– А ты, Борька, мало изменился, - сказала она.
   – Ну и ты тоже, - буркнул Моржов, не зная, чего сделать.
   Стелла прямо обдавала жаром. Если бы Моржов тоже протянул руку и оголил Стелле грудь, Стелла бы и не шелохнулась. Впрочем, пламя, одевающее мерцои-да, и так сползло с плеча, обнажая медное тело - как у инопланетянок-роботов с китчевых обложек фантастики.
   В ответ на слова Моржова Стелла только усмехнулась - понимающе и умудренно. Дескать, тебе, юнцу, всё равно не понять тех бурь, сквозь которые я прошла.
   – Ты что, до сих пор считаешь, что все люди созданы для тебя, а ты создан только для свободы? - спросила Стелла.
   – А что, я так считал? - глупо спросил Моржов.
   – Знаешь, я долго пыталась понять, на кого ты похож. И поняла. На Ясона, - сказала Стелла с таким видом, будто Моржов, разоблачённый, должен тотчас выхватить кинжал (тот самый, отравленный) и заколоться.
   Похоже, что Стеллу, как и Юльку, тоже тянуло поставить над «i» вторую точку. История расставания Моржова и Стеллы, конечно, была обычной, не раз описанной в мировой литературе, хотя опознать цитату Моржов тогда не смог - хрен угадаешь, что Стелла читала на кипрском пляже? Но значимость этой истории Моржов оценил лишь в контексте своей жизни. Стелла и Юлька оказались запараллелены не только хронологией его юности.
   Обе любовные истории были отыграны по одному алгоритму… Сначала Моржова провоцировали - Юлька на домогательства, а Стелла на жизненную позицию. Потом наставал момент истины, когда нужно было принимать решение: Юльке - отдаваться Моржову, а Стелле - отказывать Сочникову. Выбор в пользу Моржова никаких дивидендов, кроме самого Моржова, не приносил, но Моржов был сомнительным дивидендом. Отказ от Моржова приносил пользу: Юльке - чувство собственного достоинства, Стелле (кроме Кипра и квартиры) - чувство собственной незаурядности от верно подобранной цитаты.
   Но кидать Моржова было как-то неловко. Однако если посчитать, что Моржова никто не провоцировал, а он сам, в силу своего паскудства, домогался до Юльки и ничего не сделал для Стеллы, то Моржов получался подонком, кинуть которого не жалко. Более того, не только не жалко, а даже нужно - для самоуважения. И Юлька со Стеллой Моржова кинули, сохранив чувство своей правоты и справедливости. Правда, перемена, ради которой они кидали Моржова, по мнению того же Моржова, превращалась просто-напросто в ТТУ. Иначе с чего это было появляться мерцоидам?
   – На Ясона я похож? - не поверил Моржов. - А я думал - на Чичикова. И вообще, при чём здесь эти древнегреческие ассоциации?… Кстати, для Медеи, зарезавшей своих детишек, ты живёшь слишком комфортно.
   Стелла засмеялась и укоризненно потрясла голову Моржова за волосы так, что Моржов едва успел подхватить очки.
   – А я ведь именно такого и люблю тебя, - легко призналась Стелла. - Бродягу, художника, поэта…
   Моржову стало неловко в собственной шкуре.
   – Я сразу понимала, что в жизни ты своего добьёшься. - Стелла словно бы после игры в прятки признавалась, что изначально видела, где спрятался Моржов, но изображала, что не видит, лишь бы игра оставалась увлекательной. - Но боги мои, как же тяжело с тобой было!… О том, каково мне, ты думать не хотел.
   – Зато сейчас и не надо, - сказал Моржов, с трудом собирая мысли, чтобы сориентироваться в ситуации.
   – Не надо, - тепло и многообещающе подтвердил мерцоид, шевельнув перламутровыми губами.
   По гостиной вдруг пронеслись световые блики - это открылась стеклянная дверь холла, метнув солнечные отражения. В гостиную вошёл Сочников и удивлённо уставился на Моржова, подслеповато щурясь. Моржов и Стелла не шевельнулись, однако Моржов почуял, как Стелла из огненной вмиг сделалась просто медной - будто в печке закрыли заслонку. Но пламя не погасло.
