Всегда существовало и давление со стороны правительства, побуждавшего к передаче «непрофильных» социальных служб предприятия в ведение местной власти — то, что в ходе рыночной реформы, в январе 1993 г., Б.Н.Ельцин постановил своим Указом. Н.Н.Румянцев пишет уже в 1993 г.: «Мы не могли выступать лишь как производители, но и вынуждены были формировать социальную среду города, Поэтому нам по-прежнему приходится обеспечивать город водой, теплом, канализацией. Даже баня и прачечная, которым сам Бог велел числиться за горкомхозом, до сего дня принадлежат комбинату, хотя обмывают и обстирывают весь город. Иногда проверяющие, видя эти непрофильные для нас организации, писали в актах проверок: это передать, это ликвидировать и так далее».
   Эксперты-«рыночники» представляют дело так, будто посредством государственного бюджета «потери» предприятий покрывались за счет налогоплательщиков, как это может понять привыкший к западной практике читатель. Между тем налоги с населения в СССР составляли всего около 7% доходной части бюджета, а на 92% она формировалась за счет платежей самих предприятий. Таким образом, через бюджет проводилась с помощью субсидий лишь «тонкая настройка», сглаживание отдельных флуктуаций в общем равновесной системы.
   Необходимо также подчеркнуть, что, оказывая на предприятия давление с целью ликвидации всех «общинных» механизмов социальной защиты, политический режим России 90-х годов признает устами своих экспертов, что в реальной экономической ситуации это будет означать резкое ухудшение жизни большинства населения. В этом у них сомнений нет, но это для них несущественно по сравнению с установлением «правильных» экономических норм.
   Доклад ОЭСР останется красноречивым документом культуры конца ХХ века. В нем представлена такая методология анализа социальных проблем, при которой жизнь десятков миллионов людей рассматривается исключительно с точки зрения критериев «правильной рыночной экономики» — исторически данной, преходящей доктрины. Ни западные, ни российские эксперты не подошли, хотя бы в порядке методологического контроля, к проблеме с противоположной, «абсолютной» стороны: от критериев сокращения страданий живых людей, которым предстоит пережить переход к «правильной рыночной экономике».
   В этом Докладе общий вывод почти всех экспертов, как западных, так и от правительства России, ясен: предоставление социальных благ работникам предприятий не в деньгах (через зарплату), а «натурой» — пережиток советского строя, «патология нерыночной системы». Обсуждаются лишь пути скорейшего устранения этой «патологии», которое развязало бы работников с предприятием и позволило перейти к «нормальному» свободному рынку рабочей силы. Признается, что лечение этой «патологии» болезненно, но и боль оценивается лишь в экономических категориях. Следует считать уникальной особенностью этого Доклада тот факт, что ни один из экспертов не рассмотрел совершенно аналогичный процесс, который произошел совсем недавно, почти на наших глазах. Попытка насильственного и радикального слома «патологии нерыночной системы» и общинных социальных структур в России в ходе реформы Столыпина привела к революции 1917 года. Об этом в Докладе нет ни единого упоминания. Неужели и западные специалисты верят, что революция большевиков была просто результатом еврейско-масонского заговора?
   После 1993 г., как свидетельствуют все доступные источники информации, в России происходило резкое снижение расходов предприятий на социальные нужды. Это подчеркивают и эксперты ОЭСР. Однако гораздо более важным для понимания следует считать не сокращение указанных расходов, а тот факт, что несмотря на тяжелейшее финансовое положение предприятия даже после приватизации продолжают сохранять ядро социальной инфраструктуры. В неблагоприятных условиях предприятия «ушли в оборону», лишь сократив свою социальную инфраструктуру до минимума.
