Каганов Леонид Александрович. Дай бог каждому

 
   Документы у меня проверили трижды: на проходной у входа в военный городок, на вертушке при входе в пятиэтажное здание, напоминавшее бывший советский НИИ, и еще на пятом этаже, где и располагался офис «Окулы». Покосились на фонарик, висящий на шее, но ничего не спросили. Фонарик работал, светил на полную.
   Леонид Юрьевич принял меня в своем кабинете. Он был деловит и приветлив, хотя у меня сложилось четкое впечатление, что ему совсем не до меня. На его столе все время по очереди звонили оба телефонных аппарата, а один раз в дверь постучался молоденький военный и с порога скороговоркой начал «тарищ генерал…» – к моему огромному удивлению. Но Леонид Юрьевич поднял руку, и военный исчез. В том, что он действительно генерал, у меня теперь не было повода сомневаться. Было стыдно за то, как я с ним запанибратски болтал в его машине по пьяни… Хотя, может, ему как раз понравилась открытость?
   – Александр, – бойко начал генерал, – парень ты, я вижу, неплохой, только много пьешь.
   – Один раз всего было… – пробурчал я.
   – Не спорь! – помахал рукой генерал. – Говорю: много пьешь. Вижу. Прекращай.
   – Ладно, – кивнул я.
   – Как там твои проблемы? – вспомнил генерал. – Что-то у тебя с машиной было?
   – Все в порядке, – сказал я. – Все уладил.
   – Молодца! – кивнул генерал, энергично разрезая ладонью воздух. – С девочкой помирился?
   – Почти… – улыбнулся я.
   – Значит, так: испытательный срок – месяц. Сейчас сюда зайдет Никита, твой будущий начальник по компьютерам. Он покажет твое рабочее место. Для нашего отдела кадров приготовить: две фотографии… Военный билет в порядке? Трудовую книжку…
   Дальше тянуть было нельзя.
   – Леонид Юрьевич, – начал я, покусав губу. – Есть небольшая проблема…
   – Слушаю.
   – Я… В общем… Даже не знаю, с чего начать…
   – С главного, – уверенно сказал генерал. – Всегда с главного.
   – С главного… Помните, я вам тогда еще сказал, что у меня что-то с глазами случилось? Ну и… в общем, я больше никогда… – Я умолк и выпалил: – Никогда не смогу работать на компьютере! Нет ли у вас для меня другой работы?
   Генерал недоуменно побарабанил пальцами.
   – Глаза беречь надо, – сказал он. – Какое у тебя сейчас зрение?
   – Очень у меня неправильное сейчас зрение, – буркнул я. – Вижу не то, что надо.
   – В каком смысле? – насторожился генерал.
   Я вздохнул и начал перечислять.
   – Лицо я ваше вижу плохо: мимику-то различаю, а вот какие у вас брови, какое выражение глаз, румяные ли щеки – этого я не знаю. Я и знакомых теперь узнаю с большим трудом – по форме лица, носа и посадке глаз. Но зато вижу внутренние органы, кости… – Я заметил, как генерал подобрался, принюхался, не пахнет ли спиртным, а затем поглядел на меня как на ненормального. Поэтому я быстро добавил: – Вижу у вас следы от перелома ребер и металлическую вставку на правой ключице. Вижу ваш письменный стол насквозь и шкаф. В столе…
   – Стоп, – сказал генерал и положил ладонь на стол, словно хотел его прикрыть. – Ну-ка объясни.
   – Не могу объяснить, – вздохнул я. – Просто вместо световых волн я вижу звуковые. Так получилось…
   – А нукась, – крякнул генерал, вынимая из ящика стола дискетку. – Что на этой дискете записано?
   – Леонид Юрьевич, вы не поняли. – Я вздохнул. – Дискеты читать не умею. Я не экстрасенс, не фокусник и не больной на голову. И не белая горячка у меня. Просто… заболевание такое. Неизвестное науке. Вижу только то, что для звуковых волн прозрачное. То есть – все…
   – Так… – Генерал задумчиво чесал подбородок, размышляя, как следует ко мне относиться. – Ну… а что у меня в верхнем левом ящике стола? – дал он мне шанс.
