Страница:
Губернатор и его приближенные довольно быстро пресекли панику в самом Пондишери. Самыми неспокойными людьми оказались купцы и монахи, но Дюплекс сумел убедить их в невозможности падения города. Еще предшественники генерал-губернатора Ленуар и Дюма заботились об укреплении Пондишери. Дюплекс продолжал фортификационные работы - стена закрывала город и с суши и с моря. Десять бастионов встречали неприятеля на всех направлениях. В центра города возвышался над другими домами звездообразный форт, где хранились самые ценные вещи Компании и запасы продовольствия, а также находились казармы и мастерские. Далеко за городскую черту были выдвинуты пять редутов. При штурме Пондишери нужно было преодолеть пять или шесть препятствий, включая и ров, наполненный водой. К этому следует добавить, что в то время с севера и запада город был окружен непроходимыми болотами, а с юга - рекой.
15 августа 1748 года флот Боскоуена пошел на север. Английский адмирал, казалось, должен был в первую очередь напасть на Мадрас. Но Боскоуен, довольно тщеславный человек, решил одним ударом расправиться с французами, взяв штурмом их резиденцию. Дюплекс и Паради рассчитали правильно, что главный удар англичане нанесут по Пондишери. Когда показались английские корабли, в Пондишери вновь вспыхнула паника, теперь уже в "черном городе". Дюплекс на первых порах разрешил беженцам покинуть город. Одновременно по приказу городских властей безжалостно сносилось все, что могло послужить противнику укрытием: вырубались сады, разбивались здания, ломались ограды. Генерал-губернатор и его правая рука Паради внимательно следили за настроением солдат и сипаев. Израсходовав деньги Компании, Дюплекс платил жалованье сипаям Компании из своих средств, накопленных за годы правления в Шандернагоре и Пондишери.
20 августа англичане высадились у бастиона Арианкапум, на юге Пондишери. Здесь обороной руководил Паради. Центр тяжести наступления пришелся на сипаев, сражавшихся под командованием индийца Ибрагим-хана. Сипаи еще в первых боях при обороне города показали себя удивительно стойкими воинами. Англичане на протяжении двух дней безнадежно атаковали форт. Каждая их атака захлебывалась: сипаи стреляли очень метко. Потеряв 300 человек, адмирал приказал трубить отбой. Первый тур сражения выиграли французы. Но англичане не думали отступать. Боскоуен решил взять форт любой ценой. Он вновь собрал войска, и несколько тысяч человек пошли на приступ. Несмотря на большие потери, солдаты в красных мундирах подошли к стене и приставили лестницы. Вот они показались на вершине стены... но тут опять великолепно показали себя сипаи. Они с удивительным хладнокровием сбрасывали вниз приставленные лестницы с англичанами, точно выбирая нужный для этого момент. Падение лестниц породило панику среди осаждавших; несмотря на призывы офицеров, "красные мундиры" отступили.
Однако выстрелы, шум боя вызвали в Пондишери самые противоречивые слухи. Женщины, дети и старики бросились к городским воротам, неся свой убогий скарб, и умоляли выпустить их из города. Страх грабежа и насилия, неизбежного при штурме, гнал их от своих очагов. Дюплекс выпустил из города лишь неработоспособных людей. Чтобы как-то ослабить панику, он пустил слух о скором приходе союзников-маратхов.
Битва за редут продолжалась. Англичане вновь пытались захватить Арианкапум, но потеряли 300 человек. Французы остались хозяевами крепости. Тогда англичане решили пойти на хитрость: согласившись на временное перемирие, они подтянули пушки к форту и решили ночью засыпать ров песком, подвести артиллерию к самым стенам и разрушить укрепления. Французская разведка разгадала маневр, и Паради задумал вылазку. Ночью группа пехотинцев под командованием офицера Бюсси покинула крепость и ворвалась в английский лагерь. Противник не сопротивлялся. Офицеры были захвачены в плен, пушки выведены из строя.
Теперь французы надеялись продержаться в форту долго, но стали жертвой собственной беспечности. Несколько телег с порохом стояли на открытой местности, французы не позаботились перетащить порох в безопасное место. Англичане утром, обнаружив свои разломанные пушки, в ярости стали стрелять с дальней дистанции. Один из снарядов разорвался прямо в повозке с порохом. Взметнулся огненный столб, раздались взрывы, форт охватило пламенем. 150 человек погибли сразу. Защитники форта, солдаты и сипаи, превратились в беспомощную толпу, неожиданность взрыва и пожар деморализовали их полностью. Паради приказал отступать. С трудом офицеры сумели растолкать сбившихся в кучу людей. Постепенно восстановилось некоторое подобие дисциплины. Отходя, французы взорвали все важные укрепления и утащили пушки. Несмотря на отчаянные меры, принятые Дюплексом, в городе быстро узнали о падении южного форта. Немедленно началось смятение, толпы людей бросились к городским воротам. Они пытались спасти свою жизнь и то, что возможно из имущества, от англичан. Но их подстерегали другие враги. В своем дневнике переводчик Дюплекса Ананда описывал, как вооруженные слуги мадам Дюплекс останавливали беженцев и отнимали у них драгоценности.
Генерал-губернатор отнюдь не считал себя побежденным. А адмирал Боскоуен считал себя уже победителем и не торопился идти на приступ. Прошла еще неделя. Дюплекс вновь укрепил город. Французы предприняли удачные вылазки, причем Бюсси удалось увести несколько английских орудий. По приказу губернатора все крупные здания Пондишери были использованы в интересах обороны - церковь иезуитов, индуистские храмы превратились во временные бастионы. Дюплекс хотел занять и мечеть, но этому воспротивились предводители сипаев - в большинстве своем мусульмане.
В начале сентября Боскоуен пошел на решительный штурм, два дня Пондишери непрерывно обстреливался английскими снарядами. Дюплекс приказал население загнать в казематы. 29 сентября атака продолжалась. Но и французы и сипаи держались уверенно, под стенами бастионов погибло много солдат в красных мундирах. Шпионы мадам Дюплекс доносили губернатору, что в английском лагере возникла эпидемия дезинтерии и многие умирают.
