Акмед широко улыбнулся, но так и не открыл глаза.
   — Ты, должно быть, заметила, что наш друг Посвященный опустил эту маленькую часть мифа.
   Зеленые глаза Рапсодия полыхнули огнем.
   — Могу я продолжать? Да.
   — Тогда помолчи: мне очень нелегко переводить с чужого языка. По мере того как огонь слабел, мир заливала вода — так родилась следующая стихия. Вода обладала равновесием: она умела разрушать и исцелять. По мере охлаждения поверхности мира вода породила сильные ветры — и так возникла стихия воздуха. Ветер гнал воду прочь — и обнажилась земля. Эта последняя, самая юная стихия не обладала быстротой, но зато была наделена силой и неколебимостью. Именно в стойкости состояло ее главное могущество. Звезды стали хранителями знаний и мудрости Преждевременья, а Земля являлась вместилищем всех знаний о его происхождении, прошлом и настоящем. — Рапсодия глубоко вздохнула. — Теперь ты знаешь все, что известно мне.
   Акмед усмехнулся:
   — На самом деле я знаю намного больше, чем ты, но об этом немного позже. — Он открыл глаза и наклонился вперед. — Тебе что-нибудь известно о Перворожденных?
   Рапсодия колебалась. Оказывается, Акмед имел доступ к сведениям, которыми владели великие Дающие Имя.
   — Немного, — неохотно призналась она. — Дающие Имя познают древние мифы в последнюю очередь, Акмед. Я только начала их изучать, когда Хейлис исчез.
   Дракианин подался вперед так резко, что Рапсодия едва не упала с бревна.
   — Подумай хорошенько. Ты должна вспомнить то время как можно точнее. Что тебе удалось узнать о Перворожденных перед тем, как твой наставник исчез?
   — Я расскажу тебе все, что помню, хотя это лишь обрывки. Задолго до возникновения людей и лириков наины и им подобные пришли на Серендаир, где жили древние существа, произошедшие от самих стихий и сохранившие часть свойств своих родителей. Их называли Перворожденными. Эфир породил древних сереннов, высоких гибких людей с золотой кожей и золотыми глазами. Они жили очень долго и обладали способностью к великому терпению. Связь с материей звезд подарила сереннам знание гармонии природы и могущество. Название этого народа переводится как «звезда». Такое же имя получили и яркие небесные тела, которые в течение всего года видны над Островом. Серендаир, «Звезда-страна», стал родиной сереннов. Он вошел в историю как одно из пяти мест, где родилось Время.
   — А что стало с древними сереннами?
   — Постепенно они вымерли. Или разбрелись по миру во время войн второго века.
   — А как насчет тех народов, что произошли от других элементов? Тебе о них что-нибудь известно?
   Рапсодия напряженно пыталась вспомнить хотя бы обрывки уроков:
   — Митлины произошли от стихии воды… Они жили в глубинах морей, омывающих землю, и люди их практически не замечали. Как и древние серенны, они жили очень долго, но мало интересовались событиями, которые происходили вне их владений. Говорят, что люди произошли от них, а человеческие тела возникли из постепенно уплотнившейся соленой воды и прозрачных мембран, содержащих сознание митлинов. Так объясняется стремление людей к морю, а также наличие соли в наших слезах и крови.
   Акмед усмехнулся:
   — Ты заметила, что Стивен думает, будто «Аббат Митлинис» означает «Единый Бог», «Король Морей» или что-то в таком же духе?
   Рапсодия рассмеялась вместе с ним:
   — Мне было интересно, слушал ли ты его. Кажется, он сказал — «Повелитель Морей».
   Улыбка исчезла с худого страшного лица.
   — Ты еще узнаешь, какая опасность таится в небрежном употреблении слов, Рапсодия. Намерьены, безусловно, добавили к истине собственные верования или извратили прежние бесчисленными толкованиями.
   — Так всегда происходит, Акмед. Легенды и мифы, которые существуют долгое время, меняются по мере того, как передаются от одного рассказчика к другому. Вот для чего существуют Певцы и Дающие Имя. Наука — а возможно, в немалой степени и искусство — создана для того, чтобы уберечь древнюю историю от искажений.
   — Мы еще увидим, к чему это привело… Продолжай. Что тебе известно о других?
   Рапсодия развязала ленту и провела рукой по блестящим локонам:
   — Я кое-что знаю о кизах. Считалось, что этот народ рожден ветром и им все известно о потоках воздуха и вибрациях мира. Всякий раз, когда их охватывали сомнения, кизы смотрели в небо. Именно они первыми начали изучать астрономию и погоду. Кизы создали музыку и стали предками лиринов. Слово «лирин» происходит от древнесереннского «певец».
