Она подумала было, не вернуться ли ей назад, чтобы найти тропинку с орхидеями, но нетерпение ее было слишком велико, и она продолжала пробираться сквозь густые заросли.
   И вдруг до нее донеслись голоса.
   Она непроизвольно замерла и услышала, как мужчина сказал на урду:
   — Можно напасть в любой момент.
   Квинеллу заставило застыть не только слово «напасть», но и то, как это было сказано — тихо, полушепотом-полусвистом, причем каждый звук плавно переходил в следующий.
   — А как туда попасть?
   — Амар будет ждать в погребе.
   — Стража может его увидеть.
   — Нет, он поможет Садхину притащить дрова, часовые — дураки: не поймут, что там не один лесник, а двое.
   — Вот это умно!
   — Те, кто заказывал, — умные!
   — Да… и платят хорошо.
   Они замолчали, и Квинелла перевела дыхание. Тут снова заговорил первый:
   — А как Амар проберется к господину?
   — Он будет уже там. Все очень просто. Господин придет к себе в кабинет. Когда гости уйдут, камин еще не разожгут — Амар переберется из погреба в камин.
   — Это умно придумано, очень умно!
   — Ход проделали уже два дня назад.
   — Умный план, очень умный план! Говорившие довольно захихикали, и до Квинеллы неожиданно дошел весь ужас того, что она только что услышала.
   Это наверняка очередной ход в Большой Игре, и Рекса должны убить! Но на этот раз русские — кто же это может быть, кроме русских — подкупили двоих людей из обслуги Дома правительства.
   Тихо-тихо, чтобы не выдать своего присутствия, стараясь ступать так, чтобы не хрустнула ни одна веточка под ногой, она медленно и с великой осторожностью стала выбираться из зарослей рододендронов.
   Она думала, двигаясь, как ей казалось, вдоль зарослей, выйти в конце концов на тропинку, заросшую орхидеями.
   И только когда она решила, что уже достаточно удалилась от тех двоих и что можно идти быстрее, с ужасом поняла, что заблудилась.
   Нигде не было ни малейшего знакомого знака или ориентира, и она совершенно не представляла себе, в какую сторону идти, чтобы выйти к дому.
   Она видела огромные деревья — увитые белыми клематисами, они казались совершенно одинаковыми. Кругом были рододендроны — их заросли, казалось, растянулись на многие мили и были совершенно непроходимы.
   Она ожесточенно продиралась сквозь плотный кустарник, петляя то в одну, то в другую сторону, а в душе нарастало паническое чувство отчаяния и беспомощности. Неужели она не успеет?
   Этим людям, кто бы они ни были, было так же, как и ей, известно, что Рекс отправится в свой кабинет сразу же после трех.
   Позже уже зажгут камин, и Амару тогда не удастся спрятаться в большом широком камине и наброситься на Рекса, когда тот будет один.
   Она представляла себе, хотя никогда не была в кабинете Рекса, что его письменный стол стоит у окна, а значит, камин располагается справа, слева или позади него.
   Как просто можно ударить его в спину ножом или выстрелить!
   Но она была уверена: раз они находятся в горах, противник воспользуется ножом, длинным и острым, с помощью которого было убито так много британских солдат и которого они боялись не меньше, чем пуль.
   — Рекс! Рекс! Она знала, что должна попасть в его кабинет раньше, чем туда проберется Амар, но она заблудилась — заблудилась в этом цветочном кошмаре, в этих скорее адских, чем райских кущах!
   И вдруг, когда она уже была готова кричать, звать на помощь, чтобы ее хоть кто-нибудь услышал, она увидела знакомую дорожку, поросшую орхидеями, а впереди, между деревьями, проглядывали башенки Дома правительства!
   Выйдя на дорожку, Квинелла с ужасом увидела, что солнце уже довольно низко, , тени от деревьев вытянуты, и ей стало ясно, что теперь уже минуты решают, успеет ли она спасти Рекса.
   Она отбросила свой зонтик и, подхватив обеими руками подол платья, побежала что было сил к дому. Никогда в жизни не приходилось ей так бегать — она должна была успеть добежать до кабинета, где Рекс сидел, склонившись над своими бумагами, не подозревая, что его караулит смерть.
   Вдоль всего первого этажа проходил длинный коридор, а кабинет Рекса находился в самом его конце с западной стороны.
   Как и в Лакхнау, гостиная, столовая и зал были в другом конце дома.
