Вокруг лежали цветы всевозможных оттенков. Очевидно, она продавала их, когда Роланд увидел ее и привел к себе в студию вместе со всем ее товаром.
   — Ты только взгляни, как камелии оттеняют цвет ее кожи! — восторженно восклицал он. — Это фантастически прекрасно, но Бог знает, смогу ли я передать все это на холсте.
   Восторг и волнение брата заставили Джорджа почувствовать себя так, словно это он сам пытался уловить эту красоту, такую яркую и самобытную, которая грозила исчезнуть, если он не поторопится.
   Это было чувство, которое Роланд всегда вызывал в нем, и оно сопровождало Джорджа все то время, что он провел в Риме.
   Уезжая домой, покидая Роланда и его жену с ребенком, он знал, что теряет нечто драгоценное и безгранично много значившее для него.
   У лорда Уимонда было достаточно здравого смысла, чтобы понять: семья Роланда-художника не сможет вписаться в ту жизнь, которую вели они с Люси.
   После той встречи он лишь изредка получал весточки от брата, да и то, как правило, писала его жена, Луиза. В письмах она благодарила за подарки к Рождеству или поздравления по случаю дня рождения ее мужа.
   Годы шли, и лорд Уимонд стал как будто забывать, как много для него значил Роланд.
   Но узнав о смерти брата, он испытал такое непередаваемое чувство потери, что на много недель погрузился в безысходную тоску.
   Его первым порывом при получении известия о смерти брата было ехать на похороны в Ниццу.
   Но Люси со своей феноменальной практичностью ядовито заметила, что к тому времени, как письмо, извещавшее о смерти Роланда, добралось до них, похороны уже состоялись. Все, что он мог бы сделать, это положить несколько цветков на могилу брата, и, конечно, это выглядело бы крайне нелепо.
   — Кроме того, — добавила она резонно, — с чего ты взял, будто его ребенок все еще там? Должен же существовать кто-нибудь, кто о ней заботится. Скорее всего ее уже куда-нибудь увезли из пустой виллы, Франция достаточно велика.
   Заметив, что ее доводы не слишком убедили лорда Уимонда, Люси с раздражением проговорила:
   — О, ради всех святых, Джордж! Ты же знаешь, каким непредсказуемым и непрактичным всегда был твой брат.
   Напиши своей племяннице, узнай, нуждается ли она в твоей поддержке. Но что за сумасбродная идея вот так срываться с места неизвестно чего ради! В этом нет никакого смысла.
   Она была так настойчива, что в конце концов лорд Уимонд сдался и написал Айне. Так он узнал, что ее приютила миссис Харвестер, и как и предупреждала Люси, ему не стоило предпринимать столь долгую поездку в Ниццу.
   Тем не менее он не мог избавиться от ощущения, что не сделал чего-то важного., .
   — Отчего умер твой отец? Ведь он же был такой молодой, — спросил лорд у Айны, — Мне кажется, он надорвал свое сердце, когда они с мамой поднимались в горы, в Турции. Я была еще слишком мала, и они оставляли меня с кем-то из своих друзей.
   — Но почему в Турции? — удивился лорд Уимонд.
   — Там, куда они поднимались, очень красиво, насколько я могу судить по папиным картинам. Очевидно, папа хотел сделать этюды на самой вершине горы. Их застигла буря, и им пришлось провести там всю ночь. С тех пор зимой у него обычно начинался тяжелый кашель, и он жаловался на боль в груди.
   Айна грустно развела руками.
   — Я не представляю, почему еще у него могло быть слабое сердце, но мы и не знали, насколько оно слабое, пока он… не умер.
   И снова по ее тону лорд Уимонд понял, как тяжело ей говорить об отце. Ему не хотелось растравлять ее горе, и он постарался перевести разговор:
   — Когда мы отправимся в Уимонд-парк, я покажу тебе те места, где мы с твоим отцом играли детьми: наш домик в ветвях дерева, лодку на озере и укромный уголок в одной из башен, куда никому, кроме нас двоих, входить не дозволялось.
   — Папа еще рассказывал мне о хижине в лесу, где вы как-то провели целую ночь во время снежной бури.
   — Конечно, я помню! Какой тогда был буран! Утром нас Пришлось откапывать.
   — Как же вам, должно быть, было хорошо вместе! — восторженно проговорила Айна. — Я всегда жалела, что у меня нет такого брата, как вы, дядя.
   — Тебе непременно надо познакомиться с Рупертом, — произнес лорд Уимонд, но сразу спохватился:
   — Конечно, он слишком молод для тебя.
