— Тебе кто-нибудь говорил, что ты самая настоящая свинья? — взъелась Рапсодия, заметив краем глаза, что Грунтор улыбается.
   Великан подошел к стулу, на котором сидела Джо.
   — Подотри нос, маленькая мисси, и оглядись по сторонам. А вдруг найдешь что-нибудь стоящее, а?
   — Ладно, — проворчала Джо.
   Грунтор погладил ее по плечу и обнял Рапсодию.
   — Скоро увидимся, герцогиня, — сказал он и последовал за тенью, которая уже проскользнула сквозь толстую дверь.
 
   В древних коридорах шелестел шепот.
   — Человек Ночи. Бракс-Глаз и Грэк-Коготь мертвы. Он убил. Небесным огнем.
   — Дал женщине Грэка острую железку. Она носит его ребенка.
   Болги опасливо оглядывались, не прячется ли кто-нибудь в сумраке подземных переходов.
   — Может, он здесь. Мрак в крови Человека Ночи.
   — Человек Ночи пришел, чтобы убить болгов?
   — Нет. Человек Ночи хочет бросить вызов Огненному Глазу. И Призраку.
   В темноте наступила тишина.
   — Будет пролито много крови, — еле слышно произнес голос.
 
   Когда Акмед и Грунтор ушли, Рапсодия с Джо принялись изучать библиотеку. Они начали с карт и судовых журналов, в которых описывалось путешествие Гвиллиама. Рапсодия читала вслух, делая перевод с древненамерьенского.
   Поняв, как систематизированы книги и манускрипты, они углубились в чтение. В основе всего лежала цифра шесть. Все основные сооружения были шестигранными в соответствии с убеждением Гвиллиама, что здание с шестью стенами наиболее надежно.
   Кроме того, они обнаружили еще одну дверь и после долгих споров решили рискнуть и открыть ее, не дожидаясь своих друзей.
   Им с трудом удалось оттащить в сторону тяжелую каменную глыбу, за которой они увидели туннель с несколькими пещерами, заполненными ржавыми машинами. Огромные колеса, какие-то механизмы, непонятные трубы, вертикально прикрепленные к стенам… Некоторые из них были такими большими, что могли легко заполнить собой центральную площадь Бет-Корбэра.
   — Как думаешь, что это такое? — шепотом спросила Джо.
   — Не знаю, — ответила Рапсодия, осторожно листая манускрипт, который нашла в хранилище. — Думаю, часть вентиляционной системы.
   Джо спустилась на несколько ступенек вниз по лестнице и принялась разглядывать огромный механизм с колесами. Зубцы были в два раза толще ее руки.
   — Что такое «вентиляционная система»?
   — Это механизмы, которые, если я не ошибаюсь, доставляли воздух внутрь горы. Судя по сырости в туннеле, они больше не работают.
   Джо оглянулась. На нее произвели впечатление огромные размеры машин.
   — А как оно работало?
   — Я и сама не слишком хорошо в этом разбираюсь. В своих записях Гвиллиам хвастается, что ему удалось придумать, как обеспечивать подземные помещения теплом и свежим воздухом. Крепость внутри Зубов играла роль его штаба. Здесь находился Большой Зал Советов, тронный зал и множество надежных укреплений. Система вентиляции давала возможность нормально существовать намерьенам, поселившимся внутри Зубов.
   — Ничего не понимаю! Я-то думала, все намерьены Гвиллиама жили внутри Зубов.
   — На самом деле большинство намерьенов, обитавших в Канрифе, селилось за пределами Зубов и за Проклятой Пустошью — так ее называл Гвиллиам, только я не знаю, что это такое. Я покажу тебе манускрипт, когда мы вернемся в библиотеку.
   — Зачем? — спросила Джо, не сводя глаз с каменных и металлических машин и механизмов. Несмотря на свою неподвижность, они выглядели пугающе. Я не умею читать.
   — Так я и думала, — кивнув, проговорила Рапсодия. — Я с удовольствием тебя научу. Грунтора уже научила.
   — Правда?
   Джо сделала еще несколько шагов по лестнице, выбитой в каменной толще.
   — Давай возвращаться, — поспешно предложила Рапсодия. — Думаю, нам следует подождать Грунтора с Акмедом здесь.
   Джо сердито вздохнула, но без возражений зашагала за сестрой в сторону библиотеки.
 
