– Миледи, – в отчаянии произнесла Джейм, – вы будете разочарованы. Вопреки тому, что думают многие… я не мальчик!
   – Глупышка, – Мелиссанда распахнула глаза, взмахнув длинными ресницами, – а разве кто-то сказал, что считает тебя им?
 
   «Да, что-то витает в воздухе, – думала Джейм, выбираясь на улицу. – Сперва Клажан, теперь эта дама. Кто следующий? Бу?»
   С этими перчатками что-то не так. Не верится, что интерес Мелиссанды чисто эстетический, нет, видимо, тут дело в принцессе. Надо бы самой разглядеть добычу получше… только отойти подальше от этого дома.
   Через несколько улиц, избавившись от одного недотепы-соглядатая и от другого, весьма умелого, Джейм остановилась под фонарем и вытащила перчатки. Да, это шедевр вышивки. Даже в этом тусклом свете обшлаги переливались всеми цветами радуги, каждый «глазок» неуловимо отличался от другого – полутоном, строчкой, каждая нить сплетала свой узор, созвучный целому. Такая красота стоит больших денег – и это может быть и единственной причиной… Но что это вот тут, внутри, что-то жесткое. Внутренний шов был надорван, и Джейм вывернула перчатку. Из нее выпало несколько клочков очень тонкой бумаги, сложенной в несколько раз. Чернила кое-где были размыты, но многое можно было разобрать… Слишком многое.
   – Вот дура, – пробормотала Джейм про себя, глядя в сторону Эдор Тулиг. – Невероятная маленькая дура.
 
   Сад с розами был все так же открыт и пустынен. Джейм припрятала сумку с перчатками под кустом и пошла к задней стене башни. Как она и ожидала, здесь была дверь для слуг. Джейм барабанила в нее, пока за решеткой не показалось лицо.
   – Я хочу видеть стражника, присматривающего за сокровищницей, – выпалила она. – Скажите ему, это насчет кой-какой одежды.
   Лицо исчезло. Через пару минут дверь открылась и появился стройный молодой человек. Он схватил Джейм за горло и прижал ее к стене.
   – Ты, гнусный маленький ворюга, – выдохнул он прямо ей в лицо. – Где они?
   – А ты проклятый идиот. – Джейм пыталась глотнуть воздуха. – Зачем тебе лишние проблемы?
   Он отпустил ее и отступил, сверля Джейм свирепым взглядом.
   – Я хочу говорить с тобой и принцессой. Лучше проводи меня внутрь.
   Парень провел ее задними коридорами, ни разу не оглянувшись. Он шел, обхватив себя своими большими руками. Немало неприятных секунд пережила Джейм – она только надеялась, что Тулигса не набросится на вора с пустыми руками, пусть даже и виновного. К счастью, ее надежды оправдались. Празднество наверху завершилось, и его высочество ушел к себе, оставив слуг отмывать покои до блеска. Один раз Джейм слышала его дребезжащий голос, декламирующий что-то кому-то – или самому себе, пока она и стражник поднимались по последнему лестничному пролету.
   Сокровищница под куполом была больше, чем запомнила ее Джейм, правда, теперь вокруг дивана горели свечи, а на нем, обхватив руками колени, сидела принцесса. При их появлении она вскочила и попыталась принять властный вид.
   – Вот деньги. Вознаграждение, – указала она на маленькую шкатулку, стоящую там, где раньше лежали перчатки. – Вы принесли их?
   – Нет, ваше высочество.
   Глаза девушки наполнились слезами, напускное величие оставило ее. Охранник тяжело дышал. Он шагнул к принцессе, нежно положил руки на ее поникшие плечи.
