Страница:
В это «древнее» время развивалось сценическое искусство, менялось отношение к театру. Здесь стало доминировать изображение романтической любви, хотя женские роли продолжали играть юноши. Для любого, знакомого с историей театра, очевидно, что такие же процессы протекали в театре XIV–XV веков. Искусствоведы говорят, что скульпторы античной Греции начали ваять обнаженное женское тело. Да, так и есть, эволюционное развитие искусства приводит к тому, что в какой-то момент художники осваивают новое умение, — и вот, на одних и тех же «линиях веков» они научились изображать обнаженное тело, сначала мужское, а затем (возможно, после преодоления естественной стыдливости моделей) и женское.
Все эти новые веяния в III веке до н. э., полагают историки, привели в Афинах к взлету интереса к проституции, прежде всего столь утонченной, как проституция гетер, — умных, образованных, культурных, чувственных, склонных к искусствам женщин. Говорят, что доходы от этого вида частнопредпринимательской деятельности сильно увеличились. Спрос был так велик, что одна из самых знаменитых проституток по имени Метиха получила прозвище Клепсидры из-за того, что время обслуживания клиента регламентировала при помощи водяных часов (клепсидры). Тут нам остается, на выбор, только два вывода: или совсем было мало работниц такого профиля, или это просто очередной анекдот господина Боккаччо.
Рэй Тэннэхилл с некоторой долей сочувствия пишет:
«Гетеры всегда сознавали, что их привлекательность не сохранится навсегда и что им нужно копить деньги. Одна гетера по имени Филумена (не исключено, что это лишь литературный персонаж) в письме к своему любовнику цинично замечает: „Для чего ты трудишься писать длинные письма? Мне нужны пятьдесят золотых, а не твои письма. Если ты любишь меня, плати; а если ты больше любишь деньги, то не надоедай мне. Прощай!“»И тут же нам излагают такие легенды, как сообщение о гетерах, сумевших накопить достаточно денег для меценатства и вложения в большие предприятия. Ламия из Афин, говорят, восстановила разрушенную картинную галерею (!) в городе Сикион близ Коринфа, а Родопис, фракийская гетера, работавшая в Египте, как утверждают, за свой счет построила целую пирамиду!!! [26]Поверить в это невозможно.
А вот сообщение о гетерах средних веков:
«Проститутки в эпоху Возрождения превосходно умели петь, играть на музыкальных инструментах, декламировать стихи, а иногда даже сочинять. Туллия Арагонская в XVI в. написала трактат на языке Платона; другие, менее честолюбивые, превращали свои гостиные в салоны, которые навещали прелаты, уважаемые господа и философы-гуманисты. Чтобы вести такой образ жизни, им, естественно, приходилось быть очень практичными. Вероника Франко требовала за один поцелуй от четырех до пяти крон, а за то, что Монтень называл полной сделкой, — 50 крон; Туллия Арагонская потребовала от своего клиента-немца заплатить за одну ночь сотню крон. Перевести деньги XVI в. в современный эквивалент затруднительно, но поцелуй Вероники стоил примерно столько, сколько домашняя прислуга получала за шесть месяцев работы».Кажется, сходство в нравах и ценах налицо, и характерно, что мы находим его на одной и той же линии № 7–8.
Ниже гетер на социальной лестнице стояли (лежали?) наложницы. И в античной Греции, и в средневековой Европе их положение вряд ли можно назвать счастливым; у наложницы не было такой эмоциональной и финансовой независимости, как у гетеры, и не было законных прав, как у жены. Если хозяин уставал от нее, ничто не мешало ему бросить ее или продать, — хотя бы в публичный дом.
Здесь ещё один анекдот. Из-за нехватки материала об античной жизни историки хватаются за любую мелочь, поэтому они склонны верить мнению, что «первые публичные дома в Афинах были организованы по приказу Солона в начале VI века до н. э. Сперва они не приносили большой прибыли, но к IV в. до н. э. дела пошли в гору». Чтобы показать, насколько это сообщение несообразно, приведем придуманный пример: «Первые сапожные мастерские были организованы в XVIII веке по приказу Петра Великого. Сперва они не приносили большой прибыли, но к ХХ веку дела пошли в гору». Ведь это же чушь!
