Страница:
– Прошу прощения за беспокойство, сударь, но мы хотели бы попросить вас оказать нам услугу. Возможно, вы знаете, что в этом доме до того, как вы его купили, был убит человек?
Человечек оставил в покое тунику и принялся дергать себя за ус, временами боязливо оглядываясь.
– Да, судари мои, знаю, только умоляю вас, тише. Будет нехорошо, если об этом узнает жена. Она и так удивляется, как задешево нам все это досталось.
– Понимаю, – доверительным тоном сказал юноша, – но нам и не надо с ней говорить. Это квестор Ренфорд, уполномоченный ареопага, а я – квестор Эласко, представитель местных властей. Вы, наверное, слышали о прибытии выездного суда? – Мужчина кивнул. – Отлично. Мы ведем дознание по убийству, совершенному в вашем доме, и хотим на пару минут заглянуть к вам в подвал. Нам кажется, что там может обнаружиться кое-что, способное помочь следствию выявить истину.
– В подвал? – нерешительно пожевал губами хозяин. – Боюсь, господа, вы там ничего не найдете. Кроме кое-каких припасов, не боящихся сырости, но эти припасы – мои. Мы хорошенько отчистили помещение, прежде чем что-либо в нем содержать.
– Хорошенько?
– От пола до потолка, – торжественно заверил хозяин.
– Это займет всего лишь минуту, – заверил его в свою очередь Лайам, не желающий отступать. – Извольте показать нам дорогу.
Снова съежившись, человечек торопливо закивал и повел настойчивых посетителей по длинному коридору, отчаянно дергая себя за усы. Войдя в кухню, он встал на колени и потянул за кольцо устроенного в полу люка, прислушиваясь к шагам наверху.
– Пожалуйста, господа, спускайтесь скорей, а если вдруг здесь появится моя половина – ни слова об убийстве, прошу вас!
Крышка люка со скрипом приподнялась, а сверху, со стороны лестницы послышался нежный встревоженный голос:
– Раф? Это ты?
Человечек затеплил свечу от пламени очага, сунул ее гостям и нервно махнул рукой.
– Да, милая! Тут ко мне пришли два господина, но я очень скоро к тебе поднимусь!
Лайам поспешно спустился в подвал. Ему было неловко доставлять тщедушному Рафу столько хлопот, однако нетерпение превозмогло деликатность.
«Тут должно что-то быть. Должно что-то быть. Обязательно, непременно».
Он повторял и повторял про себя эти слова, ожидая, пока свеча в руке Эласко не перестанет мерцать.
– Это все? – вырвалось у него, когда пламя свечи выровнялось и осветило подвал – просторное квадратное помещение с низеньким потолком, укрепленным парой подпорок. – Тут же ничего нет, кроме бочек.
– Похоже на то, – ответил Эласко.
Ряды этих бочек – как больших, так и маленьких – тянулись вдоль гладких оштукатуренных стен, в которых не имелось ни ниш, ни каких-то карманов. Тут некуда было заглядывать, негде пошарить рукой, тут не имелось возможности что-нибудь спрятать. Пол состоял из ровных каменных плит, Лайам медленно шел по нему, пригибаясь и отчаянно выискивая взглядом что-либо, похожее на приличную выбоину. Он еле удерживался, чтобы не испустить разочарованный стон.
– Что в них, вино? – спросил с любопытством Эласко.
– Жир левиафана, – прошептал от лестницы Раф. Он бросил взгляд наверх и проговорил уже во весь голос: – И лучшего качества, господа, самого наилучшего! Жители Каэр-Урдоха бороздят воды Колиффского океана и охотятся на ужасных тварей, которые в нем так и кишат. Чистейший жир, горит, как звезда, чистым пламенем, не коптит, не дымит! Но, господа, может быть, вы парфюмеры? Тогда вам самим должно быть известно, что значит для нашего промысла левиафан! – Он продолжал болтать, но Лайам его не слушал. Задыхаясь от ярости, он осматривал погреб.
«Это должно быть здесь!»
Прямо под лестницей сгрудились огромные бочки, и каждая из них походила на Проуна. Гладкие, толстобрюхие Проуны откровенно смеялись над ним. Дальше, поставленные друг на дружку, виднелись бочки поменьше, в углах круглились бочонки и кадки.
–…все отменно закупорены и запечатаны воском. За каждую поручусь своей головой. Это – свежие поставки из Каэр-Урдоха, куплены в Кэрнавоне, но вскоре я ожидаю новую партию, сейчас ведь самый сезон. Левиафаны у побережья сбиваются в огромные стаи…
Плохо просматривалась только одна часть подвала, там тоже теснились пузатые подобия Проуна. Лайам протиснулся между ними и заглянул в самый угол.
– А это еще что такое? – спросил он.
За большими бочками скрывалось каменное возвышение, подобное тем, что складывают над колодцами селяне. Оно было закрыто дощатой крышкой, сплошь заставленной маленькими бочонками, лоснящимися то ли от плесени, то ли от жира.
– Ба, да вы, похоже, добрались и до амбры! У вас прямо-таки орлиный глаз, сударь мой, прямо орлиный!
Лайам принялся стаскивать с крышки бочонки, переставляя их не глядя назад. Раф подбежал как раз вовремя, чтобы подхватить первый из них, чуть не скатившийся с бочки, на которую его водрузили.
– Там всего лишь емкость для сбора воды, сударь, – прошептал он, принимая от Лайама следующий бочонок и осторожно ставя его на пол. – Она наполнялась водой с крыши, но та быстро делалась затхлой, и я перекрыл сток.
Эласко сунулся было помочь, но Лайам от него отмахнулся.
– Они пропитаны дегтем. – Скользкое дерево клепок не давало как следует за себя ухватиться, он сильно выпачкался и изрядно устал. – Я скоро закончу.
Передав Рафу последний бочонок, Лайам подался всем телом вперед и сдвинул крышку емкости в сторону. На какое-то мгновение он замер, не в силах заставить себя глянуть вниз, потом прикрыл глаза и взмолился:
«О небо, пусть то, что мы ищем, окажется там!»
– Там только вода, да и та, кажется, высохла, – пробормотал Раф и с отвращением вскрикнул: – Ох, ну и вонища!
Лайам открыл глаза и налег животом на камень, не обращая внимания на вонь.
– Огня! Дайте огня!
Эласко тут же сунул ему в руку свечу, и внутренность водосборника осветилась.
Несколькими футами ниже в каменной кладке виднелся выход трубы, поросший чем-то зеленым и клочковатым. Под ним просматривалось дно емкости, сплошь покрытое жижей, испускавшей немыслимое зловоние. Поверхность жижи ближе к центру вспучивалась, там росло что-то вроде странного вида гриба. Присмотревшись, Лайам понял, что это не гриб, а полурасползшиеся, покрытые плесенью останки книги.
