- Эй, оружие долой! - Сильным движением руки он вывернул пленнику кисть, и нож, описав сияющую дугу, исчез в черной воде. - Мало того, что вы украли у меня корабль и расправились с людьми на нем, вы еще и хотите испортить мне месть!
   И, не дожидаясь, пока кормчего приговорят растерявшиеся пираты, он вынул саблю и одним ударом снес предателю голову. Мертвое тело мешком рухнуло на палубу, заливая ее кровью.
   - Ну, можно сказать, что такой конец себе он избрал сам! - Эти слова были единственной надгробной речью Конана. Он вытер клинок о штаны уже мертвого Гулизара и спокойно вложил саблю в ножны. - А этих троих заковать в железо и посадить у весел, пусть отрабатывают!
   Когда они вернулись на стоянку, волоча за собой на буксире потрепанную галеру с мертвыми товарищами, было уже почти утро. На вопрос Турио, что случилось с Гулизаром, Конан коротко ответил: . Капитан несколько побледнел, но не промолвил ни слова, и северянин, хмыкнув, ушел досыпать, предоставив остальным расписывать друзьям свои подвиги.
   Наутро, несколько успокоившись, они принялись подсчитывать потери. Тысяча, выведенная Конаном из Баалура, уменьшилась больше чем на сотню, помимо солдат, погибло и много гребцов. Сколько было убито пиратов, не знал никто, но лучники клялись, что ни один из прыгнувших с баркасов в реку до берега не добрался.
   Мертвых завернули в одеяла и уложили на палубе захваченного пиратского баркаса, дыру в котором забили досками и просмолили. Все облили маслом, отпустили концы и подожгли, бросив факел с галеры. Течение быстро подхватило неуправляемое суденышко и потащило вниз, но долго еще виднелся над рекой столб черного густого дыма. Конан заметил, что в то утро черных стервятников стало как будто больше - они кружили над следами побоища с хриплыми криками, напомнившими ему смех Зерити. Но, видно, жажда крови ведьмы этим не утолилась, потому что, едва они снялись с якоря, часть птиц, паря все так же высоко, как и прежде, двинулась вслед за ними.
   Отойдя подальше от того места, где произошло несчастье, баалурцы пристали к берегу и взялись за починку пострадавшей галеры. Но окончательно отмыть ее палубу от крови так и не удалось: она словно въелась в свежее дерево.
   От тех матросов, что привел на корабли Гулизар, на галерах осталась еще добрая дюжина, и Конан, собрав их, заявил во всеуслышанье:
   - Поскольку ваш кормчий оказался предателем, вы теперь все под подозрением. Но поскольку все вы мирно проспали эту ночь, я верю, что ни один из вас не знал о предстоящем нападении. Но если вы знали и теперь боитесь сознаться в этом, то лучше сразу прыгайте за борт, потому что за любую провинность я вздерну вас на реях - по трое на каждой галере, в назидание остальным. Те же из вас, кто с честью выдержит это путешествие и вернется домой с победой, будут щедро вознаграждены королем Маздоком. Но не забывайте, что за предательство у меня есть только одна награда - смерть.
   Глава 11
   ПУСТЫНЯ
   Галеры по-прежнему поднимались вверх по течению. Берега Стикса становились все выше, а водоросли и тина сменились зарослями тростника и мелкого кустарника. Здесь течение было не так сильно, как у дельты, и по воде вдоль обоих берегов сновали маленькие лодочки рыбаков и охотников. Вереница галер величественно скользила по самой середине реки, и путешественники разглядывали то гигантские пирамиды, выстроившиеся вдоль южного берега, то белостенные города Шема, окруженные садами и пашнями, террасами спускавшиеся к самой воде, - вдоль северного. В тростниках в изобилии водились утки, ибисы и другие птицы, в воде то и дело мелькали тени проплывающих рыбьих стай.
