Он, нахмурившись, повернулся ко мне:
   — Ну и что?
   Я мягко сказал:
   — Времена меняются, разве не так, Бинни?
   Он встал, прошел в другой конец комнаты и уселся спиной ко мне.
   Как я полагаю, прошло добрых два часа, прежде чем раздался стук в дверь. Они все немедленно взяли оружие на изготовку, включая Бинни, и ожидали, пока старуха прошла к дверям. В кухню вошла Нора Мэрфи. Она задержалась, и глаза ее сузились, как только она узнала Лукаса. Потом поставила свой кейс на стол.
   — Я бы выпила чашку чаю, ма, — сказала она по-ирландски, когда миссис Келли вошла вслед за ней.
   Она была так же решительна и резка, как и в нашу первую встречу. Так, будто бы ничего не случилось, хотя ее юбка и пальто были перепачканы кровью. Я сомневался, может ли что-то взволновать ее.
   Бинни спросил:
   — Что случилось?
   — Я помогала там, пока не приехала «скорая помощь».
   — Сколько человек убито? — спросил Бинни.
   — Пять, — ответила она и повернулась ко мне: — Вот теперь я не откажусь от сигареты, майор.
   — А солдаты? — Молодой Райли оперся на стол обеими руками и подался вперед, его глаза были безумнее, чем всегда. — Сколько солдат?
   Нора Мэрфи отвернулась от спички, которую я ей поднес, и выпустила длинную струю дыма.
   — Кто вы вообще такой?
   — Деннис Райли, мадам, — ответил он тихим голосом.
   — Так вот, Деннис Райли, вам нужно поднабить руку, прежде чем вы снова пойдете на дело. Счет на этот раз такой: мать, ее двое детей, пара восемнадцатилетних ребят, которые только что поженились. Боюсь, что солдаты не пострадали.
   Райли плюхнулся обратно на стул, и Бинни тихо спросил:
   — А маленькая девочка, она скончалась?
   — Видимо, да.
   Он повернулся к Лукасу и Райли с таким же выражением лица, какое я видел у него, когда там, в пивной, он столкнулся с хулиганами.
   — Значит, женщины и дети? — Он ударом ноги перевернул стол, и как по волшебству в руке у него появился браунинг. — Вы, мерзкие подонки, получайте!
   Нора Мэрфи подтолкнула его руку вверх, как раз когда он выстрелил, и пуля врезалась в потолок. Потом она дала ему пощечину. Он обернулся со страшным выражением лица, а она схватила его за плечи и начала трясти, как непослушного ребенка.
   — Что сделано, то сделано, Бинни! Бесполезно собачиться между собой!
   Лукас стоял, прислонившись спиной к стене, держа «шмайссер», готовый вот-вот выпустить очередь. Райли ползал на четвереньках по полу в поисках своего «вебли», который он выронил, когда Бинни перевернул стол.
   — Нам лучше уйти отсюда, — сказала Нора Мэрфи. — Всем, и чем скорее, тем лучше. Кто-нибудь мог слышать выстрел. — Она повернулась к миссис Келли: — Я сожалею, ма.
   Старая женщина улыбнулась и дотронулась до ее лица. Я спросил:
   — Как мы должны расходиться?
   Она пожала плечами:
   — Мы должны выходить порознь, естественно. Лучше попытайтесь сами, майор. Вы заметили пешеходный мостик через канал, когда шли сюда?
   — Заметил.
   — Пройдите по нему, потом по боковой дорожке двести ярдов, и там узкий проход выведет вас на Делф-Лейн. С полмили пройти по ней — и вы в центре города.
   — А почему, черт его дери, он должен пойти первым? — придирчиво спросил Лукас.
   Она пропустила мимо ушей его слова и обратилась к Бинни:
   — Нам надо пойти порознь. Так будет разумнее.
   — А если с вами что стрясется, как я объясню Майклу Корку, куда подевалась его племянница?
   Вот оно что! Она улыбнулась Бинни, а потом обернулась ко мне:
   — Так отправляйтесь же, майор!
