Страница:
— В этой комнате собрана замечательная коллекция, — сказал он по-арабски, но без традиционного приветствия.
— Без сомнения, — кивнула Медина. — Но как араб вы должны были приветствовать меня словом «салям».
Маркиз рассмеялся.
— Прошу прощения, учитель! — сказал он насмешливо.
— Вы должны приучить себя не забывать об этом, даже когда мы одни, — очень серьезно сказала Медина. — Я уверена, мистер Бертон мог бы подтвердить, что в Мекке одной ошибки в произношении, одного неуместного жеста будет достаточно, чтобы проститься с жизнью.
— Вы правы. Конечно, вы правы, — поспешно согласился маркиз.
Медина подумала, что ему, должно быть, неприятно признавать свою не правоту перед человеком, который младше его, и, чтобы сгладить неловкость, торопливо добавила:
— Я предлагаю начать занятия прямо сейчас. За домом есть место, где мы будем в тени. К тому же туда долетает прохладный бриз с моря.
Маркиз в ответ сделал типично восточный жест и сказал:
— Слушаю и повинуюсь.
Медина повела его за дом. Там было нечто напоминающее веранду, выходящую в небольшой садик. За садом до самого моря лежал голый песок.
Солнце нестерпимо палило, но в тени веранды было прохладнее.
Селим, видимо, догадывался, что они устроятся здесь, потому что между двумя шелковыми подушками на персидском ковре стоял низенький столик.
На нем маркиз увидел стопку книг, а также перо и чернильницу, сделанную из куска песчаника.
Медина села по-турецки на ковер и подложила под спину подушку.
Маркиз попытался сделать то же самое. В Индии ему довелось поупражняться, и Медина была удивлена, что у него оказались такие гибкие ноги.
Она видела, что он очень гордится тем, что ему удалось скопировать ее позу, но говорить об этом не стала, а вместо этого завела с ним беседу по-арабски.
Маркиз отвечал ей, а она указывала ему на ошибки и поправляла его.
Они немного поговорили об Аравии, и Медина обнаружила, что маркиз знает об этой стране больше, чем она могла ожидать.
Потом он внезапно спросил:
— Вы когда-нибудь были в Англии?
Медина ненавидела лгать, к тому же кривить душой не было никакого смысла, поэтому она честно ответила:
— Давным-давно, еще ребенком.
— Признаться, я удивлен, — сказал маркиз. — И как вам понравилась моя страна?
— Я был слишком мал и не помню, — уклончиво ответила Медина.
— Но вы же с тех пор встречали англичан, например, Ричарда Бертона, — сказал маркиз. — Что вы думаете о нем?
— Я думаю, что его едва ли можно назвать англичанином, — ответила Медина. — Он всегда говорил, что арабский — вот его настоящий родной язык, что в Аравии он думает как араб и забывает, что принадлежит какой-то другой нации.
Маркиз улыбнулся.
— Это самая лучшая маскировка. Вы должны, Али, не только заставить меня говорить по-арабски, но и думать как араб.
— Для вас это невозможно! — ответила Медина.
— Почему? — резко спросил маркиз.
— Потому что, хотя вы вряд ли в этом признаетесь, Англия значит для вас слишком много, и не только из-за вашего положения в обществе, но и оттого, что вся ваша жизнь построена на убеждении, что лучше страны нет во всем мире.
Медина неожиданно поймала себя на том, что говорит с маркизом так же серьезно, как говорила бы с отцом.
Ею руководила интуиция, и она произносила скорее то, что чувствовала, чем то, что хотел, по ее мнению, услышать от нее маркиз.
Он с удивлением посмотрел на нее и сказал:
— Возможно, вы правы, но сейчас, убежав из Англии, я пытаюсь об этом забыть.
— Никто не может уйти от того, с чем родился.
Сказав эти слова, Медина с горечью подумала, что так оно и есть.
Она родилась англичанкой, и хотя сейчас больше всего на свете ей хотелось бы быть арабкой и забыть о самом существовании Англии, Медина понимала, что это невозможно.
— Просто поразительно, что вы проявляете такую мудрость, говоря о вещах, которые, в сущности, не имеют к вам отношения, — сказал маркиз.
— Они имеют отношение к вам, — ответила Медина. — Я хочу, чтобы вы задумались о себе и на то время, пока вы здесь, стали частью Аравии.
Она помолчала и добавила:
— Вы араб, вы говорите по-арабски, вы живете, как подобает правоверному, и Аллах защищает вас.
— Я взял с собой книгу, — сказал маркиз, — в которой написано, как правоверный мусульманин должен себя вести.
— Так читайте ее! И учите, потому что это очень важно, молитвы, которые каждый мусульманин повторяет, входя в Мекку.
С этими словами Медина подвилась, давая маркизу понять, что урок окончен.
Когда она ушла, маркиз смотрел ей вслед и думал, что такого странного юношу, как Али, он еще не встречал.
Он был восхищен изяществом его движений и гибкостью тела, которое он скорее чувствовал, нежели видел под просторным бурнусом.
Потом маркиз поглядел на море и внезапно подумал, что бы сказал Руперт, увидев его сейчас.
На мгновение на него нахлынула тоска по Англии.
Он вспомнил свое поместье, своих лошадей, вспомнил большие роскошные комнаты в Энджелстоун-Хауз и приемы, на которые собирались его многочисленные друзья.
Внезапно, когда все эти картины проплывали перед его внутренним взором, он почувствовал едва уловимый аромат ладана.
И сразу же эти картины сменились другими, и совсем иные чувства овладели маркизом.
Он вновь испытал тот же душевный подъем, что и накануне, и предчувствие, что скоро должно произойти нечто важное, опять овладело им.
Селим разделил с гостями трапезу, состоящую из диковинных восточный кушаний.
Впрочем, несмотря на свою необычность, они показались маркизу очень вкусными.
Еду они запивали лимонным шербетом, хорошо утоляющим жажду, а потом был подан неизбежный чай с мятой, к которому маркиз постепенно уже начинал привыкать.
— Сегодня, — сказал Селим, — вы с Али будете покупать ладан в дополнение к тому, который вы уже приобрели в Омане.
Маркиз внимательно слушал, а Селим продолжал:
— Объяснение таково: вам не удалось достать нужного количества в Дофаре, и вы попросили меня снабдить вас недостающим товаром с моих собственных деревьев.
— Буду ждать с нетерпением, — сказал маркиз. — На самом деле я и понятия не имел, что ладан растет на деревьях!