   – В верхнем левом ящике стола у вас… – Я глотнул. – Не пойму. То ли…
   – Не поймешь? – прищурился генерал, словно уже уличил меня во вранье.
   – Не пойму: то ли бублики такие маленькие, то ли баранки такие большие…
   Генерал обескураженно выдвинул ящик, достал пакет и стал внимательно изучать ценник.
   – Изделие хлебобулочное, – пробормотал он удивленно, – читай!
   Он развернул ко мне пакет тем местом, где, видимо, была этикетка.
   – А вот читать я больше не могу, – вздохнул я и, увидев его непонимающий взгляд, пояснил: – Если б вы из баранок слово какое-нибудь выложили… Или из картошки… – Я оглянулся. – Вот стенку видите? Под самым подоконником, где батарея, но чуть левее? Там под слоями штукатурки, где цементом заливали, из камушков выложено «ДМБ-78»… Какие-то идиоты из стройбата, которые здание строили, себя увековечили. Можете расковырять штукатурку, проверить…
   Леонид Юрьевич долго и печально смотрел в сторону окошка, словно тоже видел эти камушки сквозь штукатурку.
   – А здесь ты, брат, сильно привираешь, – произнес он очень медленно и очень задумчиво, – не 78, а 73. И не идиоты из стройбата, а инженерный взвод…
   – По-моему, все-таки 78… – Я направил фонарик на стенку.
   – В семьдесят восьмом, – строго сказал генерал, – я уже после дембеля и на сверхсрочной послужил, и училище окончил, и высшие офицерские, и майора получил… А ну-ка, ну-ка? Что это у тебя за штука на шее?
   – Ультразвуковой фонарик. Пищит.
   В это время в кабинет постучался рослый парень.
   – Вот это наш новый программист? – с порога спросил он.
   – Не-е-е, это не пойми кто… – задумчиво покачал головой генерал. – Никита, собери-ка наших техников и вызови Палыча из госпиталя, пусть окулиста прихватит и кого-нибудь из хирургов…
   – Э! – Я испуганно вскочил.
   – Спокойно, спокойно, – помахал рукой генерал. – Никто тебя резать не будет. Обследуют, посмотрят. Надо ж понять, что за черт побери?
 
   Обследовали меня часа три, я уже сам был не рад, что ввязался в эту историю. Хотя идея хорошенько обследоваться у врачей не покидала меня с того момента, как это все началось. Но не идти же к терапевту в районную поликлинику? А тут тебе под боком неплохой военный госпиталь… Единственное, что я им не объяснял, – как и почему это началось. Отмалчивался: мол, не помню, напился, проснулся в лесу и вижу, что вижу… Ну, сами посудите, зачем мне еще полное обследование психиатра?
   Сначала мне, разумеется, не верили, и пришлось показать пару фокусов. Тут сбежался, по-моему, весь госпиталь и вообще все до последнего слесаря. Меня и прослушивали, и просвечивали, и на рентген водили, и чего только не делали. Затем физики отобрали меня у медиков и увели в свою лабораторию, заваленную приборами. По большей части – допотопными, но были там и очень любопытные штуки. Физики чесали в затылках и ставили эксперименты, из которых самый простой был – найти спрятанную вещь. Отдельно и очень подозрительно исследовали фонарик, пока я не доказал, что эта штука лишь слегка помогает мне с мелочами, но я прекрасно вижу и без нее. Я был уже на сто процентов уверен, что они все поняли. По крайней мере на меня никто не смотрел с подозрением – наоборот, больше не спорили со мной, согласно кивали, когда я объяснял и показывал, а затем переглядывались и лишь удивленно пожимали плечами…
   Наконец я снова очутился в генеральском кабинете. В сопровождении местного светила физики – бородатого дядьки, который представился Кузьмой. И местного светила науки – я так понял, это и был Палыч. И плюс местный компьютерщик – мой несостоявшийся начальник Никита. Но он уже давно молчал.