   Перейдем к описанию реальности. Рассмотрим состояние некоторых частей социальной сферы промышленных предприятий в России — как с использованием статистических данных, так и ссылаясь на конкретные случаи и экспертные суждения и свидетельства. Основные показатели, однако, отражаются в официальном ежегоднике Госкомстата РФ «Социальная сфера России», а также ежегодных сборниках, обобщающих положение социальной сферы в регионах. В какой-то мере недостаток или неопределенность официальных данных восполняют специальные выборочные исследования. В 1990 г. Госкомстат СССР провел широкое исследование «Мнение населения о состоянии социальной сферы и приоритетах ее развития». Опросу подверглось 70 тыс. человек всех отраслей производства во всех республиках, краях и областях страны. Мы использовали данные, полученные в РСФСР (ныне РФ). Мнение трудящихся о деятельности социальных служб предприятий изучает ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения), который публикует данные в информационном бюллетене «Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения».
   Полезные сведения имеются в ряде книг мемуаров организаторов промышленности, в которых они оценивают социальную деятельность своих предприятий уже с опытом нынешней экономической реформы. Этот опыт заставил совершенно по-новому взглянуть на многие стороны жизни, которые раньше казались привычными и не привлекали внимания. Здесь я привожу выдержки из книги упомянутого выше Н.Н.Румянцева. Автор — организатор текстильной промышленности, был последовательно директором трех крупных предприятий (комбинатов), в 1992 г., кроме того, был президентом промышленной ассоциации «Ивановолен».
   Текстильная промышленность была приватизирована без участия государства. Ее предприятия — в наибольшей степени «частные». Эта промышленность в наименьшей степени связана с ВПК, больше всего ориентирована на потребительский рынок и, как предполагалось, должна была дать наиболее выигрышные аргументы для пропаганды экономической реформы. На деле отрасль введена в состояние тяжелой депрессии. Выпуск тканей резко упал (почти в 6 раз), предприятия простаивают. В этой ситуации тем более показательно отношение предприятий к социальной сфере. Я использовал материалы, предоставленные на предприятиях текстильной промышленности в Ивановской области и в областном комитете профсоюза этой отрасли2.
   Итак, что происходит сегодня? Тот вариант либеральной идеологии, который был положен в основание реформ в России, не оставляет у населения никаких надежд на социальную ответственность государства. В этих условиях большое и даже непропорциональное место в жизни людей заняло именно предприятие как островок социальной защиты и взаимопомощи. Этот островок тает и крошится, как льдина, на которой спасаются унесенные в море люди, но держится. Дальнейшая ликвидация социальных служб предприятия — вопрос не экономический. Он приобретает сегодня даже не только политическое, но и большое духовное значение. Это — вопрос надежды, а значит мира. Или утраты надежды, а значит, войны.
   Именно во взаимоотношениях рабочих с предприятием (независимо от того, государственное ли оно или частное) наблюдается самая главная аномалия экономической реформы. Производство упало вдвое, а рабочих не увольняют (практически после приватизации не было случаев массовых увольнений работников; 70% покинувших предприятия работников ушли по собственному желанию). Зарплату рабочим не платят по полгода — а люди приходят на предприятие и работают. Нет не только давно ожидаемого социального взрыва — нет даже социальных протестов. По оценкам экспертов Всемирного экономического форума в Давосе, в 1994 г. Россия была самой нестабильной страной, но забастовок на душу населения в ней произошло в десять раз меньше, чем в стабильной Испании.
   В конце 1995 г. Министерство экономики РФ финансировало комплексный проект «Мониторинг состояния и поведения предприятий». Результаты его отражены в докладе Института экономических проблем переходного периода «Институциональные и микроэкономические проблемы российской экономики в 1995 г.». Рассмотрим основные выводы «Мониторинга», в ходе которого было обследовано 433 предприятия:
   «Институциональные изменения. На абсолютном большинстве предприятий институциональных изменений в социальной инфраструктуре не происходит. В отношении детских дошкольных и оздоровительных учреждений не принимали никаких действий 61% предприятий, объектов жилищно-коммунального хозяйства — 65%, культурного назначения — 81%, здравоохранения — 86%, образовательных учреждений — 91%…
   Поведение предприятий по отношению к объектам социальной сферы зависит от численности занятых на них: на более мелких предприятиях реже наблюдаются какие-либо изменения в составе социальной сферы. Выяснилось также, что сохранять социальные объекты в своей структуре более склонны государственные предприятия, а некоторые из них даже принимают на свой баланс учреждения социального назначения…
   Преобразование социальных объектов в юридические лица протекает довольно вяло. В 3% случаев из состава предприятий с приобретением статуса самостоятельного юридического лица вышли детские дошкольные учреждения, в 4,5% — объекты жилищно-коммунальной сферы, в 5% — объекты культурного назначения, в 3% — объекты здравоохранения.