   Чувствуя, что у нее нет времени ни звать на помощь, ни объяснять часовым у главного входа, что случилось, Квинелла ворвалась в холл и, не обращая внимания на изумленных слуг, бросилась дальше.
   Она прекрасно знала, как трудно объяснить им причину такой спешки, а кроме того, они бы и не поняли ее, если бы она, запыхавшись, стала изъясняться на урду, и это только отняло бы у нее драгоценные секунды.
   Повернув из холла направо, Квинелла из последних сил понеслась по коридору к кабинету Рекса. Она распахнула дверь — комната была пуста!
   Рекса не было! Она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, но тут же усилием воли быстро закрыла дверь и осталась в коридоре.
   Если Рекс жив, то нужно поймать человека, который прячется в камине, чтобы они не могли сделать повторной попытки.
   Сердце ее стучало так, будто хотело вырваться из груди, губы пересохли: ведь она бежала что было мочи от самого парка. Квинелла лихорадочно думала — кто же были эти двое в саду, кроме Амара и того, кто помог ему пробраться в погреб.
   Она стояла, дрожа и тяжело дыша открытым ртом, и вдруг услышала шаги: Рекс как ни в чем не бывало шел ей навстречу вдоль по коридору.
   Она рванулась к нему, не думая ни о чем и не рассуждая, как ей себя вести, а только радуясь, что он жив и невредим и она может предупредить его о грозящей опасности.
   Он удивленно посмотрел на нее, а она бросилась прямо ему в объятия и прижалась к нему всем телом и щекой — к его щеке.
   Она быстро и едва слышно зашептала ему в ухо — он с трудом мог разобрать, что она говорит:
   — Они… хотят… убить вас! О-о, Рекс… вас подстерегает… человек, чтобы… убить!
   Рекс с недоумением слушал, руки его обвили ее дрожащее тело, а она продолжала торопливым шепотом:
   — Он спрятался… в камине… ждет, когда вы… останетесь один… ему… заплатили.
   Рекс крепко прижал ее к себе и спокойно сказал:
   — Все хорошо. Не надо дрожать — расскажите мне по порядку, что случилось.
   Слезы подступили к глазам Квинеллы и побежали по щекам; она плакала от пережитого ужаса и оттого, что в его руках ей было так хорошо, так спокойно, — а еще оттого, что она не могла понять своих чувств.
   — Не волнуйтесь, — мягко сказал Рекс, — расскажите медленно и как можно спокойнее, что вам известно.
   — Я… заблудилась… в саду, — начала она, — и услышала, как… разговаривали двое мужчин.
   — На урду?
   — На урду… но я все… поняла.
   — Продолжайте!
   — Они сказали: кто-то заплатил человеку по имени Амар, и он должен проникнуть в дом с Садхином, когда тот понесет дрова для камина. Он должен… спрятаться в подвале и пробраться в… ваш кабинет через… камин — ход… проделали два дня назад!
   Она замолчала — ей было очень трудно дышать, и Рекс тихо сказал ей на ухо:
   — Продолжайте! Не спешите.
   — Мне кажется… он хочет… убить вас… ножом — вы ведь будете… за столом… Я так боялась… не успеть.
   — Но вы ведь успели, — сказал он ей спокойно. — А теперь слушайте: сейчас вы пойдете в комнату адъютантов и скажете, что я приказал срочно послать двух солдат для охраны выхода из погреба.
   Он замолчал, а Квинелла подняла голову и посмотрела на него.
   — И послать еще солдат… сюда?
   — Это позже, — согласился Рекс, — когда я попрошу.
   Она широко открыла гдаза и вскрикнула:
   — Но ведь вы же… не пойдете туда… один?
   — Со мной все будет в порядке.
   — Нет! Нет! Она обхватила руками его шею.
   — Я не вынесу этого… он убьет вас! Рекс… пожалуйста… пусть пойдут… солдаты… а не вы!
   — Я смогу сделать больше, чем солдаты.
   — Я могу… ошибиться… у него может быть… револьвер.
   — Я буду очень осторожен.
   — Это так… опасно… они хотят… убить вас, и если… это случится, я… не вынесу!
   Она почувствовала, что он еще крепче прижал ее к себе. И услышала его слова:
   — Верьте мне.
   — Пожалуйста… пожалуйста, будьте… осторожнее.
   — Я постараюсь, раз вы просите меня, — ответил он.
   И когда она подняла на него глаза, полные слез, умоляя его не только словами, но и каждой клеточкой своего пробудившегося тела, он встретился с ней взглядом.
