Я видел изображение Благородной Джоанны Траскот дважды, оба раза – на фотографиях, которые нам показывал Хоффер. На одной она была в лыжном костюме, на другой – одета для приема в саду Букингемского дворца. Но установить точно, что обнаженная девушка, плескавшаяся в небольшой заводи у ручья, которую я увидел между деревьями, именно она, оказалось невозможно.
Заплетенные в косу волосы лесной нимфы были уложены по моде восемнадцатого века. Лицо, шея и руки ее сильно потемнели от загара, но тело отливало молочной белизной. Сложением она напоминала мальчика, грудь у нее почти полностью отсутствовала, хотя бедра определенно свидетельствовали в пользу того, что передо мной женщина.
Она выбралась из заводи и стала вытираться старым одеялом. Я не испытывал неловкости от того, что подсматривал. Во-первых, мне нельзя ее спугнуть, а во-вторых, ее обнаженное тело меня совершенно не волновало, будто она была бесполой. Удивительно, но при виде одной женщины вспыхиваешь в мгновение ока, а другая оставляет тебя совершенно равнодушным.
Девушка натянула старые брюки, которые явно знавали когда-то лучшие дни, мужскую рубашку, зеленый шерстяной свитер с дырками под мышками и накинула на голову красный платок, завязав его у подбородка.
Когда она присела, чтобы надеть туристские ботинки, я вышел из-за дерева и приветливо сказал:
– Доброе утро.
– И вам доброе утро, – ответила она безразличным тоном и стала подниматься.
– Не надо шуметь, – выговорил я довольно неуклюже и представился: – Меня зовут Вайет, Стаси Вайет. Я от вашего отчима. Карла Хоффера. Трое моих друзей ждут нас в горах. Я пришел, чтобы забрать вас отсюда.
Господи, какой же я оказался дурак! Она жила здесь совершенно одна, без всякого надзора и явно могла пойти куда угодно. Непонятно, почему я об этом сразу не подумал. Сказалась тяжелая ночь и сильная усталость.
– Что я должна делать – приветствовать победителя? – спросила она ледяным тоном на том утонченном английском, который можно услышать лишь в кругах высшего общества в старой Англии. – И каким способом он приказал вам разделаться со мной – с помощью ножа, пистолета или просто задушить?
Я уставился на нее в немом изумлении, и тут в голове у меня начало что-то проясняться. Она едва заметно отвернулась в сторону от меня, а когда повернулась обратно, то в правой руке уже держала автоматическую «беретту» и смотрела на меня холодно и бесстрастно. Я поверил: она нажмет на спуск без колебаний.
– Сначала уберите пушку, – приказала она мне твердо.
Я все еще держал «АК» наперевес. Бросив его под ноги, рядом положил «узи».
– Вот видите, больше ничего нет.
Но она не удовлетворилась.
– Доставайте, что там у вас в кобуре.
Я вытащил «смит-и-вессон», положил его на землю и сделал три шага назад. Потом присел возле дерева и достал сигареты.
– Закурить не хотите?
Она покачала головой.
– Ну что ж, если вы находите его интересным. – Я закурил. – Хочу вам кое-что рассказать и прошу вас меня выслушать. Потом можете в меня стрелять, если захотите.
– Потом посмотрим, – ответила она невозмутимо. – Только давайте побыстрее. Мне еще надо приготовить завтрак.
Я постарался уместить все в несколько коротких фраз и когда кончил, выражение ее лица ничуть не изменилось.
– Я поняла следующее: мой отчим сказал вам, что меня похитил Серафино Лентини с целью получения выкупа. Он заплатил, но злодей Серафино решил сделать меня своей наложницей, а деньги оставить себе. Все правильно?
– Совершенно верно.
– Сплошная ложь, мистер Вайет, от начала до конца.
– Я догадывался об этом.
– Каким образом? – удивилась она.
– Мне стало известно, что после пыток в полиции много лет назад Серафино Лентини потерял физиологический интерес к женщинам.
– Но если вы знали это, если вы с самого начала почувствовали что-то неладное в истории моего отчима, почему же вы все-таки пришли сюда?
– Я всегда отличался любопытством, – усмехнулся я. – Кроме того, он предложил нам неплохие деньги. Скажите, а это правда, что вы спали с шофером, когда вам было четырнадцать лет?
Мой вопрос окончательно разбил ее ледяное спокойствие. Глаза ее расширились; она задохнулась от негодования, и девичий румянец залил ей щеки.
– Простите, – сказал я. – У него, очевидно, богатое воображение.
– Хотите знать Правду? Сейчас расскажу. – Она перестала целиться в меня из «беретты» и возбужденно продолжала: – Он вам твердит об угрозе моей жизни, а сам мечтает о моей смерти. Мать завещала мне все свое состояние, назначив отчима опекуном. К сожалению, она совершила большую ошибку. Через три недели мне исполняется двадцать один год, и Хоффер перестанет распоряжаться моим состоянием. Если я умру раньше, все перейдет к нему. Два с половиной миллиона фунтов стерлингов. – В сравнении с этой цифрой сумма, которую он обещал нам, показалась мне смехотворной. – Единственная правда из всего, что он вам наговорил, – продолжала она, – то, что он действительно заплатил Серафино Лентини двадцать пять тысяч долларов, но совсем с другой целью. Он нанял его совершить на меня покушение вечером по дороге в Виллаблу, куда я ехала навестить друзей. Меня надеялись найти мертвой возле машины, где труп было бы легко опознать. Инсценировалось убийство с целью ограбления. Мне отводилась роль очередной жертвы разгула преступности.
– Серафино отказался сделать это?
– Сначала согласился. Когда он тем вечером остановил меня на дороге, я уже простилась с жизнью. И действительно была на волосок от смерти.
– Почему же он передумал?
– Ему понравилось, что я вела себя бесстрашно – так он сказал потом – и что я похожа на его младшую сестру, которая умерла от родов год назад. Полагаю, настоящая причина заключалась в том, что он не любил моего отчима. Видимо, у них случались какие-то конфликты и раньше, но он молчал.
– Тогда почему он вообще связался с Хоффером?
– Он нуждался в деньгах – больших деньгах. У него есть мечта – он хочет эмигрировать в Южную Америку и начать там новую жизнь. По-моему, я до сих пор жива только потому, что ему показалось забавным – деньги у Хоффера взять, а договор не выполнить. Он хотел отомстить ему.
– Поэтому он и прячет вас в горах?
– Да, я здесь живу с тех самых пор.
