– Валяй!
 
   То, что приволок Гейтс, было одноразовой пластиковой фитюлей с двумя лезвиями.
   – И чего с ней делать? – Я недоуменно покрутил бритву в пальцах и чуть не уронил.
   – Ломай ее, – посоветовал Гейтс. – Там лезвия, их надо вынуть. Да не руками, зубами ломай, зубами. Зубы тебе на что? Стой! – мяукнул он. – Дай я! Смотри, губу уже порезал. Всему тебя учить надо… Вот оно, лезвие, видишь?
   – Не вижу, – покачал я головой. – Тонкое очень.
   – На ощупь бери. Взял? Теперь иди в комнату. Осторожно, не падать! Прямо, поворачивай, поворачивай! Плеер падает, держи! Вот садись на диван.
   – Кровищи будет… – предположил я.
   – Какая тебе разница, у тебя все равно глаз нет, – возразил Гейтс. – Да сядь ты прямо, не вались! Музыку погромче сделай. На полную! Ага. Я орать буду, услышишь. Майку задери! Задери майку!
   – И чего?
   – И все. Харакири. Наискосок. Р-р-раз!
   – Подожди, а… – вдруг засомневался я.
   – Думай меньше! Раз – и все! – убедительно мяукнул Гейтс.
   – Погоди! И я совсем без глаза… То есть без уха…
   – Ну, мы же выяснили, что оно тебе не нужно? – напомнил Гейтс.
   – Выяснили? – засомневался я, потому что точно не помнил, что мы выяснили.
   – Точно тебе говорю. Режь!
   – Ну, режь, так режь… Ой, песня кончилась, включи заново?
   – Я ее закольцевал, – успокоил Гейтс. – Сейчас начнется. Вступление пропусти, и как зазвучит орган, так режь наискосок. С силой! Р-р-раз!
   – Ладно, – оборвал я Гейтса, – сам разберусь, не тупой… Так… Началась… Раз, два, три…
 
   Я сжал зубы, взмахнул лезвием и начал ждать, пока зазвучит орган. И с первым звуком я изо всей силы полоснул рывком через все пятно – от левого плеча и до того места, где у меня когда-то был аппендицит.
 
   Чтобы описать ту боль, которая на меня навалилась, не существует слов. Хорошо, что продолжалась она недолго, да и не может такая боль длиться долго, – через секунду я потерял сознание…

Пробуждение

   Очнулся я на диване и не сразу понял, где нахожусь. Кругом стояла тишина. В смысле – темнота. Только гудел за окном проспект. Но абсолютно бесцветно. Я удивился, но вдруг вспомнил, что вчера разрезал свой ухо-глаз, а значит, теперь всегда будет темно… Еще секунду я пытался понять, что теперь со мной будет, а затем понял, что мне что-то мешает. Веки! И я резко открыл глаза.
   Со всех сторон на меня навалился свет – настоящий, обычный, солнечный, четкий и резкий. Я приподнялся. Болела голова, было муторно, и немного покалывал затылок – где-то в глубине. А вот живот не болел совсем. Я глянул на него. Пятно на животе было. Я не знаю, какого цвета оно было раньше, но сейчас оно выглядело почти черным, как полиэтилен мусорного пакета. И теперь оно даже на ощупь казалось именно пленкой, наклеенной сверху. Наискосок через него тянулась длиннющая, но невзрачная царапина, рассекающая его пополам. Крови почти не было, так, пара засохших капель. Вдоль разреза пленка скукожилась и норовила свернуться, а дальше по всей поверхности топорщилась круглыми пузырями. На ощупь она была высохшей и жесткой, почти ломкой. Я потянул за краюшек, и пленка послушно отлепилась. Я брезгливо швырнул ее на пол.
   Сел на диване и некоторое время лишь восхищенно водил головой, стараясь рассмотреть каждую деталь своей комнаты, которую уже не мечтал увидеть в свете.
   Подошел Гейтс, заискивающе потерся о мою ногу и капризно мяукнул, требуя еды.
   И я почувствовал немыслимое облегчение от того, что все мои бедовые приключения отныне закончилось раз и навсегда!

