Страница:
Сергей Булгаков в своем трактате «На пиру богов», в котором он «моделировал» расстановку сил в революционной России, представил этот взгляд в рассуждениях Генерала: «Уж очень отвратительна одна эта мысль об окадеченной „конституционно-демократической“ России. Нет, лучше уж большевики: style russe, сарынь на кичку! Да из этого еще может толк выйти, им за один разгон Учредительного собрания, этой пошлости всероссийской, памятник надо возвести. А вот из мертвой хватки господ кадетов России живою не выбраться б».
Что же из всего этого следует? Прежде всего, очень тревожный вывод, что неустойчивое равновесие в «любви» очень хрупко. Но этого не понимает ни власть, ни правые, ни левые. Правые (либералы) «раскачивают лодку», хотя при обрушении легитимности нынешней висящей на ниточке власти будут моментально сожраны тем «гунном», который все сильнее ворочается на дне нашей души вместо предполагаемого доброго раба. Левые вместо того, чтобы готовиться к революции, жалуются на народ, который почему-то любит власть. Они даже не понимают вопроса: а как же можно не любить власть, пока она худо-бедно тянет свою лямку? Ведь в той же «Советской России» пришлось прочесть вполне разумные слова: «Для народа лучше антинародный режим, чем никакого режима». Почему-то они не вызвали ни удивления, ни обсуждения.
Второй вывод еще тревожнее. Риск слома равновесия, моментальной утраты легитимности власти, велик. Тенденции неблагоприятны, несмотря на радость от нефтяного ВВП. Условно говоря, назревает революция, но к ней никто не готовится. Некому будет подхватить бразды правления и тем более что-то «заковывать в бетон». А значит, велика опасность, что на арену вырвется, как предвидел Достоевский, своеволие. И второй акт «революции гунна» пережить нам будет гораздо труднее, чем первый, который мы пережили в 90-е годы с еще толстым слоем подкожного советского жира.
Власть и авторитет
Камень, который не обойти
Что же из всего этого следует? Прежде всего, очень тревожный вывод, что неустойчивое равновесие в «любви» очень хрупко. Но этого не понимает ни власть, ни правые, ни левые. Правые (либералы) «раскачивают лодку», хотя при обрушении легитимности нынешней висящей на ниточке власти будут моментально сожраны тем «гунном», который все сильнее ворочается на дне нашей души вместо предполагаемого доброго раба. Левые вместо того, чтобы готовиться к революции, жалуются на народ, который почему-то любит власть. Они даже не понимают вопроса: а как же можно не любить власть, пока она худо-бедно тянет свою лямку? Ведь в той же «Советской России» пришлось прочесть вполне разумные слова: «Для народа лучше антинародный режим, чем никакого режима». Почему-то они не вызвали ни удивления, ни обсуждения.
Второй вывод еще тревожнее. Риск слома равновесия, моментальной утраты легитимности власти, велик. Тенденции неблагоприятны, несмотря на радость от нефтяного ВВП. Условно говоря, назревает революция, но к ней никто не готовится. Некому будет подхватить бразды правления и тем более что-то «заковывать в бетон». А значит, велика опасность, что на арену вырвется, как предвидел Достоевский, своеволие. И второй акт «революции гунна» пережить нам будет гораздо труднее, чем первый, который мы пережили в 90-е годы с еще толстым слоем подкожного советского жира.
Власть и авторитет
В октябрьском номере журнала «Наша власть» была поднята тема, которая кое-кому показалась надуманной — о любви к власти. Между тем на обыденном уровне эта тема как раз обсуждается часто. Во время выборов по радио кто-то из оппозиции критиковал правительство. Позвонил радиослушатель и спросил: «Почему вы не любите власть?» Вопрос привел и ведущего, и его гостя в замешательство. Ответ был какой-то неуверенный — мол, при чем здесь любовь? Власть — не жена, не подруга, разве здесь уместны такие чувства?
Сразу скажем, что вопрос «почему вы не любите власть?» вовсе не лишен смысла, хотя власть и впрямь не жена. Но ведь не только жену можно любить или не любить. Только ли разум влияет на наше отношение к власти? Нет. Выработка этого отношения так важна в нашей жизни, что к этому делу привлекаются все сферы нашей духовной организации — разум, чувства, вера, воображение и т.д.
Как же люди определяют свое отношение к власти? Оно что, складывается по наитию, по тайной склонности души? Любовь зла — полюбишь и козла? Изучал ли кто-нибудь этот вопрос? Есть ли общедоступный метод для того, чтобы выработать человеку разумную позицию в отношении вполне конкретной власти или, более узко, правительства? Как ни странно, в знаниях по этому вопросу у большинства оказалась прореха, каждый пользовался своим методом. Одни голосуют сердцем, другие чувствуют спинным мозгом, третьих очаровывает умение играть на ложках и ущипнуть за задницу секретаршу немецкого канцлера. Между тем отношение граждан к власти — один из наиболее разработанных разделов социологии. Обозначим главное в этом знании.
Прежде всего, для стабильной власти абсолютно необходимо доброжелательное согласие большинства активных граждан на существование этой власти. Это объяснил уже в начале 16 века Макиавелли — власть держится на силе и согласии. Нет согласия — исчезает и сила, так что власть можно свергнуть буквально одним пальцем. Так в феврале 1917 г. пала царская власть — даже близкие родственники царя надели красные банты. Так же в 1991 г. никто не стал защищать советский режим в обличье Горбачева. Наш вопрос сводится к тому, как в человеке возникает убежденность, что данную власть надо поддерживать.