   Старуха прошла вперед прежде меня. В дверях я обернулся.
   — За Республику, — сказал я. — Так держать!
   Потом осторожно прикрыл дверь и пошел вдоль коридора.
   Миссис Келли открыла дверь, и я увидел, что на улице сильный дождь; струи серебрились, как занавес, под ярким светом фонаря. Я поднял воротник.
   — Благодарю за все.
   Она слегка хмурилась, и у нее был какой-то странный и неуверенный вид, словно возникло что-то такое, чего она не понимала. Невидящие глаза смотрели мимо меня; она провела пальцами по моим щекам и губам.
   И они нашли то, что искали, эти пальцы; у нее на лице появилось выражение страха, как у ребенка, который стоит наверху высокой лестницы и чувствует неизъяснимый ужас, присутствие чего-то страшного в темноте под ним.
   Я мягко сказал по-ирландски:
   — Я сердит не на вас, бабуля. Вы ни при чем. Она вытолкнула меня под дождь и захлопнула дверь.
* * *
   Я отыскал темное местечко у пешеходного моста, а несколько кустов, которые возвышались над стеной, дали мне укрытие от дождя. Курить было нельзя. Запах дыма легко почуять в сыром воздухе, и я ждал, как мне приходилось ждать много раз в подобных местах. Разные страны, жаркий климат, но всюду одно и то же.
   Вдруг я услышал звуки осторожных шагов, и мгновение спустя из прохода появились две фигуры. Бинни и Нора. Я ясно видел под светом фонаря, как они поднимались на мостик. Их шаги гулко звучали, а потом стихли, когда они перешли на ту сторону канала.
   И снова я ждал. Странные штучки выкидывает память: сильный дождь напомнил мне о муссонах. Борнео, Кота-Бару, развалины деревни, вонь от сгоревшего мяса, едкий дым, тяжело оседающий под дождем, убитые школьники. Они тоже пострадали случайно, совсем как маленькая девочка и ее сестра сегодня вечером. Одна и та же история повторяется повсюду.
   На дорожке под ногами зашуршала галька, и спустя мгновение они появились. Лукас шел впереди. Он постоял под фонарем, потом стал медленно подниматься по ступеням моста — может быть, чтобы осмотреться.
   Райли задержался в тени и ждал, стоя не более чем в двух ярдах от меня. Я взял его сзади простейшим захватом за голову и свернул ему шею так быстро, что он и не пикнул.
   Я осторожно опустил тело на землю, нашел «вебли» в кармане пальто, взял его старенькую шляпу и надел ее. Потом двинулся к мосту.
   Лукас был как раз на середине моста.
   — Где ты там, черт тебя побери, запропастился, Деннис? — тихо позвал он.
   Я поднимался по ступеням, наклонив голову, и только в самый последний момент инстинкт подсказал ему, что что-то неладно, и он повернулся ко мне лицом.
   Я сказал:
   — Ты такой герой — воевать с женщинами и детьми, Лукас. Что чувствуешь теперь?
   Он попытался достать «шмайссер» из-под плаща, но я выстрелил ему в правое плечо. Тяжелая пуля крутанула его на месте, следующие две раздробили позвоночник и отбросили на перила моста, на которых он и повис вниз головой. Его плащ начал тлеть, показались тонкие язычки пламени. Я нагнулся, взял его под колени одной рукой, а другой перевалил через перила. Потом бросил в воду «вебли» и шляпу и двинулся через мостик.

Глава 5
Штормовое предупреждение

   Когда я вышел на палубу, весь город Обан был объят сырым, промозглым туманом. Ветер порывами нагонял дождь, что было неудивительно — этого можно было ожидать с момента прибытия сюда два дня назад.
   Воды залива Ферт-оф-Лорн, когда их удавалось разглядеть из-за тумана, были очень бурными; дело шло к тому, что погода станет только хуже, но никак не лучше. Едва ли это понравится, когда тебе предстоит необычный ночной рейс.
