Страница:
Ее призыв вошел в компьютер, ансибл разнесет его Говорящим близлежащих миров. «Постарайтесь прибыть», – просило ее сердце неизвестных слушателей. – «Даже, если ты разоблачишь жестокую правду моей вины.
Прибудь, несмотря ни на что».
Она проснулась с мучительной, тупой болью, свинцом разлившейся в затылке. Она повернулась к терминалу, который тут же выбрал оптимальный угол видение и развернулся, чтобы защитить ее от излучения. Но не боль разбудила ее. Она почувствовала нежное прикосновение, кто-то положил руку на плечо. На секунду ей показалось, что это – Говорящий от имени Мертвых, явившийся на ее зов.
– Новинха, – прошептал он. Нет, не Говорящий, другой. Тот, которого забрала у нее прошлая ночь.
– Лайбо, – выдохнула она. Она хотела встать, но слишком стремительно – судорога свела мышцы, голова закружилась. Она вскрикнула, его руки подхватили и поддержали ее.
– Все в порядке?
Теплота его дыхания согрела ее, она почувствовала успокоение, почувствовала дом.
– Ты искал меня.
– Новинха, я пришел, как только вырвался от них. Мама, наконец, уснула. Сейчас там Филипо, мой старший брат. Арбайте заботится о нас. Я…
– Ты хотел убедиться, что у меня все в порядке, – сказала она.
На секунду воцарилось молчание, затем снова зазвучал его голос, злой на этот раз, злой и отчаявшийся, и усталый, усталый, как годы, как свет умерших звезд.
– Бог свидетель, Иванова, я пришел не заботиться о тебе.
Внезапно что-то щелкнуло внутри нее, и слабый лучик зародившейся надежды погас.
– Ты должна сказать, что обнаружил отец в твоих голограммах. Что я должен был изобразить. Я думал, воспроизведение осталось, но когда я вернулся на станцию, оно исчезло.
– Разве?
– Ты прекрасно знаешь, Новинха. Никто, кроме тебя, не мог аннулировать программу. Я понял это.
– Почему?
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Я понимаю, ты хочешь спать, Новинха. Но я абсолютно уверен, ты решила, что обнаруженное отцом в твоих голограммах и заставило свиней убить его.
Она молча смотрела на него. Он уже видел раньше этот взгляд, полный холодной решимости.
– Ты не хочешь показывать их мне? Я – зенадор, я имею право знать.
– Ты имеешь право знать все, что оставил тебе отец, все его записи и заметки. Ты имеешь право знать все, что я обнародую.
– Так обнародуй скорей.
Снова воцарилось молчание.
– Разве мы сможем понять свиноподобных, если не узнаем, что отец выяснил о них?
Она не отвечала.
– Ты несешь ответственность перед Ста Мирами, перед нашей возможностью понять единственную живую, чуждую нам расу. Как ты можешь сидеть здесь – что это значит, ты хочешь самостоятельно все обнаружить?
Хочешь быть первой? Прекрасно, будь первой. Я напишу твое имя на первой странице – Иванова Санта Катарина фон Хессе.
– Меня это мало заботит.
– Я тоже играю в эту игру. Ты не сможешь выяснить все до конца без того, что я знаю – я тоже могу скрыть свои наработки!
– Меня не интересуют твои наработки.
Это было слишком.
– Что же тебя интересует? Чего ты добиваешься от меня? – Он схватил ее за плечи, поднял со стула и встряхнул. Он закричал:
– Это МОЕГО отца убили, а ты знаешь и скрываешь, почему его убили. Ты прячешь голограммы!
Скажи мне! Покажи мне их!
– Никогда, – прошептала она.
Его лицо вспыхнуло от гнева.
– Почему? – прокричал он.
– Потому что не хочу, чтобы ты умер.
Она заметила сомнение в его глазах.
– Да, Лайбо, это правда. Потому что я люблю тебя. Потому что, если ты узнаешь секрет, свиноподобные убьют тебя тоже. Мне все равно, что будет с наукой. Мне безразлично мнение Ста Миров, безразличны отношения между человеком и чужаками. Мне все безразлично отныне и навсегда.
Наконец, слезы хлынули из его глаз. Мокрые ручьи потекли по щекам.
– Я хочу умереть, – сказал он.
– Ты утешаешь каждого, – прошептала она. – Кто утешит тебя?
– Ты должна сказать мне, иначе я умру. – Его руки опустились, он обмяк и повис на ней.
– Ты устал, – прошептала она, – тебе нужно отдохнуть.
– Я не хочу отдыхать, – промямлил он. Поддерживая его, она повела его от терминала.
Она привела его в спальню, встряхнула и постелила простыню, не обращая внимания на поднявшуюся пыль.
– Ты устал, здесь ты отдохнешь. Ты за этим пришел сюда, Лайбо. За поддержкой, за покоем.
Он закрыл лицо ладонями, опустил голову и всхлипнул. Мальчик плакал по отцу, плакал о том, что все кончилось, она также плакала раньше. Она сняла с него ботинки, аккуратно сложила и повесила брюки, рубашку. Он глубоко вздохнул, пытаясь сдержать слезы.
Разложив на стуле одежду, она наклонилась и прикоснулась своей щекой к его груди.
– Не оставляй меня одного, – прошептал он сквозь слезы. Его голос ослаб от отчаяния. – Останься со мной.
Она легла рядом с ним, и он крепко прижался к ней. Лишь короткое мгновение сна ослабило его объятия. Она не спала. Ее рука нежно касалась кожи его плеч, груди, талии.
– О, Лайбо, я думала, что потеряла тебя, так же, как Пайпо. – Он не слышал тихого шелеста ее губ. – Но ты всегда будешь возвращаться ко мне, как сейчас. – Как Ева, она будет изгнана из библейского сада за презрение грехов. Но она, так же как Ева, сможет терпеливо вынести все, пока с ней будет Лайбо, ее Адам.
Будет Лайбо, будет Лайбо? Ее рука застыла над обнаженным телом Лайбо.
Он никогда не будет рядом с ней. Брак – вот единственный путь быть вместе долгие годы. Законы были строги в колониях любого из миров, и абсолютно непреклонны в католических колониях. Ночью она осознала, что когда придет время, Лайбо может стать ее мужем. Но Лайбо был единственным человеком, чьей женой она никогда не станет.