Через час он и Медина в сопровождении Нура выехали из города.
Маркиз впервые увидел тощие неприметные деревца, которые служили источником ладана.
Старый бедуин встретил их и, когда Медина объяснила, что им нужно, повел их к роще.
Издалека она казалась зарослями высоких кустов.
Над рощей возвышалась черная «Крепость Воронов», и По сравнению с ней листья и маленькие цветы с белыми лепестками казались очень хрупкими.
К удивлению маркиза, бедуин подошел к ближайшему дереву и широким ножом сделал на серой коре надрез длиной в ладонь.
Маркиз увидел, как из зеленой раны начали сочиться белые, похожие на молоко слезы дерева.
Бедуин взял медный тазик и пошел от дерева к дереву.
Маркиз понял, что он собирает драгоценный урожай, как это делалось на протяжении тысяч лет.
— На некоторых деревьях, — объяснила Медина, — надрезы были сделаны три недели назад.
Она остановилась у дерева, где белые слезы превратились в прозрачную смолу с золотистым оттенком.
— Вот, — сказала она, — чистый ладан.
Маркиз зачарованно смотрел, как бедуин подходит к маленькому костру, сложенному из сухих веток.
Старик насыпал в глиняный горшочек углей и бросил туда же несколько золотистых бусинок ладана.
Белый дым, клубясь, поднялся к небу, и в воздухе поплыл дивный аромат.
Это напомнило маркизу о церковных алтарях. Он не раз видел их в различных странах, но тогда не знал, что запах, который можно почувствовать в церкви или в мечети, — это аромат ладана.
Под руководством Медины он заказал большое количество ладана и очень натурально изобразил тревогу и разочарование, когда узнал, что может получить только половину того, что просит.
На обратном пути он сказал Медине:
— Сегодняшний день явился для меня открытием, и мне самому удивительно, как я жил до сих пор, не зная о том, какую важную роль ладан сыграл в нашем мире и продолжает играть до сих пор.
Медина посмотрела на него, словно ожидая объяснений, и маркиз добавил:
— Аромат ладана возвышает разум, и тот, кто вдыхает его, испытывает потребность молиться тому богу, которому он служит.
Произнося эти слова, маркиз думал о ладане в католических церквах, и об ароматических палочках, которые зажигают в своих храмах буддисты.
Как ни странно, теперь ему казалось, что он всегда чувствовал эту связь ладана с молитвами.
Вернувшись, они рассказали Селиму о своей поездке.
На закате был подан обед — восхитительно нежное мясо молодого козленка.
После еды Селим завел разговор о тайнах, которых еще немало в Аравии.
Медина знала, что он нарочно разжигает любопытство маркиза.
— В Тимне, которую вы будете проезжать, — говорил Селим, — до сих пор процветает древняя торговля, которая зародилась сорок столетий назад.
— Чем же там торгуют? — спросил маркиз.
— Индиго, — ответил Селим. — Это тоже один из Предметов роскоши, который отправляют на север вместе с благовониями.
Маркиз удивился, и Селим объяснил:
— На юге есть племя бедуинов, которые носят темно-синие набедренные повязки, выкрашенные индиго, и называют себя «синие люди».
— Они действительно синие? — спросил маркиз.
— Они утверждают, — ответил Селим, — что смесь из индиго и кунжутного масла, которой они обмазываются, защищает от холода даже зимой, а зимы в горах бывают очень суровые.
— Как необычно! — воскликнул маркиз. — Лично я предпочитаю носить теплую одежду!
— Так же, как я, — согласился Селим, — Но Али покажет вам мастерские, где старики с синими бородами вымачивают и отжимают искрошенные листья, чтобы извлечь краску.
Потом Селим рассказал о многочисленных мраморных и деревянных статуях, которые и сейчас можно найти в Аравии.
Маркиз внимательно слушал, а потом спросил:
— Вы хотите сказать, что здесь есть скульптуры, похожие на античные? Или на эльгинские статуи, которые выставлены в Британском музее?
— Эти скульптуры еще прекраснее, — с гордостью ответил Селим. — Вся трудность в том, что племена, на территории которых можно найти эти бесценные сокровища, не пускают чужаков на свои земли.
— Вот как? — спросил маркиз.
— Любому, кто попытается проникнуть туда, грозит смерть, — ответил Селим.
— А мы берем с собой ружья? — поинтересовался маркиз.
— Все ваши погонщики будут вооружены, — ответил Селим, а Медина вернула разговор к прежней теме:
— Возле южных ворот Тарима есть наполовину ушедшая в землю каменная плита, на которой выбиты законы этого города, составленные еще во втором столетии до нашей эры.
— А можно ее увидеть? — спросил маркиз.
— Я вам ее покажу, — пообещала Медина, — и вы узнаете, что воровство каралось изгнанием, а мошенничество в торговле — штрафом в пятьдесят слитков золота.
— Такие вещи должны быть в Британском музее, — заметил маркиз.
Селим рассмеялся:
— Можете попробовать забрать ее с собой, но я предупреждаю, что если вы вызовете гнев местных жителей, пеняйте на себя!
Чтобы еще больше заинтересовать маркиза, Селим показал ему несколько древних монет, найденных в Хадрамауте.
— Их привезли сюда купцы, торговавшие ладаном, — сказал он.
Кроме того, он показал маркизу золотые медальоны и ожерелье, сделанное в четвертом веке, которое поразило маркиза своим изяществом.
— Если вам повезет найти такое самому, — заметила Медина, — то можете отвезти его в Англию и подарить своей даме сердца.
К ее удивлению, маркиз разозлился.
— У меня нет никакой дамы сердца, — ответил он почти грубо, — и я не имею ни малейшего желания ее искать!
Он выпалил первые слова, которые пришли ему на ум, не раздумывая, и лишь потом сообразил, что, наверное, они прозвучали нескромно.
Но потом маркиз подумал — какое это имеет значение?
Эти два араба не станут копаться в том, что он имел в виду, и забудут его слова, едва он уедет.
— Простите мою дерзость, милорд, — сказал Селим, — но в вашем возрасте вы, конечно, должны быть женаты?
— Я никогда не женюсь! — ответил маркиз. — Я обнаружил, что женщины — ненадежные существа и им нельзя доверять. У нас в Англии есть старая пословица, которая говорит: «Быстрее путешествует тот, кто путешествует в одиночку»!
— Но в чем цель вашего путешествия? — спросила Медина.
— На этот вопрос я не знаю ответа, — сказал маркиз. — И быть может, судьба занесла меня в Аравию, чтобы здесь я его отыскал.
