О, какой долгий путь, через пески, в пункт проката купальников — путь между небом, морем, песком, землей! Оказалось, я спалила себе всю кожу и натерла лямками и резинками все то, что можно было натереть. Смешно, но люди на курортах за это самое выкладывают кругленькие суммы.
   «Америкэн-экспресс», почта-телеграф, в Мадриде по воскресеньям не работает, поэтому руководитель группы взял корреспонденцию заранее. Мне пришло два письма, от Джона и от Бенни.
   От Джона письмо тревожное. В открытую Джон писать не рискнул. Сказал так: лоббисты преследуют свои интересы. Джон не уверен, что простые американцы разделяют взгляды лоббистов, вероятно, у них есть свое мнение на этот счет. Миры могли бы закупить на телевидении эфирное время и объяснить миллионам землян точку зрения орбиты. Существует опасение, что лоббисты постараются всеми силами воспрепятствовать этому, предложат покупать эфирное время с аукциона, и в данном случае Мирам придется выдерживать жесточайшую конкуренцию со стороны владельцев боевиков и порнофильмов. А так, по мнению Джона, ситуация стабилизировалась. Единственный рычаг, на который мы можем реально надавить, — это прекратить поставку на планету нашей энергии. Мы использовали свой шанс в полной мере, и Америка не пошла на закрытие космодрома в Кейпе. Переговоры, если в данном контексте вообще употребимо подобное слово, продолжаются. Но отделить зерна от плевел сейчас очень непросто.
   А Бенни прислал мне новое стихотворение.
 
   ПОСЛЕДНЕЕ ИЗ НИХ
 
   Писал опять всю ночь. Прими. Пусть мир жесток От прежних слов Моих, от дум моих кручинных Мечтою веет. Ухожу, коль вышел срок, Один:.. Но не затем, чтоб в штормовой пучине
 
   Щемящую тоску похоронить. Фаянсова луна — но не разбита. Беречь себя — твой долг. Шторм рушит сны. Рим пал, но вечны весны, вечны иды.
 
   Не верь менялам. Правда их есть ложь. Беги от сильных. Боль страшней, чем скука. Взывая к Небесам, ты обретешь Спокойствие на сердце, твердость духа.
 
   А подлецу — пора бы по лицу. Ты веришь мне? Письмо пришло к концу.
 
   Бенни.
 
   Письмо было опущено в почтовый ящик в Денвере. Бенни отправился в бега.
   В его последнем произведении уже проглядывала какая-то членораздельная — в отличие от первого стихотворения, присланного мне, — мысль. Кроме того, между строк отчетливо сквозил страх. И все же стиль был чужой, словно кем-то навязанный Аронсу. Бенни никогда не работал в такой манере.. Что касается формы… Да, отдавал предпочтение малым формам, не замахиваясь на эпические поэмы. Но зачем ему понадобилось сковывать себя жестким четырнадцатистрочным — сонетным — каркасом? Тут что-то не чисто, решила я и принялась вчитываться в заключительные двустишья.
   Сначала ничего интересного углядеть не удавалось. Я даже решила бросить свое занятие, полагая, что если в строки и вложен какой-то тайный смысл, то отыскать его мне будет не под силу — Бенни, как шифровальщик, явно переусердствовал. К тому же сама я не знаю механику стиха, сама никогда ничего подобного не сочиняла. Да и в школе, и в университете уделяла поэзии крайне мало времени.
   — Письмо от Бенни? — спросил Джефф, заглядывая мне через плечо.
   Я даже подпрыгнула от неожиданности и прижала листочки к груди.
   — Это глубоко личное послание, — заявила я. — Аронс не рассчитывал, что его письмо станет читать кто-то, кроме меня.
   Джефф покачал головой.
   — Не волнуйся. Я увидел только то, что это — стихи. Что же в этом страшного? — Джефф сел напротив. — Поужинаем вместе?
   — Не рано? — протянула я. — А то я бы не прочь ещё немного поваляться.