Пока Раф бегал на кухню за чем-нибудь подходящим, Лайам не отводил от находки глаз. Эласко в восторге хлопал его по спине.
– Она нашлась! Она и вправду нашлась! Я все не верил, Лайам, но она все же здесь! О боги, это блестяще!
– Она-то здесь, – пробормотал Лайам. – И пробыла здесь месяца четыре – не меньше.
Тяжелый запах шел снизу и забивал ему ноздри, но он все не отстранялся, он все сверлил взглядом книгу, словно надеясь, что пристальный взгляд сможет вернуть ей первоначальное состояние.
Сверху послышался голос Рафа, тот говорил что-то, извиняясь, жене, потом парфюмер скатился вниз по ступеням, сжимая в руках рыболовный сачок.
– Четыре месяца, – эхом отозвался Эласко, осознав наконец смысл этих слов. Лайам взял у Рафа сачок и, неуклюже перегнувшись через край водосборника, попытался подцепить книгу.
– Да уж, четыре, – Лайаму удалось поддеть сачком размокшую массу и оторвать ее ото дна. Поверхность взбудораженной жижи пошла пузырями. Ноздрей Лайама достиг новый выброс зловония, он охнул и отвернулся, но рук не разжал. – Четыре треклятых месяца!
С останков книги на пол стекали зеленовато-бурые капли, переплет ее покоробился, страницы слиплись и разделить их не представлялось возможным.
Среди бочек нашелся пустой ящик, находку со всей осторожностью положили в него. Раф, высунувшись из люка, убедился, что кухня пуста, и поторопил знаками непрошеных посетителей. Лицо его выразило огромное облегчение, когда те, пробежав по темному коридору, выскочили за дверь.
На улице Лайам вдруг осознал, насколько нелепо он выглядит – грязный ящик под мышкой, руки в дегте, камзол и сорочка в пятнах.
– Ну и видок, наверное, у меня, – проворчал он, перехватывая поудобнее свою ношу и безуспешно пытаясь отряхнуть платье.
– Думаете, тут ничего уже сделать нельзя? – воскликнул Эласко взволнованно.
– Ну, на худой конец, я могу и переодеться, – вяло пошутил Лайам, но юноша шутки не принял.
– Но книга, Лайам, книга? Неужто она совсем никуда не годна?
Лайам тяжко вздохнул и побрел к Водяным Вратам.
– Не знаю. На месте посмотрим. Может, попробуем ее как-нибудь высушить, но вряд ли что из этого выйдет. Придется сказать госпоже Саффиан, что дело я провалил.
Он еще раз вздохнул, но во время вздоха ему подумалось вовсе не о госпоже Саффиан. Ему подумалось о квесторе Проуне – о его жирной, самоуверенной, похожей на задницу морде!
10
Человечек оставил в покое тунику и принялся дергать себя за ус, временами боязливо оглядываясь.
– Да, судари мои, знаю, только умоляю вас, тише. Будет нехорошо, если об этом узнает жена. Она и так удивляется, как задешево нам все это досталось.
– Понимаю, – доверительным тоном сказал юноша, – но нам и не надо с ней говорить. Это квестор Ренфорд, уполномоченный ареопага, а я – квестор Эласко, представитель местных властей. Вы, наверное, слышали о прибытии выездного суда? – Мужчина кивнул. – Отлично. Мы ведем дознание по убийству, совершенному в вашем доме, и хотим на пару минут заглянуть к вам в подвал. Нам кажется, что там может обнаружиться кое-что, способное помочь следствию выявить истину.
– В подвал? – нерешительно пожевал губами хозяин. – Боюсь, господа, вы там ничего не найдете. Кроме кое-каких припасов, не боящихся сырости, но эти припасы – мои. Мы хорошенько отчистили помещение, прежде чем что-либо в нем содержать.
– Хорошенько?
– От пола до потолка, – торжественно заверил хозяин.
– Это займет всего лишь минуту, – заверил его в свою очередь Лайам, не желающий отступать. – Извольте показать нам дорогу.
Снова съежившись, человечек торопливо закивал и повел настойчивых посетителей по длинному коридору, отчаянно дергая себя за усы. Войдя в кухню, он встал на колени и потянул за кольцо устроенного в полу люка, прислушиваясь к шагам наверху.
– Пожалуйста, господа, спускайтесь скорей, а если вдруг здесь появится моя половина – ни слова об убийстве, прошу вас!
Крышка люка со скрипом приподнялась, а сверху, со стороны лестницы послышался нежный встревоженный голос:
– Раф? Это ты?
Человечек затеплил свечу от пламени очага, сунул ее гостям и нервно махнул рукой.
– Да, милая! Тут ко мне пришли два господина, но я очень скоро к тебе поднимусь!
Лайам поспешно спустился в подвал. Ему было неловко доставлять тщедушному Рафу столько хлопот, однако нетерпение превозмогло деликатность.
«Тут должно что-то быть. Должно что-то быть. Обязательно, непременно».
Он повторял и повторял про себя эти слова, ожидая, пока свеча в руке Эласко не перестанет мерцать.
– Это все? – вырвалось у него, когда пламя свечи выровнялось и осветило подвал – просторное квадратное помещение с низеньким потолком, укрепленным парой подпорок. – Тут же ничего нет, кроме бочек.
– Похоже на то, – ответил Эласко.
Ряды этих бочек – как больших, так и маленьких – тянулись вдоль гладких оштукатуренных стен, в которых не имелось ни ниш, ни каких-то карманов. Тут некуда было заглядывать, негде пошарить рукой, тут не имелось возможности что-нибудь спрятать. Пол состоял из ровных каменных плит, Лайам медленно шел по нему, пригибаясь и отчаянно выискивая взглядом что-либо, похожее на приличную выбоину. Он еле удерживался, чтобы не испустить разочарованный стон.
– Что в них, вино? – спросил с любопытством Эласко.
– Жир левиафана, – прошептал от лестницы Раф. Он бросил взгляд наверх и проговорил уже во весь голос: – И лучшего качества, господа, самого наилучшего! Жители Каэр-Урдоха бороздят воды Колиффского океана и охотятся на ужасных тварей, которые в нем так и кишат. Чистейший жир, горит, как звезда, чистым пламенем, не коптит, не дымит! Но, господа, может быть, вы парфюмеры? Тогда вам самим должно быть известно, что значит для нашего промысла левиафан! – Он продолжал болтать, но Лайам его не слушал. Задыхаясь от ярости, он осматривал погреб.
«Это должно быть здесь!»
Прямо под лестницей сгрудились огромные бочки, и каждая из них походила на Проуна. Гладкие, толстобрюхие Проуны откровенно смеялись над ним. Дальше, поставленные друг на дружку, виднелись бочки поменьше, в углах круглились бочонки и кадки.