   – Э-э… Денис? - узнал Моржова Сочников и сутуло пошёл к Моржову, протягивая руку для рукопожатия. - Сколько лет, сколько зим!…
   – Борис! - поправила Стелла, поджав губы. Моржов приподнялся и пожал Сочникову руку.
   – Да-да, конечно, Борис, - виновато пробормотал Сочников и отвернулся к бару, выискивая третий фужер.
   Сочников был всё таким же худым и перекошенным. Но сейчас Моржов отметил, что Сочников, оказывается, весьма симпатичный и представительный мужчина. Моржов понял это потому, что, оказывается, он сравнялся с Сочниковым. Раньше он был пацан, а Сочников - дядька. Теперь оба они были мужиками. Сочников нашёл фужер и налил себе вина.
   – На жаре лучше бы белого… - пробормотал он.
   – Дай мне посидеть со старым другом! - недовольно сказала Стелла. - У тебя дел, что ли, нету?
   – Да-да, конечно, - спохватился Сочников, поставил нетронутый фужер на столик и пошёл к лестнице на второй этаж. - Прошу прощения, Борис, - издалека поклонился он и взбежал наверх.
   – Странно… - сказал Моржов. - Мне один мальчик рассказывал про своего друга… Говорил: «Я с ним не виделся пять лет, тогда он был старше меня на три года - ну, теперь, наверное, меньше…».
   Стелла не отвечала, тихонько раскаляясь обратно.
   Моржов приподнялся и тоже поставил свой фужер на столик, словно занял одну позицию с Сочниковым. Похоже, как и Сочников, он мог взять Стеллу хоть сейчас. Мерцоид был горяч, мягок и готов к употреблению. Но Моржов протрезвел.
   Он и тогда, после разрыва, протрезвел быстро, хотя долго ещё анализировал ход событий и искал ту маленькую дырку, через которую всё вывернулось наизнанку. А точнее, не дырку, а психологический механизм смысловой конвертации. Ведь девки - что Юлька, что Стелла - ничуть не врали сами себе, жили по своей правде, а выгода и жажда удобств были задействованы лишь косвенно. Юлька не получила вообще никаких выгод, а Стелле все удобства быстро приелись - не случайно же она пошла работать в школу, хотя так откровенно потешалась над подобной возможностью. Однако всё было не зря, и никто из девок к Моржову не возвращался, даже когда на то имелась возможность. Значит, что-то такое недевальвируемое девки всё-таки урвали. И для Моржова в этой истории оставались нераскрытыми две тайны: а) что получили девки в результате рокировки? б) каков механизм действия их преобразователя реальности?
   Но свою реальность Моржов преобразовывать не хотел, а потому подчёркнуто сухо спросил:
   – Так как насчёт сертификатов?
   Стелла откинулась на спину, распрямляя плечи, и загадочно улыбнулась. На её блузке сквозь ткань видны были острые соски.
   – А с чего это я сама буду тебе давать? - лукаво спросила Стелла тоном благосклонной королевы. - Приди и возьми.
   Моржов едва не подпрыгнул. Он узнал цитату!… А и вправду: ничего ведь не изменилось. Раньше было «Сами придут и сами всё дадут», теперь - «Приди и возьми». Похоже, последняя прочитанная Стеллой книга была по античной культуре.
   – То есть? - уточняющее спросил Моржов.
   – То есть сам приди и сам у меня всё возьми, - со значением повторила Стелла.
   – А сама дать ты не хочешь?
   – Сама - не хочу, - согласилась Стелла. - Ты же хулиган. И нахал. Тогда лезь через забор и в окно. Когда-то ты залезал ко мне в окно. Я помню. Я даже ждала этого несколько лет снова, а ты не лез. Теперь лезь.
   – А ты будешь ждать?
   Стелла убрала с лица прядку волос, глядя в потолок.