   – Значит, так, – бодро начал Палыч, потирая свои пухленькие ладошки. – Что касается глаз: есть следы, есть следочки! След от ожога сетчатки на обоих глазах! Но не фатальный, нет. Видеть бы он с этим мог. А вот рефлексы… Рефлексы отсутствуют! Зрачок овальной формы, на свет не реагирует, будто глаза оторваны от мозга! А это не симулируешь. Так что глаза у него действительно ничего не видят, факт.
   – Так, – хмуро кивнул генерал. – А чем же он видит? Задницей, что ли?
   – Почти! – обрадовался Палыч и хихикнул. – Задери майку! Майку задери!
   Я уже начал понимать, что меня здесь за человека не считают.
   – А ну держи себя в руках! – рявкнул я на Палыча обиженно. – Морскими свинками будешь командовать в госпитале! А я, между прочим, человек.
   Палыч смущенно кашлянул и потупился.
   – Ну-ну… – миролюбиво протянул генерал. – Саша, не надо нервничать, мы ж не враги тут собрались… Пожалуйста, покажи, что у тебя под майкой.
   В который раз за сегодняшний день я нехотя задрал майку.
   – Тощщий какой, – заявил генерал. – А больше ничего не вижу.
   – Вот оно! – Палыч стал водить пальцем. – Здесь мы наблюдаем что? Мы наблюдаем на коже живота и груди едва различимое овальное пятно – вот, вот оно начинается, где пальцем показываю, вот граница! – овальное пятно темноватого оттенка и непонятного генеза. Напоминает пигментный след от солнечного загара. В коже изменений нет – ровная, эластичная. Но… – Палыч обиженно на меня покосился. – Пробу ткани он взять не дал. Больно ему там, щекотно ему…
   – Не понял, – сказал генерал. – Ну пятно, ну и?..
   – Он им видит, этим пятном! – оживленно подхватил физик Кузьма. – Если, конечно, не брешет…
   – Он не брешет, – покачал головой генерал и украдкой оглянулся на штукатурку возле батареи.
   – Да не может такого быть! – с жаром заявил Кузьма. – Это сказки! Миф!
   – Но он же видит, – напомнил генерал.
   – Не может он видеть звук! – Кузьма начал загибать пальцы. – Во-первых, если бы он видел звук, то все предметы представлялись бы ему зеркальными. Потому что любой предмет звук хоть немного, да отражает. Даже куски поролона! А они – по его словам – разноцветные.
   – Куски поролона? – удивился генерал.
   – Предметы! – со значением поднял палец Кузьма. – Разноцветные!
   – В зависимости от освещения, – мрачно вставил я. – В смысле – от высоты звука…
   – Вот! – Кузьма многозначительно перевел палец на меня. – Брешет! Мы проверяли: воду он видит всегда синей. И в ультразвуке, и в инфразвуке, и на частоте музыкального камерто…
   – Не вру! – обиделся я. – А действительно вижу любую жидкость синей. А человеческое лицо – всегда желтым. А почему – не знаю! У меня даже моча, пардон, синяя.
   – Мочи мы набрали! – похвастался Палыч. – Нормальная моча, хорошего кукурузного цвета! Завтра биохимия будет готова…
   – И?.. – сухо спросил генерал.
   – Далее! – Кузьма энергично загнул второй палец и потряс кулаком. – Есть принцип звуковой локации, согласно которому невозможно различить объект, если он меньше половины длины звуковой волны!
   – Поэтому я и пользуюсь фонариком! – вставил я.
   – Нет, брат! – покачал головой Кузьма. – Не проведешь! – Он повернулся к генералу. – Мы измеряли: он и без фонарика различает предметы куда лучше, чем можно было бы ожидать в тех звуковых диапазонах, в которых мы в лаборатории…
   – Да вижу! – разозлился я. – И плевал я на вашу физику! Вижу, и все тут!
   – Действительно, – удивился генерал, – различает же?