–…все отменно закупорены и запечатаны воском. За каждую поручусь своей головой. Это – свежие поставки из Каэр-Урдоха, куплены в Кэрнавоне, но вскоре я ожидаю новую партию, сейчас ведь самый сезон. Левиафаны у побережья сбиваются в огромные стаи…
Плохо просматривалась только одна часть подвала, там тоже теснились пузатые подобия Проуна. Лайам протиснулся между ними и заглянул в самый угол.
– А это еще что такое? – спросил он.
За большими бочками скрывалось каменное возвышение, подобное тем, что складывают над колодцами селяне. Оно было закрыто дощатой крышкой, сплошь заставленной маленькими бочонками, лоснящимися то ли от плесени, то ли от жира.
– Ба, да вы, похоже, добрались и до амбры! У вас прямо-таки орлиный глаз, сударь мой, прямо орлиный!
Лайам принялся стаскивать с крышки бочонки, переставляя их не глядя назад. Раф подбежал как раз вовремя, чтобы подхватить первый из них, чуть не скатившийся с бочки, на которую его водрузили.
– Там всего лишь емкость для сбора воды, сударь, – прошептал он, принимая от Лайама следующий бочонок и осторожно ставя его на пол. – Она наполнялась водой с крыши, но та быстро делалась затхлой, и я перекрыл сток.
Эласко сунулся было помочь, но Лайам от него отмахнулся.
– Они пропитаны дегтем. – Скользкое дерево клепок не давало как следует за себя ухватиться, он сильно выпачкался и изрядно устал. – Я скоро закончу.
Передав Рафу последний бочонок, Лайам подался всем телом вперед и сдвинул крышку емкости в сторону. На какое-то мгновение он замер, не в силах заставить себя глянуть вниз, потом прикрыл глаза и взмолился:
«О небо, пусть то, что мы ищем, окажется там!»
– Там только вода, да и та, кажется, высохла, – пробормотал Раф и с отвращением вскрикнул: – Ох, ну и вонища!
Лайам открыл глаза и налег животом на камень, не обращая внимания на вонь.
– Огня! Дайте огня!
Эласко тут же сунул ему в руку свечу, и внутренность водосборника осветилась.
Несколькими футами ниже в каменной кладке виднелся выход трубы, поросший чем-то зеленым и клочковатым. Под ним просматривалось дно емкости, сплошь покрытое жижей, испускавшей немыслимое зловоние. Поверхность жижи ближе к центру вспучивалась, там росло что-то вроде странного вида гриба. Присмотревшись, Лайам понял, что это не гриб, а полурасползшиеся, покрытые плесенью останки книги.
Пока Раф бегал на кухню за чем-нибудь подходящим, Лайам не отводил от находки глаз. Эласко в восторге хлопал его по спине.
– Она нашлась! Она и вправду нашлась! Я все не верил, Лайам, но она все же здесь! О боги, это блестяще!
– Она-то здесь, – пробормотал Лайам. – И пробыла здесь месяца четыре – не меньше.
Тяжелый запах шел снизу и забивал ему ноздри, но он все не отстранялся, он все сверлил взглядом книгу, словно надеясь, что пристальный взгляд сможет вернуть ей первоначальное состояние.
Сверху послышался голос Рафа, тот говорил что-то, извиняясь, жене, потом парфюмер скатился вниз по ступеням, сжимая в руках рыболовный сачок.
– Четыре месяца, – эхом отозвался Эласко, осознав наконец смысл этих слов. Лайам взял у Рафа сачок и, неуклюже перегнувшись через край водосборника, попытался подцепить книгу.
– Да уж, четыре, – Лайаму удалось поддеть сачком размокшую массу и оторвать ее ото дна. Поверхность взбудораженной жижи пошла пузырями. Ноздрей Лайама достиг новый выброс зловония, он охнул и отвернулся, но рук не разжал. – Четыре треклятых месяца!
С останков книги на пол стекали зеленовато-бурые капли, переплет ее покоробился, страницы слиплись и разделить их не представлялось возможным.
Среди бочек нашелся пустой ящик, находку со всей осторожностью положили в него. Раф, высунувшись из люка, убедился, что кухня пуста, и поторопил знаками непрошеных посетителей. Лицо его выразило огромное облегчение, когда те, пробежав по темному коридору, выскочили за дверь.
На улице Лайам вдруг осознал, насколько нелепо он выглядит – грязный ящик под мышкой, руки в дегте, камзол и сорочка в пятнах.
– Ну и видок, наверное, у меня, – проворчал он, перехватывая поудобнее свою ношу и безуспешно пытаясь отряхнуть платье.
– Думаете, тут ничего уже сделать нельзя? – воскликнул Эласко взволнованно.
– Ну, на худой конец, я могу и переодеться, – вяло пошутил Лайам, но юноша шутки не принял.
– Но книга, Лайам, книга? Неужто она совсем никуда не годна?
Лайам тяжко вздохнул и побрел к Водяным Вратам.
– Не знаю. На месте посмотрим. Может, попробуем ее как-нибудь высушить, но вряд ли что из этого выйдет. Придется сказать госпоже Саффиан, что дело я провалил.
Он еще раз вздохнул, но во время вздоха ему подумалось вовсе не о госпоже Саффиан. Ему подумалось о квесторе Проуне – о его жирной, самоуверенной, похожей на задницу морде!
10
Вдова Саффиан находилась в крепости. Вместе с эдилом Куспинианом и его старшим писцом она уточняла, как будет строиться заседание. Эласко и Лайам попросили ее спуститься во двор, где подсыхала на солнце их сомнительная находка. Госпожа председательница внимательно оглядела зеленовато-бурый комок, потом столь же внимательно посмотрела на Лайама, словно пытаясь определить, какой из объектов осмотра выглядит посимпатичней.
– И это все, что вы раздобыли? – спросила она. Лайам кивнул. Вдова склонила голову на плечо, словно в таком ракурсе осклизлое месиво могло ей о чем-то сказать. – Вы полагаете, это книга заклятий?
– Это действительно книга заклятий, – заверил ее Лайам. Он сам себя в том убедил, но для вящей уверенности счел нужным проконсультироваться у Фануила. Дракончик, на мгновение поменявшийся с хозяином зрением, подтвердил, что это «Демонология», только «очень уж безобразная».
Вдова Саффиан уверенности Лайама не разделяла.
– Это может быть книгой заклятий, квестор Ренфорд, а может ею и не быть. Как частное лицо я не стала бы сомневаться в ваших словах, но как глава ареопага я обязана в них усомниться. А то, что дает пищу сомнению, служить уликой не может. Вы ведь и сами это понимаете, а?
Лайам уныло кивнул. Прекрасно, конечно, что его догадка оказалась верна, но это соображение не могло подсластить пилюли. Как дознаватель он потерпел неудачу – и уже во второй раз.