Владельцы публичных домов платили в казну годовой налог, сообщает историк. Были также и уличные проститутки, в совершенстве владевшие мастерством заманивания клиентов. Этим сообщениям вполне можно верить, но дальше — очередной анекдот. Оказывается, «до наших дней сохранилась одна сандалия уличной проститутки. На подошве сандалии была выбита надпись, которая при ходьбе отпечатывалась на немощеной дороге, так что человек, шедший следом, мог прочитать ее. Надпись, естественно, гласила: „Следуй за мной“». Тут нам остается только руками развести. Чего же после этого стоят утверждения, будто печать изобрели в XV веке. Вот вам, неграмотная проститутка в III веке до н. э. переворачивает сандалию, режет в зеркальном изображении буквы — печатные, конечно, какие же еще — и идет печатать рекламу прямо в пыли.
Проституция особенно процветала в городах, где было много приезжих. Например, Коринф с его двумя гаванями и оживленной торговлей прямо-таки кишел публичными домами и уличными проститутками, готовыми оказать услуги морякам, сошедшим на берег. Говорят, что при коринфском храме Афродиты состояло более тысячи гетер, посвятивших себя служению богине (и ее почитателям).
Из исторических книг мы узнаем, что в «древнем Риме» жены (а не наложницы), узнав каким-то образом о счастливой жизни греческих гетер, предприняли попытки эмансипироваться. Но у них ничего не получилось, да и местные гетеры и проститутки успеха, сходного с греческим, тоже не достигли. Такой вывод историки делают скорее всего потому, что пользуются негодной хронологией; просто на линии № 7, в XV реальном веке, «Рим» — Константинополь перешел к мусульманству.
Все эти приключения относятся к высшим линиям синусоиды, № 7–8. Но ведь любой социальный институт имеет свою эволюцию. И вот мы просто, без всяких натяжек находим начало этого процесса. Ведь о храмовых проститутках, посвятивших себя служению богу, записано еще в Законах (кодексе) Хаммурапи, которые относят к ХХ веку до н. э., а это линия № 3 по ассиро-египетской синусоиде, или линия № 2 «старовавилонской» волны. Здесь, конечно, точности быть не может, ибо требуются дополнительные изыскания, но хоть какие-то хронологические рамки мы получаем: практика храмовой проституции сложилась к X–XI векам, когда и были написаны законы Хаммурапи.
Ведь что такое эти законы? В местности, отдаленной от культурных центров империи, на специально установленной каменной плите содержатся для удобства местных законоведов тексты имперских законов царя, которого ныне именуют «Хаммурапи», а первоначально прозывали, вероятно, Амму-Раби, или Аммон-Раввин. И в этих законах специально предусмотрены права женщин, совершающих культовые акты. В кодексе [27]есть четыре статьи об этом:
178. Если божьей сестре, божьей жене или блуднице [28]даст приданое ее отец и напишет документ, [но] не напишет в написанном документе, что она может дать свое наследство куда хочет, не предоставит ей свободного распоряжения, то по смерти отца, братья ее получают ее поле и сад и должны давать ей, сообразно с размером ее доли, хлеб, масло и шерсть и (этим) продовольствовать ее. Если ее братья не станут давать ей, сообразно с размером ее доли, хлеб, масло, шерсть и (этим) продовольствовать ее, то она может передать свое поле и сад подходящему для нее земледельцу, (чтобы) он содержал ее. Она пользуется садом и всем, данным ей отцом, пока жива, (но) не может ни продавать за деньги, ни отдавать другому в уплату (долга). Ее наследство принадлежит ее братьям.
179. Если божьей сестре, божьей жене или блуднице отец ее даст приданое и напишет в написанном документе, что она может отдать свое наследство, куда хочет, предоставит ей свободное распоряжение, то по смерти отца она может отдать свое наследство куда захочет. Ее братья не могут предъявлять никаких требований.