– А вы не боитесь, что он может по какой-нибудь причине передумать?
Она покачала головой.
– Ничуть. Я им объяснила, в чем дело, и теперь он и его люди охраняют меня.
– Ну конечно, – сказал я уверенно. – Их задача теперь следить, чтобы с вашей головы ни один волосок не упал, хотя бы еще три недели.
– Вы правильно поняли. Если все кончится удачно, я обещала отправить их в Южную Америку со ста тысячами фунтов стерлингов на четверых.
Теперь мне многое стало ясно. Но все ли? Нет, кое-что еще оставалось непонятно.
Она задала мне вслух один из тех вопросов, которые вертелись у меня в голове.
– Я не слышала от вас, что же вы должны со мной сделать?
– Доставить вас к Хофферу. Он ждет нас на дороге в Беллону.
– А он не предполагал, что я могу вам что-нибудь рассказать? И вы узнаете, что я не заложница Серафино?
На этот вопрос я не находил ответа, но она сама предложила его мне минуту спустя.
– Дальше, видимо, вновь вступает в силу вариант номер один, – сказала она. – Единственно возможное объяснение. Вы должны не только убить Серафино и его людей, но и покончить со мной. Потом мой отчим пойдет в полицию, заломит там руки от горя и расскажет, что он опасался за мою жизнь и потому не обратился к ним раньше, но теперь у него нет больше сил терпеть. Полиция начнет поиск и найдет наши останки.
– Но они же будут искать виновных.
– Таких групп, как у Серафино, в горах несколько. И между ними нет больших симпатий. – Она пожала плечами. – Естественно предположить, что виновна одна из них. Весьма прискорбная история, но вполне устраивающая моего отчима. Как ни крути, а другого объяснения не найдешь.
«Беретта» в ее руке стала подниматься вновь. Что-то в ее глазах насторожило меня, ее губы плотно сжались, и это особенно обеспокоило.
Эффектным прыжком я рванулся вперед, плечами толкнув ее в колени и обхватив за ноги. Она повалилась на спину. На этом борьба практически закончилась, хотя некоторая возня еще продолжалась, пока я не прижал ее руки коленями к земле.
Я отнял у нее «беретту» и перевел движок предохранителя.
– Он не выстрелит, пока вы не сделаете вот так. Попытайтесь еще раз.
Положил пистолет ей на грудь, поднялся, встал к ней сgиной, закурил еще одну сигарету, нарочито демонстрируя храбрость. А когда повернулся к ней, она стояла, уставившись на меня в замешательстве. «Беретта» висела у нее в руке, нацеленная в землю.
– Но тогда мне не все понятно, – сказала она.
И была права – мне тоже. Единственное разумное объяснение: нас послали убить ее. Но мы, то есть я, этого почему-то не сделали.
Или сделаем?
Меня окатило холодом, и в горле пересохло. Нет, не может быть! Я старался отогнать назойливую мысль прочь. Бёрк никогда бы не согласился поступить так.
Но размышлять дальше я уже не смог. Кто-то вскочил мне на спину, рукой сдавил горло, и я упал навзничь.
Есть старый анекдот: Господь сделал одних большими, других маленькими, а сравнять всех попросил господина Кольта. Философия Кольта как нельзя лучше отвечала моим взглядам, потому что, как все не очень крупные люди, я никогда не был особенно силен в рукопашной схватке.
Рука, сжимавшая мне горло, делала это весьма уверенно, эффективно лишая меня воздуха. Я задыхался, в ушах стоял шум. Где-то вдали послышался девичий визг, и тут нападавший сделал небольшую ошибку – слегка изменил позу, и я сумел ударить его локтем в пах.
Удар не очень удался, потому что пришелся куда-то в пустоту, но все же раздались ругательства, и я сумел вырваться – пару раз перекувырнулся через голову и уткнулся в дерево. Но и ловкость мне не помогла. Сзади меня чем-то треснули по голове, и тут же ствол винтовки уперся в шею.
Глава 12
Заплетенные в косу волосы лесной нимфы были уложены по моде восемнадцатого века. Лицо, шея и руки ее сильно потемнели от загара, но тело отливало молочной белизной. Сложением она напоминала мальчика, грудь у нее почти полностью отсутствовала, хотя бедра определенно свидетельствовали в пользу того, что передо мной женщина.
Она выбралась из заводи и стала вытираться старым одеялом. Я не испытывал неловкости от того, что подсматривал. Во-первых, мне нельзя ее спугнуть, а во-вторых, ее обнаженное тело меня совершенно не волновало, будто она была бесполой. Удивительно, но при виде одной женщины вспыхиваешь в мгновение ока, а другая оставляет тебя совершенно равнодушным.
Девушка натянула старые брюки, которые явно знавали когда-то лучшие дни, мужскую рубашку, зеленый шерстяной свитер с дырками под мышками и накинула на голову красный платок, завязав его у подбородка.
Когда она присела, чтобы надеть туристские ботинки, я вышел из-за дерева и приветливо сказал:
– Доброе утро.
– И вам доброе утро, – ответила она безразличным тоном и стала подниматься.
– Не надо шуметь, – выговорил я довольно неуклюже и представился: – Меня зовут Вайет, Стаси Вайет. Я от вашего отчима. Карла Хоффера. Трое моих друзей ждут нас в горах. Я пришел, чтобы забрать вас отсюда.
Господи, какой же я оказался дурак! Она жила здесь совершенно одна, без всякого надзора и явно могла пойти куда угодно. Непонятно, почему я об этом сразу не подумал. Сказалась тяжелая ночь и сильная усталость.
– Что я должна делать – приветствовать победителя? – спросила она ледяным тоном на том утонченном английском, который можно услышать лишь в кругах высшего общества в старой Англии. – И каким способом он приказал вам разделаться со мной – с помощью ножа, пистолета или просто задушить?
Я уставился на нее в немом изумлении, и тут в голове у меня начало что-то проясняться. Она едва заметно отвернулась в сторону от меня, а когда повернулась обратно, то в правой руке уже держала автоматическую «беретту» и смотрела на меня холодно и бесстрастно. Я поверил: она нажмет на спуск без колебаний.
* * *
– Простите, я что-то не совсем понял. Не объясните ли вы мне все подробнее? – попросил я.– Сначала уберите пушку, – приказала она мне твердо.
Я все еще держал «АК» наперевес. Бросив его под ноги, рядом положил «узи».
– Вот видите, больше ничего нет.
Но она не удовлетворилась.
– Доставайте, что там у вас в кобуре.