   Словно не в силах противиться внезапному порыву, он коснулся губами ее губ.
   Это длилось всего одну секунду. Потом она почувствовала, что объятия его разжались, и услышала его голос. Это был уже совершенно другой голос:
   — Идите в комнату адъютантов, как я вам сказал. Это был приказ. Она видела, что Рекс уже направился в свой кабинет.
   Ей хотелось повиснуть на нем и на коленях умолять не делать этой глупости — ну зачем подвергать себя такой опасности?
   Но она понимала, что он не будет даже слушать ее, и в отчаянии и тоске пошла выполнять его приказ. Теперь она знала, что любит его и что, если он сейчас погибнет, жизнь для нее потеряет всякий смысл.

Глава 7

   Покинув Квинеллу, Рекс медленно, без всякой спешки направился в свой кабинет.
   Он открыл дверь, вошел в комнату и замер на мгновение. Потом громко, с раздражением в голосе произнес:
   — Черт возьми!
   Затем возвратился к двери, громко хлопнул ею, но остался в комнате.
   Несколько секунд он не двигался, оценивая обстановку.
   Квинелла была права в своих догадках — стол стоял напротив окна, и камин был слева от него.
   Рекс предположил: кто бы ни подстерегал его здесь, в кабинете, он должен находиться в левой части комнаты, так как оттуда можно наблюдать за тем, кто сидит за столом.
   Комната была довольно большая, и после короткого раздумья Рекс стал бесшумно передвигаться вдоль стены, которую невозможно было видеть из того угла, где был камин.
   Первое, чему учили участников Большой Игры, — умению двигаться бесшумно.
   Это было очень легко усвоить индусам, постоянно ходившим босиком, но намного труднее англичанам, носившим туфли или ботинки.
   К счастью, Рекс овладел искусством двигаться без малейшего шума в любой обуви, и через несколько секунд он уже достиг выступающего края мраморной каминной доски.
   Не торопясь, он вынул из кармана маленькую монетку и бросил ее так, что она со звоном покатилась в дальний конец комнаты.
   Это был старый прием, но он сработал.
   Человек, притаившийся в камине, выглянул, чтобы увидеть, откуда идет этот шум, и в следующее мгновение цепкая, как клешня, рука схватила его мертвой хваткой за шею, а нестерпимая боль в запястье правой руки заставила выпустить отточенный узкий нож, который он сжимал.
   Когда Квинелла, задыхаясь от бега, ворвалась в комнату адъютантов, она застала там только капитана Андерсена, бывшего однополчанина Рекса.
   Он спокойно читал, и если бы Квинелла не была так взволнована, то наверняка с интересом заметила бы, что книга была о Тибете.
   Она стояла в дверях, с трудом переводя дыхание, и щеки ее еще были мокры от слез. Капитан Андерсен застыл от неожиданности, но тут же вскочил с места.
   — Ваше превосходительство!.. — начал он.
   — Вы должны немедленно послать… двух солдат к выходу из… погреба, чтобы… никто не убежал, — торопливо проговорила Квинелла. — Торопитесь! Торопитесь! Нельзя терять… ни секунды!
   Капитан Андерсен, не задавая никаких вопросов, быстро отдал необходимые распоряжения — он знал, что это приказ губернатора.
   Рекс подобрал себе прекрасных адъютантов.
   Капитан Андерсен быстро прошел мимо Квинеллы, и она прислонилась к дверному косяку, чувствуя неимоверную слабость, и все же каждый нерв ее тела был как натянутая струна, потому что Рекс был в опасности.
   Могла ли она предполагать, что любовь заставит ее пережить терзания и муки, совершенно не похожие на все ее прежние страдания?
   Она была в страхе за жизнь любимого, и ей хотелось позвать стражу, стоявшую у главного входа, крикнуть слуг на помощь.
   Но, подобно капитану Андерсену, она знала, что должна делать только то, что приказано, и единственное, чего нельзя делать, — это ослушаться приказа.
   Медленно, чувствуя, что ноги не желают ей повиноваться, она пошла обратно по длинному коридору.
   Подойдя к двери кабинета, Квинелла прислушалась, чувствуя, как каждый звук в доме мешает ей услышать самый теперь желанный для нее голос.
   Она боялась, что за дверью будет тишина — ведь мертвые не говорят.
   И вот, когда ей уже показалось, что в комнате — ни звука и она представила себе Рекса, распростертого на полу и истекающего кровью, вдруг послышался его голос.