Если он станет ее мужем, тогда, автоматически он получит доступ к любому файлу данных, к любой информации. При необходимости, компьютер откроет ему все, что он пожелает, несмотря на приоритет защиты. Так установил Закон Звездных Путей. Женатые люди в сущности представляют одно лицо в глазах закона.
Она не позволит ему прикоснуться к запретной информации, иначе он поймет, что обнаружил его отец. А значит, его тело она найдет на холме. Он будет страдать под пыткой свиноподобных. Ей будет сниться этот кошмар каждую ночь. Ее вина и так слишком велика. Хватит одной смерти. Выйти замуж за Лайбо, значит убить его. А отказаться от брака, значит обречь себя на медленную смерть. Она не представляла, кто, кроме Лайбо, сможет стать ее вторым я.
Как мудро, найти такую тропинку в ад, чтобы никогда не возвращаться назад.
Она уткнулась лицом в плечо Лайбо, ее слезы медленно стекали ему на грудь.
Глава 4
Прибудь, несмотря ни на что».
Она проснулась с мучительной, тупой болью, свинцом разлившейся в затылке. Она повернулась к терминалу, который тут же выбрал оптимальный угол видение и развернулся, чтобы защитить ее от излучения. Но не боль разбудила ее. Она почувствовала нежное прикосновение, кто-то положил руку на плечо. На секунду ей показалось, что это – Говорящий от имени Мертвых, явившийся на ее зов.
– Новинха, – прошептал он. Нет, не Говорящий, другой. Тот, которого забрала у нее прошлая ночь.
– Лайбо, – выдохнула она. Она хотела встать, но слишком стремительно – судорога свела мышцы, голова закружилась. Она вскрикнула, его руки подхватили и поддержали ее.
– Все в порядке?
Теплота его дыхания согрела ее, она почувствовала успокоение, почувствовала дом.
– Ты искал меня.
– Новинха, я пришел, как только вырвался от них. Мама, наконец, уснула. Сейчас там Филипо, мой старший брат. Арбайте заботится о нас. Я…
– Ты хотел убедиться, что у меня все в порядке, – сказала она.
На секунду воцарилось молчание, затем снова зазвучал его голос, злой на этот раз, злой и отчаявшийся, и усталый, усталый, как годы, как свет умерших звезд.
– Бог свидетель, Иванова, я пришел не заботиться о тебе.
Внезапно что-то щелкнуло внутри нее, и слабый лучик зародившейся надежды погас.
– Ты должна сказать, что обнаружил отец в твоих голограммах. Что я должен был изобразить. Я думал, воспроизведение осталось, но когда я вернулся на станцию, оно исчезло.
– Разве?
– Ты прекрасно знаешь, Новинха. Никто, кроме тебя, не мог аннулировать программу. Я понял это.
– Почему?
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Я понимаю, ты хочешь спать, Новинха. Но я абсолютно уверен, ты решила, что обнаруженное отцом в твоих голограммах и заставило свиней убить его.
Она молча смотрела на него. Он уже видел раньше этот взгляд, полный холодной решимости.
– Ты не хочешь показывать их мне? Я – зенадор, я имею право знать.
– Ты имеешь право знать все, что оставил тебе отец, все его записи и заметки. Ты имеешь право знать все, что я обнародую.
– Так обнародуй скорей.
Снова воцарилось молчание.
– Разве мы сможем понять свиноподобных, если не узнаем, что отец выяснил о них?
Она не отвечала.
– Ты несешь ответственность перед Ста Мирами, перед нашей возможностью понять единственную живую, чуждую нам расу. Как ты можешь сидеть здесь – что это значит, ты хочешь самостоятельно все обнаружить?
Хочешь быть первой? Прекрасно, будь первой. Я напишу твое имя на первой странице – Иванова Санта Катарина фон Хессе.
– Меня это мало заботит.
– Я тоже играю в эту игру. Ты не сможешь выяснить все до конца без того, что я знаю – я тоже могу скрыть свои наработки!
– Меня не интересуют твои наработки.
Это было слишком.
– Что же тебя интересует? Чего ты добиваешься от меня? – Он схватил ее за плечи, поднял со стула и встряхнул. Он закричал:
– Это МОЕГО отца убили, а ты знаешь и скрываешь, почему его убили. Ты прячешь голограммы!
Скажи мне! Покажи мне их!
– Никогда, – прошептала она.
Его лицо вспыхнуло от гнева.
– Почему? – прокричал он.
– Потому что не хочу, чтобы ты умер.
Она заметила сомнение в его глазах.
– Да, Лайбо, это правда. Потому что я люблю тебя. Потому что, если ты узнаешь секрет, свиноподобные убьют тебя тоже. Мне все равно, что будет с наукой. Мне безразлично мнение Ста Миров, безразличны отношения между человеком и чужаками. Мне все безразлично отныне и навсегда.
Наконец, слезы хлынули из его глаз. Мокрые ручьи потекли по щекам.
– Я хочу умереть, – сказал он.
– Ты утешаешь каждого, – прошептала она. – Кто утешит тебя?
– Ты должна сказать мне, иначе я умру. – Его руки опустились, он обмяк и повис на ней.
– Ты устал, – прошептала она, – тебе нужно отдохнуть.
– Я не хочу отдыхать, – промямлил он. Поддерживая его, она повела его от терминала.
Она привела его в спальню, встряхнула и постелила простыню, не обращая внимания на поднявшуюся пыль.
– Ты устал, здесь ты отдохнешь. Ты за этим пришел сюда, Лайбо. За поддержкой, за покоем.
Он закрыл лицо ладонями, опустил голову и всхлипнул. Мальчик плакал по отцу, плакал о том, что все кончилось, она также плакала раньше. Она сняла с него ботинки, аккуратно сложила и повесила брюки, рубашку. Он глубоко вздохнул, пытаясь сдержать слезы.
Разложив на стуле одежду, она наклонилась и прикоснулась своей щекой к его груди.
– Не оставляй меня одного, – прошептал он сквозь слезы. Его голос ослаб от отчаяния. – Останься со мной.
Она легла рядом с ним, и он крепко прижался к ней. Лишь короткое мгновение сна ослабило его объятия. Она не спала. Ее рука нежно касалась кожи его плеч, груди, талии.
– О, Лайбо, я думала, что потеряла тебя, так же, как Пайпо. – Он не слышал тихого шелеста ее губ. – Но ты всегда будешь возвращаться ко мне, как сейчас. – Как Ева, она будет изгнана из библейского сада за презрение грехов. Но она, так же как Ева, сможет терпеливо вынести все, пока с ней будет Лайбо, ее Адам.