   – Ваше высочество, – поспешно проговорила Джейм, – я пришла не за деньгами и не за тем, чтобы вернуть перчатки. Я сыграла в опасную игру, и выиграла, и, думаю, могу оставить их у себя в качестве приза. Но ничто не дает мне права на это. – Она вытащила из рукава записки. Стражник и принцесса, не отрываясь, смотрели на нее. – Наверное, будет лучше, если вы сами уничтожите их. – Она положила бумажки на крышку шкатулки. – Верьте мне, я не хотела причинить вам боль, поставить под угрозу ваше положение, тем более саму вашу жизнь, но если уж вы решились на такое под самым носом его высочества, – закончила она с неожиданной злобой, – то лучше не доверять все свои секреты бумаге.
 
   Это было самое простое, думала Джейм, пробираясь сквозь толпу, запрудившую и без того душные улицы, направляясь наконец домой. Как легко бывает заварить кашу. Клепетти не ошиблась, у нее какой-то талант навлекать на себя несчастья. Наверняка это еще не конец. Огрызь все еще беспокоил ее – она-то убедилась в его мужестве после поединка, а вот другие могут опять не понять и не принять его. А тот великан-кендар! Это же было верхом глупости – сказать незнакомцу, чужаку, чтобы он искал какой-то там трактир ночью в лабиринте улиц. Если его не будет там, когда она доберется до дому, надо будет идти самой искать его.
   Джейм срезала путь, свернув на маленькую зловонную улочку, где жили многие начинающие воры, и неожиданно наткнулась на Непутя, который сидел на пороге, съежившись и прикрыв лицо руками.
   – Что случилось, приятель? – спросила она, останавливаясь перед ним. – Перебрал молодого эля?
   Он вздрогнул, поднял безумные глаза:
   – Ох! Это ты, Талисман, привет… Нет, при чем тут… Случилось ужасное. Через полтора часа после твоего ухода из «Луны» явился мастер Буршан, белый, что накидка жреца. Конечно, ему было доложено все о тебе, Огрызе и перчатках еще до того, как он переступил порог. Он выволок Огрызя из угла, тряс его, как лиса кролика… В общем, кончилось тем, что он отрекся от него.
   – Ох… – Джейм запнулась. – Мне так жаль. И как Огрызь принял это?
   – Как, как… – Непуть вздрогнул. – Он и не принял. Он пришел в нашу комнату и… и… и повесился.
   Где-то вдалеке хор нестройно затянул песню. Напев нарастал, становился громче, по улице проковыляла группа пьяных гуляк, они скатились к Поющей.
   – Его семья знает? – спросила наконец Джейм после долгого молчания.
   – О боги, нет. – Непуть невольно взглянул на темное окно. – Надо ж хоть чуточку соображать, Талисман, я же только что снял его!
   – А ты знаешь, где они живут?
   – Ну, знаю. А что?
   – Отведи меня к ним.
   – Сейчас? Идти в Нижний Город ночью? Ха, а почему бы и нет? – С истерическим смешком он поднялся на нетвердые ноги. – Не домой же мне, смешно даже.
   Карнавал подходил к концу. После двадцатичетырехчасового веселья и попойки только самые стойкие были еще на ногах, и они праздновали из последних сил, выплясывая среди уже неподвижных тел. Но Нижний Город оставался таким, как и всегда после заката, – темным, безмолвным, зловещим. К счастью, цель была неподалеку, рядом с канавой, обозначающей западную границу территории. Ни луча света не пробивалось сквозь закрытые ставни. Джейм и Непуть стучали в дверь, сначала тихо, потом громче, потом кричали в замочную скважину, и наконец дверь со скрипом отворилась, и в проеме показалось сухое личико – копия Огрызя, только чуть помладше.
   – Что так расшумелись! – прошипело оно и скрылось. Джейм вошла, дверь захлопнулась за ней, звякнул замок. Она оказалась в большой комнате, чадили тусклые свечи. Шестеро детей, один другого младше, – самым старшим был тот, кто открыл двери, – сидели в одной кровати и глядели на нее. Мать, бедно, но опрятно одетая женщина, тоже не отводила глаз, но в лице ее ничего нельзя было прочесть. Джейм неловко откашлялась. Семь одинаковых лиц, лиц Огрызя, – вот таким он был, когда родился и рос, – смотрели на Джейм, пока она рассказывала им о брате. Закончив, она смахнула невидимые крошки с совершенно чистого стола и вытащила перчатки.
