Хильдегард наливала Дэвиду вино на кухне, когда пришла Хоуп в черном платье из бархата и накидке. Блондинка обняла Дэвида одной рукой за пояс и, протянув свой стакан, попросила наполнить его.
   — Дорогая, я так рада, что ты пришла, — сказала Хильдегард, которая была точно того же возраста, что и ее бывшая сотрудница, и последний месяц тосковала по своей любимице. — Ты будешь играть?
   — Думаю, да. А ты? — Хоуп улыбнулась Дэвиду, ибо знала, что тому нравилось играть после того, как ее уже хорошенько отшлепали. — Она уже здесь? — спросила Хоуп.
   — Нет еще, — ответила Хильдегард.
   — Вероятно, она сейчас уже забыла обо всем, — уверенно сказал Дэвид.
   — Дорогой, девушка, которая многие годы мечтает о садо-мазо клубе и живет в десяти минутах ходьбы отсюда, не забудет об этом, — заявила Хильдегард, и тут раздался звонок.
   — Извините меня, — сказала она, поцеловала Хоуп в нежную шею и вышла.
   — Что ты собираешься делать и говорить? — спросила Хоуп, улыбнувшись ему.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Когда она войдет?
   — Она не придет. Но если придет, то я не знаю.
   — Со мной ты никогда не лез за словом в карман, — поддразнила Хоуп.
   Взглянув на монитор службы безопасности, находившийся на кухне, они увидели длинноногую брюнетку в черном облегающем платье из поливинила.
   — Это она, — выдохнул Дэвид. Хоуп сдавила ему руку.
   Брук лишь смутно различала лица, когда Хильдегард провела ее в вестибюль и усадила на диван.
   — Хозяйка Хильдегард, я та девушка, которая писала вам этим летом, — доверительно сказала Брук и не могла оторвать взгляда от молочного цвета груди владелицы клуба, которая была видна в вырезе платья из голубого бархата. — Надеюсь, я правильно сделала, что пришла сегодня, — продолжила Брук, предъявляя водительские права и паспорт.
   — Я ждала тебя, — сказала Хильдегард, с улыбкой возвращая ей документы, удостоверяющие личность. — И еще кое-кто.
   — Вы хотите сказать, что он здесь? — Брук огляделась с неожиданно нахлынувшим волнением и в дверях увидела Дэвида. Он ей показался еще более симпатичным. Она почувствовала, как у нее горит лицо, когда его взгляд остановился на ее гибком стане, затянутом в блестящее, короткое платье. Дэвид подошел с едва заметной улыбкой, которая насторожила Брук. Она гадала, злится ли тот все еще за то, что прошлой весной она снимала его в тот момент, когда он входил в клуб.
   — Привет, Брук. Как дела?
   — И это все, что вы можете сказать по случаю моего восемнадцатилетия и первого посещения «Башни»? — Брук подскочила и импульсивно поцеловала Дэвида в губы. — Пожалуйста, простите меня, мистер Лоуренс, но мне хотелось сделать это уже много лет, — объяснила Брук, опьяненная от радости, что именно в этот вечер он по счастливой случайности оказался здесь.
   — В самом деле, Брук, я думал, что у тебя больше здравого смысла, — упрекнул ее Дэвид, скрывая в душе радость. Обычно его не привлекали ученицы, но Брук казалась слишком взрослой для своего возраста. Сам факт, что маленькая добытчица, видно, не нуждалась в нем, чтобы осуществить свои фантазии, поднял Брук до такого уровня опытности, какой ему не встречался среди женщин, вдвое старше ее. Теперь, когда закон не воспрещал желать Брук, он восхищался ею, хотя и не собирался давать ей знать об этом.
   — Мистер Лоуренс, можно задать вам вопрос, ответ на который мне страшно хочется получить с того самого дня, когда я пришла сюда за вами следом?
   — Ни в коем случае, — проворчал он, но улыбнулся, когда Хоуп принесла ему стакан вина.
   — Привет, — сказала Брук Хоуп.