На военном совете был составлен план большой вылазки у северных (Мадрасских) ворот города, где противник казался наиболее уязвимым. Чтобы усыпить бдительность англичан, Бюсси с небольшим отрядом совершил ложный маневр, потревожив вражеские войска с юга. Однако разведка адмирала разгадала план Паради. Англичане произвели перегруппировку и подготовились к встрече, французы попали в засаду. После первого залпа многие офицеры были ранены, причем сам Паради смертельно. Смерть Паради была страшным ударом для Дюплекса, ведь этот образованный, смелый и инициативный военачальник являлся, пожалуй, его единственным преданным другом и советником. Но, как уже часто бывало, неприятности только ожесточали губернатора, его настроение передавалось защитникам города. Сопротивление французов не ослабевало, а англичане все более чувствовали усталость, у них кончались припасы, свирепствовали болезни. К тому же приближался сезон дождей, т. е. то время, когда осаду Пондишери продолжать стало бы невозможно.
Английский адмирал нервничал, его попытки овладеть городом не увенчались успехом. Французские солдаты и сипаи привыкли к бомбардировкам с моря и спокойно отсиживались в убежищах, но в минуты затишья все более смело беспокоили осаждавших мелкими вылазками. Английские наемники - негры и индийцы волновались: шпионы Дюплекса, шнырявшие в лагере, сеяли страшные слухи. В это же время французские сипаи произвели вылазку под командованием Абд-ур-Рахмана. 25 сентября, выйдя из ворот ночью, они незаметно приблизились к английским позициям и спрятались за деревьями. Утром, когда англичане пошли на приступ, их встретил неожиданный огонь сипаев, красные мундиры смешались после первого залпа и, не приняв боя, побежали; на поле битвы осталось 50 убитых и 80 раненых. После этой неудачи многие английские сипаи покинули лагерь осаждавших. Индийцы окончательно убедились в безнадежности осады, да и гороскопы предсказывали поражение британцам.
Люди Дюплекса все более смелели, небольшие отряды французов нападали на провиантские обозы, идущие из Куддалура к Пондишери. Последней надеждой Боскоуена был аркатский наваб, но старый владыка Карнатика колебался, его тысяча всадников, расположившихся неподалеку от французской столицы, безучастно наблюдали длительную осаду.
Адмирал Боскоуен понял, что дальнейшее пребывание под Пондишери грозит английским войскам еще более тяжелыми последствиями. Он попытался испробовать последнее средство - генеральную бомбардировку города. По его приказу английские корабли растянулись цепочкой против города и 300 пушек английского флота начали непрерывный обстрел Пондишери. Одновременно действовала и сухопутная артиллерия. За пять дней на Пондишери упало 20 тысяч снарядов, почти все дома в "черном городе" были разрушены, но казармы пострадали мало.
Штурм города с суши был вялым, англичане отступили сразу же после первого залпа французов. Больше ждать было нельзя, число больных катастрофически росло. 17 октября англичане снялись с лагеря. Осада кончилась.
За 60 дней осады англичане потеряли только убитыми 1300 человек, а всего вышло из строя 2500. Общие потери французов составили 393 человека. В битвах за Пондишери отличились французские сипаи, их смелые и быстрые вылазки наносили чувствительные удары осаждавшим, они принимали на себя основные удары противника. Из всех убитых и раненых среди гарнизона Пондишери насчитывалось 240 сипаев и 153 француза. Английские наемники сражались менее охотно, стараясь по возможности уклоняться от боя. Из 1300 убитых во время осады было 900 англичан и только 400 сипаев. Британские сипаи еще не прошли должной военной подготовки.
Адмирал Боскоуен явно переоценил свои силы, карьера его казалась конченой. Зато Дюплекс ликовал. Дневник Ананды передает разговор генерал-губернатора с командиром сипаев, в котором проявилось все честолюбие Дюплекса: "Тут вошел лейтенант Абд-ур-Рахман, господин пригласил его сесть и, глядя на него, сказал: "Я даю тебе титул аркатского наваба". Абд-ур-Рахман ответил: "Дайте мне тысячу сипаев, всадников, четыре мортиры и четыре тяжелых орудия, мы пойдем и возьмем Аркат... Вам стоит дать приказание... с таким числом сипаев, пушек и мортир можно овладеть всем Карнатиком". "Верно",- сказал мосье".
Действительно, Дюплекс первый всерьез подумал о создании колониальной империи в Индии. Генерал-губернатор чувствовал себя непобедимым. Почти все могольские феодалы и даже сам император поздравляли его с победой. Это был новый триумф Дюплекса. Компания высоко оценила его мужество и упорство. Генеральный контролер Машо выхлопотал у короля для губернатора высокую военную награду - крест Святого Людовика. Но награжден Дюплекс был за то, что сохранил для Компании ее владения, а не за захват новых территорий. Правление Компании не хотело дополнительных расходов.
18 октября в Аахене маркиз Пусье подписал мир, Про этого министра, покорного исполнителя воли маркизы Помпадур, говорили, что он защищает интересы королевства не как француз, а как пруссак (обыгрывалось фонетическое сходство слов "Пусье" и "прусьен"). Никаких политических перспектив для Франции этот договор не содержал. В салонах повторяли остроту: "Глуп как мир". Французская дипломатия при выработке условий почти не интересовалась состоянием своих заморских территорий в Индии, она удовлетворилась формальным признанием довоенных границ. Положения об американских колониях Франции вообще оказались не разработаны для договора.
Английские дипломаты, проявив должную дальновидность, подписали договор, предвидя, что война в колониях будет продолжаться. Английские торгово-промышленные круги оказывали все большее влияние на внешнюю политику. Буржуазия Лондона, Бирмингема, Манчестера, Ливерпуля становилась сильнее, а следовательно, агрессивней с каждым десятилетием. Если в середине XVIII века внешняя политика правительства феодально-абсолютистской Франции отражала традиционные 300-летние споры между французской и австрийской коронами, то главной линией британской политики становились колониальные захваты.