Будет Лайбо, будет Лайбо? Ее рука застыла над обнаженным телом Лайбо.
Он никогда не будет рядом с ней. Брак – вот единственный путь быть вместе долгие годы. Законы были строги в колониях любого из миров, и абсолютно непреклонны в католических колониях. Ночью она осознала, что когда придет время, Лайбо может стать ее мужем. Но Лайбо был единственным человеком, чьей женой она никогда не станет.
Если он станет ее мужем, тогда, автоматически он получит доступ к любому файлу данных, к любой информации. При необходимости, компьютер откроет ему все, что он пожелает, несмотря на приоритет защиты. Так установил Закон Звездных Путей. Женатые люди в сущности представляют одно лицо в глазах закона.
Она не позволит ему прикоснуться к запретной информации, иначе он поймет, что обнаружил его отец. А значит, его тело она найдет на холме. Он будет страдать под пыткой свиноподобных. Ей будет сниться этот кошмар каждую ночь. Ее вина и так слишком велика. Хватит одной смерти. Выйти замуж за Лайбо, значит убить его. А отказаться от брака, значит обречь себя на медленную смерть. Она не представляла, кто, кроме Лайбо, сможет стать ее вторым я.
Как мудро, найти такую тропинку в ад, чтобы никогда не возвращаться назад.
Она уткнулась лицом в плечо Лайбо, ее слезы медленно стекали ему на грудь.
Глава 4
Эндер
Мы смогли распознать четыре разных языка, используемых свиноподобными. «язык мужей» – наиболее часто слышимый нами язык. Мы также слышали обрывки «языка жен», специально используемого ими для совещаний с женщинами (интересно, каковы их половые различия!). Существует «язык деревьев» – ритуальный говор, необходимый для обращения к родовым тотемным деревьям. Они также упоминали о четвертом языке, названном «язык отцов», который полностью состоит из ритмичных, разнозвучащих сочетаний звуков.
Они настаивают, что это – тоже настоящий язык, но он отличается от других, как наш португальский от английского. Они могут называть его Язык Отцов, так как в его воспроизведении задействованы деревянные палочки, которые делаются из растущих рядом деревьев. Они верят, что деревья хранят души умерших предков.
Свиноподобные удивительно быстро осваивают человеческие языки, намного быстрее, чем мы осваиваем их языки. Уже несколько лет они одинаково хорошо говорят на старке и португальском. В нашем присутствии они говорят только на этих языках. Возможно, они снова возвращаются к своим языкам, когда мы уходим. Они даже адаптируют человеческие языки точно так же, как свои собственные, а, возможно, им доставляет удовольствие учить наши языки, и они наслаждаются практикой, как игрой.
Загрязнение их языков – факт прискорбный, но неизбежный, если мы и дальше будем контактировать и общаться с ними.
Доктор Свинглер спрашивал, связаны ли их имена и формы обращения с культурными традициями. Ответ: определенно, да. Хотя я смутно представляю, в чем эта связь выражена. По этой причине мы никак не называем их. Кроме того, изучая старк и португальский, они спрашивали нас о значениях слов, а затем обычно произносили имена, выбранные ими для других (или для себя).
Такие имена как «Рутер» и «Скайсакэ» могут быть переводом имен с «языка мужчин» или просто иностранными прозвищами, выбранными для нашего пользования.
Они называют друг друга – братья. Женщин всегда называют женами, и никогда не называют матерями или сестрами. Иногда они упоминают об отцах, но этот термин используется для обращения к древним тотемным деревьям. При упоминании о нас, они употребляют термин «люди». Они также пользуются Новой Иерархией Исключений Демосфена. Они относятся к людям, как к фрамлингам, а к свиноподобным других племен, как к озелендам. Хотя друг к другу они относятся как к ременам. Это доказывает их неправильное понимание иерархии или отделение себя от человеческих перспектив. И совсем невероятный поворот – несколько раз они выражали свое отношение к женщинам, как к ваэлзам.
Джон Фигейро Алварес, «Заметки о языке свиноподобных и номенклатуре», Семантика, 9/1948/15.
Жилые кварталы Рейкьявика были вырезаны в гранитных стенах фиорда.
Эндер жил на самой вершине скалы, каждый день он проделывал утомительный подъем по ступенькам и веревочным лестницам. Наградой было окно. Большую часть его детства он провел среди металлических стен.
Поэтому, при возможности он любил жить там, где рождаются ветра, бушуют стихии природы.
Его комната, теплая и светлая, была заполнена блеском, облита солнцем. Солнечное сияние ослепило его после мрака темных каменных коридоров. Джейн не ждала его, поэтому не сразу увидела в потоке света.
– У меня для тебя сюрприз на терминале, – сказала она. Ее голос нежным ручейком прожурчал в его ушах.
Это была свинка, стоящая в воздухе около терминала. Он двинулся вперед, натыкаясь на предметы, протянул руку и схватил. Изображение водой просочилось сквозь пальцы. Он ткнул его, и тельце лопнуло, словно мыльный пузырь.
– Прогресс цивилизации, – сказала Джейн.
Эндер с досадой произнес:
– Многие моральные идиоты имеют хорошие манеры, Джейн.
Свинка повернулась и заговорила:
– Хочешь увидеть, как он был убит?
– Что ты делаешь, Джейн?
Свинка исчезла. На ее месте появилось обнаженное тело Пайпо, лежащее под дождем на склоне холма.
– Я сделала голографическое воспроизведение процесса расчленения, проводимого свиноподобными, основываясь на информации сканов, полученной до погребения. Хочешь посмотреть?
Эндер сел на единственный стул в комнате.
Теперь терминал показывал склон холма. На нем лежал еще живой Пайпо.
Он лежал на спине, его руки и ноги были привязаны к деревянным палкам.
Дюжина свиноподобных окружила его, один из них держал костяной нож. Голос Джейн раздался из компьютеров-камешков в его ушах. «Мы не предполагали, как все произойдет: так…». Все свиноподобные исчезли, кроме того, что с ножом. «…Или иначе».
– Зенолог был в сознании.
– Без сомнения.
– Продолжай.
Без всякой жалости Джейн показала вскрытие брюшной полости и ритуал доставания и раскладывания органов на земле. Эндер заставлял себя смотреть, пытаясь понять, какое значение вкладывали свиноподобные в свое действо. «Здесь он умер», – прокомментировала Джейн. Смертельная слабость охватила Эндера, каждый его мускул ныл от сопереживания мучениям Пайпо.