Понятно, что этот процесс, происходящий в уме и сердце человека, власть на самотек не пускает, привлекает на помощь всех тех, чье слово или жест могут повлиять на человека. Раньше власть монарха утверждала Церковь, уполномоченная толковать Божественное Откровение, и огромную роль в признании власти монарха играла вера, а аргументы, идущие от разума, даже признавались неуместными. Сейчас, когда мы все сплошь образованные, на одних Окуджава подействует, на других Алла Пугачева, третьи млеют при виде академиков. Одни поддаются этому воздействию, другие сопротивляются. Тут каждый делает свой выбор — плясать под чужую дудку или думать.
Это трудно, ибо и образованные не только разумом живут. Алла Пугачева, агитируя за Ельцина, не к разуму обращалась, а к чувству. На тех, кому ее песни не нравились, ее агитация не действовала. Конечно, разумный человек не должен бы попадать под влияние даже такой очаровательной певицы, но не нам упрекать друг друга в слабостях. Потерять голову от невразумительных речей Сахарова ничуть не более достойно. А я знал демократок, которым Гайдар казался красивым мужчиной. В общем, доводы, недоступные логике и расчету, играют в укреплении власти огромную роль, и с этим надо считаться.
Разум работает труднее и основательнее. Человек вглядывается в жизнь, собирает факты, обдумывает их, делает расчеты, выстраивает логические умозаключения. Но чувство рядом, оно то поддакивает разуму, то возражает или соблазняет. Бывает, разум и чувство идут рука об руку, и тогда возникает неодолимая воля. Николай Клюев писал: «Уму — Республика, а сердцу — Матерь-Русь!» Но и разлад между разумом и чувством — обычное дело. М.Пришвин писал о крестьянах: «Сердце болит о царе, а глотка орет за комиссара». Неодолимая воля возникла со Сталиным, который были и царем, и комиссаром.
Сегодня разлад между разумом и чувством достиг у нас рекордной глубины. У В.В.Путина рейтинг очень высок, а у правительства очень низок. Образ В.В.Путина людям нравится, он греет душу, а реальные дела его же правительства, воспринимаемые разумом, совсем не нравятся. Это плохой признак. Держаться на формуле «добрый царь — злые министры» государство долго не может.
Это проблема легитимизации власти или «превращения власти в авторитет». Это — совсем не то, что законность (легальность) власти, т.е. формальное соответствие законам страны. Вполне законная власть, утратив авторитет, теряет свою легитимность и становится бессильной. Если на политической арене есть конкурент, он эту законную, но бессильную власть устраняет без труда. Вспомним Октябрь 1917 г. Никого тогда не волновал вопрос законности Временного правительства — оно не завоевало авторитета и не приобрело легитимности. Его попросили «очистить помещение», и в тот вечер даже театры в Петрограде не прервали спектаклей. Это потом Эйзенштейн снял героический фильм — матросы, ворота, стрельба. На наших глазах за три года утратил легитимность режим Горбачева — и три человека собрались, трясясь от страха, где-то в лесу и ликвидировали СССР.
Наоборот, власть, завоевавшая авторитет и ставшая легитимной, тем самым приобретает и законность — она уже не нуждается в формальном обосновании. О «незаконности» власти (например, советской) начинают говорить именно когда она утрачивает авторитет, а до этого такие разговоры показались бы людям просто странными.
Как же определяют, в двух словах, суть легитимности ведущие ученые? Примерно так: легитимность — это убежденность большинства общества в том, что данная власть действует во благо народу и обеспечивает спасение страны, сохраняет главные ее ценности. Такую власть уважают (разумом), а многие и любят (сердцем), хотя при всякой власти у каждого есть основания для недовольства и обид. Писатель О.Волков большую часть жизни провел в ГУЛАГе. Перед смертью он сказал В.В.Кожинову, что, конечно, он не может любить советскую власть, но при ней он был спокоен за Россию — она была не по зубам никакому врагу, ее спасение было гарантировано. А теперь, при демократии, он умирает в тоске и страхе — выживет ли страна при этой власти.
Надо подчеркнуть, что легитимность власти зависит от мнения именно тех граждан, которые одновременно мыслят в двух уровнях — и о благе людей (включая себя и своих близких), и о благе страны (включая будущие поколения народа). Мнение космополитов, даже очень богатых, для которых в любом Париже готов и стол, и дом, не так существенно. Им, конечно, нравится власть, при которой они богаты и не испытывают притеснений, но расчленение или даже исчезновение их страны трагедией для них лично не будет. Мнение таких отщепенцев, которые есть в любом народе, авторитета власти не придает. Важно мнение тех, кто поливает свою землю потом, а иногда и кровью, и «запасной» родины не имеет. Хотя и бывают моменты в истории, когда именно отщепенцы распоряжаются у власти, но это всегда моменты смуты, долго длиться они не могут.
Думаю, едва ли не каждый согласится, что, начиная с перестройки, наша государственная власть и строй, который она пытается создать, переживает кризис легитимности. Людям хочется верить, но никак не складывается ощущение, что этот строй — во благо народу, что при этой власти спасение страны гарантировано. Не позволяет реальность сделать такой оптимистический вывод. Надежды на Ельцина развеялись быстро — их уже Гайдар с Чубайсом развеяли, а уж потом…
Очень большие надежды возлагались на В.В.Путина, и кредит доверия был ему дан очень большой. Но прошло четыре года, и надежды эти стали таять — Греф с Чубайсом мало чем отличаются от Гайдара с Чубайсом. Как из них может вырасти благо и спасение — не видно. Так мы и живем в неустойчивом равновесии. И дело вовсе не в том, что сегодня тяжело жить. Можно пережить даже тяжелейшие бедствия, если наши тяготы нужны для спасения и укрепления будущего страны — как было и во времена форсированной индустриализации, и во время войны и послевоенного восстановления. Но сегодня явно другой случай — наш труд и наше здоровье обращаются в барыш, который уплывает из России.