   – Не слишком ли ты заботишься о своих удобствах? - независимо спросила она, но мерцоид шевельнул перламутровыми губами: - Я оставлю окно приоткрытым…
   Моржов хмыкнул, в соответствии с образом нахала без компании накатил полный фужер, поглядывая на Стеллу. Стелла полулежала на диване, скрестив ноги. Медово лучась под взглядом Моржова, она медленно закинула левую руку себе за голову, а правую невесомо переместила на живот, чуть прикрыв ладонью лоно. «Тициан», - сразу определил цитату Моржов, хотя Стелла, наверное, знала тициановскую Афродиту лишь как иллюстрацию к прочитанной книжке.
   Моржов понял, что он попёрся на охоту в незнакомый лес на горе Пикет, но оказалось, что в этом лесу охотится не он, а на него. Он не имел ничего против позы «женщина сверху», но только в качестве дополнения, а не основной. Да, он был бы только рад соблазнить Стеллу, чтобы получить сертификаты. Но не соблазняться за сертификаты самому. От перемены мест этих слагаемых сумма менялась кардинально. И ещё тревожил память финальный взгляд Сочникова от лестницы - столько в этом взгляде вдруг просквозило муки, тоски и мольбы о пощаде. Счастья со Стеллой у Сочникова, видать, не получилось. Моржов мог сделать человека несчастным, но пользоваться уже готовым несчастьем не мог. То есть он мог украсть и съесть чужую колбасу, но не мог есть украденное другими. И ему стало скучно.
   Стелле тоже было скучно. Однако Моржов заскучал конкретно сейчас, а Стелла - вообще здесь. Ей показалось очень интересным заиметь здесь в любовники известного (пусть и не всем) художника. Примерно так же, как в давние времена, когда она собиралась выйти замуж и изменять Сочникову с Моржовым. А Моржов давно уже ушёл из терроризма в политику. Он хотел рулить сам, а не поворачиваться, как прикажут. И он слишком нервничал, когда вдруг ощущал чужие железные пальцы на своём мужском достоинстве. Моржов догадался, что по тому сценарию, что он разработал, сертификатов ему от Стеллы не получить.
   Он тотчас вскочил с видом услужливого болвана.
   – Идёт! - плотоядно и воодушевлённо сказал он. - Тогда сейчас я сваливаю! А ты положи сертификаты под матрас!
   – Положу, - пообещал мерцоид.
   «И стереги их там до второго пришествия», - мысленно добавил Моржов.
   Поздно вечером, когда дети уже спали, на веранде под навесом сидели Моржов, Щёкин, Розка и друиды. Щёкин пил пиво, остальные - чай. Розка навалилась на стол грудью, подперла кулачком скулу и тоскующе оглядела окрестности.
   – Моржов, - сказала она, - почему у нас везде такой срач?
   Моржов тотчас приложил к очкам бинокль и обозрел берег Талки. В сумерках среди белёсых камней и голубоватой травы валялись тёмные обломки досок, блестели под луной мятые пивные банки, кляксами чернели какие-то рваные пакеты и пузырились мутные пластиковые бутылки, словно дохлые рыбы. Этот мусор Талка накидала на берег в половодье.
   – Это не я намусорил, - сразу отвёл от себя подозрения Щёкин. - Чтобы столько напить, я зарабатываю слишком мало. Позор правящему режиму! В рот МРОТ! Кровавые палачи!
   – Давайте приберёмся, - меланхолично предложила Розка.
   Друиды оживились и оба уставились на Моржова.
   – Начальник, по стольнику на каждого - и мы всё выдрочим! - заявил Чаков.
   – А ещё по стольнику - и траву везде скосим, - добавил Бязов.
   – Мужики, вы чего к нам присосались? - недовольно поморщилась Розка. - Идите бухайте в другом месте… Борька, надо нам самим уборку территории провести.
   – Ты сможешь запрячь упырей? - не поверил Моржов.
   – Я же методист по массовым мероприятиям, - покровительственно улыбнулась Розка.
   – Одно очень приятное массовое мероприятие со мною ты так и не смогла провести…
   – Иди в пень, надоел. Я о деле говорю.
   – Ладно, - вздохнув, согласился Моржов. - Мужики, бизнес, значит, такой: достаньте нам в аренду десять граблей. По червонцу за штуку. Сможете?