   — Привет. Какая ты клевая! — отпустила ей комплимент Хоуп.
   — Хоуп, что я говорил тебе об этом бессмысленном заклинании? — раздраженно сказал Дэвид.
   Хоуп удивленно посмотрела на Дэвида, затем тут же сообразила, что самая умная среди бывших учениц Дэвида может не слишком хорошо воспринять блатной язык. Теперь Хоуп покраснела так густо, как только способны краснеть блондинки, поскольку сама была влюблена в Дэвида и хотела, чтобы тот хорошо думал о ней.
   — Я лучше пойду, пока есть такая возможность. — Хоуп мило улыбнулась Брук, избегая взгляда Дэвида. Она выскользнула из комнаты и побежала вверх, в башенку подруги.
   Тем временем Брук навеки запечатлела в уме эту маленькую сцену и растрогалась почти до слез от унижения своей очаровательной соперницы. Значит, эта любимица Дэвида, небесное создание, очень чувствительна. «Но Дэвид не дорожит ею в той мере, как она того заслуживает», — подумала Брук.
   Брук пылала от волнения. Сегодня вечером все было очаровательно. Мысль о том, что у обожаемого ею мужчины есть собственное волшебное существо, которое можно наказывать и ласкать, не казалась ей экзотичной. Будь то в классной комнате или башенке, мистер Лоуренс оставался преподавателем.
   — Теперь послушай меня, барышня, ты ведь не думаешь устраиваться сюда на работу?
   Они присели в гостиной.
   — Почему бы и нет? Похоже, здесь самые хорошие клиенты, — дразнила его Брук.
   — Отец знает, что ты здесь?
   — Отец знает и одобряет все, что я делаю, — высокомерно ответила она. Дэвид вздрогнул, а Хильдегард просияла. — Вы же не думаете, что ему захочется, чтобы я закончила колледж и залезла в долги на шестьдесят тысяч долларов? —веско ответила восемнадцатилетняя девушка.
   — Да, но… — запнулся Дэвид.
   — За работу в кафе мне платили семь долларов в час.
   — Но такая девушка, как ты, в этом месте?
   — Проявите уважение, мистер Лоуренс, — ответила Брук. — Все же хозяйка Хильдегард слышит вас.
   — Да, но я думаю, она согласна со мной в том, что для тебя найдется место получше, чем здесь, — сказал Дэвид с уверенностью, которую Хильдегард не разделяла.
   — Дэвид, — сказала Хильдегард, — одна из моих лучших подруг заработала в этом месте деньги на юридическое образование.
   — Никогда не думал, что вы такой консерватор, мистер Лоуренс, — подтрунивала Брук, разглядывая ожидавших в помещении клиентов.
   — Пойдем куда-нибудь поговорим, — нетерпеливо сказал Дэвид.
   — Вы хотите сейчас уйти? — Да.
   — Но я только что пришла.
   — Но ты ведь не собиралась начинать работу сегодня вечером?
   — Дорогая, Дэвид, возможно, прав, — сказала Хильдегард, заметив враждебные взгляды, которыми награждали Брук другие девушки. — Сегодня у меня полный дом и штатных работников, и клиентов, так что я вряд ли смогу обеспечить тебе полную программу.
   — Но я, по крайней мере, рассчитывала, что меня хоть раз отшлепают в честь дня рождения, — призналась Брук.
   — У тебя день рождения? — не без волнения спросил невзрачный, чопорный пятидесятилетний мужчина, сидевший на диванчике.
   — Да. Мне сегодня стукнуло восемнадцать, — ответила Брук.
   — Боже, мне хотелось бы провести сеанс с тобой, — признался этот джентльмен. — Как тебя зовут?
   — Кстати, дорогая, какое твое артистическое имя? — Хильдегард проигнорировала сердитое бормотание Дэвида.
   — Мне нужно такое имя?
   — У всех есть такое имя.
   — Мне всегда нравилось имя Алисон.
   — Отлично. Что ж, Алисон, позволь представить тебе Пола, который очень увлекается поркой. Может, ты скажешь ему, по каким дням будешь приходить ко мне, чтобы он мог должным образом организовать свой следующий визит, — любезно сказала Хильдегард.