   Акмед с Грунтором появились к концу дня. Грунтор получил небольшую царапину. Рапсодия промыла и перевязала ему руку, несмотря на шумные протесты и заявления о том, что рана пустяковая. Казалось, друзья довольны результатами своей вылазки.
   — Мы обнаружили болгов в разрушенном городе, — сообщил Акмед за ужином. — Кстати, знаешь, как они называют намерьенов? Виллимы…
   — Интересно, — проговорила Рапсодия. — По крайней мере, хоть кто-то вспоминает Гвиллиама с любовью.
   — Я знал, что тебе понравится. Итак, племена живут на всей территории Зубов и старого намерьенского королевства. Нам встретилось несколько групп.
   — Да, мы видели много Глаз и Когтей и ни одного Потрошителя, — добавил Грунтор.
   — Глаза и Когти? Потрошители? Что вы такое несете?
   — Так болги себя называют. «Когти» — это солдаты, охотники и мародеры… ну, вроде того. Именно они больше всего страдают от «Весенних чисток». «Глазами» называют себя разведчики. Они селятся на вершинах гор — так, чтобы видеть степи, или на крутых склонах, откуда просматриваются внутренние территории Зубов и Пустошь. Они не такие мощные. Более худые. Чаще всего пробавляются тем, что подбирают все, что плохо лежит. Охота — не их промысел. А вот Потрошители живут в глубине гор или в самых отдаленных и скрытых районах королевства. Мне не удалось узнать про них ничего существенного, если не считать того, что все остальные племена их отчаянно боятся. Большую часть времени они держатся особняком, но иногда покидают свои земли, и тогда здесь воцаряется хаос.
   — Потрошители на свободе. Можно себе представить! — заявила Рапсодия.
   — Их вождь всячески старается поддерживать репутацию своего племени и следит за тем, чтобы оно не запятнало свое имя. Да, кстати, у нас уже имеются собственные Когти. Маленький отряд, который называется Ночные Охотники.
   — ЧТО у нас имеется? Грунтор широко ухмыльнулся:
   — Точно. Наш полководец — они его так зовут — завел себе почетную охрану.
   — Какой полководец? — не поняла Рапсодия.
   — Ну, это все же лучше, чем «Человек Ночи», как они называли меня раньше, — заметил Акмед не без самодовольства.
   — Не дождешься, чтобы я называла тебя полководцем, — проворчала Джо, глядя в свою кружку. — Тебе больше подходит «полковонец».
   Рапсодия с трудом скрыла улыбку.
   — А где они сейчас… твои Ночные Охотники?
   — Лежат, связанные, в одном из нижних залов. Рапсодия от удивления выронила кусок хлеба:
   — Ты их связал и оставил? Ведь на них могут напасть другие болги!
   — Вполне возможно. Только Ночные Охотники считаются самым опасным племенем в здешних краях. Сомневаюсь, что болги рискнут вызвать гнев тех, кто сумел их победить и оставил, точно выпотрошенных индюшек, валяться на полу.
 