   В настоящий момент я устроился довольно прилично, став на якорь в пятидесяти ярдах от главного причала. Я быстро проверил все снасти и уже было собрался спуститься вниз, как на причал въехало такси, и из него вышел Мейер.
   Он даже не дал себе труда махнуть рукой. Просто сошел по каменным ступеням к воде и стоял в ожидании. Я спустил на воду резиновую надувную шлюпку, запустил подвесной мотор и направился к причалу, чтобы забрать его.
   Мейер черт знает на кого был похож — в черной фетровой шляпе с загнутыми полями и старомодном плаще, со свертком, который держал под мышкой, и портфелем в другой руке. Он и сам чувствовал это.
   — А она достаточно безопасна, эта штука? — спросил он боязливо, глядя сквозь очки на шлюпку.
   — Вполне, — ответил я и взял у него портфель, который он мне передал.
   Мейер, сжимая сверток, в высшей степени осторожно спустился в шлюпку и уселся на носу. Когда мы двинулись к катеру, он обернулся, чтобы взглянуть на него.
   — Вы довольны им?
   — Лучше быть не может.
   — «Кетлин» — так он называется? Должен сказать, что он не выглядит очень уж внушительно.
   — Именно поэтому я его и выбрал.
   Мы стукнулись о корпус катера. Я поднял короткую лесенку и закрепил ее за поручень. Когда я повернулся, чтобы помочь ему подняться, на гавань снова налетел шквал дождя. Мейер бросился к трапу, ища защиты, и я тоже спустился за ним в салон.
   — Что вы скажете насчет завтрака? — спросил я, когда он снял плащ и шляпу.
   — Завтрака? — Он с удивлением посмотрел на меня. — Но ведь уже скоро полдень.
   — Это я встал очень поздно, — пожал я плечами. — Ну хорошо, тогда чай.
   Я пошел на камбуз и, когда ставил чайник, услышал голос Эла Боули, который жаловался, что «Уже былое позабыто». Когда я вернулся в салон, Мейер сидел за столом, раскуривая свою любимую толстую голландскую сигару, а на столе перед ним стоял магнитофон.
   — Когда должны появиться наши друзья?
   Я взглянул на часы:
   — Около четырех. А вы опоздали. Что вас задержало?
   — Генерал приходил повидать меня, поэтому мне пришлось лететь на следующем самолете.
   — А что он хотел?
   — Дать последние указания, только и всего. Он летит в Северную Ирландию сегодня вечером, чтобы быть поблизости, если он понадобится.
   На камбузе засвистел закипевший чайник, и я отправился готовить чай. Мейер пошел следом и смотрел на меня, прислонившись к переборке.
   — Может быть, я переутомился, а может быть, старею, но прошлую ночь я очень плохо спал, а это для меня всегда дурной знак.
   Я налил чаю с молоком в две эмалированные кружки, плеснул сверху добрую порцию «Джеймсона» и передал ему одну из них.
   — Что вы хотите сказать, Мейер?
   — Я чувствую, что с этим делом не все будет в порядке, Саймон.
   — Вы же сами сказали, что очень устали.
   Он энергично замотал головой:
   — Вы же знаете меня. У меня нюх на такие вещи, и он меня никогда не обманывает. Первый раз в жизни я чувствовал себя как сейчас, когда мне было семнадцать лет, в 1938 году.
   — Я знаю, — ответил я. — Вы мне об этом не раз говорили. Что убрались из Мюнхена за полчаса до того, как гестапо пришло за вами. А ваши дядя с тетей не послушали вас и были уничтожены в Дахау.
   Он сделал быстрый жест, и чай расплескался из его кружки.
   — Не дурачьте меня, Саймон. Помните, в Касабланке? Если бы вы не послушали меня и полетели на следующем самолете, они бы арестовали нас обоих.
   — Верно, у вас есть какое-то второе зрение. — Я прошел за ним в салон. — А вы попытались сказать генералу, какие предчувствия у вас появились?
   Он безнадежно пожал плечами и сел за стол напротив меня.
   — Как нас угораздило влипнуть, Саймон? Это же безумие.
