«Врагов реформатской церкви он [Скалигер] устрашал и побеждал необычайною многосторонностью и глубиною знаний, во многих пунктах соприкасавшихся с теологией… Силою воображения и точных знаний С. построил в „Сокровищнице времен“ мировую историю, расчленил ее материал по народам, синхронистически сопоставил события по периодам от начала ассирийского царства до половины XV в. нашей эры. …В лице С. европейская наука вышла из подчиненного отношения к науке древних греков. Ученость С. оставляла далеко за собой знания и методы александрийских ученых».
   О качестве же творчества исторических писателей, труды которых использовал для «синхронистического сопоставления» Скалигер, и в верности которых нисколько не сомневаются современные историки, вот какое мнение излагает его современник Жан Боден. Он сам был масоном, а потому его трудно заподозрить в предвзятом отношении к Скалигеру:
   «Мы имеем бесчисленное множество писателей, которые наводнили мир своими сочинениями … так, что, кажется, главная и серьезнейшая беда его — объем. Поистине написанное должно быть глупо и несовершенно, ведь только тот, кто беспомощен в писательстве, порождает большее количество книг. Я еще не встретил ни одного писателя, который смог бы в краткой форме изложить разбросанный и разнородный материал. Люди, которые давали подобные обещания в пышных заголовках, потерпели неудачу».
   Надежных «исторических писателей» накануне создания традиционной истории сами историки того времени не обнаруживают. Даже Геродот, которого Жан Боден сравнил с Соломоном, и чье имя означает «Даритель древностей», не признается им безупречным, как историк. Он понимает, что летописцы творили мифы.
 
   «Я думаю, что никто не может совсем отказаться от восхвалений своей страны и не может в этих похвалах быть равнодушным. Так, например, Полибий (ок. 200–120 до н. э.), наиболее внимательный и правдивый среди лучших из известных нам писателей, повествовавших о своих соотечественниках, не смог воздержаться от очень язвительной брани в адрес Филарха (III век до н. э.) только потому, что тот скрыл доблесть и славу мегалополетян в войне против Аристомаха (тиран Аргоса в III веке до н. э.). Этот мотив, если я не ошибаюсь, стал основным у Плутарха (46–127) в произведении о злобе, направленном против Геродота (490/480 — ок. 425 до н. э.). В этой работе он остановил свое внимание на материале о биотийцах и херонейцах. Может быть, именно этот вышеназванный пример удержит вас от улыбки при чтении работ Сабеллия (М. Антонио Кочча), где он сравнивает войны венецианцев с делами римлян? Даже Д. Джианноти — гражданин Венеции — не смог вынести этих сравнений. Почти все историки борются со своими слабостями. Это касается и Цезаря, когда он описывал традиции греков, и Тацита с его описанием германцев, и Аппиана, когда речь шла о франках… Но серьезные сомнения, не приятные ни мне, ни истории, которые вызывает материал, окрашенный в откровенно хвалебные или враждебные тона, равно как и вывод, сделанный в ходе полемики, все-таки полезны, так как помогают сформировать непредубежденное мнение.
   С некоторых пор история существенно отличается от того образа правды, который содержался, например, в летописях, исправленных и приведенных в соответствие с истиной, — в летописях, оценить которые может любой. Я предполагаю, что склонность историков преуменьшать значение великих событий обусловлена тем, что они видят только общую картину. Это сочетается с желанием навязать неопытному читателю мнение, заведомо сомнительное. Вышесказанное следует всегда иметь в виду, чтобы не поддаться обману. Свойство истории таково, что с течением времени происходит переоценка ценностей, и поэтому приходится все подвергать сомнению. И это никем не оспорено. Весьма огорчительной представляется ситуация, когда исторический материал становится лишь приятным поводом для рассуждений риториков или философов, которые рвут нить незаконченных письменных источников или направляют размышления и память читателей в каком-нибудь ином направлении. Так что читатель имеет право отвергнуть Тимея (356–260 до н. э.) с точки зрения обоих недостатков, ибо он отступает от истории, часто сводя повествование к простым упрекам, — его не зря называют „клеветником“».
 