Политическая отсталость французской буржуазии ясно проявилась в ее отношении к заключению мира. Большинство представителей финансового Парижа с радостью восприняли вести о конце войны. В мае 1748 года, почти за полгода до подписания мира, в стране стали активно распространяться акции Компании обеих Индий на сумму 6 миллионов ливров. Воспрянули духом французские работорговцы, продававшие "черное дерево": их корабли могли свободно плыть в Америку от берегов Африки. Годы военного затишья (1748-1755) баснословно обогатили темных дельцов работорговой компании "Ангола". За один только год одна эта компания продала около пяти тысяч африканцев в Америку.
Был доволен заключением мира и человек, из которого Людовик XV. хотел сделать своего Кольбера, - генеральный контролер Франции Жан-Батист де Машо. Новый генеральный контролер отличался большой работоспособностью, честностью, желанием пополнить королевскую казну. Но он не обладал политическим кругозором не только Кольбера, но и своего предшественника Орри. Изыскивая все новые средства для королевской казны, Машо затронул налоговые привилегии дворянства, духовенства и чиновничества. Между министром финансов и благородными сословиями Франции началась ожесточенная многолетняя борьба. Она поглотила все силы государственного контролера. Он почти не обращал внимания на Компанию обеих Индий. Она лишь должна была давать в срок должную сумму денег в казну. Жестокий деспотизм Машо сказался на всем стиле работы правления Компании. Его отношение к планам генерал-губернатора было скептическим.
В начале 1749 года Дюплекс узнал о мире. Легко представить, как велики были его разочарование и обида. Мадрас, удержанный в последний год войны ценой полного разрушения Пондишери, возвращался англичанам. 1 апреля правитель Пондишери и адмирал Боскоуен подписали соглашение о мире, на следующий день французские войска покинули Мадрас.
В Пондишери царило уныние. Казалось, французы проиграли войну. Дюплекс остерегался выражать свое недовольство королевской политикой, всю свою злость он изливал на англичан. "Это англичане,- говорил губернатор окружающим,-создали закон, они его публикуют и подкрепляют его фактами. Нам говорят, они связаны, как и мы, договорами. Это заблуждение - ничто не связывает англичан, кроме силы, когда дело идет об их выгодах. Для них ничто не является достойным уважения, помимо силы... История Европы с царствования Елизаветы до наших дней учит нас, что большая часть могущества англичан, их торговли, их колоний, их богатств не имеет иного основания, кроме вероломства и многократных нарушений договоров, самых, казалось бы, прочных, и права естественного и международного". Дюплекс завидовал торговой и морской активности англичан и мечтал в недалеком будущем изгнать их если не из пределов Индии, то хотя бы из Карнатика.
Этому густонаселенному району грозила новая война. А ведь только недавно закончившиеся бои заставили население юга Коромандельского побережья переносить большие лишения. Никто не учитывал убитых и раненых мирных индийцев, сожженных деревень, вытоптанных полей. При штурме Мадраса, в сражениях за Куддалур, при осаде Пондишери солдаты обеих армий беззастенчиво грабили население. Замерла торговля, не находили сбыта товары ремесленников, тысячи семей голодали.
Как свидетельствует Ананда, напуганное население "черного города" стремилось покинуть Пондишери и укрыться в различных деревнях и городах, но по приказу Дюплекса никого не выпускали и только брахманы могли свободно уйти из города по своей воле. На самом деле число жителей "черного города" возросло, ибо деревни неподалеку от Пондишери были сожжены французами еще до появления англичан и население этих деревень, оказавшись без крова, искало прибежища в Пондишери.
С населения постоянно взимались контрибуции, причем они сопровождались обысками и грабежами. В период осады произвол возрос. Ананда описывает, как монахи во главе толпы "солдат, негров и неприкасаемых" ворвались в индуистский храм и начали ломать статуи богов и украшения. "Отец из Карикала, по имени Кардо, разбивал статуи огромным молотком и топтал их ногами... Особенно свирепствовал некий монах Варлаам, который в неистовстве уничтожал все, что ему попадалось на пути".
Унизительные клички редко встречаются в дневнике Ананды, но, упоминая Саверимуту и лазутчиков из касты палли, переводчик Дюплекса теряет обычную сдержанность. Ананда называет Саверимуту хромым негодяем, а лазутчиков - ворами и грабителями.
И все же из дневника можно узнать, что эти люди, проникая в черри деревень, занятых англичанами, где жили неприкасаемые касты, собирали сведения о неприятеле и, постоянно рискуя жизнью, возвращались в осажденный Пондишери. Кроме того, палли выносили раненых с поля боя, караулили лошадей. За услуги, оказанные Компании обеих Индий, лазутчики мадам Дюплекс получали несколько пригоршней рису, а иногда мелкую монету, О их жизни известно мало. Официальные сводки молчат, а Ананда при описании деятельности лазутчиков не жалеет черных красок.
Для Ананды особенно страшным было нарушение вековых устоев. Палли врывались в дома четти (каста купцов), и, когда последние им говорили: "Как вы, неприкасаемые, осмеливается заходить к нам", их били и угрожали им расправой. "Я не знаю, как описать беспорядок, который творился в городе",- замечает Ананда. В хаосе осажденного города проявилась затаенная ненависть неприкасаемых к привилегированным кастам.
Положение мирных жителей во время войны было очень тяжелым; прекратилась работа, наступил голод, только ростовщики и спекулянты оказались в выигрыше. Единственной возможностью прокормиться стала продажа за гроши английских ядер. Ананда сообщает, что, когда голодные люди пытались срывать фрукты в саду, принадлежавшем мадам Дюплекс, их заковывали в кандалы и бросали в тюрьму.
На территории, занятой англичанами, беженцам было еще хуже. Здесь их притесняли английские сипаи, частью мусульмане, частью телугу из касты редди, но жестокостью всех превосходили англичане: они так зверски избивали индийских кули, что последние покидали английский лагерь.
Казалось, мир подписанный в Европе, должен был возродить прежний уклад жизни, но ни одна из компаний не верила, что в Индии может наступить длительный покой, да и не желала его.