«Сначала меня отставили от одного дела, затем я не справился и с другим. Успех просто невероятный».
Он сделал над собой усилие, пожал плечами и улыбнулся.
– Нам повезло, что мы ее вообще обнаружили. Если бы Раф не заделал сток, там бы совсем ничего не осталось.
– А мы не можем припереть их к стенке вот этим? – несмело спросил Эласко. – Они ведь прекрасно знают, что это такое. Увидят, занервничают и развяжут свои языки.
– Но суд не знает, что это такое, – бесстрастно сказала вдова Саффиан, а Лайам добавил:
– Эта штуковина их не заставит сознаться.
Он поддал мокрую массу ногой, та тяжело хлюпнула. На раскисшей обложке остался след сапога.
«Нет, Хандуиты не таковы. Томиться четыре месяца в каземате, пичкать себя отравой до посинения, а потом при виде каких-то мокрых ошметков растеряться и выложить все? Нет, этим их не расколешь. Вот если бы книга была целой…»
Новая мысль пришла ему в голову столь внезапно, что он чуть было не высказал ее вслух, но вовремя спохватился и только спросил:
– Скажите, ведь признание в содеянном является доказательством виновности, так? В том случае, если нет никаких других доказательств?
Вдова с подозрением глянула на него, захваченная вопросом врасплох.
– Конечно. Признание – это лучшее из доказательств. Если бы все преступники не запирались, а признавались, судебные разбирательства стали бы вообще не нужны! И если эта парочка вздумает вдруг сознаться, я прикажу их просто повесить – и все. Чтобы они умерли без мучений, а уж все остальное проделают с их телами потом. – Затем, видя, как оживилось лицо собеседника, она сурово добавила: – Но, квестор Ренфорд, учтите признание должно быть добровольным. Мы не устраиваем допросов с пристрастием. Ни испанского сапога, ни дыбы, ни тому подобных вещей. Ареопаг в них не нуждается.
– Да я никого и не собирался пытать, – сказал озадаченно Лайам. – Просто мне показалась дельной идея коллеги Эласко. Хандуиты вполне могут дрогнуть, узнав, что мы обнаружили книгу. Им ведь не известно, что она уже ни о чем не может нам рассказать…
Вдова нахмурилась, обхватив себя руками за плечи.
– Это дурно попахивает, квестор. Мне не по вкусу признания, полученные нечестным путем. Кроме того, что будет, если обвиняемые раскроют обман? Они начнут отпираться, вопить, поливая суд грязью, – и у них будет на то полное право!
Лайам поморщился. Он не предполагал, что госпожа председательница копнет так глубоко. Еще немного, и она докопается до вещей, о каких он и сам предпочитал пока что не думать.
– Это не будет обманом, – быстро сказал он. – Я не стану им лгать, просто кое о чем умолчу. Пусть сами сделают вывод, пусть сами себя обманут. Ареопаг, как недавно вы мне говорили, не отвечает за то, что творится в чужих головах.
– Все равно это смахивает на хитрость, – сказала женщина, но в голосе ее слышалось колебание. – Позволить заключенному строить предположения – это одно, а подталкивать его к нужному выводу – совершенно другое. Дорожка скользкая, а речь ведь идет о репутации герцогского суда.
Лайам прижал руки к сердцу.
– Госпожа председательница, я клятвенно обещаю – репутация ареопага не пострадает.
– Как и ваша? – спросила она, приподняв бровь.
– Как и моя! Никакой лжи, одна лишь правда – только поданная определенным образом, вот и все. Они сами сунут голову в петлю, поверьте!
Его искренность, очевидно, произвела впечатление на вдову, поскольку та, после минутного раздумья, кивнула.
– Ну хорошо! Делайте то, что считаете нужным. Но только чтобы потом горожане не поливали мой суд грязью на каждом углу!
Лайам поклялся, что такого не будет, и двинулся было к выходу, но затем, резко обернувшись, спросил:
– Госпожа председательница, а как поступают с запрещенными книгами? С теми, что попадают в руки ареопага?
– Их сжигают, – сказала она. – А пепел пускают по ветру.
– Отличное правило! – кивнул Лайам и побежал к тоннельчику, выводящему за стены тюрьмы.
Колокола пробили девять, когда Лайам добежал до гостиницы. Он, не снижая темпа, тут же кинулся в свою комнату, не обращая внимания на изумленные взгляды служанок и слуг. Эласко трусил следом. «Время не ждет, время не ждет!» – стучало у Лайама в голове. Ему не терпелось вернуться в Водяные Врата и взять в оборот Хандуитов, но излишняя торопливость – плохой помощник в делах. На обвиняемых следовало произвести впечатление.
Он быстро скинул грязное платье и стал обмываться над тазиком возле камина. Эласко ахнул, увидев его покрытый шрамами торс, но ничего не спросил, а Лайаму некогда было давать пояснения. Мозг его сейчас занимался только одним – выработкой тактики поведения с Хандуитами.
«Лучше поговорить с ними поодиночке, – думал он. – Сначала с Эльзевиром». Оставшись один, тот скоро скиснет, ведь Ровиана уже не сможет подсказывать ему, что говорить. Если мужчина сломается, то его показания помогут припереть к стенке и женщину, и таким образом ловушка захлопнется для обоих супругов. Брать книгу с собой или не брать? А ну как они не поверят, что именно этот чистенький экземпляр и был обнаружен в подвале? Тогда им нетрудно будет сообразить, что у их дознавателя имеется запрещенный учебник. Ну и пусть себе соображают, кому они могут о том рассказать? Могут или не могут, а риск все-таки есть.
Лайам достал из сумок свой лучший костюм и оделся, жалея, что у него в гардеробе нет ничего повнушительнее – в поражающем воображение стиле. Какого-нибудь халата с длинными рукавами, расшитого рунами и иероглифами, в каких щеголяют на театральных подмостках актеры, играющие чародеев. «Еще бы мне длинную бороду и светящийся посох – для полного счастья».
Однако у него имелись книга заклятий и Фануил, и Лайам решил, что этого хватит.
Он сгреб свою перепачканную одежду в один бесформенный ком и повернулся к Эласко.
– Уокен, окажите мне небольшую любезность. Поищите, пока я тут собираюсь, какую-нибудь служанку, чтобы она забрала все это почистить.
– Конечно, – кивнул с готовностью юноша.
Когда он ушел, Лайам бросился к своим сумкам и вскоре нашел в них то, что искал. Он сунул «Демонологию» в дорожную ташку и повесил ее на плечо. Как раз вовремя, ибо Эласко уже входил в комнату, сопровождаемый мрачного вида слугой. Тот привычными движениями скатал ворох грязной одежды в узел и пошел прочь, стараясь не смотреть в сторону Фануила.
