Холт Том. Граальщики

   Ценность этих реликвий определялась рынком, который, в свою очередь, зависел от поставок и запросов. Однако, имперская коллекция святых кусочков и лоскутков была столь полной, что она составляла почти весь набор. Не хватало лишь одного наименования; но эта реликвия была весьма ценной. Пока ситуация с ней не была определена, рынок не мог обрести окончательную устойчивость из-за опасности ее внезапного возникновения и последующей суматохи.
   Само собой разумеется, с точки зрения рыночных заправил это положение вещей необходимо было поддерживать любыми силами, если они хотели, чтобы у них была какая-то надежда контролировать рынок. А для того, чтобы Грааль продолжал оставаться утерянным, вполне разумно с их стороны было постараться найти его самим, и как можно скорее. После этого они смогли бы устроить так, чтобы он оказался утерян окончательно и навсегда.
   Результатом вышесказанного был мощный выброс рыцарской энергии, который смел Христианство с лица земли, сыграв основную роль в падении Альбиона. Атлантида, в свою очередь, действительно нашла Грааль и перепотеряла его столь основательно, что с тех пор он так и не был найден. На всякий случай, однако, Главный Управляющий Атлантиды сделал секретную запись о его местонахождении, каковую запись затем спрятал в надежном месте – а именно в библиотеке Гластонберийского Аббатства.
   Однако после Роспуска Монастырей библиотека разошлась по рукам, и некоторый манускрипт оказался во владении человека по имени Гэбриел Таунсенд, книгопродавца в Стратфорде-на-Эйвоне. Когда Таунсенд попал в долги и его лавка распродавалась бейлифами, один из горожан, некто Джон Шекспир, привлеченный изображением обнаженных ангелов на форзаце, купил его. Чтобы листок с ангелами не обнаружила его жена, он обернул его вокруг маятника напольных часов.
   Где, разумеется, он и оставался по сей день.
 
