Осознав, в каком направлении движутся его мысли, Кейн испытал настоящий шок. Он уставился на Фейт, чувствуя, как колотится его сердце, ощущая тоску, вину и еще какие-то иные чувства, которые не осмеливался анализировать.
   – Кейн? – Фейт озадаченно смотрела на него. Она подняла руку, словно собираясь к нему прикоснуться, но тут же ее опустила. Ярко-красные ногти блеснули при свете пламени.
   Отвернувшись от камина и от Фейт, Кейн подошел к роялю и сел на табурет.
   – Не позволяйте мне утешать вас. – Его голос звучал резче, чем он хотел.
   Кейн успел сыграть всего лишь несколько нот, когда Фейт поднялась, пробормотала: «Спокойной ночи» – и ушла в спальню.
   Кейн продолжал играть, но чисто машинально. Ему хотелось последовать за ней, но он не мог этого сделать.
   Фейт разбудили лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь портьеры, и тихие звуки фортепиано. Она оставила дверь спальни приоткрытой по причине, о которой не хотела думать, и, просыпаясь среди ночи, каждый раз слышала звуки музыки.
   Понимает ли Кейн, что снова и снова играет одну и ту же пьесу?
   Приняв душ и одевшись, Фейт заставила себя выйти в гостиную и спокойно пожелать ему доброго утра.
   Кейн перестал играть, но не поднялся из-за рояля.
   – Доброе утро. – Его голос был таким же спокойным, как и ее; судя по влажным волосам и свежей одежде, он также только что принял душ, но Фейт не знала, удалось ли ему хоть немного поспать.
   – Очевидно, от Дэниэлса нет никаких новостей?
   – Нет, но он должен прийти с минуты на минуту.
   Фейт кивнула, потом направилась в кухню и налила себе стакан апельсинового сока. Она не очень хотела пить, но ей нужна была минута, чтобы собраться с мыслями.
   Что-то изменилось… Она пока не могла понять, в чем заключаются эти перемены, но чувствовала их.
   Фейт не знала, как это произошло и почему, но вчера вечером Кейн впервые смотрел на нее не только как на возможное средство найти Дайну. А раз так, значит…
   Нет! Она не должна об этом думать!
   «Но он ведь думал об этом – думал всю ночь!»
   Фейт медленно вернулась в гостиную.
   – Я бы хотела…
   – Чего? – В голосе Кейна почти не слышалось напряжения.
   «Он не должен так страдать! Скажи ему…» Фейт старалась сосредоточиться, но голос в голове исчез, как мыльный пузырь.
   – Я бы хотела, – продолжала она, – чтобы у меня была та многолетняя практика, о которой говорил Бишоп. Чтобы я могла сконцентрировать внимание и понять… – Она поставила стакан на столик. – Мне так жаль, Кейн. Я очень хотела помочь, но…
   – Вы и помогли – не сомневайтесь. – Он встал и подошел к ней.
   – В самом деле? – Фейт должна была задать этот вопрос, хотя инстинкт предупреждал ее, что это рискованно, так как еще не пришло время. – Или я только… усложнила ситуацию?
   Кейн шагнул ближе к ней, словно заставляя себя. Его рука потянулась к ее щеке, но застыла в воздухе.
   Фейт внезапно ощутила сердцебиение – и все из-за этой протянутой руки. Прошлой ночью она не смогла коснуться Кейна, вернее, запретила себе сделать это. «Теперь же, – подумала Фейт, – он не может прикоснуться ко мне, опасаясь, что это предательство по отношению к Дайне».
   – Я не хочу… – пробормотала она.
   – Чего вы не хотите? – Рука наконец коснулась ее щеки.
   – Не хочу, чтобы вам было больно. – В действительности ей хотелось закрыть глаза и прижаться, к нему.
   – Вы говорите странные вещи. – Голос Кейна звучал озадаченно, но глаза не отрывались от губ Фейт.