   Искра веселья мелькнула в глазах Акмеда, но тут же исчезла.
   — От них произошли и дракиане. Вот почему мы получили в наследство способность воспринимать вибрации.
   Рапсодия удивилась:
   — Неужели? В первый раз слышу.
   — А ты и не могла о нас знать. Ведь раньше ты не встречала дракиан?
   — Нет.
   Акмед поплотнее завернулся в плащ, словно ему стало холодно.
   — На свете много такого, Рапсодия, о чем ты даже не подозревала и что является тайной для большинства людей, — заметил он. — Но из того, что никто об этом не знает, не следует, что данное явление не существует. Ну, а теперь перейдем к стихии земли.
   — Первородной расой земли были драконы, и нам известно о них лишь из легенд первого и второго веков.
   Акмед кивнул:
   — Мы подошли к последнему элементу. Что ты знаешь про огонь?
   Рапсодия покачала головой:
   — Знаю лишь то, что услышала сегодня. Ты спрашивал насчет Хейлиса. Я почти уверена, что он исчез перед тем, как собирался рассказать мне об огне. Он приготовил необходимые материалы и инструменты. Я сама помогала ему перед уходом домой.
   Взгляд Акмеда стал пронизывающе холодным.
   — Ты помнишь, что именно вы приготовили? Рапсодия вновь покачала головой:
   — Не очень. Жаровня… Растения и корни… какие-то эликсиры… Он собирался мне все объяснить во время урока, который так и не состоялся. И еще свиток. Он всегда им пользовался во время уроков.
   — Значит, вы все приготовили, а на следующий день он исчез?
   — Да. Он послал меня собрать редкие манускрипты и музыкальные сочинения. С тех пор я его больше не видела. И ни разу не вспоминала о несостоявшемся уроке — до сегодняшнего дня, когда Посвященный рассказал нам о ф'дорах.
   Акмед засунул руку под плащ, вытащил сложенный кусок материи и бросил его на колени Рапсодии. Такими тряпицами вытирают алтарь, кубки и церковную утварь. Девушка держала в руках кусок белой материи с вышитым на нем стилизованным изображением солнца, которое она видела в храме Бетани. Рапсодия присвистнула:
   — Ну ты и наглец — красть в базилике при свете дня!
   — Как ты думаешь, что означает символ? — спросил Акмед.
   Рапсодия раздраженно швырнула платок обратно:
   — Меня тошнит от твоих игр, Акмед. Я не глухая и слышала все, что он сказал. Это знак ф'доров.
   Дракианин стремительно придвинул свое страшное лицо вплотную к лицу девушки.
   — Я оговорился. Что символизирует знак В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ? — В голосе Акмеда слышалось напряжение.
   Рапсодия попыталась стряхнуть охватившее ее оцепенение:
   — Солнце?
   Акмед задумчиво покачал головой:
   — Ты так решила Из-за того, что так считают ОНИ. Уверяю тебя, это неверно. Во всяком случае, в старом мире символ использовался совсем в другом смысле.
   Рапсодия старалась победить дрожь, но продолжала трепетать, как листок на осеннем ветру.
   — Так что же это?
   Акмед вновь развернул ткань и мягко, почти любовно, обвел длинным костлявым пальцем золотой круг.
   — Вероятно, намерьены решили, что видят солнце, когда впервые символ попался им на глаза. Он выглядел как и здесь, только грубее. Перед тобой Земля, — Акмед коснулся центрального круга, — а расходящиеся лучи — пламя. Земля в огне. Речь идет не о древних временах, когда родился огонь. Это главная цель расы. ЗЕМЛЯ, ОБЪЯТАЯ ПЛАМЕНЕМ. Ты понимаешь, о чем я говорю, Рапсодия? Она кивнула, не в силах ответить.
   — А символ указывает на средство, при помощи которого цель будет достигнута. — Палец Акмеда проследовал вдоль красной спирали от центра к внешней части круга. — Полагаю, тебе понятно, что означает спираль, — ведь тебе довелось видеть малую ее часть.
   Монотонные звуки арфы заглушили едва слышный шепот Рапсодии.