180. Если отец не даст своей дочери, живущей в одиночестве, божьей жене или блуднице, приданого, то по смерти отца она получает из имущества отцовского дома часть, равную доле отдельного наследника и пользуется ею, пока жива. Ее наследство принадлежит ее братьям.
182. Если отец не даст приданого своей дочери — божьей жене Убитого (Мардука) Врат Господних, не напишет документа, то по смерти отца, при разделе со своими братьями, она получает из имущества отцовского дома треть наследственной доли (и) не должна нести ленной службы (за это); свое наследство жена Мардука может отдать куда захочет.
Итак, при ромейских храмах X–XI веков имелись божьи жены, божьи сестры и церковные блудницы кадишты (от еврейского кадеш — святой). Последние были, возможно, чем-то вроде браманских баядерок, то есть храмовых танцовщиц и певиц, а божьи жены вроде средневековых христианских диаконисс, божьи сестры — что-то вроде монашенок, и к этому же разряду, как низшая ступень, прибавляются еще и божьи блудницы, а также и отдельно живущие блудницы. Очевидно, что эта профессия тоже считалась благочестивой, чем-то вроде подражания богоматери, родившей ребенка без мужа, ведь о христианской троице упоминается в предисловии к этому «кодексу».
Если отнести появление Законов Хаммурапи к XI веку, то вполне понятно, что за несколько столетий, прошедших от него до XV века, вполне мог этот «институт» блудниц переродиться в прослойку богатых, культурных гетер, о которых мы и читаем как в греческих текстах, так и в «возрожденческой» литературе.
Скажем еще несколько слов об этих Законах. Ведь в них говорится не только о правах публичных женщин на отцовское наследство и об усыновлении чужих детей, но и о правилах заключения брака, об ответственности за нарушение супружеской верности, об условиях расторжения брака, о взятии второй жены, о собственности замужней женщины, о имущественных правах супругов, о правах вдов и детей от разных браков в отношении к наследству, о браках между свободными и рабами, об условиях вторичного брака вдовы, имеющей малолетних детей, о правах лиц, посвященных богу. Статьи 194–214 определяют характер возмездия за умерщвление и телесные повреждения. В статьях 215–240 таксируется вознаграждение врачей, строителей и судостроителей. Статьи 241–260 посвящены отношениям повседневной сельскохозяйственной жизни, они о найме домашних животных, об ответственности за телесное повреждение бодливым быком, о плате за полевые работы, о краже земледельческих орудий, о заработной плате поденщиков и ремесленников, здесь же таксируется плата за наем судов. Последние пять статей говорят о правилах покупки рабов и о наказании раба за отречение от своего господина. В заключение кодекс характеризует благодетельное значение для страны царственной деятельности Аммона-Рабби вообще и обнародованных им законов.
«Мы видим, что во всех этих статьях, — отмечает И. М. Волков, — наблюдается полная секуляризация правовых норм от норм религиозных, что возвышает его, как историко-юридический памятник над всеми восточными законодательствами, не разграничивающими правовых, религиозных и моральных норм, и приближает его к развитым законодательствам Запада».Н. А. Морозов, соглашаясь с И. М. Волковым, пишет, что страна, где выработался такой кодекс, должна была уже представлять собою большое, строго централизованное культурное государство. Общество, из которого оно состоит, уже давно пережило родовую и племенную ступень своего развития. И вот мы опять оказываемся не в доисторической древности, а в XI–XII веках н. э.
Искусные юристы составили Кодекс по поручению верховной власти. Очень хорошо. А как же он мог быть опубликован в средневековье, когда не было еще печатного станка, да еще на территории всей Византийской (Ромейской) империи? Путем прочтения на площади? Но слово — звук, быстро замирающий в воздухе, и никто не обязан его помнить. И вот за неимением другого выхода приходится допустить, что эти «своды законов» выставлялись на площадях в виде исписанных столбов, вроде того, какой мы и имеем в данном случае.
