Страница:
Я качаю головой:
– Дело не в деньгах. – Я хочу отдать ему карточку, но если я сделаю это свободной левой рукой, он обратит внимание на то, что правая осталась в кармане.
Лу отворачивается со своим обычным печальным, страдальческим выражением. Я думаю: «Наверное, он очень хотел бы делать деньги при помощи этого мода. А люди обычно становятся невыносимыми, когда вы посягаете на то, что для них свято». Я включаю настройку и тянусь за пистолетом. Тянусь левой рукой – и не успеваю. Ощутив луч лазера у себя на лбу, я застываю. Через мгновение две вооруженные женщины появляются из аллеи напротив. Ни одна из них нe целится в меня, значит, кто-то третий прикрывает их из засады.
Лу говорит:
– Положи руки на голову.
Копирование на девяносто процентов окончено. Я начинаю валять дурака:
– Послушай, я не ожидал подобного...
Он хватает меня за руки и рывком поднимает их в нужное положение. Бойскаут-зомби очень к месту замечает: надо было стирать исходные данные по мере их копирования.
Лу забирает мой пистолет, обыскивает меня и быстро находит считыватель. В тот момент, когда он вынимает его из моего кармана, я даю команду стереть данные с чипа, но руки слишком далеко, команда не воспринимается, перед моими глазами возникает инструкция, и начинается лекция о том, как найти неполадку в устройствах инфракрасной связи. Я отключаю систему.
Лу говорит:
– Карточка настоящая. Полмиллиона долларов. Я тебя не обманул. Отправляйся на пристань, и к рассвету ты будешь уже далеко от этого кошмара.
Я говорю:
– Значит, ты не поверил тому, что я рассказал о Лауре, о создателях Пузыря, обо всем?
Он смотрит мне прямо в глаза и тихо говорит:
– Разумеется, поверил. Ведь я сам выяснил почти все это еще шесть месяцев назад. Почему, ты думаешь, фальшивый Ансамбль искал следы таких событий, которые в конце концов привели их к Лауре? Потому, что они догадались, зачем был создан Пузырь, и надеялись, что его создатели могли оставить нам ключ – пример того, чем нам надо было бы стать, чтобы покинуть построенную ими вокруг нас тюрьму.
Он делает шаг в сторону, и ко мне подходит одна из его охранниц. Возникает отчетливое ощущение, что все это уже было, и я жду знакомого усыпляющего баллончика или подкожной инъекции в шею.
Вместо этого женщина извлекает универсальную дубинку и круговым движением бьет меня сбоку по голове.
Глава 12
– Дело не в деньгах. – Я хочу отдать ему карточку, но если я сделаю это свободной левой рукой, он обратит внимание на то, что правая осталась в кармане.
Лу отворачивается со своим обычным печальным, страдальческим выражением. Я думаю: «Наверное, он очень хотел бы делать деньги при помощи этого мода. А люди обычно становятся невыносимыми, когда вы посягаете на то, что для них свято». Я включаю настройку и тянусь за пистолетом. Тянусь левой рукой – и не успеваю. Ощутив луч лазера у себя на лбу, я застываю. Через мгновение две вооруженные женщины появляются из аллеи напротив. Ни одна из них нe целится в меня, значит, кто-то третий прикрывает их из засады.
Лу говорит:
– Положи руки на голову.
Копирование на девяносто процентов окончено. Я начинаю валять дурака:
– Послушай, я не ожидал подобного...
Он хватает меня за руки и рывком поднимает их в нужное положение. Бойскаут-зомби очень к месту замечает: надо было стирать исходные данные по мере их копирования.
Лу забирает мой пистолет, обыскивает меня и быстро находит считыватель. В тот момент, когда он вынимает его из моего кармана, я даю команду стереть данные с чипа, но руки слишком далеко, команда не воспринимается, перед моими глазами возникает инструкция, и начинается лекция о том, как найти неполадку в устройствах инфракрасной связи. Я отключаю систему.
Лу говорит:
– Карточка настоящая. Полмиллиона долларов. Я тебя не обманул. Отправляйся на пристань, и к рассвету ты будешь уже далеко от этого кошмара.
Я говорю:
– Значит, ты не поверил тому, что я рассказал о Лауре, о создателях Пузыря, обо всем?
Он смотрит мне прямо в глаза и тихо говорит:
– Разумеется, поверил. Ведь я сам выяснил почти все это еще шесть месяцев назад. Почему, ты думаешь, фальшивый Ансамбль искал следы таких событий, которые в конце концов привели их к Лауре? Потому, что они догадались, зачем был создан Пузырь, и надеялись, что его создатели могли оставить нам ключ – пример того, чем нам надо было бы стать, чтобы покинуть построенную ими вокруг нас тюрьму.
Он делает шаг в сторону, и ко мне подходит одна из его охранниц. Возникает отчетливое ощущение, что все это уже было, и я жду знакомого усыпляющего баллончика или подкожной инъекции в шею.
Вместо этого женщина извлекает универсальную дубинку и круговым движением бьет меня сбоку по голове.
Глава 12
Когда я прихожу в себя, «H1» сообщает об ушибах и легком сотрясении мозга. Лечение не требуется. Никаких неприятных ощущений – боль преобразуется в информацию о боли. Шатаясь, я отхожу на обочину и снимаю настройку, но по-прежнему ничего не чувствую – в стандартном режиме «Босс» берет анестезию на себя.
Я вызываю службу проверки «Пан Пасифик Бэнк» и вставляю карточку в свой спутниковый телефон Сэтфон. Кажется, все обстоит так, как и говорил Лу – полмиллиона долларов в транснациональных ликвидных фондах, полностью очищенные, без всяких ненужных концов. Я заказываю серию переводных операций, в результате которых деньги должны промчаться несколько сот раз вокруг земного шара, чуть-чуть теряя в весе при каждом витке. Вся процедура длится минут десять. За это время деньги проходят около тысячи тщательных проверок в различных финансовых организациях и становятся неоспоримо реальными и теперь уже по-настоящему моими. Сумма, правда, уменьшается процентов на пять, но это пустяки.
Зачем ему было мне платить – он же все подготовил для того, чтобы отнять у меня описание мода силой? Конечно, на «Ансамбле» он будет зарабатывать столько, что полмиллиона для него ничего не значат, а заплатив мне, он может надеяться, что я не стану ему мешать этим заниматься. Дал мне взятку, чтобы убрать с дороги. А мог ведь и просто убить – получается, мне повезло.