   – Это важно, – прошептала она, сама не зная почему. – Пожалуйста, верьте мне. Я не…
   – Мне все равно, – сказал Кейн и поцеловал Фейт.
   Ей казалось, что она тает от охватившей ее бурной радости. Впервые после выхода из комы Фейт чувствовала, что знает, кто она такая…
   Звонок в дверь так громко прозвучал в утренней тишине, что они, вздрогнув, отпрянули друг от друга.
   Кейн нахмурился:
   – Наверно, Тим. Я открою.
   – Да, конечно, – с трудом вымолвила Фейт.
   Он как будто собирался снова прикоснуться к ней, но что-то пробормотал сквозь зубы и резко повернулся.
   Разрываясь между радостью, разочарованием и странным чувством, что она была на волосок от чего-то крайне важного, Фейт наблюдала, как Кейн идет в прихожую и открывает входную дверь.
   При виде Бишопа и Ричардсона у нее мелькнула надежда.
   Но это длилось лишь момент.
   – Мне очень жаль, Кейн, – заговорил Бишоп. – Они нашли Дайну. Ее тело…

Глава 10

   – Дайна хотела, чтобы ее кремировали. – Кейн стоял, глядя в окно квартиры сквозь недавно установленные жалюзи. – Она не страдала клаустрофобией в обычном смысле слова, но как-то сказала мне, что всегда боялась оказаться замурованной в тесном помещении – особенно… под землей. Не знаю, почему. Полагаю, это как-то связано с происшедшим в детстве.
   Ричардсон наблюдал за ним с таким видом, каким специалист наблюдает за бомбой с часовым механизмом – без страха, но полностью сознавая, что в следующую секунду может произойти взрыв.
   – С этим придется немного подождать, Кейн, – сочувственно сказал он. – Медицинские эксперты завалены работой, а в лаборатории говорят, что токсикологическое заключение будет готово не раньше чем через три-четыре недели.
   «Как раз к Рождеству», – подумала Фейт.
   Она неподвижно сидела на диване, с содроганием представляя себе холодильники в морге. Что хуже – лежать там и ждать своего часа или оказаться на стальном столе, где острые скальпели будут рассекать твое бесчувственное тело?
   Конечно, Дайне теперь все равно. Она больше не чувствует боли…
   – Они произвели предварительный осмотр? – осведомился Бишоп бесстрастным тоном.
   – Да, прямо на месте, – ответил Ричардсон. – Учитывая то, где ее нашли, медэксперт говорит, что установить время смерти будет гораздо труднее, чем обычно, но, согласно его предварительному заключению, смерть наступила от тридцати шести до сорока восьми часов тому назад – возможно, еще раньше.
   Тело Дайны было обнаружено двумя рабочими, искавшими в предназначенном к сносу и покинутом жильцами многоквартирном доме источник утечки воды. Они нашли ржавую протекающую трубу в темном полуподвале, где пахло сыростью и плесенью, и один из рабочих, более любопытный, чем его напарник, открыл запертую дверь в герметически закупоренное помещение, первоначально предназначавшееся в качестве бомбоубежища.
   В маленькой комнате с бетонным полом было сухо и прохладно. Это, а также почти безвоздушное пространство защитили от разложения тело Дайны, подвергавшееся страшным истязаниям в последние дни.
   – Вам понадобится точная идентификация. – Кейн внезапно отвернулся от окна, и в его глазах блеснул последний огонек надежды.
   Детектив покачал головой:
   – Ее отпечатки есть в картотеке, и мы располагаем описанием зубов. Я проверил то и другое. Это Дайна, Кейн. Сомнений быть не может.
   – Я хочу ее видеть.
   – Нет, – сказал Ричардсон. – Не стоит этого делать.
   – Но…
   – Причина смерти установлена? – вмешался Бишоп, как показалось Фейт, намеренно.