   — Потому что у нас не было выбора, — ответил я. — Все просто. Вы принесли, что я просил?
   — В свертке, — ответил он.
   Когда я начал разворачивать сверток, он спросил:
   — Где груз?
   — Бронебойные «лахти» в кормовой кабине, а вы сидите прямо на автоматах «узи».
   Я сорвал последнюю оберточную бумагу, под ней оказалась плоская картонная коробка, а в самой коробке — несколько фунтов вещества, похожего на детский пластилин. Это было новое и очень мощное взрывчатое вещество в виде пластика, которое называлось «ARI-7». Тут же была коробочка с химическими взрывателями для него.
   В свертке было еще что-то, завернутое в материю и перевязанное шпагатом. Разрезав шпагат и развернув сверток, я обнаружил несколько обойм с патронами и автоматический пистолет «маузер» с необычным стволом, напоминающим по форме луковицу.
   — Эта чертова вещица как будто из музея, — заметил Мейер, когда я прикинул пистолет на руке. — Вы не представляете, каких трудов стоило его разыскать.
   — Знаю, — сказал я. — Но это — самый эффективный пистолет с глушителем из всех, которые были выпущены до сих пор.
   Я забрал коробку и сказал:
   — Пойдемте наверх. Я что-то покажу вам.
   Когда мы вышли на палубу, дождь шел еще сильнее, чем прежде. Я провел его в рубку, поставил коробку на столик для карт, потом нагнулся и нажал пружинную защелку. Откинулась панель, за которой были сложены автоматы «Марк IIS Стен». Здесь же было еще несколько таких потайных шкафов.
   — Маленькое усовершенствование. Вот этим я как раз был занят до поздней ночи.
   Я положил взрывчатку «ARI-7» вместе со взрывателями и запасными обоймами в задний шкаф, зарядил маузер, спрятал его на место, а потом захлопнул крышку так, что ничего не было заметно.
   — Все очень аккуратно, — заметил Мейер.
   — Всего только необходимая подготовка.
   Он взглянул на часы:
   — Ну, мне пора. Я арендовал машину в местном гараже. Они доставят меня в Абботсинч. А оттуда я успею на вечерний самолет в Белфаст.
   — А потом?
   Он пожал плечами:
   — Поеду прямо в домик, который я снял, и буду ждать от вас известий.
   — Лучше покажите, где этот дом находится.
   Я достал ему нужную карту, и он довольно быстро отыскал то, что нужно.
   — Вот здесь. Около десяти миль от Страмора по этой дороге. Ренделл-Коттедж. В конце подъездной дороги, у небольшого леса. Немного запущенный домик, но приятный. Из таких, что снимают отпускники на лето. Там есть телефон, вот номер.
   Его довольно легко было запомнить. Я скатал листок бумаги, на которой он был записан, в шарик и щелчком выбросил его в боковое окно.
   — А что вы сказали агенту, у которого снимали дом?
   — Что я писатель. Сказал, что одурел, сидя в Белфасте, и хочу немного пожить в тишине и покое. На всякий случай имейте в виду, что я назвал себя Бергером.
   Он с некоторым сомнением посмотрел на бурные воды Ферта, а дождь в это время с новой силой забарабанил по крыше рубки.
   — Вы на самом деле считаете, что вам удастся пройти здесь ночью? Что-то мне все это не по душе.
   — Метеосводки обещают, что к вечеру станет значительно тише, но даже если этого не случится, мы все равно пройдем. Этот катер построен так, что выдержит все, что угодно.
   И вдруг с причала послышался крик:
   — Эй, на «Кетлин»!
   На причале возле такси стояли Нора Мэрфи и Бинни Галлахер.
   Мейер попросил:
   — Переправьте меня, и я поеду. Я больше не хочу разговаривать с ней, если это возможно.
   Он спустился, чтобы взять шляпу и плащ, и тут же вернулся, запихивая в портфель своего Эла Боули. Я помог ему перелезть через поручень, отвязал линь и спустился в шлюпку.