   Мы договорились встретиться с Джеффом в холле в восемь.
   Джефф оставил меня в покое, и уже через несколько минут я нашла ключ к шифру. Последняя строка первого стихотворения бросалась в глаза: «Руки согреешь над пламенем красных строк» — и по рифме подчеркнуто перекликалась с началом второго письма: «Пусть мир жесток…» Я заинтересовалась: не акростих ли? Прочла снизу вверх: «Т А С В Б Н…» Галиматья. Стала читать сверху вниз — все сходится, «разве что мягкого знака не хватает во втором письме после пятой буквы, но я его, конечно же, мысленно добавила. „ПОМОЩЬ ФБР“. Далее — бессмыслица. Я схватилась за первое стихотворение. Тут в третьей строчке напрашивались в текст сразу две начальные буквы: „ДА ОНИ УБИЛИ ЕЕ“.
   Итак, мы с Бенни были правы — они убили. Но что означает загадочная фраза «ПОМОЩЬ ФБР»? То, что Бенни обратился в ФБР? Или он просит меня сделать это?
   Акростих акростихом, но существовало ещё и содержание стихотворений Аронса. Глубину первого я не постигла, сплошной туман, набор случайных фраз. Только последняя строка ясна и останавливает на себе внимание. Во втором «произведении» внятной информации оказалось больше. «Вышел срок» — выходит из игры, из заговора, бежит от «пучины». Тут четко. И вся вещь пронизана острым чувством страха. Он предчувствует беду. Предпоследняя строка: «…пора бы по лицу» — пожалуй, означает: «…пора бы полицию» подключить. Но, Боже, сколько ещё намеков рассыпано там по строфам, только один Бенни и ведает. Подтекст, скрытый в метафорах смысл, логический ребус. Но при чем тут, к примеру, Рим, весны, иды? Пятнадцатое апреля? Пятнадцатое мая? На чем Бенни пытался акцентировать мое внимание?
   Сегодня я приняла таблетку клонексина раньше обычного и постаралась уснуть. Но даже задремать не сумела — мешали тревожные мысли и закат во все окно. В комнате я никуда не могла спрятаться от этого заката. В конце концов я взяла книгу и спустилась в холл.
   В назначенный час здесь появился и Джефф. Мы двинулись по направлению к морю, время от времени заглядывая по пути в какой-нибудь из бесчисленных испанских баров. Здесь они называются «тапа» и представляют собой комбинацию собственно бара-рюмочной с вином, пивом — и закусочной. Вы берете выпивку, закуску, расправляетесь с ними и, не торопясь, перебираетесь в следующий бар. Во многих заведениях вам предлагают рыбные блюда. Я старалась не думать, в какой грязной воде выловлены эти «деликатесы».
   Почти во всех барах было многолюдно, шумно. За столиками свободных мест не отыскать — пристраивайся к стойке. Но мы нашли один относительно спокойный бар. Здесь Джефф счел нужным заметить, что сегодня я не слишком разговорчива.
   — Тебя что-то беспокоит? — спросил Джефф.
   — Ты не знаешь, с какого бока надо подступать к этой морской твари? — указала я на блюдо. Из даров моря я заказала себе нечто в маринаде.
   — Что-то с Бенни?
   Думаю, именно в эту минуту я приняла окончательное решение. В ответ на вопрос я кивнула.
   — Ты же знаешь, что ничего серьезного с ним произойти не может, — сказал Джефф. — Я за него спокоен.
   — Не торопись, — ответила я. — Ты понимаешь, что Бенни мне такой же близкий друг, как и ты?
   Я прокусила рыбью чешую. Под чешуей было кислое волокнистое мясо. Выложить Хокинсу все как есть, начистоту?
   — Бенни попал в гадкую переделку, — выдохнула я, — Его жизнь — в опасности.
   Джефф опустил стакан с вином на стол, не пригубив.
   — Аронс заболел?