   Она не могла понять слов, расслышала только, что он говорит с кем-то холодным суровым тоном, и один только звук его голоса снова вызвал у нее поток слез.
   Рекс продолжал что-то говорить, и неожиданно к его голосу присоединился другой — плачущий, умоляющий о пощаде.
   «Почему он не убил его?» — со злобой подумала Квинелла и тут же сама удивилась своей кровожадности.
   Но ведь речь шла о жизни Рекса, и вопрос о выборе для нее не стоял.
   И будь то один или тысяча — все должны умереть, лишь бы Рекс остался жив!
   Через несколько минут она увидела приближающегося капитана Андерсена, и в это время открылась дверь, и на пороге кабинета появился Рекс.
   Он стоял темным силуэтом на фоне светлого проема двери, и все, что Квинелла собиралась сказать ему, застыло у нее на губах.
   Она лишь молча смотрела на мужа, словно он был видением, посланным с неба, чтобы рассеять ее страх.
   — Входите, Андерсен! — сказал Рекс адъютанту, и капитан Андерсен прошел в комнату. Квинелла последовала за ним.
   На полу кабинета лежал поверженный злоумышленник, и вид у него был самый жалкий — Рекс связал ему руки его собственным тюрбаном и заткнул рот носовым платком.
   Рекс указал на лежащего.
   — Уберите отсюда этого человека и заключите под стражу, — отрывисто сказал он. — Ему, а также леснику, которого вы найдете в подвале, будет предъявлено обвинение в попытке кражи. Двух садовников — Дауда и Хари — арестовать, их тоже будут судить, как замышлявших кражу. Все четверо должны сидеть отдельно друг от друга.
   — Понятно, ваше превосходительство, — ответил капитан Андерсен.
   — Об их аресте по возможности никто не должен знать, — продолжал Рекс, — и распорядитесь подать двух лошадей к черному ходу. Я возьму с собой Азима.
   Квинелла в немом изумлений смотрела на Рекса. Азим был его личным слугой — человеком, который жил с ним вместе в течение многих лет.
   Куда он собрался ехать и почему берет с собой Азима?
   Вопрос вертелся у нее на языке, но она не отваживалась произнести его вслух. Тем временем капитан Андерсен, быстрым взглядом оценив, крепко ли — связан человек, лежащий на полу, повернулся и вышел из комнаты.
   И лишь тогда Рекс взглянул наконец на Квинеллу и улыбнулся.
   Она ждала от него каких-то слов, но он быстро увлек ее за собой из кабинета и притворил дверь.
   — Куда вы… собираетесь? Зачем вам… лошадь? — начала она, но он перебил ее.
   — Я постараюсь обернуться как можно скорее, но могу опоздать к обеду. Прошу вас, будьте такой же умницей до моего возвращения — никому ни слова. Никто не должен догадаться, что меня нет в доме.
   — Рекс! Рекс! — отчаянно вскричала Квинелла.
   — Я же просил вас довериться мне, как я доверяю вам, — терпеливо, как ребенка, стал уговаривать ее Рекс. — Вы же сами хотели принять участие в Большой Игре.
   Она хотела возразить; «Я хотела не этого!» Ведь она не знает ничего, только чувствует: он опять идет на риск и оставляет ее одну, в полном неведении!
   Но прежде, чем она успела сказать хоть слово, он уже отвернулся и торопливо зашагал по коридору.
   Она видела, что он скрылся в комнате, которая обычно никак не использовалась, но через нее, как ей было известно, он мог проникнуть на другую лестницу, а затем — в свою спальню, не попавшись никому на глаза.
   На какое-то мгновение ей показалось, что она этого не вынесет.
   Нет! Невозможно выполнить то, что он просит! Она сейчас побежит за ним, будет умолять взять ее с собой или хотя бы рассказать, куда он едет.
   Как он может оставить ее одну теперь, в полной неизвестности и страхе! Это как острый нож в сердце, и это выше человеческих сил!
   Но тут она вспомнила: ведь Рекс доверился ей, и она не хочет его разочаровывать. И медленно и с достоинством она направилась в главный холл и поднялась в свою гостиную. Она не встретила никого по дороге и не нашла никаких следов Рекса вблизи апартаментов, занимаемых вице-губернатором и его женой.
   Там была большая спальня, которую занимала она сама: прохладная светлая комната в три окна — из них был виден сад и открывалась далекая прекрасная панорама гор.