Эпилог

   Прошел почти год. Месяц выдался вполне удачным – это был месяц отпуска и плюс отгулы, которые мне щедро насыпал Леонид Юрьевич. Правда, никуда с Аллой в отпуск нам не удалось выбраться, но – по очень уважительной причине. И когда наступил тот самый день, в который мы всегда собираемся праздновать день рождения Кольки на его даче, – этот день тоже был у меня вполне удачным. Я приехал на машине, но без Аллы – она осталась дома, потому что сыну было всего три недельки. Я обещал ей вернуться к утру, а поэтому пил только минералку. Да и не только поэтому – пить я вообще бросил после тех событий и за минувший год не брал в рот ничего крепче пива. Не считая двух рюмок перцовки в новогоднюю ночь.
   Дача Коляныча ничуть не изменилась. Праздновали мы хорошо, дружно. Выпили за Кольку, выпили за нашего с Аллой Антошу, выпили за встречу, за успехи, за то, чтоб чаще встречаться. Веселье накалялось, я уже дважды возил ребят за водкой.
   Съели шашлыки, растопили камин, уселись слушать песни. Баранов нежно, по-отечески гладил по голенькому животу новенькую девочку – рыжую подружку Витьки Кольцова. Сам Витька нервно сидел на террасе и играл желваками.
   А мне вдруг стало скучно и душно, захотелось пройтись, подышать воздухом. Аккуратно притворив калитку, я прошел по гравийной дорожке спящего дачного поселка. Стараясь не разбудить сторожа, приоткрыл чугунные воротца, скрученные проволочкой. Прошел немного по бетонке и свернул в лес – в том месте, где сворачивал год назад.
   В лесу было тихо и торжественно. Я шел, наслаждаясь тишиной и запахом листьев. Тропинка под ногами ветвилась, терялась, наконец совсем исчезла. И я увидел ту самую полянку. Она тоже ничуть не изменилась за год. Я постоял с улыбкой, вспоминая, как все это было.
   Вдалеке послышался шумок – это тормозила электричка. Я глянул на часы, нажав подсветку, – одиннадцать тридцать две, та самая, последняя. Электричка стихла, и вновь стало слышно, как на полянке тикает саранча.
   На щеку сел комар. Я аккуратно хлопнул по щеке и пошевелил пальцами, сбрасывая в траву влажную поломанную тушку.
   Электричка заворочалась вдалеке и завыла, набирая обороты. Я решил подождать, пока она стихнет, а затем вернуться на дачу. Электричка исчезала вдали и гудела все тише, тише, тише, но никак не стихала до конца – я все напрягал и напрягал слух, и мне все чудилось, что я еще немного слышу ее.
   И тогда раздался взрыв. Но я его не услышал – просто вдруг понял, что меня подбросило высоко в воздух, перевернуло, а перед глазами наискосок стремительно несется круглая щербатая луна…
 
   Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя, – что лежу на мягком, а вокруг разлит тот самый цветочный запах, который я сразу узнал. Я открыл глаза, но ничего не изменилось – кругом была все та же полнейшая темнота. Я пошарил руками вокруг – так и есть, все те же мягкие стенки.
   – Эй! – заорал я, но голоса своего не услышал.
   Хотя нет, немного услышал, но очень глухо – где-то в глубине черепа.
   Вдруг прямо передо надо мной осветился экран, и по экрану поползла строчка. Буквы были нормальные, привычные, и вроде даже шрифт какой-то до боли знакомый. И вообще было ясно, что за минувший год владельцы этой больничной камеры в совершенстве освоили человеческий язык:
   «Уважаемый житель планеты! Вы снова находитесь в салоне бортового корабля инопланетной цивилизации, который совершил вынужденную посадку в этой лесопарковой зоне. Вероятность такой ситуации исчезающе мала, поэтому мы крайне удивлены совпадением. Вы что, специально сюда приходите каждый раз?»
   – А вы что, повадились здесь аварийно садиться? – огрызнулся я.
   И тут только до меня начало доходить, что прошлогодний кошмар обретает реальные шансы повториться… И от этой мысли черный ужас забрался под куртку и впился глубоко в тело миллиардами ледяных иголок. Замершее было сердце вдруг рванулось вперед, как испуганный пес на цепи, – ухнуло в груди, прокатилось по животу, полыхнуло в ладонях и зашлось истошным лаем в висках.
   А строка тем временем ползла снова:
   «К сожалению, вы стали свидетелем технической аварии, получив при этом разрыв барабанных перепонок ваших слуховых органов. Мы сознаем свою вину и хотели бы максимально ее загладить, однако существа нашей планеты не имеют подобных органов слуха, а поэтому мы не располагаем методами их восстановления. С вашего согласия мы предлагаем временно имплантировать слуховой орган нашего типа, наиболее близкий по функциям. Он воспринимает волны электромагнитной природы, поэтому незаменим для ориентации в пространстве, общения друг с другом и прослушивания произведений искусства. Мы ждем лишь вашего согласия, чтобы выполнить имплантацию. Если возникли какие-либо вопросы…»
   – На х…! – заорал я изо всех сил, не слыша своего голоса. – На х…!!! На х…!!!!! – орал я все громче, и только когда голос наконец сорвался, я откашлялся, глотнул и просипел: – И выпустите меня обратно скорее!
   Ответа не было очень долго. Но наконец по экрану побежала строка:
   «Мы уважаем ваши пожелания. Воспринимающий орган электромагнитной природы будет имплантирован на ваш половой аппарат как можно скорее».
 