   — Нет… А если даже и заболел, то, уверена, это его сейчас тревожит в последнюю очередь. — Я допила свое вино и жестом показала бармену повторить порцию. Человек за стойкой уставился взглядом в пол. Здесь не принято, чтобы дама делала заказ. — Отчего бы тебе не выпить и не заказать нам ещё по стакану? — попросила я Джеффа.
   Он моментально исполнил мое пожелание.
   — Что же тревожит Аронса в первую очередь?
   — Не знаю, как они в действительности называются, — начала я. Официант поставлл перед нами поднос с едой. Джефф, отчаянная душа, заказал креветок. Я же, изучив овощной раздел меню, остановилась на авокадо. — Понимаешь, несколько месяцев назад мы с Бенни прибились к одной из неформальных политических групп. Или организаций, черт их разберет. Они действуют как бы в подполье, но это конспирация ради конспирации. Насколько мы поняли, насколько нам было объяснено, ничего противозаконного за ними не числилось.
   — Коммунисты?
   — Они не по этому принципу объединены, — сказала я. — Эдакие радикалы, настроенные против правительства и режима. Есть среди них и коммунисты, и откровенные анархисты, и даже либертарианцы, правое крыло. Разные люди, которых объединяет одно — неприятие нынешнего правительства. А может, и строя. Джефф трудился над креветкой.
   — Так, говоришь, они никак не называются?
   — Всякий раз они называются по-разному, в зависимости от цели, которую преследуют в каждом конкретном случае, — сказала я. — Бенни считает, что у организации есть название, но оно известно только посвященным.
   — Похоже, Бенни прав, — кивнул Хокинс.
   — Ты что-то слышал о них?
   — Нет. По официальным каналам, по крайней мере. Но земля полнится слухами. — Джефф взял лимон и выдавил сок на креветку. — В последнее время умирает слишком много политиков. Причем они умирают отнюдь не в преклонном возрасте, а в период расцвета карьеры. Особенно представители консервативного крыла лобби. — Джефф посмотрел мне в глаза. — Какого черта, однако, ты связалась с их организацией? Ну, я ещё могу понять Бенни. Но тебя…
   — Страсть к познанию. К исследованию… — Мне удалось улыбнуться. — Я любопытна.
   — Больно уж опасен объект, выбранный тобой для изучения, — сказал Джефф,
   — На первых порах мне так не показалось. Скорее они походили на шизофреников, страдающих манией величия и мечтающих переделать общество на свой лад. Но потом я увидела их в несколько ином свете. После одного весьма подозрительного инцидента. Якобы самоубийство. — И я рассказала Джеффу о том, как Бенни Аронс столкнулся на Пенсильванском вокзале с возвращавшейся из Вашингтона Кэтрин. И к чему это привело.
   Затем я показала Хокинсу оба письма Бенни. Обе шифровки.
   — Думаешь, Бенни увяз в этом дерьме посерьезней, чем ты? — спросил Хокинс.
   — Не сомневаюсь. Могу судить об этом уже по тому, что о некоторых своих поступках он даже мне боится говорить, — ответила я Джеффу.
   — Но он, как следует из письма, посетил ФБР. Или, по крайней мере, решил связаться с ними. Через тебя.
   Я опустила голову.
   — Ты наведешь справки?
   Джефф замялся.
   — Марианна, ты действительно хочешь, чтобы я занялся этим делом? И уверена в том, что ты персонально не совершила ничего противозаконного?
   — Не совершила, — ответила я. — Всего «криминала» на мне — статистический анализ.
   — Все равно, и это может быть достаточно опасно. — Джефф надолго задумался, потом поднял на меня глаза. — Ладно, я выясню. Да и пока нет никаких оснований подключать тебя напрямую к ФБР. Давай подождем немного. Вот приедем в Женеву, и я схожу в Интерпол, позвоню от них.
   — От них?