   – Вы можете сделать с ними две вещи, – обратилась она к старшему из детей, – только сейчас она поняла, что это девочка. – Продайте их леди Мелиссанде, ее последняя цена была сто двадцать пять алтырей, или отдайте мастеру Буршану, если он пообещает взять одного из вас на освободившееся место… вашего брата. Леди Мелиссанда хочет перчатки, а он хочет ее. Скажите, чтобы не выставляла их напоказ ближайшие тридцать дней… и, будьте уверены, вы получите деньги.
   Девочка кивнула:
   – Я пойду завтра к мастеру.
   И голос был голосом Огрызя.
   – Хорошо. Так будет лучше… и, видит бог, если кто-то тронет тебя, он будет иметь дело со мной.
   Забарабанили в дверь.
   – Талисман! – кричал Непуть снаружи. – Во имя Эрна, откройте!.. Он идет!
   – Он? – спросила Джейм у девочки, но та ответила лишь безумным взглядом.
   Захныкал ребенок, затем другой. Джейм взглянула на лежащие в колеблющемся круге света перчатки, потом откинула засов и шагнула наружу. Дверь захлопнулась за спиной. Непуть с разбегу налетел на нее – без толку. Дверь больше не откроется этой ночью, даже если сам Огрызь приползет сюда с почерневшим лицом и вывалившимся языком, чтобы поцарапаться в родные, сколоченные собственными руками доски. Непуть стиснул руку Джейм, пролепетал что-то, потом повернулся и побежал. Джейм осталась стоять посреди улицы, наблюдая за приближением чудовища Нижнего Города.
   Наползала темная туша, огромная, неуклюжая, бесформенная. Камни мостовой виднелись сквозь нее, и стены домов просвечивали сквозь шарящие пальцы, жадно ощупывающие каждое окно, каждую дверь, любую выбоинку – а нету ли где щели, не выпала ли где доска или камень? Тварь казалась плоской, как упавшая тень, но вот она задержалась, собралась – и это уже словно распростертая на земле фигура, приподнявшаяся на локтях. Вот смутные очертания головы, лица, словно покрытого плесенью, загадочного, неузнаваемого.
   Оно глядело на Джейм.
   Джейм ответила на взгляд, удивляясь отсутствию страха. Оно словно хочет что-то сказать. Стой, стой, позволь прикоснуться… Но его прикосновение – гибель для души. Медленно, очень медленно, Джейм начала отступать. Оно потекло за ней.
   В жуткой тишине двигались они по улицам Нижнего Города. У края канавы преследователь остановился. Джейм, стоя на другом берегу, видела, как к ней над водой потянулись жаждущие пальцы – и исчезли, будто смытые невидимой волной. А потом и чудовище безмолвно скрылось во мраке Нижнего Города, и навстречу ему поднимался детский плач.
   – Немного вещества, много тени, – Джейм тихо говорила сама с собой, – но чья в тебе душа, демон?
   В своем районе она оказалась только около полуночи. Город затих, праздник кончился, улицы были почти пустынны. Скоро проснутся боги, и никто, в ком еще сохранилась хоть капля разума, не захочет навлечь на себя их подозрение в нарушении заведенного порядка жизни.
   «Рес-аб-Тирр» закрывался. Дождь из лент, которые Гилли торопливо сбрасывал с галереи, на секунду заслонил последнего одинокого посетителя за дальним столиком.
   Он был даже больше, чем запомнила Джейм. Широченные плечи, мускулистые руки, – из одной такой можно сделать две, а то и три ее, огненно-рыжие волосы, в бороде мелькает седина… Да, ему около восьмидесяти пяти, поздний средний возраст для кендаров. Он невидяще смотрел в полную кружку перед собой, не обращая внимания ни на каскад разноцветных лент, ни на нее – вообще ни на что.
   – Он сидит так с тех пор, как пришел, – произнесла вдова, выплывая из кухни. – Как думаешь, он не болен?
