Херберт Брайан. Дюна - Дом Харконненов (Том 1)

   После недолгого молчания Гават ответил:
   - Мне неизвестны такие случаи, миледи.
   - И тем не менее вы приставили ко мне эту неуклюжую курицу для слежки за мной. Почему вы меня боитесь? В чем подозреваете? - Она не стала применять Голос в общении с ментатом, который не простил бы ей этого промаха. Вместо этого Джессика придала своему тону скрытую холодную угрозу. - Предупреждаю вас, не вздумайте лгать.
   Пусть он думает, что я - Вещающая Истину.
   - Прошу прощения за недоразумение, миледи. Возможно, я немного.., переусердствовал, чтобы защитить герцога.
   Она очень сильная молодая женщина. Лето мог попасть в нехорошую ситуацию, подумал Гават.
   - Меня восхищает ваша преданность ему. - Джессика заметила, что выражение глаз ментата смягчилось, в них не было страха, зато появилось уважение. - Я пробыла здесь очень недолго, а вы служите уже трем поколениям Атрейдесов. На вашей правой ноге шрам от удара рога салусанского быка, который вы получили во время одного из первых боев герцога Пауля, не так ли? Вам, конечно, трудно примириться с чем-то новым. - Она отступила на полшага, позволив себе взглядом выразить сожаление. - Пока ваш герцог обходится со мной как с дальней родственницей, но надеюсь, что в будущем он не будет мною разочарован. Я не вызову его недовольства.
   - Миледи, позвольте мне заверить вас, что вы не вызываете его недовольства. Но он уже выбрал Кайлею Верниус. Она - мать его сына.
   Джессике не потребовалось много времени, чтобы понять, что в отношениях Лето и Кайлеи давно образовалась трещина.
   - Но, ментат, она не является ни его официальной наложницей, ни законной супругой. Мальчик не имеет никаких родовых прав. Что мы можем вывести на этом основании?
   Гават застыл на месте с оскорбленным видом.
   - Отец учил Лето использовать женитьбу исключительно для блага Дома Атрейдесов, для получения политических выгод. В Ландсрааде герцогу было сделано несколько подходящих предложений, но Лето еще не выбрал лучшую партию, хотя и размышляет об этом.
   - Вот и пусть размышляет. - Джессика дала понять, что разговор окончен. Дождавшись, когда Гават направился к двери, она сказала:
   - С этого момента, Туфир, я сама буду подбирать себе камеристок.
   - Как пожелаете, миледи.
   После того как ментат ушел, Джессика попыталась оценить положение, в котором оказалась. При этом она больше думала о своих долгосрочных планах, чем о своей миссии, которую поручила ей Община Сестер. Ее красоту можно было усилить с помощью техники, разработанной в Бене Гессерит и которой владела любая послушница. Но Лето - гордый индивидуалист, он может заподозрить неладное и откажется стать объектом манипуляции. Даже если и так, то Джессике все равно предстоит нелегкое дело.
   Иногда она ловила на себе мимолетные взгляды Лето, в них было выражение вины, особенно после стычек с Кайлеей. Но стоило Джессике попытаться использовать такую ситуацию, как Лето мгновенно становился холоден и замыкался в себе.
   Осложняло положение и то, что Джессика жила в бывших покоях леди Елены. Лето неохотно заходил в апартаменты матери. После смерти старого герцога враждебность между Лето и матерью достигла своего апогея, Елена была отправлена для "отдыха и медитации" в отдаленную религиозную общину отшельниц. Все это было очень похоже на изгнание, но Джессика не нашла никаких объяснений в архивах Атрейдесов. Само проживание в покоях матери служило барьером между молодой женщиной и Лето.
   Лето Атрейдес был определенно привлекателен и умопомрачительно красив, и Джессике была бы приятна близость с ним. Она и в самом деле хотела быть с ним. Каждый раз, когда ее посещало такое желание, она принималась ругать себя - а желание посещало ее довольно часто. Но она не могла позволить эмоциям захлестнуть себя. Устав Бене Гессерит запрещал Сестрам любить.
   Мне предстоит сделать здесь важное дело, напомнила она себе. Джессика дождется благоприятного момента; главное - не терять терпения.
   ***
   Бесконечность привлекает нас, как яркий свет маяка, ослепляя до такой степени, что мы не замечаем урона, который она причиняет нам, конечным и ограниченным.