   – Во время предварительного обследования – нет. Никаких огнестрельных и ножевых ран или сильных ударов по голове. Медэксперт полагает, что она могла истечь кровью, частично из-за внутренних повреждений. Или же она задохнулась, если ее живой поместили в герметически закупоренное помещение. – Ричардсон сделал паузу и откашлялся. – На теле имеются сильные ушибы, возможно, вызванные падением, но скорее всего причиненные намеренно. Несколько сломанных костей, в том числе ребер, одно из которых, по-видимому, проткнуло легкое. Оба запястья глубоко изрезаны проволокой, которой ее связывали.
   – Она была изнасилована? – хриплым голосом спросил Кейн.
   – Это мы узнаем после вскрытия.
   Кейн снова повернулся к окну.
   Фейт заметила, как Бишоп бросил на Ричардсона быстрый вопросительный взгляд, и детектив почти незаметно кивнул. Она ощутила приступ тошноты. догадавшись, что Ричардсон не сомневается в изнасиловании, но не хочет говорить об этом Кейну.
   – Что-нибудь в том месте, где ее нашли, может нам помочь найти ублюдков, которые это сделали? – впервые заговорил Тим Дэниэлс.
   – Очень мало, хотя с ее одежды сняли несколько волокон. Через день-два лаборатория сообщит нам результаты, если будет что сообщать. Наши люди опрашивают жителей района на случай, если кто-то видел или слышал что-нибудь подозрительное в последние несколько дней, но я на это не рассчитываю. Место достаточно пустынное, и тот, кто мог там оказаться, занимался бы только своими делами.
   – А как насчет укусов собаки? – спокойно осведомилась Фейт.
   Ричардсон нахмурился:
   – Откуда вы знаете, что ее укусила собака?
   – Ей это приснилось, – объяснил Кейн.
   Фейт вздрогнула, уловив нотку горечи в его голосе, но не могла порицать Кейна за враждебность. От ее «снов» оказалось мало толку – прошлой ночью и даже этим утром она верила, что Дайна еще жива, фейт понимала, как ее вера ободряла Кейна, убеждая его, что они смогут найти Дайну, если не невредимой, то хотя бы живой.
   – Что еще вам снилось? – спросил Ричардсон без ожидаемого Фейт скептицизма.
   – Расскажите ему, – велел Бишоп.
   Фейт повиновалась, описав все детали своих видений, какие только могла припомнить, включая нападение собаки. Но она не стала упоминать о голосе, звучавшем в голове, считая, что он мог быть результатом деятельности ее подсознания.
   Ричардсон выглядел еще мрачнее, чем раньше.
   – Значит, вы и Дайна вели какое-то собственное расследование, в результате чего ее убили?
   – Мы так думаем, – ответила Фейт, с трудом сохраняя спокойствие. – К сожалению, я не могу вспомнить, что именно мы расследовали. И я поняла из своих… видений, что похитители Дайны требовали от нее то, что, как они думали, есть у нее… или у нас. Мне кажется, что бы это ни было, его взяла я, хотя понятия не имею, где я это нашла и что с ним сделала. Но, должно быть, это что-то важное, так как они… мучили Дайну, пытаясь заставить ее рассказать, где это находится.
   Кейн конвульсивно дернулся, но не повернулся. Бишоп, глядя на друга, обратился к Ричардсону:
   – Все это, несомненно, связано между собой. Вы что-нибудь узнали о том, кто стрелял в Фейт позавчера вечером?
   Неужели это было только позавчера? Фейт казалось, будто с тех пор прошли годы.
   – Квартира, находящаяся прямо напротив этой, пустует. Дверь была не заперта, и осмотр квартиры показал, что кто-то пробыл там минимум несколько часов. С того балкона попасть в цель было нетрудно даже в грозу. Но я не могу сказать, целился ли стрелявший в Фейт или просто в освещенное окно.
   – Разве здание не должно было охраняться?
   – Вроде бы да, хотя кто знает? Пожарная дверь на нижнем этаже была не заперта. Ветер во время грозы едва не сорвал ее с петель. В принципе, в квартиру мог проникнуть любой. – Ричардсон тяжело вздохнул. – Думаю, через час новости о находке тела Дайны начнут распространяться. Мы опечатали помещение, но, когда я уходил, там уже собирались репортеры. Боюсь, это станет главной сенсацией в полуденных новостях.