Глава третья
ВОЙНА В КАРНАТИКЕ (1749-1764)
Наступил мир, но у французского правительства не было ясной стратегической линии. Политика определялась сложной придворной интригой. В 1749 году коалиция, враждебная маркизе Помпадур, в очередной раз попыталась избавиться от властной фаворитки. В результате этой борьбы пал ее противник, морской министр Морепа, а остальные ее враги во главе с военным министром д'Аржансоном и герцогом Ришелье временно затаились. Король, и раньше не доверявший советникам, стал все более прибегать к секретной дипломатии; "теневой кабинет", возглавляемый принцем крови Конти, превратился в негласное министерство иностранных дел. Самое печальное обстоятельство для внешней политики Франции заключалось в том, что официальные дипломаты не всегда знали о действиях тайных, а серьезная политика превращалась подчас в игру прихоти Людовика XV, которого развлекали ссоры придворных.
В то время как в Лондоне, Бристоле, Ливерпуле серьезно обсуждали будущее заморских владений Британии, в парижских салонах и при дворе колониальный вопрос стал предметом шуток для острословов. Философы же, как правило, высмеивали и осуждали колониальную политику. Вольтер не всегда был последователен: как акционер Компании обеих Индий он порой сочувствовал успехам Франции в Индии, но более известно мнение автора "Кандида" о снежных арпанах Канады как о бесполезной земле. Монтескье писал о том, что колонии высасывают соки из метрополии, Руссо гневно обличал все попытки цивилизовать на европейский манер другие народы мира.
В колонии направляли, как правило, представителей преступного мира, лиц без определенных занятий, продажных женщин, бродяг и т. д. В Париже и на дорогах страны регулярно производились облавы. Колониальные войска формировались также из тех, кто предпочитал солдатскую службу в тропиках тюрьме. Дюплекс в одном из писем назвал французских солдат в Индии "тупыми животными". Люди, отвергнутые своим обществом, озлобленные и одичавшие, относились с глубоким безразличием к интересам Компании и в любой момент могли взбунтоваться, но под командой талантливого командира эти же французы проявляли редкую в трудных условиях боеспособность. Талантливых офицеров в Индии почти не было (такие, как Паради и Бюсси, составляли исключение). Все эти обстоятельства весьма тревожили Дюплекса: он твердо решил, несмотря на враждебное настроение директоров Компании, продолжать борьбу за Карнатик. Английский командующий адмирал Боскоуен также держал войска в боевой готовности.
В это время завершался распад Могольского государства. Англичане и французы видели, что наместники императора в Бенгалии, Хайдарабаде, Ауде становились полновластными монархами в своих провинциях и вели ожесточенную борьбу между собой за власть. С севера наступал правитель Афганистана Ахмад-шах. Маратхские вожди захватывали громадные территории и образовывали собственные княжества. Юг Индии представлял собой одно из неспокойных мест. Здесь переплетались интересы низама Хайдарабада, маратхов, наваба Карнатика, местных раджей. Достаточно было какому-нибудь авантюристу начать военные действия, как все разнородные силы вмешались бы в борьбу. Такой человек вскоре нашелся, это был небезызвестный Чанда Сахиб.
С помощью Дюплекса Чанда Сахиб оказался в Пондишери; ждать удобного случая долго не пришлось. В июне 1748 года (еще не кончилась война) умер один из самых могущественных феодалов Индии - Низам-ул-мулк, властитель Декана. Между его сыновьями и внуками тотчас же началась борьба за наследство.
События, происшедшие после смерти Низам-ул-мулка, являются вариантом истории прихода к власти
Аурангзеба, который на пути к трону убил своих троих братьев и заточил отца. Разница заключалась лишь в масштабах борьбы и в том, что среди потомков Низама не было ни одного столь коварного и изворотливого, как Аурангзеб. Главным претендентом считался внук деканского владыки Музаффар Джанг, поскольку в жилах его текла кровь Великих Моголов; за ним шли сыновья от знатной жены - Гази-уд-дин и Насир Джанг; трое сыновей от жен менее знатного происхождения не имели прав на власть. Но с силой всегда считались больше, чем со знатностью (Надир-шах был сыном кожевника, а правитель Бенгалии Муршид Кули-хан - сыном бедного брахмана).
Реальная власть в Хайдарабаде оказалась у Насир Джанга, ибо он командовал войсками. Захватив сокровища Низама, Насир Джанг почувствовал себя непобедимым. Вскоре из Дели пришел фирман, подтверждающий право Насир Джанга на наследство Низама, но спустя несколько дней подобный фирман получил и другой претендент на власть в Декане - Муааффар Джанг. Эта путаница легко объяснима. В Дели шла ожесточенная борьба за власть между вождем персидской партии великим вазиром Сардар Джангом и главным евнухом Джавид-ханом. Вазир стремился заручиться поддержкой маратхов, Джавид-хан искал помощи у феодалов среднеазиатского происхождения. Под его влиянием безвольный император Ахмад-шах подписал фирман, передававший власть Насир Джангу. Главный евнух просил нового властителя Декана явиться с войсками в Дели и изгнать Сардар Джанга. Последний же действительно боялся усиления Декана и, чтобы вызвать смуту в бывших владениях Низам-ул-мулка, через несколько дней добился фирмана для Музаффара.
Музаффар мечтал стать низамом, но войско его было малочисленно, а казна пуста. Чанда Сахиб тут же ввязался в распри между наследниками, приняв сторону Музаффара. Последний обещал предприимчивому авантюристу в случае удачи весь Карнатик [* Следует отметить, что Чанда Сахиб как зять убитого маратхами Доста Али, последнего наваба Карнатика, получившего наваб-ство от Великого Могола, имел определенные права на Карнатик]. Чанда Сахиб нашел войско: он знал, что несколько тысяч сипаев французской Компании стоят в Пондишери и Дюплекс тяготится ими, ибо им нужно платить. Чанда Сахиб предложил генерал-губернатору свой план: он, Чанда Сахиб, получает французских сипаев, возводит Музаффара на трон Декана и сам становится навабом Карнатика, а в собственность Компании после победы переходит один из городов близ Пондишери, Вилленур, и 40 деревень. Дюплекс сначала колебался, но, когда узнал, что Музаффар и Чанда одновременно стараются заручиться поддержкой англичан, поспешно согласился. В июле Совет Пондишери заключил с Чандой договор, по которому Вилленур и 40 деревень перешли к французам. Колония превратилась в крупного земельного собственника. Мечты о колониальной империи, казалось, начинали осуществляться.