Он поднялся» на ноги и добавил:
— Сейчас я хочу достигнуть Мекки. А потом? Куда я направлюсь?
В его голосе Медина услышала ту неуспокоенность, которая гнала Ричарда Бертона в бесконечные экспедиции.
Ее отец обладал этим же свойством характера и оттого не мог заставить себя остаться в Англии.
Такие люди не могут не странствовать, но никто из них не знает, где конец его странствий.
Она понимала, что эта особенность делает маркиза, хотя он вряд ли смог бы выразить словами свое состояние, очень несчастным.
— Вам будет легче, — сказала она тихим голосом, — если вы будете жить со дня на день. Завтра еще не пришло, а вчера — уже позади. Только сегодня имеет значение, и было бы жаль упустить хотя бы минуту, ибо жизнь и так скоротечна.
Маркиз обернулся и посмотрел на нее.
— Мудрая философия, — сказал он, — но нельзя думать о завтрашнем дне, если не имеешь надежды.
— В этом я с вами согласен, — вставил Селим. — Так давайте же ложиться спать с надеждой, что завтра мы достигнем Мекки. Разными путями, но для каждого это будет символом и вершиной его достижений.
Медина улыбнулась, подумав, что маркиз вряд ли поймет, что он имеет в виду.
К ее удивлению, он понял.
Поклонившись Селиму, он произнес:
— Благодарю вас, Селим, и могу лишь надеяться, что когда-нибудь достигну своей Мекки — где бы она ни была.
Через два дня рано утром Селим Махана прощался со своими гостями.
Пока Hyp подводил маркизу веки и брови сурьмой. Селим и Медина остались вдвоем.
— Будь осторожна, дитя мое, — сказал Селим. — Я буду беспокоиться за тебя, пока ты не вернешься.
— Ты знаешь, что я буду осторожна, — ответила Медина. — И я очень благодарна тебе, что ты отправил меня в эта путешествие. — Она вздохнула. — Я очень тоскую без отца, но, может быть, ответственность за его светлость поможет мне справиться с этим.
— Я на это рассчитывал, — сказал Селим. — И помни, что все в руках Аллаха. Он не оставит вас.
— Хотелось бы верить. — Медина снова вздохнула. — Но я боюсь… Боюсь будущего.
Едва Медина произнесла эти слова, как ей стадо стыдно за свой страх, потому что она поняла: ее страшит то, что будет с ней, когда уедет маркиз.
Мысль о возвращении в Англию была подобна темному покрову, опущенному на голову.
Она втайне надеялась, что Селим, быть может, подыщет ей другую работу, другого путешественника, которого нужно будет сопровождать.
Ей хотелось спросить Селима, не таковы ли его намерения, но она не осмелилась, подумав, что это будет слишком даже для его доброты.
Вместо этого она сказала:
— Ты единственный друг, — который есть у меня в целом мире, и я благодарна судьбе, что мы встретились и вы с отцом так подружились.
— Читай книги отца, — ответил Селим, — и ты найдешь ответ на свои вопросы.
Неожиданно Медина воскликнула в ужасе:
— Я чуть не забыла!
— О чем? — спросил Селим.
— Папина книга! О царице Савской! Он закончил ее за день до смерти. Я привезла с собой рукопись и хотела попросить тебя отправить ее издателям.
— Разумеется, я это сделаю, — кивнул Селим.
— Просто не представляю, как я могла об этом забыть.
Наверное, слишком задумалась о собственных переживаниях и об ответственности за маркиза.
— Ты должна сама следовать совету, который сегодня дала ему, — сказал Селим, — и жить сегодняшним днем.
Завтрашний день сам о себе позаботится, а если нет, когда ты вернешься, мы подумаем снова.
Медина рассмеялась мелодичным смехом и пошла за рукописью последней книги отца; она, завернутая в чистое полотно, лежала в ее комнате с тех пор, как вещи Медины прибыли с караваном.
На мгновение Медина прижала рукопись к груди, жалея, что не может оставить ее у себя.
Ее отец проговаривал вслух почти каждое слово, которое писал.
Медине хотелось перечитать рукопись, вновь услышать голос отца и хотя бы ненадолго вообразить, что он по-прежнему рядом и ее будущему ничто не угрожает.
Потом она сказала себе, что это эгоистичные мысли.
Эта книга была нужна другим людям.
Так же, как «Духи богов» изменили маркиза, «Царица Савская» могла бы помочь еще тысячам людей познать себя и увидеть свое предназначение.
Медина знала, что отец вложил в эту книгу свою философию.
Потом Медина подумала, что они будут проезжать через Сабею и, возможно, маркиз найдет там дополнительный источник вдохновения.
Сама она не сомневалась, что это самая необычная и одухотворенная страна из всех, что ей довелось повидать.
Тяжело вздохнув, Медина отнесла рукопись вниз и отдала ее Селиму.
— Ты позаботишься, чтобы она не потерялась? — с тревогой спросила она.
— Я пошлю ее в Аден с одним из моих доверенных людей, — пообещал Селим. — Он отдаст ее британскому консулу, а консул — благородный человек, и к тому же, как твой отец говорил мне, один из его поклонников.
— Ты сообщишь консулу, что… отец умер? — нерешительно спросила Медина.
— Да, и попрошу отправить известие в Англию. Ваши родственники имеют право узнать о его смерти.
— Наверное, — уступила Медина. — Но только не говори, что я с тобой.
— Не скажу, если ты этого не желаешь, — ответил Селим.
— Нет! — воскликнула Медина. — Сейчас я — Али и понятия не имею, где Медина Тевин.
— Да будет так, — согласился Селим.
Он взял рукопись и бережно убрал ее в ящик стола.
Часом позже караван из двенадцати верблюдов и двух дромадеров, на которых ехали маркиз и Медина, медленно двинулся из города Каны.
В порту разгружались несколько небольших судов, идущих через Аравийское море из Индии.
Кузнец разжигал горн, довольный тем, что получил долгожданный заказ с одного из кораблей, что ночью вошли в порт.
Мальчишки, пасущие коз на склонах холмов, с любопытством смотрели вслед каравану.
Верблюды были нагружены тюками с ладаном, который маркиз, как предполагалось, привез из Дофара, а также с тем, что он купил в Кане.
Дромадеры опустились на колени, и Медина с маркизом удобно устроились в широких седлах.
Потом, еще раз попрощавшись с Селимом, они поехали вслед за караваном по кривым улочкам Каны.