   Им-то что, бормотал про себя Ноготь. Они сколько угодно могут сидеть здесь, набивая себе брюхо бейквелловским тортом и песочным печеньем, поскольку лишены воображения. Они не могут себе представить, что произойдет, если их поймают.
   Он скрипнул зубами и вернулся к своей работе – которая заключалась в пришивании пуговицы к галахадовой пижаме.
   – Вы уверены, что не хотите еще печенья? – спрашивала девица. – Берите еще, у меня его много.
   Боамунд, съевший уже три куска торта, семь пирожных и ячменную лепешку и запивший все это четырьмя чашками чая, вежливо покачал головой и бессознательно потянулся за большим ломтем холодной говядины. Галахад, пищеварение которого могло поспорить с бетономешалкой, положил в рот конфету с кокосовой стружкой.
   Девушка пыталась придумать тему для разговора. В ее мечтах, разумеется, все было гораздо проще; так всегда бывает с мечтами. Всю свою жизнь она знала, что придет день – и симпатичный молодой рыцарь заглянет в этот мрачный старый замок по пути куда-то, и папы случайно не окажется дома, и она предложит рыцарю выпить чаю, и они станут разговаривать… Она настояла на том, чтобы эта комната была превращена из второстепенного склада лампового масла в милую маленькую гостиную с розовыми расшитыми цветами занавесками и подушками с оборками. Она проводила часы – тысячи часов – у плиты и в погребах, чтобы, когда момент наступит, у нее не было недостатка в закусках. Она подумала обо всем – кроме, разумеется, того, что она будет говорить. Она почему-то полагала, что это придет как-нибудь само.
   – Должно быть, это совершенно чудесно, – проговорила она, – странствовать в поисках приключений.
   – О, в этом нет ничего чудесного, – лениво отвечал Галахад, откидываясь на спинку стула в надежде, что свет из бойницы выгодно подчеркнет его профиль. – В основном это нудная и тяжелая работа. Сутками не вылезаешь из седла, в любую погоду, ночи спишь под тентом или просто под одеялом, а дождь поливает сверху…
   Ноготь фыркнул, но его никто не услышал. Спроси девушка его, он мог бы рассказать ей, что Высокий Принц отказывается ночевать где-либо, если ему не будут обеспечены по крайней мере две звездочки и окна на юг, и всегда настаивает на отдельной ванной комнате. А какой шум он поднимает, если оказывается, что белье не высушено как следует…
   Девушка восторженно кивнула. Она никак не могла решить, который из них был более романтичным – тот, который худощавый, утомленный и с прыщиком, или тот, который сильный, молчаливый и с красным лицом. По чести говоря, пожалуй, скорее краснолицый, но было еще слишком рано, чтобы выбирать.
   – Этот квест, – сказала она. – Он наверняка ужасно опасный.
   – Э-э, – произнес Боамунд. – Надеюсь, что нет.
   Девушка мило рассмеялась.
   – О, вы такой скромный, – проговорила она. – Уверена, что вы ни капельки не боитесь.
   Боамунд принялся теребить скатерть, в то время как Галахад, вмешавшись, изрек что-то в том роде, что без страха не существует и доблести. Это произвело на беседу такое же действие, какое производит мокрое полотенце на горящую сковородку, и девушка предложила им еще пирожных.
   – А этот звонок все звонит, – отметила девушка. – Не понимаю, что бы это могло быть?
   Двое рыцарей взглянули друг на друга.
   – Возможно, просто какой-нибудь обрыв в цепи, – предположил Галахад. – Эти системы оповещения вечно выходят из строя. У нас в Замке одно время стояла такая система, так она вечно поднимала такой звон из-за соседской кошки, что нам пришлось отключить ее. В любом случае, на них никто никогда не обращает внимания.
   Девушка была поражена.
   – Да неужели? – сказала она.
   – Чаще всего, – кивнул Галахад. – М-м, какое восхитительно воздушное пирожное! Неужели вы сделали его своими руками?
   Боамунд чувствовал, как в его сердце, постепенно и мучительно, упругой пружиной разворачивается гнев, пока он не понял, что не сможет вынести этого ни минутой дольше. Проклятый Галли, – думал он. Он всегда был мне не по душе. Зачем я вообще взял его с собой? Почему я не взял вместо него Туркина, или Ламорака, или кого-нибудь еще? Старина Тур сейчас пошел бы бродить по окрестностям в поисках носков, а я бы мог спокойно…
   – Вообще-то, – произнес он; казалось, он молчал уже целую вечность, – нам уже, пожалуй, пора идти. Пошли, Галли.
   Галахад приподнял брови.
   – Что за спешка? – удивился он.
   – Ты сам прекрасно знаешь.
   – Да нет, не знаю, – отвечал Галахад. – Вы должны извинить моего друга, – сказал он, обращаясь к девушке. – Он такой нетерпеливый!
   Боамунд отчаянно покраснел.
   – Благодарю, сэр Галахад, – проговорил он голосом жестким, как свеженакрахмаленная рубашка. – Я не нуждаюсь в том, чтобы вы приносили за меня извинения.
   – Кто-то же должен это делать, – возразил Галахад, ухмыляясь. – Иногда это может занять целый рабочий день.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Мне казалось, что ты понимаешь альбионский язык.
   Сердце девушки отчаянно забилось. Они собираются драться! Причем из-за нее – да, разумеется, рыцари дерутся между собой только из-за дамы. Как это замечательно, невыразимо волнующе!
   Ноготь придвинулся к ведерку для угля, забрался внутрь и плотно прикрылся крышкой.
   – Бог мой! – говорил тем временем Боамунд. – Если бы здесь не было дамы, я бы с чистым сердцем, не стесняясь…
   – Не стесняясь – что?
   – Не стесняясь, спросил бы тебя, что ты хотел этим сказать.
   – Что ж, я избавлю тебя от труда спрашивать. Я хотел сказать, что ты здесь слишком задержался, юноша. Это не приведет тебя ни к чему хорошему. Извините его, – обратился он к девушке. – Он всегда становится немного перевозбужденным, когда съест слишком много шоколада. Помнится, как-то в школе…
   – Сэр Галахад!
   – Сэр Боамунд. Если бы ты только мог видеть со стороны, как смешно ты выглядишь!
   Боамунд медленно полез в карман и вытащил перчатку. По правде говоря, это была вязаная рукавица с отрезанными пальцами, но она должна была сойти.
   – Мой вызов, – пояснил Боамунд. – Если ты окажешь мне честь…
   – Что ты хочешь, чтобы я сделал с твоей перчаткой, Бо? Ты опять потерял вторую, так, что ли?
   – Сэр Галахад…
   – Это всегда было твое хобби – терять перчатки. В школе, помнится, Матрона заставляла тебя привязывать их через шею куском бечевки.
   – Ну ладно. – Боамунд подобрал перчатку и хлопнул ею Высокого Принца по щеке. – Ну, сэр…
   – Не делай так, Бо, мне щекотно.
   О боже, подумал Ноготь. Похоже, лучше мне предпринять что-нибудь, пока они не сделали друг из друга отбивную. Он осторожно приподнял крышку ведерка и выбрался наружу. Затем на цыпочках прокрался через комнату к двери, открыл ее и вышел.
   – Не делай вид, что ты не понимаешь, – говорил Боамунд. – Это недостойно.
   – Честно говоря, Бо, я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Прошу тебя, брось пороть чепуху, ты расстраиваешь даму.
   – Я… – у Боамунда не было слов. Все, что он смог сделать, – это вытащить вторую варежку и швырнуть ее в лицо грубияну.
   – Надо же, – проговорил Галахад, – так она все это время была у тебя в кармане!
   – Достаточно. Я требую сатисфакции!
   Высокий Принц хихикнул.
   – Чего-чего ты требуешь? – переспросил он.
   – Ты слышал. Ты негодяй, хам и мерзавец, и… – Боамунд порылся в архивах своей памяти, – и ты мошенничал на соколиной охоте.
   Красная пелена ярости внезапно затопила сознание Галахада, затмевая все вокруг.
   – Что ты сказал? – задыхаясь, произнес он.
   – Ты слышал, – отрезал Боамунд. – В конце летнего семестра в восьмом году. Ты купил в зоомагазине клетку с белыми мышами, и…
   – Это ложь!
   – Ничего подобного, – возразил Боамунд. – Я сам видел квитанцию в твоем шкафчике.
   – А что ты делал в моем шкафчике?
   – Это к делу не относится. Ты использовал этих мышей, чтобы…
   – Так вот куда подевался яблочный пирог, который испекла мне тетя Изольда!
   – Ты использовал этих мышей…
   – Прожорливая скотина!
   – Мошенник!
   Девушка озадаченно смотрела на них. Что ж, в любом случае, они определенно собирались драться.
 
