Холт Виктория. Мадонна Семи Холмов

   Они быстро подружились. Джулия была жизнерадостной, веселой, она уже прекрасно представляла, что есть жизнь, и с охотой отдавала свое внимание Лукреции – если поблизости не оказывалось мужчин.
   Джулии было уже около пятнадцати, Лукреции – почти десять, и эта разница в годах давала Джулии большие преимущества. Она была более вольной в поведении, чем Лукреция, с меньшей охотой училась, и вовсе не стремилась во всем уступать окружающим. Когда они оставались наедине, она говорила Лукреции, что считает мадонну Адриану слишком строгой и напыщенной.
   – Мадонна Адриана – очень порядочная женщина, – уверяла ее Лукреция.
   – А я не люблю порядочных женщин, – ответила Джулия.
   – Наверное, потому, что они заставляют всех нас чувствовать себя ужасными грешницами? – предположила Лукреция.
   – Вот я лучше и буду грешницей, чем порядочной, – расхохоталась Джулия.
   Лукреция боязливо оглянулась на фигурку Мадонны с младенцем, перед которой теплилась лампада.
   – Ох, – снова рассмеялась Джулия. – У нас еще полно времени – еще успеем покаяться. Раскаяние – удел стариков.
   – Но в Сан-Систо много молодых монахинь, – возразила Лукреция.
   – Но я же не собираюсь становиться монахиней! И ты тоже. Да и зачем? Взгляни на себя. Ты очень хорошенькая…
   А с годами станешь еще красивее. Вот подожди, вырастешь, доживешь до моих лет, может, станешь тогда такой же Красиной, как я, и у тебя будут любовники, множество любовников!
   Лукреция очень любила такие разговоры. Они возвращали ее в прошлое, которое она уже едва помнила. Ведь прошло четыре года с тех пор, как она покинула веселый материнский дом и переместилась в обстановку строгого этикета и мрачности, царившую на холме Джордано.
   Джулия обучала Лукрецию «соблазнительной» походке, показывала, как сделать губы ярче, учила танцевать. Джулия знала множество тайных женских уловок и с радостью ими делилась.
   Лукрецию это все слегка беспокоило: она боялась, что Адриана догадается, какая Джулия на самом деле, и отошлет ее назад. И тогда Лукреция лишится такой замечательной подружки.
   Ни в коем случае Адриана не должна видеть на их губах кармин и заставать их с теми замысловатыми прическами, которые накручивала на их головках Джулия. И Джулии не следует наряжаться в эти нескромные, но такие красивые платья, которые она привезла с собой. А Джулия лишь хихикала, но в присутствии будущей свекрови, старалась держаться паинькой.
   Орсино не донимал их своим вниманием, и Лукреция заметила, что он побаивался своей невесты гораздо больше, чем та – его.
   У Джулии был легкий характер, она уверяла Лукрецию, что, когда придет срок, сумеет справиться с Орсино. Было совершенно понятно, что все эти наряды с большим декольте, все эти прически и украшения предназначались вовсе не Орсино.
   Лукреция думала, что Джулия, наверное, большая грешница.
   Но, говорила она себе, кажется, грешники мне тоже нравятся больше, чем люди набожные. И если Джулию отошлют, я буду очень по ней тосковать и вряд ли снова полюблю мадонну Адриану.
   Во дворце Орсини царило оживление. Это был один из тех дней, когда Лукреции следовало вести себя как можно сдержаннее, как и положено настоящей испанской даме, ходить с прямой спиной и потупленным взором, поскольку на холм Джордано должен прибыть кардинал Родриго Борджа, а Адриана не хотела, чтобы он почувствовал хотя бы легкое разочарование в собственной дочери.
   Волосы Лукреции расчесали на прямой пробор, и они свободно спадали ей на плечи. Джулия с интересом наблюдала, как испанская горничная готовит Лукрецию к встрече с отцом.
   – Он очень строгий, этот великий кардинал? – спросила она.