С моря дул легкий бриз, и маркиз старался не думать о палящем солнце и зное, который наступит днем.
Предчувствие чего-то необычного и великого вновь омыло маркиза, подобно приливной волне.
Они ехали по Тропе благовоний, которая должна была привести их от Аравийского моря к Средиземному.
Внезапно маркиз подумал, что из всех его начинаний это самое смелое.
И еще он подумал, что в случае неудачи потеряет гораздо больше, чем просто возможность выиграть пари.
Это будет равносильно утрате частицы души.
И он сказал себе, как истинный араб: «кейр иншалла»— «если будет на то милость Аллаха».
На ночлег они остановились, разбив лагерь на холме, где было не так жарко.
Маркиз слегка удивился, заметив, что Али поставил палатку на самом высоком месте, но решил, что юный араб тем самым хочет неявно напомнить всем, что он сын шейха, и показать, что он не слуга того, кто платит за караван, и его положение ничуть не ниже, чем положение маркиза.
Hyp оказался замечательным поваром, и кушанья, приготовленные им, привели маркиза в восторг.
Ему даже не верилось, что в таких условиях можно готовить такие вкусные вещи.
Что касается Медины, то она ничуть не удивилась, потому что давно это знала.
За едой маркиз и Медина беседовали, как это сделали бы любые два человека в любой части света.
Маркиз был поражен тем, что Али так много знает о Европе, и особенно о Греции, где сам он был только один раз.
Разумеется, теперь античность в его представлении была тесно связана с ладаном.
Медина весьма развеселила маркиза, рассказав ему историю о Менекрате.
Это был врач, у которого хватило наглости сравнить себя с Зевсом.
Филипп Македонский быстро излечил его от излишнего самомнения, пригласив на пир, где Менекрату, как причастному к сонму богов, в отличие от остальных гостей, подали божественное блюдо — чашу, наполненную ладаном!
Еще он узнал от нее, что в Эфесе процессию на празднике Артемиды возглавляли девственницы, несущие ладан.
Она ярко описывала процессию, где женщины были одеты, как богиня победы с золотыми крыльями, а за ними шли мальчики в фиолетовых туниках, несущие ладан и мирру и шафран на золотых блюдах.
— Вероятно, это было пышное зрелище, — заметил маркиз. — Вы не жалеете, что не родились в те дни?
Медина покачала головой:
— Я счастлив, что родился сейчас, чтобы иметь возможность оценить то, что древние греки дали миру. Они научили людей мыслить.
Маркиз на мгновение задумался над ее словами, а потом сказал:
— Вероятно, вы правы, но я, признаться, никогда не рассматривал это с такой точки зрения. В колледже нас заставляли изучать античность, и мне казалось скучным это занятие. Только много лет спустя я понял, что знать об этом необходимо.
— Мой отец всегда говорил, что греки сделали для цивилизации больше, чем любой другой народ.
Сказав это, Медина сразу же пожалела о своих словах, а маркиз тут же попросил:
— Расскажите мне о вашем отце. Вы прежде не упоминали о нем.
Медина поглядела на звезды.
— Уже поздно, — сказала она. — Мне кажется, нам лучше лечь спать. Караван отправится в путь на рассвете, пока еще не так жарко.
Маркиз оценил деликатность, с которой она ушла от ответа, и его глаза заблестели.
Он подумал, не бежал Ли Али, как он сам, от своих трудностей — а может быть, покинул родительский дом после ссоры.
В эту минуту маркиз чувствовал себя неопытным юнцом — настолько все, что он видел сейчас, отличалось от того, что он пережил прежде.
Он понимал, что Дли должен много знать об Аравии, но никак не ожидал, что его знания об античности, Европе и Древнем Египте будут столь же обширны.
Потом он с издевкой сказал себе, что, вероятно, юноша просто хочет пустить ему пыль в глаза и при ближайшем рассмотрении его знания окажутся весьма поверхностными.
В то же время маркиз был рад, что в этом путешествии его сопровождает образованный человек.
Али были известны такие вещи, о существовании которых простой араб, вероятно, даже не подозревал.
Устраиваясь на ложе, которое приготовил ему Hyp, маркиз сказал себе:
»Завтра я заставлю Али рассказать побольше о его жизни, о его родителях и о жене — конечно, если у него она есть».
Маркиз знал, что у арабов принято жениться рано и первую жену сыну выбирают родители.
Ему было известно, что мусульманину разрешено иметь четыре жены, но почему-то он был уверен, что Али не женат.
Потом маркиз подумал, что это не его дело. Для него главное — пробраться в Мекку и выйти оттуда.
После этого он вернется в Англию.
Подумав об этом, маркиз не мог не спросить себя — действительно ли ему этого хочется?
Через два месяца в Англии начнется охотничий сезон.
Будут балы, собрания, приемы, и принц Уэльский, несомненно, его пригласит. Будет много красивых женщин.
Маркиз от всей души надеялся, что ему удалось отделаться от Эстер.
В то же время таких, как она, в Англии много: красивых, обольстительных, соблазнительных дам — но стоит им добиться его благосклонности, как они тут же становятся хищницами, как все остальные.
Маркиз знал, как быстро гаснет его интерес и жаркий костер страсти превращается в горстку потухших угольков.
»Что такое со мной? — спрашивал он себя в отчаянии. — Почему мне хочется чего-то большего? Почему я не такой, как все?»
Он вспомнил, что Наполеон называл такое состояние «божественным недовольством».
У него было почти все; и тем не менее ему было этого недостаточно, а то, что он жаждал обрести, не только находилось за пределами его досягаемости, но он даже не мог словами определить, что это такое.
— Чего я хочу? Чего, черт возьми, я хочу? — снова и снова спрашивал себя маркиз, лежа в темноте.
Потом он встал, потому что палатка, казалось, душила его, завернулся в бурнус и вышел наружу.
Медина выбрала для лагеря место на склоне скалистого холма, который необъяснимым образом вырастал из мягких песков, простирающихся до самого горизонта.
Под ногами у маркиза плескалась непроглядная темень, а над головой ярко сияла звездами арка ночного неба.
Маркиз огляделся и внезапно увидел возле палатки Али одиноко сидящую фигуру.
Не сомневаясь, что это сам хозяин палатки, он пошел к нему не раздумывая, чувствуя настоятельную необходимость поговорить с кем-то в эту минуту.
К его удивлению, Али, заметив маркиза, вскочил на ноги и торопливо скрылся в палатке.