Я вытащил «смит-и-вессон», положил его на землю и сделал три шага назад. Потом присел возле дерева и достал сигареты.
– Закурить не хотите?
Она покачала головой.
– Ну что ж, если вы находите его интересным. – Я закурил. – Хочу вам кое-что рассказать и прошу вас меня выслушать. Потом можете в меня стрелять, если захотите.
– Потом посмотрим, – ответила она невозмутимо. – Только давайте побыстрее. Мне еще надо приготовить завтрак.
Я постарался уместить все в несколько коротких фраз и когда кончил, выражение ее лица ничуть не изменилось.
– Я поняла следующее: мой отчим сказал вам, что меня похитил Серафино Лентини с целью получения выкупа. Он заплатил, но злодей Серафино решил сделать меня своей наложницей, а деньги оставить себе. Все правильно?
– Совершенно верно.
– Сплошная ложь, мистер Вайет, от начала до конца.
– Я догадывался об этом.
– Каким образом? – удивилась она.
– Мне стало известно, что после пыток в полиции много лет назад Серафино Лентини потерял физиологический интерес к женщинам.
– Но если вы знали это, если вы с самого начала почувствовали что-то неладное в истории моего отчима, почему же вы все-таки пришли сюда?
– Я всегда отличался любопытством, – усмехнулся я. – Кроме того, он предложил нам неплохие деньги. Скажите, а это правда, что вы спали с шофером, когда вам было четырнадцать лет?
Мой вопрос окончательно разбил ее ледяное спокойствие. Глаза ее расширились; она задохнулась от негодования, и девичий румянец залил ей щеки.
– Простите, – сказал я. – У него, очевидно, богатое воображение.
– Хотите знать Правду? Сейчас расскажу. – Она перестала целиться в меня из «беретты» и возбужденно продолжала: – Он вам твердит об угрозе моей жизни, а сам мечтает о моей смерти. Мать завещала мне все свое состояние, назначив отчима опекуном. К сожалению, она совершила большую ошибку. Через три недели мне исполняется двадцать один год, и Хоффер перестанет распоряжаться моим состоянием. Если я умру раньше, все перейдет к нему. Два с половиной миллиона фунтов стерлингов. – В сравнении с этой цифрой сумма, которую он обещал нам, показалась мне смехотворной. – Единственная правда из всего, что он вам наговорил, – продолжала она, – то, что он действительно заплатил Серафино Лентини двадцать пять тысяч долларов, но совсем с другой целью. Он нанял его совершить на меня покушение вечером по дороге в Виллаблу, куда я ехала навестить друзей. Меня надеялись найти мертвой возле машины, где труп было бы легко опознать. Инсценировалось убийство с целью ограбления. Мне отводилась роль очередной жертвы разгула преступности.
– Серафино отказался сделать это?
– Сначала согласился. Когда он тем вечером остановил меня на дороге, я уже простилась с жизнью. И действительно была на волосок от смерти.
– Почему же он передумал?
– Ему понравилось, что я вела себя бесстрашно – так он сказал потом – и что я похожа на его младшую сестру, которая умерла от родов год назад. Полагаю, настоящая причина заключалась в том, что он не любил моего отчима. Видимо, у них случались какие-то конфликты и раньше, но он молчал.
– Тогда почему он вообще связался с Хоффером?
– Он нуждался в деньгах – больших деньгах. У него есть мечта – он хочет эмигрировать в Южную Америку и начать там новую жизнь. По-моему, я до сих пор жива только потому, что ему показалось забавным – деньги у Хоффера взять, а договор не выполнить. Он хотел отомстить ему.
– Поэтому он и прячет вас в горах?
– Да, я здесь живу с тех самых пор.
– А вы не боитесь, что он может по какой-нибудь причине передумать?
Она покачала головой.
– Ничуть. Я им объяснила, в чем дело, и теперь он и его люди охраняют меня.
– Ну конечно, – сказал я уверенно. – Их задача теперь следить, чтобы с вашей головы ни один волосок не упал, хотя бы еще три недели.
– Вы правильно поняли. Если все кончится удачно, я обещала отправить их в Южную Америку со ста тысячами фунтов стерлингов на четверых.
Теперь мне многое стало ясно. Но все ли? Нет, кое-что еще оставалось непонятно.
Она задала мне вслух один из тех вопросов, которые вертелись у меня в голове.
– Я не слышала от вас, что же вы должны со мной сделать?
– Доставить вас к Хофферу. Он ждет нас на дороге в Беллону.
– А он не предполагал, что я могу вам что-нибудь рассказать? И вы узнаете, что я не заложница Серафино?
На этот вопрос я не находил ответа, но она сама предложила его мне минуту спустя.
– Дальше, видимо, вновь вступает в силу вариант номер один, – сказала она. – Единственно возможное объяснение. Вы должны не только убить Серафино и его людей, но и покончить со мной. Потом мой отчим пойдет в полицию, заломит там руки от горя и расскажет, что он опасался за мою жизнь и потому не обратился к ним раньше, но теперь у него нет больше сил терпеть. Полиция начнет поиск и найдет наши останки.
– Но они же будут искать виновных.
– Таких групп, как у Серафино, в горах несколько. И между ними нет больших симпатий. – Она пожала плечами. – Естественно предположить, что виновна одна из них. Весьма прискорбная история, но вполне устраивающая моего отчима. Как ни крути, а другого объяснения не найдешь.
«Беретта» в ее руке стала подниматься вновь. Что-то в ее глазах насторожило меня, ее губы плотно сжались, и это особенно обеспокоило.
Эффектным прыжком я рванулся вперед, плечами толкнув ее в колени и обхватив за ноги. Она повалилась на спину. На этом борьба практически закончилась, хотя некоторая возня еще продолжалась, пока я не прижал ее руки коленями к земле.
Я отнял у нее «беретту» и перевел движок предохранителя.
– Он не выстрелит, пока вы не сделаете вот так. Попытайтесь еще раз.
Положил пистолет ей на грудь, поднялся, встал к ней сgиной, закурил еще одну сигарету, нарочито демонстрируя храбрость. А когда повернулся к ней, она стояла, уставившись на меня в замешательстве. «Беретта» висела у нее в руке, нацеленная в землю.
– Но тогда мне не все понятно, – сказала она.
И была права – мне тоже. Единственное разумное объяснение: нас послали убить ее. Но мы, то есть я, этого почему-то не сделали.
Или сделаем?
Меня окатило холодом, и в горле пересохло. Нет, не может быть! Я старался отогнать назойливую мысль прочь. Бёрк никогда бы не согласился поступить так.
