы - у него стало четыре дочери при отсутствии сына и наследника, а это, согласитесь, куда большая для него проблема, чем все мои выходки.
- Причинять неприятности Коррино стало целью нашей жизни, - хрипло произнес рябой Иодам.
Асуйо провел рукой по своим жестким волосам и сказал:
- Мы много раз были обязаны графу Верниусу своей жизнью и не позволим кому бы то ни было причинить ему хотя бы малейший вред. Я оставил свой пост, отказался от высокого чина в императорской армии, чтобы присоединиться к отряду графа. Поймите, мы не хотим, чтобы какие-то фрименские юнцы разбалтывали наши секреты.
- Вы можете положиться на слово фримена, - с достоинством произнес Варрик.
- Но мы не давали нашего слова, - проговорил Лиет, прищурив глаза. Пока.
Наконец они вошли в комнату, убранную с неуклюжей роскошью. Было такое впечатление, что обстановкой занимался некультурный человек, начисто лишенный художественного вкуса. Подбор драгоценных и дорогих вещей был абсолютно случайным. Сундуки были переполнены монетами низкопробного золота, из-за чего помещение походило на пиратский притон. Небрежное обращение с памятными вещами - например, с монетами, на которых с одной стороны был отчеканен профиль Шаддама, а с другой - Трон Золотого Льва, говорило о том, что лысый воин сам не знает, что делать с деньгами, которые он похитил.
Доминик запустил мозолистую руку в чашу, наполненную изумрудными жемчужинами, каждая из которых была размером с ноготь мизинца.
- Моховой жемчуг из Хармонтепа. Шандо очень любила его, ей очень нравился этот зеленый оттенок. - В отличие от Рондо Туэка, для которого источником наслаждения были сами вещи, графу были дороги воспоминания, которые эти вещи навевали.
Отослав Иодама и Асуйо, Доминик уселся на пурпурную подушку кресла и указал гостям на такие же кресла, поставленные по другую сторону низкого стола. Гладкая поверхность деревянной столешницы была покрыта прихотливой формы пятнами, цветовая гамма которых представляла собой переходы оттенков от малинового до ярко-алого.
- Полированное кровавое дерево, - пояснил Доминик и постучал костяшками пальцев, по древу рассыпались гроздья цветных шариков. - Сок все еще течет по древесине при нагревании, хотя дерево было срублено много лет назад.
Доминик посмотрел на стены, увешанные грубыми карандашными портретами, вставленными в дорогие рамы. Граф сделал эти рисунки, вдохновляясь свежей памятью больше, нежели художественным мастерством.