   Кузьма помахал рукой, где два пальца уже были загнуты, а остальные торчали врастопырку.
   – Сколько пальцев? – строго спросил он меня.
   – Три, – сказал я.
   – Вот! – Кузьма торжествующе обвел взглядом комнату. – А такие мелкие детали в звуковых волнах неразличимы.
   – Но… – возмущенно начал я.
   – Три! – Кузьма торжествующе загнул третий палец. – Он якобы хорошо видит сквозь стену, если за стеной шум! Но по законам физики он ни за что не смог бы различить отраженные контуры сквозь такую звукоизолирующую преграду, как стена! В лучшем случае он видел бы стену как мутную преграду, а в ней размазанное пятно от источника звука! Но ни в коей мере не от других предметов, отражающих…
   – Какие вы все умные! – обиделся я.
   – Скажу более, – невозмутимо продолжал Кузьма. – Сколь-нибудь внятное зрение в звуковых волнах в принципе невозможно, потому что миллионы звуковых отражений от всех предметов накладывались бы одно на другое, и картина получалась бы совершенно неразборчивой. Не говоря уже о том, что угасание звуковой волны такое быстрое, что уже на расстоянии пары метров…
   – Отставить! – Генерал поднял ладонь. – Я все понял. Кузьма, так какой диагноз ставит физика?
   – Ну… – Кузьма сразу потерял энтузиазм и поморщился. – Что-то он здесь темнит… Как-то он нас пытается дурить… Надо понять, как и чем.
   – Ясно. – Генерал перевел взгляд на Палыча. – А что у нас говорит медицина?
   – Ну… – Палыч неуверенно поскреб лысину. – Нельзя спешить с выводами… Надо взять анализ тканей… Сделать энцефалограмму зрительных зон мозга… Хорошо бы еще…
   – Ясно. – Генерал повернулся к моему несостоявшемуся начальнику. – Никита, а у компьютерщиков какие идеи?
   – В принципе, – задумчиво начал Никита, – медицина и физика говорят правильно… Но это правильно до тех пор, пока мы имеем дело с каким-то ухом, которое подключено к мозгу напрямую. А если предположить, что не напрямую? А если первичной обработкой звуковых сигналов занимается некий супермощный процессор?
   – Компьютер? – уточнил генерал.
   – Не важно, компьютер, или опухоль мозга, или что-то еще… Если этот процессор какими-то немыслимыми алгоритмами перерабатывает все сигналы от каждой точки этого пятна… Или чем он там видит звук… А затем этот процессор транслирует в мозг лишь визуализацию – то есть свою версию происходящего, картинку, которую сам построил и смоделировал…
   – То? – Генерал вопросительно качнул головой.
   – То этим вполне можно объяснить, почему его взгляд не теряется среди миллионов звуковых отражений, и почему вода представляется ему именно синей, и почему он различает изображение даже через стену…
   – И почему? – живо спросил генерал.
   – Да не может этого быть! – с жаром перебил Кузьма. – Законы физики никто не отменял! Учите физику, граждане, учите! Ученье – свет!
   Из его горла шла такая яркая волна, что я воочию убедился, что ученье – действительно свет, особенно когда громкое.
   – Отставить, – решительно начал генерал, но Кузьма, забывшись, снова его перебил.
   – Вот! – завопил он и указал на меня пальцем. – Вот последний вопрос: звук-то идет со всех сторон? А он говорит, что видит только спереди! А сзади? Куда теряется звук? Может, у него в брюхе звуковой изолятор стоит? Нет там никакого изолятора! Спрашивается, почему звуки сзади не мешают ему видеть звуки спереди?
   – И почему? – Генерал с любопытством повернулся ко мне.
   – Спасибо вам за все, Леонид Юрьевич, – вздохнул я. – Поздно уже, а у меня еще одна встреча очень важная. Пойду я.