   — Особо защищенный канал связи, — пояснил Хокинс. Он взял письма Бенни и принялся внимательно изучать их. — Кстати, ты на днях не звонила в Ново-Йорк? — спросил Джефф.
   — Нет. Слишком дорого. Невероятно дорого, — ответила я.
   — На что-то Бенни тебе тут намекает, — сказал Джефф. — Почему он пишет слово «Небеса» с заглавной буквы? «Взывая к Небесам, ты обретешь спокойствие на сердце, твердость духа», — процитировал Джефф.
   — Дорогого стоит.
   — Не знаешь фамилию Кэтрин? Или к какому клану она принадлежала? — спросил Джефф.
   — Нет, не знаю никаких фамилий. Общаясь, мы обращались друг к другу по именам, — сказала я.
   — Когда она умерла? Число? Ты можешь точно назвать дату.
   — Могу, если загляну в свой дневник, — пообещала я. За день до смерти Кэтрин мы ходили в театр на «Хлою».
   — Нью-йоркские медики должны были произвести вскрытие трупа и выписать свидетельство о смерти. Это для нас — чрезвычайно значимо, — сказал Джефф. — Попробуй представить себе людей из той группы, их внешность. Нет ли среди них лиц с особыми приметами? Мы постарались бы установить их фамилии.
   Я поведала Джеффу о глазных протезах Джеймса, сообщила адрес дома, в котором мы встречались с Джеймсом на собраниях. Пока я пыталась припомнить новые подробности, Джефф сделал, кое-какие пометки в своем блокноте. Все-таки я поступила очень правильно, доверившись Джеффу. Бенни освободил меня от тяжкого бремени тайны. Не исключено, что у меня будут неприятности после общения с офицерами ФБР, но я сильно сомневаюсь, что они выловят меня и, к примеру, отравят.
   Когда я закончила свое повествование, Хокинс молча закрыл блокнот. Он не захотел комментировать мои слова.
   — Думаешь, я идиотка? — обратилась я к Джеффу.
   — Ну, зачем так резко! Наивная, это да… И Бенни не сообразительнее. На первый взгляд, вы нарвались на группу головорезов, охваченных манией величия. Люди в группе звезд с неба не хватают, но помешаны на идее, как, например, религиозные фанатики из индийской секты душителей. Это, конечно, не значит, что для тебя и Бенни они менее опасны, чем боевики из крупной организации. Это, напротив, делает их более опасными. Ведь они ни перед кем не обязаны отчитываться, а значит, их никто не контролирует.
   Хокинс отпил немного вина из стакана и тихим голосом продолжил размышлять вслух:
   — Особого внимания заслуживает тот факт, что Бенни обнаружил у себя в квартире «жучка». Так и напрашивается вывод, что вы имели дело с дилетантами, у которых большие проблемы с финансами и даже нет средств на приобретение современных подслушивающих устройств. Но, с другой стороны, они могли пристроить к тебе нечто более совершенное, нежели «жучок», и абсолютно невидимое. Причем не из магазина, и по цене куда меньшей, чем тысяча долларов. Не в такой ли роли они намеревались использовать Аронса?
   — И нужно было испытать его. ч
   — Совершенно верно, — похвалил меня Джефф. — А Бенни совершил серьезнейшую ошибку, попытавшись сыграть с ними контригру и что-то там украдкой разнюхать. Он мог бы выступить против Джеймса и в этом случае был бы наказан в соответствии с законами банды. Бенни, однако, пошел другим путем и дал Джеймсу все основания считать, что Бенни Аронс — подсадная утка, шпион.
   — Надеюсь, сейчас он уже в безопасности, — сказала я.
   — Из твоих слов я понял, что Бенни намеревается пробраться в Лас-Вегас, приобрести там новые документы и объявиться с ними в одном очень укромном местечке, так? — спросил Джефф. — Вероятно, он заставил крепко поволноваться Джеймса и его людей. Вероятно, но не обязательно. Мои агенты, например, вне всякого сомнения отыскали бы Бенни. Отчего бы ребятам Джеймса не найти след Аронса?