   Оба берега реки, несущей плодородный ил, были густо заселены, ибо пустыня оттесняла к воде как шемитов, так и стигийцев. Между берегами шла бойкая торговля и обмен различными товарами, и путешественникам в изобилии встречались и галеры, и парусные суда, причем шемитских кораблей с гербами городов на парусах было ничуть не меньше, чем стигийских - с изображением глаза или змея.
   Заметив это, Конан велел поднять на мачте своей галеры флаг Баалура, а на корме выстроить отряд солдат в форме дворцовой гвардии. Таким образом он надеялся замаскировать свой флот под большой торговый караван, идущий под защитой солдат города-государства. Он посылал время от времени отряды в небольшие поселения на шемитском берегу за хлебом и вином, но избегал заходить в крупные города, стараясь миновать их на рассвете или в сумерках. Их маленький флот легко могли принять за военное вторжение и попытаться атаковать прежде, чем они успели бы объяснить, зачем едут.
   Избегал он также поднимать на борт местных рыбаков с просьбой провести корабли в незнакомых водах и делал это только в случае крайней необходимости. По счастью, все наречия Шема были очень схожи между собой, и им не составляло труда договориться с такими проводниками.
   Какой бы черной магией ни занимались жрецы Стигии, обычаи простого народа этой страшной страны были очень схожи с обычаями любых землепашцев: с утра до ночи они работали в поле, дети барахтались на мелководье или пасли буйволов, в часы жары забиравшихся в прохладный ил по самые уши, женщины ловили рыбу или ставили силки на мелкую птицу. Глядя на них, люди Конана тоже постепенно свыклись с рекой, о которой слышали, что воды ее отравлены и безжизненны и всякий, кто попадет в них хоть раз, умрет скорой и мучительной смертью.
   Когда один из встреченных ими на реке шемитских купцов сообщил им, что они миновали канал, отходящий к гавани столицы Стигии Луксуру, Конан решил, что это подходящий повод, чтобы дать уставшим от долгого плавания людям немного расслабиться. В тот же вечер на палубах были накрыты огромные столы для всей команды, заваленные купленными на побережье свежим хлебом, фруктами, вином и жареной дичью. На галеру к Конану пришел Каспиус, плывший на второй галере. Киммериец отметил, что лекарь выглядит здоровым и помолодевшим, словно тяготы пути только прибавляли ему сил.
   - Ты пишешь о нашем путешествии, Каспиус? - спросил Турио, заглядывая через плечо лекаря в маленький пергамент, над которым тот корпел, пользуясь тем, что пир еще не начался. - И что же именно?
   - Что мы как раз миновали Луксур, а значит, прошли почти половину пути до Сгиба, где Стикс сворачивает и течет прямо на юг, - пробормотал лекарь. Закончив писать, он свернул пергамент и закрутил склянку с чернилами. - И что перед тем подверглись нападению пиратов, но одержали над ними победу.
   Раз в несколько дней Каспиус составлял письма и отсылал их с голубиной почтой в Баалур.
   - Не упоминай о том, что мы потеряли больше сотни, - сказал Конан, обернувшись от руля. - Не то многие жены, матери и невесты потеряют и те остатки сна, какие еще отпустила им Зерити.
   - Ну да, не то мы не напасемся голубей, если ты возьмешься перечислять всех погибших, - невесело усмехаясь, добавил Турио.
   Последние события убедили молодого военачальника в том, что приказы Конана следует исполнять быстро и точно, и киммериец был наконец избавлен от его дотошных расспросов, почему он велит делать то или другое и не лучше ли было сделать иначе.
   Каспиус сложил три клочка пергамента в три маленьких короба, запечатал их своим именем и привязал один из них к лапке сильного, белого в черную крапинку голубя. Птица с шумом взвилась над мачтами.
   - Жаль, что мы больше не увидим его, - сказал Турио, провожая голубя взглядом. - Если бы он смог разыскать нас снова и принести весточку из дома! Мне было бы гораздо легче, если бы я знал, как чувствует себя наша бедная принцесса.