   – Н-нет, я так не думаю, – ответила Джейм. – Скорее, он просто очень устал. Взгляни на его одежду. Он проделал долгий-долгий путь, вероятно, пешком.
   Джейм подошла к посетителю.
   – Все врата и объятия раскрыты тебе, – произнесла она на кенцирском и добавила по-восточному: – Войди в сей дом, и да пребудет с тобой мир в этих стенах.
   – Считаю за честь быть с вами в вашем доме, – прогудел он в ответ.
   – Прошу тебя, – она прикоснулась к его щеке кончиками пальцев в перчатке, – идем со мной. Я покажу, где ты сможешь отдохнуть.
   Он взглянул на нее, синие брызги плеснули из-под сросшихся бровей, и тяжело поднялся на ноги. Подхватил мешок и боевую секиру, оба лезвия которой были аккуратно зачехлены, и молча последовал за Джейм на чердак. Согнав котов со своего соломенного ложа, она взбила тюфяк и предложила ему лечь. Он уснул мгновенно. Джейм накинула одеяло на могучее тело, отошла в другой угол и уселась на полу, со свернувшимся клубочком Журом на руках. Барс начал мурлыкать, мужчина – храпеть.
   Вскоре она спустится и поможет остальным, но позже. События последних суток вымотали ее. Она не хотела разбирать, в чем действительно виновата, а что произошло по слепой воле случая. Она винила себя за все. Что достойного или благородного в том, чтобы принять вызов Огрызя, а потом унизить его на глазах у всех? Почему рушатся судьбы, к которым она прикасается? Бортис имеет право винить ее в своем увечье, Огрызь – в своей смерти, Тани-шент – в разбитой жизни. Джейм не знала, можно ли было предотвратить случившееся. И вот – да хранят ее предки – появляется этот человек, символ ее народа, ее прошлого. Что теперь делать? «Я расскажу ему все, все страхи, все секреты. Он рассудит. И тогда, может быть впервые в жизни, я пойму, как надо судить себя».
   Ударил колокол, к нему присоединился другой, третий – и вот уже весь Тай-Тестигон наполнен звоном. Бал Шутов окончился. Снизу поднимался куда менее музыкальный, дребезжащий звук. Стоя в дверях кухни, барабаня по котелку жестяным черпаком, Клепетти приветствовала наступление нового года.

Глава 8. ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО

   Через три дня, когда ушел первый караван, кендар все еще спал. На четвертые сутки он наконец открыл глаза, но окружающее интересовало его еще меньше, чем в тот вечер, когда Джейм впервые встретила его. Он ел то, что ему давали, но, казалось, не слышал обращенных к нему вопросов; большую часть времени он спал или сидел, механически и бездумно полируя лезвия своей огромной секиры.
   – Он тревожит меня. – Джейм, нахмурившись, смотрела, как Клепетти готовит бальзам, растирая побеги лимона в горячем вине. – Словно его душа разрушена.
   – А может, он просто слабоумный, – сердито предположила Клепетти.
   – Нет, я бы заметила раньше. Я уже видела такое много лет назад, в замке отца. Жизнь была трудная, и через какое-то время люди ломались. Многие бродили и спрашивали каждого о кинжале с белой рукоятью, но некоторые – немногие – вот так же вот сидели в углу и оставались там до самой смерти.
   – Ты говоришь, что если наш друг не встряхнется и не придет в себя…
   – То он может умереть. – Джейм взяла чашку. – Отрешенное самоубийство.
   На десятый и четырнадцатый дни ушли второй и третий караваны. С чердака Джейм видела, как они тянутся вдоль Поющей и растворяются в тенях Хмари. Вскоре прошел слух, что они наткнулись у Голубого перевала на остатки первого каравана, раздавленного горной лавиной, растасканного потом вороньем и разбойниками. Вскоре снег вновь покрыл вершины. Несколько повозок, опоздавших к назначенному времени, собирались у южных ворот, рассчитывая пробиться через горы вместе, но никто не верил, что им удастся хотя бы выйти из города. Предсказания сбылись – сезон продолжался всего лишь две недели.