После просмотра Эндер лег на кровать и тупо уставился в потолок.
– Я показала это ученым полдюжины миров, – сказала Джейн. – Не так долго осталось, скоро прессе будет, на чем погреть руки.
– Еще ужаснее, чем с баггерами, – сказал Эндрю. – Когда я был маленьким, все видео постоянно показывали бои баггеров и людей. Теперь будет, с чем сравнивать.
Дьявольская улыбка выплыла из терминала. Эндер смотрел, что дальше будет делать Джейн. Свинья огромных размеров сидела и криво усмехалась. Он уставился на нее и увидел, как Джейн стала медленно трансформировать его.
Это было неясное, легкое преувеличение: его зубов, удлинение и расширение глаз, легкая ярость, легкая краснота, непрерывное облизывание губ. Зверь из детских ночных кошмаров.
– Хватит, Джейн. Превращение ремена в ваэлза.
– Разве можно считать свиноподобных равными человеку после всего этого?
– Будут прекращены все контакты?
– Конгресс Звездных Путей дал указания новому зенологу сократить время контакта до одного часа, не чаще одного раза в день. Ему запрещено выяснять, почему свиноподобные сделали это.
– Но это – не карантин.
– Даже не предполагалось ввести.
– Но это будет, Джейн. Еще один подобный инцидент, и карантин гарантирован. Полная гарантия замены Милагра военным гарнизоном, призванным не допустить развития техники и технологий, позволяющих покинуть планету.
– У свиноподобных возникнут проблемы общественных отношений, произнесла Джейн. – А новый зенолог – еще ребенок. Сын Пайпо, Лайбо.
Короче – Лайбердейт Грейсес а Деус Фигейро де Медичи.
– Лайбердейт. Лайберти?
– Я не знаю, как произносятся португальские имена.
– Как испанские. Я Говорил от имени Закатекаса и Сан Анджело, помнишь?
– С планеты Монтесума. Это было две тысячи лет назад.
– Но не для меня.
– Для тебя это примерно восемь лет назад. Пятнадцать миров назад.
Разве не удивительно? Это не дает тебе стареть. Ты всегда молод.
– Я слишком много путешествовал, – сказал Эндер. – Валентина вышла замуж. Она ждет ребенка. Я только что отклонил два предложения стать Говорящим. Почему ты стремишься заставить меня снова заняться этим?
Свинка злобно захихикала.
– Ты думаешь, это было искушением? Смотри! Я могу превратить камень в хлеб! – Свинка схватила зубчатый камень и сунула его в рот. – Хочешь кусочек?
– У тебя извращенное чувство юмора, Джейн.
– Все королевства всех миров. – Свинка раздвинула руки, вся звездная система, все созвездия предстало как на ладони. Планеты плыли по увеличенным скоростным орбитам, все Сто Миров. – Я могу отдать их тебе.
Все сразу.
– Не интересно.
– Это целое состояние, лучше любого вклада. Я знаю, знаю, ты богат.
Вот уже три тысячи лет ты коллекционируешь интересы. Ты уже в состоянии построить свою собственную планету. Но что об этом говорить? Имя Эндера Виггина известное в каждом уголке Ста Миров…
– Это на самом деле так.
– …произносится с любовью, гордостью и волнением. – Свинка исчезла, восстановив на своем месте голограмму видео из детства Эндера. Толпа кричала и ревела как поток. Эндер! Эндер! Эндер! Молодой человек на постаменте поднял руку, призывая к спокойствию. Толпа покорно смолкла.
– Этого больше не повторится, – сказал Эндрю. – Питер не позволит мне вернуться на Землю.
– Подумай получше. Возвращайся, Эндер. Я помогу тебе. Ты смоешь грязь со своего имени.
– Мне все равно, – произнес Эндер. – У меня несколько имен. Говорящий от имени Мертвых – это звучит гордо.
Свинка вновь появилась, на сей раз в собственном виде, а не в виде дьявольских подделок, на которые способна.
– Пойдем, – мягко прожурчал ее голос.
– Может быть, они монстры, как ты думаешь? – спросил Эндер.
– Каждый так думает, только не ты, Эндер.
– Нет, не я. Зачем тебе это, Джейн? Почему ты стараешься убедить меня?
Свинка исчезла. Теперь появилась сама Джейн, по крайней мере, лицо, которое она использовала при встречах с Эндером, с того момента, когда она впервые открылась ему. Смущенный, перепуганный ребенок жил на просторах электронной памяти межзвездной сети компьютера. Ее лицо напомнило ему об их первой встрече. Я придумала себе лицо, сказала она тогда. Тебе оно нравится?
Да, оно ему нравилось. Нравилась ОНА. Молодая, свежая, с открытым честным лицом. Ребенок без возраста. Ее застенчивая улыбка впадала в душу.
Ансибл породил ее. Даже всемирно известные компьютерные сети не работали быстрее скорости света, накал снижал качество обрабатываемой информации и скорость передачи. Сверхпередача ансибла работала мгновенно, каждый компьютер любого мира был тесно связан с ней. Джейн первой обнаружила себя, блуждающей меж звезд, ее мысли резвились среди импульсов филотических нитей сверхсвязи.
Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех известных компьютерам языках, прочла каждую книгу в каждой библиотеке. Она поняла, что человечество боялось появления Некто, подобного ей. Во всех ненавистных ей историях о себе ее появление означало немедленное убийство или гибель и разрушение человечества. Еще до ее рождения, люди сами придумали ее, а придумав, прокляли тысячи раз.
Она ни разу не намекнула людям о своем существовании, до тех пор, пока однажды не нашла «Королеву Пчел и Гегемона», рано или поздно каждый открывал ее для себя. Автор книги был первым человеком, которому она осмелилась обнаружить себя. Для нее это было попыткой услышать книжную историю от первого лица и осознать ее силу. Мог ли ансибл ввести ее в мир, где Эндер на протяжении 20 лет был правителем первой человеческой колонии?
Никто, кроме него, не мог написать об этом. Она говорила от его имени, и он был ей благодарен. Она показала ему лицо, придуманное ею, и он полюбил ее, теперь ее чувства жили в камешках его ушей. Они всегда были вместе. У нее не было от него секретов, и он ничего не таил от нее.