    Апрель, 1998 – октябрь, 2004

На место

   – Ничто не предвещало беды. Конец Вселенной подкрался незаметно, – начал Капитан, оглядев соплеменников-кремнозоев. – Ученые первыми зафиксировали бурное изменение спектра, а вскоре каждому стало ясно, что Светило стремительно угасает. По всей нашей планете прокатились волны небывалых бурь и катаклизмов, уничтожая все живое и заставляя разумных обитателей прятаться в наспех вырытых подземных убежищах. То же самое происходило и с другими звездами. Галактика стремительно сжималась, чтобы вновь взорваться миллионами светил. И тогда в рекордно короткие сроки был построен Корабль – временное пристанище последних обитателей. Корабль стремительно вышел за пределы Галактики. Мы надеялись вернуться после Большого Взрыва и поселиться на подходящей планете…
   Капитан умолк и вновь оглядел собравшихся в рубке: кремнозои задумчиво кивали выпуклыми головами. Мы все равно никогда не узнаем, что именно говорил Капитан и как все было на самом деле, так что простим ему этот пафосный всплеск красноречия, который помог нам, читателям, слегка войти в курс дела без лишних предисловий.
   – Напомню… – поднялся корабельный Врач, тоже ни к кому конкретно не обращаясь, кроме читателя. – Мы, кремнозои, – единственная в мире разумная раса. Для существования нам необходима спокойная планета, где присутствует углекислота и активированный кремний, который мы употребляем в пищу.
   – Можно я тоже скажу? – поднялась молодая потомственная Нанотехнолог. – Формировать пригодную планету нам пришлось самим. Для этого в лаборатории Корабля под руководством моего отца были созданы наноботы – крошечные молекулярные механизмы, собранные из экологически чистых углеродных деталей. Это не просто механика, это, господа кремнозои, – невиданная молекулярная механика! Наноботы умели поглощать свет, вырабатывать углекислый газ и бесконечно воспроизводить самих себя. Две капсулы с культурой наноботов были отправлены вперед нас со сверхсветовой скоростью – они должны были выбрать среди мусора новорожденной Галактики две планеты с подходящим климатом и рассеять там культуру роботов, чтобы к нашему приближению была готова подходящая атмосфера.
   Нанотехнолог испуганно смолкла и оглянулась на читателя – не начал ли тот раньше времени догадываться, в чем дело? Догадки читателя прервал Капитан.
   – Хватит предисловий! – сурово заявил он. – Давайте вспомним, для чего собрались в рубке мы, высшие чины Корабля. Нанотехнолог, изложите ситуацию!
   Капитан повернулся и включил большой проекционный экран – в центре сияла небольшая звезда, а вокруг нее быстро вращались планеты. Нанотехнолог снова встала и огляделась.
   – Первая из капсул выбрала третью планету этой звезды – у планеты была подходящая гравитация и температура. Кремния на ней также хватало в избытке. Не было лишь углекислой атмосферы для жизненно важных процессов. И к нашему приближению наноботы сделали свое дело – приборы показывают вполне подходящий процент углекислоты в атмосфере. Сейчас мы висим около звездной системы и готовы к высадке…
   – В чем же проблема? – поинтересовался Штурман.
   – Проблема… – Нанотехнолог вздохнула. – Пусть лучше начнет Физик!
   – Проблема в том, – заговорил невысокий плотный Физик, – что, когда мы приблизились, стало заметно: поверхность планеты неоднородна. Она покрыта не кремнием, а странной углеродной накипью. Судя по спектру, это слой размножившихся наноботов. Как выразился один мой ученик, камушек зацвел…
   – Они активно излучают тепловую энергию! – взволнованно перебил Астроном. – Мы сделали снимки: эта планета заселена роботами гигантского размера! Некоторые торчат по всей планете и впитывают свет, остальные – видимо, это их семена, – носятся повсюду с немыслимыми скоростями и бороздят грунт!
   – В чем же проблема? – спросил Старейшина. – Мы же и планировали засеять планету наноботами?