   Фон Вайнахт спрыгнул с саней и позвал, чтобы ему принесли его топор.
   Прошло два часа – два часа! – прежде чем до него добрались вторые сани, а потом порвался буксирный канат, сбежал один из оленей, и они сбились с пути и полетели через хребет Харриса. Граф взял топор из рук трепещущего пажа и приблизился к вышедшим из строя саням. Он им устроит усталость металла!
   Он обратил внимание на сигнал тревоги и повелительно щелкнул пальцами.
   – Все в порядке! – заорал он. – Я уже вернулся, вырубите наконец этот чертов звон!
   Радульф, вышедший ему навстречу, пытался что-то ему сказать, но сейчас фон Вайнахта лучше было не беспокоить. Все, чего ему хотелось в настоящую минуту, – это показать этой куче ржавого японского железа, какого обслуживания она достойна.
   – Прошу меня простить.
   Что-то тянуло его за рукав.
   Граф взглянул вниз и увидел карлика. Он сдвинул брови. Прошло немало лет с тех пор, когда он в последний раз видел здесь карлика. Последний, припомнил он, вручил ему свою записку и ушел на юг, работать на алмазных копях. Забавно.
   – Прошу прощения, – повторил карлик, – не могли бы вы уделить мне минуточку? Видите ли, сюда проникли два очень опасных рыцаря, и…
   – Рыцари? – фон Вайнахт сгреб карлика в огромную горсть и поднес его на расстояние дюйма от своего носа. – Рыцари?!
   – Да, сэр, два рыцаря. Боамунд и Галахад, сэр. Они сидят в гостиной у вашей дочери. Чаевничают, сэр.
   – Чаевничают! – заревел фон Вайнахт и, отшвырнув карлика, пустился бегом. Ноготь поднялся на ноги, энергично потер локоть и последовал за ним.
   Он надеялся только, что поспел вовремя.