– Ну, все готовы? – спросил Лайам, хлопнув себя по плечу.
Эласко кивнул, а Фануил вспорхнул на указанное местечко.
«Куда мы, мастер?»
«В тюрьму. Я хочу, чтобы ты кое-кого припугнул».
«Не понимаю, почему люди меня боятся? Мне кажется, не такой уж я, в общем, и страшный».
«А ты постарайся выглядеть пострашнее, – откликнулся Лайам. – Уж постарайся, хотя, безусловно, с такой милой внешностью трудно кого-нибудь напугать».
По дороге в тюрьму Лайам усердно уворачивался от взглядов Эласко, чувствуя, что тот только и ищет повода заговорить. Он, правда, не знал, что юношу больше интересует – его шрамы или его замыслы в отношении Хандуитов, но и в том и в другом случае ему нечего было сказать. Шрамы есть шрамы, что про них скажешь? Памятки о неудачах или беспечности – хлеб наемника не очень-то легок. А с Хандуитами придется действовать по наитию. Лайам напустил на себя глубокомысленный вид, надеясь удержать молодого квестора на расстоянии, и, кажется, в том преуспел.
Саузваркский эдил считал своего помощника большим докой в искусстве допроса, но Лайам придерживался противоположного мнения на собственный счет. Кессиас с его прямодушием предпочитал забрасывать подозреваемых ворохом случайных вопросов, то же самое делал и Лайам, но с внутренним отвращением, ибо он понимал, что любой секретный замочек открывается лишь подходящим ключом. Град беспорядочных ударов мечом не стоит единственного разящего выпада. Но чтобы разить без промаха, надо уметь фехтовать.
Они вошли в крепость, пересекли внутренний дворик и спустились в мрачное подземелье, попутно забрав у стражника ключи и пару свечей. Лайам выбрал ближайшую к лестнице камеру и велел Эласко ее отпереть.
– Приведите сюда Хандуита, а затем возвращайтесь к его жене. Присматривайте за ней, но ни на какие вопросы не отвечайте. И сами пока что не спрашивайте ее ни о чем.
– Как скажете, квестор, – пробормотал Эласко разочарованно и ушел. Ему явно хотелось присутствовать на допросе. Лайам нашел нишу в стене, укрепил там свечу и встал перед ней в позу. Тень, исходящая от его долговязой фигуры, была выше всяких похвал. Довольно кивнув, Лайам достал из ташки «Демонологию». Поза, тень, книга заклятий – все это выглядело довольно зловеще, но сам он должен вести себя деликатно. Не стоит кричать или грозить, полезнее выказать Хандуитам сочувствие. Ему ведь придется балансировать между правдой и ложью, а убедительными бывают только сочувственные слова.
Он отыскал в книге страницу с заклятием для вызова лорда-убийцы, и тут вернулся Эласко. За ним с большой неохотой плелся Эльзевир Хандуит.
– Спасибо, квестор, сказал Лайам. – Оставьте нас на пару минут.
Эласко втолкнул Хандуита в камеру и, немного помявшись возле решетки, ушел. Лайам повернул книгу так, чтобы узник видел ее обложку. Лицо его при этом оставалось в тени.
«Фануил, ты готов?»
«Да, мастер».
«Когда я дам знак – выкинешь что-нибудь этакое. Сумеешь?»
Воцарилось молчание. Дракончик словно бы размышлял.
«Сумею», – пришел наконец ответ.
«Ну, хорошо».
Лайам оторвал взгляд от книги и приветливо улыбнулся.
– Доброе утро, сударь мой, доброе утро. Извините, что я вас потревожил, но нам с вами необходимо кое-что прояснить.
– Как пожелаете, милорд, – заикаясь, пробормотал Хандуит. Он покосился на «Демонологию» и отвернулся, однако по лицу его невозможно было понять, знакома ли ему эта книга. Узник то мял в руках свою шляпу, то теребил концы засаленного шарфа.
Лайам повернул книгу так, чтобы Хандуит увидел страницу.
– Скажите, не это ли заклинание вы использовали в ту ночь? – Он ткнул пальцем в заголовок. Хандуит, шаркая ногами, подошел поближе. Продолжая мять в руках свою шляпу, он несколько мгновений разглядывал пентаграмму.
– О нет, милорд, я уверен, что нет!
«Фануил!»
Дракончик выгнул спину и зашипел. Хандуит подскочил на месте, потом попятился, пока не уперся спиной в решетку. Лайам тоже был удивлен. На его памяти уродец ни разу не издавал подобного звука.
«Отлично», – мысленно похвалил помощника он и подступил к Хандуиту.
– Взгляните еще раз. На рисунок, на текст. Я ведь прошу вас опознать только это. Я знаю, что вы использовали отдельный листок.
Хандуит кивнул и отодвинул книгу.
– Да, милорд, просто листок, но это не то заклинание!
Лайам закрыл книгу и сунул ее под мышку.
– И демон забрал его?
– Да.
«Фануил!»
Дракончик вновь зашипел, и Хандуит еще раз подпрыгнул.
– И мел, и кошку?
– Да, милорд.
Лайам задумчиво покачал головой.
– В том-то вот и загвоздка. Мел и кошку нашли, а листок куда-то пропал. Впрочем, тут нет ничего удивительного, если как следует поразмыслить. Демоны обычно стараются уничтожить тексты заклятий, которым они повинуются, чтобы никто больше не мог их потревожить. Вы ведь об этом знали?
– Нет, милорд, я не знал, – Хандуит опасливо покосился на Фануила.
– Ладно, как бы там ни было, они так поступают. Если сумеют выйти из власти призвавших их чародеев. А в вашем случае все ведь произошло именно так?
Хандуит живо закивал.
– Да, милорд, страшная тварь вырвала у нас тот листок и тут же исчезла!
Фануил снова зашипел – на сей раз по собственной инициативе. Хандуит пискнул и сжался.
– Тихо, – прикрикнул на дракончика Лайам, а про себя добавил: «Отлично, малыш!» – Тут, сударь мой, есть и еще одна закавыка. Понимаете ли, демоны – весьма своенравные существа. Они терпеть не могут, когда их вызывают. И расправляются с любыми наставлениями подобного рода. С теми, конечно, до каких они в состоянии дотянуться, – он постучал пальцем по «Демонологии». – Взять, например, эту книгу. Демон тут же бы ее уничтожил, будь у него такая возможность…
– Он уничтожил не книгу, а листочек, милорд!
Фануил вскинул голову, и Хандуит замолчал.
– Теперь вот еще что, – продолжал Лайам, демонстративно не реагируя на восклицание Хандуита. – Такие книги дозволено иметь лишь чародеям. Им это разрешено по закону, но обычным людям такими вещами пользоваться запрещено.