   Каспиус выпустил одного за другим еще двух голубей, и они полетели вслед первому. Странное это было зрелище: летящие над черной водой и зарослями папируса белые северные птицы.
   Стервятники, выписывавшие круги над галерами, тотчас заметили посланников Каспиуса и кинулись вдогонку белым птицам. Двоих голубей настигли хищные когти, но третьему удалось спастись, нырнув под полог дальней рощи. Бестолково покружив над ней недолгое время, черные птицы улетели догонять уходящие корабли.
   - Ну вот, - сказал Каспиус, - по крайней мере один вестник долетит. Власть зла не бесконечна, хоть отчаявшемуся и может казаться обратное.
   - Да, иначе бы наш поход прекратился в самом начале, - кивнул Конан. Зерити не всесильна. Все, что она может, это неусыпно следить за нами с помощью своих мерзких птиц. Но, конечно, чем ближе мы будем к цели, тем сильнее она будет нам препятствовать. Во всяком случае, она сказала, что я... Кстати, Каспиус, - оборвал он сам себя. - Знаешь ли ты что-нибудь о боге или демоне по имени Джакала?
   - Нет, ничего, хотя тоже слышал во сне от нее это имя, - покачал головой лекарь. - Но у ведьмы наверняка в запасе множество трюков, о которых не знаем не только мы, но и более просвещенные смертные.
   - Может быть, она до сих пор не верит, что мы действительно едем за лотосом, и ждет, когда же мы начнем действовать, чтобы обрушить на нас все свои силы, - задумчиво высказался Турио. - И в самом деле трудно поверить, что такая армия движется к ее королевству единственно за тем, чтобы набрать цветов в заводях!
   - Нет, Зерити, как всякая могущественная ведьма, верит в силу волшебных снадобий и трав, - покачал головой Конан. - Я боюсь другого. Я боюсь, как бы она не подговорила всех магов Стигии обрушиться на наш поход, когда придет время. - Его синие глаза всматривались в пирамиды, рядами встающие на горизонте. - Это земли проклятого Сэта, а ему все равно, за цветами мы плывем или нет, он с радостью погубил бы нас, даже если бы мы просто отправились половить здесь рыбы.
   - Надеюсь, что ты ошибаешься, Конан, - ответил Каспиус, проследив за его взглядом. - Ну что она такое, эта колдунья? За нее не поднимется Черный Круг, не станет просыпаться Сэт. Кем бы она ни была в своей стране снов, здесь она - простая ведьма.
   Конан пожал плечами.
   - Ты забываешь, что правители Стигии - алчны до золота и рабов, сказал он. - Эта простая колдунья собирается стереть с лица земли древний и полный сокровищ город. Ради богатств Баалура и сотен людей, которых можно превратить в рабов, стигийцы пойдут на многое.
   Он не стал добавлять, что Тот-Амон, глава Черного Круга, пойдет почти на все, что угодно, лишь бы уничтожить их корабли, если узнает, что на одном из них плывет Конан-киммериец.
   Но, глядя на далекие стены Луксура, едва маячащие в голубоватой дымке, Конан сказал:
   - В одном вы правы оба: стоит знать, что они затевают. С завтрашнего дня мы вышлем лодку, чтобы она шла впереди флота вдоль берега, а за ней, на некотором расстоянии, пусть идет баркас с вооруженными людьми. Если появится что-то подозрительное, мы будем предупреждены об этом.
   По мере того как флот продвигался к востоку, плыть становилось все легче. С берега часто дул попутный ветер, и гребцам больше не приходилось изо всех сил налегать на весла. Луна прибывала, ночи становились все светлее, и, если ветер держался, корабли плыли порой до самой темноты, стараясь наверстать время, упущенное в дельте.