   — Я точно буду приходить в пятницу и субботу вечером, — задумчиво сказала Брук, расстроив этим Дэвида. — И скорее всего, также по рабочим дням один или два раза.
   — Я обязательно приду в это время, — пообещал Пол.
   — А пока у нас здесь есть «Черри», и весь вечер гостит Хоуп. — Хильдегард утешала любителя порки, затем вскочила и открыла дверь.
   — Пойдем? — спросил Дэвид, и по телу Брук пробежала дрожь.
   — Ты меня угостишь ужином?
   — Ужином? Конечно. Обязательно. — Он не ожидал, что она в этой ситуации совсем не смутится, и невольно стал приспосабливаться к бывшей ученице в новом качестве.
   — А как же насчет того, чтобы отшлепать меня в честь дня рождения? — спросила она, когда Дэвид вывел ее на улицу.
   — Пусть тебя это не волнует! — успокоил Дэвид.
   Поскольку Дэвид совсем не потратил денег в клубе, он повел Брук в дорогой французский ресторан, где ей без всяких вопросов подали вино. Смотря на ее высокий рост, элегантную походку, изысканную одежду и высокие каблуки, ей можно было дать двадцать один год.
   Брук была настолько счастлива, насколько любовь, успех и надежда могут осчастливить девушку. Такое проявление избытка чувств привлекало, но и пугало Дэвида.
   — Расскажите мне о себе и той принцессе в клубе, — за десертом сказала Брук.
   — Если я отдам тебе свой пирог, мне можно не отвечать на твой вопрос? — спросил Дэвид, подвигая к ней покрытую шоколадом пирамиду.
   — Я хочу знать о своей сопернице.
   — О ком?
   — Моей сопернице.
   — Брук, что с тобой?
   — Ничего. Я просто хочу застолбить свой участок.
   — Должно быть, вино ударило тебе в голову, — сказал он, удивленный ее смелостью.
   — В чем дело, мистер Лоуренс? Разве вы не хотите, чтобы Бетти и Вероника дрались из-за вас?
   — Ни в коем случае.
   — Нам нечего драться. Мы можем работать в разных сменах.
   — Барышня, думай, что говоришь, — проворчал он, почувствовав и шок, и возбуждение от ее самоуверенности.
   — Вы так думаете? И что вы будете делать?
   — Пожалуй, остается только один выход — отвести тебя домой и выпороть.
   Брук без всяких колебаний осталась наедине с бывшим учителем, который отвез ее к себе на Армор-Драйв. В самом деле, ей хотелось отдаться ему как можно быстрее. Но когда он запер дверь, приглушил свет и одарил ее долгим холодным взглядом, она вдруг вспомнила свои высказывания за ужином и подумала, не считает ли он ее очень грубой.
   — Пожалуй, я наговорила глупости, — робко призналась она.
   — Уже жалеешь, что пришла сюда?
   — О нет. Ни за что. Вы, должно быть, уже поняли, что я не равнодушна к вам.
   — Ничего подобного. Думаешь, я только и мечтаю наяву о своих ученицах?
   — Нет, но после того случая прошлой весной…
   — Ах, вот к чему ты клонишь. Да, признаюсь, после этого я действительно немало думал о тебе, но только в том плане, что ты подвергаешь риску мою работу, шпионя за мной и снимая меня на видео.
   — О, понимаю. Вы слишком чисты и благородны, чтобы думать о какой-то девушке-ученице, да?
   — Нет, дело не в этом, невоспитанный ребенок. Я никогда не стремился быть чистым или благородным. Отнюдь нет. Меня просто не привлекают девочки-подростки. Конечно, я понимаю, ты шокирована, но это качество, кстати, является достоинством учителя средней школы.
   — Понятно. Мне надо подрасти, прежде чем я стану интересной для тебя.
   — Я так не говорил. Возможно, ты как раз являешься исключением. — Дэвид улыбнулся. — Ты уж точно не ведешь себя, как подростки, которые мне встречались.