   Можно предположить, что кроме мифов и фантазий, написанных с неизвестно какой степенью достоверности, сдобренных астрологическими соображениями и оккультными расчетами, ничего не было у тех, кого принято называть «отцами» истории и традиционной хронологии. И с тех пор ничего принципиально нового наука история не приобрела, кроме, может быть, одного: фанатичной уверенности в непогрешимости теории Скалигера и подверстанной к его схеме археологии. Что же теперь делать?

Подгонка схемы

   С именами Скалигеров, отца и сына, связываются иногда очень древние события, причем весьма неожиданным образом. Литературный энциклопедический словарь, например, сообщает о литературоведении эпохи Возрождения следующее:
   «…новое Л. вырастало на основе „открытия античности“, утверждение оригинальности противоречиво совмещалось с попытками приспособить элементы антич. поэтики к новой лит-ре (перенос на эпопею норм аристотелевского учения о драме в „Рассуждении о поэтическом искусстве“, 1587, Т. Тассо). Восприятие классич. жанров как „вечных“ канонов уживалось со свойственным Возрождению ощущением динамизма и незавершенности. В эпоху Возрождения была заново открыта „Поэтика“ Аристотеля (наиболее важное изд. осуществлено в 1570 Л. Кастельветро), к-рая вместе с „Поэтикой“ Ю. Ц. Скалигера (1561) оказала сильнейшее влияние на последующее Л.»
   Но не только «совместная» литературная деятельность Скалигера-старшего и Аристотеля оказала «сильнейшее влияние» на мировую культуру. Если юлианский календарь, как считается, ввел римский император Юлий Цезарь, то так называемый Юлианский период (или цикл) некоторые ученые приписывают Юлию Цезарю Скалигеру, отцу Иосифа Скалигера, основателя научной (или все же каббалистической?) хронологии. Так отец «скромного филолога» тоже оказывается весьма «скромным» литературоведом, если тут уместна ирония. Кстати, в том же XVI веке, при тех же Скалигерах, а возможно, и не без их участия был принят и григорианский календарь, несущественно отличающийся от юлианского.
   Посмотрим на примере, в чем заключается работа хронолога. Э. Биккерман сообщает о смысле этой работы так:
   «…если говорится, что „Гораций умер на пятый день до декабрьских календ, когда консулами были Г. Марций Цензорин и Г. Асиний Галл“… то с помощью хронологии эта римская дата переводится на нашу систему летосчисления как 27 ноября 8 года до н. э…»
   Перевод с календ на эру «от Сотворения мира» делается по таблицам Скалигера, а с этой эры — на эру «от Рождества Христова» по Дионисию Петавиусу (1583–1652). Проблема в том, что до Скалигера и Петавиуса уже существовали сходные таблицы: хронологией «от Сотворения» занимались Евсевий и Иероним, а хронологией «от Рождества Христова» — Дионисий в III веке, и Дионисий Ничтожный (Малый) в VI веке.
   Поэтому упомянутый Биккерманом Гораций мог на самом деле умереть, если считать от нашего времени, 750 лет назад, то есть, в рамках традиционной системы, в середине XIII века в Константинополе, но по схеме Скалигера он попадает в Рим I-го века до н. э. и умирает там в восьмом году, по Евсевию — в IV век н. э., а по Иерониму, например, в IX или в V век.
   В математических расчетах каждый из хронологов по-своему прав, но получившиеся в результате «Горации» никакого отношения к реальному прошлому человечества не имеют. Так возникают дубликаты («двойники»), которые хорошо — не надо лукавить! — очень хорошо знакомы историкам, как герои с приставкой «псевдо». Например, обращенный в христианство в I веке самим апостолом Павлом Псевдо-Дионисий Ареопагит жил в V веке н. э., причем апокрифическое «Откровение Павла» было написано им, как считают литературоведы, в конце IV века.
   Исторические двойники — люди, разнесенные хронологией в разные века, — не обязательно известны под одними и теми же именами, хотя бывает и так. Никифор Калист пишет сочинение «Священная история от Христа до Гераклита». Это какой же Гераклит, спросит изумленный читатель, неужели тот знаменитый Гераклит Эфесский, герой не нашей эры? Нет, скажет историк, это другой какой-то, неизвестный науке Гераклит, он жил после Рождества Христова, хотя и не понятно, почему ему оказано такое уважение в священной истории. Также у Гебера, жившего якобы в XIV веке, и у Джабира ибн Гайана (VIII–IX века) имена схожи, и о них историки пишут: «видимо, речь идет о двух разных алхимиках».