Но размышлять дальше я уже не смог. Кто-то вскочил мне на спину, рукой сдавил горло, и я упал навзничь.
Есть старый анекдот: Господь сделал одних большими, других маленькими, а сравнять всех попросил господина Кольта. Философия Кольта как нельзя лучше отвечала моим взглядам, потому что, как все не очень крупные люди, я никогда не был особенно силен в рукопашной схватке.
Рука, сжимавшая мне горло, делала это весьма уверенно, эффективно лишая меня воздуха. Я задыхался, в ушах стоял шум. Где-то вдали послышался девичий визг, и тут нападавший сделал небольшую ошибку – слегка изменил позу, и я сумел ударить его локтем в пах.
Удар не очень удался, потому что пришелся куда-то в пустоту, но все же раздались ругательства, и я сумел вырваться – пару раз перекувырнулся через голову и уткнулся в дерево. Но и ловкость мне не помогла. Сзади меня чем-то треснули по голове, и тут же ствол винтовки уперся в шею.
Глава 12
Это была полуавтоматическая винтовка «МИ» тридцатого калибра, оружие американской пехоты во время Второй мировой войны, откуда следовало, что старушка пребывает на свете уже давно. Несмотря на преклонный возраст, она действовала безупречно, потому что за ней любовно ухаживали. Ствол отполировали до блеска, от него пахло маслом, и винтовка производила впечатление вполне грозного оружия. Так же сурово выглядел и ее хозяин, Серафино Лентини.
– Серафино, остановись! – крикнула девушка по-итальянски. – Не убивай его, подожди!
Он носил старый вельветовый костюм, кожаные краги до колен и матерчатую кепку. Недельная щетина и пыльная черная повязка, закрывающая правый глаз, только подчеркивали его отвагу и красоту. Ни дать ни взять – веселый бандит, искатель приключений, сошедший с полотна шестнадцатого века. Я почти воочию видел его в камзоле и панталонах, раздающего поцелуи дамам и зуботычины мужьям. Представив такую картину, я заулыбался, но тут же перестал скалить зубы – ведь ничего не стоило получить кинжал в живот, повстречав его на кривой дорожке.
Двое стоявших сзади него сливались в неясное пятно. Вдруг его огромное лицо приблизилось комне, заслоняя собой весь мир. Он хищно усмехнулся и щелкнул предохранителем.
– Поосторожнее, – предупредил я. – Будет проклят проливший кровь брата своего.
Старая сицилийская поговорка произвела на него примерно такое же впечатление, как удар в подбородок. Его единственный глаз удивленно округлился, но самое главное – ствол «МИ» перестал упираться мне в шею.
– Ну, вставай, – сказал он. – Кто ты такой?
– Я внук Барбаччиа. Мы с тобой родня по линии моей бабки.
– Господи Боже ты мой, я помню тебя маленьким. – Предохранитель щелкнул обратно, вселив в меня некоторую надежду. – Однажды, когда мне было лет четырнадцать, мой старик пошел навестить капо по семейным делам. Меня оставили ждать у ворот. Я видел, как ты играл в саду с собакой. Белой, с черными пятнами: Забыл, как они называются.
– Долматины. – Впервые за много лет я вспомнил старого Труди.
– Американский внучок капо в чистенькой одежде. Господи, как же я тебя тогда ненавидел! Мне хотелось оттаскать тебя за уши. – Он достал окурок сигары из кармана и присел передо мной. – Слышал, вы с капо не ладите с того дня, когда погибла твоя мать. – Он процедил сквозь зубы: – Дерьмо из мафии! Хотя до меня доходило, он уже очистил от него конюшню.
Мне хотелось узнать у него, кого он имеет в виду, но момент был неподходящим. Он протянул руку и ткнул в мой десантный костюм:
– Что это значит? Когда я тебя увидел из-за деревьев, то подумал, что они опять прислали своих бандитов.
Теперь я наконец видел все отчетливо, включая девушку и двоих субъектов, которые с интересом рассматривали мое десантное вооружение. Они были такие же небритые, как Серафино, и такие же потрепанные. У каждого из них на плече висело ружье.
Я устало опустился на корточки.
– Надоело повторять одно и то же. Пусть она объяснит.
Он не стал возражать, повернулся и пошел к Джоанне Траскот. Они немного отошли в сторону и стали тихо беседовать, а я достал пачку и закурил последнюю оставшуюся сигарету. В это время один из парней Серафино, заметивший «АК», поднял его и стал разглядывать.
Я выбросил пустую пачку. Между этими двумя было явное физическое сходство, поэтому я спросил:
– Вы братья Вивальди, верно?
Тот, что разглядывал автомат, кивнул.
– Да. Я – Август, а он – Пьетро. Но к нему можешь не обращаться. – Он постучал себя по голове. – Пьетро не разговаривает. У него тут не все в порядке.
Выслушав такое представление, дурачок выступил вперед с притопом, как в танце, и широко улыбнулся, продемонстрировав дюжину гнилых пеньков во рту и больше ничего. Бессмысленная улыбка его напомнила мне чеширского кота. Я представил себе, что именно так он и улыбается, когда выстрелом сносит кому-нибудь голову.
В данной ситуации голова вполне могла быть и моей, поэтому, когда Серафино вернулся ко мне и по выражению его лица стало ясно, что он удовлетворен объяснениями, я почувствовал значительное облегчение.
– Забавно, – Произнес он, – сколько раз старый Барбаччиа пытался наехать на меня. Но вообще-то крови между нами нет.
Уточнение небольшое, но важное.
–Вы вернете мне оружие? – спросил я.
– Ну, не знаю, оно нам самим пригодится. – Он явно не желал расставаться с трофеями, но решил сделать жест доброй воли: – Верните ему револьвер, а остальное возьмите себе.
Август протянул мне «смит-и-вессон», улыбаясь счастливой улыбкой, и я убрал его в кобуру. Если бы они знали, что с такого расстояния я мог бы послать каждому из них пулю в лоб в течение секунды!
Мы стали спускаться между деревьями. Серафино и я замыкали цепочку. Без сомнения, двадцать пять тысяч Хоффера парни зарыли тут в какой-нибудь банке из-под кофе. Посмеивался он действительно довольно часто – похоже, воспринимал все как нескончаемое приключение.
– Я убил всего несколько человек. Но таковы условия игры. – Он яростно поскреб себе лицо. – Мне пришлось временно работать у Хоффера, когда у него возникли трудности с рабочими на строительстве дороги в горах. Договорился с одним-двумя, и мы вместе отправили одного их профсоюзного деятеля в расщелину поглубже. Потом он решил сам встретиться со мной и через общего знакомого предложил дело с девчонкой.