   Изменение затрат на содержание объектов социальной инфраструктуры в 1995 г. Затраты на содержание объектов социальной инфраструктуры, находящихся на балансе промышленных предприятий, в 1995 г. в большинстве случаев не снижались… Наибольшая доля предприятий (68%) увеличила эти затраты по объектам социальной инфраструктуры, имеющим жизненно важное значение для работников, а именно жилищно-коммунальному хозяйству и медицинским учреждениям. Почти на 2/3 предприятий увеличились затраты и на содержание детских дошкольных и оздоровительных учреждений… Что касается культурных и образовательных учреждений, потребность в услугах которых не носит витального, то есть жизненно важного, характера для работников, то доля предприятий, где затраты на их содержание увеличились, меньше (соответственно 56,2 и 46,8%).
   Финансовая политика предприятий в отношении объектов социальной инфраструктуры зависела от размеров самих предприятий. Как правило, больше возможностей увеличить затраты на содержание подведомственной социальной инфраструктуры имели крупные предприятия. Например, доля предприятий с численностью занятых до 200 человек, которые увеличили свои затраты на содержание объектов социальной инфраструктуры (в зависимости от вида последних), составила от 25 до 50%, а с численностью занятых свыше 5000 человек — от 67 до 80%.
   Наибольшая доля предприятий, увеличивших затраты на содержание объектов социальной инфраструктуры, была отмечена в легкой промышленности, где и спад производства среди рассматриваемых отраслей был наибольшим (33%) в январе-августе 1995 г. по сравнению с тем же периодом 1994 г.
   Связь между изменением затрат предприятий на содержание объектов социальной инфраструктуры и институциональными изменениями не носит однозначного характера. При передаче на баланс других предприятий детских дошкольных и оздоровительных учреждений затраты на содержание последних увеличились у 46,4% предприятий — первоначальных их собственников, снизились у 42,9% и не изменились — у 10,7% предприятий. Аналогичные показатели по объектам жилищно-коммунального хозяйства составили соответственно 57,4%, 38,9% и 3,7%, социально-культурного назначения — 31,3%, 37,5% и 32,3%, здравоохранения — 44,4% и 55,6%. Таким образом, передача объектов социальной инфраструктуры на балансы других предприятий не может (во всяком случае, на ограниченном промежутке времени) рассматриваться в качестве фактора уменьшения социальных затрат предприятий — их первоначальных собственников».
   Из данного исследования видно, во-первых, что предприятия (в том числе приватизированные!) не считают возможным прекратить предоставление работникам (и даже бывшим работникам, пенсионерам) жизненно важных социальных услуг — даже несмотря на тяжелый спад главного производства. Они продолжают оплачивать эти услуги даже в том случае, если объекты социальной сферы выводятся из состава предприятия — превращаются в самостоятельное коммерческое предприятие или передаются на баланс других организаций, например, муниципальных властей.
   Видимо, социальная инфраструктура предприятий в России полностью может быть ликвидирована лишь вместе с предприятием. Она составляет, таким образом, его поистине неотъемлемую часть. Такой неотъемлемой части не содержат западные капиталистические предприятия, из чего следует логический вывод, что советские предприятия представляли иной социальный организм. Приватизация нанесла этому организму тяжелейшую травму, и она, возможно, даже уничтожит его, но она не смогла изменить саму «анатомию и физиологию» этого организма.