   — Вирм…
   — Верно. Насколько я могу судить, твоя колыбельная делает свое дело. Серендаир уничтожен вулканическим огнем, взрывом, а не вирмом, как планировалось. Но даже если упавшая звезда и уничтожила ф'доров, по крайней мере один из них мог пережить катастрофу, поглотившую Остров. И он сделает все, чтобы довести дело до конца.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Рапсодия принялась нервно завязывать лентой волосы.
   Акмед вновь оперся спиной о ствол и поднес пальцы к губам:
   — Возможно, нам следует начать сначала. Вернемся в Преждевременье, когда родился огонь, а ф'доры являлись демоническими духами, извращенными, темными существами, завистливыми и алчными, мечтающими поглотить весь мир, как огонь, от которого они произошли. Местом их рождения был Огненный Край, кольцо из пяти действующих вулканов, поднявшихся со дна океана. Как и огонь, ф'доры не имели материальной формы, однако питались твердыми субстанциями — так огонь набирает силу, поглощая и уничтожая топливо. Как и огонь, вторая стихия, ф'доры появились на свет вторыми. И если ф'доры обладали меньшим могуществом, чем древние серенны, появившиеся первыми, они все же были сильнее всех остальных, пришедших позднее. Как и родственная им стихия, они отошли в тень, лишь изредка выходя из нее на свет. И когда так случалось, они несли миру страшные разрушения. Со временем огонь сосредоточился в ядре Земли и лишь изредка вырывался на поверхность. Однако ф'доры никогда не понимали очищающего превращения огня. Хуже того, они стали еще более извращенными и коварными, получая наслаждение от обмана и предательства. Они научились связывать себя — ведь ф'доры были лишь духами — с людьми, лиринами или наинами и питаться ими. В результате в одном теле оказывалось два существа — человек и демон. Такое существо обладало огромным могуществом и могло порабощать многих, лишая несчастных собственной воли. Их почти невозможно распознать. Иногда человек, владелец тела, ничего и не замечает. Может быть, теперь ты поймешь, почему мне не нравится, когда ты начинаешь всех подряд делать членами своей семьи. Даже сейчас ни ты, ни я не можем с уверенностью утверждать, что ТЫ не находишься во власти ф'дора — сама того не понимая.
   — Откуда ты это знаешь? — взорвалась Рапсодия. — Как тебе удалось стать обладателем информации, которая доступна лишь самым великим Дающим Имя?
   Акмед смотрел в темноту. Между низкими тяжелыми тучами изредка поблескивали звезды. На земле начал собираться туман, словно готовясь к встрече со своими небесными собратьями.
   — Мне удалось овладеть некоторыми тайнами ф'доров, пока я состоял у них на службе.
   — Демон был твоим хозяином? Ф'дор?
   — Да. Он завладел моим именем, благодаря чему смог подчинить меня себе. Его звали Тсолтан; быть может, ты слышала это имя. — Дракианин посмотрел на лиру, продолжавшую свою неблагозвучную песню.
   Рапсодия поискала в памяти ответ и довольно быстро нашла его:
   — Ллаурон говорил, что вражеского короля во время Великой войны, разгоревшейся после того, как мы покинули Остров, звали Тсолтан. Речь идет о нем?
   Акмед кивнул:
   — И как раз в тот момент, когда Ллаурон начал рассказывать о нем, ты прервала его каким-то пустячным вопросом. Впрочем, тогда ты ничего не знала.
   — Но могла бы и знать, если бы ты рассказал мне обо всем этом раньше, вместо того чтобы ждать неизвестно чего.
   — Когда? Неужели ты хотела, чтобы я произнес его имя, пока мы находились под землей? Ты, Дающая Имя, больше, чем кто-либо другой, должна понимать, что могло произойти.
   Гнев в глазах Рапсодии постепенно погас, точно догорающий костер.
   Голос Акмеда смягчился:
   — Есть еще одна причина, по которой я много знаю о ф'дорах. Я — наполовину дракианин. Наша раса ненавидит ф'доров всеми фибрами своей души. Полагаю, часть нашей ненависти определяется тем, что ф'доров невозможно распознать. Поскольку мы чувствуем вибрации мира, для дракиан особенно оскорбителен тот факт, что рядом может находиться демон, присутствие которого ощутить невозможно. Наша история — это история расовых конфликтов и великих походов дракиан против ф'доров. Сейчас не время вспоминать о них, я поведаю тебе лишь один фрагмент. После Начала Времен — эту эру часто называют Днем Богов — Первородные расы, о которых ты говорила, имели собственные противоречия с ф'дорами. В конце концов был заключен союз — хотя он и носил временный характер — между древними сереннами, митлинами и кизами. Драконы остались в стороне. Союзу трех народов удалось загнать ф'доров обратно под землю, где они и находились до тех пор, пока им случайно не удалось выбраться оттуда. Это произошло, когда звезда Спящее Дитя рухнула на Землю — тысячу лет спустя. Удар был таким сильным, что пробил дыру в самой ткани мира, и некоторым ф'дорам удалось покинуть ядро Земли. Полагаю, что дух, который позднее завладел Тсолтаном, был одним из них. Тсолтан, жрец Богини Пустоты, Пожирательницы, стал весьма подходящим вместилищем для ф'дора.