   Даже плеск весел не выдавал теперь их продвижения, и Конан пользовался этим, покуда возможно.
   Пора разлива прошла, и Стикс постепенно возвращался в свое русло, узкое и глубокое. Все выше поднимались берега, все уже становился поток. Теперь он напоминал не полноводное озеро, раскинувшееся на многие лиги, а широкую и торную дорогу, плавно вьющуюся меж холмов и низин. Им стали все чаще попадаться искусственные каналы, наполняющиеся водой только по весне и зиме, а теперь постепенно высыхающие или уже вовсе высохшие.
   Полоска зелени и плодородной почвы вдоль реки тоже сужалась: они приближались к самым безжизненным и заброшенным землям Шема и Стигии. Торговые суда уже не сновали из города в город, и лишь изредка попадалась им навстречу плоская баржа с грузом ровных, одинаковых серо-желтых каменных глыб. У Сгиба, где Стикс сворачивал к югу, начинались горы, в их каменоломнях день и ночь трудились рабы, добывая камень, служивший для построек пирамид и гробниц.
   Единственным признаком жизни в этих пустынных землях оставались караваны, неспешно бредущие через пески лиги и лиги. Здесь, через пустыни Шема, Турана и Стигии, проходил один из самых оживленных торговых путей Востока. По нему в Стигию стекались сокровища из Вендии, тончайшие шелка Кхитая и оружие Иранистана. Здесь кочевали с места на место воинственные племена зуарилов, наживаясь на погибших в пути караванах. По нему шли бесконечные цепи рабов из Кешана и Пунта. И немалая часть этих рабов оседала в Стигии, равно как и ценнейшая слоновая кость и рога носорогов.
   С каждым днем ветры приносили все больше песка, а темная полоса впереди, приближаясь, превращалась в горную гряду. В одну из ночей Конан велел плыть не останавливаясь, и под утро они благополучно миновали Иркалам - Обитель Сэта, - широко раскинувшийся в устье Хилу, небольшого притока Стикса. О городе этом шла дурная слава, и Конан возблагодарил Крома, когда они проскочили его вдоль дальнего берега, никем не замеченные.
   Горы все плотнее обступали реку, течение ее убыстрялось с каждой лигой. И вот здесь-то Конан наконец увидел Озеро Тысячи Легенд, Эллоболу, у которого, если верить рассказам караванщиков, не было дна. Оно раскинулось широкой чашей, открытой небу, словно жерло гигантского вулкана.
   Быть может, когда-то на его месте и в самом деле был вулкан, чьи корни уходили к самому центру земли.
   Здесь, у Эллоболу, впервые за весь путь на них напали стигийцы. Едва галеры вышли из-за утесов на открытое пространство древнего озера, к ним с двух сторон устремились четыре дромона, преграждая им путь. На парусах боевых кораблей был выткан зеленый, свернувшийся в кольца змей. Прямо на вереницу галер выходил самый большой дромон, на палубе которого матросы заряжали катапульту. Золотые нагрудники военачальников, сиявшие в лучах полуденного солнца, ясно говорили, что это не просто разбойничий набег.
   - Весла на воду, паруса долой! - распорядился Конан. - Готовьтесь к бою! Сигнальте остальным, чтобы подходили ближе и готовили отряды к абордажу!
   Аргосийский корабль Конана с одинаковой легкостью маневрировал и под парусом, и на веслах, тогда как тяжелые галеры шемитов без парусов были почти беспомощны и представляли собой слишком легкую мишень. Поэтому Конан бросил вперед свою галеру, оставив Турио командовать на остальных. Он надеялся протаранить один из стигийских кораблей прежде, чем они пустят в ход катапульту, а затем начать быстро передвигаться вдоль своих галер, не давая врагу подойти слишком близко и обстреливая его со всех пяти судов.
   Каспиус, оставшийся на его корабле с того вечера у Луксура, вышел на корму, где Конан отдавал распоряжения рулевым.