7

   – Эти подойдут? – спросила девушка.
   Как-то странно, говорила она себе, я думала, рыцари всегда носят собственные мечи. Во всех книжках, что она читала, рыцарь не делал ни шагу, если при нем не было хотя бы одного меча, а то и двух. Однако – вот вам, пожалуйста. Иногда ей казалось, что она, пожалуй, не то чтобы ужасно много знает о настоящей жизни.
   – Благодарю, – сердито буркнул Боамунд. – Вполне подойдут.
   – Я их нашла в папином кабинете, – продолжала девушка. – У него там полно мечей и всякой всячины. Я думаю, он их, наверное, коллекционирует. Я принесла мечи, но там есть еще и топоры, и алебарды, и палицы, и кинжалы тоже, если вам нужно.
   – Нам хватит и просто мечей, – сказал Галахад. – Если, разумеется, сэру Боамунду не понадобится щит или что-нибудь в этом роде. В школе он всегда настаивал, чтобы ему дали щит.
   – Ничего подобного!
   – А если ему не давали щита, он начинал плакать.
   – По крайней мере, я не пытался закрыться учебником во время боя на копьях.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – То, что ты слышал.
   – У нас есть и книги, в библиотеке, – вставила девушка, – если кому-нибудь нужно.
   Боамунд вытащил свой меч из ножен. Меч был очень холодным.
   – Ну что ж, начнем? – предложил он. – Разумеется, если сэр Галахад готов.
   – Вполне готов, благодарю.
   – Тогда – после вас, сэр.
 
   Фон Вайнахт стоял за дверью гостиной, переводя дыхание.
   – Они там?
   Ноготь кивнул.
   – Отлично.
   Один пинок огромного графского ботинка – и дверь распахнулась. Но комната была пуста.
   О боже, подумал Ноготь, я опоздал. Они уже ушли драться; от них не останется ничего, кроме кучи рваной одежды и центнера шинкованной рыцарятины. Проклятье.
   – Мне казалось, ты сказал…
   – Они, должно быть, ушли, сэр, – отвечал Ноготь. – Пошли куда-нибудь в другое место, сэр.
   – В другое место? – в голосе графа сквозило напряжение, говорящее о том, что было уже достаточно плохо, что они вообще появились в этом месте, и не хватало еще, чтобы они начали бродить здесь туда-сюда, как стадо кочующих оленей. – Куда?
   – Куда-нибудь, где достаточно просторно, я полагаю, – сказал Ноготь. – Видите ли, они собирались драться…
   Граф откинул голову и раскатисто расхохотался.
   – Драться! – проревел он. – Что ж, тогда они пришли как раз туда, куда нужно, а?
   – Да, сэр. А вот мы – нет.
   – Очевидно. – Граф развернулся к своим пажам и заорал: – Эй, вы! Обыскать замок, живо! Двое опасных рыцарей. Ясно? Приступайте!
   И тут в голове у фон Вайнахта что-то с натугой переключилось; он взмахнул рукой и снова сгреб карлика в горсть.
   – А ты, – прорычал он, – кто ты тогда такой, интересно знать?
   – Ноготь, сэр. Я карлик.
   – Это я вижу.
   – Я служу этим рыцарям, сэр. Я пришел с ними из Альбиона.
   – Понятно, – фон Вайнахт яростно раздул ноздри. – И почему же ты предаешь своих хозяев? – спросил он.
   Ноготь слегка поерзал в его кулаке.
   – О, без особых причин, – сказал он. – Я просто подумал: почему бы не покончить со всем этим, просто так, – со всей этой штопкой белья и чисткой доспехов. Мне нечего терять, кроме своих цепей, подумал я, и…
   – Каких цепей?
   – Фигурально выражаясь, сэр.
   – Ладно, – сказал граф. – С тобой я разберусь позже. Пошли со мной.
   Он отпустил карлика, разнес в щепки кофейный столик для поднятия настроения, и широким шагом вышел за дверь. Ноготь не сразу последовал за ним; он шмыгнул к своему рюкзаку, что-то вытащил из него, и лишь потом помчался за графом со всей скоростью, на какую были способны его ноги.
 