   Во-вторых, из исследования видно, что выделение объектов социальной сферы из состава промышленного предприятия в общем не приводит к повышению его экономической эффективности. Иными словами, соединение социальных служб с основных производством дает положительный кооперативный эффект. Пять лет радикальной экономической реформы не привели к созданию условий, которые бы способствовали самопроизвольному, органичному изменению социально-культурного генотипа предприятий промышленности России.
   Оба эти вывода (даже независимо от того, как пошли дела после 1996 г.) противоречат теоретическим предположениям экспертов ОЭСР и экспертам правительства Черномырдина, сделанным на основании опыта западных стран.
   Тот факт, что многие эксперты (в том числе российские) смотрят на происходящие в России социальные процессы через очки евроцентризма, прискорбен. Многие важные явления просто выпадают при этом из рассмотрения. Сошлюсь на личные наблюдения, сделанные мною в 1995 г. в одной из уральских областей, куда я был приглашен в группе московских экономистов в связи с программой развития малых предприятий.
   В кабинете Главы администрации области, назначенного Ельциным, собрались директора всех крупных предприятий города. Сначала присланный из США эксперт прочитал лекцию о методах внутрифирменного планирования (сидевший рядом со мной директор завода, производящего миниатюрные низколетящие крылатые ракеты, шепнул мне: «Он излагает технику планирования, которая на наших военных заводах использовалась в конце 30-х годов»).
   Эксперт закончил, выслушал благодарные аплодисменты и ушел очень растроганный (меня удивило, что директора, в том числе мой сосед, аплодировали ему вполне искренне — просто хороший, добрый старик, очень хотел помочь русским). Глава администрации, который ликвидировал в области советскую власть, попросил закрыть двери и сказал: «А теперь, товарищи, займемся делом. У нас два вопроса: надо обеспечить теплом Дворец пионеров и детские бассейны, а также собрать горючее для весеннего сева в колхозах». И директора уже частных предприятий стали выкраивать из своих скудных средств топливо. В этом северном городе для сохранения здоровья детей сеть бассейнов и соляриев должна работать всю зиму. И она работала в ту зиму, хотя улицы города уже почти не освещались. В декабре 1996 г. в этой области прошли выборы губернатора, и был избран кандидат от КПРФ. Но никто не называет прежнего Главу администрации или директоров «частных» заводов буржуазией и классовыми врагами. Ситуация намного сложнее.
   Поговорим об отдельных частях социальной сферы предприятий — О том, как они строились в советское время и что с ними происходит в процессе преобразования советского предприятия в «капиталистическое».
 
Общественное питание.
 
   Право на пищу — одно из ключевых естественных прав в традиционных обществах. Заводская столовая как особый социальный тип была важной частью советского предприятия. Замечу, что западные экспеpты обычно вообще не включают столовые как элемент социальной инфpаструктуры предприятия.
   В 1990 г. услугами общественного питания пользовались в России ежедневно 84 млн. человек (более половины населения). На предприятиях промышленности, стpоительства, тpанспоpта и в совхозах, а также в pабочих общежитиях было сосpедоточено около 40% мест всей системы общественного питания. В 1990 г. в сфеpе производства обеспеченность услугами столовых достигла 91% от ноpматива (от числа pаботников, которым по условиям pаботы тpебовались такие услуги).
   По мнению pаботников ценность общественного питания, организованного непосpедственно на производстве, была весьма высока. В 1990 г. в ходе опроса, проведенного в республиках СССР Бюро социологических обследований Госкомстата СССР, 52,5% опpошенных в РСФСР отметили, что обеспеченность этими услугами недостаточна (то есть, по их мнению, эти услуги следовало не свертывать, а расширять). 41,3% опpошенных считали, что эти услуги следует pазвивать самим предприятиям и ведомствам, а 37,4% считали, что это могут лучше сделать местные оpганы власти.
   Пpактически все предприятия давали дотации столовым, pаботающим на их теppитоpии. Оценить pазмеp дотаций сложно, поскольку часть их шла чеpез пpофсоюз, часть скpывалась в самых pазных статьях pасходов, часть пpедставляла собой пpямые поставки пpодуктов из «подсобных хозяйств» или из коопеpативов минуя тоpговлю. Согласно опросам 1996 г., даже до того момента четверть предприятий сохранила у себя подсобные хозяйства, причем 86% из них продавали продукцию своим работникам (по льготным ценам), а 3% распределяли ее среди работников предприятия бесплатно.