   – Как это знакомо! – всплеснул руками Палыч. – Так всегда в медицине и бывает! Объявится феномен, а как начнешь спрашивать у феномена подробности – так сразу «мне пора», «я спешу»… – Он задумчиво прижал свой нос указательным пальцем, постоял так, погрузившись в мысли, затем решительно цыкнул зубом, поднял палец и начал: – Был у меня случай, еще когда под Казанью служил. У нас в госпитале солдатик пытался от службы закосить. Так знаете, чего придумал? Коленки у меня, говорит, на обеих ногах не сгиба…
   – Смир-на! – скомандовал генерал тихо, но так властно, что даже я невольно подтянулся. – Я вот что думаю… – обратился генерал ко мне. – Саша, если ты с компьютером работать не можешь, то мы найдем тебе другую работу!
   – Подопытной крысой, – хмуро кивнул я. – Которая скрывает, что на самом деле – морская свинка.
   – Ну, зачем ты так? – обиделся генерал. – У нас есть разная работа. Хорошая, полезная. Вот ты хорошо видишь сквозь штукатурку. А мы – сети прокладываем в зданиях! И прежде чем долбить и сверлить наугад, лучше будет, чтоб ты поглядел, что там… Понимаешь? Это я так, фантазирую, первое, что на ум приходит… Но ты, это… не это…
   – Спасибо, Леонид Юрьевич, – сказал я. – Большое вам спасибо. Я серьезно подумаю над вашим крайне ценным предложением. А сейчас мне пора. Разрешите откланяться?
   – Уф-ф… – грустно надул щеки генерал, который все прекрасно понимал. Он еще раз печально глянул на штукатурку и развел руками: – Никита, ты сейчас в город? Отвезешь его?

Коляныч

   Никита был примерно моего возраста и оказался на редкость вменяемый и толковый. Я думал, что дорога превратится в очередной допрос о моем зрении, но Никита повел себя на редкость корректно и ни разу не вернулся к этой теме. Всю дорогу мы болтали о компьютерах, а под конец случайно выяснили, что даже некоторое время назад вовсю переписывались с ним в одном техническом форуме по программированию. Мне стало вдвойне обидно, что я не смогу у них работать, пусть даже это находится у черта на куличках. Хотя на машине мы доехали всего за час.
   Никита предложил добросить меня до дома, но мне совсем не хотелось, чтобы генерал и компания знали, где я снимаю квартиру. Поэтому я попросил высадить меня у перекрестка, после которого Никита сворачивал. Я вылез из машины, огляделся – и вдруг сообразил, что в этом районе живет Коляныч.
   Время еще было, и я неожиданно решил заглянуть к нему. Вдруг я понял, насколько все эти дни мне не хватало хорошего старого друга, который бы по крайней мере смог меня выслушать, а может, и помог бы. Хотя бы советом.
   Чисто машинально я купил в ларьке бутылку водки и решительно зашагал к дому Коляныча. Поднявшись по лестнице на третий этаж, я остановился возле его двери и прислушался. С точки зрения ушей, стояла тишина. А вот с точки зрения уха… Коляныч дома был, и я его видел – он сидел в комнатке за компьютером. Из плохоньких динамиков вылетали разноцветные всполохи, а Коляныч в такт им чуть дергался – то вправо, то влево. Коляныч самозабвенно играл в компьютерную игрушку – как последний подросток. Здоровый дядька, жена, дочка, и на тебе – увлеченно гасит каких-нибудь чертей. Жены и дочки дома не было, видно, они остались на даче.
   Я нажал кнопку звонка, ярко осветив прихожую оранжевыми переливами. Коляныч вздрогнул, но даже не обернулся, только испуганно подкрутил звук динамиков, сделав его тише. Я снова нажал кнопку звонка. Коляныч нехотя вылез из кресла, на цыпочках подошел к двери и посмотрел в глазок. Я спрятал бутылку за спину, невольно поднял подбородок, будто сидел в кресле фотографа, и замер, ожидая, что он откроет. Коляныч смотрел в глазок долго, но так и не открыл. Вместо этого развернулся и тихо-тихо побрел в комнату.