Аркатский наваб Анвар-уд-дин знал об опасности, но действовал с присущей восточным правителям медлительностью и дал своим противникам объединиться. Две тысячи сипаев и 500 белых солдат и топасов Компании и войска Музаффара двинулись к Аркату. В то время войска не имели специальной колониальной формы. Несмотря на июльскую жару, французские солдаты и офицеры были не только в мундирах, но и в напудренных париках. Старший французский офицер Отейль, человек храбрый, но бездарный, с трудом удерживал дисциплину.
15 августа 1748 года флот Боскоуена пошел на север. Английский адмирал, казалось, должен был в первую очередь напасть на Мадрас. Но Боскоуен, довольно тщеславный человек, решил одним ударом расправиться с французами, взяв штурмом их резиденцию. Дюплекс и Паради рассчитали правильно, что главный удар англичане нанесут по Пондишери. Когда показались английские корабли, в Пондишери вновь вспыхнула паника, теперь уже в "черном городе". Дюплекс на первых порах разрешил беженцам покинуть город. Одновременно по приказу городских властей безжалостно сносилось все, что могло послужить противнику укрытием: вырубались сады, разбивались здания, ломались ограды. Генерал-губернатор и его правая рука Паради внимательно следили за настроением солдат и сипаев. Израсходовав деньги Компании, Дюплекс платил жалованье сипаям Компании из своих средств, накопленных за годы правления в Шандернагоре и Пондишери.
20 августа англичане высадились у бастиона Арианкапум, на юге Пондишери. Здесь обороной руководил Паради. Центр тяжести наступления пришелся на сипаев, сражавшихся под командованием индийца Ибрагим-хана. Сипаи еще в первых боях при обороне города показали себя удивительно стойкими воинами. Англичане на протяжении двух дней безнадежно атаковали форт. Каждая их атака захлебывалась: сипаи стреляли очень метко. Потеряв 300 человек, адмирал приказал трубить отбой. Первый тур сражения выиграли французы. Но англичане не думали отступать. Боскоуен решил взять форт любой ценой. Он вновь собрал войска, и несколько тысяч человек пошли на приступ. Несмотря на большие потери, солдаты в красных мундирах подошли к стене и приставили лестницы. Вот они показались на вершине стены... но тут опять великолепно показали себя сипаи. Они с удивительным хладнокровием сбрасывали вниз приставленные лестницы с англичанами, точно выбирая нужный для этого момент. Падение лестниц породило панику среди осаждавших; несмотря на призывы офицеров, "красные мундиры" отступили.
Однако выстрелы, шум боя вызвали в Пондишери самые противоречивые слухи. Женщины, дети и старики бросились к городским воротам, неся свой убогий скарб, и умоляли выпустить их из города. Страх грабежа и насилия, неизбежного при штурме, гнал их от своих очагов. Дюплекс выпустил из города лишь неработоспособных людей. Чтобы как-то ослабить панику, он пустил слух о скором приходе союзников-маратхов.
Битва за редут продолжалась. Англичане вновь пытались захватить Арианкапум, но потеряли 300 человек. Французы остались хозяевами крепости. Тогда англичане решили пойти на хитрость: согласившись на временное перемирие, они подтянули пушки к форту и решили ночью засыпать ров песком, подвести артиллерию к самым стенам и разрушить укрепления. Французская разведка разгадала маневр, и Паради задумал вылазку. Ночью группа пехотинцев под командованием офицера Бюсси покинула крепость и ворвалась в английский лагерь. Противник не сопротивлялся. Офицеры были захвачены в плен, пушки выведены из строя.
Теперь французы надеялись продержаться в форту долго, но стали жертвой собственной беспечности. Несколько телег с порохом стояли на открытой местности, французы не позаботились перетащить порох в безопасное место. Англичане утром, обнаружив свои разломанные пушки, в ярости стали стрелять с дальней дистанции. Один из снарядов разорвался прямо в повозке с порохом. Взметнулся огненный столб, раздались взрывы, форт охватило пламенем. 150 человек погибли сразу. Защитники форта, солдаты и сипаи, превратились в беспомощную толпу, неожиданность взрыва и пожар деморализовали их полностью. Паради приказал отступать. С трудом офицеры сумели растолкать сбившихся в кучу людей. Постепенно восстановилось некоторое подобие дисциплины. Отходя, французы взорвали все важные укрепления и утащили пушки. Несмотря на отчаянные меры, принятые Дюплексом, в городе быстро узнали о падении южного форта. Немедленно началось смятение, толпы людей бросились к городским воротам. Они пытались спасти свою жизнь и то, что возможно из имущества, от англичан. Но их подстерегали другие враги. В своем дневнике переводчик Дюплекса Ананда описывал, как вооруженные слуги мадам Дюплекс останавливали беженцев и отнимали у них драгоценности.
Генерал-губернатор отнюдь не считал себя побежденным. А адмирал Боскоуен считал себя уже победителем и не торопился идти на приступ. Прошла еще неделя. Дюплекс вновь укрепил город. Французы предприняли удачные вылазки, причем Бюсси удалось увести несколько английских орудий. По приказу губернатора все крупные здания Пондишери были использованы в интересах обороны - церковь иезуитов, индуистские храмы превратились во временные бастионы. Дюплекс хотел занять и мечеть, но этому воспротивились предводители сипаев - в большинстве своем мусульмане.
В начале сентября Боскоуен пошел на решительный штурм, два дня Пондишери непрерывно обстреливался английскими снарядами. Дюплекс приказал население загнать в казематы. 29 сентября атака продолжалась. Но и французы и сипаи держались уверенно, под стенами бастионов погибло много солдат в красных мундирах. Шпионы мадам Дюплекс доносили губернатору, что в английском лагере возникла эпидемия дезинтерии и многие умирают.
На военном совете был составлен план большой вылазки у северных (Мадрасских) ворот города, где противник казался наиболее уязвимым. Чтобы усыпить бдительность англичан, Бюсси с небольшим отрядом совершил ложный маневр, потревожив вражеские войска с юга. Однако разведка адмирала разгадала план Паради. Англичане произвели перегруппировку и подготовились к встрече, французы попали в засаду. После первого залпа многие офицеры были ранены, причем сам Паради смертельно. Смерть Паради была страшным ударом для Дюплекса, ведь этот образованный, смелый и инициативный военачальник являлся, пожалуй, его единственным преданным другом и советником. Но, как уже часто бывало, неприятности только ожесточали губернатора, его настроение передавалось защитникам города. Сопротивление французов не ослабевало, а англичане все более чувствовали усталость, у них кончались припасы, свирепствовали болезни. К тому же приближался сезон дождей, т. е. то время, когда осаду Пондишери продолжать стало бы невозможно.