Если верить прогнозам ЦРУ, а они составлены без гнева и пристрастия, то в ближайшие десятилетия произойдет большое сокращение численности русских. Говоря более грубыми словами, произойдет вымирание русского народа. Кому-то это, может быть, и покажется благом, но большинству — нет. Виновата ли власть в таком ходе событий? Может, «хотели как лучше»? Может, и впрямь народ виноват — большой список недостатков ему предъявили реформаторы. Эти доводы, как говорится, «не катят». Ни другого климата, ни другого народа у нас нет и не будет. А есть жесткий и неоспоримый факт — при другой власти этот же народ не только жил и прирастал, но и в пух и прах распушил объединенные Гитлером силы всей Европы.
Теперь насчет «хотели как лучше». Давайте вспомним, чего хотели, вникнем в проект реформ. Где он? Где записаны черным по белому главные данные проекта — цель, сроки, цена? Нету! Сегодня видные идеологи реформ даже утверждают, что никакого проекта и не было, все само собой так покатилось — и вот, докатилось… Как хотите, а по мне, так одно это делает власть нелегитимной. Правительство произвело исторического масштаба обман. В рамках этого общего обмана (не названа цель, названы неверные сроки и многократно занижена «цена») была цепь обманов частных — но каждый из них огромен по масштабам.
Украдены сбережения граждан в Сбербанке — 400 миллиардов долларов; тайком набран внешний долг в 140 млрд. долларов, который исчез неизвестно куда; присвоена властью и распределена среди «своих» промышленность — и гражданам за их долю сунули в зубы фальшивый «ваучер»; нефть и газ олигархи продают на Запад, а сверхприбыль присваивают, хотя не имеют на это права — разрешила власть; власть сама построила «пирамиду», которая с грохотом рухнула в 1998 г., разорив «средний класс» и обогатив кучку чиновников. Все это — не во благо народа. Так это выглядит с позиции здравого смысла.
Бывает, впрочем, что и мошенник, обобрав простаков, умело вкладывает деньги и становится рачительным хозяином, понемногу возвращая простакам «долг». У нас — не тот случай. Рачительным хозяином власть не стала. Это видно хотя бы по тому, в какое состояние она привела ЖКХ страны. Уж тут-то нечего было мудрить — содержи в порядке то, что получила по наследству, меняй вовремя ржавые трубы, не воруй деньги, отложенные на ремонт. Не получилось. Хотели как лучше, но соблазн пересилил благие намерения.
Про то, как власть обеспечивает безопасность страны и граждан, даже говорить не будем — слишком тяжелая тема. А вот то, что власть сумела расколоть на враждующие части народ, в котором давно уже утихли распри и взаимные обиды, составляет особую вину. И главное, власть продолжает вести нас по этой же дорожке. Например, разделение между новыми богатыми и новыми бедными продолжает углубляться, и починить этот разлом будет все труднее.
Выхода из кризиса легитимности пока не видно, и его должны искать все должностные лица — от милиционера до президента.
Сразу скажем, что вопрос «почему вы не любите власть?» вовсе не лишен смысла, хотя власть и впрямь не жена. Но ведь не только жену можно любить или не любить. Только ли разум влияет на наше отношение к власти? Нет. Выработка этого отношения так важна в нашей жизни, что к этому делу привлекаются все сферы нашей духовной организации — разум, чувства, вера, воображение и т.д.
Как же люди определяют свое отношение к власти? Оно что, складывается по наитию, по тайной склонности души? Любовь зла — полюбишь и козла? Изучал ли кто-нибудь этот вопрос? Есть ли общедоступный метод для того, чтобы выработать человеку разумную позицию в отношении вполне конкретной власти или, более узко, правительства? Как ни странно, в знаниях по этому вопросу у большинства оказалась прореха, каждый пользовался своим методом. Одни голосуют сердцем, другие чувствуют спинным мозгом, третьих очаровывает умение играть на ложках и ущипнуть за задницу секретаршу немецкого канцлера. Между тем отношение граждан к власти — один из наиболее разработанных разделов социологии. Обозначим главное в этом знании.
Прежде всего, для стабильной власти абсолютно необходимо доброжелательное согласие большинства активных граждан на существование этой власти. Это объяснил уже в начале 16 века Макиавелли — власть держится на силе и согласии. Нет согласия — исчезает и сила, так что власть можно свергнуть буквально одним пальцем. Так в феврале 1917 г. пала царская власть — даже близкие родственники царя надели красные банты. Так же в 1991 г. никто не стал защищать советский режим в обличье Горбачева. Наш вопрос сводится к тому, как в человеке возникает убежденность, что данную власть надо поддерживать.
Понятно, что этот процесс, происходящий в уме и сердце человека, власть на самотек не пускает, привлекает на помощь всех тех, чье слово или жест могут повлиять на человека. Раньше власть монарха утверждала Церковь, уполномоченная толковать Божественное Откровение, и огромную роль в признании власти монарха играла вера, а аргументы, идущие от разума, даже признавались неуместными. Сейчас, когда мы все сплошь образованные, на одних Окуджава подействует, на других Алла Пугачева, третьи млеют при виде академиков. Одни поддаются этому воздействию, другие сопротивляются. Тут каждый делает свой выбор — плясать под чужую дудку или думать.
Это трудно, ибо и образованные не только разумом живут. Алла Пугачева, агитируя за Ельцина, не к разуму обращалась, а к чувству. На тех, кому ее песни не нравились, ее агитация не действовала. Конечно, разумный человек не должен бы попадать под влияние даже такой очаровательной певицы, но не нам упрекать друг друга в слабостях. Потерять голову от невразумительных речей Сахарова ничуть не более достойно. А я знал демократок, которым Гайдар казался красивым мужчиной. В общем, доводы, недоступные логике и расчету, играют в укреплении власти огромную роль, и с этим надо считаться.