   Я еще раз позвонил, затем сложил ладони рупором у замочной скважины и прокричал:
   – Коляныч!!! Это я, Шуршик!!!
   Коляныч остановился в нерешительности, тихо вернулся к двери и замер.
   – Коляныч!!! – снова закричал я. – Прости, если я тебя чем-то обидел на даче! Был очень неудачный день! Я ненадолго! Просто поговорить надо!
   На лице Коляныча я разглядел сомнение. Он помялся, с тоской обернулся на компьютер и долго смотрел. Затем поглядел на свои часы и с досадой потер кулаками глаза. Ни фига он не обиделся, мы и не так, бывало, ругались. Ему просто не хотелось непрошеных гостей.
   – Коляныч! – сказал я строго. – Я ж тебя вижу! Зачем ты так, а? Если я пришел не вовремя, или тебе рано вставать, или занят, ну можно же приоткрыть дверь и объяснить? Я пойму и уйду. Мы ж друзья уже двенадцать лет, ты меня променял на компьютерную игрушку?!
   Коляныч занервничал и начал грызть кулак, но капитулировать не собирался. Он отступил в комнату, прижался к стенке и стал оттуда аккуратно выглядывать и осматривать дверь, прикидывая, могу ли я его видеть или это шутка?
   – Коляныч, – сказал я. – Честное слово, это просто обидно! Просто плевок в душу!
   Я уже собрался уйти, как вспомнил, что последним, кому я звонил в ту пятницу, был как раз Коляныч – я спрашивал, чего привезти на дачу. Вынув мобильник, я отсчитал вслепую те номера, что набирал за эти дни, и нажал кнопку. И попал.
   Мобильник Коляныча, лежащий на мониторе, зазвонил бойко. Коляныч скрылся в комнате, тихо-тихо прикрыв дверь, и подполз к мобильнику.
   – Слушаю? – сказал он тихо, но бодро. – Шуршик, ты? О, привет, рад, рад! Ты откуда?
   – Я у твоей двери стою.
   – Ну надо же… – совсем натурально огорчился Коляныч. – Ты б предупредил, я совсем не дома…
   – Думал, в гости зайти, совет нужен…
   – М-м-м… денег одолжить на ремонт той иномарки? – аккуратно спросил Коляныч.
   – Ну надо ж… – с чувством вырвалось у меня, но я мигом взял себя в руки и продолжил: – Ну надо ж иногда и просто встречаться? А с иномаркой все обошлось, вообще деньги не нужны. Совет друга нужен.
   – Про Аллу? – догадался Коляныч.
   – И про Аллу тоже… Слушай, а ты далеко от дома?
   – Я… – начал было Коляныч, но я перебил.
   – Смотри, вот если б я пока сходил к маркету, пивка купить или водочки, а минут через пятнадцать вернулся… Тебя еще не будет дома?
   Коляныч скуксился и поглядел на экран.
   – Не-е-е, Шуршик, – протянул он. – Я вообще на другом конце города, сегодня никак не складывается…
   – Коляныч, – сказал я напоследок, хотя и сам не понимал, чего от него хочу. – А еще я извиниться хотел… за дачу. Я тебе наговорил небось всякого? Я не помню…
   – Брось, брось! – энергично заверил Коляныч. – Что ж я, не понимаю, с кем не бывает… Мне ты вообще ничего не говорил, только Баранова козлом назвал, ну и Аллу… Сукой страшной…
   – И все? – обрадовался я. – Не врешь?
   – Шуршик, я тебе когда-нибудь врал?!
   – Ага, – сказал я. – Ну да. Ага. Ну, лады. Не пропадай.