Английский адмирал нервничал, его попытки овладеть городом не увенчались успехом. Французские солдаты и сипаи привыкли к бомбардировкам с моря и спокойно отсиживались в убежищах, но в минуты затишья все более смело беспокоили осаждавших мелкими вылазками. Английские наемники - негры и индийцы волновались: шпионы Дюплекса, шнырявшие в лагере, сеяли страшные слухи. В это же время французские сипаи произвели вылазку под командованием Абд-ур-Рахмана. 25 сентября, выйдя из ворот ночью, они незаметно приблизились к английским позициям и спрятались за деревьями. Утром, когда англичане пошли на приступ, их встретил неожиданный огонь сипаев, красные мундиры смешались после первого залпа и, не приняв боя, побежали; на поле битвы осталось 50 убитых и 80 раненых. После этой неудачи многие английские сипаи покинули лагерь осаждавших. Индийцы окончательно убедились в безнадежности осады, да и гороскопы предсказывали поражение британцам.
Люди Дюплекса все более смелели, небольшие отряды французов нападали на провиантские обозы, идущие из Куддалура к Пондишери. Последней надеждой Боскоуена был аркатский наваб, но старый владыка Карнатика колебался, его тысяча всадников, расположившихся неподалеку от французской столицы, безучастно наблюдали длительную осаду.
Адмирал Боскоуен понял, что дальнейшее пребывание под Пондишери грозит английским войскам еще более тяжелыми последствиями. Он попытался испробовать последнее средство - генеральную бомбардировку города. По его приказу английские корабли растянулись цепочкой против города и 300 пушек английского флота начали непрерывный обстрел Пондишери. Одновременно действовала и сухопутная артиллерия. За пять дней на Пондишери упало 20 тысяч снарядов, почти все дома в "черном городе" были разрушены, но казармы пострадали мало.
Штурм города с суши был вялым, англичане отступили сразу же после первого залпа французов. Больше ждать было нельзя, число больных катастрофически росло. 17 октября англичане снялись с лагеря. Осада кончилась.
За 60 дней осады англичане потеряли только убитыми 1300 человек, а всего вышло из строя 2500. Общие потери французов составили 393 человека. В битвах за Пондишери отличились французские сипаи, их смелые и быстрые вылазки наносили чувствительные удары осаждавшим, они принимали на себя основные удары противника. Из всех убитых и раненых среди гарнизона Пондишери насчитывалось 240 сипаев и 153 француза. Английские наемники сражались менее охотно, стараясь по возможности уклоняться от боя. Из 1300 убитых во время осады было 900 англичан и только 400 сипаев. Британские сипаи еще не прошли должной военной подготовки.
Адмирал Боскоуен явно переоценил свои силы, карьера его казалась конченой. Зато Дюплекс ликовал. Дневник Ананды передает разговор генерал-губернатора с командиром сипаев, в котором проявилось все честолюбие Дюплекса: "Тут вошел лейтенант Абд-ур-Рахман, господин пригласил его сесть и, глядя на него, сказал: "Я даю тебе титул аркатского наваба". Абд-ур-Рахман ответил: "Дайте мне тысячу сипаев, всадников, четыре мортиры и четыре тяжелых орудия, мы пойдем и возьмем Аркат... Вам стоит дать приказание... с таким числом сипаев, пушек и мортир можно овладеть всем Карнатиком". "Верно",- сказал мосье".
Действительно, Дюплекс первый всерьез подумал о создании колониальной империи в Индии. Генерал-губернатор чувствовал себя непобедимым. Почти все могольские феодалы и даже сам император поздравляли его с победой. Это был новый триумф Дюплекса. Компания высоко оценила его мужество и упорство. Генеральный контролер Машо выхлопотал у короля для губернатора высокую военную награду - крест Святого Людовика. Но награжден Дюплекс был за то, что сохранил для Компании ее владения, а не за захват новых территорий. Правление Компании не хотело дополнительных расходов.
18 октября в Аахене маркиз Пусье подписал мир, Про этого министра, покорного исполнителя воли маркизы Помпадур, говорили, что он защищает интересы королевства не как француз, а как пруссак (обыгрывалось фонетическое сходство слов "Пусье" и "прусьен"). Никаких политических перспектив для Франции этот договор не содержал. В салонах повторяли остроту: "Глуп как мир". Французская дипломатия при выработке условий почти не интересовалась состоянием своих заморских территорий в Индии, она удовлетворилась формальным признанием довоенных границ. Положения об американских колониях Франции вообще оказались не разработаны для договора.
Английские дипломаты, проявив должную дальновидность, подписали договор, предвидя, что война в колониях будет продолжаться. Английские торгово-промышленные круги оказывали все большее влияние на внешнюю политику. Буржуазия Лондона, Бирмингема, Манчестера, Ливерпуля становилась сильнее, а следовательно, агрессивней с каждым десятилетием. Если в середине XVIII века внешняя политика правительства феодально-абсолютистской Франции отражала традиционные 300-летние споры между французской и австрийской коронами, то главной линией британской политики становились колониальные захваты.
Политическая отсталость французской буржуазии ясно проявилась в ее отношении к заключению мира. Большинство представителей финансового Парижа с радостью восприняли вести о конце войны. В мае 1748 года, почти за полгода до подписания мира, в стране стали активно распространяться акции Компании обеих Индий на сумму 6 миллионов ливров. Воспрянули духом французские работорговцы, продававшие "черное дерево": их корабли могли свободно плыть в Америку от берегов Африки. Годы военного затишья (1748-1755) баснословно обогатили темных дельцов работорговой компании "Ангола". За один только год одна эта компания продала около пяти тысяч африканцев в Америку.