   Но как же быть с теми «двойниками», которые вошли в историю под разными прозвищами? Один, например, под греческим, а другой под латинским или еврейским. О том, что они — жертвы хронологической а-синхронизации, и мысли у историков не возникнет! Если же вдруг возникнет, тексты всегда можно было поправить. То, что литературные тексты правили и дополняли на протяжении веков все, кому не лень, тоже хорошо известно и литературоведам, и историкам. Так, А. Кураев пишет о раннехристианском времени:
   «…Тексты Оригена проходили тройную правку: со стороны тех православных, которые любили его и хотели защитить от критики; со стороны еретиков, которые хотели сделать Оригена своим единомышленником, и со стороны откровенных недругов Оригена, которые вставляли в его тексты суждения, противопоставляющие его Церкви.
   Заметим, что если современные оккультисты полагают, что христиане испортили тексты Оригена, убрав оттуда реинкарнационные рассуждения, то по мнению древних учеников Оригена, отголоски язычества внесены в тексты Оригена позднейшими еретиками».
   В допечатную эпоху правка книг начиналась еще при жизни писателя; ее «редактировали» переписчики. Тем более интенсивно она продолжалась после смерти писателя. В тексты нередко вставлялись ссылки на авторов, ставших известными намного позже него.
   Только во времена Гете появился первый «серьезный опыт обстоятельного анализа» произведений античности (Винкельман, Лессинг). Г. Гердер «подытожил достижения» в области изучения античности, предложив вслед за Гиббоном идею полуторатысячелетнего упадка Римской империи (до 1453 года). А ведь, как мы теперь понимаем, вся «античность» с продолжившим ее «возрождением античности» протекала между IX и XVII веками.
   Итак, сначала стараниями хронологов, а затем писателей и историков была создана античная история. Затем ее вдолбили в головы населения, слегка «замазав» трещины. Как их замазывали гуманисты, последователи скалигеровской версии — пишет В. Кузищин в учебнике для студентов-историков:
   «…Своего рода приемом работы были фальсификация и вымысел исторических фактов; прибегали к произвольным вставкам в текст античных авторов… Средневековые монахи… совершали ошибки, которые механически повторялись другими переписчиками… Перед гуманистами встала задача восстановления текста (без оригинала? — Авт.). Они выполняли ее по мере копирования рукописей и подготовки их к печати».
   Из этого учебника следует, что авторы исторических текстов — заведомые фальсификаторы, а переписчики — ленивые тупые невнимательные монахи, и только «гуманисты» по наитию восстановили правду истории. Да, ессли так позволительно сказать — «по наитию» работали историки во времена Скалигера, но также работал и Георг Нибур (1776–1831) во времена Гете:
   «…В случае недостаточности собранного материала, полученного из источников или путем сравнения (с чем?! — Авт.), Нибур считал возможным опираться на собственную интуицию историка, внутреннюю убежденность, которая не только перерабатывает факты, но как бы сама подсказывает их исследователю».
   «Интуиция» и внутренняя убежденность чернокнижника далеко заведет! Казалось бы, совершенно невозможно, чтобы четвертый век наступил раньше третьего и писатель четвертого века, например Иероним Стридонский (ок. 347–420) не упоминал писателей недавнего для него прошлого, например, Евсевия Кесарийского (ок. 263–339). Но случается и такое.
   «Филология едва ли станет когда-нибудь „точной“ наукой. Филолог, разумеется, не имеет права на культивирование субъективности; но он не может и оградить себя заранее от риска субъективности надежной стеной точных методов. Строгость и особая „точность“ филологии состоят в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеческого понимания», —
   пишет С. Аверинцев.
   К сожалению, как раз собственный произвол и не удавалось обуздать историкам и литературоведам во всем обозримом прошлом. В результате историки запутали философов, объясняющих мир на основе исторических своих представлений, и, наконец, наступил момент, когда уже никто ничего не понимал. Оставалось или принять скалигеровский вариант истории на веру (что и произошло), но тогда история перестает быть наукой и превращается в разновидность религии, — или отрицать эту историю. Теперь, когда традиционная история полностью владеет умами, чтобы отрицать ее, надо что-то предложить взамен. К сожалению, оставаясь в рамках скалигеровской версии, предложить нечего. Надо суметь встать НАД Скалигером и показать другим такую возможность. Но видит Бог, как трудно это сделать.