   Когда я отошел от борта катера, Мейер был очень бледен, и я сказал ему:
   — Вот увидите, все будет хорошо, обещаю вам.
   — Вы думаете? Тогда скажите, почему я чувствую себя так, словно лежу в гробу и слушаю, как комья земли стучат по крышке?
   Я не придумал, что сказать, чтобы успокоить его. Во всяком случае, мы уже подошли к ступенькам лестницы, которая вела на причал. Я задержался, чтобы привязать шлюпку, а Мейер вышел раньше меня и подошел к Норе Мэрфи и Бинни, стоявшим возле такси. Парень был одет точно так же, как и в ту памятную ночь в Белфасте, а Нора Мэрфи вырядилась в желтый плащ, под которым были надеты свитер, брюки-слаксы и резиновые сапоги.
   Как только я подошел, он обернулся ко мне:
   — Я приношу свои искренние извинения доктору Мэрфи, Саймон, но мне в самом деле пора ехать, а то я не успею на самолет.
   — Надеюсь, мы скоро увидимся, — сказал я и пожал ему руку.
   Он торопливо залез в такси. Водитель передал Бинни чемодан и тронул.
   Нора Мэрфи холодно произнесла:
   — Вот и мы, майор.
   — Вижу.
   Я спустился по ступеням в шлюпку, Бинни с чемоданом последовал за мной. Он не выглядел очень уж довольным, но все же, после небольшого колебания, тоже вошел в шлюпку и сел на носу. Нора Мэрфи пристроилась на корме возле меня.
   Когда мы отплыли от причала, она как бы невзначай спросила:
   — Ночь обещает быть ненастной. Выдержит ли катер?
   — А вы много плавали по морю?
   — Одна из моих тетушек была замужем за отставным морским капитаном. У них был дом возле мыса Код.
   — Тогда вы должны знать, что о корабле не судят по внешнему виду. Вот «Кетлин». Под этой скучной серой краской — стальной корпус, сделанный на Акербунской верфи.
   — То есть самый лучший? — На нее это произвело известное впечатление. — А как с двигателями?
   — Пятицилиндровый бензиновый двигатель. Два гребных винта. На полном ходу скорость двадцать пять узлов. Эхолот, радар, автоматическое управление. Все в порядке.
   Я выключил мотор, и мы подошли к катеру. Нора Мэрфи схватила линь и довольно ловко перебралась через поручни. Бинни был не столь проворен; глядя на его лицо, я понял: он предчувствует, что ночь будет трудной для него во всех отношениях.
   Он был похож на рыбу, вытащенную из воды, — видимо, никогда раньше не всходил на борт такого утлого суденышка. Когда он снял свое отвратительное темное пальто, то стал выглядеть моложе, но одежда все равно ему не шла. Жесткий белый воротник на два размера больше, чем надо, вязаный галстук и двубортный костюм серого цвета, плохо сидящий на нем.
   Нора Мэрфи открыла один из шкафов в салоне, чтобы повесить плащ, и обнаружила там неопреновый костюм для подводного плавания, ласты, маску и акваланг.
   Повернувшись, она вздернула бровь.
   — Только не говорите, что собираетесь махнуть через борт, если дело станет худо.
   — Обещаю, что заберу вас с собой.
   Она поставила на стол чемодан, открыла и достала автоматический браунинг Бинни. Подержала пистолет немного в правой руке, неотрывно глядя на меня чуть суженными глазами, а потом передала его Бинни, который сидел на одном из диванчиков.
   — Черт побери, Воген, — сказала она раздраженно, — никак не разберусь, как вас понимать. Вы все время улыбаетесь. Это неестественно.
   — Вы должны понять, милочка, что наш старый мир вообще смешон. Куда ни глянь — одна смехота.
   Я сходил на камбуз, взял бутылку «Джеймсона» и три кружки. Когда я вернулся, она сидела за столом напротив Бинни и курила сигарету.
   — Виски? — спросил я. — Боюсь, это все, что есть.