   – Ага, салют… – кивнул Коляныч, но вдруг оживился. – Стой! Слушай, а ты случайно не проходил седьмой уровень в «Дабл-Крэш-Мастер»? Не в курсе, где у них там…
   И я уже открыл рот, чтобы сказать ему все, что о нем думаю, потому что в этот момент мне вспомнился целый ворох случаев, еще со времен института, когда Коляныч вот так же по-подлому юлил и уходил в сторонку. И делал вид, будто его тут нет, когда от него требовалось что-то важное и срочное, но слегка обременительное. Я даже вспомнил, как меня чуть не выгнали с третьего курса из-за того, что Коляныч выпросил у меня переписать толстенный отчет по практике и клялся, что привезет его в институт рано-рано, к тому часу, который мой личный куратор, старикан редчайшей злобы и лютости, назначил мне для зачета. И не привез. Куратор развел руками и улетел на полгода в Венгрию, а меня не отчислили только чудом. А Коляныч долго рассказывал очень убедительные сказки, как привозил, но меня не было, а кафедра закрыта, аудитория закрыта, а он ждал…
   Я бы, наверное, много сейчас ему сказал, но тут произошло то, чего я ждал весь день, – аккумулятор в моем телефоне наконец-то пискнул и разрядился. Я сунул в карман потухший мобильник и поехал домой.

Алла

   На ступеньках крыльца сидела Алла. Опустив голову, ежась, как девочка, в промозглом плащике, и подложив под себя толстенный фолиант.
   – Здравствуй… – сказала она бесцветно.
   – Аллочка… – опешил я. – Ты же сказала, что будешь поздно. Я как раз планировал и пол подмести, и… кстати, картошки нажарить.
   – Да… – так же бесцветно ответила Алла. – Я все перенесла, все отменила, отовсюду вырвалась… Сорок минут сижу, мобильник твой выключен… – Она внимательно меня оглядела и поморщилась. – Опять водку купил? Я не буду точно.
   – И я не буду, это по случаю… – Я попытался обнять ее и поцеловать, но Алла сухо отстранилась.
   В гробовом молчании мы вошли в квартиру. В гробовом молчании Алла нашарила выключатель и щелкнула им. В гробовом молчании мы синхронно повесили на вешалку плащ и куртку. В гробовом молчании расселись на кухне, подальше друг от друга, а на табуретку между нами взгромоздился Гейтс.
   – Что я здесь делаю? – наконец медленно проговорила Алла, ни к кому не обращаясь.
   – Чаю хочешь? – быстро спросил я, потому что понял: в следующую секунду она поднимется и уйдет.
   – Нет.
   – Объяснений?
   – Нет.
   – Признаний? Обещаний? Извинений?
   – Нет.
   – Скандала?
   – Нет, – ответила она, помедлив какое-то мгновение.
   – Меня?
   – Нет, – ответила Алла, подумав, наверно, целую секунду.
   – Вот так… – вздохнул я.
   – Так, – безучастно произнесла Алла.
   – Еды?
   – Нет.
   – В туалет? – предположил я, глянув более внимательно на ее мочевой пузырь.
   – Ой, кстати… – Алла очнулась, поднялась и вышла в коридор.
   Когда она вернулась, я уже точно знал, как мне себя вести и куда повернуть разговор, чтобы растопить лед.
   – Чаю? – повторил я.
   – Нет.
   – Фокусов? – Я прищурился тем местом, где у меня когда-то были глаза.
   – Мало фокусов? – напряглась Алла. – Что ж, валяй…
 
   Я огляделся в поисках, с чего бы начать, и наткнулся взглядом на ее сумочку. Поставив сумочку на стол, я без предисловий начал перечислять, что лежит внутри. Ничего там такого особенного не лежало – обычная дамская чепуха. Честно говоря, планировал я удивить Аллу, а после уже начать рассказывать обо всем – чтоб не на пустом месте твердить про слепоту. Но я бездарно промахнулся.
   – Достаточно, – произнесла Алла, взяла сумочку, вышла в коридор и начала надевать сапоги.
   – Ну что случилось?!
   – Ничего, – выговорила она бесцветно. – Теперь прощай.
   – Да что случилось-то?! – не выдержал я.
   – Все хорошо, Саша. Все хорошо. Очень полезный, нужный фокус – перерыть мою сумку, пока я вышла в санузел. С четвертого класса со мной таких фокусов не проделывали…