– Ты знал, кто она такая?
– Даже не догадывался. Он сказал, что она его шантажирует и точно погубит, если не закрыть ей рот навсегда. Я тогда настоял, чтобы он заплатил вперед, поэтому и мог послать его к чертовой матери. Кроме того, когда я ее увидел, она мне понравилась. – Он уныло усмехнулся. – Как мужчина я ни на что не способен, ей нечего бояться.
– Да, знаю.
Серафино громко расхохотался.
– Не повезло, что называется. Нет, мне понравилось, как она вздернула подбородок и гордо выпрямилась, когда решила, что я ее сейчас убью. Мне пришло тогда на ум, что она неприступна, как римская принцесса. А потом в голову стукнуло, что было бы здорово приложить Хоффера. Деньги-то уже получил. Он сволочь, к тому же, я не люблю мафию.
От неожиданности я споткнулся и, чтобы не упасть, схватил его за рукав.
– Хоффер из мафии?
– Ты что, не знал? Один из тех ребят, которых янки депортировали несколько лет назад.
А мой дед не сказал мне ни слова.
– Девушка знает об этом?
– Не все. Конечно, она считает его свиньей, но Джоанна всего лишь второй раз на Сицилии. Для нее мафия – две строчки в туристическом путеводителе, где написано, что это романтическая старина.
Похоже, все так. Что могла знать о жизни девушка, проводившая большую часть года в закрытом английском пансионе, а остальное время – в благопристойном обществе где-нибудь во Франции или Швейцарии. Выходит, мы получили примерно одинаковое воспитание.
– Так Хоффер тут работает на Общество?
– Помилуй Бог, – удивился Серафино. – Ты же знаешь правило:
всех впускать, никого не выпускать. Он остался последним из полдюжины таких же.
– Что же случилось с остальными?
– Двое включили зажигание в своих «альфах» и отправились в ад. Остальных продырявили тем или иным способом. Все они думали разделаться с Барбаччиа и здорово просчитались. Старый волк оказался им не по зубам.
– А то покушение на его жизнь? – спросил я. – Та бомба, от которой погибла моя мать, кто отвечает за это?
– Кто знает? – Он пожал плечами. – Любой из них. Да и какая разница? Барбаччиа просто укокошит их всех и тогда успокоится.
Я содрогнулся от жестокости приговора. Вито Барбаччиа, Господин Жизнь и Смерть. Он получил верное имя – Вито. На секунду я замялся, а затем устремился вслед за Серафино, шагавшим впереди, весело насвистывая.
Пастушья хижина выглядела так, будто стояла здесь со времен сотворения мира. Тот, кто соорудил ее из камней и валунов разного размера, заткнул многочисленные щели сухим мхом, а низкую крышу поверх дубового настила выстлал дерном.
В этом месте ручей превращался в довольно глубокий поток, петлявший через несколько небольших заводей и исчезавший за каменным перекатом в пятидесяти ярдах вниз по течению.
Хижина стояла на поляне, наклонившись над ручьем, и выглядела весьма живописно. Пара ослов и три козы паслись поблизости. Полдюжины цыплят носились взад-вперед по кустам у ручья, яростно разгребая землю.
Парень лет восемнадцати – девятнадцати – вероятно Джо Рикко, о котором упоминал Серафино, – сидел согнувшись у маленького костра, подбрасывая ветки в огонь под котелком, подвешенным на рогатинах. Молодость и рыжие норманнские кудри отличали его от остальных, а матерчатая кепка, грубые черты лица с угрюмым выражением роднили с ними. Он поднялся с колен и подозрительно уставился на меня, а братья Вивальди подошли к нему, собираясь наполнить выщербленную эмалированную кружку отваром, по запаху отдаленно напоминавшим кофе.
Серафино и Джоанна Траскот опустились на бревно у ручья. Он достал откуда-то еще один огрызок сигары, закурил и посмотрел вверх на серое небо.
– Все-таки тут что-то не так, – покачал он головой. – Много бы я дал, чтобы узнать замысел Хоффера.
– Вероятно, в действительности все проще, чем мы думаем, – рассудила Джоанна. – Наверное, он считал, что вы пойдете на все ради денег.
– Он мог оказаться прав, – согласился я безрадостно, потому что ее замечание вернуло меня к мысли, которую я старался отбросить. Но Серафино не дал мне этого сделать.
– А что твои друзья, ты доверяешь им? Они не вкручивают тебе мозги?
С минуту я напряженно думал и постарался, чтобы мой голос прозвучал уверенно, когда ответил:
– В жизни возможно всякое, но я давно их знаю. Хотя есть способ все проверить.
– И какой же?
– Я пойду к ним.
Он нахмурился, притушил сигару и кивнул.
Джоанна Траскот обратилась ко мне:
– Вы можете предложить им вознаграждение от моего имени. Будет забавно еще раз спутать карты моему отчиму. – Она согнула веточку и сломала ее в руках. – Он женился на моей матери ради денег, вы, наверное, поняли. А когда она перестала доверять ему, избавился от нее.
– Вы уверены?
Девушка кивнула.
– Да, но доказать не могу. Он рассчитывал получить все после ее смерти, потому что знал, как она его обожала. Мать любила его до безумия, но он ошибся. Она оставила все мне, и тут как раз у него случились неприятности. Большие неприятности.
– Какого сорта?
– Ему срочно понадобились деньги, притом очень много. И еще он чего-то испугался.
Так мафия участвовала и в этом?
–Хорошо, подождите меня здесь. – Я посмотрел на часы и понял, что прошел уже час с того момента, как я ушел на разведку, а значит, они уже начали спускаться. – Буду примерно через полчаса.
Мне казалось, что бандиты попытаются отговорить меня, но они не сделали такой попытки. Когда я обернулся, уходя к опушке леса, Джоанна сняла с головы свой красный платок, и ее светлые волосы золотились в первых лучах утреннего солнца, пробившихся сквозь облака.
Поднимаясь вверх по склону, я с трудом продирался сквозь густой подлесок. Времени на то, чтобы сосредоточиться, у меня оставалось немного. Но одна мысль не давала мне покоя. В глубине души я никогда не верил в историю Хоффера. Некоторые детали и мотивы поступков были в ней, очевидно, надуманными. Так почему же ничего не заметил Бёрк?