   — ФБР работает в Неваде? — поинтересовалась я.
   — Официально, конечно же, нет. Но, наверное, дети и те знают, что в Неваде — тысячи сторонников американской демократии, людей, сочувствующих нам. О чем тут говорить? Кое-кто из этих тысяч занят в подпольном бизнесе, связанном с изготовлением фальшивых документов. Бенни — чужак в криминальном мире. Такие рифы и мели, как наша агентура, ему не обойти. Держу пари, что наши парни из Вашингтона уже положили на Аронса глаз, если только они не сделали это давным-давно.
   Внезапно меня осенило: да ведь Джеймс и его банда, рядясь в криминальную оппозицию, скорее всего, работают на официальный режим! Такое суперсекретное, созданное правительством формирование, в задачу которого входит слежка и контроль за инакомыслящими гражданами. С Джеффом, однако, своей догадкой я делиться не стала.
   Хокинс убрал записную книжку в карман.
   — Погода шепчет, а не прогуляться ли нам? — предложил мне Хокинс.
   — Тогда пойдем к морю, — сказала я. — У меня что-то голова кружится, надо бы проветриться.
   По ярко освещенным улицам шаталась праздная публика, но, приблизившись к пляжу на расстояние в несколько десятков метров, вы попадали в полосу кромешной тьмы — фонари над береговой кромкой были отключены. И в этот час на черном пляже народ кишмя кишел.
   Мы занялись любовью под забором и вывеской на испанском: «Частное владение». Закон призывал нас соблюдать приличия, и в какой-то мере мы их соблюдали, сбросив с себя только часть одежды.
   Вообще-то, я обожаю позицию, которая у нас в Ново-Йорке называется «стелющееся растение». Но вскоре я изменила план, в условиях земной гравитации он оказался трудновыполним. Намаявшись, Джефф сел на песок, прислонившись к вывеске спиной, а я легла рядом, положив голову Джеффу на бедро. И мы довели друг друга до исступления.
   — Гравитация! — пожаловалась я. — Она заставляет меня чувствовать себя так, словно я — старуха!
   Джефф гладил мои влажные волосы. Минутудругую он молчал, потом спросил:
   — А сколько тебе лет на самом деле, Марианна?
   — Двадцать два.
   Я догадывалась, что Хокинс старше меня лет на десять.
   — Наверное, во всей университетской докторантуре нет никого моложе тебя, — с восхищением заметил Джефф.
   — Я-то пока в докторантуре по их тематике, — попыталась я объяснить Джеффу разницу между учеными степенями, которые присваиваются на планете и на орбите. — А есть ещё уровень — когда ты защищаешь диссертацию по своей тематике. У вас иная система.
   Он опустил ладонь, гигантскую и очень нежную, мне на лицо и стал ощупывать его пальцами, словно слепой.
   — Когда мне было столько, сколько тебе, со мною случилась пренеприятнейшая история. Девять лет назад. Я заканчивал университет, шла последняя четверть, и вдруг я обнаружил, что мною не сдан один зачет по физическому воспитанию. В зачетке нет подписи преподавателяинструктора по борьбе.
   И началось! Сплошное расстройство! В университете, на потоке, я не чувствовал себя слабее кого-либо из парней, но проигрывал матч за матчем. Не мог выиграть ни одной схватки. Я резво начинал, набирал очки, но в результате всё заканчивалось плачевно.
   В конце концов, отчаявшись, я обратился к врачам, и они нашли, что я нахожусь в отличной физической форме. Тогда я отправился на консультацию к тренеру. Он усадил меня на стул и высказал вроде бы очевидную вещь; в нашей группе каждый из моих соперников на несколько лет моложе меня. До восемнадцати-двадцати лет твой организм растет, развивается, затем наступает пора равновесия, стабилизации. — Джефф выдержал долгую паузу. — А когда ты переваливаешь за двадцать, ты начинаешь потихоньку умирать.