   Акмед оказался прав: болги из других племен видели связанных Охотников, но не тронули их и даже не попытались освободить. Это было видно на карте под сверкающим куполом. Акмед показал Рапсодии огоньки, обозначающие пленников, и мерцающие вспышки, показывающие передвижения других болгов.
   Джо сделала потрясающее открытие, которое несколько подняло ее в глазах Акмеда. Именно она сообразила, что представляют собой приборы около стола.
   Труба, свисавшая с потолка, оказалась переговорным устройством, акустической системой, позволявшей голосу разноситься внутри горы и звучать в определенных помещениях, в зависимости от места, заданного на карте. Прибор, торчащий из пола, наоборот, предназначался для того, чтобы слушать. Он позволял улавливать звуки с определенных участков, которые передавались в библиотеку при помощи системы труб.
   Оба прибора были непосредственно связаны с системой вентиляции, проходящей через все внутренние помещения, — сложным переплетением туннелей и приспособлений, предназначенных для того, чтобы обеспечивать воздухом горную крепость. Когда в холодные месяцы не хватало тепла, воздух проходил через огромные кузницы.
   Когда-то они производили немыслимое количество железа, бронзы и стали, а также изысканное оружие, доспехи, прославившиеся на весь мир, и поразительные по своей красоте украшения…
   Акмед собрал несколько видов оружия, чтобы внимательно изучить их. Как-то раз Рапсодия заметила, что Грунтор задумчиво гладит рукой один из мечей, найденных в хранилище. На лице у него застыла такая печаль, что у Певицы сжалось сердце. Она подошла к нему и положила руку на его запястье:
   — О чем ты думаешь?
   Грунтор посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся:
   — Да так, ни о чем, милая.
   — Скучаешь по своим солдатикам?
   — Не-е-е… Ой подозревает, что скоро у него будут новые. Ой просто думал о том, что красота пропала. Ою жалко.
   Рапсодия вздохнула. Она испытывала настоящую боль, когда видела, какими были намерьены — люди, родившиеся на их родном Серендаире.
   То, что после них осталось, рассказывало о поразительных достижениях мастеров, инженеров, архитекторов, строителей сложных машин и дорог; мужчин и женщин, наделенных удивительными способностями и ушедших в небытие из-за бессмысленного стремления к власти.
   — Не горюй, Грунтор, — Рапсодия заставила себя улыбнуться. — Гвиллиам перевернется в могиле, если узнает, что все его сложные машины и механизмы будут использованы болгами для создания собственной цивилизации.
   — Ой не думает, что у парня есть могила, — фыркнул Грунтор. — Если, конечно, это он тут лежит.
 
   Акмед уже выбрал следующее племя, которое намеревался себе подчинить. Пожиратели Мрака были Глазами. Стремительные и ловкие, они часто прятались в тени, чтобы заманить одинокого путника или болга из какого-нибудь другого клана, не слишком сильного, чтобы оказать им сопротивление.
   На сей раз четверо пришельцев скрылись в туннеле, поджидая болгов. Те рассчитывали в своих вылазках на элемент неожиданности. Стычка оказалась кровавой, а ее результаты — вполне убедительными, и через час Акмед получил отряд верных шпионов, которые были готовы выступить в роли его посланников.
   — Идите в туннели и предупредите всех, кого встретите, — приказал новый полководец тем, кому посчастливилось остаться в живых. — В ГОРЫ ПРИШЕЛ КОРОЛЬ ИЛОРКА. Те, кто решат стать его подданными, должны собраться в каньоне за Зубами в полнолуние, через десять дней. Через три дня я сделаю вдох, холодный, точно ветер зимой. Каждый, кто его почувствует, должен считать себя призванным. На следующий день я сделаю выдох, и тогда вас коснется тепло моего дыхания. Вы должны собраться в каньоне в ночь полнолуния. Тот, кто не явится на мое приглашение, умрет в огне моей утробы на одиннадцатый день.
   Оборванные жители пещер молча слушали его слова.
 