Надо последовать его совету. Отправиться в порт. Подкупить кого надо. Бежать из страны. Здесь мне больше делать нечего.
Нечего? Я перебираю в памяти события последних нескольких часов, пытаясь нащупать точный момент освобождения от мода верности, но не нахожу ничего похожего ни на мучительную борьбу за свое подлинное «я», ни на восторг от ловкого мысленного кульбита, позволившего наконец-то выскользнуть из пут. Но ведь и установка мода тоже не вызвала в моей душе никакого смятения. Все это касается лишь физиологии, а отнюдь не логики или силы воли. И я никогда не узнаю, что же в конечном счете повлияло на эту физиологию. Может быть, те немногочисленные виртуальные «я», которые сумели проскочить сквозь воздвигнутую модом стену запретов, как-то заставили мое размазанное «я» выбрать для реализации одного из них (а точнее, меня самого...). Возможно, из-за чрезвычайных происшествий в ПСИ размазанному «я» пришлось утрясать столько разнообразных конфликтов, что оно забыло о таком пустяке, как идол, которому должно поклоняться реализовавшееся «я». Не исключено, что вмешалась По Квай. Короче говоря, дело сделано...
А сделано ли? Ли утверждал, что я схлопнулся и, кажется, сам в это верил. Но реально лишь то схлопывание, которое само себя реализует. Может быть, до сих пор размазаны и мы с Лу, и вся охрана ПСИ, а все случившееся – бомбы, встреча с Лу, и так далее, вплоть до этой самой секунды включительно – часть чистого состояния, которое в конце концов будет отброшено; часть невероятной платы, которая полагается за невероятный успех этой ночи.
Подавляя панику, я вызываю «Гипернову» и жму на «ВЫКЛЮЧИТЬ», но тут же соображаю, что это ничего не меняет. Миллиарды моих виртуальных «я» делали, несомненно, то же самое не один раз за эту ночь – но безуспешно. На мгновение меня охватывает ужас: а вдруг вообще невозможно установить, реализовался я или нет?
Глупости, это очень легко сделать. График, график! Сейчас 4:07, и если бы все шло по плану, я уже был бы сейчас схлопнут и находился бы на посту. От облегчения я разражаюсь нервным смехом. А меня там нет, и это неотъемлемая часть моего единственного прошлого, как и освобождение от мода. Сколько бы виртуальных «я» ни осталось в тисках мода верности, все они уже мертвы, а я жив.
Итак, нет причин задерживаться. Ансамбль, истинный или какой-нибудь другой, не значит для меня ровным счетом ничего.
А что касается опасностей, связанных с применением «Ансамбля», то Лу хотя и жаден, но ни в коем случае не глуп. Если он действительно все это время знал о потенциальном риске, он будет действовать предельно осторожно. Не хотелось бы доверять судьбу планеты его сомнительной ловкости – но у меня нет выбора. Если я обращусь к властям, ПСИ тут же объявит меня главным подозреваемым в установке бомб в здании; скорее всего они искренне в это верят. Что же делать? Может, послать в полицию НГ анонимное письмо: предупреждаю, что технология, способная разрушить основы нашей реальности, попала в нечистые руки...
Допустим, что Лу можно доверить мод. Но где гарантия, что никто другой не получит доступа к моду? Предположим, один из его клиентов – тех, для кого он взламывает шифры – заинтересуется его методикой, захочет работать с ним без посредников или исключить конкуренцию? Имея дело с таким крупным конспиратором, как Лу, этот клиент уже через неделю будет знать все. «Ансамбль» в руках гангстеров... или, еще хуже, «Ансамбль» в руках разведок КНР или США... Допустим даже, что они осознают меру ответственности, и планета не скатится в необратимое размазывание. Но жить в реальности, конструируемой в Пекине или в Вашингтоне? Зачем тогда вообще жить?
Рядом со мной появляется «Карен». Я в замешательстве, мне страшно, что от одного моего слова она может исчезнуть – или взорваться, распадаясь на бесчисленные воплощения. Наконец я набираюсь мужества и говорю:
– Как я рад тебя видеть. Без тебя мне было плохо.
Было ли? Память не подсказывает ничего подходящего к случаю. Ладно, главное, что без мода верности обязательно было бы плохо.
Она мрачно говорит:
– Ты завалил все дело.
– Угу.
– И что дальше?
– А что дальше? Меня ищут как террориста. Жить мне негде, у меня ничего не осталось...
– У тебя есть полмиллиона долларов.
Я качаю головой:
– Да, конечно, но...
– И ты скопировал девяносто пять процентов «Ансамбля».
– Девяносто пять процентов в данном случае все равно что ничего, – с горькой усмешкой говорю я. – Наномашины не построят ничего хорошего по девяноста пяти процентам описания мода.
– У тебя описание не одного, а двух модов.
– Как это двух?
И до меня доходит. «Ансамбль» выполняет две совершенно независимые функции – блокировку схлопывания и выбор чистого состояния. Две части мода, отвечающие этим двум функциям, могут не иметь ни единого общего нейрона. Если так, каждая часть может работать независимо от другой. Осталось только выяснить...
Я вызываю «Шифроклерка» и начинаю перерывать массивы данных. Пролистав пару десятков страниц предисловия, я вижу заголовок:
«УПРАВЛЕНИЕ ЧИСТЫМИ СОСТОЯНИЯМИ»:
НАЧАЛО РАЗДЕЛА
Я ищу следующее вхождение фразы «УПРАВЛЕНИЕ ЧИСТЫМИ СОСТОЯНИЯМИ». Пролистав несколько сот тысяч страниц, система выдает:
«УПРАВЛЕНИЕ ЧИСТЫМИ СОСТОЯНИЯМИ»: КОНЕЦ РАЗДЕЛА
(контрольная сумма: 4956841039)
/*****************************************************************/
«БЛОКИРОВКА СХЛОПЫВАНИЯ»:
НАЧАЛО РАЗДЕЛА
«Карен» говорит:
– У тебя есть полмиллиона долларов. У тебя есть половина «Ансамбля» – в «Гипернове» – и описание второй его половины. А твой опыт работы в размазанном состоянии больше, чем у любого на этой планете, не считая Лауры. И ты говоришь, что ничего не осталось?