   – Он – самый важный человек в Риме, похвасталась Лукреция.
   – Тогда, – объявила Джулия, – тебе следует перестать улыбаться: сострой кислую гримасу, потому что ты выглядишь слишком уж радостной. И помалкивай, говори только тогда, когда к тебе обращаются.
   – А отец любит, когда я веселая, – ответила Лукреция. – Он любит, когда я улыбаюсь. Он совсем не похож на Адриану. Но она будет следить за мной, так что надо помнить все, чему она меня учила. Если он послал меня сюда для обучения, значит, он хотел, чтобы я переняла у нее все, чему она может научить.
   Джулия состроила смешную рожицу, а Лукреция отправилась в комнату, где ее поджидал Родриго. По случаю его визита стены комнаты также украсили гобеленами, поставили серебряные кубки прекрасной работы.
   Рядом с Родриго стояла Адриана, и Лукреция поклонилась на испанский манер. Родриго положил руки ей на плечи, поцеловал в обе щечки, в лоб.
   – Как же она выросла, моя малышка, – с нежностью произнес он. – Мадонна Адриана рассказала мне о твоих успехах.
   Лукреция взглянула в лицо Адриане – оно был мрачным.
   – Я разочаровала вас? – робко осведомилась Лукреция.
   – Дорогая моя, кто из нас совершенен? Я тобою доволен. Этого достаточно, – Родриго взглянул на Адриану. Та поклонилась – ведь он взглядом попросил оставить их наедине. Адриана ушла, и вместе с нею исчезло напряжение. Лукреция бросилась в объятия отцу, залепетала, как она рада его видеть.
   Он снова нежно расцеловал ее, вынул из кармана браслет, свой очередной подарок, надел ей на ручонку. Она поцеловала браслет, и он поцеловал его тоже – когда они оставались наедине, кардинал становился более чувствительным. Он всячески хотел подчеркнуть свою любовь к ней и выслушать ответные уверения.
   Когда уверения во взаимной любви закончились, они заговорили о Ваноцце, Чезаре и Джованни.
   – Чезаре делает в университете успехи, – сообщил Родриго. – Я горжусь его способностями в учебе и в играх. Клянусь, нам недолго осталось ждать, он скоро станет кардиналом. И Джованни очень доволен жизнью в Испании. А моя Лукреция превращается в настоящую красавицу! Чего же еще мне желать?
   – А Гоффредо?
   – Он с каждым днем все сильнее и красивее. Ах, у нас для него тоже есть планы.
   Лукреция заметила, как за спиной отца приоткрылась дверь – в нее, красная от возбуждения, подглядывала Джулия.
   Лукреция вздрогнула от ужаса: это же непростительное нарушение этикета! Джулия, наверное, не понимает, какой важный человек кардинал. Подглядывать, вот так подглядывать за ним… Невероятно! А если увидит Адриана, Джулию наверняка отошлют и свадьба расстроится.
   Родриго поймал взгляд дочери и резко обернулся.
   – А это кто?
   – Джулия, можешь теперь войти, – сказала Лукреция. – Я представлю тебя кардиналу.
   Лукреция с облегчением увидела, что Джулия надела самое скромное из своих платьев и лишь чуть-чуть подкрасила губы. Лукреция молилась про себя, чтобы кардинал этого совсем не заметил.
   Золотые кудри Джулии рассыпались по плечам, и она, как всегда бесстрашная, медленно приблизилась к ним.
   – Отец, – торопливо произнесла Лукреция, – это Джулия, та, которая должна выйти замуж за Орсино. Уверяю вас, она не хотела сделать ничего плохого.
   – Разве? – удивился кардинал. – А вот мне так не кажется.
   – О, нет… – начала Лукреция, и умолкла, поняв, что отец вовсе даже не сердится.
   – Подойди сюда, дитя мое, – попросил кардинал. – Вовсе необязательно, чтобы за тебя говорила моя дочь. Я надеюсь, ты и сама можешь сказать все, что следует.