   Медитация монахов Бифрост Эйри, буддисламический текст
   Спустя четыре месяца после того, как снежная лавина стерла с лица земли Бифрост Эйри, на место катастрофы прибыли Абульурд Харконнен и его жена, чтобы оценить успехи в восстановлении города. Все население Ланкивейля, сплотившееся в результате несчастья, было оповещено об этом визите.
   Абульурд и Эмма демонстрировали стойкость и присутствие духа, соединив свои силы. На протяжении многих лет, предшествовавших катастрофе, Абульурд Харконнен держался в тени, не выпячивая свой официальный титул и не навязывая жителям планеты своей монаршей воли. Он от души желал, чтобы его народ сам управлял своими делами, чтобы люди помогали друг другу по велению своей совести, а не по приказу правителя. Абульурд рассматривал крестьян, охотников и рыбаков как членов одной большой семьи, объединенной общими интересами.
   Однако на этот раз Эмми проявила настойчивость, чтобы убедить мужа в том, что публичное паломничество действующего правителя привлечет дополнительное внимание к потерпевшему бедствие городу и что бургомистр Онир Раута-Раббан будет рад визиту Абульурда и Эмми.
   Августейшая чета прибыла на место катастрофы в сопровождении официального кортежа вассалов и слуг, многие из которых впервые в жизни отправились в такое далекое путешествие, покинув деревни, населенные китобоями. Три орнитоптера на небольшой скорости проследовали в глубь планеты, пролетев над ледниками и покрытыми снегами вершинами к линии скал, где располагался монастырь Бифрост Эйри.
   Внизу расстилался почти идиллический, исполненный мира и спокойствия пейзаж - солнце тысячами ярких радужных бликов отражалось от девственно белого снега и чистого льда на вершинах гор. Будучи по натуре оптимистом, Абульурд от души надеялся, что жители Бифрост Эйри воссоздадут монастырь во всем былом величии и, может быть, даже сумеют превзойти его. Он написал речь, с которой собирался выступить перед местными жителями. В речи Абульурд собирался высказать ту же мысль. Он был готов выступить публично, не сомневаясь в успехе; накануне он дважды репетировал свое выступление перед Эмми.
   Кортеж совершил посадку на плато перед скалами Бифрост Эйри, и Абульурд со свитой вышли из орнитоптеров. Эмми шествовала рядом с мужем; синяя накидка придавала ей по-настоящему царственный вид. Абульурд взял жену под руку.
   За время, прошедшее после катастрофы, строители добились потрясающих успехов. Люди убрали язык лавины и откопали погребенные под лавиной здания. Поскольку почти все уникальные постройки оказались разрушенными или лишенными неповторимых фасадов, строители огородили их специально возведенными лесами. Каменщики-виртуозы работали день и ночь, укладывая кирпич за кирпичом, чтобы восстановить во всем блеске разрушенные стихией здания. Бифрост Эйри никогда не будет прежним, но, быть может, он станет еще прекраснее, как феникс, возродившийся из пепла снежной лавины.
   Мощный Онир Раута-Раббан вышел встречать правителя в золотистой накидке, отороченной благородным китовым мехом. После катастрофы отец Эмми сбрил бороду; он хотел, чтобы каждый взгляд в зеркало напоминал бы ему о происшедшей с его городом беде. На этот раз широкое квадратное лицо бургомистра выражало удовлетворение и было озарено светом, чего не было во время первого посещения Абульурдом места катастрофы.
   Увидев, что к ним прибыла царственная чета, строители слезли с лесов и по тропинкам начали стекаться на центральную площадь Бифрост Эйри. Когда строительство будет окончено, величественные здания станут взирать на город с высоты скал, как древние боги. Но даже сейчас стоявшие в лесах постройки поражали своей величественностью.
   Погода пока благоприятствовала проведению работ, но пройдет еще один, от силы два месяца, и подует ледяной ветер, который заставит строителей попрятаться в дома минимум на полгода. В этот сезон закончить восстановительные работы не удастся - это было ясно. Учитывая масштабы разрушений, Абульурд и бургомистр понимали, что вряд ли строители вообще сумеют полностью восстановить Бифрост Эйри. Но люди продолжат работу, укрепляя каменную молитву, которую они желают вознести небесам Ланкивейля.