Был доволен заключением мира и человек, из которого Людовик XV. хотел сделать своего Кольбера, - генеральный контролер Франции Жан-Батист де Машо. Новый генеральный контролер отличался большой работоспособностью, честностью, желанием пополнить королевскую казну. Но он не обладал политическим кругозором не только Кольбера, но и своего предшественника Орри. Изыскивая все новые средства для королевской казны, Машо затронул налоговые привилегии дворянства, духовенства и чиновничества. Между министром финансов и благородными сословиями Франции началась ожесточенная многолетняя борьба. Она поглотила все силы государственного контролера. Он почти не обращал внимания на Компанию обеих Индий. Она лишь должна была давать в срок должную сумму денег в казну. Жестокий деспотизм Машо сказался на всем стиле работы правления Компании. Его отношение к планам генерал-губернатора было скептическим.
В начале 1749 года Дюплекс узнал о мире. Легко представить, как велики были его разочарование и обида. Мадрас, удержанный в последний год войны ценой полного разрушения Пондишери, возвращался англичанам. 1 апреля правитель Пондишери и адмирал Боскоуен подписали соглашение о мире, на следующий день французские войска покинули Мадрас.
В Пондишери царило уныние. Казалось, французы проиграли войну. Дюплекс остерегался выражать свое недовольство королевской политикой, всю свою злость он изливал на англичан. "Это англичане,- говорил губернатор окружающим,-создали закон, они его публикуют и подкрепляют его фактами. Нам говорят, они связаны, как и мы, договорами. Это заблуждение - ничто не связывает англичан, кроме силы, когда дело идет об их выгодах. Для них ничто не является достойным уважения, помимо силы... История Европы с царствования Елизаветы до наших дней учит нас, что большая часть могущества англичан, их торговли, их колоний, их богатств не имеет иного основания, кроме вероломства и многократных нарушений договоров, самых, казалось бы, прочных, и права естественного и международного". Дюплекс завидовал торговой и морской активности англичан и мечтал в недалеком будущем изгнать их если не из пределов Индии, то хотя бы из Карнатика.
Этому густонаселенному району грозила новая война. А ведь только недавно закончившиеся бои заставили население юга Коромандельского побережья переносить большие лишения. Никто не учитывал убитых и раненых мирных индийцев, сожженных деревень, вытоптанных полей. При штурме Мадраса, в сражениях за Куддалур, при осаде Пондишери солдаты обеих армий беззастенчиво грабили население. Замерла торговля, не находили сбыта товары ремесленников, тысячи семей голодали.
Как свидетельствует Ананда, напуганное население "черного города" стремилось покинуть Пондишери и укрыться в различных деревнях и городах, но по приказу Дюплекса никого не выпускали и только брахманы могли свободно уйти из города по своей воле. На самом деле число жителей "черного города" возросло, ибо деревни неподалеку от Пондишери были сожжены французами еще до появления англичан и население этих деревень, оказавшись без крова, искало прибежища в Пондишери.
С населения постоянно взимались контрибуции, причем они сопровождались обысками и грабежами. В период осады произвол возрос. Ананда описывает, как монахи во главе толпы "солдат, негров и неприкасаемых" ворвались в индуистский храм и начали ломать статуи богов и украшения. "Отец из Карикала, по имени Кардо, разбивал статуи огромным молотком и топтал их ногами... Особенно свирепствовал некий монах Варлаам, который в неистовстве уничтожал все, что ему попадалось на пути".
Унизительные клички редко встречаются в дневнике Ананды, но, упоминая Саверимуту и лазутчиков из касты палли, переводчик Дюплекса теряет обычную сдержанность. Ананда называет Саверимуту хромым негодяем, а лазутчиков - ворами и грабителями.
И все же из дневника можно узнать, что эти люди, проникая в черри деревень, занятых англичанами, где жили неприкасаемые касты, собирали сведения о неприятеле и, постоянно рискуя жизнью, возвращались в осажденный Пондишери. Кроме того, палли выносили раненых с поля боя, караулили лошадей. За услуги, оказанные Компании обеих Индий, лазутчики мадам Дюплекс получали несколько пригоршней рису, а иногда мелкую монету, О их жизни известно мало. Официальные сводки молчат, а Ананда при описании деятельности лазутчиков не жалеет черных красок.
Для Ананды особенно страшным было нарушение вековых устоев. Палли врывались в дома четти (каста купцов), и, когда последние им говорили: "Как вы, неприкасаемые, осмеливается заходить к нам", их били и угрожали им расправой. "Я не знаю, как описать беспорядок, который творился в городе",- замечает Ананда. В хаосе осажденного города проявилась затаенная ненависть неприкасаемых к привилегированным кастам.
Положение мирных жителей во время войны было очень тяжелым; прекратилась работа, наступил голод, только ростовщики и спекулянты оказались в выигрыше. Единственной возможностью прокормиться стала продажа за гроши английских ядер. Ананда сообщает, что, когда голодные люди пытались срывать фрукты в саду, принадлежавшем мадам Дюплекс, их заковывали в кандалы и бросали в тюрьму.
На территории, занятой англичанами, беженцам было еще хуже. Здесь их притесняли английские сипаи, частью мусульмане, частью телугу из касты редди, но жестокостью всех превосходили англичане: они так зверски избивали индийских кули, что последние покидали английский лагерь.
Казалось, мир подписанный в Европе, должен был возродить прежний уклад жизни, но ни одна из компаний не верила, что в Индии может наступить длительный покой, да и не желала его.
Глава третья
ВОЙНА В КАРНАТИКЕ (1749-1764)
Наступил мир, но у французского правительства не было ясной стратегической линии. Политика определялась сложной придворной интригой. В 1749 году коалиция, враждебная маркизе Помпадур, в очередной раз попыталась избавиться от властной фаворитки. В результате этой борьбы пал ее противник, морской министр Морепа, а остальные ее враги во главе с военным министром д'Аржансоном и герцогом Ришелье временно затаились. Король, и раньше не доверявший советникам, стал все более прибегать к секретной дипломатии; "теневой кабинет", возглавляемый принцем крови Конти, превратился в негласное министерство иностранных дел. Самое печальное обстоятельство для внешней политики Франции заключалось в том, что официальные дипломаты не всегда знали о действиях тайных, а серьезная политика превращалась подчас в игру прихоти Людовика XV, которого развлекали ссоры придворных.