   В самых дальних пределах Скрытого Королевства в своей темной пещере проснулся шаман. Его глаза широко распахнулись, когда ушел сон, они заболели и даже начали кровоточить. Он вдруг понял, что происходит.
   Видение накрыло его, чуть не поглотив полностью, но он успел сесть и схватиться за голову, прежде чем оно пронеслось над ним, точно порыв сильного ветра.
   ЧТО-ТО ПРИШЛО В ГОРЫ. Кланы Глаз уже некоторое время шепотом рассказывали о человеке, который дружит с мраком, но это были лишь обрывки истории. Вся она, целиком, еще не добралась сюда, в Глубокие Земли, за пределы Зубов.
   Салтар, которого болги называли Огненный Глаз, положил себе на грудь руку. Видение оставалось по-прежнему нечетким. Образы казались шаману до странного знакомыми, но он не понимал их. Ладно, он подождет. Он будет наблюдать, пока картина не прояснится…
 
   — Ну ты и умник! Обещал напугать их своим дыханием, а сам не знаешь, работает ли система, — пробормотала Рапсодия, сидевшая на плече Грунтора и пытавшаяся высвободить один из главных рычагов.
   Они пробрались в самое сердце вентиляционной системы после того, как отыскали чертежи и записи, касающиеся ее устройства и работы.
   Им пришлось немало попотеть, прежде чем они смогли разобраться в чертежах. Но после этого задача стала просто опасной. Акмеду и Грунтору часто приходилось выбираться на внешнюю поверхность скал, чтобы очистить вентиляционные отверстия от векового мусора и обломков камней. Сердито выл ветер, забирался под одежду, норовил столкнуть наглецов в каньон.
   Вентиляционная система была отлита из того же диковинного металла, который Акмед с Грунтором видели в базилике в Авондерре, — металла, не подверженного могущественному времени. Несмотря на то что системой несколько веков никто не пользовался, все ее детали сверкали, как новенькие. Казалось, что сами механизмы в полном порядке, лишь кое-где рычаги да арматура разрушились под воздействием погоды.
   — Тебе удалось открыть их один раз, но это еще не значит, что она начнет работать, когда тебе потребуется, Акмед, — предупредила Рапсодия. — Здесь столько деталей! Многие сгнили, а другие стали какими-то липкими. Наверное, из-за того, что ими долго не пользовались…
   Им уже приходилось вторично открывать несколько проходов, которые сначала заработали, но потом в них что-то происходило, и они отключались.
   — Этот — последний. Если справимся, нам удастся очистить систему всех туннелей внутри Зубов, — сказал Акмед. — Неплохо для двух дней работы.
   Они с Джо смазывали маслом огромную шестерню, расположенную рядом с гигантским вентилятором. Закончив работу, дракианин повернулся к своим друзьям:
   — Ну как, получилось?
   — Давайте попробуем, — предложила Рапсодия.
   Великан снял девушку с плеч, а затем изо всех сил потянул за рычаг. Решетка начала медленно подниматься.
   — Отлично! А теперь закрывай, — сказал Акмед. — Давайте-ка устроим небольшой «вздох».
 