   Она кивнула, а Бинни отрицательно помотал головой. Яхта лишь слегка покачивалась на зыби, но на нем уже лица не было. Бог знает, что будет с ним, когда мы выйдем в открытое море. Нора Мэрфи сказала:
   — А где же груз?
   Я рассказал ей, и она, кивнув, спросила:
   — А что мы везем?
   — Пятьдесят противотанковых пушек «лахти» и пятьдесят автоматов.
   Она немедленно выпрямилась и сильно нахмурилась:
   — Что здесь происходит? Я ожидала, что будет больше. Значительно больше.
   — Сюда больше не впихнуть, — ответил я. — Эти «лахти» семи футов длиной. Пойдите в кормовую кабину и посмотрите сами. Потребуется пара рейсов, чтобы переправить только первую партию оружия.
   Она прошла в кормовую кабину. Немного спустя вернулась, села за стол и снова взяла свою кружку.
   — И еще одно, — заявил я. — Если нас обнаружат, то у нас не будет никаких шансов, поймите это. Так как я не из тех капитанов, которые идут на дно вместе со своим кораблем, то я хотел бы, чтобы вы объяснили это Бинни, нам здесь не нужно никакого героизма.
   Бедный Бинни не смог даже бросить на меня сердитого взгляда. Он внезапно поднялся на ноги и пошел к трапу.
   Нора Мэрфи сказала:
   — Боюсь, что он неважный моряк. Когда мы отходим?
   — Я решил сделать это чуть позже, чем намеревался. В пять, может быть, в шесть часов. Надо дать погоде хоть немного проясниться.
   — Дело ваше. А что насчет этого Мейера? Мы его когда-нибудь увидим снова?
   — Думаю, да — когда наступит подходящее время.
   Бинни спускался по трапу, хватаясь за стену, чтобы поддержать равновесие. Я сказал:
   — Не обращай внимания, Бинни. Говорят, сам адмирал Нельсон заболевал всякий раз, когда выходил в море. Однако я не думаю, что это серьезное утешение. Да и какое дело таким, как ты, до него, верно?
   Он не обратил никакого внимания на мои слова и скрылся в кормовой кабине. Я направился к трапу, но Нора Мэрфи быстро обошла вокруг стола и преградила мне дорогу. Она казалась просто взбешенной.
   — Вы что, Воген, родились законченным подонком или просто работаете под него?
   Катер сильно качнуло, она подалась ко мне, и ничего не оставалось другого, как обнять ее и поцеловать. Едва ли я сделал это от наплыва чувств, но со мной бывало и похуже.
   Когда я наконец отпустил ее, она, презрительно скривив рот, заметила:
   — Не Бог весть что, майор.
   — Так кто же из нас подонок? — спросил я и быстро поднялся по трапу.
   Мы отправились в путь перед шестью часами вечера; погода не улучшилась, но и не стала хуже. Когда я нажал на стартер и двигатели заработали, дверь рубки открылась; порыв ветра чуть не сдул карты со столика. Это вошла Нора Мэрфи.
   Она стояла рядом со мной, всматриваясь в вечернюю мглу.
   — Какой прогноз погоды?
   — Никакого улучшения. Ветер от трех до четырех баллов со шквалами дождя. В районе острова Ратлин утром легкий морской туман.
   — Это нам на руку, — заметила она. — Можно, я возьму штурвал?
   — Позже. Как там Бинни?
   — Лежит пластом на спине. Лучше я пойду и посмотрю, все ли с ним в порядке. Зайду потом.
   Дверь закрылась за ней, и я повел «Кетлин» по пологой дуге к выходу из гавани в залив Ферт.
   Мачтовый огонь начал ритмично раскачиваться из стороны в сторону; от волн, набегающих сбоку, в стекла рубки полетели брызги воды. В двух румбах справа по борту на фоне серого вечернего неба я мог различить очертания парохода, а его красный и зеленый бортовые огни были ясно видны.
   Я сбросил скорость до двенадцати узлов, и мы пошли вперед, погружаясь во все более сгущающуюся тьму. Звуки моторов тревожили ночную тишину.