Хандуит потупил глаза.
— Я знаю, квестор. Я сознаю свое преступление.
Лайам помолчал, ожидая, что дракончик вмешается, но тот не издал ни звука.
– Короче, вот этот экземпляр, в прошлом принадлежавший весьма искусному чародею, не подлежит конфискации и сожжению, как многие бумаги и книги, имеющие отношение к демонологии. Например, текст вашего заклинания, не забери его демон, суд непременно бы сжег. – Он улыбнулся, позволяя узнику поразмыслить над сказанным. – Теперь вы понимаете, в чем ваша беда?
Согнув свою шляпу почти пополам, Хандуит покачал головой и уставился на свои башмаки.
– Я бы помог вам, милорд, но никак не соображу, чего вы хотите. Мы ведь с женой уже признались, что преступили закон. Мы собирались лишь погадать, а обернулось иначе. Но у нас имелось только одно заклинание, и демон его унес…
– Унес, вот именно, – перебил его Лайам, словно наконец-то услышал важную новость. – Но почему же тогда он не унес и книгу? Понимаете, мы еще раз обыскали ваш дом, точнее, подвал – и нашли там книгу заклятий. Очень похожую на ту, что я держу в руках. – Он помолчал, подбирая слова, понимая, что подошел к самому скользкому месту. Он не видел лица Хандуита – тот все еще не поднимал головы, однако шляпа в его руках замерла. – Я заглянул в водосборник и сам подивился тому, что там обнаружил. Раз уж демон вырвался на свободу, он должен был бы забрать и всю книгу, а не какой-то листочек, разве не так?
– Не могу знать, – пробормотал Хандуит и повторил, спохватившись: – Не знаю, милорд.
Лайам внутренне возликовал. Он как раз и надеялся получить подобный ответ. Именно потому он и стал допрашивать первым этого недотепу. Его супруга еще могла бы что-то придумать и как-нибудь извернуться, но только не тугодум-Эльзевир.
– А объясняется все между тем очень просто. Вы стояли не вне пентаграммы, господин Хандуит, вы стояли с книгой внутри пентаграммы. С книгой, очень похожей на эту, не правда ли? – Он сунул разворот «Демонологии» Эльзевиру под нос. Посмотрите-ка, господин Хандуит, не это ли заклинание вы сотворили?
Какое-то время Хандуит стоял неподвижно, тупо разглядывая рисунок. Затем он медленно поднял голову и впервые взглянул Лайаму прямо в глаза.
– Четыре месяца, милорд, долгий срок. А водосборник не чистили долгие годы. Разве книга в таких условиях могла сохраниться?
Лайам медленно улыбнулся, скрывая растерянность. Хандуит задал вопрос, которого он боялся больше всего и на который у него не имелось ответа. Через мгновение в кольце осады образуется брешь и добыча выскользнет из ловушки. Он закрыл томик и побарабанил пальцами по корешку, лихорадочно размышляя, как отразить неожиданную атаку.
– И это все, что вы раздобыли? – спросила она. Лайам кивнул. Вдова склонила голову на плечо, словно в таком ракурсе осклизлое месиво могло ей о чем-то сказать. – Вы полагаете, это книга заклятий?
– Это действительно книга заклятий, – заверил ее Лайам. Он сам себя в том убедил, но для вящей уверенности счел нужным проконсультироваться у Фануила. Дракончик, на мгновение поменявшийся с хозяином зрением, подтвердил, что это «Демонология», только «очень уж безобразная».
Вдова Саффиан уверенности Лайама не разделяла.
– Это может быть книгой заклятий, квестор Ренфорд, а может ею и не быть. Как частное лицо я не стала бы сомневаться в ваших словах, но как глава ареопага я обязана в них усомниться. А то, что дает пищу сомнению, служить уликой не может. Вы ведь и сами это понимаете, а?
Лайам уныло кивнул. Прекрасно, конечно, что его догадка оказалась верна, но это соображение не могло подсластить пилюли. Как дознаватель он потерпел неудачу – и уже во второй раз.
«Сначала меня отставили от одного дела, затем я не справился и с другим. Успех просто невероятный».
Он сделал над собой усилие, пожал плечами и улыбнулся.
– Нам повезло, что мы ее вообще обнаружили. Если бы Раф не заделал сток, там бы совсем ничего не осталось.
– А мы не можем припереть их к стенке вот этим? – несмело спросил Эласко. – Они ведь прекрасно знают, что это такое. Увидят, занервничают и развяжут свои языки.
– Но суд не знает, что это такое, – бесстрастно сказала вдова Саффиан, а Лайам добавил:
– Эта штуковина их не заставит сознаться.
Он поддал мокрую массу ногой, та тяжело хлюпнула. На раскисшей обложке остался след сапога.
«Нет, Хандуиты не таковы. Томиться четыре месяца в каземате, пичкать себя отравой до посинения, а потом при виде каких-то мокрых ошметков растеряться и выложить все? Нет, этим их не расколешь. Вот если бы книга была целой…»
Новая мысль пришла ему в голову столь внезапно, что он чуть было не высказал ее вслух, но вовремя спохватился и только спросил:
– Скажите, ведь признание в содеянном является доказательством виновности, так? В том случае, если нет никаких других доказательств?
Вдова с подозрением глянула на него, захваченная вопросом врасплох.
– Конечно. Признание – это лучшее из доказательств. Если бы все преступники не запирались, а признавались, судебные разбирательства стали бы вообще не нужны! И если эта парочка вздумает вдруг сознаться, я прикажу их просто повесить – и все. Чтобы они умерли без мучений, а уж все остальное проделают с их телами потом. – Затем, видя, как оживилось лицо собеседника, она сурово добавила: – Но, квестор Ренфорд, учтите признание должно быть добровольным. Мы не устраиваем допросов с пристрастием. Ни испанского сапога, ни дыбы, ни тому подобных вещей. Ареопаг в них не нуждается.
– Да я никого и не собирался пытать, – сказал озадаченно Лайам. – Просто мне показалась дельной идея коллеги Эласко. Хандуиты вполне могут дрогнуть, узнав, что мы обнаружили книгу. Им ведь не известно, что она уже ни о чем не может нам рассказать…
Вдова нахмурилась, обхватив себя руками за плечи.
– Это дурно попахивает, квестор. Мне не по вкусу признания, полученные нечестным путем. Кроме того, что будет, если обвиняемые раскроют обман? Они начнут отпираться, вопить, поливая суд грязью, – и у них будет на то полное право!
Лайам поморщился. Он не предполагал, что госпожа председательница копнет так глубоко. Еще немного, и она докопается до вещей, о каких он и сам предпочитал пока что не думать.
– Это не будет обманом, – быстро сказал он. – Я не стану им лгать, просто кое о чем умолчу. Пусть сами сделают вывод, пусть сами себя обманут. Ареопаг, как недавно вы мне говорили, не отвечает за то, что творится в чужих головах.