Я качаю головой:
– Я не могу доверять своему размазанному «я» – Лаура предупреждала меня и об этом тоже. До сих пор оно играло на моей стороне, но неизвестно, как оно поступит, когда наберет достаточно сил.
– Вот как? А кому ты больше доверяешь – ему или размазанным «я» Лу и его клиентов?
Я замечаю, что меня бьет озноб:
– Неужели ты не понимаешь, что мне просто страшно? – со смехом спрашиваю я. – Ведь я мог превратиться в кого угодно. Только что я потерял то, что составляло суть всей моей жизни. Потерял мгновенно, незаметно. А мог бы потерять все что угодно. Даже тебя.
– Мое описание хранится в архиве «Аксона», – резко говорит она. – Ты всегда сможешь восстановить меня.
– Да, – говорю я и отворачиваюсь, чтобы не смотреть ей в глаза. – Да. Но я боюсь, что если потеряю тебя, то уже не захочу восстанавливать.
Разглядывая себя в зеркале, я стараюсь сосредоточиться на практических вопросах. Опознающие программы узнают мое лицо независимо от его цвета, но теперь по крайней мере на меня не обратит внимания насмотревшийся криминальной хроники случайный прохожий.
Однако, заглянув в «НГ Таймс", я не нахожу там упоминания о неудавшейся попытке взрыва, предпринятой Детьми или кем-нибудь другим. Нет ничего похожего и в глебадьных системах новостей. Похоже, ПСИ решила не посвящать никого в случившееся. Наверное, не захотели, чтобы полиция НГ ломала себе голову, почему Дети напали именно на них.
Это меня немного успокаивает. Я по-прежнему в опасности, ПСИ наверняка пустила по моему следу десяток частных агентств, но все-таки приятно сознавать, что я не окончу свою жизнь за решеткой в качестве террориста из группы «Дети Бездны».
Я сижу в парке на скамейке, залитой – отраженным! – утренним солнцем. При помощи «Шифроклерка», «Красной Сети» и Сэтфона я общаюсь с внешним миром. Подключаюсь к экспертной системе по наномашинам, чтобы она проверила, все ли в порядке с моим описанием «Ансамбля». Очень вовремя – оказывается, что надо не только выбросить весь второй раздел, но и поправить кое-что в предисловии, чтобы наномашины поняли, что речь идет не о двух модах, а об одном. Нанотехника – дело непростое.
Стерев напоследок раздел об охране авторских прав, я копирую готовую спецификацию из буферов «Шифроклерка» на чип, который уже можно отдавать в работу. По справочнику нахожу ближайшего изготовителя модов. Фирма называется «Третье полушарие» и находится в каком-нибудь километре отсюда.
Здание в конце унылого тупика доверия не внушает, но, войдя внутрь, я сразу замечаю синтезатор – настоящий «Аксон», во всяком случае, фирменный знак разрешения на производство выглядит правдоподобно. Женщина, которая принимает заказы, вставляет чип в оценивающую машину:
– Тридцать тысяч долларов, – говорит она. – Наномашины для вашего мода будут готовы через две недели.
От экспертной системы я узнал, что синтез мода потребует не более восьми часов. Значит, остальное время приходится на ожидание в очереди. Я говорю:
– Пятьдесят тысяч. Но выполните заказ сегодня, к десяти вечера.
Подумав, она говорит:
– Восемьдесят тысяч – и к девяти.
– Согласен.
Мне надо где-нибудь остановиться, но отели слишком пронизаны компьютерными сетями. В поисках жилья я провожу почти весь день, но в конце концов снимаю маленькую квартирку в не слишком зачуханном районе на юго-западе. Соответствующая доплата снимает проблему с паспортом. Когда агент вручает мне ключи и уходит, я валюсь в постель. Сотрясение мозга начинает давать знать о себе – бороться со сном все труднее.
«Карен» говорит:
– Итак, с чего начнем? Какую опасность надо предотвратить в первую очередь?
Я вздыхаю:
– Ты сама понимаешь, что это безнадежно. Лу наверняка уже имеет не меньше десяти копий описания.
– Конечно. Но доверит ли он их кому-нибудь, или предпочтет спрятать? – Комната постепенно расплывается у меня перед глазами, но образ Карен остается совершенно четким. Зажмурив глаза, я пробую сосредоточиться:
– Не знаю. Во всяком случае, он не отдаст их членам Канона. Скорее всего он скажет им, что операция сорвалась – если вообще увидится с ними.
– Значит, не исключено, что он по-прежнему единственный, кто имеет доступ к описанию?
– Да. Конечно, если не считать той фирмы, которой он заказал изготовление мода для себя. Если он планирует самостоятельно заниматься взламыванием шифров за деньги, ему надо установить «Ансамбль» в своей голове и научиться с ним обращаться.
– Как называется фирма?
– Не знаю. – Я заставляю себя снова подняться на ноги. Пол подо мной покачивается, но через секунду приходит в равновесие. – Но кажется, я знаю, как это выяснить.
– Сегодня утром я отправил оба пакета с курьером в «Неомод». Примерно в семь утра. Клиент заплатил за срочность – заказ должен был быть выполнен к двум часам. Но работу ко мне не присылали, клиент позвонил в двенадцать и сказал, что сам заберет ее прямо с фабрики.
– Что значит «оба» пакета? Сколько модов он заказал?
– Только один мод, но он приложил к заказу свой собственный носитель для наномашин. Это очень необычно, но... – Он пожимает плечами.
«Необычно» – это мягко сказано. Стандартная Еndamoeba не способна жить дольше нескольких минут вне специальной культуры, в которой она поставляется. Строение амеб намеренно сделано таким, что они не могут существовать без определенного энзима, который в природе не встречается. Это свойство вместе с некоторыми другими конструктивными особенностями гарантирует, что амеба погибнет, едва успев проникнуть сквозь слизистую оболочку носа пользователя. Шансы «заразиться» модом не больше, чем шансы забеременеть от мужчины, который спит со свой подругой в соседней комнате.
Нестандартный носитель может понадобиться только для одного – чтобы можно было установить мод тому, кто этого не хочет.
