Фрея была счастлива, Гюнтер был тоже. Граф и графиня, которых я никогда близко не знала и не понимала, тихо приняли все как есть. Похоже, они играли не последнюю роль в убийстве Рудольфа. Я не знала, чем они руководствовались — то ли мечтой выдать Татьяну замуж за Зигмунда, то ли чувствовали, как и многие другие, что правление Рудольфа может окончиться трагедией для Брюксенштейна. Многие разделяли мнение, что смерть Рудольфа предпочтительнее войны, в которую слабый правитель может вовлечь страну. Возможно, что граф и графиня были в их числе. Я точно знала, что Зигмунд не был замешан в смерти Рудольфа. Он всегда предпочитал свободу обязанностям перед государством, которые были ему навязаны.
— Все это в прошлом, — говорил он, — и ничего не изменится, если мы узнаем, как все было.
И он был прав.
Татьяна по-прежнему находилась в монастыре. Я не знала, была ли она действительно сумасшедшей или ей просто было удобнее казаться такой или что-то еще. Она пыталась убить и Фрею и меня, но поскольку она находилась под замком, мы обе были готовы об этом забыть.
Шли месяцы.
Когда моему сыну было два года, мы с Конрадом отправились в Англию. Для нас приготовили усадьбу. Мы проезжали мимо коттеджа, где мать Дэйзи по-прежнему сидела на улице летними вечерами и сушила на веревке белье.
Дэйзи поехала со мной. Я была очень этому рада. Но наша поездка была недолгой, потому что мы скучали по своим детям.
Я смотрела на серые стены Грейстоуна. Но теперь все было иным, потому что на лужайке перед домом играли дети. Их было четверо — два мальчика и две девочки.
Это были дети кузена Артура.
София приняла нас очень тепло. Она была очень счастлива. Странно, что кузен Артур, который совершенно не подходил в мужья Франсин и мне, оказался таким хорошим мужем для нее.
Я еще больше удивилась, когда увидела самого кузена Артура. Он располнел и выглядел очень довольным жизнью. Ему явно пошла на пользу семейная жизнь, а дети его совсем не боялись. Мне даже стало интересно, как же он их воспитывает в религиозном духе.
Когда мы с ним остались вдвоем, он немного засмущался. Мне показалось, что он хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать.
Я помогла ему:
— Женитьба изменила вас, кузен Артур.
Он согласился со мной.
— Я, наверное, казался вам с Франсин совершенно невыносимым, — пробормотал он.
— Точно, — подтвердила я. — Но теперь вы стали другим человеком.
— Я был лицемером, Филиппа, — признался он. — Я ненавижу себя, когда оглядываюсь назад. И это еще не все. Я был настоящим преступником…
Я рассмеялась.
— Ну уж нет. В чем же выражались ваши преступления? В том, что вы забывали на ночь сказать молитву?
Он наклонился и взял мою руку.
— Я боялся бедности, — сказал он. — Я не хотел влачить жалкое существование бедного викария, а так бы и было, если бы не ваш дедушка. Я хотел получить Грейстоун, безумно хотел. И он пришел ко мне, хотя я его и не заслуживаю.
— Пустяки. Вы превратили его в счастливое место. Ваши детишки просто очаровательны.
— Что правда, то правда, — отозвался он. — Но я не заслуживаю своей судьбы. Я рад, что могу поговорить с тобой, Филиппа. Я обманул тебя. Я уже был готов… Но позволь объяснить. Я очень хотел завладеть Грейстоуном, поэтому во всем подчинялся дедушке. И вот он решил, что я должен жениться либо на тебе, либо на Франсин. Но ты знаешь, к чему это привело. И я не хотел жениться ни на одной из вас. Для меня никогда никого не существовало, кроме Софии.
— О, кузен Артур! Если бы мы только знали!
— Я не мог никому рассказать. Мы с Софией какое-то время встречались… Потом она забеременела. Мне нужно было что-то предпринять. И вот пришла ночь смерти вашего дедушки. Вы поссорились, и это все слышали. Он был очень раздражен. Я подумал, что теперь, когда он потерял надежду на исполнение своих замыслов, он не захочет потерять всех нас. Я решил, что лучше рассказать ему про нас с Софией, пока он в таком настроении. Я пошел к нему в спальню и признался, что должен жениться на Софии. Я никогда не забуду его лица. Он был в ночном колпаке. Его пальцы дрожали, когда он ухватился за простыню. Он неверящим взглядом уставился на меня, а потом встал с постели. Мне показалось, что он собирается меня ударить. Он подошел ближе и я протянул руки, чтобы загородиться. Я не знаю, толкнул ли я его при этом. Это произошло так быстро. Он упал и ударился головой. Я похолодел от ужаса, увидев, что он был мертв. Я не убивал его. Он просто упал. Но я понял, что теперь не избежать беды. Все станет известно. Мне нужно было думать о Софии… Надо было быстро действовать.
— И вы подожгли комнату… — сказала я. Он кивнул.
— Я не должен был подвергать вас таким страданиям, Филиппа, — быстро проговорил он. — Если бы я этого не сделал, мне пришлось бы рассказать всю правду. Но была София, и ребенок, которого она носила в себе. Вы понимаете? Если бы мы смогли не дать этому огласки… Если бы все выяснилось…
— Даже когда подозрения пали на меня?
— Но против вас не было обвинения. Это была случайная смерь. Она была случайной, Филиппа. Вы были молоды… Вы уехали. Я не чувствовал за собой вины… Только перед вами.
Я мысленно перенеслась в те странные дни и вспомнила, как он был ко мне добр и как жалел меня. Дети что-то кричали на лужайке. Я крепко сжала его руку.
Вдруг я почувствовала себя очень счастливой. Я посмотрела на небо, увидела жаворонка и вспомнила: «Жаворонок в полете, А улитка на траве, Бог у себя на небе. Все в мире хорошо».