Маркизу показалось это довольно странным, но он все равно подошел к палатке в надежде, что Али все-таки выйдет.
— Без сомнения, — кивнула Медина. — Но как араб вы должны были приветствовать меня словом «салям».
Маркиз рассмеялся.
— Прошу прощения, учитель! — сказал он насмешливо.
— Вы должны приучить себя не забывать об этом, даже когда мы одни, — очень серьезно сказала Медина. — Я уверена, мистер Бертон мог бы подтвердить, что в Мекке одной ошибки в произношении, одного неуместного жеста будет достаточно, чтобы проститься с жизнью.
— Вы правы. Конечно, вы правы, — поспешно согласился маркиз.
Медина подумала, что ему, должно быть, неприятно признавать свою не правоту перед человеком, который младше его, и, чтобы сгладить неловкость, торопливо добавила:
— Я предлагаю начать занятия прямо сейчас. За домом есть место, где мы будем в тени. К тому же туда долетает прохладный бриз с моря.
Маркиз в ответ сделал типично восточный жест и сказал:
— Слушаю и повинуюсь.
Медина повела его за дом. Там было нечто напоминающее веранду, выходящую в небольшой садик. За садом до самого моря лежал голый песок.
Солнце нестерпимо палило, но в тени веранды было прохладнее.
Селим, видимо, догадывался, что они устроятся здесь, потому что между двумя шелковыми подушками на персидском ковре стоял низенький столик.
На нем маркиз увидел стопку книг, а также перо и чернильницу, сделанную из куска песчаника.
Медина села по-турецки на ковер и подложила под спину подушку.
Маркиз попытался сделать то же самое. В Индии ему довелось поупражняться, и Медина была удивлена, что у него оказались такие гибкие ноги.
Она видела, что он очень гордится тем, что ему удалось скопировать ее позу, но говорить об этом не стала, а вместо этого завела с ним беседу по-арабски.
Маркиз отвечал ей, а она указывала ему на ошибки и поправляла его.
Они немного поговорили об Аравии, и Медина обнаружила, что маркиз знает об этой стране больше, чем она могла ожидать.
Потом он внезапно спросил:
— Вы когда-нибудь были в Англии?
Медина ненавидела лгать, к тому же кривить душой не было никакого смысла, поэтому она честно ответила:
— Давным-давно, еще ребенком.
— Признаться, я удивлен, — сказал маркиз. — И как вам понравилась моя страна?
— Я был слишком мал и не помню, — уклончиво ответила Медина.
— Но вы же с тех пор встречали англичан, например, Ричарда Бертона, — сказал маркиз. — Что вы думаете о нем?
— Я думаю, что его едва ли можно назвать англичанином, — ответила Медина. — Он всегда говорил, что арабский — вот его настоящий родной язык, что в Аравии он думает как араб и забывает, что принадлежит какой-то другой нации.
Маркиз улыбнулся.
— Это самая лучшая маскировка. Вы должны, Али, не только заставить меня говорить по-арабски, но и думать как араб.
— Для вас это невозможно! — ответила Медина.
— Почему? — резко спросил маркиз.
— Потому что, хотя вы вряд ли в этом признаетесь, Англия значит для вас слишком много, и не только из-за вашего положения в обществе, но и оттого, что вся ваша жизнь построена на убеждении, что лучше страны нет во всем мире.
Медина неожиданно поймала себя на том, что говорит с маркизом так же серьезно, как говорила бы с отцом.
Ею руководила интуиция, и она произносила скорее то, что чувствовала, чем то, что хотел, по ее мнению, услышать от нее маркиз.
Он с удивлением посмотрел на нее и сказал:
— Возможно, вы правы, но сейчас, убежав из Англии, я пытаюсь об этом забыть.
— Никто не может уйти от того, с чем родился.
Сказав эти слова, Медина с горечью подумала, что так оно и есть.
Она родилась англичанкой, и хотя сейчас больше всего на свете ей хотелось бы быть арабкой и забыть о самом существовании Англии, Медина понимала, что это невозможно.
— Просто поразительно, что вы проявляете такую мудрость, говоря о вещах, которые, в сущности, не имеют к вам отношения, — сказал маркиз.
— Они имеют отношение к вам, — ответила Медина. — Я хочу, чтобы вы задумались о себе и на то время, пока вы здесь, стали частью Аравии.
Она помолчала и добавила:
— Вы араб, вы говорите по-арабски, вы живете, как подобает правоверному, и Аллах защищает вас.
— Я взял с собой книгу, — сказал маркиз, — в которой написано, как правоверный мусульманин должен себя вести.
— Так читайте ее! И учите, потому что это очень важно, молитвы, которые каждый мусульманин повторяет, входя в Мекку.
С этими словами Медина подвилась, давая маркизу понять, что урок окончен.
Когда она ушла, маркиз смотрел ей вслед и думал, что такого странного юношу, как Али, он еще не встречал.
Он был восхищен изяществом его движений и гибкостью тела, которое он скорее чувствовал, нежели видел под просторным бурнусом.
Потом маркиз поглядел на море и внезапно подумал, что бы сказал Руперт, увидев его сейчас.
На мгновение на него нахлынула тоска по Англии.
Он вспомнил свое поместье, своих лошадей, вспомнил большие роскошные комнаты в Энджелстоун-Хауз и приемы, на которые собирались его многочисленные друзья.
Внезапно, когда все эти картины проплывали перед его внутренним взором, он почувствовал едва уловимый аромат ладана.
И сразу же эти картины сменились другими, и совсем иные чувства овладели маркизом.
Он вновь испытал тот же душевный подъем, что и накануне, и предчувствие, что скоро должно произойти нечто важное, опять овладело им.
Селим разделил с гостями трапезу, состоящую из диковинных восточный кушаний.
Впрочем, несмотря на свою необычность, они показались маркизу очень вкусными.
Еду они запивали лимонным шербетом, хорошо утоляющим жажду, а потом был подан неизбежный чай с мятой, к которому маркиз постепенно уже начинал привыкать.
— Сегодня, — сказал Селим, — вы с Али будете покупать ладан в дополнение к тому, который вы уже приобрели в Омане.
Маркиз внимательно слушал, а Селим продолжал:
— Объяснение таково: вам не удалось достать нужного количества в Дофаре, и вы попросили меня снабдить вас недостающим товаром с моих собственных деревьев.
— Буду ждать с нетерпением, — сказал маркиз. — На самом деле я и понятия не имел, что ладан растет на деревьях!
Через час он и Медина в сопровождении Нура выехали из города.