Нашли только один такой столб у речки Шатт-эль-Араб, возможно, утащенный туда в качестве военной добычи, а может, был там перекресток дорог, и в судный день приходили процессии истцов и ответчиков из окрестных поселков, предводительствуемые грамотными судьями. А с отделением этих поселков от империи и развитием собственного языка, культуры, да и права, наконец, столб был забыт и утонул в земле.
Почему таких же столбов не осталось, например, в Константинополе, понятно. Там, как и в Европе, после перехода письменности и культа от еврейского языка к греческому и латинскому, остатки прежней еврейской письменности, как уже отмененной не без борьбы, подверглись умышленному уничтожению со стороны новаторов.
После столь длительного экскурса в жаркие страны позвольте вернуться к нашей сладкой теме.
Всем известно, для достойного отдыха мужчин в Риме имелись бани. Причем о том, что в бани ходили не мыться, а именно отдыхать, тоже все знают. И вот мы, совершая свой хронологический маневр из древнего Рима в средневековый, читаем:
«Древнеримский обычай посещать общественные бани давно прекратил свое существование, но крестоносцы возродили эту идею, принеся ее из мусульманского мира, хотя в слегка исправленном виде. Обычно бани в публичных домах были достаточно большими… Известно, что в Париже в начале XV в. существовало тридцать подобных „бань“».Вообще в Рим и другие европейские города XV века, если верить Тэннэхиллу, можно было совершать полноценные секс-туры:
«Число „доступных женщин“ в Риме в 1490 г. достигало почти 7000; это связано с тем, что население Вечного Города состояло в основном из мужчин; женщины жили в домах, принадлежавших монастырям и церквям, и нередко их можно было увидеть на улицах в компании священников. В Венеции, согласно хронике Санудо, было 11 654 „веселых девиц“ при общей численности населения около 300 000; некоторые из них в эпоху Возрождения выполняли роль, подобную древнегреческим гетерам. Аретино говорит об одной из таких женщин, которая знала наизусть „всего Петрарку и всего Боккаччо, и бесчисленное количество стихов Вергилия, Горация, Овидия и тысячи других авторов“».Сходство описаний жизни, деятельности и успехов гетер времен античности и ее возрождения столь велико, что тексты можно различить лишь по именам героинь (и то не всегда) или по названию валюты. И что интересно, для II–I веков до н. э. (линии № 8–9) ни Тэннэхилл, ни другие специалисты по «истории любви» не нашли материала, и для XVI века (та же линия) они тоже сообщают лишь, что «популярность борделей и проституток резко упала из-за эпидемии сифилиса». Неужели же это опять простое совпадение?
Причины появления сифилиса остались необъясненными. Французы называли его неаполитанской болезнью, испанцы — французской болезнью, а немцы испанской чесоткой. Историки медицины одно время полагали, что болезнь завезли из Америки, потому что множество европейцев внезапно заболели ею через 18 месяцев после возвращения Колумба из его первого путешествия в «Индию» в 1493 году. Если это правда, пишет Тэннэхилл, то 50 человек команды, бывшей на корабле с Колумбом, должны были очень постараться после своего возвращения.
(Кстати отметим, что среди плававших в Америку практически не было случаев гомосексуализма, во всяком случае, среди испанцев и португальцев. За весь долгий период завоевания Латинской Америки среди конкистадоров зарегистрировано только два случая, один, говорят, среди моряков-немцев, а другой — в Венеции, где пятеро итальянских солдат были должным образом «повешены и сожжены под всеобщие рукоплескания» по приказу их командира-испанца.)
Даются и другие объяснения появлению сифилиса, снимающие вину с колумбовых моряков и их американских скво. Оно заключается в том, что сифилис существовал и раньше в относительно мягкой форме и вспыхнул в своем опасном варианте без видимой причины в результате генной мутации. Люди были поражены размерами эпидемии и наконец поняли, что это новая болезнь, а раньше сифилис могли принимать за проказу. Действительно, есть множество случаев в средневековой литературе, когда описывается якобы проказа, но с иными симптомами; это мог быть сифилис. Как бы то ни было, сифилис был и по сей день остается одним из самых тяжелых бедствий человечества.