   На следующее утро солнце встало над Зубами, окутанное облаком густого тумана. Когда оно появилось на горизонте, в утробе гор раздался пронзительный скрип — скребущий, страшный звук, похожий на звон меча, попавшего в жернова. Спустя несколько мгновений туннели Канрифа наполнил ледяной ветер. Со злобным воем он промчался по коридорам и, точно рассвирепевший зверь, набросился на болгов.
   Рапсодия, находившаяся в самом сердце вентиляционной системы, услышала крики ужаса. Она встревожено уставилась на своих друзей:
   — Хватит, Акмед! Ты заморозишь у них детей и раненых.
   Акмед кивнул, и Грунтор с Джо опустили рычаги, закрывая внешние вентиляционные отверстия. Акмед и Рапсодия поспешили к переговорной трубе.
   По дороге Рапсодия схватила Акмеда за локоть:
   — Ты ведь не намерен подчинить их себе, прибегнув только к насилию, а? Канриф умрет, здесь никто не захочет жить.
   — Нет, конечно. Только в самом начале, пока мы не наведем порядок. Мне кажется, воздух должен поступать равномерно снаружи и изнутри. Да, кстати, теперь мы называем это место Илорк. Если ты еще не заметила, скажу: век Гвиллиама давно прошел.
   Когда они добрались до каменного стола, Рапсодия достала свою флейту. Накануне они пришли к единому мнению, что голос Акмеда, пугающий своим тихим шелестом при прямом общении, будет недостаточно впечатляющим для первого обращения к новым подданным. И потому Рапсодия решила усилить его при помощи музыки.
   Она заиграла не слишком благозвучную мелодию, которая подхватила обертоны в голосе дракианина и усилила их, добавив к нему вой ветра, стоны и отчаянные вопли. Акмед подошел к трубе и заговорил:
   — Завтра я сделаю выдох, и вы почувствуете мое тепло. Оно будет не опасно. Те из вас, кто придет ко мне в каньон в ночь полнолуния, станут частью новой силы, правящей Илорком. Все остальные умрут, растоптанные моим могуществом. — Его голос разнесся по пещерам, сопровождаемый гулким, пугающим эхом.
   Акмед закрыл трубу.
   — Ужас! — сказала Рапсодия, убирая флейту. — Как думаешь, нам удалось их убедить?
   — Некоторых — удалось. Остальные присоединятся к ним завтра. Кое-кто проявит упрямство, бросив вызов новому полководцу и отказавшись занять при нем второстепенное положение.
   — И какая судьба их ждет? Что ты сделаешь, чтобы убедить их?
   — Скажем так: они не доживут до того момента, когда им придется раскаяться в своем скептицизме.
 
   — Он дышал на нас, — говорили шпионы из клана Огненные Кулаки. — На нас спустился холод, как будто подул ледяной ветер.
   Салтар протер глаза в надежде, что видение станет более внятным, но ничего нового не заметил. Способность заглядывать в дальние пределы была его даром, но он не умел видеть и предсказывать Будущее.
   ЛЕДЯНОЙ ВЕТЕР. Эти слова, не смолкая, звучали у него в голове.
   Дух всегда дружил с ветром. Возможно, новая сила и есть то, что он ищет.