   — Спасибо!
   Дом Дэвида был выдержан в пастельных тонах, свойственных скромному и располагающему к себе западно-восточному стилю. Брук отвели в уютный уголок со стенами цвета персика, где находился обшарпанный дощатый стол и четыре крепких деревянных стула. Дэвид выдвинул один из них и сел. Затем он положил ее себе через колени.
   — Скажи, какую порку ты ожидаешь? — спросил он, приглаживая ее короткую блестящую юбку и проведя рукой по стройным бедрам.
   — Ту, которая называется серебристым киноэкраном.
   — Ты имеешь в виду через юбку?
   — Для начала.
   — Сколько раз?
   — Ты меня спрашиваешь?
   — Сильно?
   — Сам решай.
   — Я не хочу сделать тебе больно.
   — Ты не сделаешь.
   — Да? Ты хочешь сказать, что тебя раньше пороли?
   — Вилли шлепал меня, — призналась она.
   — Вилли! — негодование Дэвида было искренним. — Ты удостоила этого черствого юношу божественной чести положить себя через колени? — Шлепок! Рука Дэвида опустилась. Шлепок! — Я потрясен, — добавил он, осыпая ее градом жгучих ударов, отчего Брук завыла.
   — Он ведь был моим дружком, — оправдывалась она. — Ой! Мистер Лоуренс, у тебя тяжелая рука, — добавила она без злобы. Когда она потянулась, чтобы потереть попочку, Дэвид поймал ее руку и прижал к боку и продолжал шлепать.
   — Если хочешь работать у Хильдегард, тебе придется без особой суеты терпеть более крепкую порку, чем эта, — сообщил он, быстро согревая ее юбку резкими, размеренными шлепками.
   — Я не жаловалась. — Она тут же начала оправдываться.
   — Лучше не жалуйся после неприятностей, которые ты мне причинила! — Теперь Дэвид начал в полной мере выражать свое недовольство тем, что Брук несколько месяцев назад выследила, как он идет в «Башню». Он задрал ей юбку, осторожно спустил дорогие колготки со швом и ухватился за черную атласную набедренную повязку. — Урок номер один, — сказал он, для убедительности сопровождая каждое замечание шлепком по каждому полушарию, — нельзя идти на игру с любителем порки в колготках и в набедренной повязке!
   — Но эта юбка слишком коротка для пояса с резинками, — призналась она, ловя воздух, ибо на голой попе его рука показалась тяжелее. Теперь он дернул набедренную повязку вниз и нанес ей еще не один десяток ударов.
   — В таком случае в столь короткой юбке нельзя выходить на улицу, — заявил он. — Хочешь, чтобы тебя ошибочно приняли за проститутку?
   — Этот наряд я купила в самом модном магазине на Мелроуз, — сказала она, извиваясь на его коленях.
   — Я говорю, что эта одежда слишком коротка. Ты споришь со мной? — строго спросил он.
   — Нет, — ответила она.
   — В следующий раз надень обычные трусики, — приказал он.
   — А что, будет следующий раз?
   — Я имею в виду следующий раз, когда ты будешь встречаться с любителем порки, — холодно ответил он.
   — О!
   — Да, вспомнил. — Он снова схватил ее за талию и тяжело опустил руку на уже розовые пятна на кремового цвета заднице. — Мне не понравилось твое едкое замечание о том, что ты хочешь застолбить свой участок.
   Дэвид шлепнул ее еще сильнее. Брук терпела сколько могла, однако не выдержала и разрыдалась.
   — Что ты делаешь? — Он перестал шлепать и посмотрел ей в лицо. Он никогда раньше не шлепал девушку до слез, и это его ужасно возбудило.
   — Я не жалею, что так сделал, — сказал он, снял ее с колен и помог ей привести одежду в порядок. — Ты заслужила хорошую порку по ряду причин.
   — Знаю, — ответила она так покорно, как только могла.
   — Естественно, я не хотел, чтобы ты плакала, — добавил он, глядя ей в лицо, чтобы убедиться, что она себя нормально чувствует.