   Спальня Квинеллы соединялась дверью с ее гостиной, всегда полной цветов, а гостиная, в свою очередь, — со спальней губернатора, которую она никогда не видела.
   Квинелла присела на минуту, потом поднялась, подошла к окну и долго стояла, глядя на цветы и деревья, которые так заворожили ее своей красотой с первых дней ее жизни в Наини-Таль, но видела она только Рекса, скачущего без охраны навстречу опасности.
   Она и без рассказов Рекса поняла, что он уехал, чтобы найти человека, который разработал план его убийства.
   Им мог быть либо какой-нибудь русский, либо кто-то, кому хорошо заплатили и для кого смерть Рекса означала бы моральную и физическую победу.
   Терзаясь этими мыслями, она молча, без слез закрыла лицо руками. Ну зачем она так умоляла бога Кришну дать ей любовь?
   Она еще не знала тогда, что любовь может быть обоюдоострым оружием.
   И это оказалось совсем не тем, что она предполагала, — это был вовсе не душевный восторг, возносящийся к сияющим вершинам, а совсем-совсем другое.
   Теперь она действительно поняла, что имел в виду саддху, когда произнес:
   — Ты должна спускаться и вниз, в долину.
   Как раз там она сейчас и находилась. Измученная страхом, тревогой — земными человеческими страданиями — и любовью, совсем не похожей на вспышку страсти.
   Она ощутила дрожь от сознания силы собственных чувств. И вдруг ей послышался голос Рекса — трезвый, спокойный и уверенный: «Доверьтесь мне, как я доверяюсь вам».
 
   Мужчина из племени патанов, приехавший на рикше, которого он нанял на окраине города Наини-Таль, вошел в дверь грязного обветшалого дома, где сдавались меблированные комнаты.
   Из-под пыльного синего тюрбана смотрели острые ястребиные глаза. Его длинный, грязный, когда-то белый халат был надет поверх узких штанов, доходящих до лодыжек, и заскорузлой от грязи туники, украшенной талисманами и браслетами, надетыми выше локтей.
   Он двигался со спокойной грацией пантеры, выслеживающей свою жертву.
   Широкий пояс из хлопчатобумажной ткани поддерживал штаны и тунику патана, а кроме того, служил хранилищем для огромного кремневого пистолета, двух ножей и длинной кривой индийской сабли, украшенной резьбой, — такая сабля может рассечь надвое летящее перышко.
   За ушами его красовались две красные розы, но им никоим образом не удавалось рассеять впечатление, что главной целью и удовольствием жизни их обладателя было отправлять на тот свет своих ближних, и по возможности долгим и мучительным путем.
   Он подошел к владельцу этой захудалой гостиницы — толстому ленивому бабу (Индиец, получивший образование в английской школе), вложившему все свои сбережения в это ветхое здание, и, коверкая слова, спросил невероятно вульгарным, грубым голосом:
   — Каком комнате чужой сагиб?
   Хозяин окинул его подозрительным взглядом. В то же время он моментально проникся грозным видом ножей и длинной сабли.
   — Он ждать вас? — спросил он пришельца на том же невероятном английском.
   Патан сделал какое-то почти неуловимое движение головой, и хозяин поспешно указал на шаткую деревянную лестницу.
   — Номер два.
   Патан окинул взглядом маленький грязный холл и начал взбираться по лестнице той развязной самоуверенной походкой, которая характерна для людей его племени.
   После ста лет общения с патанами британцы так и не смогли поладить с ними.
   «Жестокие, трусливые разбойники, хладнокровные и вероломные убийцы — писал один офицер из пограничного района. — Ничто не в состоянии изменить этих бессовестных и безжалостных дикарей».
   Но другой оценивал людей этого племени иначе:
   «Патан смел, рассудителен, религиозен в меру своих возможностей, имеет острое чувство юмора и обожает спорт».
   Каково бы ни было мнение хозяина об этом посетителе гостиницы, он не собирался высказывать его или преграждать путь человеку, поднимающемуся на второй этаж.
   Патан вошел в спальню номер два без стука.
   На кровати лежал иностранец — примерно такого он и ожидал увидеть. Это был человек, очевидно, более образованный, чем предполагала его внешность, с чертами лица, явно принадлежащими не индийцу и не афганцу.
   По одежде, несомненно, подобранной обдуманно, его вполне можно было принять за туриста.