   Когда все собрались, Абульурд поднял руки, собираясь говорить. Он постарался мысленно повторить свою речь, но слов не было. Он так нервничал, что забыл то, что собирался сказать. Эмми все поняла. Как королева, она выступила вперед и взяла мужа под руку, чтобы поддержать его. Тихо, почти не разжимая губ, она произнесла первые слова речи, чтобы Абульурд вспомнил, что он должен сказать.
   - Друзья мои, - громко заговорил он, смущенно улыбаясь. Буддисламическое учение поощряет милость, тяжкий труд и помощь тем, кто оказался в беде. Не может быть лучшего образца такого исполнения заветов, какое проявили вы, добровольно восстанавливая разрушенное.
   Среди толпы вдруг поднялся ропот, люди протягивали руки к небу и что-то говорили друг другу. Абульурд запнулся и обернулся к жене. Как раз в этот момент Эмми вскрикнула.
   На фоне лазурного неба четко виднелись боевые машины, начавшие разворачиваться над горой. На бортах орнитоптеров были ясно видны грифоны Дома Харконненов. Абульурд сморщил лоб, испытывая скорее недоумение, нежели тревогу. Он взглянул на жену.
   - Что это значит, Эмми? Я никого сюда не звал. Но Эмми точно так же терялась в догадках, как и ее супруг. Семь боевых машин снизились, наполнив воздух нестерпимым грохотом своих двигателей. Абульурд снова недовольно поморщился; такой грохот мог вызвать новый снежный обвал. Но в этот момент в бортах орнитоптеров открылись люки плутонгов. Люди на площади заметались, в растерянности ища спасения и громко крича. Абульурд не мог понять, что происходит на его глазах.
   Три обтекаемых орнитоптера нависли над площадью, где собрались люди. Из люков, хищно отыскивая цели, высунулись дула лазерных пушек.
   Абульурд принялся изо всех сил размахивать руками, стараясь привлечь внимание пилотов.
   - Что вы делаете? Это какая-то ошибка. Эмми стащила мужа с помоста, где Абульурд представлял собой очень удобную мишень.
   - Это не ошибка, - прошептала она в отчаянии. Люди на площади, ища укрытия, кинулись врассыпную, когда орнитоптеры начали снижаться, идя на посадку. Абульурд понял, что машины сядут на головы людей, если они не успеют скрыться.
   - Оставайся здесь, - приказал он жене и направился к трем приземлившимся орнитоптерам требовать ответа.
   Остальные четыре машины совершили боевой разворот и вернулись. Раскаленные лазерные лучи слизнули со стен строящихся зданий деревянные леса с такой легкостью, словно это были рыбацкие сети, развешанные для просушки.
   - Остановитесь! - закричал Абульурд небесам, воздев кверху сжатые кулаки, но солдаты и пилоты не услышали его отчаянного крика. Это были войска Харконненов, верные его, Абульурда, Дому, но они атаковали его народ, граждан Ланкивейля.
   - Остановитесь! - снова закричал он, отшатнувшись от ударной волны.
   Эмми схватила мужа в охапку и оттащила его в сторону, когда над их головами пронесся один из орнитоптеров, обдавая супругов горячим воздухом.
   Раздался еще один залп. На этот раз лазерные пушки были направлены на толпу. Сгустки огненной энергии убивали людей десятками.
   Огромные куски льда, вмурованные в ледники, испарялись от жара лазерных лучей, превращаясь в потоки восходящего пара. Незаконченные здания, по которым били пушки Харконненов, снова стали бесформенными руинами, разорванные на куски беспощадными залпами.
   Четыре орнитоптера третий раз зашли на цель, в то время как остальные три машины сели на площадь и замерли. Люки с шипением открылись, и из них высыпали на площадь солдаты в зимнем боевом обмундировании.
   - Я Абульурд Харконнен, и я приказываю вам остановиться! Солдаты, скользнув равнодушными взглядами по нелепой фигуре правителя, не обратили на его слова ни малейшего внимания.
   В этот момент из люка вышел Глоссу Раббан. Оружие, которым был увешан его пояс, знаки различия на плечах и груди и блестящий черный шлем на голове делали его похожим на гладиатора, выступающего на арену древнего римского цирка.
   Узнав внука и умоляюще сложив руки на груди, Онир Раута-Раббан бросился ему навстречу. Лицо бургомистра покрылось пятнами, он побагровел от гнева и ужаса. Прежде чем пожилой бургомистр успел добежать до Раббана, стоявшего на трапе орнитоптера, солдаты схватили старика и оттащили его в сторону.