   – О чём речь, начальник! - отодвигая стаканы, обиделись друиды. - Мы здесь родились!…
   Их мотоцикл стоял за корпусом. Моржову показалось, что из-за угла уже доносится сдержанное клокотание: от нетерпенья друидов мотоцикл завёлся сам собой.
   – Значит, решено: завтра - капитальный шмон! - плотоядно сказала Розка.
   – Никогда не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра, - пробурчал Щёкин.
   Утром Розка выкатилась из корпуса свежая и румяная, как наливное яблочко. Моржов всегда изумлялся способности женщин столь самозабвенно радоваться жизни. Сам же он вышел на свет, словно солдат из окопа - весь искусанный комарами и помятый. «Завтра, блин, еду в Ковязин и покупаю фумигатор!» - клялся он самому себе.
   Друиды привезли грабли, и Костёрыч уже скрёб землю возле умывальников. Соня и Милена не выходили из кухни. Завтрак проходил с участием лишь Розки и Щёкина, поутру обычно молчаливого. Зато Розка, расколупывая стопу пластиковых тарелок, искрила энтузиазмом и многообещающе намекала упырям на нечто особенно интересное, приготовленное на сегодня. Охапка граблей за углом корпуса навевала упырям нехорошие предчувствия, и упыри сидели мрачные.
   – Ребята! - наконец объявила Розка за чаем. - Сегодня мы с вами устроим субботник!
   Упыри чуть не попадали со скамейки, а Моржов захлебнулся сигаретой. Розка, видимо, не подозревала о новом смысле слова «субботник». А упыри - уличные паца - конечно, знали этот смысл. Причём про старое, советское значение слова «субботник» им никто никогда не рассказывал. Тем более уличные паца знали и Сергача-сутенёра, Розкиного мужика. Субботник - это когда менты решают расслабиться, требуют у подконтрольных сутенёров девочек, бухают и трахают шлюх: бесплатно и по беспределу.
   Казалось, что упыри готовы шарахнуться во все стороны как можно дальше от Троельги. Но ситуацию спас Серёжа Васенин.
   – Роза Дамировна, - укоризненно сказал он, - это ведь только при Советском Союзе рабочие на заводах работали в выходной на субботниках, а деньги перечисляли голодающим детям…
   Упыри облегчённо загомонили.
   – Ну, вы ляпните так ляпните… - отходя от столбняка, уважительно заметил Розке Гершензон.
   – Да что вы, мальчишки, честное слово? - задорно ответила Розка, ничего не почуяв. - Вам нравится в лагере?
   – Ничо так, - неохотно согласились упыри.
   – Голодом не кормят, - поразмыслив, согласился и Гершензон.
   – Но вы посмотрите вокруг - сколько мусора! А лагерь - наш дом! Давайте же все вместе дружно приберёмся в своём доме! Кому же из вас нравится жить на свалке?
   Упыри завертели головами, удивлённо оглядывая окрестности. Было ясно, что сравнение лагеря со свалкой им в головы не приходило никогда. В Троельге для них всё было как везде.
   – У меня дома в комнате ещё хуже, - недоверчиво пожал плечами Гершензон.
   – А вот я согласна принять участие в субботнике! - заявила Наташа Ландышева.
   Упыри бешено заржали, а Наташа и бровью не повела.
   – Вот Дерьмовочку и забирайте на субботник! - крикнул Гершензон.
   – Обезьяны пускай живут как хотят, а девушка должна жить в чистоте, - независимо пояснила Наташа.
   – Правильно! - воскликнула Розка. - Субботник - он для нас!
   Упыри со смеху повалились друг на друга. Только Ничков сохранил вертикальное положение. До него наконец-то дошло, и он вдруг страшно разгневался.
   – Чо, работать?! - завопил он. - Мусор убирать? А мы, что ли, мусорили? Кто мусорил - тот пусть и корячится! Я за всяких уродов работать не обязан!
   – Мы вообще на отдых приехали, - вставил Гершензон.
   Упыри тотчас заорали, словно бы весь год они пахали, как негры на плантациях, ради драгоценных мгновений летнего отдыха, а вот теперь у них отбирают и это скудное счастье.