Но это абсурд! Если Лу хочет заняться взламыванием шифров, зачем ему устанавливать мод своим сообщникам, да еще против их воли?
– А что это за нестандартный носитель?
Он качает головой:
– Не знаю. Он купил его в другом месте, а я только отослал на фабрику вместе с чипом.
– На флаконе было что-нибудь написано? Фирменный знак? Название?
– Флакона я не видел. Он был запечатан в маленькую черную коробочку, а на ней ничего не было.
– Маленькая черная коробочка?
– Да. Без маркировки... только крошечная синяя лампочка на крышке. – Он пожимает плечами: странная деталь, конечно, но ему-то какое дело... – Коробочку принесли отдельно, раньше, чем описание мода. Вчера днем.
Порывшись в карманах, я вынимаю и показываю ему свой пропуск в ПСИ. Прищурившись, продавец рассматривает мою фотографию, потом говорит:
– Да, это он принес. Южанин. По-моему, он.
Обесцвеченный оригинал, находящийся перед ним, явно не вызывает у него никаких ассоциаций.
Я пробираюсь сквозь толпу, запрудившую улицы в час пик. Иду куда глаза глядят. Endamoeba должна была размазаться в совокупность всех возможных мутаций, как бы трудно ни было их получить обычным путем. В коробочке должно было быть достаточно биоэлектроники для того, чтобы проверять полученную породу на необычные свойства, которых хотел добиться Лу, и дать сигнал в случае, если простейшие выдрессированы так, как он того желает. А я-то клюнул на его вранье о шифрах и суперкомпьютерах, и в блаженном неведении выбрал состояние, где загорелась лампочка. Но что же за порода получилась в результате? И зачем она ему? Какую выгоду можно отсюда извлечь?
Впрочем, почему я считаю, что истинный Ансамбль в понимании Лу имеет какое-то отношение к деньгам? Потому, что он заплатил мне полмиллиона долларов? Потому, что он покорно «признался», что в коробочке – суперкомпьютер для взламывания кодов? Что ж, без денег тут не обошлось, ведь он должен был каким-то образом оплачивать все расходы. Но если деньги не цель, а только средство, то средство для чего? Допустим, что он все-таки не сумел вывернуть затянутый у него в сознании узел так, чтобы превратить его в простую человеческую жадность. Тогда какую же квазирелигию он выстроил для себя на самом деле?
Если он с самого начала знал, что представляет собой Лаура, зачем был создан Пузырь, чем именно грозит размазывание...
Я резко останавливаюсь посреди улицы, не обращая внимания на толкающих меня пешеходов. Это так просто – представить себе, что делал бы я, если бы события происходили в другом порядке. Если бы мне пришлось решать для себя, что такое подлинный Ансамбль, уже зная всю правду о Лауре.
Прародитель Лауры умер – схлопнулся – в акте сотворения ее, словно некое божество, жертвующее собой, становясь женщиной. Она же, размазываясь, становясь из женщины – божеством, со всей ясностью показала нам, как можем и мы прекратить схлопывание и вновь обрести нашу божественность, вновь войти в суперпространство.
Я не знаю, какое воспитание получил Лу. Если он вырос в НГ, он может быть даосом, буддистом, христианином или таким же атеистом, как я. Но это скорее всего не имеет значения. Мощное впечатление от истории Лауры в сочетании с безусловным приказом мода верности рассматривать работу Ансамбля как важнейшее дело на свете привело бы любое сознание в тот же грозный резонанс.
И любому сознанию с ослепительной очевидностью открылось бы, в чем именно должна состоять работа Ансамбля.
Я беспомощно озираюсь по сторонам. На город спускаются сумерки. Мимо меня протискиваются люди, усталые, напряженные, полные собственных забот. Мне хочется схватить их за плечи, встряхнуть хорошенько, заставить оглянуться вокруг.
Если я прав, то Лу мог придать своему носителю наномашин нечувствительность к внешним условиям, способность заражать через воздух и стремительно размножаться – как раз те свойства, которых изо всех сил старались избежать, конструируя стандартный носитель. Он мог бы сделать его идеальным средством, чтобы осчастливить все человечество тем бесценным даром, который принесла ему Лаура.
Но кого я могу предупредить?
Кто поверит мне? В здравом уме – никто. Нейромодовая чума – явный продукт фантазии параноика. Сами по себе наномашины хрупки и не способны никого «заразить». Более того, их работа невозможна без теснейшей связи с многочисленными и весьма специфическими механизмами изуродованной биохимии носителя. Из-за этого даже самые изощренные нелегальные носители способны существовать не более часа – достаточно для инфицирования отдельных индивидуумов, но отнюдь не для эпидемии. Специалисты всегда были едины в том, что мало-мальски «заразный» носитель потребовал бы создания специально приспособленных к нему наномашин, а это уже работа, сравнимая по объему с созданием самой нанотехнологии. Никакие террористы и религиозные секты на такое не способны, и даже правительство не могло бы вести эти работы в полной тайне.
А что касается того, чтобы некий одиночка у себя в гараже получил острозаразный штамм носителя, совместимый со стандартными наномашинами, то вероятность этого, конечно же, не больше, чем вероятность... наугад разложить на простые сомножители миллионозначное число.
Толпа вокруг меня постепенно тает, небо становится совсем темным. Все в мире идет, как всегда. В конечном счете все всегда приходит в норму. С двух часов мод находится в распоряжении Лу. Вполне возможно, что он уже начал распространять его. Сколько времени на это уйдет? Ему придется сделать одну небольшую коррекцию по сравнению с модом, установленным у По Квай: подавление схлопывания будет выполняться автоматически, а не по желанию пользователя. У ничего не подозревающих пользователей выбора не будет. Много ли времени понадобится размазанным «я» десяти тысяч или ста тысяч человек, чтобы научиться подавлять схлопывание остальных жителей города? И размазанных «я» сразу станет двенадцать миллионов, а тогда...
Взглянув на небо, я вдруг замечаю крошечную светлую точку над последними отсветами заката. Добрых десять секунд я не могу отвести от нее взгляд, пока не соображаю, что это всего лишь Венера.
– Еще рано. Приходите через два часа.
– Ускорьте работу. Я заплачу.
Она смеется:
– Процесс ускорить невозможно, сколько бы вы ни заплатили. Синтезатор уже запрограммирован и строит ваши наномашины.