   Джулия подбежала к нему и преклонила колени, а затем подняла на него свои прекрасные голубые глаза и улыбнулась особой своей улыбкой, которая, казалось, говорила: ведь никто не может на нее всерьез сердиться, ведь все только радуются ее присутствию!
   – Значит, ты выходишь замуж за Орсино, – сказал кардинал. – Бедное дитя! Тебе нравится этот молодой человек?
   – Я люблю Рим, – ответила Джулия, – и людей, которых я могу встретить в Риме.
   Кардинал рассмеялся. Лукреция вздохнула с облегчением: значит, отец не сердится, а, напротив, весьма доволен.
   – При встречах с Лукрецией, – пояснил он Джулии, словно она была членом семьи, – я оставляю церемонии. Мне так больше нравится. Сядь рядом со мною, Лукреция сядет с другой стороны, и мы поболтаем о Риме… И о людях, которых мы в Риме встречаем…
   – Вы очень великодушны ко мне, Ваше Преосвященство, – произнесла Джулия с притворным почтением. – Мне кажется, я действительно вела себя очень плохо.
   – Дитя мое, ты достаточно хороша, чтобы не заботиться об этикете, которого должны придерживаться другие, менее удачливые.
   Так они сидели и болтали, и Лукреция с удивлением обнаружила, что отец чаще обращается к Джулии, чем к ней.
   Она была слишком поражена этим открытием, чтобы ревновать.
   Вот так их и застала Адриана.
   Как ни странно, Адриана не рассердилась и не сказала ни слова по поводу чрезмерно вольного поведения Джулии.
   Джулия тоже как-то изменилась, она стала более молчаливой и не отвечала на попытки Лукреции поговорить об отце. Да, кардинал действительно показался ей очень хорошим человеком. «Самым хорошим на свете?» – настойчиво спрашивала Лукреция, которой нравилось слышать приятные слова в адрес членов своей семьи. «Возможно», – соглашалась Джулия.
   После этого она умолкла и погрузилась в свои мысли. Она не обращала внимания на Лукрецию, и девочка чувствовала себя очень несчастной.
   А назавтра, услышав топот копыт, Лукреция выглянула из окна и увидела, что это уезжает из дворца кардинал. Она хотела было окликнуть его, но сдержалась – это было бы неприлично. Как странно: он приезжал без свиты и даже не позвал ее, Лукрецию! Зачем же ему приезжать на холм Джордано, как не к своей доченьке?
   Непонятно… Но, поразмыслив, Лукреция все же поняла: наверняка, вчерашняя наглость Джулии не должна была остаться безнаказанной. А кардинал человек мягкий и очень не любил, когда при нем кого-то наказывали, поэтому вчера он не выбранил Джулию и даже сделал вид, что ему приятно ее присутствие. Но сегодня наверняка приезжал, чтобы серьезно поговорить с Адрианой. Наверное, он сказал ей, что такая легкомысленная девушка – вряд ли уместная компания для его Лукреции.
   И замешательство Лукреции сменилось тоской: она была уверена, что вскорости лишится такой веселой подружки.
   Радостная Джулия вбежала в комнату. На ней было новое ожерелье, украшенное изумрудами и рубинами.
   Какая прекрасная работа! – вскричала Лукреция. – Почему ты мне никогда его не показывала!
   – Оно ужасно дорогое, – согласилась Джулия, – но я вовсе не собиралась его от тебя таить, милая Лукреция. Я как раз и пришла, чтобы его тебе показать – оно совершенно новое. Я только что его получила.
   – В подарок? А от кого?
   – Не спрашивай. Сказать об этом – значит совершить глупость.
   За эти несколько часов Джулия повзрослела. Она была полна кокетства и выглядела на все восемнадцать лет. Она заразительно смеялась, пела итальянские песенки о любви и казалась ужасно таинственной. Ожерелье тоже составляло часть тайны.
   Но Джулия была все же слишком юной, чтобы долго держать при себе секрет. Она хотела им поделиться, она хотела похвастаться перед Лукрецией.