Маркиз впервые увидел тощие неприметные деревца, которые служили источником ладана.
Старый бедуин встретил их и, когда Медина объяснила, что им нужно, повел их к роще.
Издалека она казалась зарослями высоких кустов.
Над рощей возвышалась черная «Крепость Воронов», и По сравнению с ней листья и маленькие цветы с белыми лепестками казались очень хрупкими.
К удивлению маркиза, бедуин подошел к ближайшему дереву и широким ножом сделал на серой коре надрез длиной в ладонь.
Маркиз увидел, как из зеленой раны начали сочиться белые, похожие на молоко слезы дерева.
Бедуин взял медный тазик и пошел от дерева к дереву.
Маркиз понял, что он собирает драгоценный урожай, как это делалось на протяжении тысяч лет.
— На некоторых деревьях, — объяснила Медина, — надрезы были сделаны три недели назад.
Она остановилась у дерева, где белые слезы превратились в прозрачную смолу с золотистым оттенком.
— Вот, — сказала она, — чистый ладан.
Маркиз зачарованно смотрел, как бедуин подходит к маленькому костру, сложенному из сухих веток.
Старик насыпал в глиняный горшочек углей и бросил туда же несколько золотистых бусинок ладана.
Белый дым, клубясь, поднялся к небу, и в воздухе поплыл дивный аромат.
Это напомнило маркизу о церковных алтарях. Он не раз видел их в различных странах, но тогда не знал, что запах, который можно почувствовать в церкви или в мечети, — это аромат ладана.
Под руководством Медины он заказал большое количество ладана и очень натурально изобразил тревогу и разочарование, когда узнал, что может получить только половину того, что просит.
На обратном пути он сказал Медине:
— Сегодняшний день явился для меня открытием, и мне самому удивительно, как я жил до сих пор, не зная о том, какую важную роль ладан сыграл в нашем мире и продолжает играть до сих пор.
Медина посмотрела на него, словно ожидая объяснений, и маркиз добавил:
— Аромат ладана возвышает разум, и тот, кто вдыхает его, испытывает потребность молиться тому богу, которому он служит.
Произнося эти слова, маркиз думал о ладане в католических церквах, и об ароматических палочках, которые зажигают в своих храмах буддисты.
Как ни странно, теперь ему казалось, что он всегда чувствовал эту связь ладана с молитвами.
Вернувшись, они рассказали Селиму о своей поездке.
На закате был подан обед — восхитительно нежное мясо молодого козленка.
После еды Селим завел разговор о тайнах, которых еще немало в Аравии.
Медина знала, что он нарочно разжигает любопытство маркиза.
— В Тимне, которую вы будете проезжать, — говорил Селим, — до сих пор процветает древняя торговля, которая зародилась сорок столетий назад.
— Чем же там торгуют? — спросил маркиз.
— Индиго, — ответил Селим. — Это тоже один из Предметов роскоши, который отправляют на север вместе с благовониями.
Маркиз удивился, и Селим объяснил:
— На юге есть племя бедуинов, которые носят темно-синие набедренные повязки, выкрашенные индиго, и называют себя «синие люди».
— Они действительно синие? — спросил маркиз.
— Они утверждают, — ответил Селим, — что смесь из индиго и кунжутного масла, которой они обмазываются, защищает от холода даже зимой, а зимы в горах бывают очень суровые.
— Как необычно! — воскликнул маркиз. — Лично я предпочитаю носить теплую одежду!
— Так же, как я, — согласился Селим, — Но Али покажет вам мастерские, где старики с синими бородами вымачивают и отжимают искрошенные листья, чтобы извлечь краску.
Потом Селим рассказал о многочисленных мраморных и деревянных статуях, которые и сейчас можно найти в Аравии.
Маркиз внимательно слушал, а потом спросил:
— Вы хотите сказать, что здесь есть скульптуры, похожие на античные? Или на эльгинские статуи, которые выставлены в Британском музее?
— Эти скульптуры еще прекраснее, — с гордостью ответил Селим. — Вся трудность в том, что племена, на территории которых можно найти эти бесценные сокровища, не пускают чужаков на свои земли.
— Вот как? — спросил маркиз.
— Любому, кто попытается проникнуть туда, грозит смерть, — ответил Селим.
— А мы берем с собой ружья? — поинтересовался маркиз.
— Все ваши погонщики будут вооружены, — ответил Селим, а Медина вернула разговор к прежней теме:
— Возле южных ворот Тарима есть наполовину ушедшая в землю каменная плита, на которой выбиты законы этого города, составленные еще во втором столетии до нашей эры.
— А можно ее увидеть? — спросил маркиз.
— Я вам ее покажу, — пообещала Медина, — и вы узнаете, что воровство каралось изгнанием, а мошенничество в торговле — штрафом в пятьдесят слитков золота.
— Такие вещи должны быть в Британском музее, — заметил маркиз.
Селим рассмеялся:
— Можете попробовать забрать ее с собой, но я предупреждаю, что если вы вызовете гнев местных жителей, пеняйте на себя!
Чтобы еще больше заинтересовать маркиза, Селим показал ему несколько древних монет, найденных в Хадрамауте.
— Их привезли сюда купцы, торговавшие ладаном, — сказал он.
Кроме того, он показал маркизу золотые медальоны и ожерелье, сделанное в четвертом веке, которое поразило маркиза своим изяществом.
— Если вам повезет найти такое самому, — заметила Медина, — то можете отвезти его в Англию и подарить своей даме сердца.
К ее удивлению, маркиз разозлился.
— У меня нет никакой дамы сердца, — ответил он почти грубо, — и я не имею ни малейшего желания ее искать!
Он выпалил первые слова, которые пришли ему на ум, не раздумывая, и лишь потом сообразил, что, наверное, они прозвучали нескромно.
Но потом маркиз подумал — какое это имеет значение?
Эти два араба не станут копаться в том, что он имел в виду, и забудут его слова, едва он уедет.
— Простите мою дерзость, милорд, — сказал Селим, — но в вашем возрасте вы, конечно, должны быть женаты?
— Я никогда не женюсь! — ответил маркиз. — Я обнаружил, что женщины — ненадежные существа и им нельзя доверять. У нас в Англии есть старая пословица, которая говорит: «Быстрее путешествует тот, кто путешествует в одиночку»!
— Но в чем цель вашего путешествия? — спросила Медина.
— На этот вопрос я не знаю ответа, — сказал маркиз. — И быть может, судьба занесла меня в Аравию, чтобы здесь я его отыскал.