46

   — НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ.
   — Перестань, герцогиня. Нужно попробовать. Рапсодия повернулась к улыбающемуся великану:
   — Ты не понимаешь. Нам не разжечь кузнечные горны такого размера. Будь у нас неделя, мы и то бы не сумели собрать достаточно топлива, чтобы растопить в них лед. Я уже не говорю о стали…
   — Нам не нужно ничего растапливать, — терпеливо проговорил Акмед. — Достаточно их запустить, чтобы нагреть воздух. Судя по облакам, скоро подует теплый ветер. Кроме того, если ты вспомнишь о своем огненном крещении и как следует сосредоточишься, кузнечные горны раскалятся, и болги подумают, будто это я на них дышу.
   — Жаль, мы не можем воспроизвести твое собственное дыхание, а то они сдались бы, не задумываясь, — вставила Джо, которая возилась с кузнечными мехами над небольшим костром. — Может, бросим туда вонючей травы?
   Грунтор потер подбородок:
   — А что? Неплохая идея.
   — В другой раз, Джо. Но все равно спасибо за предложение, — сказал Акмед и снова повернулся к Певице. — Ну давай, утро не за горами.
   Рапсодия взглянула на гигантский кузнечный горн, старый и дырявый. Кузница располагалась глубоко в брюхе горы. Добраться до нее можно было только через темные, жуткие пещеры, в которых при малейшем движении начинали осыпаться стены и потолки. Размеры кузницы наводили на Рапсодию ужас. В прежние времена, наверное, тысячи рабочих занимались тем, что постоянно поддерживали в горнах жизнь.
   Друзьям удалось обнаружить залежи антрацита, черную подземную гору, вокруг которой валялись лопаты, кирки и большие плетеные корзины для переноски топлива в кузницу.
   Неподалеку лежало несколько скелетов — рабочие, которым не удалось бежать, когда гору Гвиллиама захватили фирболги. Их кости первыми предали огню под погребальную песнь, запоздавшую на четыреста лет. Скелеты принадлежали широкоплечим, приземистым людям — наинам, по мнению Акмеда.
   Сделав глубокий вдох, Рапсодия ухватилась рукой за край горна и сосредоточилась, постаравшись очистить свое сознание от сомнений, переполнявших ее с тех самых пор, как они приступили к завоеванию горы.
   Тихонько напевая, она обратилась к огню в своей душе. Постепенно мелодия набрала силу и начала изливаться свободно, заполняя собою бесконечную пещеру. Рапсодия почувствовала, как оживает пламя, согревая лицо. Оно должно было вот-вот разгореться.
   Словно издалека она слышала голоса своих спутников, которые приготовились раздувать мехи, и заставила себя отрешиться от посторонних звуков.
   С яростным ревом над углем, сложенным в яме внизу, взметнулся огонь. Грунтор и Джо не останавливаясь раздували дырявые мехи, и их протестующие стоны присоединились к ликующему голосу пламени.
   Скрип открывающейся решетки отвлек Рапсодию, и она покачнулась, но ее тут же подхватили сильные уверенные руки. И вовремя — она едва не потеряла равновесие на краю ямы. Издалека донеслись вопли многочисленных болгов, однако на этот раз в их голосах не было страха.
   — Хватит, закрывайте вентиляционное отверстие, — приказал Акмед Грунтору и Джо. — Еще слишком рано приучать их к теплу, до конца зимы осталось несколько недель. — Повернувшись к задыхающейся Певице, он погладил ее по плечу: — Умница, у тебя все получилось.
   Она кивнула, пытаясь отдышаться:
   — Получилось. Надеюсь, когда-нибудь они меня простят. Только вот не знаю, смогу ли я сама простить себя.
 
   Гурн боялся Человека Ночи больше, чем Хрэггла, несмотря на то что Хрэггл — вот он, стоит перед ним, а Человек Ночи далеко. Хрэггл, вождь клана Кровавый Клык, брал то, что хотел, запугивая кротких и наказывая непокорных.
   Вождю удалось пережить несколько рейдов роландских солдат, он даже мог похвастаться сломанным мечом, добытым в качестве трофея. Хрэггл считался самым сильным болгом в западной части гор, известной под названием Гриввен. Хрэггл не боялся Человека Ночи, не испугался он его и тогда, когда зазвучал его громоподобный голос и болгов коснулось его дыхание, словно вдруг ожила сама земля.
   Гурн в бессильной ярости наблюдал за тем, как Хрэггл забирает еду, которая помогла бы его семье продержаться в голодные зимние месяцы, когда охота почти ничего не приносит.
   Остальные представители клана Кровавый Клык тоже не сводили глаз с Хрэггла. Он пригрозил расправиться с женщиной Гурна и держал под мышкой их ребенка. Малыш громко протестовал, женщина скулила от страха. Гурн крепко сжимал ее плечи, зная, что Хрэггл удовлетворится захваченной едой и оставит ребенка, если только они не станут его злить.
   И вдруг Хрэггл замер на месте, выронил ребенка и поднес руку к горлу, где появилась тонкая алая полоска. Она быстро превратилась в огромное темное пятно, и Хрэггл повалился на пол.
   Гурн успел заметить, как в темноте блеснули диковинные глаза и из мрака возник Человек Ночи. Он был порождением тьмы, и сама ночь укрывала и защищала его.
   — Завтра, — прошелестел его голос. Это был шепот смерти.
   И Человек Ночи растворился в темноте. Никто так ничего и не успел сказать.
 