   Брук лишь потирала зад и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
   — Видишь, каким неприятным я могу быть, когда меня раздражают, — небрежно бросил Дэвид и закурил.
   — Я не виню тебя, — сказала она.
   — Правда?
   — Да, правда. У тебя есть все причины сердиться на меня. Ведь я такая эгоистка, что даже в мыслях не допускала, будто ты можешь относиться ко мне безразлично. Прошу прощения.
   — Перестань, Брук. Я терпеть не могу ложной скромности. Я ни на секунду не был к тебе безразличен, и ты это знаешь.
   — В таком случае, что ты обо мне думаешь?
   — Я до смерти боюсь тебя.
   — Я очень безобидна, — заверила она и улыбнулась.
   — Да? — рассмеялся он.
   — Дай мне сигарету.
   — Ты же не куришь.
   — Я уже начала.
   — Как знаешь, — заметил он, давая ей прикурить.
   — Значит, мы еще будем играть? — робко спросила она.
   — Не знаю. Мне сперва надо посоветоваться с адвокатом.
   — Но мне сейчас уже восемнадцать.
   — Ты совсем недавно числилась у меня в ученицах, а это может нанести вред моей репутации и, скорее сего, приведет к увольнению. А каких рекомендаций мне ждать, если меня уволят при таких обстоятельствах?
   — Вижу, мне дают отставку, — заключила она.
   — Дорогая, это неправда. Однако человек в моем положении должен соблюдать большую осторожность, чем обычный игрок клуба.
   — Понятно. Мужчина, которого я обожала, оказался без характера! — сердито сказала Брук.
   — Похоже, тебе захотелось новой порки, — ответил он совершенно спокойно.
   — Я не отказалась бы, ибо встречаюсь с тобой в последний раз.
   — Послушай, — сказал он, взял ее за руку и притянул к себе, — ты будешь встречаться со мной всякий раз, когда я велю тебе прийти сюда. Понятно?
   Затем он поцеловал ее.
   Настала суббота и, как это чаше всего бывало в последнее время, Дэвид первым делом навестил Хоуп в ее крохотной квартирке на пятом этаже на улице Фрэнклина в Голливуде, чтобы узнать, не надо ли помочь в чем-нибудь. Он застал Хоуп за любимым занятием — она выбирала утренний наряд перед зеркалом. На ней был халат из белой мериносовой шерсти, под цвет ему на маленькие ножки она надела вышитые тапочки. Рядом стоял свежезаваренный кофе. К зеркалу прислонился номер журнала «Она». На соседнем кресле лежали короткий джемпер из хлопчатобумажной ткани и белая тенниска. Стоял теплый для ноября день, и Хоуп собиралась пройтись по магазинам. Когда вошел Дэвид с обычным букетом роз, она думала, что надеть на ноги — туфли без каблуков или скромные туфли-лодочки с открытыми носами.
   — Я думала, что увижу тебя не скоро! — воскликнула Хоуп, вскочила и обвила его шею руками.
   — Почему? — У него был озадаченный вид.
   — Ты ведь вчера вечером ушел с Брук, — дулась Хоуп.
   — Вчера у нее был день рождения.
   — Надеюсь, в честь этого ее выпороли? — Да.
   — А что еще?
   — Поцелуй. Ты же знаешь, ей всего восемнадцать.
   — Тогда как мне все двадцать пять, — сказала Хоуп, садясь ему на колени и тыкаясь носом в его ухо. — Дорогой, ты не должен ограничивать себя из-за меня.
   — Спасибо. — Он крепко обнял ее за талию.
   — Знаешь, мы не играли с тех пор, как я ушла из «Башни», — напомнила она, ерзая на его коленях так, что он тут же возбудился.
   — Знаю. Но я сегодня захватил деньги, — ответил он.
   — Это хорошо, но не обязательно. В самом деле я иногда охотнее платила бы тебе, мой дорогой низкооплачиваемый государственный служащий.