Анахронизмы

   Монтескье написал в 1734 году «Рассуждения о причинах величия и упадка римлян», опираясь на труды Платона, Ксенофонта, Аристотеля, Полибия, Плутарха, Тита Ливия, Тацита, Цицерона. Но определить, когда происходили описанные ими события, он не смог. Разнобой у этих авторов, а также у Орозия, Тацита, Светония, Плиния, Геродиана, Лампридия, Филасторгия и других он пытался объяснить их «принадлежностью к различным политическим партиям, различным религиям». Другой видный деятель эпохи Просвещения, Вольтер, писал об этих попытках так:
   «Я не менее сыт всеми книгами, в которых повторяются басни Геродота и подобных ему о древних монархиях Азии и об исчезнувших республиках».
   Так Вольтер ставит под сомнение свидетельства всех античных авторов. Он больше доверяет неопровержимым памятникам, к которым относятся остатки городов, предметы материальной культуры, произведения искусства и считает, что только если невозможно их обнаружить, можно привлекать письменные свидетельства.
   В статье «История», написанной им для Энциклопедии Дидро и д’Аламбера, он высказал убеждение, что многие факты вымышлены хронистами, и современные люди не могут иметь объективного представления о событиях прошлого. Потому-то слишком много в мировой литературе несостыковок, анахронизмов.
   Поговорим же подробнее о существующей в исторической науке проблеме средневековых анахронизмов. Думаем, ни один из серьезных историков не будет возражать против их изучения. И хотя только фиксировать наличие анахронизмов в исторических или литературных произведениях — занятие малоинтересное, ведь важно понять, как они возникают, объяснить закономерности их появления, — для начала просто покажем, как выглядят эти анахронизмы.
   К примеру, Вергилий в «Божественной комедии» Данте говорит:
 
…Я от ломбардцев возвожу свой род,
И Мантуя была их краем милым.
Рожден sub Julio, хоть в поздний год
Я в Риме жил под Августовой сенью…
 
   Итак, древний поэт, рожденный «под властью Цезаря», ведет свой род от средневекового народа ломбардцев. Уже странно.
   У Низами в «Искендер-наме», вышедшей в 1486–1487 годах, есть глава «Поход Искендера на запад и посещение Каабы», из чего следует, что Искендер, — а так называли на Востоке Александра Македонского, — был мусульманином за 1000 лет до рождения основателя этой религии Мухаммеда. И у того же поэта в главе «Искендер вступает в борение с племенами русов» читаем:
 
Посреди вставали русы; сурова их дума:
Им, как видно, не любо владычество Рума!..
С мощью русов смешалась румийская сила,
Как на лике невесты бакан и белила.
 
   Так Низами сообщает, что во времена Александра Македонского русские были под властью Румского султаната, хотя при традиционных датировках никаких русских не могло быть во времена Македонского, как не было еще и султаната. А персидский и таджикский поэт Джами (1414–1492) в «Книге мудрости Искендера», являющейся поэтическим ответом на «Искендер-наме», пишет:
 
Когда услышал это Файлакус,
Подвластным странам, — будь то Рум иль Рус,
Он имя Искендера объявил,
Венец и жезл царей ему вручил.
 