   Уже было одиннадцать, когда Нора Мэрфи снова пришла в рубку. Дверь тихо открылась, и она вошла с подносом. Я ощутил аромат кофе и еще чего-то. Приятный запах жареного бекона.
   — Мне очень жаль, Воген, но я заснула. Вот кофе и сандвичи с беконом. Где мы сейчас?
   — На правильном курсе. К востоку от нас — остров Айли. Вы можете увидеть огни между шквалами дождя.
   — Вас сменить?
   — Не надо. Можно включить авторулевого.
   Я проверил курс, изменил его на румб вправо и зафиксировал руль. Когда я обернулся за сандвичем, то увидел, что она, слегка нахмурясь, внимательно наблюдает за мной.
   — Знаете, я никак не могу понять вас, Воген. Ни на минуту.
   — Отчего же?
   Она закурила и задумчиво посмотрела наружу, в темноту.
   — Зверь Селенгара — это ведь про вас?
   — Мой звездный час, — сказал я. — Ни один голливудский актер лучше не сыграл бы.
   А это снова рассердило ее.
   — Бога ради, вы не можете хоть раз быть серьезным?
   — Ну хорошо, только сохраняйте спокойствие. Что вы хотите знать? Кровавые детали?
   — Только одну правду, независимо от того, насколько она неприятна.
   — Только правду? — переспросил я и почувствовал, что у меня в горле сразу же пересохло.
   Я быстро глотнул кофе, которое обожгло рот, и поставил кружку снова на столик для карт.
   — Ну хорошо, сами напросились.
   Я сел на поворотное кресло, отключил автоматику и снова взял в руки штурвал.
   — В Борнео вокруг Кота-Бару была территория, которая полностью контролировалась террористами в 1963 году, и большинство из них были проникшие туда китайские коммунисты, а не местные люди. Они терроризировали весь регион. Сжигали целые деревни, вынуждали местных людей, даяков, помогать им, зверски вырезая каждого второго мужчину и женщину в захваченных ими деревнях, чтобы напугать остальных.
   — И они заставили вас делать тоже что-то в этом роде?
   — Считалось, что я эксперт в такого рода делах, они дали мне команду, состоявшую из даяков-разведчиков, и приказали очистить эту конюшню и не возвращаться, пока я не сделаю это.
   — Это был прямой приказ?
   — Не на бумаге и не в таких выражениях. Нам поначалу не очень-то везло. Они сожгли еще две или три деревни, а в одном случае они предварительно согнали в большой общественный дом более пятидесяти мужчин, женщин и детей. Наконец, они сожгли миссию в Кота-Бару, изнасиловали, а потом убили четырех монахинь и восемнадцать молодых девочек. Короче, дело зашло слишком далеко.
   — Ну и что же вы сделали?
   — Мне повезло. Информатор донес, что китайский торговец в Селенгаре по имени Ху Ли — коммунистический агент. Я арестовал его и, когда он отказался говорить, отдал его даякам.
   На ее лице не отразилось ужаса, голос был совершенно спокойным, когда она спросила:
   — Для того, чтобы пытать его?
   — У даяков это получается убедительно. Не прошло и двух часов, как он сказал, где скрывается группа, которую я преследовал.
   — И вы их взяли?
   — В конце концов да. Они разбились на две кучки, но это им не помогло.
   — Говорят, что вы расстреляли пленных?
   — Только во время преследования второй группы. Пленные сковывали мое движение.
   — Я понимаю. — Она кивнула с отрешенным выражением лица. — А мистер Ху Ли?
   — Застрелен при попытке к бегству.
   — И вы думаете, я поверю?
   Я рассмеялся, ничуть не обидевшись:
   — Но это так. И вся ирония состоит в том, что я совсем было собрался доставить его на побережье, чтобы он предстал перед судом, но как раз в ту ночь, когда мы собирались двинуться в путь, он попытался сбежать.
   Наступило короткое молчание. Я открыл окно и с наслаждением вдохнул свежий морской воздух.