   Для Джейм это было странное время. Все ее планы пошли вкривь и вкось, новых не появлялось. Сиди жди – выживет кендар или умрет. Нужна любая встряска, чтобы привести его в чувство – пока не стало слишком поздно. Но если он действительно решил умереть, она не вправе мешать ему. То, что он при всех-таки ест, давало надежду, и Джейм продолжала делать все, что в ее силах, надеясь на лучшее.
   Тем временем с Башней Демонов еще не было покончено. На следующий день после Бала Шутов посланник принца принес не только шелковый кошель с десятью золотыми алтырями – плату за выступление Абтирр, но и приказ танцовщице прибыть вновь пред очи его высочества. Когда стало ясно, что танцовщица не намерена повторять представление, агенты обшарили все углы и попрятались вокруг гостиницы, наверное выжидая случая, чтобы похитить ее. К счастью, никто из них даже не догадывался, что Джейм и плясунья – одно и то же лицо. Она не появлялась на публике до тех пор, пока принц не потерял интерес и не отозвал своих людей.
   Всю неделю каждый день Талисману приходили надушенные записки от леди Мелиссанды, чей интерес, очевидно, взял верх над хитростью.
   Менее регулярными и гораздо более обременительными были визиты стражников, каждый раз перерывающих весь трактир сверху донизу в поисках Павлиньих Перчаток – так что Джейм была счастлива, что они сейчас не при ней. Плохо только, что стражники могут наткнуться на припрятанный мешок – Джейм передвинула тюфяк кендара в угол, так, что никто бы не пробрался бы к тайнику, не потревожив его, – а немногие стражники были столь отважны. Один из них, в котором Джейм узнала того, кто чуть не поймал ее в переулке за «Луной», рассматривал спящего так внимательно, что она даже испугалась – вдруг рискнет?
   – Выглядит неважно, да? – сказал он наконец. – Бедный старина Марк.
   – Ты знаешь его?
   – Конечно, это Маркарн из Восточного Кеншолда. Я встречался с ним шесть, нет, семь лет назад – его и кое-кого еще из кендаров послали помочь нам во время бедствия, обрушившегося на Нижний Город. Тогда, в ночь Бала, в проулке я сперва и не узнал его, вид у него был какой-то… пятнистый. Я хотел взять его на постой к нам, в бараки охраны, но он сказал, что ему нужно добраться сюда. Ну, я проводил.
   – Как это мило с твоей стороны. А… а ты сказал ему, почему вы гонитесь за мной?
   – Нет. – Он внимательно посмотрел на нее. – Но как только он проснется, скажу, если, конечно, ты сейчас не откроешь, где эти перчатки.
   – Тебе не придется, – твердо ответила Джейм. – Если он проснется, я все расскажу ему сама. Но ты же знаешь, что перчаток тут больше нет. Слово чести!
   – Да, это уж что-то да значит. – Стражник как будто обрадовался. – Не сердись на старого пса за то, что он хочет кость побольше. Талисман, тому, кто схватит тебя с поличным, обещано неплохое вознаграждение. Ты же не забудешь старого друга, если что? Сарта Девятипалого, меня значит.
   Он неловко поклонился и, громко топая сапогами, сбежал по винтовой лестнице вниз.
   Джейм решила заняться делом, которое давно не давало ей покоя. Она переоделась, проверила, как там ее кендар, подхватила старый плащ и выбежала из гостиницы, направляясь к Округу Храмов.
   Эту территорию держал Писака, и Джейм хорошо знала ее. Как ученик старого вора, она могла красть здесь все, что ей вздумается, но, к великому облегчению священников, она пока еще не злоупотребила этой привилегией. Ее несколько раз останавливали и проверяли, но руки ее были чисты. Однако жрецы не были бы так беззаботны, если бы знали, зачем она продолжает крутиться среди них день за днем. Джейм начала раскрывать тайну богов Тай-Тестигона.