– Все равно это смахивает на хитрость, – сказала женщина, но в голосе ее слышалось колебание. – Позволить заключенному строить предположения – это одно, а подталкивать его к нужному выводу – совершенно другое. Дорожка скользкая, а речь ведь идет о репутации герцогского суда.
Лайам прижал руки к сердцу.
– Госпожа председательница, я клятвенно обещаю – репутация ареопага не пострадает.
– Как и ваша? – спросила она, приподняв бровь.
– Как и моя! Никакой лжи, одна лишь правда – только поданная определенным образом, вот и все. Они сами сунут голову в петлю, поверьте!
Его искренность, очевидно, произвела впечатление на вдову, поскольку та, после минутного раздумья, кивнула.
– Ну хорошо! Делайте то, что считаете нужным. Но только чтобы потом горожане не поливали мой суд грязью на каждом углу!
Лайам поклялся, что такого не будет, и двинулся было к выходу, но затем, резко обернувшись, спросил:
– Госпожа председательница, а как поступают с запрещенными книгами? С теми, что попадают в руки ареопага?
– Их сжигают, – сказала она. – А пепел пускают по ветру.
– Отличное правило! – кивнул Лайам и побежал к тоннельчику, выводящему за стены тюрьмы.
Колокола пробили девять, когда Лайам добежал до гостиницы. Он, не снижая темпа, тут же кинулся в свою комнату, не обращая внимания на изумленные взгляды служанок и слуг. Эласко трусил следом. «Время не ждет, время не ждет!» – стучало у Лайама в голове. Ему не терпелось вернуться в Водяные Врата и взять в оборот Хандуитов, но излишняя торопливость – плохой помощник в делах. На обвиняемых следовало произвести впечатление.
Он быстро скинул грязное платье и стал обмываться над тазиком возле камина. Эласко ахнул, увидев его покрытый шрамами торс, но ничего не спросил, а Лайаму некогда было давать пояснения. Мозг его сейчас занимался только одним – выработкой тактики поведения с Хандуитами.
«Лучше поговорить с ними поодиночке, – думал он. – Сначала с Эльзевиром». Оставшись один, тот скоро скиснет, ведь Ровиана уже не сможет подсказывать ему, что говорить. Если мужчина сломается, то его показания помогут припереть к стенке и женщину, и таким образом ловушка захлопнется для обоих супругов. Брать книгу с собой или не брать? А ну как они не поверят, что именно этот чистенький экземпляр и был обнаружен в подвале? Тогда им нетрудно будет сообразить, что у их дознавателя имеется запрещенный учебник. Ну и пусть себе соображают, кому они могут о том рассказать? Могут или не могут, а риск все-таки есть.
Лайам достал из сумок свой лучший костюм и оделся, жалея, что у него в гардеробе нет ничего повнушительнее – в поражающем воображение стиле. Какого-нибудь халата с длинными рукавами, расшитого рунами и иероглифами, в каких щеголяют на театральных подмостках актеры, играющие чародеев. «Еще бы мне длинную бороду и светящийся посох – для полного счастья».
Однако у него имелись книга заклятий и Фануил, и Лайам решил, что этого хватит.
Он сгреб свою перепачканную одежду в один бесформенный ком и повернулся к Эласко.
– Уокен, окажите мне небольшую любезность. Поищите, пока я тут собираюсь, какую-нибудь служанку, чтобы она забрала все это почистить.
– Конечно, – кивнул с готовностью юноша.
Когда он ушел, Лайам бросился к своим сумкам и вскоре нашел в них то, что искал. Он сунул «Демонологию» в дорожную ташку и повесил ее на плечо. Как раз вовремя, ибо Эласко уже входил в комнату, сопровождаемый мрачного вида слугой. Тот привычными движениями скатал ворох грязной одежды в узел и пошел прочь, стараясь не смотреть в сторону Фануила.
– Ну, все готовы? – спросил Лайам, хлопнув себя по плечу.
Эласко кивнул, а Фануил вспорхнул на указанное местечко.
«Куда мы, мастер?»
«В тюрьму. Я хочу, чтобы ты кое-кого припугнул».
«Не понимаю, почему люди меня боятся? Мне кажется, не такой уж я, в общем, и страшный».
«А ты постарайся выглядеть пострашнее, – откликнулся Лайам. – Уж постарайся, хотя, безусловно, с такой милой внешностью трудно кого-нибудь напугать».
По дороге в тюрьму Лайам усердно уворачивался от взглядов Эласко, чувствуя, что тот только и ищет повода заговорить. Он, правда, не знал, что юношу больше интересует – его шрамы или его замыслы в отношении Хандуитов, но и в том и в другом случае ему нечего было сказать. Шрамы есть шрамы, что про них скажешь? Памятки о неудачах или беспечности – хлеб наемника не очень-то легок. А с Хандуитами придется действовать по наитию. Лайам напустил на себя глубокомысленный вид, надеясь удержать молодого квестора на расстоянии, и, кажется, в том преуспел.
Саузваркский эдил считал своего помощника большим докой в искусстве допроса, но Лайам придерживался противоположного мнения на собственный счет. Кессиас с его прямодушием предпочитал забрасывать подозреваемых ворохом случайных вопросов, то же самое делал и Лайам, но с внутренним отвращением, ибо он понимал, что любой секретный замочек открывается лишь подходящим ключом. Град беспорядочных ударов мечом не стоит единственного разящего выпада. Но чтобы разить без промаха, надо уметь фехтовать.
Они вошли в крепость, пересекли внутренний дворик и спустились в мрачное подземелье, попутно забрав у стражника ключи и пару свечей. Лайам выбрал ближайшую к лестнице камеру и велел Эласко ее отпереть.
– Приведите сюда Хандуита, а затем возвращайтесь к его жене. Присматривайте за ней, но ни на какие вопросы не отвечайте. И сами пока что не спрашивайте ее ни о чем.
– Как скажете, квестор, – пробормотал Эласко разочарованно и ушел. Ему явно хотелось присутствовать на допросе. Лайам нашел нишу в стене, укрепил там свечу и встал перед ней в позу. Тень, исходящая от его долговязой фигуры, была выше всяких похвал. Довольно кивнув, Лайам достал из ташки «Демонологию». Поза, тень, книга заклятий – все это выглядело довольно зловеще, но сам он должен вести себя деликатно. Не стоит кричать или грозить, полезнее выказать Хандуитам сочувствие. Ему ведь придется балансировать между правдой и ложью, а убедительными бывают только сочувственные слова.
Он отыскал в книге страницу с заклятием для вызова лорда-убийцы, и тут вернулся Эласко. За ним с большой неохотой плелся Эльзевир Хандуит.