   На столе лежали несколько холстов и ящик с красками. Это была старая проверенная уловка, чтобы беспрепятственно путешествовать по предгорьям Гималаев, а за словом «художник» могло скрываться множество других интересов.
   Патан закрыл за собой дверь, и человек испуганно приподнялся на кровати.
   Все было кончено очень быстро, и хозяин гостиницы, обеспокоенный тем, что постоялец долго не требует никакой еды, еще до наступления следующего утра вошел в его комнату и обнаружил того мертвым в постели — скончавшимся от «сердечного приступа» .
   На его теле не было никаких признаков насилия, как не было нигде и следа патана, который определенно не спускался обратно по лестнице в холл.
   Но ведь второй этаж низенького здания находился не очень высоко от земли!
 
   Квинелла потом никак не могла припомнить, что она говорила гостям, которые приехали и были представлены ей капитаном Андерсеном.
   Городок Наини-Таль, как она уже поняла, пользовался репутацией замечательного места для отдыха: засахаренные фрукты, подаваемые перед обедом, были великолепны, нравилось гостям и губернаторское вино.
   Она переоделась к обеду как во сне, предоставив служанке самой выбрать платье и драгоценности, которые послушно позволила надеть на себя.
   Она сидела за туалетным столиком, глядя невидящими глазами в зеркало. Перед ее мысленным взором стояло только лицо Рекса.
   Он прикоснулся к ней сегодня губами, но, конечно же, это был лишь утешительный жест — так можно поцеловать ребенка.
   Она хотела гораздо большего от его губ и от… него самого.
   В гостиной она никак не могла сосредоточиться на теме разговора, а поскольку гости веселились и явно чувствовали себя непринужденно, она действовала совершенно автоматически и отвечала на вопросы так, как этого от нее ожидали.
   Она пыталась заставить себя не смотреть поминутно на большие, бронзовые с позолотой часы, стоящие на каминной доске.
   И почему это время движется так медленно!
   Она знала, что ужин уже запаздывает на целых четверть часа, но хитмагары (Слуги-мужчины, прислуживающие за столом) в белых, красных и золотых одеждах продолжали наполнять бокалы.
   Она не делала попыток встать и пригласить всех в столовую, где их уже ждал длинный стол, накрытый камчатной скатертью, с рядами сверкающих тарелок и салфетками, искусно уложенными в виде вееров или экзотических птиц.
   «Рекс! Рекс!»
   Это сердце Квинеллы отчаянно призывало его к себе.
   Что там случилось? Почему он не возвращается?
   И как она могла отпустить его, не зная, куда он отправился и что собирается делать?
   На сердце у нее словно лежал тяжелый камень — он становился все больше и больше, пока наконец ей совсем нечем стало дышать. И вдруг хитмагар распахнул дверь, и Квинелла увидела его — одетого как обычно, при орденах и улыбающегося.
   Все гости встали, приветствуя губернатора, — дамы сделали реверанс, а мужчины поклонились.
   Квинелле показалось, что все огни вдруг ярко вспыхнули, подобно сигнальным ракетам в небе, и комната залилась ослепительным сиянием.
   Глаза Рекса и Квинеллы встретились на мгновение, и она поняла, что все хорошо.
   После того, как все гости были ему представлены, он подал ей руку, и они впереди всей процессии проследовали в столовую.
   Хитмагары, по одному на каждого гостя, вытянулись в один ряд, отдавая честь, как это было принято в Доме правительства Северо-западных провинций.
   Рекс ничего не сказал ей, но лишь на миг положил ладонь на ее руку, лежащую на сгибе его локтя, отчего она вся затрепетала.
   После этого Квинелле стало казаться, что она или очень остроумно шутит или говорит необычайно умные вещи, потому что все, с кем бы она ни говорила, начинали смеяться.
   После появления Рекса время как бы убыстрило свой бег, и когда вечер закончился, Квинелла подумала, хотя не могла припомнить ни единого слова из того, о чем там говорили, что это был, пожалуй, самый удачный званый обед.
   Квинелла и Рекс бок о бок поднялись к себе на второй этаж в полном молчании, и только когда дошли до своих покоев, она быстро проговорила, боясь, что он может попрощаться с ней на ночь:
   — Я должна… знать… вы должны… рассказать мне.
   — Разрешите мне только снять свой наряд, — сказал он, — и я уверен, что вам тоже будет гораздо удобнее без своего парадного платья.
   — Да… конечно, — согласилась она. Она пошла в свою комнату, а он в свою.