   – Так ведь для себя же!… - убеждала Розка. - Это же не труд - если весело, если с песней!…
   – Вы сама и пойте! - вопили упыри. - Мы не знаем песен! Мы петь не умеем!
   – Владимирский централ, ветер северный… - утробно завыл Чечкин.
   – Брилыч калдырям за каждую фигню деньги платит, а нам бесплатно вкалывать? - добавлял жару Гершензон.
   Моржов тихонько ухмылялся. Употреблением слова «субботник» Розка могуче расширила для упырей поле свободы и теперь пожинала неожиданные для себя плоды. Розка смотрела на взбесившихся упырей в полном обалдении. Её пионерский энтузиазм уже выглядел кустом акации, по которому сечёт ливень.
   Гонцов нырнул под стол, и там вдруг оглушительно грохнуло. Розка подпрыгнула. Упыри завизжали от восторга. Щёкин, вздохнув, бросил сигарету, нагнулся и за шкирку выволок из-под стола Гонцова, в руках которого были зажигалка и вторая дымящаяся петарда. Щёкин вырвал петарду у Гонцова и бросил её под ноги упырям. Взрыв скинул упырей со скамейки.
   – Всё, хорош, - глухим, низким голосом сказал Щёкин. - Поизгалялись, и будет. А ща грабли в руки и за работу.
   Он говорил с брезгливо-утомлёнными интонациями. Моржов думал, что бунт упырей не унять, но упыри, галдя, подчинились Щёкину, разобрали грабли и побрели на берег. Моржов не мог найти объяснения такому послушанию.
   Щёкин взглянул на Розку.
   – Я пойду гребсти под окнами, - предупредил он. - Мне оттуда всех видно. Но ты уж дальше сама…
   Розка мгновенно оправилась от замешательства, насмешливо фыркнула Щёкину и помчалась вслед за упырями. Моржов докурил и пошагал за Розкой.
   На берегу, столпившись кучей, упыри беспорядочно ворошили граблями гальку друг у друга под ногами.
   – Ребята!… - налетела Розка. - Надо распределить участки!…
   Моржов приложил к очкам бинокль и стал смотреть на Розку. Розка была в резиновых сапожках, трико и футболке. Лифчика она явно не надела, но, туго накаченная энтузиазмом, казалась целиком отлитой из резины - от движений у неё даже груди не прыгали.
   Упыри принялись граблями очерчивать вокруг себя кривые круги - обозначали свои участки. Они походили на учетверённого Хому Брута, который неохотно оборонялся от симпатичного Вия.
   – Нет, не так!… - усердствовала Розка. - Надо вот так!…
   Розка побежала по берегу, сапогом отшаркивая по земле разделительные линии. Ничков тотчас бросил грабли и пошёл за Розкой, шагами придирчиво измеряя равенство участков. Серёжа Васенин сразу принялся за работу. Наташа Ландышева черенком своих граблей взрыла глубокую борозду, строго определяя свои границы. На пути её черенка попалась пластиковая бутылка, и Наташа хладнокровно столкнула её на соседний участок.
   Запыхавшаяся Розка вернулась к Моржову. Моржов посмотрел на Розку - румяную, разгорячённую, довольную - и сразу представил её таковой после секса. Но мерцоид не появился. Видимо, трудовой порыв вовсе не способствовал его формированию. Сейчас ожидание Моржовым мерцоида от Розки было равносильно тому, если б Рабочий из знаменитой скульптурной группы ожидал поцелуя от Колхозницы.
   – А теперь, ребята, объявляю соревнование! - звонко закричала Розка. Упыри хмуро оглянулись. - У кого мусорная куча будет больше, тот получит приз: самый большой кусок торта!
   Торт в кухоньке стряпали Милена и Сонечка. Моржов видел, как они накрошили печенья и замесили его со сгущёнкой.
   – Призом и наградой должно быть чувство наибольшего удовлетворения от проделанной работы, - вполголоса назидательно сказал Моржов Розке. - А ты им про материальные блага…
   – Иди в пень, - не оборачиваясь, быстро ответила Розка. - И вообще, иди тоже греби.