   – Это подойдет? – спросила девушка.
   Они стояли в главном дворе замка. Поскольку весь персонал был занят поисками вторгшихся чужаков, двор был совершенно пуст, если не считать заброшенных и на вид довольно помятых саней.
   – Да, прекрасно, – сказал Боамунд. – Полагаю, нам лучше начать, не откладывая.
   Хотя он по-прежнему горел едва сдерживаемой яростью, он делал это гораздо более умеренно, чем несколько минут назад. Да, действительно, сэр Галахад нанес ему непростительное оскорбление, которое может быть смыто только кровью; но однако, если подумать, это чертовски глупый способ улаживать разногласия – оттяпать голову своему противнику. Или позволить оттяпать голову себе. Тем более, что речь идет о парне, с которым они вместе учились в старом добром колледже. Он не мог избавиться от ощущения, что должен быть какой-то другой способ разбираться с подобными ситуациями. По-настоящему жесткая, агрессивная партия в регби, например.
   Галахад снял куртку и производил эффектные тренировочные выпады своим мечом. Девушка уселась на сани. Она достала откуда-то коробку шоколадных конфет и с жадностью принялась за них.
   – Готов? – спросил Боамунд.
   – Один момент, – отозвался Галахад. – У меня немного сводит правую руку. Ты не против, если я еще немного поразминаюсь?
   – Пожалуйста.
   – Это очень благородно с твоей стороны, старина.
   – Нисколько, Галли. Я подожду, сколько тебе надо.
   Высокий Принц проделал еще несколько тренировочных взмахов, затем провел пару пробных ударов. Не то чтобы он не торопился вступить в схватку и задать Сопливчику трепку, на которую тот напрашивался постоянно, с тех самых пор, когда они только познакомились; но спешить ведь было некуда, не так ли? Времени у них было сколько угодно.
   – Прошу прощения, – произнесла девушка, – но почему вы не начинаете?
   Рыцари взглянули на нее.
   – Мы еще не готовы.
   – С такими вещами нельзя торопиться.
   – Это было бы неспортивно.
   – О, – девушка пожала плечами. – Понимаю. Простите.
   Рыцари выжидающе кружили вокруг друг друга. Один-два раза они произвели несколько очень осторожных выпадов, но не раньше, чем спросить другого, приготовился ли он к атаке. Графиня тем временем прикончила свои конфеты и начала хлопать – довольно неуверенно.
   В отчаянии, Боамунд предпринял попытку провести двойную обратную мандиритту левой рукой – дьявольски изощренный и трудный маневр, который, как он вспомнил только когда уже начал, ему никогда не удавался как следует. Он включал двойной финт в правую часть головы, медленный переход к левой части тела, и наконец – длинный выпад, при котором фехтовальщик становился на одно колено, а его левая рука проходила позади спины, пока не касалась внутренней стороны его правого колена.
   – Помоги мне, – сказал он. – Я застрял.
   – О, какая неудача, – воскликнул сэр Галахад, кидая меч в ножны и помогая ему подняться. – Так лучше?
   – Кажется, я растянул запястье.
   – Ну, тогда закончим, – поспешно сказал Галахад. – Нет ничего хорошего в том, чтобы драться, если не чувствуешь себя на все сто процентов. Это просто неправильно.
   – Абсолютно.
   – Жаль, конечно, – продолжал Галахад, – но что есть, то есть. Будем считать, это ничьей, я полагаю.
   – Да, наверное. – Боамунд поднялся на ноги, поморщился и поднял свой меч. – А ведь мы как раз начали как следует разогреваться!
   – Ну, тут уж ничего не поделаешь, – сочувствующе сказал Галахад. – Эй, а куда подевалась эта чертова девчонка?
   Оба осмотрелись по сторонам. Они были одни.
   – Наверное, ей стало скучно, – презрительно сказал Боамунд. – Все они такие, девчонки. Мне никогда не попадалось ни одной, которая действительно интересовалась бы Состязаниями.
 