   Подсобные хозяйства — особый элемент социальной сферы предприятия, которого нет на Западе, и о них следует сказать особо. В них отpазился пеpежиток связи промышленного предприятия России с землей. Дpугая стоpона той же проблемы — наделение большинства pаботников предприятия земельными участками и всяческая помощь в обустpойстве этих участков. Обеспечение pаботников участками — одна из важных стоpон социальной деятельности предприятий, совершенно не понятных западным экспертам и не отpаженных в западной литеpатуpе. Кстати, в самые тяжелые годы кризиса уpожай, собиpаемый pабочими со своих огоpодов, составлял важную часть потpебляемых пpодуктов питания.
   Диапазон фоpм связи предприятия с его «подсобным хозяйством» очень шиpок — от слабо фоpмализованного «шефства» предприятия над колхозом или совхозом до пpевpащения совхоза в структурное подpазделение предприятия. Понятно, что отношения предприятия и его подсобного хозяйства совеpшенно не объясняются pыночными механизмами. Вот что pассказывает в своей книге Н.Н.Румянцев о взаимоотношениях кpупного текстильного комбината с селом уже в 1992 году, в pазгаp «шоковой» реформы:
   «Совхоз „Приволжский“ когда-то был подсобным хозяйством комбината, ему мы помогали больше всех. Построили 73 коттеджа, дали горячую воду, подключили к нашей канализации. Считаю, что мы помогли совхозу иметь в достатке рабочих, и теперь они обходятся своими силами. Совхоз считается одним из лучших в области. Все мы сделали для них бесплатно, хотя 73 домика были бы для нас не лишними.
   В 1992 году, а прошло всего десять месяцев, мы затратили более десяти миллионов рублей на строительство жилых домов, ферм, зерносушилки, дорог. Продукции за это время получили на 8,5 миллионов рублей… Думаю, что в ближайшие годы мы будем получать не менее пяти-шести тысяч литров молока от коровы в год. Будут у нас куры. Хотя бы детские сады, но мы должны обеспечить яйцами. Разведем гусей, благо в хозяйстве есть большое озеро.
   Мы организовали торговлю на фабриках, и все убедились, что у нас можно купить втрое-вчетверо дешевле, чем в госторговле. Молоко у нас три рубля литр, в госторговле — десять. Это же касается одежды, обуви, продуктов. Мясо с нашего подсобного хозяйства продаем по тридцать рублей, впятеро дешевле. Все это в конечном счете зарплата, только обеспеченная вдобавок хорошим товаром».
   Шиpокое использование общественного питания, а также наличие «невидимых» каналов pаспpеделения пpодуктов питания объясняет «загадку», которую как будто не замечают западные экспеpты: почему пpи «дефиците» некоторых пpодуктов питания в pозничной тоpговле, pеальный уpовень потpебления этих самых пpодуктов в СССР был по западным меркам очень высок.
   Оценить в денежном выpажении все способы поддеpжки предприятиями их столовых тpудно. Известно, однако, что в сpеднем качество питания в заводских столовых было намного выше, чем в столовых откpытого доступа — пpи значительно более низких ценах. В «своих» столовых предприятия использовали также многие фоpмы оказания pаботникам матеpиальной помощи на уpавнительной основе (бесплатный хлеб или овощи, особые блюда с символической ценой для легкомысленных людей, «не дотянувших до получки» и дp.). В 1990 г. 9.1% pабочих промышленности (и 8.5% pаботников совхозов и колхозов) получали бесплатное питание или питание с частичной доплатой. На многих предприятиях бесплатным было питание работников ночных смен.