   Упыри обдумали Розкино обещание.
   – Лучше бы денег заплатили! - крикнул Гершензон.
   – Зажритесь своим тортом! - плачуще завопил Ничков, словно его обманули. - Пускай его ваша Дерьмовочка лопает!
   – Мне торт! - заорал Чечкин и принялся неистово орудовать граблями. - Да я вам за секунду тут всё уберу!
   А Гонцов молча сидел за большим валуном, и там что-то тихо дымилось.
   Серёжа Васенин скрёб старательно и педантично. Наташа Ландышева, словно танцуя, ходила по своему участку на пуантах и внимательно вглядывалась в землю. Она предпочла прибираться точечно. Время от времени она прицеливалась граблями во что-то мусорное и перекидывала банку или бутылку на участок Серёжи - будто играла в гольф.
   – Веселее, ребята, веселее! - не унималась Розка. - Толстый торт ждёт победителя! А ну-ка, кто у нас удостоится звания Великого Чистильщика? Мусор - наш враг! Сделаем чистым свой дом - чище будет планета! Мусор, убирайся вон! Эскадрон истребителей мусора объявляет войну бутылкам и банкам!…
   Розке, похоже, казалось - как ди-джею, - что если она замолчит, то произойдёт жуткая катастрофа. От Розкиных воплей у Моржова уже звенело в голове. На углах участков потихоньку появлялись безобразные груды мусора.
   – Гонцов, а где твой мусор? - жизнерадостно спросила Розка.
   – А я его сразу жгу, - издалека ответил Гонцов. За его камнем дымилось всё гуще и уже завоняло палёным пластиком. - Мне торт не нужен.
   – А тебе, Дерьмовочка, тоже торт не нужен? - злобно крикнул Ничков Наташе.
   – Сам ты Дерьмовочка. А торты я не ем, - независимо ответила Наташа. Свой мусор она продолжала кидать Серёже Васенину.
   Гершензон распрямился с граблями в руках, как с винтовкой.
   – Тогда делись своим мусором со всеми! - закричал он. - Чего ты его только одному Пектусину отдаёшь?
   – Делись! - запоздало спохватился Чечкин.
   – Буду я ещё ерундой заниматься, - ответила Наташа и носочком перекинула новую бутылку в кучу Серёжи.
   – Паца, Пектусин у нас мусор ворует! - завопил Чечкин.
   – Тебе мусор не нужен, а нам нужен! - заявил Гершензон.
   Ничков решительно пошагал к куче Серёжи Васени-на и ногой отгрёб часть мусора в сторону.
   – А мне?… А меня?!. - поразился Чечкин.
   Он отшвырнул свои грабли, помчался к Серёжиной куче и рухнул на неё грудью, подгребая мусор под себя.
   – Ты чо столько берёшь? - возмутился Ничков, вцепляясь в спину Чечкину. - Сыпь половину обратно!
   Возле них уже каким-то образом оказался Гонцов.
   – Колобашки!… Колобашки!… - тараторил он, выдёргивая из кучи пластиковые бутылки. - Я из них на костре колобашки выплавлю!…
   Гершензон подбежал и с размаху вонзил в Серёжину кучу грабли, отодвигая ими Чечкина. Чечкин заорал. Ничков выпустил его и кинулся к Гонцову, принялся выдёргивать бутылки у Гонцова из рук. Гонцов заслонялся плечами, вертелся, верещал.
   – Живо положил на место! - рычал Ничков. - В башню дам!
   Гершензон граблями потащил мусор на свой участок. Чечкин вцепился в грабли и поволокся по земле. Гонцов споткнулся об него и повалился на спину. Ничков коршуном упал на Гонцова, отбирая бутылки и швыряя их в разные стороны.
   – Ребята, вы чего?… - растерянно бормотал Серёжа Васенин. - Всем мусора хватит… Берите сколько хотите…
   Розка уже спешила к схватке, из которой во все стороны летели бутылки и банки.
   – Мальчики, всем торта достанется!… - увещевала она.
   – Я тебе, сука, этот торт в жопу забью! - уже рыдал Гонцов, тыча кулачишком в скулу Ничкова.