   Прогрохотав по главной лестнице в Большой Зал, граф обнаружил на ступенях трона свою дочь, плачущую в маленький носовой платочек. Он выронил топор и подбежал к ней.
   – Что случилось, дорогая? – спросил он. – Расскажи папе все.
   – Эти глупые рыцари, – всхлипнула графиня. – Они не стали драться. Они просто стояли там и болтали.
   – Ну, ну, – сказал граф. – Не стоит расстраиваться из-за пары глупых рыцарей. Они этого не стоят.
   – А я думала, они оба такие храбрые, – продолжала девушка. На ее щеках, как жемчужины, застыли слезинки. Она громко высморкалась.
   – Ха! – граф презрительно фыркнул. – Рыцари! Да они даже не знают, что значит это слово!
   – И они просто оставили меня сидеть там, – сказала графиня, – после того, как я угощала их чаем и все такое.
   – Мерзавцы, – согласился фон Вайнахт. – Ничего, я поучу их хорошим манерам.
   Глаза девушки засияли, она улыбнулась.
   – Я люблю тебя, папа, – сказала она.
   – Я тоже люблю тебя, Попси, – хрипло пробормотал фон Вайнахт. – Ладно, так где же эти рыцари? Карлик!
   Ноготь, который, стоя на стуле, смотрел во двор, спрыгнул на пол и подбежал к нему.
   – Да, сэр?
   – Ты имеешь какое-нибудь представление, где эти рыцари могут быть?
   – Во дворе, сэр. Они не дерутся, – прибавил он задумчиво.
 
   – Куда подевался этот чертов карлик? – сказал Боамунд. – Он постоянно где-то бродит, как я заметил.
   – Естественно, – отозвался Галахад, надевая куртку. – Особенно когда для него есть работа.
   – А ведь у него весь багаж.
   Двое рыцарей оглядели просторный двор.
   – Он может быть где угодно, – сказал наконец Галахад. – Замок большой.
   – Правда, мрачноватый.
   Они не торопясь зашагали в направлении главного зала.
   – Думается мне, – произнес Галахад, – что нам надо найти этого графа фон Вайнахта, заставить его рассказать нам, где находятся Носки, и сваливать отсюда. Как тебе такой план?
   – Вполне разумно, – отвечал Боамунд. – Откуда начнем?
   – Может быть, вон оттуда?
   – Пойдет.
   Они распахнули двери главного зала и вошли внутрь. Их глаза широко раскрылись.
   – Ноготь? – в один голос сказали они.
   Перед ними, распростертый на каминном коврике подобно кипе ярко-красного постельного белья, лежал граф фон Вайнахт. Огромных размеров датский топор валялся неподалеку от его правой руки. А над ним, ухмыляясь и держа в руке баночку с аэрозолем «Химическая Палица», стоял карлик.
 