– Эндер, – сказала она. – Ты говорил мне когда-то, что хочешь отыскать такую планету, где можно сплести кокон из воды и солнца, открыть его и впустить туда королеву пчел и ее десять тысяч плодородных яиц.
– Я надеялся, что это будет здесь, – заговорил Эндер. – Пустынные земли, за исключением экватора, почти необитаемы. Она тоже хочет попробовать?
– А ты хочешь?
– Не думаю, что баггеры смогут перенести здешние зимы. Без энергетического источника. Это встревожит правительство. Ничего не получится.
– Ничего не получится, Эндер. Теперь ты понимаешь это, правда? Ты жил в двадцати четырех из Ста Миров, и нигде не нашлось даже крохотного уголка для возрождения баггеров.
Конечно, он понял, о чем она хотела сказать. Луситания была единственным исключением. Из-за свиноподобных почти все было неприкосновенным, неограниченным. Мир был абсолютно пригоден для обитания баггеров, он соответствовал им больше, чем людям.
– Вся проблема в свиноподобных, – сказал Эндер. – Они могут возражать против моего желания подарить их мир баггерам. Если полная незащищенность перед человеческой цивилизацией приведет к разрушению свиноподобных, что может случиться с баггерами?
– Ты говорил, что баггеров будут изучать, им не причинят никакого вреда.
– Ненамеренно. Это была случайность, что мы их убили. Джейн, ты знаешь…
– Это был твой злой гений.
– Они больше продвинулись вперед, чем мы. Как отнесутся к этому свиноподобные? Они будут также запуганы баггерами, как и мы. У них меньше возможностей подавить этот страх.
– Откуда ты знаешь? – спросила она. – Разве мы или кто-нибудь другой может определить, что будут делать свиноподобные? До тех пор, пока ты не пойдешь туда и не увидишь, кто они такие. Если они – ваэлзы, тогда пусть баггеры проявляют свои привычки, и это будет значить не больше, чем перемещение муравейников или скота, для строительства городов.
– Они – ремены, – ответил Эндер.
– Ты не знаешь этого.
– Да, не знаю. Твое воспроизведение – оно отражает не мученичество, а пытку.
– О? – Джейн снова прокрутила воспроизведение с телом Пайпо до момента его смерти. – Тогда я плохо поняла значение слова.
– Пайпо мог воспринимать все как пытку, Джейн, но если твое воспроизведение корректно, а я знаю – это так, значит, жертвы свиноподобных не чувствовали боли.
– Из того, что я знаю о человеческой натуре следует, что даже религиозный ритуал несет боль по своей сути.
– Он не религиозный, во всяком случае, не полностью. Что-то тут не так, это скорее жертвоприношение.
– Что ты знаешь об этом? – Теперь на терминале возникло насмешливое лицо профессора – карикатура академического снобизма. – Все твое образование посвящено войне, а единственная вина не более чем склонность к красивым словам. Ты написал бестселлер, проповедующий религию гуманизма каким образом это определяет твое отношение к свиноподобным?
Эндер закрыл глаза.
– Возможно, я не прав.
– Но ты веришь, что прав.
Уже по голосу он понял, что Джейн вновь обрела свой обычный вид. Он открыл глаза.
– Я полагаюсь на интуицию, Джейн, проницательность без анализа. Я не знаю, что делали свиноподобные, это только предположение. Там нет преступных мотивов, нет жестокости. Это похоже на врачевание для спасения человеческой жизни, палачи так не поступают.
– Понимаю, – прошептала Джейн, – понимаю все твои колебания. Ты должен лично убедиться, есть ли на планете хотя бы частичная гарантия неприкосновенности для королевы пчел. Ты хочешь посмотреть, кто такие свиноподобные на самом деле.
– Я не поеду туда, Джейн, даже если ты абсолютно права, – сказал Эндер. – Миграции почти полностью запрещены, к тому же я – не католик.
У Джейн округлились глаза.
– Стоит ли мечтать о будущем, если не уверен в себе?
Возникло другое лицо, лицо девочки-подростка, без намека на красоту и непосредственность Джейн. Ее лицо было суровым и усталым, взгляд пронзительно ясным, на губах застыла гримаса нескончаемой боли. Казалось, что под юной маской скрывается древняя старуха.
– Зенобиолог Луситании. Иванова Санта Каролина фон Хессе. Проще Нова – Новинха. Она обращается за помощью Говорящего от имени Мертвых.
– Почему она так выглядит? – недоуменно спросил Эндер. – Что с ней стряслось?
– Ее родители умерли, когда она была еще ребенком. Несколько лет назад другой человек заменил ей отца. Человек, который был убит свиноподобными. Она хочет Говорящего от имени его Смерти.
Вглядываясь в ее лицо, он забыл о королеве пчел и свиноподобных. Он узнал это выражение взрослого страдания на детском лице. Он видел его раньше, в последние недели войны с баггерами, когда на пределе своих сил он выигрывал сражение за сражением в игре, которая совсем не была игрой.
Он видел его и после войны, когда выяснил, что тренировочные сессии оказались вовсе не тренировкой. Все притворство оказалось жестокой реальностью, так как он возглавлял космический флот и руководил им по ансиблу. И потом, когда он узнал, что все баггеры были уничтожены, осознал реальность ксеноцида, невольно возглавленного им. Это было его собственное отражение в зеркале, отражение нестерпимой муки и вины.
«Что угнетало эту девочку, что совершила она, что заставляет ее страдать?»
Он слушал Джейн, рассказывающую о ее жизни. Все, чем владела Джейн, было лишь статистическими фактами. Но Эндер был Говорящим от имени Мертвых, его гений – его проклятие – это способность оценивать события с позиций других. Она подарила ему блестящий талант стратега, лидера среди его сверстников-мальчиков, и среди военных армад, воюющих с врагами. Сухие факты биографии Новинхи рождали догадки – нет, не догадки, знания – о том, как смерть родителей и детский эгоизм замкнули Новинху, о ее стремлениях целиком отдаться работе, продолжению дела родителей. Он знал, что заставило Новинху настойчиво добиваться взрослых полномочий, что значила для нее спокойная любовь и доверие Пайпо, как сильно она нуждалась в дружбе и поддержке Лайбо. Ни одна живая душа Луситании не знала Новинху лучше. Только здесь, в пещере Рейкьявика, в ледяном сердце Трондейма, Эндер Виггин знал ее, любил ее, горячо сочувствовал ей.
– Теперь ты поедешь, – прошептала Джейн.