   – Что случилось? – не отставала Лукреция. – Чему ты радуешься? Разве ты не боишься, что кардинал пожаловался мадонне Адриане на твое вчерашнее поведение? Ведь теперь она отошлет тебя домой!
   Но Джулия в ответ только расхохоталась:
   – Меня никуда не отошлют! И кардинал не пожаловался. Я кое-что скажу тебе, Лукреция! У меня есть возлюбленный!
   – Орсино?..
   – Орсино! Да неужели ты думаешь, что Орсино годится мне в возлюбленные?
   – Но… Я бы никогда…
   – А все потому, что ты еще слишком, слишком маленькая! Мне же скоро исполнится пятнадцать… и я выйду за Орсино замуж. Так что мне остается, кроме как завести любовника?
   – О, – взмолилась Лукреция. – Будь осторожна. Что, если мадонна Адриана услышит наши разговоры?
   Джулия смеялась до слез, а Лукреция только в изумлении глядела на нее.
   Кардинал все чаще наведывался на холм Джордано, по не все его визиты были связаны с Лукрецией.
   Перед его посещениями Джулия одевалась с особой тщательностью и отнюдь не в самые скромные платья. Порою из-за закрытых дверей комнат, где кардинал уединялся с Джулией, Лукреция слышала ее чуть визгливый смех. Это было очень неприятно.
   Ведь раньше он приезжал, чтобы повидать меня! – твердила себе Лукреция.
   А потом она начала понимать.
   У Джулии появилось множество новых роскошных вещичек. Лукреция слышала, как слуги называли Джулию самой красивой девушкой в Риме. Они называли ее «La Bella», «Красотка» – и в разговорах между собою чаще употребляли это прозвище, чем ее настоящее имя. А богатые подарки дарил богатый любовник, любовник, которого Джулия принимала в строгом доме Орсини. Какое-то время Лукреция не позволяла себе догадываться, кто же на самом деле был этот любовник.
   Но настала минута, когда Лукреция больше не могла справиться со своими подозрениями.
   Однажды ночью она выскользнула из постели и, взяв свечу, направилась в спальню Джулии. Джулия крепко спала. Лукреция разглядывала ее лицо, которое при свете свечи казалось еще прекраснее. Да, Джулия действительно «La Bella».
   Свет разбудил Джулию, она открыла глаза и удивленно поглядела на Лукрецию.
   – Что случилось?
   – Я должна знать, – сказала Лукреция. – Твой любовник – кардинал, да?
   – Ты что, разбудила меня, чтобы сообщить то, что и так все знают?
   – Значит, это правда! Джулия засмеялась.
   – Только подумать! – Она села на постели и обхватила руками колени. – Ему пятьдесят восемь, а мне еще нет пятнадцати, и все-таки мы – любовники! Разве это не чудо? Кто бы мог предположить, что такой старик заставит меня в него влюбиться?
   – Он такой, – торжественно объявила Лукреция, – он все может!
   Это заявление заставило Джулию издать один из тех особых смешков, которые стали характерны для нее в последнее время.
   – Это правда. И я счастлива.
   Лукреция молча разглядывала Джулию, словно видела ее впервые, и силилась припомнить, какой же была ее подружка прежде, до того, как с ней приключилась эта невероятная история. А потом медленно произнесла:
   – Если об этом узнает мадонна, она будет очень сердиться.
   Джулия хихикнула снова, что показалось Лукреции крайней степенью безрассудства.
   – Ты должна держать все это в секрете, – настаивала она. – Нам мадонна Адриана не очень нравится, но она порядочная женщина и не позволит такому твориться под крышей ее дома.
   Джулия перестала смеяться и внимательно взглянула на Лукрецию.