Разум работает труднее и основательнее. Человек вглядывается в жизнь, собирает факты, обдумывает их, делает расчеты, выстраивает логические умозаключения. Но чувство рядом, оно то поддакивает разуму, то возражает или соблазняет. Бывает, разум и чувство идут рука об руку, и тогда возникает неодолимая воля. Николай Клюев писал: «Уму — Республика, а сердцу — Матерь-Русь!» Но и разлад между разумом и чувством — обычное дело. М.Пришвин писал о крестьянах: «Сердце болит о царе, а глотка орет за комиссара». Неодолимая воля возникла со Сталиным, который были и царем, и комиссаром.
Сегодня разлад между разумом и чувством достиг у нас рекордной глубины. У В.В.Путина рейтинг очень высок, а у правительства очень низок. Образ В.В.Путина людям нравится, он греет душу, а реальные дела его же правительства, воспринимаемые разумом, совсем не нравятся. Это плохой признак. Держаться на формуле «добрый царь — злые министры» государство долго не может.
Это проблема легитимизации власти или «превращения власти в авторитет». Это — совсем не то, что законность (легальность) власти, т.е. формальное соответствие законам страны. Вполне законная власть, утратив авторитет, теряет свою легитимность и становится бессильной. Если на политической арене есть конкурент, он эту законную, но бессильную власть устраняет без труда. Вспомним Октябрь 1917 г. Никого тогда не волновал вопрос законности Временного правительства — оно не завоевало авторитета и не приобрело легитимности. Его попросили «очистить помещение», и в тот вечер даже театры в Петрограде не прервали спектаклей. Это потом Эйзенштейн снял героический фильм — матросы, ворота, стрельба. На наших глазах за три года утратил легитимность режим Горбачева — и три человека собрались, трясясь от страха, где-то в лесу и ликвидировали СССР.
Наоборот, власть, завоевавшая авторитет и ставшая легитимной, тем самым приобретает и законность — она уже не нуждается в формальном обосновании. О «незаконности» власти (например, советской) начинают говорить именно когда она утрачивает авторитет, а до этого такие разговоры показались бы людям просто странными.
Как же определяют, в двух словах, суть легитимности ведущие ученые? Примерно так: легитимность — это убежденность большинства общества в том, что данная власть действует во благо народу и обеспечивает спасение страны, сохраняет главные ее ценности. Такую власть уважают (разумом), а многие и любят (сердцем), хотя при всякой власти у каждого есть основания для недовольства и обид. Писатель О.Волков большую часть жизни провел в ГУЛАГе. Перед смертью он сказал В.В.Кожинову, что, конечно, он не может любить советскую власть, но при ней он был спокоен за Россию — она была не по зубам никакому врагу, ее спасение было гарантировано. А теперь, при демократии, он умирает в тоске и страхе — выживет ли страна при этой власти.
Надо подчеркнуть, что легитимность власти зависит от мнения именно тех граждан, которые одновременно мыслят в двух уровнях — и о благе людей (включая себя и своих близких), и о благе страны (включая будущие поколения народа). Мнение космополитов, даже очень богатых, для которых в любом Париже готов и стол, и дом, не так существенно. Им, конечно, нравится власть, при которой они богаты и не испытывают притеснений, но расчленение или даже исчезновение их страны трагедией для них лично не будет. Мнение таких отщепенцев, которые есть в любом народе, авторитета власти не придает. Важно мнение тех, кто поливает свою землю потом, а иногда и кровью, и «запасной» родины не имеет. Хотя и бывают моменты в истории, когда именно отщепенцы распоряжаются у власти, но это всегда моменты смуты, долго длиться они не могут.
Думаю, едва ли не каждый согласится, что, начиная с перестройки, наша государственная власть и строй, который она пытается создать, переживает кризис легитимности. Людям хочется верить, но никак не складывается ощущение, что этот строй — во благо народу, что при этой власти спасение страны гарантировано. Не позволяет реальность сделать такой оптимистический вывод. Надежды на Ельцина развеялись быстро — их уже Гайдар с Чубайсом развеяли, а уж потом…
Очень большие надежды возлагались на В.В.Путина, и кредит доверия был ему дан очень большой. Но прошло четыре года, и надежды эти стали таять — Греф с Чубайсом мало чем отличаются от Гайдара с Чубайсом. Как из них может вырасти благо и спасение — не видно. Так мы и живем в неустойчивом равновесии. И дело вовсе не в том, что сегодня тяжело жить. Можно пережить даже тяжелейшие бедствия, если наши тяготы нужны для спасения и укрепления будущего страны — как было и во времена форсированной индустриализации, и во время войны и послевоенного восстановления. Но сегодня явно другой случай — наш труд и наше здоровье обращаются в барыш, который уплывает из России.
Если верить прогнозам ЦРУ, а они составлены без гнева и пристрастия, то в ближайшие десятилетия произойдет большое сокращение численности русских. Говоря более грубыми словами, произойдет вымирание русского народа. Кому-то это, может быть, и покажется благом, но большинству — нет. Виновата ли власть в таком ходе событий? Может, «хотели как лучше»? Может, и впрямь народ виноват — большой список недостатков ему предъявили реформаторы. Эти доводы, как говорится, «не катят». Ни другого климата, ни другого народа у нас нет и не будет. А есть жесткий и неоспоримый факт — при другой власти этот же народ не только жил и прирастал, но и в пух и прах распушил объединенные Гитлером силы всей Европы.
Теперь насчет «хотели как лучше». Давайте вспомним, чего хотели, вникнем в проект реформ. Где он? Где записаны черным по белому главные данные проекта — цель, сроки, цена? Нету! Сегодня видные идеологи реформ даже утверждают, что никакого проекта и не было, все само собой так покатилось — и вот, докатилось… Как хотите, а по мне, так одно это делает власть нелегитимной. Правительство произвело исторического масштаба обман. В рамках этого общего обмана (не названа цель, названы неверные сроки и многократно занижена «цена») была цепь обманов частных — но каждый из них огромен по масштабам.