   - Вы думаете, мы сможем пробиться? - спросил он с кислой миной. - Их катапульта очень быстро проделает в наших галерах достаточно дыр, чтобы пустить нас на дно.
   - Легенды гласят, что у этого озера нет дна, старик! - весело отозвался Конан в предвкушении битвы. - Пусть только попробуют, и у нас будет на четыре корабля больше! На стигийских галерах нет воинов, одни только рабы и разряженные полководцы. Единственное, что меня беспокоит, это вон тот дымок над их самым большим дромоном. Они могут закидать нас огненным камнем, а ближайший город, где можно было бы заделать дыры и сменить оснастку, остался далеко позади.
   Сходящийся флот выглядел теперь как две развернутые линии по четыре корабля в каждой - с галерой Конана точно посередине. Турио велел немного замедлить ход и держать паруса, пока можно.
   Конан зорко следил за действиями стигийцев: похоже, они собирались напустить три корабля поменьше на его верткую галеру, в то время как катапульта большого дромона расправилась бы с остальными. Это означало, что стигийцы знают приблизительный расклад сил его флота, и это очень не понравилось киммерийцу.
   Еще больше ему не понравилось то, что творилось на палубе большого корабля. Дымок, который он принял за курящиеся огненные камни, взвивался над небольшим алтарем. Возле него, молитвенно воздев руки и преклонив колени, толпились люди в высоких золотых уборах и черных одеждах. Это были жрецы Сэта. Огонь на алтаре вспыхнул ярче, дым поднялся выше. Один из жрецов поднялся с колен и принялся проделывать какие-то пассы, отчего пламя на алтаре сделалось ярко-зеленым. После чего жрецы обернулись к начальнику с золотым нагрудником.
   - Смотри, старик, - сказал киммериец Каспиусу, - против нас воюют сами заклинатели змей! Ну, может, Сэт проснется и подскажет им что-нибудь дельное!
   Жрецы и начальник о чем-то совещались. Наконец начальник взмахнул рукой - и тогда зарокотали барабаны и с плеском упали в воду тяжелые весла.
   К изумлению Конана и остальных, корабли выстроились в линию и двинулись, но не на них, а мимо. Все четыре дромона прошли вниз по течению и исчезли вдали без единого сигнала или выстрела.
   - Кажется, в последний момент они раздумали нападать на нас? - вымолвил Каспиус, провожая их взглядом.
   - Похоже на то, - ответил Конан. - Что их спугнуло? Не наши же черные стервятники!
   Лекарь взглянул на него с неожиданно плутовской улыбкой.
   - Если, как вы говорите, стигийским жрецам ведомы все тайные пути магии и они постоянно спрашивают своего Сэта, делать им что-то или не делать, то, по-моему, ответ Сэта достаточно ясен. Ему не нравится то, что делает Зерити. Он велел своим людям позволить нам продолжать наш путь, ибо мы идем на битву с отрекшейся от него ведьмой. Быть может, он хочет отомстить ей таким образом.
   Конан пожал плечами с видом крайнего недоумения.
   - Все может быть, - только и сказал он.
   За озером начинались более обитаемые и возделанные земли. На холмах и предгорьях в пору разлива оседал благостный ил, а горы немного защищали берега от жаркого ветра пустыни. Но его еще было довольно, чтобы вновь поднять паруса и продолжить путь.
   Об этих городах и обычаях их обитателей во внешнем мире почти никто ничего не знал. Отрезанные от всех с одной стороны рекой, а с другой горами, аборигены вели свою жизнь, не похожую на жизнь остальных стигийцев, хотя и поклонялись тому же Сэту. Ночной порой часовые слышали далекий грохот барабанов, видели мерцание тысячи огней вдоль берега, а среди дня мимо них иногда проплывал настоящий остров - с пальмами, фруктовыми садами и возделанными огородами. Острова эти были невелики, не более полета стрелы в ширину, но они не стояли на месте, они плавали, как плоты, изредка приставая к берегу. На них можно было увидеть целые поселки, жители которых возделывали остров и одновременно плавали на нем вверх и вниз по течению.