   — Вот спасибо, утешил! — воскликнула я. — Ты заслужил мои аплодисменты.
   Джефф коснулся пальцем моей груди.
   — Самое забавное, что по отношению ко мне эта теория была ошибочна. Просто не применима.
   — Именно по отношению к тебе? То есть?
   — Ну, я сдавал свои, позиции день ото дня. Дошло до того, что меня направили к эндокринологу. Творилось невероятное. Туфли неожиданно стали мне жать, а рубашки стали малы.
   — Ты продолжал расти? — спросила я.
   — Верно. У меня обнаружили редчайшую форму акромегалии. Гипофиз — как у подростка. Я продолжал расти и после двадцати, поэтому-то и вымахал в такую громадину. И успел добавить ещё одиннадцать сантиметров, прежде чем врачи ухитрились остановить мой рост.
   Я погладила Джеффа там, где это было ему особенно приятно.
   — В свои двадцать наш мальчик был покороче? Джефф засмеялся и принялся гладить меня.
   — Может, попробуем, как нормальные люди? Ляжем?
   — Только я сверху. — Мне не хотелось ложиться на песок. С детства я слышала столько ужасных историй о зыбучих песках!
   Утром я попыталась связаться с Ново-Йорком с помощью нью-йоркского оператора. И получила факс — отпечатанное на бланке извещение о том, что телефонная связь с Ново-Йорком осуществляется по предварительному заказу и подвергается прослушиванию цензором. На экране появился хмурый мужчина-оператор.
   — Служба безопасности, — сказал он мне. — Ваше имя и шифр.
   — Извините, ошиблась номером, — ответила я и положила трубку. Затем набрала номер справочной на космодроме в Кейпе.
   С экрана телекуба на меня глядел усталый человек.
   — Прежде чем вы что-либо произнесете, — предупредил он, — имейте в виду, что разговор прослушивается и записывается на пленку.
   — Понятно, — кивнула я. — Мне нужно получить от вас кое-какую информацию.
   — Располагайте мною.
   — У меня — гражданство Миров, — представилась я. — Путешествую по Европе. Сейчас нахожусь в Испании. Попыталась дозвониться до Ново-Йорка, а в ответ последовал какой-то вздор о цензуре. Что происходит?
   — Обстановка накаляется, вот что происходит. Вы можете попробовать заказать разговор с НовоЙорком через Токио, а японцы выведут вас на Ново-Йорк через Учуден. Если, конечно, там сидят грамотные операторы и если правильно рассчитают фазовый угол. Я бы мог подсказать вам оптимальное время для звонка, — предложил человек из Кейпа.
   — Да нет. Спасибо. Собственно, звонок не носит конфиденциальный характер. Скажите, а если бы я была гражданкой США, они бы и в этом случае прослушивали разговор? — спросила я.
   — По закону — нет, если бы звонили на орбиту другому гражданину США. Правда, сейчас в Мирах их меньше дюжины.
   — Так мало? А как же туристы?
   Человек мрачно усмехнулся с экрана.
   — Да уж, не слишком много информации доходит до Испании, — сказал он. — Последний турист вернулся на Землю две недели назад. И больше мы не в состоянии их принимать. Тут есть ещё одна загвоздка, причем она будет посерьезней, чем проблема с цензурой. Вы, должно быть, знаете, что мы вынуждены покупать топливо для ракет на стороне? С тех пор, как прекращены торговые контакты с корпорацией «Сталь США».
   — Знаю, — ответила я.
   — Тридцать первого декабря американское правительство ввело ценовой контроль на поставки дейтерия. Надо полагать… на самом деле уже существует длинная инструкция, расписывающая — что именно подлежит контролю. На Кейпе фактически все, за исключением самого полета. За каждый чих мы платим по фиксированным ценам, притом, что цена на билет устанавливается не нами, а властями США! Нам только не хватало ещё в этой ситуации возить их туристов! — Мой собеседник развел руками. — Тратя на них свое горючее… У нас оно есть. По крайней мере, его достаточно для того, чтобы вместе с грузами доставить на орбиту всех наших соотечественников, предоставив им на время полета в кораблях все удобства. Но прежде вы должны занять очередь — вы уже сделали заказ на билет?