Украдены сбережения граждан в Сбербанке — 400 миллиардов долларов; тайком набран внешний долг в 140 млрд. долларов, который исчез неизвестно куда; присвоена властью и распределена среди «своих» промышленность — и гражданам за их долю сунули в зубы фальшивый «ваучер»; нефть и газ олигархи продают на Запад, а сверхприбыль присваивают, хотя не имеют на это права — разрешила власть; власть сама построила «пирамиду», которая с грохотом рухнула в 1998 г., разорив «средний класс» и обогатив кучку чиновников. Все это — не во благо народа. Так это выглядит с позиции здравого смысла.
Бывает, впрочем, что и мошенник, обобрав простаков, умело вкладывает деньги и становится рачительным хозяином, понемногу возвращая простакам «долг». У нас — не тот случай. Рачительным хозяином власть не стала. Это видно хотя бы по тому, в какое состояние она привела ЖКХ страны. Уж тут-то нечего было мудрить — содержи в порядке то, что получила по наследству, меняй вовремя ржавые трубы, не воруй деньги, отложенные на ремонт. Не получилось. Хотели как лучше, но соблазн пересилил благие намерения.
Про то, как власть обеспечивает безопасность страны и граждан, даже говорить не будем — слишком тяжелая тема. А вот то, что власть сумела расколоть на враждующие части народ, в котором давно уже утихли распри и взаимные обиды, составляет особую вину. И главное, власть продолжает вести нас по этой же дорожке. Например, разделение между новыми богатыми и новыми бедными продолжает углубляться, и починить этот разлом будет все труднее.
Выхода из кризиса легитимности пока не видно, и его должны искать все должностные лица — от милиционера до президента.
Камень, который не обойти
После выборов 7 декабря 2003 г. возникло общее ощущение, что кризис в России перешел в новую стадию. Оптимизма этот переход не породил, ибо он явно не вызван появлением какого-то связного проекта преодоления кризиса. Никаких существенных изменений ни в мышлении, ни в планах, ни в действиях власти не произошло. Нет и признаков того, что власть намерена начать общественный диалог об альтернативах программах действий — это показал телефонный «разговор Президента с народом».
В чем же новизна предстоящего этапа? Образно говоря, в том, что за первый срок правления В.В.Путина были созданы возможности «подморозить» кризис. Хаос разрушения, в который страна была погружена при правлении Ельцина, в существенной мере загнан в рамки пусть хлипкого, но порядка. Можно хотя бы перевести дух и осмотреться. Признаков порядка довольно много — достаточно для того, чтобы сделать предварительные выводы о природе этого порядка.
Прежде всего, на страну наложены «приводные ремни» от власти во все сферы жизни на всей территории — собрана, оформлена и обеспечена ресурсами унитарная «партия власти». Не мудрствуя лукаво, ее сразу создали по образцу поздней КПСС. И это случилось не само собой. Это произошло даже не потому, что кадровый костяк этой партии составлен из бывших функционеров партийно-государственной номенклатуры среднего звена, несущих в себе «культурный генотип» КПСС. Сам тип партии был выбран сознательно. Ее «строители» исходили из того, что поздняя КПСС была носителем двух качеств — полной подчиненности высшему эшелону власти и столь же полного отсутствия всякого творческого импульса. Идеальный «приводной ремень», чтобы подморозить все процессы самоорганизации и развития.
Общество устало от разгула ельцинской смуты с ее бесовскими сварами и приняло предсказуемое бюрократическое ярмо «единороссов». Но приняло без энтузиазма, ибо нельзя не видеть — принимая это ярмо, мы пожертвовали тем креативным потенциалом, которым чреват хаос, даже такой мерзкий, как хаос Ельцина с его березовскими и гусинскими. Строя загоны и перегородки для обуздания хаоса, администрация В.В.Путина сознательно выбрала такую их конфигурацию, чтобы лоботомировать, выхолостить этот хаос, убить в нем зародыш развития — меньше проблем! Были придушены или интегрированы в систему источники беспокойства и справа, и слева. Более того, удалось притупить даже деятельную, ищущую компоненту самого центра — заменить «лицо Примакова» на «лицо Слиски».
Был ли неизбежен такой исход из эпохи ельцинизма? Могла ли администрация В.В.Путина пойти на риск принять на свои плечи творческий потенциал, скрытый в энергии распада? При поиске ответа на этот вопрос нельзя следовать фатализму истмата — мол, объективные предпосылки, непреодолимые закономерности, баланс классовых сил… Нет, при наличии ясных идеалов и целей, опирающихся на политическую волю, государство способно мобилизовать колоссальные общественные силы. За примерами не надо далеко ходить — энергию разрушения семилетней войны и революции большевики направили на строительство с форсированным развитием, и мы помним, как это делалось. Но все же поговорим именно о «предпосылках». Ведь без их трезвого учета не может быть проекта, на одних идеалах далеко не уедешь.
«Карта реальности» многопланова. Возьмем один ее срез — каковы те матрицы поведения людей и их жизненных планов, которые сложились за последние 15 лет? Они, конечно, еще не застыли, еще очень подвижны и могли бы быть выправлены или изменены, будь на то политическая воля. Или, наоборот, государство может способствовать их отвердению и опереться на них, что потребует гораздо меньше усилий.
Понятно, что в развитом обществе стереотипы поведения и установки, господствующие в разных слоях, различаются. Но все же в стабильном состоянии общества есть в нем культурное ядро, связывающее разные группы общим представлением о добре и зле, в самых главных чертах. В моменты потрясений это ядро разрыхляется или даже распадается, вплоть до открытого конфликта групп и классов. В фазе стабилизации происходит сборка новых матриц, связанных новым культурным ядром.