   Из этого следует, что и Филипп Македонский (Файлакус), отец Александра Великого (Искендера), тоже знал и о Румском султанате в Турции, и о Руси. Возникает вопрос: или он знал об этих странах в IV веке до н. э., или сам жил в средневековье, о котором и пишут оба автора этих поэм.
   Нам скажут: чего же вы хотите от поэтов. Они все перепутали, потому что писали не историю народов, а историю «чувств».
   Но анахронизмов немало не только у поэтов. К месту и не к месту упоминает античность известный историк искусства, архитектор и художник эпохи Возрождения Джорджо Вазари (1511–1574). Между очень отдаленными временами он зачастую не видит большой разницы. В частности, пишет о том, что в античных крепостях предусматривали помещения для артиллерии.
   И кстати, о термине «античный». Ни в одном произведении XIII, XIV, начала XV веков не найдете вы слова «antico». Оно вошло в обиход только во второй половине XV века. Логично предположить, что его применяли к каким-то поделкам недавнего прошлого, имея в виду определенный временной рубеж. В языковой среде это в порядке вещей. Например, произнося словосочетание «доперестроечные времена», мы понимаем, что речь идет о нескольких годах, предшествовавших приходу к власти Горбачева, а не об эпохе Ивана Грозного, например, хотя Иван тоже царствовал до Горбачева.
   Сочинения флорентийца Дж. Вазари, по мнению искусствоведов и историков, наполнены «глупостями и небылицами», но ведь не только он считал Ливия и Саллюстия, Вергилия и Овидия жившими незадолго до изобретения книгопечатания. Цицерона тоже полагали средневековым автором. Вазари утверждает, что «старые» греки доделывали мозаики, начатые «древними» греками! О ком это?..
   Причинами быстрой перемены древнихгреков на старых, а затем и на новыхмогли стать, во-первых, чума XIV века, ополовинившая население Европы, а во-вторых, колоссальное унижение христианского мира, потеря Царьграда в 1453 году. Шли войны с турками, а страдали как раз греки. Вот и рубеж для слова «antico». Мастера эпохи «Возрождения античности» прямо продолжали традиции художников-«антиков»:
   «Художники эти, как лучшие и единственные в своей профессии, приглашались в Италию, куда вместе с мозаикой завезли и скульптуру и живопись в том виде, в каком они были им известны, и так они и обучали им итальянцев…»
   Это написано еще до того, как Скалигер обнародовал свою хронологию. А на многих картинах художников Средних веков и Возрождения можно видеть античность вперемешку со средневековой атрибутикой.
   Но и в этом случае нам могут возразить: чего ждать от художника! Натура увлекающаяся, «я так вижу», и всё такое…
   Тогда дадим слово путешественникам тех времен. Они люди серьезные, им, в отличие от поэтов и художников, выдумывать нет нужды; сами все видели, или от очевидцев слышали. И о чем же они сообщают? Об очень интересных вещах.
   Марко Поло пишет не только людях с песьими головами, но и о том, что Александр Македонский воевал с татарами и построил с этой целью крепость на Кавказе. Об этом известно и другим деятелям того времени, например, Ламберу ле Тору. Подобные недоразумения можно также встретить у Плано Карпини, Рубрука, Клавихо и прочих, якобы ходивших в неведомую даль — в Самарканд, Монголию и Китай — свидетелей, оставивших свои записи.
   А один из самых авторитетных авторов, современник «монгольского» периода Рашид-ад-дин в своей книге, в главе «Повествование о Кубилай-каане» рассказывает о рубежах государства китайского императора вот что:
   «С восточной стороны непосредственно с побережья океана и границы области киргизов каан не имеет ни одного непокорного».
   Комментаторы его текстов обычно не упускают возможности пояснить читателю, что имеет в виду автор. Но в этом случае они молчат. Сказать-то нечего, ведь где Китай, а где Киргизия? Где в Киргизии океан? Комментаторам не хватает смелости заявить, что под киргизами Рашид-ад-дин имеет в виду корейцев, потому что такое объяснение может быть ужасным для них. С другой стороны, возможно, что Китаем называлась во времена Рашид-ад-дина не та земля, которую называют так теперь. Учитывая, что «в древности» Каспийское море считалось заливом Внешнего океана, здесь можно поискать и «Китай» XIII века, но это еще более ужасно для историков, потому что разрушает всю скалигеровскую историю в ее привязке к географии. Кстати, наш современный Китай назывался в старину страной Сер, а никаким не Китаем и даже не Чином.