Он поднялся» на ноги и добавил:
— Сейчас я хочу достигнуть Мекки. А потом? Куда я направлюсь?
В его голосе Медина услышала ту неуспокоенность, которая гнала Ричарда Бертона в бесконечные экспедиции.
Ее отец обладал этим же свойством характера и оттого не мог заставить себя остаться в Англии.
Такие люди не могут не странствовать, но никто из них не знает, где конец его странствий.
Она понимала, что эта особенность делает маркиза, хотя он вряд ли смог бы выразить словами свое состояние, очень несчастным.
— Вам будет легче, — сказала она тихим голосом, — если вы будете жить со дня на день. Завтра еще не пришло, а вчера — уже позади. Только сегодня имеет значение, и было бы жаль упустить хотя бы минуту, ибо жизнь и так скоротечна.
Маркиз обернулся и посмотрел на нее.
— Мудрая философия, — сказал он, — но нельзя думать о завтрашнем дне, если не имеешь надежды.
— В этом я с вами согласен, — вставил Селим. — Так давайте же ложиться спать с надеждой, что завтра мы достигнем Мекки. Разными путями, но для каждого это будет символом и вершиной его достижений.
Медина улыбнулась, подумав, что маркиз вряд ли поймет, что он имеет в виду.
К ее удивлению, он понял.
Поклонившись Селиму, он произнес:
— Благодарю вас, Селим, и могу лишь надеяться, что когда-нибудь достигну своей Мекки — где бы она ни была.
Через два дня рано утром Селим Махана прощался со своими гостями.
Пока Hyp подводил маркизу веки и брови сурьмой. Селим и Медина остались вдвоем.
— Будь осторожна, дитя мое, — сказал Селим. — Я буду беспокоиться за тебя, пока ты не вернешься.
— Ты знаешь, что я буду осторожна, — ответила Медина. — И я очень благодарна тебе, что ты отправил меня в эта путешествие. — Она вздохнула. — Я очень тоскую без отца, но, может быть, ответственность за его светлость поможет мне справиться с этим.
— Я на это рассчитывал, — сказал Селим. — И помни, что все в руках Аллаха. Он не оставит вас.
— Хотелось бы верить. — Медина снова вздохнула. — Но я боюсь… Боюсь будущего.
Едва Медина произнесла эти слова, как ей стадо стыдно за свой страх, потому что она поняла: ее страшит то, что будет с ней, когда уедет маркиз.
Мысль о возвращении в Англию была подобна темному покрову, опущенному на голову.
Она втайне надеялась, что Селим, быть может, подыщет ей другую работу, другого путешественника, которого нужно будет сопровождать.
Ей хотелось спросить Селима, не таковы ли его намерения, но она не осмелилась, подумав, что это будет слишком даже для его доброты.
Вместо этого она сказала:
— Ты единственный друг, — который есть у меня в целом мире, и я благодарна судьбе, что мы встретились и вы с отцом так подружились.
— Читай книги отца, — ответил Селим, — и ты найдешь ответ на свои вопросы.
Неожиданно Медина воскликнула в ужасе:
— Я чуть не забыла!
— О чем? — спросил Селим.
— Папина книга! О царице Савской! Он закончил ее за день до смерти. Я привезла с собой рукопись и хотела попросить тебя отправить ее издателям.
— Разумеется, я это сделаю, — кивнул Селим.
— Просто не представляю, как я могла об этом забыть.
Наверное, слишком задумалась о собственных переживаниях и об ответственности за маркиза.
— Ты должна сама следовать совету, который сегодня дала ему, — сказал Селим, — и жить сегодняшним днем.
Завтрашний день сам о себе позаботится, а если нет, когда ты вернешься, мы подумаем снова.
Медина рассмеялась мелодичным смехом и пошла за рукописью последней книги отца; она, завернутая в чистое полотно, лежала в ее комнате с тех пор, как вещи Медины прибыли с караваном.
На мгновение Медина прижала рукопись к груди, жалея, что не может оставить ее у себя.
Ее отец проговаривал вслух почти каждое слово, которое писал.
Медине хотелось перечитать рукопись, вновь услышать голос отца и хотя бы ненадолго вообразить, что он по-прежнему рядом и ее будущему ничто не угрожает.
Потом она сказала себе, что это эгоистичные мысли.
Эта книга была нужна другим людям.
Так же, как «Духи богов» изменили маркиза, «Царица Савская» могла бы помочь еще тысячам людей познать себя и увидеть свое предназначение.
Медина знала, что отец вложил в эту книгу свою философию.
Потом Медина подумала, что они будут проезжать через Сабею и, возможно, маркиз найдет там дополнительный источник вдохновения.
Сама она не сомневалась, что это самая необычная и одухотворенная страна из всех, что ей довелось повидать.
Тяжело вздохнув, Медина отнесла рукопись вниз и отдала ее Селиму.
— Ты позаботишься, чтобы она не потерялась? — с тревогой спросила она.
— Я пошлю ее в Аден с одним из моих доверенных людей, — пообещал Селим. — Он отдаст ее британскому консулу, а консул — благородный человек, и к тому же, как твой отец говорил мне, один из его поклонников.
— Ты сообщишь консулу, что… отец умер? — нерешительно спросила Медина.
— Да, и попрошу отправить известие в Англию. Ваши родственники имеют право узнать о его смерти.
— Наверное, — уступила Медина. — Но только не говори, что я с тобой.
— Не скажу, если ты этого не желаешь, — ответил Селим.
— Нет! — воскликнула Медина. — Сейчас я — Али и понятия не имею, где Медина Тевин.
— Да будет так, — согласился Селим.
Он взял рукопись и бережно убрал ее в ящик стола.
Часом позже караван из двенадцати верблюдов и двух дромадеров, на которых ехали маркиз и Медина, медленно двинулся из города Каны.
В порту разгружались несколько небольших судов, идущих через Аравийское море из Индии.
Кузнец разжигал горн, довольный тем, что получил долгожданный заказ с одного из кораблей, что ночью вошли в порт.
Мальчишки, пасущие коз на склонах холмов, с любопытством смотрели вслед каравану.
Верблюды были нагружены тюками с ладаном, который маркиз, как предполагалось, привез из Дофара, а также с тем, что он купил в Кане.
Дромадеры опустились на колени, и Медина с маркизом удобно устроились в широких седлах.
Потом, еще раз попрощавшись с Селимом, они поехали вслед за караваном по кривым улочкам Каны.
С моря дул легкий бриз, и маркиз старался не думать о палящем солнце и зное, который наступит днем.