В ХIХ веке эти матрицы в России развивались в рамках сословного общества. Подавляющее большинство принадлежало к сословию крестьян (в конце века 85%), с возрастающей долей рабочих, сохранивших связь с землей и деревней. Представления этого большинства народа о благой жизни складывались, прежде всего, под воздействием тех «структур повседневности», в которых жил великорусский пахарь — тяжелого необходимого труда, сверхусилий и взаимопомощи в страду, общинного размышления и самоуправления. Непосредственное участие в создании этого порядка принимали помещики (организация барщины и оброка, участие в управлении), власти (сбор податей и наведение порядка), священник и учитель, царь как самодержец. Через разные каналы шел обмен информацией, нужный для укрепления общенародного культурного ядра (купцы и коробейники, ярмарки и отхожий промысел, нищие и паломники, армия и тюрьма).
Большинство людей, воспитанных такой жизнью, имело общие четко выраженные установки на упорный сложный труд, стойкость, непритязательность и уравнительность (на Западе об этом свойстве говорили: «общинный крестьянский коммунизм»). Из условий бытия вырастал и становился частью культуры патриотизм и государственное чувство. Эти установки сильно влияли и на остальные сословия русского общества, что хорошо отражено в нашей литературе.
С разложением сословного общества под влиянием капитализма возник острый конфликт установок. Дворянство (1% населения) проматывало в казино Монако и борделях Парижа больше денег, чем тратила вся Россия на покупку сельскохозяйственных машин. В 1910 г. в России был один железный плуг на две деревянные сохи. Произошла революция.
Советское государство стало средствами культуры и управления утверждать матрицы поведения, сложившиеся в общинном крестьянстве, но уже в их модернизированном виде («советский коммунизм»). Соединив общество на основе тех же установок на труд, стойкость и уравнительность, СССР провел индустриализацию, выстоял в войне и стал великой мировой державой. Люди-символы, которые воплощали эти установки — Стаханов и Чкалов, Жуков и Гагарин. Однако имевшиеся в обществе 20-х годов культурные предпосылки вовсе не были реализованы автоматически, длительная разруха и вынужденная борьба за выживание резко усилила в массовой психологии стереотипы «гунна». Это отмечено теми наблюдателями, которые оставили скрупулезные описания тогдашних «структур повседневности» (например, М.М.Пришвиным).
20-30-е годы — это время выполнения сознательно выполняемой государством программы по «воспитанию нового человека». В последние годы мы слышали много издевательств якобы над этой формулировкой, но на деле в них сквозила ненависть именно к сущности программы. А ведь эта программа были исключительно новаторской и всеохватной — от обучения людей мыть руки и кипятить воду, от ликвидации массового сифилиса и гельминтозов — до массового притока молодежи в аэро— и радиоклубы. Насколько сложным и неизведанным был этот путь, говорят драматические и даже трагические столкновения в ходе обсуждения и реализации этой программы — и в связи с отношениями полов (сексуальная революция — или семья), и в связи с религией.
В 70-80-е годы объективные условия для сохранения «крестьянского коммунизма» иссякли — благополучная городская жизнь и ставшая привычной безопасность усилили индивидуализм и «установку на удовольствия». На этой волне прошла перестройка и началась реформа. В политических целях государство всеми средствами укрепляло эти установки, вновь выполняя программу «воспитания нового человека» — но теперь совсем другого. С продуктом этой программы мы и входим сегодня в стабильный период правления В.В.Путина.
Каковы же типичные матрицы поведения этого «нового человека»? Они довольно хорошо описаны и в научной, и в карикатурной форме. Кратко можно выделить такие их признаки: ориентация на доходность работы и «легкие» деньги при устранении критерия профессионального и общественного долга; предпочтение «внешнего» рынка отечественному; истощение действенного патриотизма; нежелание делать «капиталовложения в будущее» (что выразилось, например, в резком спаде рождаемости).
Конечно, указанные стереотипы еще не овладели полностью массовым сознанием и не вполне укоренились в нем, эти новые матрицы не сложились в устойчивое культурное ядро. Более того, общественное сознание расщеплено, на его разных уровнях господствуют взаимоисключающие стереотипы (демократизм — тяга к авторитаризму; индивидуализм — уравнительность; патриотизм — комплекс дезертира и т.п.). Однако тенденция определилась, и господствующее меньшинство, представленное государством и СМИ, целенаправленно закрепляет одни и подавляет или разрушает другие стереотипы.
Сильнейшим средством для этого служат экономические условия. Если постоянный и честный труд не обеспечивает жизнь, то никакая идеология не пересилит этого фактора, и люди станут переключаться на теневые или криминальные источники дохода, а потом и привыкнут к ним. Но если к тому же ведется интенсивная пропаганда теневой экономики и криминального богатства, то эта переориентация становится массовой.
В цехах промышленных предприятий сейчас совсем мало молодежи. Даже получая выгодные заказы, заводы не могут набрать учеников, чтобы обучить их и выполнить заказ — молодые парни сидят по ларькам на блошиных рынках. Молодой хирург-кардиолог идет торговать автозапчастями, хотя поступить в мединститут стоило для него героических усилий. Это признак тяжелого культурного кризиса, порожденного новой экономикой.
Вот типичный пример из гуманитарной сферы. Экономический факультет МГУ до сих пор дает фундаментальное знание, представление о народном хозяйстве, и уже в силу этого — патриотическое воспитание. И вот, три выпускницы идут на службу. Одна — в государственный НИИ, где «производит» знание, явно необходимое для выхода из кризиса. Ее зарплата 50-70 долларов. Другая, махнув рукой на диссертацию (у того же руководителя, что первая), идет в фирму недалеко от дома. Фирма торгует бытовой импортной электроникой. Она получает там рутинную работу в отделе продаж с окладом 700 долларов. Третья идет в филиал большой зарубежной аудиторской фирмы, проходит стажировку — и получает зарплату 2000 долларов. Аудит ее заканчивается, согласно инструктажу, стандартной рекомендацией — сократить персонал и закрыть нерентабельное производство, уступив рынок зарубежным товарам. В такой «структуре повседневности» формируется элита колониального типа. Личная мотивация не может пересилить давление этой реальности.