   – Ты простудишься, лезь ко мне в постель… Ты уже не ребенок, Лукреция, скоро тебе исполнится десять. И скоро у тебя появятся свои возлюбленные. Ну-ка, двигайся сюда, вот так-то лучше, правда? А теперь позволь мне сказать тебе следующее. Кардинал действительно мой возлюбленный. Он сказал, что я самая прекрасная женщина на свете. Женщина – понимаешь ли ты это слово, Лукреция? Но скоро мне придется выйти замуж за Орсино. Впрочем, кого Орсино волнует? Меня – нет. И кардинала тоже.
   – Но о нем беспокоится мадонна Адриана!
   – Да, естественно. Вот почему она так озабочена тем, чтобы кардинал был мною доволен. И моя семья также к этому стремится.
   – Стремится?! Но почему, ведь ты же должна выйти замуж за Орсино?
   – Верно, верно. И он – хорошая партия. Фарнезе и Орсини тогда объединятся, а это выгодно всем. За кардинала выйти замуж нельзя… Вот так-то.
   – Если бы кардиналы могли жениться, отец женился бы на моей матери.
   Джулия кивнула и, помолчав, добавила:
   – Но не стоит жалеть Орсино. Его мать согласилась на то, чтобы я стала любовницей кардинала.
   – Но она – хорошая женщина. И очень благочестивая… Лукреция, пришло время тебе оставить детские представления. Адриана до смерти рада, что кардинал в меня влюбился. Она помогает мне одеваться к его визитам, помогает мне наводить красоту. И знаешь, что она при этом говорит? Она все время твердит: «Не забудь, что ты скоро станешь супругой Орсино. Пусть кардинал поможет Орсино продвинуться, ведь он пользуется большим влиянием в Ватикане. Постарайся извлечь из этого максимальную пользу… для себя и для Орсино».
   – Значит, ей нравится, что вы с моим отцом любовники?
   – Да она вне себя от радости! И делает все, чтобы мы чувствовали себя как можно уютнее.
   – И все равно ты скоро выйдешь за ее сына! Джулия вновь расхохоталась:
   – Ах, ты еще так мало знаешь свет. Конечно, если бы я завязала интрижку с мальчиком-грумом… Да, тогда этому сразу же бы положили конец. Я впала бы в немилость, а он, бедняжечка, либо наткнулся темной ночью на меч, либо его бросили бы в Тибр с камнем на шее. Но мой возлюбленный – великий кардинал, а когда такой человек, как он, любит такую, как я, вокруг собираются все те, кто хочет получить от этой любви выгоды. Такова жизнь.
   – Значит, Адриана при всей свой строгости и бесконечных молитвах – вовсе не такая уж порядочная женщина!
   – Добро и зло, что это такое? Ты когда-нибудь думала над этим, а, Лукреция? Кардинал счастлив моей любовью, я счастлива быть его любовницей, семья Орсино и моя семья счастливы, ибо предвкушают выгоды от нашей любви. А Орсино? Он не в счет, но можно даже сказать, что счастлив и он: теперь он не обязан будет заниматься со мною любовью, поскольку – вот уж странное создание – он, по-моему, вовсе к этому и не стремится.
   Лукреция молча обдумывала сказанное, и больше всего ее мысли занимала Адриана. Адриана, стоящая на коленях перед Мадонной с лампадой; Адриана, цедящая сквозь зубы: «Как бы ни было неприятно и трудно, следует исполнять свой долг»; Адриана, которая заставляла поверить, будто святые следят за каждым шагом и только ждут случая, чтобы подловить тебя на какой-то ошибке и непременно предъявить ее в Судный день… Добропорядочная женщина, которая ни за что не должна бы одобрять преступную любовь между пятидесятивосьмилетним кардиналом и юной девушкой, введенной в ее дом в качестве невесты сына, – и, тем не менее, поощрявшая эту любовь, потому что она могла принести почести и ей, и ее отпрыску!
   Почести! Лукреция вдруг поняла, что некоторые слова и понятия означают совсем не то, что должны были бы значить.
   Да, она действительно еще ребенок, слишком многое ей еще предстоит узнать. И ей захотелось как можно скорее уйти из детства, из того состояния, когда невинность была синонимом беспечной и даже греховной глупости.