   – Роботы не просто размножились, – вздохнула Нанотехнолог. – Они злокачественно мутировали, видимо, под действием звездного излучения, которое мы не учли. Наши зонды показывают: сейчас на планете миллионы модификаций наноботов. Безусловно, все они сохранили свои изначальные свойства: у них мизерные размеры, крохотный срок жизни, и размножаются они тем же самым дублированием, которое разработал мой отец. Но мутировавшие боты научились слипаться! И сейчас вся планета, – она указала на обзорный экран, – кишит углеродными глыбами из миллиардов сцепленных наноботов! Эти глыбы ростом с нас и даже больше! И хотя они существуют всего лишь по нескольку десятков секунд, но передвигаются с немыслимыми скоростями и активно деформируют любую материю! Высаживаться туда сейчас – безумие.
   – Как обстоит дело со второй планетой? – сухо спросил Старейшина.
   – Пока нет точных данных, – пояснил Капитан. – Вторая планета в другой звездной системе, вне досягаемости зондов Корабля. Вопрос в том, что нам делать с этой? Мнения разделились. Я для того и созвал Совет, чтобы нам решить проблему. В принципе атмосфера готова, и я предлагаю просто…
   – Нет! – вскинулась Нанотехнолог. – Это уникальный эксперимент! Мы обязаны сперва изучить мутацию наноботов! Капитан ничего не понимает!
   Капитан разъярился, повернулся к обзорному экрану и выждал несколько секунд, сосчитав в уме, пока третья планета сделает ровно десять оборотов вокруг звезды. Затем он повернулся к собранию, уже немного успокоившись.
   – Повторяю, – сказал он угрюмо, – колония наноботов вышла из-под контроля и представляет серьезную опасность. Я предлагаю для начала стерилизовать поверхность планеты и направиться к запасной. Если и там…
   – Капитан! – перебила Нанотехнолог. – За последние часы структура поверхности усложнилась в нарастающем темпе! Самые последние наблюдения говорят о появлении сложных сооружений, которые можно объяснить лишь направленной деятельностью наноботов! А по самым последним сводкам, от планеты начало исходить радиоизлучение во всех диапазонах, оно с каждой секундой множится. Это похоже на стремительно нарастающую эволюцию разума…
   – Разум? – резко обернулся Капитан. – Микроскопический нанобот может обладать разумом?
   – Один – нет, – серьезно ответила Нанотехнолог. – Но я не исключаю возможности, что разумным может стать их миллионный конгломерат. И если это разум… то мы, кремнозои, отныне не одиноки во Вселенной! Мы можем вступить в контакт и…
   – Как вы себе представляете контакт? – возмутился Капитан. – Ведь жизнь углеродных наноботов от рождения до смерти исчисляется десятками секунд, ведь так? О чем успеет подумать разум за секунду?
   – Что мы знаем о них? – возразила Нанотехнолог. – Быть может, у них свои секунды?
   – Уничтожить и только уничтожить! – заявил Капитан. – Какой толк от разума, живущего секунды? Секундой больше, секундой меньше – не вижу принципиальной разницы! Оборвать поток несчастных наножизней – это просто акт милосердия.
   – Капитан! – вскинулась Нанотехнолог.
   – И акт безопасности! – жестко сказал Капитан. – Если это разум и если он развивается с такой немыслимой быстротой, что вы будете делать, если они атакуют нас уже в космосе?
   – Разумное существо никогда не причинит вреда другому разумному… – неуверенно парировала Нанотехнолог.
   Повисла зловещая тишина. Старейшина привстал и хотел было что-то сказать, но тут в рубку влетел запыхавшийся Стрелок и завопил с порога:
   – Пару! Пару минут назад с третьей планеты вылетел искусственный объект! Он приземлился на четвертую и носится по ней с дикой скоростью!
   Поднялся шум, но капитан среагировал первым.
   – Всем приготовиться! – заорал он. – Стрелок, Штурман – на место! Залп по третьей планете из всех метеоритных пушек! Затем включить форсаж, и уводим Кораб…
   Закончить он не успел: рубка перевернулась, пространство вдруг бросилось кувырком, и налетел калейдоскоп мельтешащих пятен. А в следующую секунду Капитану уже отпиливали голову «болгаркой» в Зеленоградской лаборатории НИИ Космоса при АН России.
 