В то время как в Лондоне, Бристоле, Ливерпуле серьезно обсуждали будущее заморских владений Британии, в парижских салонах и при дворе колониальный вопрос стал предметом шуток для острословов. Философы же, как правило, высмеивали и осуждали колониальную политику. Вольтер не всегда был последователен: как акционер Компании обеих Индий он порой сочувствовал успехам Франции в Индии, но более известно мнение автора "Кандида" о снежных арпанах Канады как о бесполезной земле. Монтескье писал о том, что колонии высасывают соки из метрополии, Руссо гневно обличал все попытки цивилизовать на европейский манер другие народы мира.
В колонии направляли, как правило, представителей преступного мира, лиц без определенных занятий, продажных женщин, бродяг и т. д. В Париже и на дорогах страны регулярно производились облавы. Колониальные войска формировались также из тех, кто предпочитал солдатскую службу в тропиках тюрьме. Дюплекс в одном из писем назвал французских солдат в Индии "тупыми животными". Люди, отвергнутые своим обществом, озлобленные и одичавшие, относились с глубоким безразличием к интересам Компании и в любой момент могли взбунтоваться, но под командой талантливого командира эти же французы проявляли редкую в трудных условиях боеспособность. Талантливых офицеров в Индии почти не было (такие, как Паради и Бюсси, составляли исключение). Все эти обстоятельства весьма тревожили Дюплекса: он твердо решил, несмотря на враждебное настроение директоров Компании, продолжать борьбу за Карнатик. Английский командующий адмирал Боскоуен также держал войска в боевой готовности.
В это время завершался распад Могольского государства. Англичане и французы видели, что наместники императора в Бенгалии, Хайдарабаде, Ауде становились полновластными монархами в своих провинциях и вели ожесточенную борьбу между собой за власть. С севера наступал правитель Афганистана Ахмад-шах. Маратхские вожди захватывали громадные территории и образовывали собственные княжества. Юг Индии представлял собой одно из неспокойных мест. Здесь переплетались интересы низама Хайдарабада, маратхов, наваба Карнатика, местных раджей. Достаточно было какому-нибудь авантюристу начать военные действия, как все разнородные силы вмешались бы в борьбу. Такой человек вскоре нашелся, это был небезызвестный Чанда Сахиб.
С помощью Дюплекса Чанда Сахиб оказался в Пондишери; ждать удобного случая долго не пришлось. В июне 1748 года (еще не кончилась война) умер один из самых могущественных феодалов Индии - Низам-ул-мулк, властитель Декана. Между его сыновьями и внуками тотчас же началась борьба за наследство.
События, происшедшие после смерти Низам-ул-мулка, являются вариантом истории прихода к власти
Аурангзеба, который на пути к трону убил своих троих братьев и заточил отца. Разница заключалась лишь в масштабах борьбы и в том, что среди потомков Низама не было ни одного столь коварного и изворотливого, как Аурангзеб. Главным претендентом считался внук деканского владыки Музаффар Джанг, поскольку в жилах его текла кровь Великих Моголов; за ним шли сыновья от знатной жены - Гази-уд-дин и Насир Джанг; трое сыновей от жен менее знатного происхождения не имели прав на власть. Но с силой всегда считались больше, чем со знатностью (Надир-шах был сыном кожевника, а правитель Бенгалии Муршид Кули-хан - сыном бедного брахмана).
Реальная власть в Хайдарабаде оказалась у Насир Джанга, ибо он командовал войсками. Захватив сокровища Низама, Насир Джанг почувствовал себя непобедимым. Вскоре из Дели пришел фирман, подтверждающий право Насир Джанга на наследство Низама, но спустя несколько дней подобный фирман получил и другой претендент на власть в Декане - Муааффар Джанг. Эта путаница легко объяснима. В Дели шла ожесточенная борьба за власть между вождем персидской партии великим вазиром Сардар Джангом и главным евнухом Джавид-ханом. Вазир стремился заручиться поддержкой маратхов, Джавид-хан искал помощи у феодалов среднеазиатского происхождения. Под его влиянием безвольный император Ахмад-шах подписал фирман, передававший власть Насир Джангу. Главный евнух просил нового властителя Декана явиться с войсками в Дели и изгнать Сардар Джанга. Последний же действительно боялся усиления Декана и, чтобы вызвать смуту в бывших владениях Низам-ул-мулка, через несколько дней добился фирмана для Музаффара.
Музаффар мечтал стать низамом, но войско его было малочисленно, а казна пуста. Чанда Сахиб тут же ввязался в распри между наследниками, приняв сторону Музаффара. Последний обещал предприимчивому авантюристу в случае удачи весь Карнатик [* Следует отметить, что Чанда Сахиб как зять убитого маратхами Доста Али, последнего наваба Карнатика, получившего наваб-ство от Великого Могола, имел определенные права на Карнатик]. Чанда Сахиб нашел войско: он знал, что несколько тысяч сипаев французской Компании стоят в Пондишери и Дюплекс тяготится ими, ибо им нужно платить. Чанда Сахиб предложил генерал-губернатору свой план: он, Чанда Сахиб, получает французских сипаев, возводит Музаффара на трон Декана и сам становится навабом Карнатика, а в собственность Компании после победы переходит один из городов близ Пондишери, Вилленур, и 40 деревень. Дюплекс сначала колебался, но, когда узнал, что Музаффар и Чанда одновременно стараются заручиться поддержкой англичан, поспешно согласился. В июле Совет Пондишери заключил с Чандой договор, по которому Вилленур и 40 деревень перешли к французам. Колония превратилась в крупного земельного собственника. Мечты о колониальной империи, казалось, начинали осуществляться.
Аркатский наваб Анвар-уд-дин знал об опасности, но действовал с присущей восточным правителям медлительностью и дал своим противникам объединиться. Две тысячи сипаев и 500 белых солдат и топасов Компании и войска Музаффара двинулись к Аркату. В то время войска не имели специальной колониальной формы. Несмотря на июльскую жару, французские солдаты и офицеры были не только в мундирах, но и в напудренных париках. Старший французский офицер Отейль, человек храбрый, но бездарный, с трудом удерживал дисциплину.