   — Такой поворот не устроил бы меня, моя маленькая работящая девочка, — твердо возразил он, снял куртку и выдвинул на середину комнаты добротное кресло без подлокотника.
   Дэвид положил Хоуп через колено и отшлепал ее так, как всегда делал в «Башне». Он начал, не снимая с нее одежду, и хорошо размял ее, затем задрал юбку и обнаружил, что под ней ничего нет.
   Как и прежде, ее шелковистая кожа быстро покраснела от его шлепков. Как и прежде, через пятнадцать минут Хоуп сильно возбудилась. Но, как и прежде, когда она изгибалась под его рукой, он пренебрег приглашением и отказался от прикосновений к ее интимным местам. Как и прежде, разочарованная Хоуп не понимала причину этого.
   — Дэвид?
   — Да, дорогая? — Он сделал паузу, чтобы помассировать ей попочку.
   — Разве ты не любишь девушек? — Что?
   — Разве я тебе не нравлюсь?
   — Что за вопрос. В моей жизни ты самая любимая.
   — Тогда почему ты меня только шлепаешь? — Хоуп спрыгнула с его колен. — Разве ты не занимаешься сексом?
   Дэвид покраснел:
   — Конечно, я занимаюсь сексом. Но не с теми, кому я плачу за сеанс.
   Сначала она ахнула от негодования, затем ее глаза наполнились горячими слезами. Выпрямившись в полный рост, равный пяти футам и пяти дюймам, Хоуп нарочно легко шлепнула его по лицу.
   — И это все, что ты обо мне думаешь?! — воскликнула она.
   — Я даже очень много думаю, поэтому не стал бы оскорблять тебя, ожидая любезностей за сто долларов, — сердито ответил Дэвид, ибо он тоже быстро выходил из себя и не любил, когда его били по лицу.
   — Оскорбить меня? Разве тебе не кажется, что ты оскорбляешь меня всякий раз, когда я приглашаю тебя потрогать себя, а ты на это не обращаешь внимания?
   — Я старался вести себя уважительно, — ледяным тоном ответил Дэвид.
   — Это ведь так безопасно, правда? Ты считаешь меня шлюхой, с которой иметь дело очень рискованно, ведь так?
   — Нет, не так. Все знают, что ты принцесса.
   — Правда? — Хоуп улыбнулась, испытывая облегчение.
   — Скорее всего, я больше похож на шлюху, чем ты, — дразнил ее Дэвид. — Кстати, я всегда пользуюсь презервативом, так что не в этом дело.
   — А в чем же дело? Ты же не влюбился в Брук?
   — Конечно, нет. Она еще меньше подходит, чем ты.
   — Только не говори, что ты встречаешься с другими преподавательницами, — сказала Хоуп.
   — Я этого не говорю.
   — Ты думаешь, что я недостаточно хороша для тебя?
   — Ты даже очень хороша, но ты также садо-мазо девушка по вызову. Думаешь, мне нравится, что моя девушка все время бегает на сеансы с незнакомыми мужчинами? Или снимается в эротических видеофильмах?
   Хоуп повеселела, поняв, что он думал об этом, прежде чем решил высказать ей.
   — Почему нет? В клубе ты мне часто говорил, что тебе нравится шлепать мою попочку после того, как другие мужчины уже размяли меня. А теперь ты разыгрываешь святошу, — сказала она.
   — Ты права, — согласился он.
   — Если тебе хотелось сохранить беспристрастные отношения, не следовало навещать меня вот так. Ты всегда вызываешься помочь в домашних делах и делаешь мне одолжения, и разве удивительно, что я не так поняла твои намерения? — надменно спросила она, проницательно беря на прицел эту слабость, которая за ним действительно водилась.
   — Послушай, разве нельзя остаться друзьями и играть, не увлекаясь? Я думал, что как раз в этом и заключается красота сеансов, — неубедительно возразил он.
   — Мне становится тошно. Убирайся. И больше не приходи! — приказала она, швыряя в него деньгами. — Ты глупый, консервативный, старомодный, импотентный учитель средней школы!