«Невозможно?» А если я заплачу ей, чтобы она оставила меня один на один с синтезатором, потом размажусь и не буду схлопываться до тех пор, пока не окажется, что «Ансамбль» установлен у меня в голове, что и даст мне в конечном счете возможность выбрать всю эту последовательность событий так, чтобы она занимала «невозможно короткое» время? При этом нет опасности, что машина в спешке сделает неисправный мод: ведь если бы он оказался неисправным, чудесное ускорение просто не состоялось бы.
Или все-таки могло бы состояться? Например, при совсем незначительном дефекте, который сразу не проявится? Глядя на бесшумно работающую машину, чем-то удивительно похожую на автомат по продаже газированной воды, я склоняюсь к мысли, что лучше подождать. Она оперирует на молекулярном уровне, где уже действуют квантовые неопределенности, и я не хочу усиливать их до такой степени, чтобы на выходе мог получиться любой мыслимый результат. «Ансамбль» – мой единственный шанс найти Лу вовремя, и я не могу рисковать этим шансом.
– Я подожду на улице, – говорю я. – Позовите меня немедленно, как только...
Женщина озадаченно пожимает плечами:
– Вы прямо как молодой папаша в роддоме.
Эти доводы настолько чужды мне, что я прислушиваюсь к ним как будто со стороны, скорее ошеломленный, чем испуганный. Последнее схлопывание непостижимым образом избавило меня от мода верности – легко допустить, что во мне изменилось и многое другое. Вероятно, усиливающееся отвращение к нейронным модам неизбежно или почти неизбежно при стремлении вырваться на свободу.
Я вызываю службу проверки «Пан Пасифик Бэнк» и вставляю карточку в свой спутниковый телефон Сэтфон. Кажется, все обстоит так, как и говорил Лу – полмиллиона долларов в транснациональных ликвидных фондах, полностью очищенные, без всяких ненужных концов. Я заказываю серию переводных операций, в результате которых деньги должны промчаться несколько сот раз вокруг земного шара, чуть-чуть теряя в весе при каждом витке. Вся процедура длится минут десять. За это время деньги проходят около тысячи тщательных проверок в различных финансовых организациях и становятся неоспоримо реальными и теперь уже по-настоящему моими. Сумма, правда, уменьшается процентов на пять, но это пустяки.
Зачем ему было мне платить – он же все подготовил для того, чтобы отнять у меня описание мода силой? Конечно, на «Ансамбле» он будет зарабатывать столько, что полмиллиона для него ничего не значат, а заплатив мне, он может надеяться, что я не стану ему мешать этим заниматься. Дал мне взятку, чтобы убрать с дороги. А мог ведь и просто убить – получается, мне повезло.
Надо последовать его совету. Отправиться в порт. Подкупить кого надо. Бежать из страны. Здесь мне больше делать нечего.
Нечего? Я перебираю в памяти события последних нескольких часов, пытаясь нащупать точный момент освобождения от мода верности, но не нахожу ничего похожего ни на мучительную борьбу за свое подлинное «я», ни на восторг от ловкого мысленного кульбита, позволившего наконец-то выскользнуть из пут. Но ведь и установка мода тоже не вызвала в моей душе никакого смятения. Все это касается лишь физиологии, а отнюдь не логики или силы воли. И я никогда не узнаю, что же в конечном счете повлияло на эту физиологию. Может быть, те немногочисленные виртуальные «я», которые сумели проскочить сквозь воздвигнутую модом стену запретов, как-то заставили мое размазанное «я» выбрать для реализации одного из них (а точнее, меня самого...). Возможно, из-за чрезвычайных происшествий в ПСИ размазанному «я» пришлось утрясать столько разнообразных конфликтов, что оно забыло о таком пустяке, как идол, которому должно поклоняться реализовавшееся «я». Не исключено, что вмешалась По Квай. Короче говоря, дело сделано...
А сделано ли? Ли утверждал, что я схлопнулся и, кажется, сам в это верил. Но реально лишь то схлопывание, которое само себя реализует. Может быть, до сих пор размазаны и мы с Лу, и вся охрана ПСИ, а все случившееся – бомбы, встреча с Лу, и так далее, вплоть до этой самой секунды включительно – часть чистого состояния, которое в конце концов будет отброшено; часть невероятной платы, которая полагается за невероятный успех этой ночи.
Подавляя панику, я вызываю «Гипернову» и жму на «ВЫКЛЮЧИТЬ», но тут же соображаю, что это ничего не меняет. Миллиарды моих виртуальных «я» делали, несомненно, то же самое не один раз за эту ночь – но безуспешно. На мгновение меня охватывает ужас: а вдруг вообще невозможно установить, реализовался я или нет?
Глупости, это очень легко сделать. График, график! Сейчас 4:07, и если бы все шло по плану, я уже был бы сейчас схлопнут и находился бы на посту. От облегчения я разражаюсь нервным смехом. А меня там нет, и это неотъемлемая часть моего единственного прошлого, как и освобождение от мода. Сколько бы виртуальных «я» ни осталось в тисках мода верности, все они уже мертвы, а я жив.
Итак, нет причин задерживаться. Ансамбль, истинный или какой-нибудь другой, не значит для меня ровным счетом ничего.
А что касается опасностей, связанных с применением «Ансамбля», то Лу хотя и жаден, но ни в коем случае не глуп. Если он действительно все это время знал о потенциальном риске, он будет действовать предельно осторожно. Не хотелось бы доверять судьбу планеты его сомнительной ловкости – но у меня нет выбора. Если я обращусь к властям, ПСИ тут же объявит меня главным подозреваемым в установке бомб в здании; скорее всего они искренне в это верят. Что же делать? Может, послать в полицию НГ анонимное письмо: предупреждаю, что технология, способная разрушить основы нашей реальности, попала в нечистые руки...
Допустим, что Лу можно доверить мод. Но где гарантия, что никто другой не получит доступа к моду? Предположим, один из его клиентов – тех, для кого он взламывает шифры – заинтересуется его методикой, захочет работать с ним без посредников или исключить конкуренцию? Имея дело с таким крупным конспиратором, как Лу, этот клиент уже через неделю будет знать все. «Ансамбль» в руках гангстеров... или, еще хуже, «Ансамбль» в руках разведок КНР или США... Допустим даже, что они осознают меру ответственности, и планета не скатится в необратимое размазывание. Но жить в реальности, конструируемой в Пекине или в Вашингтоне? Зачем тогда вообще жить?