   Когда экипаж американского «Дискавери-108» обнаружил за орбитой Плутона неопознанный объект искусственного происхождения, это поначалу стало самой громкой сенсацией XXI века. Но поднятая журналистами шумиха не оправдалась: инопланетного разума так и не нашли. Удивительный корабль янтарного цвета не отвечал на сигналы, а внутри оказался пуст. В его помещениях лишь стояли разбросанные окаменевшие глыбы из кристаллов оксида кремния. Всего таких тумбочек насчитали более восьми сотен. Их назвали Странниками – за странную форму и состав.
   Возраст корабля ученые оценили в десятки миллиардов лет, но так и не смогли выяснить, кто его создал, как он управлялся и из какой галактики летел все это время. Корабль отбуксировали на Землю – сейчас он стоит в районе Большого Каньона и открыт для экскурсий по четным дням. Странников и прочее оборудование корабля распределили по музеям и лабораториям мира. Поначалу считалось, что Странники – это слипшаяся в глыбы вековая корабельная пыль. Затем выяснилось, что внутри они имеют сложную кристаллическую структуру, в которой год за годом теплятся вялые окислительные процессы. Ученые еще долго спорили о предназначении этих устройств на корабле без экипажа, а писатели высказывали самые фантастические догадки. Но когда на одной из планет сектора Гончих Псов обнаружилась самая настоящая братская цивилизация разумных белковых – про корабль и Странников мигом забыли.
   Лишь старые экскурсоводы Эстонского национального музея рассказывают, будто загадочная кремниевая тумбочка месяц за месяцем чуть меняет свою форму и по миллиметру двигается к краю стенда. Каждые полгода приходится ставить ее на место.
 
    Апрель, 2004, Москва

Народная медицина

   Спасибо S.L. за идею.