   — Я перестаю тебя понимать.
   — Извини, я отклонился в сторону… В битве первого века, когда ф'доров удалось заточить в ядро Земли, их нашли наши предки, кизы, и удерживали в подчинении посредством вибраций. Они были убийцами и искали способ лишить жизни не только тело, но и овладевшего им демона. Они подарили эту способность своим потомкам, дракианам. Дракиане являются одной из старших рас, хотя и не Первородной. Они появились раньше, чем люди. И по причинам, которые я сейчас объяснять не стану, дракиане сделали целью своей жизни уничтожение ф'доров. Так что мы обладаем всеми необходимыми для убийства способностями: это дар нашей расы, наследие кизов. Вот почему я особенно страдал, когда Тсолтан сделал меня своим рабом и личным убийцей. — Акмед вздохнул. — А теперь, Рапсодия, посмотрим правде в глаза — наш мир, тот мир, который мы знали, исчез. Мне необходимо знать, исчез ли вместе с ним Тсолтан, пал ли он от руки Маквита, или его погубил катаклизм. Скорее всего, ф'дор погиб во время Великой войны. Маквит — один из немногих воинов, не принадлежащих к дракианам, мог убить демона и человека одновременно, но мы ничего не знаем наверняка. Ясно одно — вирм не выпущен на свободу. В противном случае нас бы здесь не было и мы бы мерзли где-нибудь в ночи. Однако нельзя исключать, что ф'дор не умер. Кто-то определенно стоит за здешними жестокими набегами. Необъяснимый хаос часто оказывается делом рук ф'доров. Конечно, ф'доры — не единственный источник злобы и агрессии. За прошедшие столетия люди и сами успели немало натворить. Очевидно, самый худший вариант заключается в том, что дух ф'дора спасся и пришел сюда. Это вовсе не обязательно тот же самый дух, который намеревался разбудить вирма, — если предположить, что чудовище по-прежнему спит в недрах Земли. Все ф'доры знают о его существовании. Я должен понять, жив ли тот демон, что поработил меня. Но не менее важно выяснить, остался ли в живых хотя бы один ф'дор — ЛЮБОЙ.
   — Ну, это легко, — заявила Рапсодия, потирая руки, чтобы согреться. — Их храм находится совсем рядом, в Бетани. Они открыто ему поклоняются.
   Акмед рассмеялся:
   — Вовсе не обязательно. Если легенды не врут, ф'доры ПРОИГРАЛИ Великую войну в Серендаире. Никто не станет вновь и вновь пересказывать историю проигравших, пока она не превратится в легенду. Несчастные глупцы, потомки ПОБЕДИТЕЛЕЙ войны, владеют лишь крохами правды — еще один пример самообмана намерьенов. Они хотят почитать стихии, пятерых детей своего Создателя. Но вся история ЦЕЛИКОМ им неизвестна.
   — Может быть, они исполнены зла и искренне его почитают? — предположила Рапсодия.
   — Все возможно, но давай представим себе, что идиоты, которых мы видели в базилике, — невинные простаки. Они кажутся слишком глупыми, чтобы служить злу. Кроме того, ф'доры не склонны сообщать о своем присутствии. Их сила состоит в том, что никто не знает об их существовании. Откуда могли намерьены взять столь лживую и неполную историю? Возможно, нашли картинку с изображением символа. Тсолтан носил амулет — объятая пламенем Земля, а в центре глаз. Может быть, к тому времени, когда в память о прошлом были построены храмы, намерьены забыли о происхождении огненного символа. А может, никогда о нем и не знали. Вот почему я спрашивал у тебя, сколько прошло времени между тем моментом, когда мы покинули Остров, и началом исхода намерьенов. Намерьены — возможно, непреднамеренно — предоставили ф'дору возможность (если он, конечно, здесь) воздействовать на население страны. Собираясь в храмы, чтобы поклониться стихии огня, пылающего в самом сердце Земли, люди становятся особенно беззащитными перед ф'дорами.