   – И нас начнут осаждать журналисты, – добавил Бишоп.
   – Это неизбежно. – Детектив посмотрел на Кейна. – Вознаграждение в миллион долларов подогрело их интерес, но теперь, когда нет шанса его заработать…
   Кейн круто повернулся к ним:
   – Шансов сколько угодно. Я выплачу миллион до последнего цента любому, кто укажет путь к похитителям Дайны.
   Ричардсон нахмурился:
   – Надеюсь, ты не намерен объявлять об этом таким образом, Кейн. Нельзя выплачивать вознаграждение тому, кто только «укажет путь». Нам нужны конкретные доказательства, которые можно предъявить в суде.
   – Улики, которые приведут к аресту и осуждению преступников, – подтвердил Бишоп.
   – Это мои деньги, – заявил Кейн, – и я могу пообещать их кому захочу.
   – Тебя могут обвинить в том, что ты сознательно подвергаешь людей опасности, – вежливо, но твердо возразил Ричардсон. – Эти ублюдки ясно продемонстрировали, что пойдут на все, чтобы убрать с пути тех, кто им помешает. Неужели ты хочешь подставить под удар кого-то еще?
   Кейн не ответил. На его измученное, осунувшееся лицо было страшно смотреть.
   – Я хочу видеть Дайну, – снова сказал он.
   – Не стоит, Кейн, – мягко сказал Бишоп.
   Но Кейн даже не посмотрел на него. Его взгляд был устремлен на Ричардсона.
   – Я хочу ее видеть. Ты отвезешь меня туда или мне придется звонить шефу полиции?
   Ричардсон бросил взгляд на Бишопа, ища у него помощи, но тот уже понял, что отговаривать Кейна бесполезно. Детектив снова вздохнул:
   – О'кей, я тебя отвезу. Бери пиджак, и поехали, пока репортеры не расположились лагерем у твоего порога.
   Кейн вышел из комнаты.
   Ричардсон сердито посмотрел на Бишопа:
   – Много от вас помощи, нечего сказать!
   – Ему нужно видеть ее. Иначе он не успокоится.
   – Вы хоть представляете себе, Бишоп, как она выглядит?
   Агент кивнул:
   – Представляю, но это ничего не меняет.
   – Ладно, позвоните в морг и скажите Коннерсу, что мы едем туда. Скажите ему, пусть сделает все возможное, чтобы она выглядела по-человечески.
   Представив себе изуродованное тело Дайны, Фейт издала слабый стон и закрыла глаза.
   Казалось, Ричардсон собирался извиниться, но потом беспомощно взмахнул руками и направился к Кейну, ожидавшему его у входной двери.
   Кейн вышел не попрощавшись.
   Когда дверь за ними закрылась, в комнате на несколько минут воцарилось молчание.
   – Почему вы не остановили его? – спросила наконец Фейт. – Вы могли бы это сделать, если бы постарались.
   Побелевший шрам на напряженном лице Бишопа придавал ему агрессивное выражение.
   – Вы же слышали меня. Он должен ее видеть.
   – Почему? Почему он должен навсегда сохранить о ней такое ужасное воспоминание?
   – Потому что ее смерть не станет для него реальной, пока он не увидит ее лежащей в морге, неподвижной и изуродованной. – Эти жестокие слова Бишоп произнес необычайно мягким голосом. – Первая стадия горя – отрицание. Не преодолев ее, он не сможет двигаться дальше.
   Умом Фейт понимала правоту Бишопа, но сердцем очень хотела избавить Кейна от страшного зрелища. Она кивнула и постаралась мысленно переключиться на что-нибудь другое.
   – Вы были в Атланте, когда Ричардсон позвонил вам? – спросила Фейт. – Я не знала, что вы уже вернулись.
   – Я и не возвращался. Я был в Теннесси.