   Джулия вышла замуж за Орсино, свадьбу сыграли во дворце Борджа, и первым свидетелем, подписавшим брачный документ, был кардинал Родриго Борджа.
   Новобрачные вернулись на холм Джордано, и жизнь пошла своим чередом. Кардинал частенько навещал дворец Орсини, и ни для кого не было секретом, что целью визитов были, в основном, встречи с любовницей.
   Он также с радостью виделся с дочерью, он вообще с огромным удовольствием проводил время в компании обеих юных девушек.
   Влияние Джулии на Лукрецию росло, она все больше и больше становилась похожей на старшую подружку. Джулия рассказывала ей о любви между нею и кардиналом и о многих других вещах. И Лукреция начала мечтать о тех временах, когда и у нее появится любовник.
   Когда она узнала, что ее старший брат Педро Луис умер и теперь Джованни станет герцогом Гандийским и женится на девушке, выбранной в невесты Педро Луису, она мало опечалилась этим известием – единственное, что ее волновало: как воспримет новость Чезаре? Ведь наверняка он сам хотел бы стать герцогом Гандиа и жениться на невесте Педро Луиса.
   Когда ей исполнилось одиннадцать, кардинал, прибывший по этому случаю во дворец, крепко обнял ее и сообщил, что нашел для нее подходящего жениха.
   Он считал, что Лукреции надлежит выйти за испанца: кардинал верил в Испанию – Испания набирала все большую мощь и превращалась в первую державу мира, и предложить его дочери она могла гораздо больше, чем старушка Италия.
   В женихи ей был избран дон Черубино Хуан де Сентельес, владелец Валь д'Айоры, что в Валенсии. Это была великолепная партия.
   Поначалу Лукреция испугалась, но отец постарался успокоить ее заявлением, что, хотя брачный контракт уже составлен и вскорости будет подписан, он все устроит так, чтобы она еще год пожила в Риме.
   Это ее успокоило – год казался юной Лукреции целой вечностью.
   Теперь она могла с важностью обсуждать с Джулией свой предстоящий брак, и делала это с удовольствием, потому что будущее казалось ей таким далеким.
   Она начала понимать жизнь, спокойно принимать особые отношения между отцом и Джулией, мириться с набожностью и грубой практичностью, уживавшимися в душе Адрианы.
   Ибо такова была жизнь в том обществе, к которому по рождению принадлежала Лукреция.
   Она познала многое, и детство кончилось.

АЛЕКСАНДР VI

   В течение последующего года Лукреция действительно заметно повзрослела, но, если бы в ее жизни не появилась Джулия и не просветила ее, она до сих пор оставалась бы ребенком.
   Джулия была самой близкой подругой. Вместе они совершали вылазки во дворец кардинала, и Родриго забавлял и ласкал их обеих, благодарный Лукреции за то, что она привезла к нему Джулию, и Джулии – что та привезла с собой Лукрецию.
   И с какой стати Лукреции было подвергать сомнению право кардинала на подобное поведение? Вот, например, недавно она, Джулия и Адриана были приглашены на свадьбу Франческетто Сибо, крупное событие, по случаю которого на всех семи холмах Рима были разожжены грандиозные костры. Все знали, что Франческетто – сын самого Иннокентия VIII, да Его Святейшество и не делал из этого тайны: он присутствовал на празднестве и по его приказу из всех фонтанов била не вода, а вино. К тому же невестой Франческетто была дочь великого Лоренцо де Медичи, так что не только римляне праздновали бракосочетание папского бастарда.
   Вот почему Лукреция воспринимала условия, в которых она жила, как совершенно нормальные.
   Теперь на холм Джордано перебрался и Гоффредо, и она была счастлива вновь встретиться с младшим братишкой. Он рыдал, расставаясь с матерью, но Ваноцца, хоть и грустила, все же была рада такому повороту событий: он означал, что Родриго действительно считал Гоффредо своим сыном.