   Монах Рубрук, совершивший путешествие в Монголию времен Чингисхана, довольно правдоподобно описывает путь по берегам Черного моря. Он правильно пишет имена царей XIII века, но вот время их царствований в его записках — никуда не годится. Так, Андроник II Гид умер в 1235 году, Феодор I Ласкарис на тринадцать лет раньше, а Феодор II Ласкарис воцарился лишь через двадцать лет после Гида, в 1255 году, между тем Рубрук в своем походе «встречает» Гида и Ласкариса (неизвестно, какого) одновременно. У турок только Осман (1288–1326) принял титул султана, через 33 года после смерти Феодора II Ласкариса и через 53 года после смерти Андроника Гида, а Рубрук утверждает, что Синоп уже в их время принадлежал султану.
   Еще интереснее: в первом издании книги написано, что Скифия (Scythia) не повинуется тартарам. Но ведь Скифия по всем другим первоисточникам занимала всю южную Россию, то есть была на месте Украины, в том числе и Киевского княжества, и не быть под властью тартар не могла! И вот, чтобы затушевать эту несуразность, неизвестный позднейший корректор переименовывает Скифию в какую-то Цихию, причем в разных рукописях написано то Zikia, то Ziquia, Zichia, Zithia, Zittia, а первоначально все же — Sсythia.
   Если же вспомнить, что Скифия уничтожена готами в III веке н. э., то «свидетельство» Рубрука становится совсем плохим. Или вот, он пишет:
   «Затем к югу находится Трапезундия, которая имеет собственного государя по имени Гвидо (Андроник II Гид), принадлежащего к роду императоров константинопольских; он повинуется Тартарам».
   Здесь полная нелепица; никаким татарам Гид не повиновался. (впрочем, необходимо заметить, что книга Рубрука должна служить примером не анахронизма, а подделки: это не записки путешественника, а роман, причем написан он не в XIII, а в лучшем случае в XV веке.)
   В разговоре об анахронизмах наши оппоненты могут придраться и к свидетельствам путешественников: де, языков не знали, не понимали, где бродят. Географических карт, опять же, не было, а потому анахронизмы и нелепицы были неизбежны. Ну, тогда дадим слово историкам. Эти сидят, изучают, мыслят, а потом как скажут…
   Начнем с историка Иордана (VI век н. э.):
   «Филипп же, отец Александра Великого, связав себя дружбой с готами, принял в жены Медопу, дочь короля Гудилы, с целью укрепления Македонского царства через такое родство».
   Здесь беда такая: во времена Александра, как уже сказано, не было русов, но ведь не было и готов. Стало быть, Иордан, очень авторитетный историк, допускает анахронизм. Можно ли верить другим его сообщениям, если в этом случае он — не прав? А если мы будем верить другим его сообщениям, то почему же нам не верить как этому, так и следующему, хоть здесь между упомянутыми персонами три века, согласно традиционной истории:
   «И когда Гай Тиберий, уже третий, правит римлянами, готы все еще твердо сидят, невредимые, в своем государстве».
   Или:
   «Затем Дарий, царь персов, сын Гистаспа, пожелал сочетаться браком с дочерью Антира, короля готов…»
   Иордан понимал, что геты и готы — одно и то же племя. Современные историки этого не понимают. Или наоборот. А в следующем откровении историка вы — еще того не лучше, — встретите готов за полторы тысячи лет до их появления на свет, у стен… Трои:
   «При такой удаче готы, вторгшиеся в области Азии, забрав добычу и награбленное, снова переплывают Геллеспонтский пролив; по пути они разоряют Трою и Илион, которые, едва успев лишь немного восстановиться после Агамемновой войны, снова оказались разрушенными вражеским мечом».
   Трудно сказать, по какому летосчислению меряет Иордан историческое пространство. В следующем эпизоде упомянут Юстиниан, византийский император VI века:
   «Так славное королевство и сильнейшее племя, столь долго царившее, наконец почти на 2030-м году покорил победитель всяческих племен Юстиниан-император через вернейшего ему консула Велезария».