   Наконец корабли вышли к Сгибу. Здесь Стикс, уподобляясь бешеной лошади, несся через пороги и перекаты, грохоча и поднимая тысячи брызг, так что над рекой целыми днями стояла яркая радуга. Поток круто сворачивал к югу, подмывая нависающий над водой скалистый восточный берег и широко разливаясь у пологого западного. На его распаханных холмах стояли небольшие каменные дома под сенью пальмовых рощиц.
   Встав у первого каменистого переката, Конан послал людей вдоль берега узнать, как долго тянутся пороги. Лодки, скребя днищами по песку, уплыли на юг и к вечеру вернулись с вестью, что перекатам и небольшим водопадам не видно конца и корабли там пройти никак не могут.
   Глава 12
   ДЖАКАЛА
   Зерити простерлась ниц перед темно-желтым ониксовым алтарем.
   На ней было одеяние, подобное тем, которые носят жрицы Иштар, ожерелье из птичьих черепов и костей трижды обвивало ее шею, спускаясь ниже колен. Длинные черные волосы были собраны в высокий узел, заколотый изумрудными шпильками, оставляя открытой белоснежную тонкую шею. Зеленая волна шелка волочилась за ней по полу, подхваченная под грудью поясом из змеиной кожи или то были живые змеи, любовно обвившие свою госпожу? Топленый жир летучих мышей горел в высоких светильниках, изливая на Зерити мягкий мерцающий свет. Глянув на себя в осколок зеркала рядом с алтарем, она нашла, что выглядит достаточно привлекательно. Негоже было бы предстать перед божественным Джакалой неумытой растрепой.
   На алтаре стояла широкогорлая чаша, полная густой темно-красной жидкости. Но Зерити хотелось лить еще и еще, и ведьма, сунув руку в кожаный шевелящийся мешок, лежащий перед ней, выудила из него летучую мышь. Перепуганная тварь била крыльями и цеплялась за пальцы Зерити тонкими, как иглы, коготками. Зерити поднесла ее к самым губам и острыми клыками надкусила бьющуюся жилку на шее. Протянув истекающую кровью мышь к чаше, ведьма сжала ладонь, словно в ней было не живое существо, а сочный ароматный плод. Кровь потекла по ее пальцам, закапала в восьмигранную чашу, переполняя ее.
   Выжав из мыши всю кровь до последней капли, Зерити отбросила трупик в сторону и снова сунула руку в мешок. На этот раз она вытащила из него щепотку порошка, которым посолила содержимое чаши. Взяв в руки горящую свечу черного воска, она принялась водить ею над алтарем. Кровь в чаше вспыхнула ярким зелено-синим пламенем. Тонкий дымок взвился вверх, закручиваясь в причудливые колечки.
   Пламя в чаше осветило гладкую плиту то ли темного металла, то ли слюды, стоявшую позади алтаря. Блики побежали по ней, как по поверхности серебряного зеркала, но ни огонь, ни алтарь, ни ведьма не отразились в ней. Вместо этого в темной плите появилось нечто подобное звездному небу в середине лета, когда тысячи ярких глаз сияют в черной высоте. Тогда Зерити заговорила:
   - Великий Джакала, заклинаю тебя твоим именем! Из тьмы столетий, из бездны исчезнувших веков вызываю тебя! Твоей силы прошу, твоего беспредельного могущества! О ты, чье мужское начало не знает усталости, ты, вечно юный властелин мира, приди ко мне! Я, Зерити, призываю тебя из оков твоего бесконечного сна! О Джакала, приди ко мне и утоли тот огонь, что горит в моих жилах!