   В течение этого года Родриго пришел к мысли, что дон Черубино Хуан де Сентельес вряд ли составит его дочери подходящую партию – вероятно, на такое решение повлияла великолепная свадьба Франческетто Сибо. Да, Франческетто – сын самого Папы, но Иннокентий быстро сдавал, и кто знает, что произойдет в ближайшие месяцы? Нет! Он найдет для дочери более блестящего жениха.
   Он бестрепетно аннулировал предыдущий контракт и заключил другой, более соответствовавший его планам, – с доном Гаспаро ди Прочида, графом Аверским. Дон Гаспаро был тесно связан с Арагонским домом, в то время правившим Неаполем.
   Лукреция восприняла эти перемены совершенно спокойно: она не видела никого из претендентов в женихи, так что не испытывала по их поводу никаких чувств. Она унаследовала счастливую натуру Родриго и его уверенность в том, что все, что ни делается, – к лучшему.
   И вот в августе 1492 года произошло событие, которое повлияло на всю ее дальнейшую жизнь. Лукреции тогда уже исполнилось двенадцать.
   Иннокентий был при смерти, и Рим бурлил: всех волновал единственный вопрос – кто унаследует папский трон?
   Один из претендентов твердо решил его получить. Родриго было уже шестьдесят, действовать следовало незамедлительно.
   Куртуазный, очаровательный, мягкий на вид Родриго имел стальную сердцевину. Он был способен преодолеть любые препятствия. К сожалению, Папу выбирает конклав, и эти дни были для Родриго полны больших испытаний. Он не встречался ни со своей любовницей, ни с дочерью, но твердо знал, что мысли и надежды всех во дворце Орсини – с ним. Все они молились за то, чтобы следующим Папой стал он, Родриго.
   Лукрецию трясло, как в лихорадке. Отец казался ей богоподобным: высокий, красивый, сильный, умный! Она не понимала, почему все так беспокоились. Неужели люди не понимают, что им следует сделать совершенно простую вещь: избрать своим Папой кардинала Родриго Борджа?
   Она без конца говорила об этом с Джулией, которая пребывала в таком же волнении: одно дело быть возлюбленной самого богатого кардинала в Риме, и совсем другое – стать возлюбленной Папы Римского. Джулия разделяла и энтузиазм, и страхи Лукреции. Маленький Гоффредо хоть и не очень понимал, что происходит, но молился вместе с ними; Адриана с надеждой взирала в блистательное будущее: она сможет снять свой траурный наряд и перебраться вслед за невесткой в Ватикан, где займет приличествующее ей положение… Если Папой изберут Родриго.
   В тот август в Риме стояла ужасная жара. На конклав каждый в своих носилках – прибыли все великие кардиналы. На прилегающих к Ватикану улицах собрались толпы людей, они горячо спорили о том, кто же станет избранником.
   Поначалу шансы Родриго оценивались не очень высоко.
   Соперников у него хватало, поскольку в те времена Италия была разделена на множество мелких государств и герцогств, постоянно враждовавших между собой. Иннокентий был слабым Папой, но он, к счастью, следовал советам своего великого союзника Лоренцо де Медичи, и, в основном, благодаря этому полуостров переживал относительно мирный период. Но Лоренцо умер, и начались неприятности.
   Лудовико Сфорца, регент Милана, и Ферранте Арагонский, неаполитанский король, были непримиримыми врагами, и их вражда грозила ввергнуть Италию в войну. Поводом для этого был тот факт, что на самом деле наследником миланского трона являлся Джиан Галеаццо, племянник Лудовико, но Лудовико держал его в заточении, а себя назначил регентом. Мотивировал он тем, что молодой герцог вряд ли годится для управления страной: его душевное и физическое здоровье было изрядно подорвано пирушками и дебошами, инициатором которых был сам Лудовико. Однако Джиан все же успел жениться на энергичной неаполитанской принцессе Изабелле Арагонской, которая приходилась Ферранте внучкой. Таким образом между Неаполем и Миланом возникли серьезные трения.