Остановить этот процесс инициатива отдельных групп не может. В 1999-2000 гг. ряд патриотических организаций при поддержке «отечественных предпринимателей» попытались создать сетевую структуру в масштабах страны из пары сотен способных выпускников гуманитарных вузов — своего рода «инкубатор» новой патриотической элиты. Был проведен большой конкурс работ на тему «Пути России в 21-м веке», отобраны 50 лучших, в Москве для них проведена конференция на высоком уровне, встречи с видными политиками, интернет и т.д. Это были действительно талантливые молодые люди. Мне пришлось наблюдать за ними в течение трех лет. Что с ними произошло? Их моментально интегрировала система, они все получили места с высокими окладами, стали ездить на дорогих иномарках — и исчезли с патриотических собраний и даже с научных конференций. Ни государство, ни «национальный капитал» не поддержали эту молодежь в ее патриотической ипостаси, они способствовали ее втягиванию в элиту колониального типа.
В чем же новизна предстоящего этапа? Образно говоря, в том, что за первый срок правления В.В.Путина были созданы возможности «подморозить» кризис. Хаос разрушения, в который страна была погружена при правлении Ельцина, в существенной мере загнан в рамки пусть хлипкого, но порядка. Можно хотя бы перевести дух и осмотреться. Признаков порядка довольно много — достаточно для того, чтобы сделать предварительные выводы о природе этого порядка.
Прежде всего, на страну наложены «приводные ремни» от власти во все сферы жизни на всей территории — собрана, оформлена и обеспечена ресурсами унитарная «партия власти». Не мудрствуя лукаво, ее сразу создали по образцу поздней КПСС. И это случилось не само собой. Это произошло даже не потому, что кадровый костяк этой партии составлен из бывших функционеров партийно-государственной номенклатуры среднего звена, несущих в себе «культурный генотип» КПСС. Сам тип партии был выбран сознательно. Ее «строители» исходили из того, что поздняя КПСС была носителем двух качеств — полной подчиненности высшему эшелону власти и столь же полного отсутствия всякого творческого импульса. Идеальный «приводной ремень», чтобы подморозить все процессы самоорганизации и развития.
Общество устало от разгула ельцинской смуты с ее бесовскими сварами и приняло предсказуемое бюрократическое ярмо «единороссов». Но приняло без энтузиазма, ибо нельзя не видеть — принимая это ярмо, мы пожертвовали тем креативным потенциалом, которым чреват хаос, даже такой мерзкий, как хаос Ельцина с его березовскими и гусинскими. Строя загоны и перегородки для обуздания хаоса, администрация В.В.Путина сознательно выбрала такую их конфигурацию, чтобы лоботомировать, выхолостить этот хаос, убить в нем зародыш развития — меньше проблем! Были придушены или интегрированы в систему источники беспокойства и справа, и слева. Более того, удалось притупить даже деятельную, ищущую компоненту самого центра — заменить «лицо Примакова» на «лицо Слиски».
Был ли неизбежен такой исход из эпохи ельцинизма? Могла ли администрация В.В.Путина пойти на риск принять на свои плечи творческий потенциал, скрытый в энергии распада? При поиске ответа на этот вопрос нельзя следовать фатализму истмата — мол, объективные предпосылки, непреодолимые закономерности, баланс классовых сил… Нет, при наличии ясных идеалов и целей, опирающихся на политическую волю, государство способно мобилизовать колоссальные общественные силы. За примерами не надо далеко ходить — энергию разрушения семилетней войны и революции большевики направили на строительство с форсированным развитием, и мы помним, как это делалось. Но все же поговорим именно о «предпосылках». Ведь без их трезвого учета не может быть проекта, на одних идеалах далеко не уедешь.
«Карта реальности» многопланова. Возьмем один ее срез — каковы те матрицы поведения людей и их жизненных планов, которые сложились за последние 15 лет? Они, конечно, еще не застыли, еще очень подвижны и могли бы быть выправлены или изменены, будь на то политическая воля. Или, наоборот, государство может способствовать их отвердению и опереться на них, что потребует гораздо меньше усилий.
Понятно, что в развитом обществе стереотипы поведения и установки, господствующие в разных слоях, различаются. Но все же в стабильном состоянии общества есть в нем культурное ядро, связывающее разные группы общим представлением о добре и зле, в самых главных чертах. В моменты потрясений это ядро разрыхляется или даже распадается, вплоть до открытого конфликта групп и классов. В фазе стабилизации происходит сборка новых матриц, связанных новым культурным ядром.
В ХIХ веке эти матрицы в России развивались в рамках сословного общества. Подавляющее большинство принадлежало к сословию крестьян (в конце века 85%), с возрастающей долей рабочих, сохранивших связь с землей и деревней. Представления этого большинства народа о благой жизни складывались, прежде всего, под воздействием тех «структур повседневности», в которых жил великорусский пахарь — тяжелого необходимого труда, сверхусилий и взаимопомощи в страду, общинного размышления и самоуправления. Непосредственное участие в создании этого порядка принимали помещики (организация барщины и оброка, участие в управлении), власти (сбор податей и наведение порядка), священник и учитель, царь как самодержец. Через разные каналы шел обмен информацией, нужный для укрепления общенародного культурного ядра (купцы и коробейники, ярмарки и отхожий промысел, нищие и паломники, армия и тюрьма).
Большинство людей, воспитанных такой жизнью, имело общие четко выраженные установки на упорный сложный труд, стойкость, непритязательность и уравнительность (на Западе об этом свойстве говорили: «общинный крестьянский коммунизм»). Из условий бытия вырастал и становился частью культуры патриотизм и государственное чувство. Эти установки сильно влияли и на остальные сословия русского общества, что хорошо отражено в нашей литературе.