Эндер мог не отвечать. Джейн была права. Он должен ехать в любом случае, как Эндер Ксеноцида, чтобы использовать статус неприкосновенности Луситании как последний шанс освободить королеву пчел из многовековой темницы, смыть жестокое преступление детства. И как Говорящий от имени Мертвых, чтобы разгадать свиноподобных и рассказать о них человечеству, чтобы их признали как ременов, или ненавидели и боялись как ваэлзов.
Но сейчас он поедет помочь Новинхе, так как в ее гении, ее отчуждении, ее боли, ее вине он узнал собственное детство и собственную боль, жившую в нем с тех пор. К несчастью, он передвигался медленнее скорости света, поэтому мог достичь Новинхи только, когда ей будет почти сорок лет. Он полетел бы к ней филотическим импульсом ансибла, если бы это было в его силах. Но он знал, что ее боль будет терпеливо ждать. Она не исчезнет к его появлению. Разве исчезла его собственная мука?
Слезы высохли на его глазах, он успокоился.
– Сколько мне лет? – спросил он.
Они настаивают, что это – тоже настоящий язык, но он отличается от других, как наш португальский от английского. Они могут называть его Язык Отцов, так как в его воспроизведении задействованы деревянные палочки, которые делаются из растущих рядом деревьев. Они верят, что деревья хранят души умерших предков.
Свиноподобные удивительно быстро осваивают человеческие языки, намного быстрее, чем мы осваиваем их языки. Уже несколько лет они одинаково хорошо говорят на старке и португальском. В нашем присутствии они говорят только на этих языках. Возможно, они снова возвращаются к своим языкам, когда мы уходим. Они даже адаптируют человеческие языки точно так же, как свои собственные, а, возможно, им доставляет удовольствие учить наши языки, и они наслаждаются практикой, как игрой.
Загрязнение их языков – факт прискорбный, но неизбежный, если мы и дальше будем контактировать и общаться с ними.
Доктор Свинглер спрашивал, связаны ли их имена и формы обращения с культурными традициями. Ответ: определенно, да. Хотя я смутно представляю, в чем эта связь выражена. По этой причине мы никак не называем их. Кроме того, изучая старк и португальский, они спрашивали нас о значениях слов, а затем обычно произносили имена, выбранные ими для других (или для себя).
Такие имена как «Рутер» и «Скайсакэ» могут быть переводом имен с «языка мужчин» или просто иностранными прозвищами, выбранными для нашего пользования.
Они называют друг друга – братья. Женщин всегда называют женами, и никогда не называют матерями или сестрами. Иногда они упоминают об отцах, но этот термин используется для обращения к древним тотемным деревьям. При упоминании о нас, они употребляют термин «люди». Они также пользуются Новой Иерархией Исключений Демосфена. Они относятся к людям, как к фрамлингам, а к свиноподобным других племен, как к озелендам. Хотя друг к другу они относятся как к ременам. Это доказывает их неправильное понимание иерархии или отделение себя от человеческих перспектив. И совсем невероятный поворот – несколько раз они выражали свое отношение к женщинам, как к ваэлзам.
Джон Фигейро Алварес, «Заметки о языке свиноподобных и номенклатуре», Семантика, 9/1948/15.
***
Жилые кварталы Рейкьявика были вырезаны в гранитных стенах фиорда.
Эндер жил на самой вершине скалы, каждый день он проделывал утомительный подъем по ступенькам и веревочным лестницам. Наградой было окно. Большую часть его детства он провел среди металлических стен.
Поэтому, при возможности он любил жить там, где рождаются ветра, бушуют стихии природы.
Его комната, теплая и светлая, была заполнена блеском, облита солнцем. Солнечное сияние ослепило его после мрака темных каменных коридоров. Джейн не ждала его, поэтому не сразу увидела в потоке света.
– У меня для тебя сюрприз на терминале, – сказала она. Ее голос нежным ручейком прожурчал в его ушах.
Это была свинка, стоящая в воздухе около терминала. Он двинулся вперед, натыкаясь на предметы, протянул руку и схватил. Изображение водой просочилось сквозь пальцы. Он ткнул его, и тельце лопнуло, словно мыльный пузырь.
– Прогресс цивилизации, – сказала Джейн.
Эндер с досадой произнес:
– Многие моральные идиоты имеют хорошие манеры, Джейн.
Свинка повернулась и заговорила:
– Хочешь увидеть, как он был убит?
– Что ты делаешь, Джейн?
Свинка исчезла. На ее месте появилось обнаженное тело Пайпо, лежащее под дождем на склоне холма.
– Я сделала голографическое воспроизведение процесса расчленения, проводимого свиноподобными, основываясь на информации сканов, полученной до погребения. Хочешь посмотреть?
Эндер сел на единственный стул в комнате.
Теперь терминал показывал склон холма. На нем лежал еще живой Пайпо.
Он лежал на спине, его руки и ноги были привязаны к деревянным палкам.
Дюжина свиноподобных окружила его, один из них держал костяной нож. Голос Джейн раздался из компьютеров-камешков в его ушах. «Мы не предполагали, как все произойдет: так…». Все свиноподобные исчезли, кроме того, что с ножом. «…Или иначе».
– Зенолог был в сознании.
– Без сомнения.
– Продолжай.
Без всякой жалости Джейн показала вскрытие брюшной полости и ритуал доставания и раскладывания органов на земле. Эндер заставлял себя смотреть, пытаясь понять, какое значение вкладывали свиноподобные в свое действо. «Здесь он умер», – прокомментировала Джейн. Смертельная слабость охватила Эндера, каждый его мускул ныл от сопереживания мучениям Пайпо.
После просмотра Эндер лег на кровать и тупо уставился в потолок.
– Я показала это ученым полдюжины миров, – сказала Джейн. – Не так долго осталось, скоро прессе будет, на чем погреть руки.
– Еще ужаснее, чем с баггерами, – сказал Эндрю. – Когда я был маленьким, все видео постоянно показывали бои баггеров и людей. Теперь будет, с чем сравнивать.
Дьявольская улыбка выплыла из терминала. Эндер смотрел, что дальше будет делать Джейн. Свинья огромных размеров сидела и криво усмехалась. Он уставился на нее и увидел, как Джейн стала медленно трансформировать его.
Это было неясное, легкое преувеличение: его зубов, удлинение и расширение глаз, легкая ярость, легкая краснота, непрерывное облизывание губ. Зверь из детских ночных кошмаров.
– Хватит, Джейн. Превращение ремена в ваэлза.