   Дэвид некоторое время смотрел на Хоуп, больше впечатленный ее руганью, нежели обиженный ее обвинениями.
   — Хорошо, — резко сказал он, — ты сама напросилась. Иди сюда!
   Он обнял ее и впервые поцеловал в губы. У Хоуп подкосились ноги, она прижалась к нему, изумленная страстным поцелуем.
   Затем Дэвид снял с нее халат и впервые посмотрел на совершенно обнаженное тело.
   — Влепи мне пощечину, пожалуйста.
   Он встряхнул ее, запустил руку в волосы и снова поцеловал. Затем поднял ее почти невесомое тело и понес к кушетке.
   — Лицом вниз, — приказал он, снимая ремень. — Ты получишь шесть самых лучших ударов за то, что била меня по лицу.
   — Ты того заслужил, — с вызовом ответила она.
   — Я сказал, лицом вниз.
   Хоуп надулась, но подчинилась. Ремень резво и больно шесть раз опустился на ее голую задницу. Между ударами ей едва хватало времени вздохнуть. При третьем ударе у нее на глаза навернулись слезы, а при шестом она уже рыдала. Закончив, он отбросил ремень в сторону и повернул ее к себе лицом.
   — Я знаю, как лучше наказать тебя за ту остроту по поводу импотенции, — холодно сказал он и вытер ей лицо носовым платком. Затем Дэвид отвел Хоуп к зеленому кожаному коню для порки, который являл собой единственный предмет садо-мазо оборудования в крохотной квартирке, и положил ее на один его конец.
   Она повернулась к нему и спросила:
   — Хочешь сказать, что сейчас у тебя в кармане лежит презерватив?
   — Волнуешься? — надменно спросил он, пригнув ей голову. — Веди себя покорно, какой тебе и следует быть.
   Услышав новые нотки в его голосе, Хоуп пробормотала, что сдается. Она повернулась и увидела, как расстегнулась молния, появились большой член и презерватив. Когда член должным образом одели в презерватив, Дэвид позволил ему задержаться между ее ягодиц и протянул руку, чтобы слегка потискать грудь. Она прижалась к нему задом и выпятила свою прелесть.
   — Раз тебе так не терпится… — Дэвид раздвинул ее ноги и медленно вошел, но там оказалось страшно тесно, и он вытащил свою дубину. — Ты еще совсем не увлажнилась, — сказал он, шлепнул ее по заднице, а пальцами играл с влагалищем, пока оно не стало влажным. Никогда раньше он так не трогал ее, а она лишь постанывала и тяжело дышала, подбадривая его. — Как воинственно ты сегодня вела себя, — упрекнул он ее. — Моя маленькая принцесса требует секса! — Он шлепал ее по внутренней стороне бедер, пока она не начала извиваться. — Разве так себя положено вести совершенно покорной девушке?
   — Думаю, что не так, — призналась она. Тихий ответ вознаградился пятью или шестью легкими, резкими шлепками по ее раздвинутой прелести. Она выгнулась еще немного, чтобы продемонстрировать, как ей приятно. Он подошел к ней сбоку, засунул одну руку под талию, приподнял ее на дюйм-два над конем и стал еще крепче шлепать по влажному лобку и срамным губам.
   — Ты не могла подождать естественного развития нашего романа, когда я приближусь к тебе должным образом в подходящее время, а?
   — Извини, — пробормотала она. Он отпустил ее и подошел к ней сзади.
   — Разве тебе не приходило в голову, что ты могла открыть ящик Пандоры? — сказал он, медленно проникая в нее и держась руками за ее талию.
   — Что ты хочешь сказать? — выдохнула она, когда он заполнил ее.
   — Теперь, когда я взял тебя вот так, думаешь, мне будет достаточно шлепать тебя и затягивать твои корсеты?
   — Думаю, что нет, мой дорогой, — выдохнула она.
   — У тебя есть смазка?
   — Для чего? — Она повернула голову.
   — А ты как думаешь?
   — Тебе не кажется, что это немного неожиданно? — пропищала она, с трудом принимая его в традиционном отверстии.