   – Полагаю, – произнес граф, – мне стоит начать с самого начала.
   Это был долгий день. Сразу же по получении информации он ринулся в Атлантиду, чтобы найти Рыцарей Грааля; там его дважды избили и спустили со спиральной лестницы; он разбил свои сани посреди арктической пустыни; вернувшись, он обнаружил, что в его доме по колено рыцарей, после чего был опрыскан «Палицей» и связан кушаком от собственного халата. Вполне достаточно, чтобы начать плеваться.
   – А это необходимо? – зевнул Галахад. – Я просто…
   – Да, – отрезал граф. – Это непосредственно относится к делу. Начинать?
   – Что ж, выкладывай, – отвечал Высокий Принц. Он откинулся на спинку кресла, поставил ноги на чучело медведя и взял с блюда большую сочную гроздь винограда.
 
   Симон Маг перевернул страницу и поудобнее пристроил очки у себя на носу.
   «Печальная история Графа Рождество», – прочел он.
   Он полез за своим блокнотом.
 
   Это была чертовски интересная история. Если она не была величайшей из когда-либо рассказанных историй, то лишь потому, что граф был не совсем в том настроении, чтобы рассказать ее как следует.
   …О том, как две тысячи лет назад он оставил свою многообещающую карьеру стихийного божества для того, чтобы изучать астрологию в университете в Дамаске. О том, как он, глядя вместе с тремя приятелями-студентами в университетскую электронную астролябию, обнаружил нечто, что они на первый взгляд приняли за пятнышко грязи на линзе, поняв затем, что это была совершенно новая звезда.
   О том, как они пустились в путь, чтобы понаблюдать за ней из оборудованной по последнему слову техники университетской обсерватории под Иерусалимом. О том, как произошла неизбежная путаница с зарезервированными местами в отеле, в результате которой, когда они одной холодной дождливой ночью прибыли в Галилею, они обнаружили, что их комнаты заняты компанией странствующих страховых агентов из Тарса, и им остается только заночевать внизу, в конюшне.
   И о том, как, когда их четверка хлюпала по грязному двору, бормоча угрозы о возбуждении против кое-кого уголовного дела, молодой Мельхиор случайно поднял голову и заметил, что звезда висит точнехонько над их головами, и что несколько пастухов, только что вышедших из конюшни, выглядят весьма озабоченными…
 
   – И вот еще что, – сказал пастух с безумной улыбкой. – Не знаю, суеверные вы люди или как, но если да, то лучше не ходите туда. Понимаете… в общем, там по колено ангелов.
   – Ангелов?
   – Мне не хочется об этом много говорить.
   И пастухи поспешили прочь, оставив Каспара, Мельхиора, Балтазара и Клауса стоять под дождем.
   – Я не ослышался, этот человек сказал, что там внутри Ангелы? – спросил Балтазар.
   – Вроде бы так.
   Они застонали. Словно мало было вещей, с которыми им пришлось мириться, теперь им предстоит делить свое спальное помещение с бандой грязных, одетых в кожу, сквернословящих, пахнущих верблюдами хулиганов.
   В конюшне было темно. Масляная лампа трепетала на легком сквозняке. Внезапно все четверо почувствовали настоятельную потребность встать на колени.
   – Эй, – позвал Балтазар. – Есть здесь кто? Слушайте, парни, мне это не нравится, как-то мне здесь не по себе…
   Стало светлее; мягкое золотистое сияние исходило от дальних яслей.
   – Ш-ш, тише, – раздался женский голос. – Он спит.
   Мельхиор заговорил первым. Очень осторожно он пробрался к яслям, заглянул в них и отшатнулся, словно его ударили. Потом он опустился на колени и покрыл голову полой своего плаща.
   – Госпожа, – сказал он.
   Лицо женщины оставалось в тени.
   – Привет тебе, – произнесла она. – Блажен будешь ты вовеки, ибо ты первый из взглянувших в лицо Сыну Человеческому.