   Так как дальнейших объяснений не последовало, Фейт заметила:
   – Очевидно, вы воспользовались скоростным самолетом.
   – Достаточно скоростным.
   Фейт оставила дальнейшие попытки поддержать разговор.
   – Мне нужно съездить в Хейвн-Хауз. Там знали Дайну и должны узнать о ее смерти до того, как услышат об этом в новостях. Но я обещала Кейну никуда не ходить одной, особенно после того выстрела. Тим, не могли бы вы…
   – Конечно, – тут же отозвался частный детектив.
   Фейт посмотрела на Бишопа:
   – Думаю, когда Кейн вернется, ему не следует оставаться здесь в одиночестве. Вы подождете его?
   – Да, хотя мое общество едва ли сделает его менее одиноким, – мрачно ответил Бишоп.
   В отличие от некоторых взрослых обитателей приюта, Кэти не плакала, когда Фейт сообщила ей о смерти Дайны. Вместо этого девочка с печальным видом направилась в музыкальную комнату и стала разучивать одну из песен, которые привезла ей Фейт.
   – С ней все будет в порядке? – спросила Фейт у Карен.
   – Не знаю, – устало ответила директриса. – Девочка не в лучшем состоянии после того, как видела своего ублюдка-папашу гоняющимся с бейсбольной битой за ее матерью. Он преследовал Андреа повсюду, пока его не засадили за решетку, но Кэти насмотрелась достаточно и с тех пор стала тихой и замкнутой. – Карен нахмурилась. – С вами она говорила больше, чем с кем бы то ни было, когда вы приезжали в воскресенье.
   Фейт собиралась только сообщить весть о смерти Дайны и сразу же вернуться в квартиру Кейна, так как беспокоилась за него. Но теперь она беспокоилась и за Кэти, поэтому не могла уйти, не убедившись, что с девочкой все в порядке.
   – Ну что, Кэти? – Фейт села у рояля рядом с малышкой. – Тебе нравятся новые песни?
   Девочка кивнула и серьезно посмотрела на Фейт.
   – Спасибо, что вы не забыли привезти ноты.
   – Конечно, не забыла. – Поколебавшись, Фейт добавила: – Я подумала, что ты, возможно, хочешь поговорить о Дайне.
   – Зачем? Вы ведь сказали, что она умерла.
   Кажущиеся бессердечными слова не обманули Фейт – она видела, как дрожит нижняя губа девочки.
   – Когда люди умирают, – снова заговорила она, – мы сохраняем их живыми в своей памяти, думая и говоря о них. Я просто хотела тебе это посоветовать. Ты можешь говорить о Дайне с Карен и со мной.
   Глядя на клавиатуру, Кэти сыграла первые ноты «Прекрасного мечтателя», потом повернулась к Фейт:
   – Могу я попросить у вас одну вещь?
   – Конечно, детка.
   – Вы можете сейчас поговорить с Дайной? Мысленно – как делали раньше?
   Устами младенца…
   «Господи, могу ли я поговорить с ней?»
   – Нет, – ответила Фейт. – Как раньше – не могу. – Это была правда – теперь ничего нельзя делать, как раньше.
   – Я просто спросила, – пробормотала Кэти, едва сдерживая слезы.
   – Ты что-то хотела передать Дайне? – догадалась Фейт. – Попросить ее о чем-то?
   – Нет. Только…
   – Только что?
   – Ничего. – Девочка упрямо тряхнула головой. – Я хочу поупражняться.
   Маленькое личико стало разочарованным и напряженным. Инстинкт подсказал Фейт, что дальше расспрашивать ее не следует, поэтому она попрощалась с девочкой и вышла.
   – Я присмотрю за Кэти, – заверила ее Карен в вестибюле спустя несколько минут. – Возможно, ей просто нужно время. К тому же скоро ее мама вернется из больницы.
   – Да, конечно. – Фейт дала ей номер телефона квартиры Кейна. – Позвоните, если… если понадобится моя помощь.