Рядом со мной появляется «Карен». Я в замешательстве, мне страшно, что от одного моего слова она может исчезнуть – или взорваться, распадаясь на бесчисленные воплощения. Наконец я набираюсь мужества и говорю:
– Как я рад тебя видеть. Без тебя мне было плохо.
Было ли? Память не подсказывает ничего подходящего к случаю. Ладно, главное, что без мода верности обязательно было бы плохо.
Она мрачно говорит:
– Ты завалил все дело.
– Угу.
– И что дальше?
– А что дальше? Меня ищут как террориста. Жить мне негде, у меня ничего не осталось...
– У тебя есть полмиллиона долларов.
Я качаю головой:
– Да, конечно, но...
– И ты скопировал девяносто пять процентов «Ансамбля».
– Девяносто пять процентов в данном случае все равно что ничего, – с горькой усмешкой говорю я. – Наномашины не построят ничего хорошего по девяноста пяти процентам описания мода.
– У тебя описание не одного, а двух модов.
– Как это двух?
И до меня доходит. «Ансамбль» выполняет две совершенно независимые функции – блокировку схлопывания и выбор чистого состояния. Две части мода, отвечающие этим двум функциям, могут не иметь ни единого общего нейрона. Если так, каждая часть может работать независимо от другой. Осталось только выяснить...
Я вызываю «Шифроклерка» и начинаю перерывать массивы данных. Пролистав пару десятков страниц предисловия, я вижу заголовок:
«УПРАВЛЕНИЕ ЧИСТЫМИ СОСТОЯНИЯМИ»:
НАЧАЛО РАЗДЕЛА
Я ищу следующее вхождение фразы «УПРАВЛЕНИЕ ЧИСТЫМИ СОСТОЯНИЯМИ». Пролистав несколько сот тысяч страниц, система выдает:
«УПРАВЛЕНИЕ ЧИСТЫМИ СОСТОЯНИЯМИ»: КОНЕЦ РАЗДЕЛА
(контрольная сумма: 4956841039)
/*****************************************************************/
«БЛОКИРОВКА СХЛОПЫВАНИЯ»:
НАЧАЛО РАЗДЕЛА
«Карен» говорит:
– У тебя есть полмиллиона долларов. У тебя есть половина «Ансамбля» – в «Гипернове» – и описание второй его половины. А твой опыт работы в размазанном состоянии больше, чем у любого на этой планете, не считая Лауры. И ты говоришь, что ничего не осталось?
Я качаю головой:
– Я не могу доверять своему размазанному «я» – Лаура предупреждала меня и об этом тоже. До сих пор оно играло на моей стороне, но неизвестно, как оно поступит, когда наберет достаточно сил.
– Вот как? А кому ты больше доверяешь – ему или размазанным «я» Лу и его клиентов?
Я замечаю, что меня бьет озноб:
– Неужели ты не понимаешь, что мне просто страшно? – со смехом спрашиваю я. – Ведь я мог превратиться в кого угодно. Только что я потерял то, что составляло суть всей моей жизни. Потерял мгновенно, незаметно. А мог бы потерять все что угодно. Даже тебя.
– Мое описание хранится в архиве «Аксона», – резко говорит она. – Ты всегда сможешь восстановить меня.
– Да, – говорю я и отворачиваюсь, чтобы не смотреть ей в глаза. – Да. Но я боюсь, что если потеряю тебя, то уже не захочу восстанавливать.
* * *
Многие мелкие магазинчики открываются почти с восходом солнца, и я успеваю купить себе комплект косметических наномашин и новую одежду еще до того, как улицы заполняет обычная утренняя толпа. Запершись в кабинке общественного туалета, я наблюдаю, как моя кожа постепенно светлеет от того, что наномашины разрушают почти весь защитный слой меланина. Руки и предплечья на глазах приобретают оливковый цвет, вызывающий в памяти юношеские фотографии моего дедушки, сделанные еще в двадцатом веке. Спустя час мои почки выделяют накопившиеся метаболита, и я мочусь сюрреалистической черной струей, расставаясь тем самым со своим прежним цветом кожи. Странно, но это приводит меня в такое же смятение, как и самые невероятные события последних двенадцати часов. Наверное, дело в том, что до сих пор все изменения происходили только в моем мозгу, и хотя бы внешне я выглядел так же, как всегда.Разглядывая себя в зеркале, я стараюсь сосредоточиться на практических вопросах. Опознающие программы узнают мое лицо независимо от его цвета, но теперь по крайней мере на меня не обратит внимания насмотревшийся криминальной хроники случайный прохожий.
Однако, заглянув в «НГ Таймс", я не нахожу там упоминания о неудавшейся попытке взрыва, предпринятой Детьми или кем-нибудь другим. Нет ничего похожего и в глебадьных системах новостей. Похоже, ПСИ решила не посвящать никого в случившееся. Наверное, не захотели, чтобы полиция НГ ломала себе голову, почему Дети напали именно на них.
Это меня немного успокаивает. Я по-прежнему в опасности, ПСИ наверняка пустила по моему следу десяток частных агентств, но все-таки приятно сознавать, что я не окончу свою жизнь за решеткой в качестве террориста из группы «Дети Бездны».
Я сижу в парке на скамейке, залитой – отраженным! – утренним солнцем. При помощи «Шифроклерка», «Красной Сети» и Сэтфона я общаюсь с внешним миром. Подключаюсь к экспертной системе по наномашинам, чтобы она проверила, все ли в порядке с моим описанием «Ансамбля». Очень вовремя – оказывается, что надо не только выбросить весь второй раздел, но и поправить кое-что в предисловии, чтобы наномашины поняли, что речь идет не о двух модах, а об одном. Нанотехника – дело непростое.
Стерев напоследок раздел об охране авторских прав, я копирую готовую спецификацию из буферов «Шифроклерка» на чип, который уже можно отдавать в работу. По справочнику нахожу ближайшего изготовителя модов. Фирма называется «Третье полушарие» и находится в каком-нибудь километре отсюда.