Предчувствие чего-то необычного и великого вновь омыло маркиза, подобно приливной волне.
Они ехали по Тропе благовоний, которая должна была привести их от Аравийского моря к Средиземному.
Внезапно маркиз подумал, что из всех его начинаний это самое смелое.
И еще он подумал, что в случае неудачи потеряет гораздо больше, чем просто возможность выиграть пари.
Это будет равносильно утрате частицы души.
И он сказал себе, как истинный араб: «кейр иншалла»— «если будет на то милость Аллаха».
На ночлег они остановились, разбив лагерь на холме, где было не так жарко.
Маркиз слегка удивился, заметив, что Али поставил палатку на самом высоком месте, но решил, что юный араб тем самым хочет неявно напомнить всем, что он сын шейха, и показать, что он не слуга того, кто платит за караван, и его положение ничуть не ниже, чем положение маркиза.
Hyp оказался замечательным поваром, и кушанья, приготовленные им, привели маркиза в восторг.
Ему даже не верилось, что в таких условиях можно готовить такие вкусные вещи.
Что касается Медины, то она ничуть не удивилась, потому что давно это знала.
За едой маркиз и Медина беседовали, как это сделали бы любые два человека в любой части света.
Маркиз был поражен тем, что Али так много знает о Европе, и особенно о Греции, где сам он был только один раз.
Разумеется, теперь античность в его представлении была тесно связана с ладаном.
Медина весьма развеселила маркиза, рассказав ему историю о Менекрате.
Это был врач, у которого хватило наглости сравнить себя с Зевсом.
Филипп Македонский быстро излечил его от излишнего самомнения, пригласив на пир, где Менекрату, как причастному к сонму богов, в отличие от остальных гостей, подали божественное блюдо — чашу, наполненную ладаном!
Еще он узнал от нее, что в Эфесе процессию на празднике Артемиды возглавляли девственницы, несущие ладан.
Она ярко описывала процессию, где женщины были одеты, как богиня победы с золотыми крыльями, а за ними шли мальчики в фиолетовых туниках, несущие ладан и мирру и шафран на золотых блюдах.
— Вероятно, это было пышное зрелище, — заметил маркиз. — Вы не жалеете, что не родились в те дни?
Медина покачала головой:
— Я счастлив, что родился сейчас, чтобы иметь возможность оценить то, что древние греки дали миру. Они научили людей мыслить.
Маркиз на мгновение задумался над ее словами, а потом сказал:
— Вероятно, вы правы, но я, признаться, никогда не рассматривал это с такой точки зрения. В колледже нас заставляли изучать античность, и мне казалось скучным это занятие. Только много лет спустя я понял, что знать об этом необходимо.
— Мой отец всегда говорил, что греки сделали для цивилизации больше, чем любой другой народ.
Сказав это, Медина сразу же пожалела о своих словах, а маркиз тут же попросил:
— Расскажите мне о вашем отце. Вы прежде не упоминали о нем.
Медина поглядела на звезды.
— Уже поздно, — сказала она. — Мне кажется, нам лучше лечь спать. Караван отправится в путь на рассвете, пока еще не так жарко.
Маркиз оценил деликатность, с которой она ушла от ответа, и его глаза заблестели.
Он подумал, не бежал Ли Али, как он сам, от своих трудностей — а может быть, покинул родительский дом после ссоры.
В эту минуту маркиз чувствовал себя неопытным юнцом — настолько все, что он видел сейчас, отличалось от того, что он пережил прежде.
Он понимал, что Дли должен много знать об Аравии, но никак не ожидал, что его знания об античности, Европе и Древнем Египте будут столь же обширны.
Потом он с издевкой сказал себе, что, вероятно, юноша просто хочет пустить ему пыль в глаза и при ближайшем рассмотрении его знания окажутся весьма поверхностными.
В то же время маркиз был рад, что в этом путешествии его сопровождает образованный человек.
Али были известны такие вещи, о существовании которых простой араб, вероятно, даже не подозревал.
Устраиваясь на ложе, которое приготовил ему Hyp, маркиз сказал себе:
»Завтра я заставлю Али рассказать побольше о его жизни, о его родителях и о жене — конечно, если у него она есть».
Маркиз знал, что у арабов принято жениться рано и первую жену сыну выбирают родители.
Ему было известно, что мусульманину разрешено иметь четыре жены, но почему-то он был уверен, что Али не женат.
Потом маркиз подумал, что это не его дело. Для него главное — пробраться в Мекку и выйти оттуда.
После этого он вернется в Англию.
Подумав об этом, маркиз не мог не спросить себя — действительно ли ему этого хочется?
Через два месяца в Англии начнется охотничий сезон.
Будут балы, собрания, приемы, и принц Уэльский, несомненно, его пригласит. Будет много красивых женщин.
Маркиз от всей души надеялся, что ему удалось отделаться от Эстер.
В то же время таких, как она, в Англии много: красивых, обольстительных, соблазнительных дам — но стоит им добиться его благосклонности, как они тут же становятся хищницами, как все остальные.
Маркиз знал, как быстро гаснет его интерес и жаркий костер страсти превращается в горстку потухших угольков.
»Что такое со мной? — спрашивал он себя в отчаянии. — Почему мне хочется чего-то большего? Почему я не такой, как все?»
Он вспомнил, что Наполеон называл такое состояние «божественным недовольством».
У него было почти все; и тем не менее ему было этого недостаточно, а то, что он жаждал обрести, не только находилось за пределами его досягаемости, но он даже не мог словами определить, что это такое.
— Чего я хочу? Чего, черт возьми, я хочу? — снова и снова спрашивал себя маркиз, лежа в темноте.
Потом он встал, потому что палатка, казалось, душила его, завернулся в бурнус и вышел наружу.
Медина выбрала для лагеря место на склоне скалистого холма, который необъяснимым образом вырастал из мягких песков, простирающихся до самого горизонта.
Под ногами у маркиза плескалась непроглядная темень, а над головой ярко сияла звездами арка ночного неба.
Маркиз огляделся и внезапно увидел возле палатки Али одиноко сидящую фигуру.
Не сомневаясь, что это сам хозяин палатки, он пошел к нему не раздумывая, чувствуя настоятельную необходимость поговорить с кем-то в эту минуту.
К его удивлению, Али, заметив маркиза, вскочил на ноги и торопливо скрылся в палатке.
Маркизу показалось это довольно странным, но он все равно подошел к палатке в надежде, что Али все-таки выйдет.