   — Нет. И что теперь? — спросила я. — Поступила опрометчиво?
   Он кивнул.
   — Дело не только в шаттлах, но и в буксирах, обслуживающих пояса Ван Аллена. Буксируют через зону тоже на дейтерии. Их придется битком набивать пассажирами. Каждый понедельник мы выводим на орбиту пять шаттлов. — Мой собеседник положил перед собой лист бумаги и принялся изучать текст. — Ближайший рейс, на который я могу вас записать, — четырнадцатого мая.
   — У меня ещё не кончатся занятия в университете, — сказала я.
   Человек пожал плечами.
   — Если бы я был на вашем месте, я бы как за соломинку уцепился за первую предоставившуюся возможность. Изменятся обстоятельства — ради Бога, аннулируете заказ или перенесете его на другое число! Но это — если ситуация изменится в лучшую сторону. А если в худшую? Тогда после середины июля улететь отсюда будет невозможно.
   — Понятно. Я делаю заказ на четырнадцатое мая. — Я продиктовала необходимые данные: имя, фамилию, адрес, код. — И последую вашему совету, попробую дозвониться до Ново-Йорка через Токио, — добавила я. — В какое время лучше?
   Я записала информацию на обложке дневника, поблагодарила соотечественника и выключила аппарат. Подсчитала разницу во времени между Кейпом и Испанией. Мне предстояло звонить на орбиту через сорок пять минут.
   С Токио я связалась моментально, но, когда мы вышли на контакт с Ново-Йорком через Учуден, на экране замелькали фиолетовые, в разрядах, пятна. Я разыскала Дэна в лаборатории.
   Он пристально вглядывался в экран телекуба.
   — Марианна?
   — Да, милый. Это я. Только времени у нас в обрез. Знаешь, как складываются дела вокруг топлива на космодроме в Кейпе? — спросила я.
   — Конечно знаю, — ответил он. — Письмо мое получила?
   — Несколько. Но там нет и строчки о топливе. — И я чертыхнулась про себя. — Должно быть, корреспонденция подвергается цензуре.
   — Да. Пробилась в Ново-Йорк через Мир Циолковского?
   — Через Учуден. Я заказала билет на шаттл, на рейс четырнадцатого мая. Если ситуация не изменится к лучшему…
   — А раньше прилететь не можешь? — оборвал меня Дэниел.
   Я покачала головой:
   — Нет мест. Четырнадцатое — ближайший срок. Давай заканчивать разговор. Рада была видеть тебя и слышать.
   Его образ растаял, поблек, но до меня ещё донеслось:
   — Я люблю тебя!
   Я шлепнула себя ладошкой по губам. А у меня язык не повернулся произнести эту фразу. Хотя — это же секундное дело и стоило бы какую-нибудь сотню песет.

Глава 35. ДНЕВНИК ЛЮБОВНИЦЫ

   13 января. Джефф провел в Управлении Интерпола чуть больше часа и выяснил, что за Бенни установлено наблюдение. Он привлек к себе внимание агентов тем, что выправлял фальшивые документы, игнорируя даже элементарные меры предосторожности. Затем Аронс, имея на руках удостоверение личности на имя Шелдона Джири, отправился на одну из ферм в Южной Каролине.
   Я поинтересовалась у Хокинса, что Интерполу и ФБР известно о Джеймсе и его организации. На сей счет Джеффа в Управлении попросили «не беспокоиться». Вероятно, предположил Джефф, это связано с тем, что ФБР внедрило в организацию, к которой принадлежит Джеймс, хорошо законспирированных агентов.