   Еще в самом начале своих блужданий по району Джейм заметила, что самые могущественные боги те, у которых самые преданные поклонники. Это навело ее на мысль, что вера может создавать реальность. Такой простой вывод был одновременно ужасающ для любого кенцира. Если такой принцип действует в Тестигоне, может, то же самое справедливо и для ее народа? Создал ли Трехликий бог Кенцират или все было как раз наоборот? Значит, Трое в течение тридцати тысячелетий бились с призраками, созданными их же собственными ночными кошмарами? Тогда это не только сводит на нет основные постулаты, оправдывающие их существование, это значит, что именно они, а не какой-то жестокий бог, в ответе за кровавый хаос, в который погрузился Кенцират.
   Джейм не хотела этому верить. Что-то подсказывало ей, что она споткнулась о то, что было лишь частью правды, до остального еще надо докопаться. Тогда она начала проводить кое-какие опыты в Округе Храмов, на самом безобидном боге – Горго Плачущем. Его храм был всего в получасе ходьбы от трактира – и вот Джейм уже взлетает по ступенькам, набрасывая на ходу капюшон, скрывающий лицо.
   Зал был пуст, как и крошечный дворик, открывавшийся за ним. Протяжные, жалобные возгласы вяло текли сквозь стены. Что ж, пора приступать к делу. Джейм отдышалась и тихо проскользнула в молельню. Это была маленькая комнатка с очень высоким потолком, почти всю ее занимала статуя Горго, стоящая, точнее сидящая, в самом центре. Бог выглядел тучным, скорченным старичком со скорбным, искаженным болью лицом и невероятно длинными ногами – согнутые колени были фута на два выше головы. Тонкие струйки воды равномерно сочились из дырочек в уголках зеленых стеклянных глаз. Верховный жрец Балдан стоял рядом, перед небольшой группкой смиренных прихожан, одетых, несмотря на раннее утро, в плащи с капюшонами. Джейм скромно устроилась на задней скамейке, стараясь даже не дышать. Читали всего лишь четвертую песнь Оды Созданию – она не опоздала.
   Обрывки заунывных песнопений влетали в одно ухо и вылетали из другого. Что-то было совершенной бессмыслицей, но встречались и прекрасные баллады – они наверняка были древними, пришедшими из старых ритуалов. Горго, без сомнения, был одним из старейших богов – тем унизительнее для него было иметь такого жреца, как Балдан, который каждым жестом своим, каждым нелепым словом словно преднамеренно вел к развалу религии. Однако крупицы силы все еще витали в этом помещении. Джейм решила, что Горго вполне подходит для ее целей. Она уже подпустила пару шпилек жрецу и его пастве, пытаясь точно установить существование Горго и зависимость оного от веры в него, но не один из ее уколов до сих пор не был столь остер, как тот, который она затеяла сегодня.
   Ох… Балдан перешел к десятой песне, гимну, прославляющему сострадание Горго скорбям рода человеческого. На этом месте помощник жреца, спрятавшийся за статуей, должен был потянуть рычаг, открывающий трубы, ведущие к резервуару на крыше, – и на молящихся потекла бы вода. Раздался слабый скрип. Балдан выжидающе поглядел на потолок, воздел руки и воззвал к благословению слезами. Ничего. Взволнованное братство тревожно наблюдало за священником, который опасливо повторил условную фразу. Снова заскрипел рычаг – и опять ни капли. Джейм тоже пристально смотрела вверх. Был ли какой-то намек в собравшемся под потолком тумане? Неизвестно. Опять неудача.
   Балдан устало уронил руки и повел службу к концу – так, словно он получил ожидаемое. Джейм направилась к дверям, и тут маленький жрец увидел ее. Удивление смешалось на его лице с гневом – ясно, что, несмотря на капюшон, она узнана. Джейм поспешно выскользнула из молельни.
   На крыше девушка вытащила из трубы слипшийся ком мха – она забила его туда вчера, чтобы заклинить механизм. Глупая шутка. В следующий раз она попробует что-то более убедительное и впечатляющее, но сейчас почему-то все эти дела отозвались горьким привкусом во рту. Она спустилась на улицу и отправилась в «Луну», чтобы заглушить его кружкой пива.