Чума, оспа и другие неприятности
Поступки людей, а соответственно и вся наша история определяются в общем случае глобальной программой выживания, но это свойственно всей живой природе. Если численность населения (или вообще популяции) превышает возможности среды, то происходят всякие неприятности, вроде сифилиса или других болезней, способствующих приведению ее к балансу со средой. Люди ищут причины, и, конечно, находят их (грехи наши тяжкие, враги наши злобные, мутации, и так далее). А события, между тем, происходят как бы сами собой.
Даже у животных при скученности и недостатке пищи появляется большое количество опустившихся особей. На них плодятся вши, разносящие многие заразные болезни. То же самое и у людей: за время первой мировой войны в ХХ веке болезни унесли больше человеческих жизней, чем оружие. У подавленной части популяции животных резко снижается забота о собственной гигиене и сохранении в чистоте мест обитания, что ведет к эпизоотиям; и человечество многократно подвергалось сильному воздействию эпидемий, отражавших, прежде всего, факт перенаселенности.
Одной из самых страшных была пандемия чумы, за два года вдвое сократившая в XIV веке население Европы. Это — линия № 6. Вспышки происходили, конечно, и до XIV века, и после; да и в течение самого этого столетия была целая череда эпидемий, но факт, что именно XIV век считают «веком Чумы».
Если наша реконструкция хронологии верна, мы должны обнаружить описания не менее ужасных пандемий во всех веках по линии № 6 синусоиды. И мы действительно их обнаруживаем. В веках линий № 1–2, похоже, эпидемий нет; линия № 3 дает одновременно эпидемии в VI и XI веках во франкских землях (это одна и та же линия № 3), но пандемии, когда болеют люди целых континентов — только по линии № 6.
Несколько слов о франкской чуме, в изложении А. М. Петрова:
О «римской» волне напомним, что она на треть сдвинута относительно стандартной греческой, а потому можно сказать, что к линии № 6 («век Чумы») принадлежат в какой-то своей части века I, II и III. Но этот последний, в силу своей растянутости на три линии, только с 250 до 290 год. Какова же эпидемиологическая статистика Рима этого периода, в описании историков? Можно ли говорить о пандемии? Судите сами.
В правление Нерона (54–68 годы) чума унесла в одну осень 30 тысяч человек. В царствование Веспасиана (69–79) «была также чума невиданной силы»; при Тите (79–81) случилась «почти беспримерная по силе моровая язва». При Траяне (98–117) «жестокая чума распространилась на множество римских провинций»; императорство Марка Аврелия (161–180) сопровождалось сплошными эпидемиями, при Коммоде (180–192) «чумная болезнь охватила Италию».
Моровая язва с 250 по 265 год свирепствовала без перерыва во всех римских провинциях, во всех городах и почти во всех семьях. В течение некоторого времени в Риме умирало ежедневно по 5 тысяч человек, и многие города совершенно опустели. В Александрии (а это уже Африка), как указывает Э. Гиббон, вымерла половина населения. Но все эти цифры не в состоянии передать апокалипсического состояния духа общества. Евсевий Памфил в «Церковной истории» приводит слова епископа Александрии Дионисия, очевидца трагедии:
Прежде всего, нельзя не упомянуть «Юстинианову чуму», получившую название по времени правления императора Византийской (Ромейской) империи Юстиниана I (527–565). Она гуляла по империи 52 года и унесла то ли треть, то ли половину жителей. Эпидемии чумы одна за другой (общим числом в пятнадцать) сотрясали континенты. Прокопий Кесарийский, очевидец пандемии, пишет, что чумой болел сам Юстиниан. Другой византийский историк, Евагрий, был свидетелем четырех последовательных эпидемий чумы в Антиохии, перенес эту болезнь в детстве, затем потерял от нее нескольких детей и внука. Вот текст из его «Истории церкви»:
Теперь от VI века сразу перейдем к VIII (о VII веке скажем чуть ниже). Константинопольский патриарх Никифор оставил нам ярчайшее описание огромной эпидемии, которая началась в Константинополе в 746 году и продолжалась в течение года:
Даже у животных при скученности и недостатке пищи появляется большое количество опустившихся особей. На них плодятся вши, разносящие многие заразные болезни. То же самое и у людей: за время первой мировой войны в ХХ веке болезни унесли больше человеческих жизней, чем оружие. У подавленной части популяции животных резко снижается забота о собственной гигиене и сохранении в чистоте мест обитания, что ведет к эпизоотиям; и человечество многократно подвергалось сильному воздействию эпидемий, отражавших, прежде всего, факт перенаселенности.