– Спасибо, квестор, сказал Лайам. – Оставьте нас на пару минут.
Эласко втолкнул Хандуита в камеру и, немного помявшись возле решетки, ушел. Лайам повернул книгу так, чтобы узник видел ее обложку. Лицо его при этом оставалось в тени.
«Фануил, ты готов?»
«Да, мастер».
«Когда я дам знак – выкинешь что-нибудь этакое. Сумеешь?»
Воцарилось молчание. Дракончик словно бы размышлял.
«Сумею», – пришел наконец ответ.
«Ну, хорошо».
Лайам оторвал взгляд от книги и приветливо улыбнулся.
– Доброе утро, сударь мой, доброе утро. Извините, что я вас потревожил, но нам с вами необходимо кое-что прояснить.
– Как пожелаете, милорд, – заикаясь, пробормотал Хандуит. Он покосился на «Демонологию» и отвернулся, однако по лицу его невозможно было понять, знакома ли ему эта книга. Узник то мял в руках свою шляпу, то теребил концы засаленного шарфа.
Лайам повернул книгу так, чтобы Хандуит увидел страницу.
– Скажите, не это ли заклинание вы использовали в ту ночь? – Он ткнул пальцем в заголовок. Хандуит, шаркая ногами, подошел поближе. Продолжая мять в руках свою шляпу, он несколько мгновений разглядывал пентаграмму.
– О нет, милорд, я уверен, что нет!
«Фануил!»
Дракончик выгнул спину и зашипел. Хандуит подскочил на месте, потом попятился, пока не уперся спиной в решетку. Лайам тоже был удивлен. На его памяти уродец ни разу не издавал подобного звука.
«Отлично», – мысленно похвалил помощника он и подступил к Хандуиту.
– Взгляните еще раз. На рисунок, на текст. Я ведь прошу вас опознать только это. Я знаю, что вы использовали отдельный листок.
Хандуит кивнул и отодвинул книгу.
– Да, милорд, просто листок, но это не то заклинание!
Лайам закрыл книгу и сунул ее под мышку.
– И демон забрал его?
– Да.
«Фануил!»
Дракончик вновь зашипел, и Хандуит еще раз подпрыгнул.
– И мел, и кошку?
– Да, милорд.
Лайам задумчиво покачал головой.
– В том-то вот и загвоздка. Мел и кошку нашли, а листок куда-то пропал. Впрочем, тут нет ничего удивительного, если как следует поразмыслить. Демоны обычно стараются уничтожить тексты заклятий, которым они повинуются, чтобы никто больше не мог их потревожить. Вы ведь об этом знали?
– Нет, милорд, я не знал, – Хандуит опасливо покосился на Фануила.
– Ладно, как бы там ни было, они так поступают. Если сумеют выйти из власти призвавших их чародеев. А в вашем случае все ведь произошло именно так?
Хандуит живо закивал.
– Да, милорд, страшная тварь вырвала у нас тот листок и тут же исчезла!
Фануил снова зашипел – на сей раз по собственной инициативе. Хандуит пискнул и сжался.
– Тихо, – прикрикнул на дракончика Лайам, а про себя добавил: «Отлично, малыш!» – Тут, сударь мой, есть и еще одна закавыка. Понимаете ли, демоны – весьма своенравные существа. Они терпеть не могут, когда их вызывают. И расправляются с любыми наставлениями подобного рода. С теми, конечно, до каких они в состоянии дотянуться, – он постучал пальцем по «Демонологии». – Взять, например, эту книгу. Демон тут же бы ее уничтожил, будь у него такая возможность…
– Он уничтожил не книгу, а листочек, милорд!
Фануил вскинул голову, и Хандуит замолчал.
– Теперь вот еще что, – продолжал Лайам, демонстративно не реагируя на восклицание Хандуита. – Такие книги дозволено иметь лишь чародеям. Им это разрешено по закону, но обычным людям такими вещами пользоваться запрещено.
Хандуит потупил глаза.
— Я знаю, квестор. Я сознаю свое преступление.
Лайам помолчал, ожидая, что дракончик вмешается, но тот не издал ни звука.
– Короче, вот этот экземпляр, в прошлом принадлежавший весьма искусному чародею, не подлежит конфискации и сожжению, как многие бумаги и книги, имеющие отношение к демонологии. Например, текст вашего заклинания, не забери его демон, суд непременно бы сжег. – Он улыбнулся, позволяя узнику поразмыслить над сказанным. – Теперь вы понимаете, в чем ваша беда?
Согнув свою шляпу почти пополам, Хандуит покачал головой и уставился на свои башмаки.
– Я бы помог вам, милорд, но никак не соображу, чего вы хотите. Мы ведь с женой уже признались, что преступили закон. Мы собирались лишь погадать, а обернулось иначе. Но у нас имелось только одно заклинание, и демон его унес…
– Унес, вот именно, – перебил его Лайам, словно наконец-то услышал важную новость. – Но почему же тогда он не унес и книгу? Понимаете, мы еще раз обыскали ваш дом, точнее, подвал – и нашли там книгу заклятий. Очень похожую на ту, что я держу в руках. – Он помолчал, подбирая слова, понимая, что подошел к самому скользкому месту. Он не видел лица Хандуита – тот все еще не поднимал головы, однако шляпа в его руках замерла. – Я заглянул в водосборник и сам подивился тому, что там обнаружил. Раз уж демон вырвался на свободу, он должен был бы забрать и всю книгу, а не какой-то листочек, разве не так?
– Не могу знать, – пробормотал Хандуит и повторил, спохватившись: – Не знаю, милорд.
Лайам внутренне возликовал. Он как раз и надеялся получить подобный ответ. Именно потому он и стал допрашивать первым этого недотепу. Его супруга еще могла бы что-то придумать и как-нибудь извернуться, но только не тугодум-Эльзевир.
– А объясняется все между тем очень просто. Вы стояли не вне пентаграммы, господин Хандуит, вы стояли с книгой внутри пентаграммы. С книгой, очень похожей на эту, не правда ли? – Он сунул разворот «Демонологии» Эльзевиру под нос. Посмотрите-ка, господин Хандуит, не это ли заклинание вы сотворили?
Какое-то время Хандуит стоял неподвижно, тупо разглядывая рисунок. Затем он медленно поднял голову и впервые взглянул Лайаму прямо в глаза.
– Четыре месяца, милорд, долгий срок. А водосборник не чистили долгие годы. Разве книга в таких условиях могла сохраниться?
Лайам медленно улыбнулся, скрывая растерянность. Хандуит задал вопрос, которого он боялся больше всего и на который у него не имелось ответа. Через мгновение в кольце осады образуется брешь и добыча выскользнет из ловушки. Он закрыл томик и побарабанил пальцами по корешку, лихорадочно размышляя, как отразить неожиданную атаку.