Здание в конце унылого тупика доверия не внушает, но, войдя внутрь, я сразу замечаю синтезатор – настоящий «Аксон», во всяком случае, фирменный знак разрешения на производство выглядит правдоподобно. Женщина, которая принимает заказы, вставляет чип в оценивающую машину:
– Тридцать тысяч долларов, – говорит она. – Наномашины для вашего мода будут готовы через две недели.
От экспертной системы я узнал, что синтез мода потребует не более восьми часов. Значит, остальное время приходится на ожидание в очереди. Я говорю:
– Пятьдесят тысяч. Но выполните заказ сегодня, к десяти вечера.
Подумав, она говорит:
– Восемьдесят тысяч – и к девяти.
– Согласен.
* * *
Я покупаю пистолет. Точно такой же лазер, как тот, что отобрали у меня сегодня утром. Оружие – одна из вещей, за которыми в НГ следят серьезно. Это отражают цены черного рынка – мне приходится выложить пятьдесят семь тысяч, тройной тариф. Щедрость Лу смущает меня по-прежнему, но теперь я понимаю, что ему было выгоднее помочь мне как можно быстрее покинуть город, чем рисковать, что я выдам его Ансамблю. А сумму гонорара за взламывание кода он, разумеется, преуменьшил раз в десять, если не в сто.Мне надо где-нибудь остановиться, но отели слишком пронизаны компьютерными сетями. В поисках жилья я провожу почти весь день, но в конце концов снимаю маленькую квартирку в не слишком зачуханном районе на юго-западе. Соответствующая доплата снимает проблему с паспортом. Когда агент вручает мне ключи и уходит, я валюсь в постель. Сотрясение мозга начинает давать знать о себе – бороться со сном все труднее.
«Карен» говорит:
– Итак, с чего начнем? Какую опасность надо предотвратить в первую очередь?
Я вздыхаю:
– Ты сама понимаешь, что это безнадежно. Лу наверняка уже имеет не меньше десяти копий описания.
– Конечно. Но доверит ли он их кому-нибудь, или предпочтет спрятать? – Комната постепенно расплывается у меня перед глазами, но образ Карен остается совершенно четким. Зажмурив глаза, я пробую сосредоточиться:
– Не знаю. Во всяком случае, он не отдаст их членам Канона. Скорее всего он скажет им, что операция сорвалась – если вообще увидится с ними.
– Значит, не исключено, что он по-прежнему единственный, кто имеет доступ к описанию?
– Да. Конечно, если не считать той фирмы, которой он заказал изготовление мода для себя. Если он планирует самостоятельно заниматься взламыванием шифров за деньги, ему надо установить «Ансамбль» в своей голове и научиться с ним обращаться.
– Как называется фирма?
– Не знаю. – Я заставляю себя снова подняться на ноги. Пол подо мной покачивается, но через секунду приходит в равновесие. – Но кажется, я знаю, как это выяснить.
* * *
Мне везет. Лу поддерживает связь со второсортными фирмами нанотехники через своего прежнего, известного мне посредника. Это владелец лавки, где я когда-то получил «Гипернову». Для вида поломавшись, он быстро сдается перед все теми же неотразимыми аргументами. При таких расходах я через пару дней останусь без гроша, но ничего не поделаешь, надо ловить попутный ветер. Он говорит:– Сегодня утром я отправил оба пакета с курьером в «Неомод». Примерно в семь утра. Клиент заплатил за срочность – заказ должен был быть выполнен к двум часам. Но работу ко мне не присылали, клиент позвонил в двенадцать и сказал, что сам заберет ее прямо с фабрики.
– Что значит «оба» пакета? Сколько модов он заказал?
– Только один мод, но он приложил к заказу свой собственный носитель для наномашин. Это очень необычно, но... – Он пожимает плечами.
«Необычно» – это мягко сказано. Стандартная Еndamoeba не способна жить дольше нескольких минут вне специальной культуры, в которой она поставляется. Строение амеб намеренно сделано таким, что они не могут существовать без определенного энзима, который в природе не встречается. Это свойство вместе с некоторыми другими конструктивными особенностями гарантирует, что амеба погибнет, едва успев проникнуть сквозь слизистую оболочку носа пользователя. Шансы «заразиться» модом не больше, чем шансы забеременеть от мужчины, который спит со свой подругой в соседней комнате.
Нестандартный носитель может понадобиться только для одного – чтобы можно было установить мод тому, кто этого не хочет.
Но это абсурд! Если Лу хочет заняться взламыванием шифров, зачем ему устанавливать мод своим сообщникам, да еще против их воли?
– А что это за нестандартный носитель?
Он качает головой:
– Не знаю. Он купил его в другом месте, а я только отослал на фабрику вместе с чипом.
– На флаконе было что-нибудь написано? Фирменный знак? Название?
– Флакона я не видел. Он был запечатан в маленькую черную коробочку, а на ней ничего не было.
– Маленькая черная коробочка?
– Да. Без маркировки... только крошечная синяя лампочка на крышке. – Он пожимает плечами: странная деталь, конечно, но ему-то какое дело... – Коробочку принесли отдельно, раньше, чем описание мода. Вчера днем.
Порывшись в карманах, я вынимаю и показываю ему свой пропуск в ПСИ. Прищурившись, продавец рассматривает мою фотографию, потом говорит:
– Да, это он принес. Южанин. По-моему, он.
Обесцвеченный оригинал, находящийся перед ним, явно не вызывает у него никаких ассоциаций.
Я пробираюсь сквозь толпу, запрудившую улицы в час пик. Иду куда глаза глядят. Endamoeba должна была размазаться в совокупность всех возможных мутаций, как бы трудно ни было их получить обычным путем. В коробочке должно было быть достаточно биоэлектроники для того, чтобы проверять полученную породу на необычные свойства, которых хотел добиться Лу, и дать сигнал в случае, если простейшие выдрессированы так, как он того желает. А я-то клюнул на его вранье о шифрах и суперкомпьютерах, и в блаженном неведении выбрал состояние, где загорелась лампочка. Но что же за порода получилась в результате? И зачем она ему? Какую выгоду можно отсюда извлечь?