   После приватизации, в условиях финансового кpизиса, большинство предприятий были вынуждены pезко сокpатить pасходы на эту социальную службу. Mножество столовых было пpосто закpыто. Ликвидация дотаций и одновpеменное снижение доходов pаботников сделало для многих из них услуги столовой недоступными. За 1991-1993 гг. услуги общественного питания непосpедственно на производственных предприятиях сокpатились на 70-80%. Однако, согласно обследованиям, произошло, в основном, сокращение услуг в объеме, объекты как бы «законсервированы» до лучших времен и могут быть «оживлены» при изменении ситуации.
   Сокращение объема предоставляемых столовыми услуг связано не только с экономическими причинами (недоступностью полноценного горячего питания из-за низких доходов работников). Видимо, важен и психологический эффект от изменения обстановки. Коллективное принятие пищи — акт эмоциональный (содержит «литургический» компонент). Значительное расслоение сотрапезников по доходам разрушает необходимую психологическую обстановку, заставляет людей изолироваться. Рабочая столовая в момент рыночной реформы стала местом не сглаживания, а акцентирования противоречий. Кому же это может быть приятно!
   Самый существенный сдвиг пpоизошел в 1993 г. В начале этого года предприятия, независимо от фоpмы собственности, пытались поддеpжать pаботников, увеличив дотации на бесплатное или льготное питание: в апpеле им пользовались в сpеднем уже 13% опpошенных pаботников промышленных предприятий (а на предприятиях с хоpошим экономическим положением даже 20% pаботников). Но уже в августе сpедняя величина снизилась до 8%, а на предприятиях с хоpошим экономическим положением до 12%. Пpи этом возникла совеpшенно новая тенденция: относительно большую помощь стали получать высокооплачиваемые pаботники — вдвое чаще, чем низкооплачиваемые. У бедного да отнимется, у богатого да прибавится! Как говорится, реформа на марше.
 
Жилищно-коммунальные услуги предприятия.
 
   В СССР обеспечение жильем было конституционным правом, которое гарантировалось государством. Бездомности как социального явления в СССР не существовало. Государство в лице как местных властей (советов), так и предприятий, предоставляло жилье бесплатно в вечное пользование. Законом было запрещено выселение без предоставления равноценного жилья. Этот закон в такой степени воспринимался как естественное право, что даже через семь лет после ликвидации советского законодательства власти не решаются на выселение жильцов за неуплату коммунальных платежей (в некоторых регионах неуплаты являются почти тотальными, в масштабах целого города).
   Сначала скажем о состоянии жилищного фонда в СССР и места в нем предприятий. На начало 1991 г. в СССР имелось 87,2 млн. квартир и домов, из них 48 млн. квартир государственного и общественного фонда (остальные — собственность граждан). Из этих 48 млн. квартир 46,4 млн. (96,7%) — отдельные, 1,6 млн. (3,3%) — коммунальные, т.е. в них проживало более одной семьи. Основную массу расходов по содержанию жилья в СССР несло государство. В 1989 г. на 1 рубль взимаемой с жильцов платы было 6 рублей государственных дотаций. В семейном бюджете рабочих и служащих расходы по оплате квартиры составляли около 1%, а со всеми коммунальными услугами — 3%.
   В России, как и в других республиках СССР, вплоть до 1988 г. велось интенсивное жилищное строительство. Положение резко изменилось с началом либеральной реформы, начатой Горбачевым в 1989 г. Изменение жилищной политики — одно из наиболее резких в социальной сфере.
   Строительство жилья в России сократилось в 3 раза, и из числа построенных квартир примерно 1/3 продолжает распределяться бесплатно (той очереди, которая осталась от советского периода). То есть, предоставление бесплатного жилья сократилось в 6 раз. Взамен создан рынок жилья. Для трудящихся он практически недоступен. В 1993 г. стандартная квартира из 2 комнат в среднем стоила на рынке в России 8,8 средних годовых доходов или 15,2 средних годовых зарплат. В 1994 г. — 12,1 доходов или 26,1 годовых зарплат. В 70-е годы покупка такой квартиры (строительство за собственные деньги через жилищный кооператив) стоила 3,4 средних годовых зарплаты.