 
   – Слыхали новость? – прокричал Непуть сквозь шум, пока Штопка, младшая сестра Огрызя, освобождала для Джейм место за столом. – Этот идиот, сынок Серебряной госпожи, опять попался с чужим кошельком. В третий раз с Середины Лета!
   – И Сирдан снова выкупит его? – спросил новичок.
   – Ха, он-то попытается, от матушки этого недоноска зависят два голоса, но Пятеро могут и не позволить. Молва говорит, что один из них – вроде Харр сен Тенко – основательно раздосадован, и кто ж его осудит? Нет, ну один раз, но трижды!
   – Что, дойдет до Трона Милости? – поинтересовался Висельник.
   – Да нет, дело скорее ограничится высылкой, как считаешь, Дерзец?
   – Наверное, – спокойно ответил ученик мастера Буршана. – В этом городе громче всего говорят деньги. Но даже при этом Карбиния с Серебряного Двора не поблагодарит Свят-Халву, сколько бы он перед ней не извинялся. Она теряет остатки разума, когда речь заходит о ее сыне. Нет, пока Пятеро непреклонны, положение Сирдана под угрозой.
   – А что, она так уж ему необходима? – спросила Джейм.
   – Сейчас на счету каждый голос. Гляди. За Свят-Халву сейчас Аботирр с Золотого Двора и, наверное, мастер Клажан. С другой стороны, Сардоник без сомнения получит четыре голоса от провинций. Пока ничья. Туликан с Ювелирного Двора пойдет за тем, кто ему приглянется, – причем в последнюю минуту. Одалиана, стекольного мастера, можно купить, куда уйдут два его голоса – неясно. Всего у нас шестнадцать голосов – десять с пяти Дворов, четыре от провинций, два от мастеров, – и за шесть из них будут торговаться. Деньги – ключ к любой дверце, я уже говорил.
   – Тогда победит Свят-Халва, – Непуть даже вздрогнул от отвращения, – вон как он крутит казной Гильдии.
   – Но он еще и скряга, – успокоил его Дерзец. – Его карта будет бита, особенно если раскошелится загадочный покровитель Сардоника. Не удивлюсь, если мы так никогда и не узнаем, кто же стоит за его спиной.
   – Кто-то из Пяти уже помог Сардонику, отказавшись простить сыночка госпожи Серебряной, – вдруг сказала Штопка.
   Джейм и Дерзец одобрительно глянули на нее, но Висельник презрительно хмыкнул:
   – Говори, когда к тебе обращаются, девчонка. И вообще, кто тебя сюда звал?
   – А кто, собственно, звал тебя? – мягко вмешалась Джейм.
   Висельник поймал ее взгляд и понял, что проиграл. Он невнятно пробормотал какие-то извинения и поспешно выбрался из-за стола, подгоняемый насмешками. Его всегда недолюбливали, а когда долговязый вор еще и попытался втереться в окружение Отравы, то потерял всякие остатки уважения собратьев. Что ж, в «Луне» никто не будет по нему скучать.
   – А ты опасный человек, Талисман, – прошептал Дерзец. – Но твоей юной подружке не поможет, если ты все битвы будешь проводить за нее.
   – Я и не собираюсь. Если кто заденет ее в следующий раз – его может ждать оч-чень неприятный сюрприз.
   Штопка усмехнулась. У нее еще не зажили синяки после последнего урока Сенеты, но она уже рвалась опробовать новые умения на ком-нибудь.
   – Кроме того, – сказала Джейм, ероша рыжеватые волосы девочки, – она уже выпила полкружки, а с этого не стоит начинать самостоятельный путь. Вдобавок ко всему, – она обвела затвердевшим взглядом комнату, – чем больше они меня боятся, тем лучше. Мне надоело, что меня недооценивают. А теперь, джентльмены, простите, но мне пора выгуливать кота.