С разложением сословного общества под влиянием капитализма возник острый конфликт установок. Дворянство (1% населения) проматывало в казино Монако и борделях Парижа больше денег, чем тратила вся Россия на покупку сельскохозяйственных машин. В 1910 г. в России был один железный плуг на две деревянные сохи. Произошла революция.
Советское государство стало средствами культуры и управления утверждать матрицы поведения, сложившиеся в общинном крестьянстве, но уже в их модернизированном виде («советский коммунизм»). Соединив общество на основе тех же установок на труд, стойкость и уравнительность, СССР провел индустриализацию, выстоял в войне и стал великой мировой державой. Люди-символы, которые воплощали эти установки — Стаханов и Чкалов, Жуков и Гагарин. Однако имевшиеся в обществе 20-х годов культурные предпосылки вовсе не были реализованы автоматически, длительная разруха и вынужденная борьба за выживание резко усилила в массовой психологии стереотипы «гунна». Это отмечено теми наблюдателями, которые оставили скрупулезные описания тогдашних «структур повседневности» (например, М.М.Пришвиным).
20-30-е годы — это время выполнения сознательно выполняемой государством программы по «воспитанию нового человека». В последние годы мы слышали много издевательств якобы над этой формулировкой, но на деле в них сквозила ненависть именно к сущности программы. А ведь эта программа были исключительно новаторской и всеохватной — от обучения людей мыть руки и кипятить воду, от ликвидации массового сифилиса и гельминтозов — до массового притока молодежи в аэро— и радиоклубы. Насколько сложным и неизведанным был этот путь, говорят драматические и даже трагические столкновения в ходе обсуждения и реализации этой программы — и в связи с отношениями полов (сексуальная революция — или семья), и в связи с религией.
В 70-80-е годы объективные условия для сохранения «крестьянского коммунизма» иссякли — благополучная городская жизнь и ставшая привычной безопасность усилили индивидуализм и «установку на удовольствия». На этой волне прошла перестройка и началась реформа. В политических целях государство всеми средствами укрепляло эти установки, вновь выполняя программу «воспитания нового человека» — но теперь совсем другого. С продуктом этой программы мы и входим сегодня в стабильный период правления В.В.Путина.
Каковы же типичные матрицы поведения этого «нового человека»? Они довольно хорошо описаны и в научной, и в карикатурной форме. Кратко можно выделить такие их признаки: ориентация на доходность работы и «легкие» деньги при устранении критерия профессионального и общественного долга; предпочтение «внешнего» рынка отечественному; истощение действенного патриотизма; нежелание делать «капиталовложения в будущее» (что выразилось, например, в резком спаде рождаемости).
Конечно, указанные стереотипы еще не овладели полностью массовым сознанием и не вполне укоренились в нем, эти новые матрицы не сложились в устойчивое культурное ядро. Более того, общественное сознание расщеплено, на его разных уровнях господствуют взаимоисключающие стереотипы (демократизм — тяга к авторитаризму; индивидуализм — уравнительность; патриотизм — комплекс дезертира и т.п.). Однако тенденция определилась, и господствующее меньшинство, представленное государством и СМИ, целенаправленно закрепляет одни и подавляет или разрушает другие стереотипы.
Сильнейшим средством для этого служат экономические условия. Если постоянный и честный труд не обеспечивает жизнь, то никакая идеология не пересилит этого фактора, и люди станут переключаться на теневые или криминальные источники дохода, а потом и привыкнут к ним. Но если к тому же ведется интенсивная пропаганда теневой экономики и криминального богатства, то эта переориентация становится массовой.
В цехах промышленных предприятий сейчас совсем мало молодежи. Даже получая выгодные заказы, заводы не могут набрать учеников, чтобы обучить их и выполнить заказ — молодые парни сидят по ларькам на блошиных рынках. Молодой хирург-кардиолог идет торговать автозапчастями, хотя поступить в мединститут стоило для него героических усилий. Это признак тяжелого культурного кризиса, порожденного новой экономикой.
Вот типичный пример из гуманитарной сферы. Экономический факультет МГУ до сих пор дает фундаментальное знание, представление о народном хозяйстве, и уже в силу этого — патриотическое воспитание. И вот, три выпускницы идут на службу. Одна — в государственный НИИ, где «производит» знание, явно необходимое для выхода из кризиса. Ее зарплата 50-70 долларов. Другая, махнув рукой на диссертацию (у того же руководителя, что первая), идет в фирму недалеко от дома. Фирма торгует бытовой импортной электроникой. Она получает там рутинную работу в отделе продаж с окладом 700 долларов. Третья идет в филиал большой зарубежной аудиторской фирмы, проходит стажировку — и получает зарплату 2000 долларов. Аудит ее заканчивается, согласно инструктажу, стандартной рекомендацией — сократить персонал и закрыть нерентабельное производство, уступив рынок зарубежным товарам. В такой «структуре повседневности» формируется элита колониального типа. Личная мотивация не может пересилить давление этой реальности.
Остановить этот процесс инициатива отдельных групп не может. В 1999-2000 гг. ряд патриотических организаций при поддержке «отечественных предпринимателей» попытались создать сетевую структуру в масштабах страны из пары сотен способных выпускников гуманитарных вузов — своего рода «инкубатор» новой патриотической элиты. Был проведен большой конкурс работ на тему «Пути России в 21-м веке», отобраны 50 лучших, в Москве для них проведена конференция на высоком уровне, встречи с видными политиками, интернет и т.д. Это были действительно талантливые молодые люди. Мне пришлось наблюдать за ними в течение трех лет. Что с ними произошло? Их моментально интегрировала система, они все получили места с высокими окладами, стали ездить на дорогих иномарках — и исчезли с патриотических собраний и даже с научных конференций. Ни государство, ни «национальный капитал» не поддержали эту молодежь в ее патриотической ипостаси, они способствовали ее втягиванию в элиту колониального типа.