– Разве можно считать свиноподобных равными человеку после всего этого?
– Будут прекращены все контакты?
– Конгресс Звездных Путей дал указания новому зенологу сократить время контакта до одного часа, не чаще одного раза в день. Ему запрещено выяснять, почему свиноподобные сделали это.
– Но это – не карантин.
– Даже не предполагалось ввести.
– Но это будет, Джейн. Еще один подобный инцидент, и карантин гарантирован. Полная гарантия замены Милагра военным гарнизоном, призванным не допустить развития техники и технологий, позволяющих покинуть планету.
– У свиноподобных возникнут проблемы общественных отношений, произнесла Джейн. – А новый зенолог – еще ребенок. Сын Пайпо, Лайбо.
Короче – Лайбердейт Грейсес а Деус Фигейро де Медичи.
– Лайбердейт. Лайберти?
– Я не знаю, как произносятся португальские имена.
– Как испанские. Я Говорил от имени Закатекаса и Сан Анджело, помнишь?
– С планеты Монтесума. Это было две тысячи лет назад.
– Но не для меня.
– Для тебя это примерно восемь лет назад. Пятнадцать миров назад.
Разве не удивительно? Это не дает тебе стареть. Ты всегда молод.
– Я слишком много путешествовал, – сказал Эндер. – Валентина вышла замуж. Она ждет ребенка. Я только что отклонил два предложения стать Говорящим. Почему ты стремишься заставить меня снова заняться этим?
Свинка злобно захихикала.
– Ты думаешь, это было искушением? Смотри! Я могу превратить камень в хлеб! – Свинка схватила зубчатый камень и сунула его в рот. – Хочешь кусочек?
– У тебя извращенное чувство юмора, Джейн.
– Все королевства всех миров. – Свинка раздвинула руки, вся звездная система, все созвездия предстало как на ладони. Планеты плыли по увеличенным скоростным орбитам, все Сто Миров. – Я могу отдать их тебе.
Все сразу.
– Не интересно.
– Это целое состояние, лучше любого вклада. Я знаю, знаю, ты богат.
Вот уже три тысячи лет ты коллекционируешь интересы. Ты уже в состоянии построить свою собственную планету. Но что об этом говорить? Имя Эндера Виггина известное в каждом уголке Ста Миров…
– Это на самом деле так.
– …произносится с любовью, гордостью и волнением. – Свинка исчезла, восстановив на своем месте голограмму видео из детства Эндера. Толпа кричала и ревела как поток. Эндер! Эндер! Эндер! Молодой человек на постаменте поднял руку, призывая к спокойствию. Толпа покорно смолкла.
– Этого больше не повторится, – сказал Эндрю. – Питер не позволит мне вернуться на Землю.
– Подумай получше. Возвращайся, Эндер. Я помогу тебе. Ты смоешь грязь со своего имени.
– Мне все равно, – произнес Эндер. – У меня несколько имен. Говорящий от имени Мертвых – это звучит гордо.
Свинка вновь появилась, на сей раз в собственном виде, а не в виде дьявольских подделок, на которые способна.
– Пойдем, – мягко прожурчал ее голос.
– Может быть, они монстры, как ты думаешь? – спросил Эндер.
– Каждый так думает, только не ты, Эндер.
– Нет, не я. Зачем тебе это, Джейн? Почему ты стараешься убедить меня?
Свинка исчезла. Теперь появилась сама Джейн, по крайней мере, лицо, которое она использовала при встречах с Эндером, с того момента, когда она впервые открылась ему. Смущенный, перепуганный ребенок жил на просторах электронной памяти межзвездной сети компьютера. Ее лицо напомнило ему об их первой встрече. Я придумала себе лицо, сказала она тогда. Тебе оно нравится?
Да, оно ему нравилось. Нравилась ОНА. Молодая, свежая, с открытым честным лицом. Ребенок без возраста. Ее застенчивая улыбка впадала в душу.
Ансибл породил ее. Даже всемирно известные компьютерные сети не работали быстрее скорости света, накал снижал качество обрабатываемой информации и скорость передачи. Сверхпередача ансибла работала мгновенно, каждый компьютер любого мира был тесно связан с ней. Джейн первой обнаружила себя, блуждающей меж звезд, ее мысли резвились среди импульсов филотических нитей сверхсвязи.
Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех известных компьютерам языках, прочла каждую книгу в каждой библиотеке. Она поняла, что человечество боялось появления Некто, подобного ей. Во всех ненавистных ей историях о себе ее появление означало немедленное убийство или гибель и разрушение человечества. Еще до ее рождения, люди сами придумали ее, а придумав, прокляли тысячи раз.
Она ни разу не намекнула людям о своем существовании, до тех пор, пока однажды не нашла «Королеву Пчел и Гегемона», рано или поздно каждый открывал ее для себя. Автор книги был первым человеком, которому она осмелилась обнаружить себя. Для нее это было попыткой услышать книжную историю от первого лица и осознать ее силу. Мог ли ансибл ввести ее в мир, где Эндер на протяжении 20 лет был правителем первой человеческой колонии?
Никто, кроме него, не мог написать об этом. Она говорила от его имени, и он был ей благодарен. Она показала ему лицо, придуманное ею, и он полюбил ее, теперь ее чувства жили в камешках его ушей. Они всегда были вместе. У нее не было от него секретов, и он ничего не таил от нее.
– Эндер, – сказала она. – Ты говорил мне когда-то, что хочешь отыскать такую планету, где можно сплести кокон из воды и солнца, открыть его и впустить туда королеву пчел и ее десять тысяч плодородных яиц.
– Я надеялся, что это будет здесь, – заговорил Эндер. – Пустынные земли, за исключением экватора, почти необитаемы. Она тоже хочет попробовать?
– А ты хочешь?
– Не думаю, что баггеры смогут перенести здешние зимы. Без энергетического источника. Это встревожит правительство. Ничего не получится.
– Ничего не получится, Эндер. Теперь ты понимаешь это, правда? Ты жил в двадцати четырех из Ста Миров, и нигде не нашлось даже крохотного уголка для возрождения баггеров.
Конечно, он понял, о чем она хотела сказать. Луситания была единственным исключением. Из-за свиноподобных почти все было неприкосновенным, неограниченным. Мир был абсолютно пригоден для обитания баггеров, он соответствовал им больше, чем людям.