Но я не мог и поверить в тот вывод, который напрашивался сам собой. Он сделал в своей жизни немало дурного, но и хорошего тоже. Не раз протягивал друзьям руку помощи, врагов убивал не дрогнув, но в бою. Совершенно невозможно себе представить, чтобы Шон согласился убить молодую девушку ради денег. Во всяком случае, осуществить это в нашем присутствии невозможно. Так мне казалось.
Я настолько глубоко задумался, что даже не заметил, как дошел до того места у ручья, где впервые увидел Благородную Джоанну. Остановившись, чтобы перевести дух, услышал позади себя треск ветки.
– Стоять на месте! – Пьет Джейгер вышел из-за дерева, держа автомат нацеленным мне в живот.
– Что случилось, Стаси? Мы стали беспокоиться.
Бёрк вышел из-за деревьев, а Легран и Пьет автоматически передвинулись на позиции вне зоны его огня. Он был настоящий солдат и хороший командир, надо отдать ему должное.
– В чем дело? – вновь спросил Бёрк. – Что-то не так? – Неожиданно он нахмурился. – Где твой автомат?
– Под арестом, – ответил я. – Полюбился одному из парней Серафино.
На мгновение он застыл.
– Расскажи.
Я отошел к ручью в сторону от Джейгера и Леграна и присел на валун. Бёрк опустился на корточки передо мной и закурил сигарету, положив автомат на колени.
– Ну так что же случилось? Ты пошел на разведку, а не на переговоры.
– Примерно здесь я застал девушку, купавшуюся в ручье нагишом. Одну, без сопровождения. Когда я сказал ей, кто нас послал, она решила, что я собираюсь ее убить.
– Почему она так решила? – На лице у него появилось удивление.
– А что до Серафино и его парней, – продолжал я, – так они не пользовались ею по очереди, как нам рассказывал Хоффер. Они на нее работают. Прячут здесь и спасают от смерти.
Я доложил ему обо всем, что узнал, сообщил и о подозрениях девушки по поводу смерти ее матери, все время наблюдая за выражением его лица. Помолчав, он поднялся и подошел к ручью. Некоторое время стоял, следя за течением, перекатывая в ладони гальку.
– По крайней мере, кое-что становится понятным. Хоффер беседовал со мной перед вылетом. Сказал, что ее давно уже лечат от психического расстройства, несколько раз помещали в клинику, но не помогло. Что она сексуально озабочена и постоянно ищет удовлетворения. У нее мания преследования, и она обвиняет всех своих родных Бог знает в чем. Он предположил, что она может отказаться пойти с нами и будет биться в истерике. – Бёрк повернулся ко мне: – Ты уверен, что все не так?
Я кивнул.
– Серафино подтвердил, что Хоффер нанял его убить девушку, но он передумал, потому что захотел поприжать его. Он терпеть не может Хоффера.
– Я тоже. – Бёрк злобно швырнул гальку в воду. – Вот сволочь.
Главное сомнение, которое терзало меня, наконец развеялось. Я почувствовал большое облегчение и даже прилив любви к Шону, смешанной с чувством вины перед ним за свои подозрения.
Полковник снова достал пачку сигарет. Она оказалась пустой, он смял ее и выбросил в ручей. Я протянул ему свою, и когда он доставал сигарету и закуривал, то заметил, как дрожали его руки.
Некоторое время он следил взглядом за перекатами воды.
– Господи, ну и дурак же я. Ведь я чувствовал фальшь в этой истории. И сразу все понял, но вот все-таки вляпался.
– Почему, Шон? – спросил я.
– Деньги неплохие. Да и других предложений не намечалось. – Он развел руками. – С годами меняешься, ты и сам это когда-нибудь поймешь. Начинаешь хвататься за соломинку, за всякие сомнительные дела, совершать неверные шаги. А все потому, что годы наваливаются на тебя, и вдруг оказывается, что ты больше не тянешь.
Неожиданно он задохнулся дымом и согнулся, забившись в кашле. Когда он начал судорожно хватать ртом воздух, я поддержал его, и он оперся на мою руку, отхаркивая кровь.
– Серафино, остановись! – крикнула девушка по-итальянски. – Не убивай его, подожди!
Он носил старый вельветовый костюм, кожаные краги до колен и матерчатую кепку. Недельная щетина и пыльная черная повязка, закрывающая правый глаз, только подчеркивали его отвагу и красоту. Ни дать ни взять – веселый бандит, искатель приключений, сошедший с полотна шестнадцатого века. Я почти воочию видел его в камзоле и панталонах, раздающего поцелуи дамам и зуботычины мужьям. Представив такую картину, я заулыбался, но тут же перестал скалить зубы – ведь ничего не стоило получить кинжал в живот, повстречав его на кривой дорожке.
Двое стоявших сзади него сливались в неясное пятно. Вдруг его огромное лицо приблизилось комне, заслоняя собой весь мир. Он хищно усмехнулся и щелкнул предохранителем.
– Поосторожнее, – предупредил я. – Будет проклят проливший кровь брата своего.
Старая сицилийская поговорка произвела на него примерно такое же впечатление, как удар в подбородок. Его единственный глаз удивленно округлился, но самое главное – ствол «МИ» перестал упираться мне в шею.
– Ну, вставай, – сказал он. – Кто ты такой?
– Я внук Барбаччиа. Мы с тобой родня по линии моей бабки.
– Господи Боже ты мой, я помню тебя маленьким. – Предохранитель щелкнул обратно, вселив в меня некоторую надежду. – Однажды, когда мне было лет четырнадцать, мой старик пошел навестить капо по семейным делам. Меня оставили ждать у ворот. Я видел, как ты играл в саду с собакой. Белой, с черными пятнами: Забыл, как они называются.
– Долматины. – Впервые за много лет я вспомнил старого Труди.
– Американский внучок капо в чистенькой одежде. Господи, как же я тебя тогда ненавидел! Мне хотелось оттаскать тебя за уши. – Он достал окурок сигары из кармана и присел передо мной. – Слышал, вы с капо не ладите с того дня, когда погибла твоя мать. – Он процедил сквозь зубы: – Дерьмо из мафии! Хотя до меня доходило, он уже очистил от него конюшню.
Мне хотелось узнать у него, кого он имеет в виду, но момент был неподходящим. Он протянул руку и ткнул в мой десантный костюм:
– Что это значит? Когда я тебя увидел из-за деревьев, то подумал, что они опять прислали своих бандитов.
Теперь я наконец видел все отчетливо, включая девушку и двоих субъектов, которые с интересом рассматривали мое десантное вооружение. Они были такие же небритые, как Серафино, и такие же потрепанные. У каждого из них на плече висело ружье.