   Холод сжал сердце Рапсодии. Ей стало по-настоящему страшно.
   — И что же нам делать? Как найти то, что невозможно найти, — в чужом месте, да еще через тысячу лет?
   — Начнем с Канрифа, — ответил Акмед. — Ф'дор обязательно отправился бы туда вслед за намерьенами. Именно там находится источник могущества. Именно там живут сейчас болги. И даже если выяснится, что никакое зло не последовало за намерьенами, на Канриф и фирболгов, которые там живут, стоит взглянуть.
   — Так вот почему ты так туда рвался с того самого момента, как услышал рассказ Ллаурона?
   — Да. И еще в большей степени после того, как мы встретили Ракшаса, а ты рассказал а мне о видении, посетившем тебя у алтаря в саду. И хотя оно было демоническим по своей природе, я не думаю, что здесь замешан ф'дор. Честно говоря, Рапсодия, если здешняя религия сражается с собственными демонами, я бы предпочел в их дела не вмешиваться. Подозреваю, что кровь детей предназначалась для Ракшаса. Стивен планирует устроить для него ловушку. Если его армия совместно с войсками его кузенов не сумеет уничтожить Ракшаса, то у нас нет против последнего ни единого шанса. Пусть они сами решают свои проблемы. Нам необходимо найти ответы на наши вопросы. Нужно идти в Канриф.
   Рапсодия вздохнула:
   — Ладно. Попробуем выяснить, прибыло ли сюда зло в обличье ф'дора вместе с флотами переселенцев и не оно ли является источником многочисленных конфликтов. Могу я задать еще один вопрос?
   Акмед встал и потянулся, а потом поправил плащ.
   — Конечно.
   — Что ты собираешься делать, если твои худшие опасения оправдаются?
   Дракианин посмотрел на ветви деревьев — белые обнаженные руки, светящиеся в темноте, — и надолго погрузился в размышления.
   — Не знаю, что я МОГУ сделать, — наконец сказал он. — С тех пор как мы заново родились в огне, многое изменилось. У меня появились новые удивительные умения, но я расстался с частью прежних, на которые привык рассчитывать.
   — Ты ответил лишь частично, — тихо проговорила Рапсодия. — Быть может, мне следовало спросить, что ты ХОЧЕШЬ сделать. Не знаю, насколько близки тебе это место и живущие здесь люди. Мне казалось, что их судьба тебя не особенно беспокоит.
   Некоторое время Акмед, не мигая, смотрел на нее, а потом улыбнулся:
   — Я и сам этого не знаю… Пора возвращаться. Грунтору, наверное, пришлось скрутить Джо, чтобы помешать ей подслушать наш разговор. — Он взял Рапсодию за руку и помог встать.
   — Знаешь, у меня появилась одна интересная мысль, — призналась Рапсодия, надевая капюшон. — Ты помнишь пророчество о Трех? Дитя Крови, Дитя Земли и Дитя Неба…
   — Кто ж его не помнит!
   — Может быть, в нем идет речь о Первородных расах, союзе кизов, митлинов и древних сереннов, а не об Энвин и ее сестрах, как говорил Ллаурон?
   Акмед удивленно посмотрел на нее:
   — Неужели ты и в самом деле так думаешь?
   — Я понятия не имею, о ком изречено пророчество. Просто сделала предположение.
   Акмед улыбнулся и указал на лиру:
   — Возьми эту штуку и прикажи ей остановиться; она плохо действует на твои мозги.
   «У Детей Неба ветер в голове, — подумал он. — Лирингласы. Твой собственный народ, а ты даже не способна узнать себя. Или Грунтора и меня».
   — Ты определенно из намерьенов: твоя способность к самообману поражает воображение, — сказал он вслух.
   — И что все это значит? — сердито спросила Рапсодия. В глазах Акмед а промелькнул смех.
   — Ничего. Могу сказать только одно: пророчество становится пророчеством только после того, как оно свершается. И я не позволю себе отвлечься или уйти из-за него в сторону. Чрезмерная уверенность часто приводит к тому, что начинаешь неправильно трактовать то, чего на самом деле не понимаешь. Что тебе дала твоя способность к предвидению? Тебе приснилась гибель Острова смогла ли ты ее предотвратить?
 
   Решительно раздвинув густые заросли, он зашагал к лагерю. Рапсодии ничего не оставалось, как последовать за ним.