Одной из самых страшных была пандемия чумы, за два года вдвое сократившая в XIV веке население Европы. Это — линия № 6. Вспышки происходили, конечно, и до XIV века, и после; да и в течение самого этого столетия была целая череда эпидемий, но факт, что именно XIV век считают «веком Чумы».
Если наша реконструкция хронологии верна, мы должны обнаружить описания не менее ужасных пандемий во всех веках по линии № 6 синусоиды. И мы действительно их обнаруживаем. В веках линий № 1–2, похоже, эпидемий нет; линия № 3 дает одновременно эпидемии в VI и XI веках во франкских землях (это одна и та же линия № 3), но пандемии, когда болеют люди целых континентов — только по линии № 6.
Несколько слов о франкской чуме, в изложении А. М. Петрова:
«Григорий Турский говорит о присутствии в VI в. в королевстве франков такой разновидности чумы (леденящей воображение только названием, не говоря уже о симптомах), как „бес полуденный“. Болезнь наступала внезапно, ее припадки, сопровождавшиеся безумием, обычно начинались в середине дня, после чего следовала смерть. Это поветрие всегда было одним из тяжелейших испытаний для людей. Писание особо выделяет его: в мольбе из Псалтири к Всевышнему избавить именно от „язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень“ (Пс. 90, 6). Кроме того, на протяжении всей книги Григорий то и дело возвращается к бедствиям, наносимым паховой (бубонной) чумой, когда она, „вспыхнув, словно пламя на ниве“, сжигала население городов и многих провинций страны. Ряд же чумных заболеваний он и вовсе не идентифицирует, а называет просто мором».Есть мнение, что эта эпидемия, воспринятая как «гнев Божий за грехи наши», спровоцировала начало крестовых войн. Затем имеются эпидемии на линии № 5: моровая болезнь в Афинах времен Перикла (около 429 года до н. э.): «Разразилась губительная моровая болезнь и поглотила молодежь в цвете лет и сил»; от нее же умер и сам Перикл, и мор в Риме 365 до н. э. (тоже линия № 5 «римской» волны): «На Рим обрушилась повальная болезнь, которая погубила бесчисленное множество простого народа и почти всех должностных лиц». [29]А следующие по времени моровые напасти относятся уже к линии № 6. Нам нет нужды что-либо подгонять или «подчищать»; сами историки совсем не дают нам материала для линий № 1, 2, 4 и 9, лишь немного для линий № 5 и 7, и очень много для линии № 6 и 8.
О «римской» волне напомним, что она на треть сдвинута относительно стандартной греческой, а потому можно сказать, что к линии № 6 («век Чумы») принадлежат в какой-то своей части века I, II и III. Но этот последний, в силу своей растянутости на три линии, только с 250 до 290 год. Какова же эпидемиологическая статистика Рима этого периода, в описании историков? Можно ли говорить о пандемии? Судите сами.
В правление Нерона (54–68 годы) чума унесла в одну осень 30 тысяч человек. В царствование Веспасиана (69–79) «была также чума невиданной силы»; при Тите (79–81) случилась «почти беспримерная по силе моровая язва». При Траяне (98–117) «жестокая чума распространилась на множество римских провинций»; императорство Марка Аврелия (161–180) сопровождалось сплошными эпидемиями, при Коммоде (180–192) «чумная болезнь охватила Италию».