Я устало опустился на корточки.
– Надоело повторять одно и то же. Пусть она объяснит.
Он не стал возражать, повернулся и пошел к Джоанне Траскот. Они немного отошли в сторону и стали тихо беседовать, а я достал пачку и закурил последнюю оставшуюся сигарету. В это время один из парней Серафино, заметивший «АК», поднял его и стал разглядывать.
Я выбросил пустую пачку. Между этими двумя было явное физическое сходство, поэтому я спросил:
– Вы братья Вивальди, верно?
Тот, что разглядывал автомат, кивнул.
– Да. Я – Август, а он – Пьетро. Но к нему можешь не обращаться. – Он постучал себя по голове. – Пьетро не разговаривает. У него тут не все в порядке.
Выслушав такое представление, дурачок выступил вперед с притопом, как в танце, и широко улыбнулся, продемонстрировав дюжину гнилых пеньков во рту и больше ничего. Бессмысленная улыбка его напомнила мне чеширского кота. Я представил себе, что именно так он и улыбается, когда выстрелом сносит кому-нибудь голову.
В данной ситуации голова вполне могла быть и моей, поэтому, когда Серафино вернулся ко мне и по выражению его лица стало ясно, что он удовлетворен объяснениями, я почувствовал значительное облегчение.
– Забавно, – Произнес он, – сколько раз старый Барбаччиа пытался наехать на меня. Но вообще-то крови между нами нет.
Уточнение небольшое, но важное.
–Вы вернете мне оружие? – спросил я.
– Ну, не знаю, оно нам самим пригодится. – Он явно не желал расставаться с трофеями, но решил сделать жест доброй воли: – Верните ему револьвер, а остальное возьмите себе.
Август протянул мне «смит-и-вессон», улыбаясь счастливой улыбкой, и я убрал его в кобуру. Если бы они знали, что с такого расстояния я мог бы послать каждому из них пулю в лоб в течение секунды!
Мы стали спускаться между деревьями. Серафино и я замыкали цепочку. Без сомнения, двадцать пять тысяч Хоффера парни зарыли тут в какой-нибудь банке из-под кофе. Посмеивался он действительно довольно часто – похоже, воспринимал все как нескончаемое приключение.
– Я убил всего несколько человек. Но таковы условия игры. – Он яростно поскреб себе лицо. – Мне пришлось временно работать у Хоффера, когда у него возникли трудности с рабочими на строительстве дороги в горах. Договорился с одним-двумя, и мы вместе отправили одного их профсоюзного деятеля в расщелину поглубже. Потом он решил сам встретиться со мной и через общего знакомого предложил дело с девчонкой.
– Ты знал, кто она такая?
– Даже не догадывался. Он сказал, что она его шантажирует и точно погубит, если не закрыть ей рот навсегда. Я тогда настоял, чтобы он заплатил вперед, поэтому и мог послать его к чертовой матери. Кроме того, когда я ее увидел, она мне понравилась. – Он уныло усмехнулся. – Как мужчина я ни на что не способен, ей нечего бояться.
– Да, знаю.
Серафино громко расхохотался.
– Не повезло, что называется. Нет, мне понравилось, как она вздернула подбородок и гордо выпрямилась, когда решила, что я ее сейчас убью. Мне пришло тогда на ум, что она неприступна, как римская принцесса. А потом в голову стукнуло, что было бы здорово приложить Хоффера. Деньги-то уже получил. Он сволочь, к тому же, я не люблю мафию.
От неожиданности я споткнулся и, чтобы не упасть, схватил его за рукав.
– Хоффер из мафии?
– Ты что, не знал? Один из тех ребят, которых янки депортировали несколько лет назад.
А мой дед не сказал мне ни слова.
– Девушка знает об этом?
– Не все. Конечно, она считает его свиньей, но Джоанна всего лишь второй раз на Сицилии. Для нее мафия – две строчки в туристическом путеводителе, где написано, что это романтическая старина.
Похоже, все так. Что могла знать о жизни девушка, проводившая большую часть года в закрытом английском пансионе, а остальное время – в благопристойном обществе где-нибудь во Франции или Швейцарии. Выходит, мы получили примерно одинаковое воспитание.
– Так Хоффер тут работает на Общество?
– Помилуй Бог, – удивился Серафино. – Ты же знаешь правило:
всех впускать, никого не выпускать. Он остался последним из полдюжины таких же.
– Что же случилось с остальными?
– Двое включили зажигание в своих «альфах» и отправились в ад. Остальных продырявили тем или иным способом. Все они думали разделаться с Барбаччиа и здорово просчитались. Старый волк оказался им не по зубам.
– А то покушение на его жизнь? – спросил я. – Та бомба, от которой погибла моя мать, кто отвечает за это?
– Кто знает? – Он пожал плечами. – Любой из них. Да и какая разница? Барбаччиа просто укокошит их всех и тогда успокоится.
Я содрогнулся от жестокости приговора. Вито Барбаччиа, Господин Жизнь и Смерть. Он получил верное имя – Вито. На секунду я замялся, а затем устремился вслед за Серафино, шагавшим впереди, весело насвистывая.
Пастушья хижина выглядела так, будто стояла здесь со времен сотворения мира. Тот, кто соорудил ее из камней и валунов разного размера, заткнул многочисленные щели сухим мхом, а низкую крышу поверх дубового настила выстлал дерном.
В этом месте ручей превращался в довольно глубокий поток, петлявший через несколько небольших заводей и исчезавший за каменным перекатом в пятидесяти ярдах вниз по течению.
Хижина стояла на поляне, наклонившись над ручьем, и выглядела весьма живописно. Пара ослов и три козы паслись поблизости. Полдюжины цыплят носились взад-вперед по кустам у ручья, яростно разгребая землю.
Парень лет восемнадцати – девятнадцати – вероятно Джо Рикко, о котором упоминал Серафино, – сидел согнувшись у маленького костра, подбрасывая ветки в огонь под котелком, подвешенным на рогатинах. Молодость и рыжие норманнские кудри отличали его от остальных, а матерчатая кепка, грубые черты лица с угрюмым выражением роднили с ними. Он поднялся с колен и подозрительно уставился на меня, а братья Вивальди подошли к нему, собираясь наполнить выщербленную эмалированную кружку отваром, по запаху отдаленно напоминавшим кофе.
Серафино и Джоанна Траскот опустились на бревно у ручья. Он достал откуда-то еще один огрызок сигары, закурил и посмотрел вверх на серое небо.