   – Разумеется. Постарайтесь не волноваться.
   «Это, – подумала Фейт, – куда легче сказать, чем сделать».
   – Конечно, эти шакалы подкараулили его у выхода, – свирепо сказал Бишоп, глядя на экран телевизора.
   Как и прежде, Кейну в лицо совали микрофоны и выкрикивали вопросы, но теперь он выглядел совершенно опустошенным и потерянным и словно не понимал, что происходит вокруг, пока один из репортеров не осведомился, что он почувствовал, узнав о зверском убийстве своей невесты.
   Кейн устремил на репортера такой взгляд, что все остальные умолкли, и в наступившей тишине произнес с холодной решимостью:
   – Вознаграждение в миллион долларов, предлагавшееся за информацию, которая могла бы помочь спасти Дайну, будет выплачено лицу или лицам, сообщившим сведения, которые приведут к ее убийцам.
   – Теперь всему крышка, – проворчал Бишоп.
   – Неужели Ричардсон не мог его остановить? – спросила Фейт.
   – Очевидно, нет.
   Детектив что-то шептал на ухо Кейну, но тот, не обращая на него внимания, повторил свое обещание, чеканя каждое слово. Только убедившись, что все репортеры зафиксировали его предложение в блокнотах или на диктофонах, он позволил Ричардсону усадить себя в машину.
   Когда тележурналист начал скороговоркой перечислять жуткие факты находки тела Дайны, Бишоп приглушил звук и посмотрел на Фейт.
   – Вот так, – с горечью сказал он.
   – Что, по-вашему, произойдет теперь?
   – Начнется свистопляска. Каждый репортер в городе будет пытаться раскрыть убийство Дайны, не говоря уже о частных детективах и сыщиках-любителях.
   – Но, может быть, это к лучшему? – предположила Фейт. – Я имею в виду, когда столько людей…
   – Это только замутит воду. И Ричардсон не шутил, предупреждая Кейна, что его могут обвинить в пренебрежении безопасностью людей, если кто-то будет ранен или убит, пытаясь заработать обещанное вознаграждение.
   – Он не в состоянии сейчас ясно мыслить.
   – Да, и потом об этом пожалеет. Но сейчас…
   – Вред уже причинен?
   – Боюсь, что да. Хуже всего, что это может побудить убийц Дайны к отчаянным действиям, на которые они иначе бы не решились, – с мрачным видом изрек Бишоп.
   – Они могут начать охотиться за Кейном?
   – Едва ли. Сейчас он слишком на виду. – Бишоп сделал многозначительную паузу и посмотрел прямо ей в глаза. – Но они могут заняться вами. После смерти Дайны вы стали ключом к разгадке тайны Фейт.
   – Ключом, лишенным памяти.
   – На их месте, – угрюмо заметил Ричардсон, – учитывая, что целый город пытается разгадать, кто я такой, и получить миллион за мою голову, я бы не стал рисковать, полагаясь на амнезию.
   – Я бы тоже, – неохотно согласилась Фейт.
   Фейт знала, что это время называют «колдовским часом». Три часа ночи, когда весь мир, казалось, замер и не слышно ничего, кроме биения собственного сердца.
   Кроме, может быть, «Лунной сонаты».
   Кейн играл так тихо, что это не разбудило бы Фейт, если бы она спала. Но она уже несколько часов лежала на кровати, глядя в потолок, а вскоре после полуночи он начал играть.
   Тихие звуки проникали ей в самую душу, задевая за живое, вызывая ответную бурю чувств и заставляя еще острее осознавать свое одиночество.
   Фейт думала, что Кейн позволяет нотам выражать его горе и тоску, которые он все еще не в состоянии проявить иным способом.
   Кейн вернулся в квартиру таким замкнутым и отчужденным, что до него было невозможно достучаться, даже если бы она осмелилась на такую попытку.
   С ней Кейн держался формально и равнодушно, как с совершенно посторонней – с гостьей, которую он терпит в доме только из вежливости. Не раз ей казалось, что он вообще ее не видит.