Впрочем, почему я считаю, что истинный Ансамбль в понимании Лу имеет какое-то отношение к деньгам? Потому, что он заплатил мне полмиллиона долларов? Потому, что он покорно «признался», что в коробочке – суперкомпьютер для взламывания кодов? Что ж, без денег тут не обошлось, ведь он должен был каким-то образом оплачивать все расходы. Но если деньги не цель, а только средство, то средство для чего? Допустим, что он все-таки не сумел вывернуть затянутый у него в сознании узел так, чтобы превратить его в простую человеческую жадность. Тогда какую же квазирелигию он выстроил для себя на самом деле?
Если он с самого начала знал, что представляет собой Лаура, зачем был создан Пузырь, чем именно грозит размазывание...
Я резко останавливаюсь посреди улицы, не обращая внимания на толкающих меня пешеходов. Это так просто – представить себе, что делал бы я, если бы события происходили в другом порядке. Если бы мне пришлось решать для себя, что такое подлинный Ансамбль, уже зная всю правду о Лауре.
Прародитель Лауры умер – схлопнулся – в акте сотворения ее, словно некое божество, жертвующее собой, становясь женщиной. Она же, размазываясь, становясь из женщины – божеством, со всей ясностью показала нам, как можем и мы прекратить схлопывание и вновь обрести нашу божественность, вновь войти в суперпространство.
Я не знаю, какое воспитание получил Лу. Если он вырос в НГ, он может быть даосом, буддистом, христианином или таким же атеистом, как я. Но это скорее всего не имеет значения. Мощное впечатление от истории Лауры в сочетании с безусловным приказом мода верности рассматривать работу Ансамбля как важнейшее дело на свете привело бы любое сознание в тот же грозный резонанс.
И любому сознанию с ослепительной очевидностью открылось бы, в чем именно должна состоять работа Ансамбля.
Я беспомощно озираюсь по сторонам. На город спускаются сумерки. Мимо меня протискиваются люди, усталые, напряженные, полные собственных забот. Мне хочется схватить их за плечи, встряхнуть хорошенько, заставить оглянуться вокруг.
Если я прав, то Лу мог придать своему носителю наномашин нечувствительность к внешним условиям, способность заражать через воздух и стремительно размножаться – как раз те свойства, которых изо всех сил старались избежать, конструируя стандартный носитель. Он мог бы сделать его идеальным средством, чтобы осчастливить все человечество тем бесценным даром, который принесла ему Лаура.
Но кого я могу предупредить?
Кто поверит мне? В здравом уме – никто. Нейромодовая чума – явный продукт фантазии параноика. Сами по себе наномашины хрупки и не способны никого «заразить». Более того, их работа невозможна без теснейшей связи с многочисленными и весьма специфическими механизмами изуродованной биохимии носителя. Из-за этого даже самые изощренные нелегальные носители способны существовать не более часа – достаточно для инфицирования отдельных индивидуумов, но отнюдь не для эпидемии. Специалисты всегда были едины в том, что мало-мальски «заразный» носитель потребовал бы создания специально приспособленных к нему наномашин, а это уже работа, сравнимая по объему с созданием самой нанотехнологии. Никакие террористы и религиозные секты на такое не способны, и даже правительство не могло бы вести эти работы в полной тайне.
А что касается того, чтобы некий одиночка у себя в гараже получил острозаразный штамм носителя, совместимый со стандартными наномашинами, то вероятность этого, конечно же, не больше, чем вероятность... наугад разложить на простые сомножители миллионозначное число.
Толпа вокруг меня постепенно тает, небо становится совсем темным. Все в мире идет, как всегда. В конечном счете все всегда приходит в норму. С двух часов мод находится в распоряжении Лу. Вполне возможно, что он уже начал распространять его. Сколько времени на это уйдет? Ему придется сделать одну небольшую коррекцию по сравнению с модом, установленным у По Квай: подавление схлопывания будет выполняться автоматически, а не по желанию пользователя. У ничего не подозревающих пользователей выбора не будет. Много ли времени понадобится размазанным «я» десяти тысяч или ста тысяч человек, чтобы научиться подавлять схлопывание остальных жителей города? И размазанных «я» сразу станет двенадцать миллионов, а тогда...
Взглянув на небо, я вдруг замечаю крошечную светлую точку над последними отсветами заката. Добрых десять секунд я не могу отвести от нее взгляд, пока не соображаю, что это всего лишь Венера.
* * *
Женщина в «Третьем полушарии» недовольно смотрит на меня и говорит:– Еще рано. Приходите через два часа.
– Ускорьте работу. Я заплачу.
Она смеется:
– Процесс ускорить невозможно, сколько бы вы ни заплатили. Синтезатор уже запрограммирован и строит ваши наномашины.
«Невозможно?» А если я заплачу ей, чтобы она оставила меня один на один с синтезатором, потом размажусь и не буду схлопываться до тех пор, пока не окажется, что «Ансамбль» установлен у меня в голове, что и даст мне в конечном счете возможность выбрать всю эту последовательность событий так, чтобы она занимала «невозможно короткое» время? При этом нет опасности, что машина в спешке сделает неисправный мод: ведь если бы он оказался неисправным, чудесное ускорение просто не состоялось бы.
Или все-таки могло бы состояться? Например, при совсем незначительном дефекте, который сразу не проявится? Глядя на бесшумно работающую машину, чем-то удивительно похожую на автомат по продаже газированной воды, я склоняюсь к мысли, что лучше подождать. Она оперирует на молекулярном уровне, где уже действуют квантовые неопределенности, и я не хочу усиливать их до такой степени, чтобы на выходе мог получиться любой мыслимый результат. «Ансамбль» – мой единственный шанс найти Лу вовремя, и я не могу рисковать этим шансом.
– Я подожду на улице, – говорю я. – Позовите меня немедленно, как только...
Женщина озадаченно пожимает плечами:
– Вы прямо как молодой папаша в роддоме.
* * *
Надо бы включить настройку, войти в сторожевой режим, и время пройдет незаметно. Но что-то в душе отчаянно противится этому как безответственному, эскапистскому шагу, как чему-то крайне неестественному...Эти доводы настолько чужды мне, что я прислушиваюсь к ним как будто со стороны, скорее ошеломленный, чем испуганный. Последнее схлопывание непостижимым образом избавило меня от мода верности – легко допустить, что во мне изменилось и многое другое. Вероятно, усиливающееся отвращение к нейронным модам неизбежно или почти неизбежно при стремлении вырваться на свободу.