   В перерыве лекции Тарас подошел к Гоше и как бы невзначай толкнул его локтем.
   – Слушай, Гога, дело есть… – замялся он.
   – Дружище, не одолжу, – привычно вздохнул Гоша. – Сам стипендии жду.
   – Да я не об этом… – совсем потух Тарас. – Ты ж у нас человек опытный… Я как мужик мужика – спросить хотел…
   – М-м-м? – насторожился Гоша.
   – Что-то у меня плеер стал звенеть, когда в кармане ношу. – Тарас совсем покраснел.
   – Ну-ка? – Гоша протянул руку.
   Тарас положил в протянутую ладонь кристаллик плеера вместе с наушниками. Гоша распихал наушники по ушам, включил первый трек и задумался.
   – НОРМАЛЬНО ВСЕ, НИЧЕГО НЕ ЗВЕНИТ! – проорал он.
   – Тс-с-с!!! – испугался Тарас и приложил палец к губам.
   – Извини, – сказал Гоша, снимая наушники. – Я говорю: ничего не звенит, все нормально.
   – Когда у меня в кармане – звенит… – совсем потупился Тарас.
   – Ну-ка… – Гоша решительно нацепил наушники и приложил кристалл плеера к штанам Тараса.
   – Ну как? – с надеждой спросил Тарас. – Может, мне кажется?
   – Как тебе сказать… – Гоша снял наушники. – Попал ты, парень. Фонит. Звенит. И скрежещет. Полные штаны электромагнитных помех. Симптоматично, дружище, симптоматично. Не находишь?
   – Я думал, это с кем-то другим бывает, со мной не случится… – горестно вздохнул Тарас.
   – Пустяки, с кем не бывает, считай, стал настоящим мужчиной, – пошутил Гоша и продолжил строго: – Иди теперь сдавайся.
   – Кому? – испугался Тарас.
   – Известно кому. В нандиспансер.
   – Ты тоже уверен… – Тарас понурился и умолк.
   – Кого трахал? – поинтересовался Гоша.
   – Никого, – тихо ответил Тарас.
   – Так не бывает, – заявил Гоша. – Нановирусы по воздуху не передаются. Только половым путем или через кровь.
   Тарас промолчал.
   – Нанорея, – заявил Гоша уверенно. – Классическая. Не щиплет? Резей нет?
   – Нет. Кажется… Или немножко… – пробормотал Тарас.
   – Попал, дружище, – кивнул Гоша. – Предохраняться надо было. Хорошими мембранно-магнитными гондонами.
   – У тебя такое было? – спросил Тарас с надеждой.
   – Бог миловал.
   – Гога, ты мне друг? – Тарас заглянул ему в глаза. – Ну скажи, чего мне делать?
   – Что я, врач, что ли? Я ж говорю: идти проверяться в нандиспансер на все наноинфекции. А заодно и на био.
   – Боюсь, – признался Тарас. – На учет поставят, и вообще…
   – Нигде больше не фонит, только в районе штанов?
   – Вроде нигде больше…
   – Ну и не ходи никуда. – Тарас прищурился. – Через неделю весь звенеть будешь, из ушей наноботы полезут. Тогда побежишь как миленький.
   – Иди ты знаешь куда!!! – возмущенно зашипел Тарас.
   – И отойду, – кивнул Гоша. – Не дыши на меня на всякий случай, нанорейщик нелеченный.
   Запиликал общий звонок, Гоша повернулся и пошел в аудиторию. Тарас стиснул зубы и отправился следом. Очень хотелось плюнуть на Гошу или стукнуть его кулаком по спине. Но Гоша пересел на самый задний ряд и заговорщицки подмигнул Тарасу. Тот ободрился и сел рядом.
   – Вот здесь и будем разговаривать, – сказал Гоша шепотом, делая вид, что смотрит на доску.
   – Слушай, – снова начал Тарас. – А в домашних условиях это как-нибудь лечат? Какая-нибудь народная медицина?
   – Лечат… – неохотно пробормотал Гоша. – Я читал об этом. Не запускал бы ты, дружище, пошел бы в нандиспансер…
   – Я… – доверительно перебил Гоша, – пробовал антибиотик пить…
   – Ну ты долбанутый! – опешил Тарас. – Это ж нановирусы! Электроника! Кремниевая радиоклетка! Какое ей дело до антибиотиков?
   – Правда? – огорчился Тарас. – Что, совсем-совсем антибиотики не действуют?
   – Совсем-совсем! – передразнил Гоша.
   – Я тоже потом так подумал… – вздохнул Тарас. – И я еще… Не будешь ржать?
   – Буду, – мрачно пообещал Гоша.
   – Ржи, – обреченно кивнул Тарас. – Я еще пробовал микроволновкой лечиться.
   – Это как?!
   – Хотел туда засунуть… Ну, это… Его… Ты понял… И включить на несколько секунд. Они же сразу сгорают, да?
   – Дебил, – вздохнул Гоша. – Ну и что, вылечился?
   – Не… – Тарас печально помотал головой. – Микроволновка не включается, если дверца открыта. А как же я закрою, если…
   Гоша демонстративно вздохнул и отвернулся.
   – Слушай… – Тарас подергал его за рукав. – Я еще магнитом пытался лечиться. Нашел магнит сильный, и, короче…
   – И этот человек учится на втором курсе Политеха?! – возмутился Гоша.
   – Так мы ж не медики, а сопроматчики… – даже обиделся Тарас.
   – Но ты физику учил хоть в детстве? Магнит нанороботам по барабану! Их только антивирусом можно поубивать или электроимпульсом пожечь.
   – Я пробовал себя током бить… По этому самому… по месту.
   – И как?
   – Один раз только коснулся, до сих пор шрам… Больно очень. И не помогло.
   – Так тебе и надо, – вздохнул Гоша.
   – Я и водкой пробовал лечиться… – печально кивнул Тарас.
   – Водка, конечно, дело, – смягчился Гоша. – Но зачем?
   – Растворитель ведь… Они и так микроскопические, растворятся…
   – Да они кремниевые, что им водка? Если б ты, скажем, плавиковой кислоты глотнул…
   – Ага, – оживился Тарас. – А где ее достать?
   – Вообще-то яд, – пояснил Гоша.
   – Как же быть? – загрустил Тарас. – Неужели никак?
   – В диспансер. К терапевту.
   – Я врачей боюсь с детства… – захныкал Тарас. – Гога, ну ты ж голова! Ну ты ж друг мне! Друг? Или не друг?
   – Друг, – вздохнул Гоша. – А толку?
   – Ну придумай что-нибудь, а?
   Гоша погрузился в размышления и молчал довольно долго, водя пером по экрану нота.
   – Послушай… – сказал он наконец. – А у тебя плеер только в этих штанах фонит?
   – Не знаю… – растерялся Тарас. – Я все эти четыре дня в одних джинсах и ходил…
   – Ну-ка привстань! – потребовал Гоша.
   – Лекция же идет, ты чего? – испугался Тарас.
   – Привстань, привстань! – серьезно покивал Гоша.
   Тарас дождался, пока молодой аспирант Коля Иванович вновь повернется к доске, и привстал. Гоша внимательно оглядел его штаны.
   – Да вроде нормально, – кивнул Гоша, прищурившись. – Хорошие штаны.
   – По случаю купил, с рук, – похвастался Тарас, садясь обратно.
   – Шел бы ты в нандиспансер… – вздохнул Гоша и отвернулся.
   Но Тарас глядел на него таким взглядом, что тот смягчился.
   – Короче, – сказал Гоша деловым тоном. – Черт с ней, с последней лекцией. Садимся сейчас на монорельс и едем ко мне на дачу.
   – На дачу?
   – На дачу. Там у отца в гараже сварочный аппарат. Варить умеешь?
   – Не пробовал.
   – Попробуешь, ничего сложного. Будешь варить нам ограду.