   На рассвете десятого дня фирболги начали собираться на уступах, выходящих в каньон. Акмед не указал точного времени, когда они должны прийти, поэтому шли целый день — Глаза, Когти и Потрошители.
   За ними внимательно следили представители племен, живших в Проклятой Пустоши и в самом сердце Скрытого Королевства. Они догадывались, что скоро новый полководец придет и за ними.
   Когда солнечный диск коснулся самых высоких пиков, толпа замерла. День выдался шумным и беспокойным, тут и там возникали стычки и перебранки — болги пытались занять местечко поближе к новому владыке. Но поскольку никто не знал, откуда он появится, смысла в этих драках не было никакого. Однако обстановка создалась напряженная и неприятная.
   Впрочем, затихли болги вовсе не по собственной воле. Рапсодия, стоявшая у входа в туннель, из которого планировал появиться Акмед, начала нашептывать имя тишины. Оно отражалось от скалистых уступов и склонов гор, касалось пиков и, точно тяжелое одеяло, гасило вокруг все звуки. Акмед улыбнулся. Пришли почти все кланы.
   Не явились Горные Глаза, самые кровожадные из жителей гор. Грунтор предположил, что этот клан уйдет в глубь Скрытого Королевства и будет дожидаться, когда на него нападут, или, наоборот, сам пойдет в атаку после провозглашения мира. И похоже, он не ошибся: Акмед не видел среди собравшихся ни одного болга со знаком племени Горные Глаза.
   На его зов откликнулось около тридцати тысяч болгов. Они сидели и стояли на скалах и уступах, кое-кто устроился на высоких каменных навесах, несколько групп заняли места у самого подножия скал.
   Глядя на них, Акмед испытал необычное ощущение — волнение и легкое головокружение, словно ему предстояло ступить в яму, кишащую скорпионами. Отовсюду на него смотрели глаза болгов, полулюдей, древнего племени, за прошедшие века умудрившегося разбавить свою кровь кровью всех народов, с которыми им приходилось сталкиваться.
   Они обладали какой-то противоестественной красотой, присущей только им и вызывающей у людей отвращение. Однако именно эта необычность и позволяла им выжить: нигде Акмед не встречал народа настолько гибкого и способного адаптироваться к новым условиям. В какой бы сложной ситуации они ни оказывались, они всегда умудрялись найти на нее ответ.
   Акмед был из их числа.
   У него возникло ощущение, будто он оказался посреди волчьей стаи. Вожди каждого клана сидели чуть выше своих соплеменников, чтобы лучше видеть, как падет их власть. Сегодня большинство болгов сменили одежду на куски шкур, игравшие роль доспехов. Даже малышей одели так, чтобы защитить, забыв на время о зимнем холоде.
   Рапсодия застыла в ожидании за спиной Акмеда; неожиданно он услышал, как Певица тихонько вскрикнула. Он сразу понял, в чем дело. Болги посадили своих детей впереди, на самом краю уступов, словно приготовились принести их в жертву. Он видел, как она прикусила губу. Впрочем, Рапсодия понимала, что ей не дано понять эту культуру и этот народ. По крайней мере — пока. Но уже в следующий миг она улыбнулась.
   Акмед проследил за направлением ее взгляда и увидел, что она смотрит на чумазых малышей, которые приветливо скалились ей навстречу. Дети. Когда речь заходила о детях, Рапсодия совершенно теряла голову. Акмед невольно восхищался этим качеством, но понимал, что оно может оказаться опасным для дела.
   Грунтор уже занял свое место. Пора начинать.
   Акмед сделал глубокий вдох. Шесть последних дней он занимался с Рапсодией, стараясь досконально изучить музыкальный такт, в котором она посоветовала ему составить речь, обращенную к новым подданным.
   Речь напоминала симфонию, с увертюрой и резким крещендо в самом начале. Готовясь к этому решающему выступлению, друзья соединили его внутреннее понимание языка болгов с ее мастерством композитора, надеясь, что результат позволит избежать кровопролития.