Моровая язва с 250 по 265 год свирепствовала без перерыва во всех римских провинциях, во всех городах и почти во всех семьях. В течение некоторого времени в Риме умирало ежедневно по 5 тысяч человек, и многие города совершенно опустели. В Александрии (а это уже Африка), как указывает Э. Гиббон, вымерла половина населения. Но все эти цифры не в состоянии передать апокалипсического состояния духа общества. Евсевий Памфил в «Церковной истории» приводит слова епископа Александрии Дионисия, очевидца трагедии:
«Вдруг появилась эта язва — событие ужаснейшее всякого ужаса и бедственнейшее всякого бедствия; люди находились в отчаянии, близком к безумию: полумертвые выбрасывались на улицу, мертвые оставались без погребения, прогонялись начинающие хворать, любящие убегали от самых любезных».Теперь мы увидим «век Чумы» на нашей «византийской» волне. Здесь к линии № 6 относятся VI и VIII века.
Прежде всего, нельзя не упомянуть «Юстинианову чуму», получившую название по времени правления императора Византийской (Ромейской) империи Юстиниана I (527–565). Она гуляла по империи 52 года и унесла то ли треть, то ли половину жителей. Эпидемии чумы одна за другой (общим числом в пятнадцать) сотрясали континенты. Прокопий Кесарийский, очевидец пандемии, пишет, что чумой болел сам Юстиниан. Другой византийский историк, Евагрий, был свидетелем четырех последовательных эпидемий чумы в Антиохии, перенес эту болезнь в детстве, затем потерял от нее нескольких детей и внука. Вот текст из его «Истории церкви»:
«Я должен также рассказать о чуме, которая появилась в этот период и распространилась на весь мир… не оставив, как я полагаю, непосещенным ни одного места, где живут люди. Некоторые города были столь сильно поражены, что совершенно обезлюдели».А вот описание еще одним византийским историком, Агафием, «будней» чумного города в 557 году:
«Итак, умирали многие внезапно, как будто пораженные апоплексией. Те же, кто был наиболее вынослив, не переживали пятого дня… Горячки с нарывами были продолжительные, а не однодневные. Они нисколько не ослаблялись и прекращались только со смертью… У некоторых не было ни лихорадочного жара, ни другого заболевания, но занятые обычным делом, и дома, и на площадях, принуждаемые необходимостью, они падали и быстро становились бездыханными, и поражался всякий возраст без различия, а в особенности люди цветущего возраста и молодые».Впридачу к чуме около 576 года разразилась ужасная эпидемия оспы, от которой пострадала вся континентальная Европа. По современным оценкам, население Европы, достигавшее в 200 году 36 миллионов человек, к 600 году уменьшилось до 26 миллионов. Христиане, вероятно, страдали от эпидемий больше, чем иудеи и мусульмане, поскольку гигиена не входила в обрядовую сторону их религии: по словам Иеронима, человек, прошедший через Христову купель, не нуждается в других омовениях.
Теперь от VI века сразу перейдем к VIII (о VII веке скажем чуть ниже). Константинопольский патриарх Никифор оставил нам ярчайшее описание огромной эпидемии, которая началась в Константинополе в 746 году и продолжалась в течение года:
«Тогда напала на столицу и на лежащие кругом селения и на те местности губительная болезнь, так что истребила весь населявший их человеческий род, и люди совершенно исчезли. Спаслись же по божьей воле некоторые, которые далеко бежали из этих районов… И спасавшиеся были не в состоянии тела умиравших предавать погребению… И так как город стал почти лишенным жителей, Константин (V)перевел и поселил в нем большое число народа из областей и с островов, находящихся под властью ромеев».Параллель между античным, византийским и средневековым периодами истории находят сами историки. А. М. Петров прямо пишет:
«Если продолжать цитировать подобные сообщения византийских исторических хроник (а их вполне достаточно), то мы лишь повторим рассказ о трагедиях античного общества, разве что в еще более драматическом варианте. Ведь только с 1348 по 1431 г. в Константинополе девять раз свирепствовали сильнейшие эпидемии чумы. А кроме того, существовали и обычные, но очень тяжелые недуги, которые врачи тоже пытались облегчить (и порой с большим успехом) с помощью восточных пряностей и благовоний».