 
   Когда наступило утро, всем показалось, что очарование ночи разрушено. Они молча седлали своих лошадей, готовясь к путешествию в Бет-Корбэр, последний форпост людей перед владениями болгов.
   Когда путники добрались до западной окраины Кревенсфилдской равнины и поехали по бесконечным лугам, Рапсодия попыталась еще раз поговорить с Акмедом, но у нее ничего не вышло. Между ними вновь возникла дистанция, и он погрузился в свое привычное колючее молчание.

40

   ЭШИ НАХОДИЛСЯ на краю топкой низины, когда почувствовал ЭТО. На границе восприятия он ощутил нечто чуждое. Его сознанию еще не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. И он остановился в утренней тени, никем не замеченный.
   — Могущество, — прошептал дракон внутри его существа. — Поразительное могущество. Я хочу коснуться его.
   С драконом постоянно приходилось бороться. Он являлся частью их общего естества — частью, обладающей собственным разумом. Эши постоянно наблюдал за ним, чтобы держать под контролем. С годами он привык к дракону.
   Эши научился ценить его поразительную осведомленность, благодаря которой видел почти все, что происходило вокруг. Он мог почувствовать каждую травинку в поле, на котором стоял. Однако он старался избегать подобных вещей: дракон был непредсказуем и хотел получить гораздо больше свободы, чем Эши ему предоставлял.
   Чувства никогда не обманывали его. Итак, где-то неподалеку появилось нечто чуждое, мистическое, древнее, извращенное и одновременно — завораживающее. Не просто источник могущества. Что-то иное. Однако Эши никак не удавалось определить точнее. Несколько секунд у него ушло на то, чтобы определить, откуда оно приближается.
   Оно вышло из города Бет-Корбэр. Эши ненавидел города. Если удавалось, он их избегал — прежде всего потому, что жизнь его проходила в тени и одиночестве. Неразумно находиться среди людей, если за тобой охотятся.
   И все же он умел затеряться в толпе и не раз поступал таким образом. Строго говоря, Эши могли увидеть, но обычно все смотрели мимо. Он жил, окруженный облаком тумана. Влажная шерстяная ткань создавала этот туман благодаря силам водной стихии — силам, которые недоступны восприятию большинства людей.
   Вот почему биение его сердца, дыхание, физический облик и бессмертная душа были неразличимы ни для обычного глаза, ни для инструментов, способных читать вибрации ветра. Эши это устраивало, поскольку он нес в себе боль — неизлечимую и мучительную. А это сделало бы его очевидной мишенью, если бы не туманный плащ. Эши представлял собой парадокс: невидимый для всех, он знал обо всем.
   — Я хочу коснуться этого, — настаивал дракон. Обычно Эши отмахивался от подобных просьб, но сейчас ему пришлось согласиться. Он должен был знать, что за новая сила появилась в Бет-Корбэре. Бесшумно следуя через Кревенсфилдскую равнину за движущейся тенью утреннего солнца, он добрался до ворот Бет-Корбэра. Затем незаметно проскользнул в них и смешался с толпой.
 
   — И никакого воровства! — наставительно произнес Ахмед.
   Джо закатила глаза:
   — О, брат…
   Рапсодия вздрогнула и посмотрела на Акмеда, который улыбался под своим капюшоном.
   — Будь осторожна, — сказала она Джо. — Одна похожая фраза, сказанная мною как-то раз, привела к невероятным последствиям.
   Четверо путников стояли перед воротами Бет-Корбэра. Вокруг городских стен кипела толпа. Шум был слышен за несколько миль. Царило то особенное возбуждение, какое возникает только в городах, окруженных милями пустынной местности.
   — Мы уже несколько недель провели в дороге, — возмутилась Джо. — Какой смысл входить в город, если нельзя облегчить парочку карманов?
   Рапсодия показала ей небольшой кошелек с монетами:
   — А как насчет того, чтобы заплатить за все, что тебе потребуется?
   В награду она получила мрачный взгляд. Но это ТВОИ деньги!
   — НАШИ деньги, — поправила Рапсодия, развязывая кошелек. — Мы ведь сестры, ты не забыла? — Она взяла руку Джо и высыпала ей в ладонь половину содержимого кошелька. — Вот тебе «денежки для гулянки», как сказал бы мой отец. Постарайся потратить их разумно: неизвестно, когда мы сможем раздобыть еще.
   — Это город, — сказал Акмед, бросив взгляд на ворота. — Тебе тут заработать деньги нетрудно. У тебя есть талант, которым мы обделены.