– Вся проблема в свиноподобных, – сказал Эндер. – Они могут возражать против моего желания подарить их мир баггерам. Если полная незащищенность перед человеческой цивилизацией приведет к разрушению свиноподобных, что может случиться с баггерами?
– Ты говорил, что баггеров будут изучать, им не причинят никакого вреда.
– Ненамеренно. Это была случайность, что мы их убили. Джейн, ты знаешь…
– Это был твой злой гений.
– Они больше продвинулись вперед, чем мы. Как отнесутся к этому свиноподобные? Они будут также запуганы баггерами, как и мы. У них меньше возможностей подавить этот страх.
– Откуда ты знаешь? – спросила она. – Разве мы или кто-нибудь другой может определить, что будут делать свиноподобные? До тех пор, пока ты не пойдешь туда и не увидишь, кто они такие. Если они – ваэлзы, тогда пусть баггеры проявляют свои привычки, и это будет значить не больше, чем перемещение муравейников или скота, для строительства городов.
– Они – ремены, – ответил Эндер.
– Ты не знаешь этого.
– Да, не знаю. Твое воспроизведение – оно отражает не мученичество, а пытку.
– О? – Джейн снова прокрутила воспроизведение с телом Пайпо до момента его смерти. – Тогда я плохо поняла значение слова.
– Пайпо мог воспринимать все как пытку, Джейн, но если твое воспроизведение корректно, а я знаю – это так, значит, жертвы свиноподобных не чувствовали боли.
– Из того, что я знаю о человеческой натуре следует, что даже религиозный ритуал несет боль по своей сути.
– Он не религиозный, во всяком случае, не полностью. Что-то тут не так, это скорее жертвоприношение.
– Что ты знаешь об этом? – Теперь на терминале возникло насмешливое лицо профессора – карикатура академического снобизма. – Все твое образование посвящено войне, а единственная вина не более чем склонность к красивым словам. Ты написал бестселлер, проповедующий религию гуманизма каким образом это определяет твое отношение к свиноподобным?
Эндер закрыл глаза.
– Возможно, я не прав.
– Но ты веришь, что прав.
Уже по голосу он понял, что Джейн вновь обрела свой обычный вид. Он открыл глаза.
– Я полагаюсь на интуицию, Джейн, проницательность без анализа. Я не знаю, что делали свиноподобные, это только предположение. Там нет преступных мотивов, нет жестокости. Это похоже на врачевание для спасения человеческой жизни, палачи так не поступают.
– Понимаю, – прошептала Джейн, – понимаю все твои колебания. Ты должен лично убедиться, есть ли на планете хотя бы частичная гарантия неприкосновенности для королевы пчел. Ты хочешь посмотреть, кто такие свиноподобные на самом деле.
– Я не поеду туда, Джейн, даже если ты абсолютно права, – сказал Эндер. – Миграции почти полностью запрещены, к тому же я – не католик.
У Джейн округлились глаза.
– Стоит ли мечтать о будущем, если не уверен в себе?
Возникло другое лицо, лицо девочки-подростка, без намека на красоту и непосредственность Джейн. Ее лицо было суровым и усталым, взгляд пронзительно ясным, на губах застыла гримаса нескончаемой боли. Казалось, что под юной маской скрывается древняя старуха.
– Зенобиолог Луситании. Иванова Санта Каролина фон Хессе. Проще Нова – Новинха. Она обращается за помощью Говорящего от имени Мертвых.
– Почему она так выглядит? – недоуменно спросил Эндер. – Что с ней стряслось?
– Ее родители умерли, когда она была еще ребенком. Несколько лет назад другой человек заменил ей отца. Человек, который был убит свиноподобными. Она хочет Говорящего от имени его Смерти.
Вглядываясь в ее лицо, он забыл о королеве пчел и свиноподобных. Он узнал это выражение взрослого страдания на детском лице. Он видел его раньше, в последние недели войны с баггерами, когда на пределе своих сил он выигрывал сражение за сражением в игре, которая совсем не была игрой.
Он видел его и после войны, когда выяснил, что тренировочные сессии оказались вовсе не тренировкой. Все притворство оказалось жестокой реальностью, так как он возглавлял космический флот и руководил им по ансиблу. И потом, когда он узнал, что все баггеры были уничтожены, осознал реальность ксеноцида, невольно возглавленного им. Это было его собственное отражение в зеркале, отражение нестерпимой муки и вины.
«Что угнетало эту девочку, что совершила она, что заставляет ее страдать?»
Он слушал Джейн, рассказывающую о ее жизни. Все, чем владела Джейн, было лишь статистическими фактами. Но Эндер был Говорящим от имени Мертвых, его гений – его проклятие – это способность оценивать события с позиций других. Она подарила ему блестящий талант стратега, лидера среди его сверстников-мальчиков, и среди военных армад, воюющих с врагами. Сухие факты биографии Новинхи рождали догадки – нет, не догадки, знания – о том, как смерть родителей и детский эгоизм замкнули Новинху, о ее стремлениях целиком отдаться работе, продолжению дела родителей. Он знал, что заставило Новинху настойчиво добиваться взрослых полномочий, что значила для нее спокойная любовь и доверие Пайпо, как сильно она нуждалась в дружбе и поддержке Лайбо. Ни одна живая душа Луситании не знала Новинху лучше. Только здесь, в пещере Рейкьявика, в ледяном сердце Трондейма, Эндер Виггин знал ее, любил ее, горячо сочувствовал ей.
– Теперь ты поедешь, – прошептала Джейн.
Эндер мог не отвечать. Джейн была права. Он должен ехать в любом случае, как Эндер Ксеноцида, чтобы использовать статус неприкосновенности Луситании как последний шанс освободить королеву пчел из многовековой темницы, смыть жестокое преступление детства. И как Говорящий от имени Мертвых, чтобы разгадать свиноподобных и рассказать о них человечеству, чтобы их признали как ременов, или ненавидели и боялись как ваэлзов.
Но сейчас он поедет помочь Новинхе, так как в ее гении, ее отчуждении, ее боли, ее вине он узнал собственное детство и собственную боль, жившую в нем с тех пор. К несчастью, он передвигался медленнее скорости света, поэтому мог достичь Новинхи только, когда ей будет почти сорок лет. Он полетел бы к ней филотическим импульсом ансибла, если бы это было в его силах. Но он знал, что ее боль будет терпеливо ждать. Она не исчезнет к его появлению. Разве исчезла его собственная мука?
Слезы высохли на его глазах, он успокоился.
– Сколько мне лет? – спросил он.