   Наташа Ландышева смотрела на разгорающуюся драку издалека. Она упёрла руки в пояс и, расправив плечи, делала торсом гимнастические повороты.
   Свалка слегка переместилась набок, и грабли в руках Гершензона треснули. Гершензон поднял обломанный черенок и изумлённо посмотрел на его щепастый кончик.
   – Падлы… Грабли сломали… - потрясённо прошептал он.
   – Уй-я-а-а!… - визжал Чечкин, придавленный дерущимися Ничковым и Гонцовым.
   Ничков вырвался от Гонцова, которого сзади уже бил по голове бутылкой измятый Чечкин.
   – Нате вам ваш мусор! - прохрипел Ничков. Стоя на коленях, он начал хватать мусор из кучи руками и швырять его в Гонцова и Чечкина.
   – Чо в меня-то!… - закрывался Гонцовым Чечкин. Подбежала Розка и принялась ловить Ничкова за руки.
   – А ты чо смотришь, урод! - напал Гершензон на Серёжу Васенина. - Паца, бей Пектусина!…
   Он размахнулся обломком своего черенка. Серёжа в ужасе отшатнулся. Палка просвистела мимо него и врезала Розке поперёк задницы. Розка ахнула, выгнулась дугой, схватившись обеими руками за ягодицы. Гершензон от страха присел и в полуприседе стреканул прочь с поля боя, задымлённого костром Гонцова.
   Моржов и Щёкин вклинились в драку с двух сторон. Субботник закончился.
   На лавочке рядом с Моржовым сидела кошка. Она обернула себя хвостом и напоминала полосатую амфору. На Моржова она не смотрела, но в её облике явственно читалось предупреждение: если Моржов поведёт себя некорректно, она более не сочтёт возможным находиться рядом с хамом.
   Моржов вёл себя корректно. Полчаса назад он позвонил Сергачу и теперь смиренно ждал, когда ему привезут девчонку. Сауна уже была выкуплена. Та же самая сауна, в которой он так нелепо и некрасиво сцепился с пьяной Алёнушкой.
   Моржов произвёл подсчёты и с изумлением убедился, что у него уже три недели не было женщины. Да - мерцоиды, да - Розкина задница и Сонечкины титьки, но более - ничего. Самое удивительное, что всё это время на баб Моржова особенно и не клинило. У Моржова имелись три варианта объяснения этому: а) внезапная старость; б) импотенция от раскодировки; в) активная жизненная позиция. Короче говоря, требовалось разобраться, да и вообще. Моржов прикатил в Ковязин, выкупил сауну и сделал Сергачу заказ. И теперь он сидел на лавочке во дворе бани, ждал девчонку и медленно впадал в дежа вю. Тот же шансон звучал из окошек, тот же грузовик лежал брыльями на чурбаках, та же ржавая труба на растяжках торчала в небо, где горел тот же вечерний свет.
   Хрустя гравием, в ворота въезжала всё та же белая «Волга» с дочерна затонированными окнами. Моржов потряс головой, отгоняя наваждение. «Волга» остановилась. «Вот сейчас откроются дверки, и с двух сторон из машины выйдут Ленчик и Алёнушка», - подумал Мор-жов. Мир вокруг словно заколдовало. Дверки «Волги» открылись, словно растопорщились жёсткие надкрылья жука, и из машины вылезли Ленчик и Алёнушка.
   Моржов заново и целиком мгновенно пережил ту безобразную сцену в сауне, и паника так торкнулась в его грудь, что кошка стрелой полетела прочь с качнувшейся лавочки.
   – Здорово! - весело кричал Ленчик, шагая к Мор-жову с протянутой для рукопожатия ладонью. - Как жизнь, бля? Всех девок в лагере оттрахал?
   – Слушай, а поменять девчонку нельзя? - спросил у Ленчика Моржов вполголоса - так, чтобы Алёнушка не слышала.
   – Ща, бля, я по всему городу колесить буду, тебе девку искать!… - возмутился Ленчик, запихивая в карман деньги. - Алёнка нормальная девка! Чего ты меня косячишь?