– Все-таки тут что-то не так, – покачал он головой. – Много бы я дал, чтобы узнать замысел Хоффера.
– Вероятно, в действительности все проще, чем мы думаем, – рассудила Джоанна. – Наверное, он считал, что вы пойдете на все ради денег.
– Он мог оказаться прав, – согласился я безрадостно, потому что ее замечание вернуло меня к мысли, которую я старался отбросить. Но Серафино не дал мне этого сделать.
– А что твои друзья, ты доверяешь им? Они не вкручивают тебе мозги?
С минуту я напряженно думал и постарался, чтобы мой голос прозвучал уверенно, когда ответил:
– В жизни возможно всякое, но я давно их знаю. Хотя есть способ все проверить.
– И какой же?
– Я пойду к ним.
Он нахмурился, притушил сигару и кивнул.
Джоанна Траскот обратилась ко мне:
– Вы можете предложить им вознаграждение от моего имени. Будет забавно еще раз спутать карты моему отчиму. – Она согнула веточку и сломала ее в руках. – Он женился на моей матери ради денег, вы, наверное, поняли. А когда она перестала доверять ему, избавился от нее.
– Вы уверены?
Девушка кивнула.
– Да, но доказать не могу. Он рассчитывал получить все после ее смерти, потому что знал, как она его обожала. Мать любила его до безумия, но он ошибся. Она оставила все мне, и тут как раз у него случились неприятности. Большие неприятности.
– Какого сорта?
– Ему срочно понадобились деньги, притом очень много. И еще он чего-то испугался.
Так мафия участвовала и в этом?
–Хорошо, подождите меня здесь. – Я посмотрел на часы и понял, что прошел уже час с того момента, как я ушел на разведку, а значит, они уже начали спускаться. – Буду примерно через полчаса.
Мне казалось, что бандиты попытаются отговорить меня, но они не сделали такой попытки. Когда я обернулся, уходя к опушке леса, Джоанна сняла с головы свой красный платок, и ее светлые волосы золотились в первых лучах утреннего солнца, пробившихся сквозь облака.
Поднимаясь вверх по склону, я с трудом продирался сквозь густой подлесок. Времени на то, чтобы сосредоточиться, у меня оставалось немного. Но одна мысль не давала мне покоя. В глубине души я никогда не верил в историю Хоффера. Некоторые детали и мотивы поступков были в ней, очевидно, надуманными. Так почему же ничего не заметил Бёрк?
Но я не мог и поверить в тот вывод, который напрашивался сам собой. Он сделал в своей жизни немало дурного, но и хорошего тоже. Не раз протягивал друзьям руку помощи, врагов убивал не дрогнув, но в бою. Совершенно невозможно себе представить, чтобы Шон согласился убить молодую девушку ради денег. Во всяком случае, осуществить это в нашем присутствии невозможно. Так мне казалось.
Я настолько глубоко задумался, что даже не заметил, как дошел до того места у ручья, где впервые увидел Благородную Джоанну. Остановившись, чтобы перевести дух, услышал позади себя треск ветки.
– Стоять на месте! – Пьет Джейгер вышел из-за дерева, держа автомат нацеленным мне в живот.
– Что случилось, Стаси? Мы стали беспокоиться.
Бёрк вышел из-за деревьев, а Легран и Пьет автоматически передвинулись на позиции вне зоны его огня. Он был настоящий солдат и хороший командир, надо отдать ему должное.
– В чем дело? – вновь спросил Бёрк. – Что-то не так? – Неожиданно он нахмурился. – Где твой автомат?
– Под арестом, – ответил я. – Полюбился одному из парней Серафино.
На мгновение он застыл.
– Расскажи.
Я отошел к ручью в сторону от Джейгера и Леграна и присел на валун. Бёрк опустился на корточки передо мной и закурил сигарету, положив автомат на колени.
– Ну так что же случилось? Ты пошел на разведку, а не на переговоры.
– Примерно здесь я застал девушку, купавшуюся в ручье нагишом. Одну, без сопровождения. Когда я сказал ей, кто нас послал, она решила, что я собираюсь ее убить.
– Почему она так решила? – На лице у него появилось удивление.
– А что до Серафино и его парней, – продолжал я, – так они не пользовались ею по очереди, как нам рассказывал Хоффер. Они на нее работают. Прячут здесь и спасают от смерти.
Я доложил ему обо всем, что узнал, сообщил и о подозрениях девушки по поводу смерти ее матери, все время наблюдая за выражением его лица. Помолчав, он поднялся и подошел к ручью. Некоторое время стоял, следя за течением, перекатывая в ладони гальку.
– По крайней мере, кое-что становится понятным. Хоффер беседовал со мной перед вылетом. Сказал, что ее давно уже лечат от психического расстройства, несколько раз помещали в клинику, но не помогло. Что она сексуально озабочена и постоянно ищет удовлетворения. У нее мания преследования, и она обвиняет всех своих родных Бог знает в чем. Он предположил, что она может отказаться пойти с нами и будет биться в истерике. – Бёрк повернулся ко мне: – Ты уверен, что все не так?
Я кивнул.
– Серафино подтвердил, что Хоффер нанял его убить девушку, но он передумал, потому что захотел поприжать его. Он терпеть не может Хоффера.
– Я тоже. – Бёрк злобно швырнул гальку в воду. – Вот сволочь.
Главное сомнение, которое терзало меня, наконец развеялось. Я почувствовал большое облегчение и даже прилив любви к Шону, смешанной с чувством вины перед ним за свои подозрения.
Полковник снова достал пачку сигарет. Она оказалась пустой, он смял ее и выбросил в ручей. Я протянул ему свою, и когда он доставал сигарету и закуривал, то заметил, как дрожали его руки.
Некоторое время он следил взглядом за перекатами воды.
– Господи, ну и дурак же я. Ведь я чувствовал фальшь в этой истории. И сразу все понял, но вот все-таки вляпался.
– Почему, Шон? – спросил я.
– Деньги неплохие. Да и других предложений не намечалось. – Он развел руками. – С годами меняешься, ты и сам это когда-нибудь поймешь. Начинаешь хвататься за соломинку, за всякие сомнительные дела, совершать неверные шаги. А все потому, что годы наваливаются на тебя, и вдруг оказывается, что ты больше не тянешь.
Неожиданно он задохнулся дымом и согнулся, забившись в кашле. Когда он начал судорожно хватать ртом воздух, я поддержал его, и он оперся на мою руку, отхаркивая кровь.