   Повторив это трижды, ведьма вновь простерлась ниц перед алтарем. Она лежала, тяжело дыша, замирая от ужаса и восторга, боясь поднять голову и в то же время стастно желая хотя бы искоса заглянуть в свое магическое зеркало.
   В конце концов она подняла глаза - как раз в тот миг, когда в темной глубине плиты что-то всколыхнулось. Бесформенное нечто заклубилось над алтарем, уплотнилось и начало обретать очертания высокой фигуры.
   - Мой повелитель Джакала! - восторженно выкрикнула Зерити, простирая к нему окровавленные руки. - Ты владел моей душой еще тогда, когда наш мир был полон тварей, могущих только плавать или ползать! Приветствую тебя, о мой могучий повелитель! Много сил потратила я на то, чтобы связать наш мир и твой темный сон неразрывным мостом, - и вот наконец ты пришел ко мне! Я поклялась тебе исполнить мои обеты - и сдержала обещание!
   Но тень над алтарем лишь тихонько покачивалась, не произнося ни звука. Поверхность зеркала просвечивала сквозь нее. Лишь эхо и неясные бормотания в чреве земли неясным гулом доносились до слуха Зерити.
   Но это как будто не смущало ведьму. По-прежнему коленопреклоненная, с умоляюще протянутыми руками, продолжала она говорить, словно отвечая на невысказанные вопросы:
   - Да, господин мой, я все давно приготовила, как ты мне велел. Готова также и та, что своею кровью скрепит мой мост между мирами, чтобы никакая сила уже не могла разрушить его! Она молода и невинна, эта маленькая принцесса, цветок ее еще не сорван. Я долго выбирала ее среди юных дев и в конце концов сочла достойной твоего величия. Ее маленький череп будет сиять драгоценным камнем в твоей короне повелителя мира!
   Снова повисла тишина, снова Зерити напряженно вслушивалась и снова закивала головой:
   - Да, да, конечно! И тебе понадобится не только эта невеста, но и другие. Меня это ничуть не беспокоит, как не может обеспокоить любимую наложницу короля его союз с какой-нибудь иноземной принцессой ради богатств и славы ее королевства. Пусть это будет данью, пусть это будет жертвой, которую принесут тебе все владыки земные, отдав своих дочерей. А я пребуду у твоих ног, у подножия твоего трона, вечно любимая и вечно любящая, верховная твоя жрица! И я все сделаю, господин мой, чтобы твоя тень накрыла все города и земли Верхнего мира! Ты снова будешь править, как правил когда-то, верховный владыка людей, животных, птиц и гадов!..
   Она внезапно замолчала, опустив глаза, как будто резкий окрик или вопрос оборвал ее излияния.
   - Ты спрашиваешь - когда? Скоро, очень скоро! Уже сейчас я могу назвать тебе город, с которого мы начнем: цветущий Баалур, жемчужина Шема. Как ни мал он по сравнению с целым миром, он все же достоин быть первым из твоих королевств. Жители его живут нынче в полусне-полубреду; они хорошо знают меня - скоро они узнают и тебя! Ты явишься им во всем блеске своей славы, о великий Джакала! Они падут перед тобою в пыль, как и пристало простому смертному перед лицом живого бога!
   Она шептала, прижимая руки к груди, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь в упоении, словно уже видела наяву все то, о чем так страстно говорила. Внезапно она открыла глаза, улыбнулась и сказала громко и отчетливо, скорее для себя, чем для своего повелителя:
   - И еще один дар есть у меня для тебя, великий Джакала! Он приближается, он скоро будет здесь, этот могучий варвар. Его человеческое тело - пока еще смертное - превратится в нерушимый алмаз, когда ты войдешь в него. Он будет здесь очень скоро, он мчится сюда под всеми парусами - столь велико его нетерпение служить тебе!..
   Поднявшись с колен, Зерити приблизилась к алтарю почти вплотную. Протянув белую руку, она повела ладонью над пламенем в чаше, не чувствуя жара.