   Потемнев лицом, Абульурд направился к сыну. Солдаты встали на его пути, но Абульурд рявкнул на них:
   - Прочь с дороги!
   Раббан смотрел на своего отца с холодным презрением. Полные губы сложились в довольную улыбку.
   - Отец, твой народ должен понять, что существуют вещи похуже природных катастроф. - Он вздернул подбородок. - Если он будет под разными предлогами и дальше уклоняться от уплаты десятины, то столкнется с неприродной катастрофой - со мной.
   - Прикажи им прекратить убийство! - возвысил голос Абульурд, чувствуя при этом полное свое бессилие. - Я правитель этой планеты, и это мой народ.
   Раббан снова посмотрел на отца. В его взгляде читалось явное отвращение.
   - Да, и твоему народу нужно показать, какого поведения ждет от него настоящий правитель. Это не сложно, но у тебя, видимо, не хватает духу на решительные действия.
   Солдаты Раббана потащили сопротивляющегося бургомистра к крутому обрыву близлежащей скалы. Эмми поняла, что они собираются делать, и дико закричала. Абульурд оглянулся и увидел, что солдаты подтащили тестя к покрытому льдом краю пропасти, дном которой служили клубящиеся облака.
   - Вы не сделаете этого! - придя в ужас, крикнул Абульурд. - Этот человек - законный глава общины. Он твой дед, Глоссу.
   - О, подождите, остановитесь. Раббан прошептал эти слова с издевательскими интонациями, улыбаясь жестокой улыбкой. Выражение лица его оставалось совершенно бесстрастным, он не испытывал ни малейших угрызений совести.
   Солдаты не могли слышать своего командира. Они выполняли заранее отданный приказ.
   Гвардейцы подняли старика за руки, как мешок, и подняли его над краем обрыва. Извиваясь всем телом, отец Эмми громко кричал от ужаса. Он повернул к Абульурду свое лицо, перекошенное недоумением и страхом. Их взгляды встретились.
   - О Боже, ну пожалуйста, не надо, - злобно улыбаясь, снова прошептал Раббан.
   Солдаты отпустили свою ношу, и бургомистр исчез из виду, провалившись в бездну.
   - Слишком поздно, - произнес Раббан, равнодушно пожав плечами.
   Эмми упала в снег на колени. Ее вырвало. Абульурд, не зная, что делать - то ли помочь жене, то ли с кулаками броситься на Раббана, - как парализованный, застыл на месте.
   Раббан хлопнул своими мясистыми ладонями.
   - На сегодня хватит. Все по машинам!
   Приземлившиеся орнитоптеры громко повторили сигнал отбоя. С военной четкостью солдаты Харконненов построились и направились к своим орнитоптерам, оставив за собой уцелевших жителей, - те бросились к лежавшим телам в поисках своих близких и любимых, которым, может быть, еще требовалась медицинская помощь.
   Стоя на ступенях трапа своего флагмана, Раббан внимательно посмотрел на отца.
   - Скажи спасибо, что я выполнил за тебя эту грязную работу. Ты слишком снисходительно относился к своему народу, и он окончательно разленился.
   Тем временем четыре круживших в небе орнитоптера сделали еще один заход и смели с лица земли еще одну постройку, превратив ее в гору камней. После этого машины построились в походный порядок.
   - Если ты опять принудишь меня к действию, то мне придется немного сильнее поиграть мускулами - естественно, от твоего имени. - Раббан повернулся и вошел внутрь своего орнитоптера.
   Потрясенный, потерявший всякое представление о том, где он находится, Абульурд полными ужаса глазами смотрел на разрушения, на бушующий огонь, на тела, сожженные лучами лазера. Ему показалось, что горы поют песнь скорби, но тут же понял, что звук рвется из его собственного горла.
   Эмми, поднявшись на ноги, доковыляла до пропасти и, остановившись на ее краю, зарыдала, глядя на бездонные облака, поглотившие ее отца.
   Последние орнитоптеры Харконненов поднялись в воздух, оставив после себя оплавленные следы на льду и вновь разрушенное горное поселение. Абульурд в полном отчаянии упал на колени. В ушах гремел страшный шум. Отец не мог поверить в то, что его унизил и уничтожил собственный сын. Перед глазами неотступно стояла надменная улыбка Глоссу Раббана.
   - Как мог я взрастить такое чудовище?
   Но Абульурд понимал, что никогда не отыщет ответ на этот ужасный вопрос.