   И вот теперь, в «колдовской час», Фейт без сна лежала в его спальне, так как Кейн весьма холодно убедил ее продолжать ею пользоваться, слушая, как он играет на фортепиано с такой душераздирающей болью, что ей хотелось плакать.
   Фейт натягивала подушку на уши, но даже приглушенные звуки причиняли ей страдания. Она не хотела их слышать, не хотела чувствовать его горе.
   Интересно, знала ли Дайна, как ей повезло?
   Наслаждалась ли она любовью Кейна или тяготилась ею, зная, что у них нет будущего? Сцены между ними, которые видела Фейт в своих снах и видениях, были наполнены радостью интимности и секса, но были ли они так же полны любовью? Этого она не знала.
   И не могла об этом спросить – во всяком случае, теперь…
   Пляж выглядел мирным и спокойным, как всегда. Волны звучали, как музыка, – вернее, так, как, по мнению Дайны, должна была звучать музыка для тех, кто ею наслаждался; ритмично, как пульс, но все же приятно.
   Песок под ее босыми ногами был теплым – сначала сырым, а потом просто мокрым, когда волны начали касаться ее ступней. Она продолжала идти дальше.
   Впереди появилась знакомая мужская фигура, и Дайна улыбнулась. Если она ускорит шаг, то догонит его.
   Но как бы быстро она ни шла, он по-прежнему оставался на таком же расстоянии от нее. Дайна пустилась бегом. Ее сердце громко стучало, дыхание стало неровным, но расстояние между ними не уменьшалось.
   Наконец Дайна остановилась, чтобы перевести дух, и с удивлением обнаружила, что пляж исчез. Она все еще слышала ритмичную, успокаивающую пульсацию волн, но теперь находилась на стройке, где сооружался дом по проекту Кейна.
   Обойдя вокруг стального каркаса, Дайна нахмурилась, так как сзади дом выглядел уже готовым зданием с окнами, сверкающими на солнце. Странно! Почему Кейн построил только половину дома?
   – Должно быть, у него имелись на то причины, – произнесла она вслух и тут же оказалась в своей квартире.
   Дайна с любопытством разглядывала знакомые вещи, прикасалась к ним, но все казалось до странности нереальным…
   – Ты умерла, – сказала ей Фейт.
   – Не говори глупости.
   – Но это правда.
   Дайна покачала головой и стала бродить по комнатам, что-то ища.
   – Я найду это, и все снова будет в порядке, – заявила она.
   – Но ты умерла, – настаивала Фейт. – Теперь поздно это искать.
   – Когда я найду это, то не буду мертвой, – объяснила Дайна.
   – Откуда ты знаешь?
   – Знаю – и все. Почему ты здесь?
   – Я пыталась связаться с тобой, – ответила Фейт. – Но было темно, и я слышала только шум воды.
   – Теперь ты со мной связалась.
   – Да, но, наверно, потому что ты умерла.
   – Что ты заладила одно и то же! – Дайна сердито тряхнула головой.
   – К сожалению, это правда. Кстати, что ты ищешь? – поинтересовалась Фейт.
   – Кажется, кто-то назвал это «Макгаффином».
   – Значит, это то, что мы разыскиваем?
   – Да. Но вы ищете не в том месте, – покачала головой Дайна.
   – Тогда скажи, где нужно искать.
   – Если я скажу, то это уже не будет поисками сокровищ, верно?
   – Пожалуй. Но…
   Они находились в спальне, и Дайна внезапно повернулась к ней.
   – Фейт, ты должна проснуться.
   – Но я хочу поговорить с тобой.
   – Слушай меня. Ты должна проснуться.
   – Но…
   – Фейт, кто-то пытается залезть к тебе в окно.

Глава 11

   Фейт проснулась и открыла глаза. Музыка в гостиной смолкла, и квартиру наполняла предрассветная тишина, казавшаяся странно гнетущей.
   Впрочем, тишина была не полной.