   Джордж Уимонд в который раз подумал при этом, что Руперт, единственный ребенок, был лишен почти всех тех радостей, которые были в их с Роландом детстве, «Мне хотелось бы иметь несколько сыновей, — подумал он про себя, — и дочь, такую, как Айна».
   Карета ехала уже по Парк-Лейн, и Айна с интересом рассматривала парк и большие, внушительные здания.
   Лорд Уимонд хотел было назвать имена их знатных владельцев, но почему-то подумал, что в этом нет никакого смысла.
   Это дитя, которое не имело ни малейшего представления о лондонском высшем обществе, вряд ли заинтересовалось бы всеми этими маркизами и графами.
   Он только сказал:
   — Думаю, твоя тетя Люси окажется дома, когда мы приедем, но среда — ее приемный день.
   — Неужели у нее приемы каждую среду? — заинтересовалась Айна.
   — Большинство светских дам раз в неделю принимают у себя во время полуденного чая своих приятельниц, — пояснил лорд Уимонд. — Так уж вышло, что твоя тетя весьма известна в обществе, и к ней приходят с визитами почти каждый день. Но в среду гостей особенно много.
   При этом Джордж подумал, что по средам в их доме всегда толпится народ, а в другие дни недели являются бесчисленные ухажеры Люси, в надежде застать ее одну.
   Лорд Уимонд прекрасно знал, что во время чая мужьям полагалось играть в бридж в клубе со своими одногодками или развлекаться беседами и сплетнями.
   Появляться дома до тех пор, пока не наступит время переодеваться к обеду, им не следовало.
   Лорд Уимонд решил не смущать Айну необходимостью сразу же знакомиться со множеством чужих людей, и, когда карета уже приближалась к Уимонд-Хаусу, спросил племянницу:
   — Полагаю, ты хотела бы сначала пройти в отведенную тебе комнату и переодеться, прежде чем знакомиться со своей тетей?
   Айна как будто удивилась:
   — Да, конечно, дядя Джордж. Спасибо, что вы об этом подумали. Но мне все равно нужно дождаться приезда Ханны.
   — Давай, — предложил лорд Уимонд, — пойдем пока в мой кабинет. Посмотрим, нет ли там папок с эскизами твоего отца. По-моему, они стояли на книжных полках.
   — С большим удовольствием, дядя Джордж, — обрадовалась Айна. Он не мог ошибиться, девушка была совершенно искренна. — Я ведь тоже привезла вам в подарок две небольшие папины картины. Остальные я отдала на хранение вместе с мебелью, — Как любезно с твоей стороны; было вспомнить обо мне, Айна.
   В ответ девушка улыбнулась, и он почувствовал, как от этой улыбки потеплело у него на сердце.
   «Мне нравится эта девчушка, — решил он про себя. — Надеюсь, мы сумеем сделать ее счастливой».
   Но он отлично понимал, что встреча его племянницы с Люси может все осложнить.
 
   Когда ее гости, а их в этот день, по мнению Люси, было даже больше, чем обычно, наконец, откланялись, она впервые за все это время вспомнила о муже и забеспокоилась, куда мог подеваться Джордж со своей племянницей.
   Он отправился на вокзал приблизительно в половине четвертого. До отъезда, не останавливаясь, долго кружил по гостиной, пока Люси не прикрикнула на него:
   — Ради всего святого, Джордж, сядьте и прекратите метаться, как потревоженная наседка!
   «Ее муж промолчал, и немного погодя она опять обратилась к нему:
   — Из-за чего, собственно, вы так нервничаете? Из-за того, что какая-то восемнадцатилетняя девчонка будет у нас жить?
   Но, боже правый, если ее пребывание здесь создаст неудобства для меня, то каким образом это может хоть в малейшей степени затронуть вас?
   — Мы должны постараться принять дочь Роланда как можно лучше, — проговорил наконец лорд Уимонд.
   — Мы уже стараемся, — возмутилась Люси. — Но это мне, а не вам предстоит покупать ей платья, мне, а не вам придется учить ее правилам хорошего тона, я, а не вы должны ввести ее в тот мир, о котором ей, как это ни прискорбно, ничего не известно.
   С язвительным смешком она добавила:
   — Скорее всего она ест рыбу ножом и говорит с иностранным акцентом.
   Лорд Уимонд рассердился не на шутку.
   — Вам не пристало говорить подобные вещи, Люси, — резко произнес он. — Вы могли недолюбливать моего брата, но никто не посмеет утверждать, будто он не был джентльменом, а его жена, смею вас заверить, милейшая женщина, происходила из очень достойной семьи. Поэтому, какой бы ни оказалась моя племянница, она, безусловно, леди!
   — Я говорю не об ее происхождении, а об ее манерах! — возразила Люси. — Вы же прекрасно знаете, Джордж, что ее отец водил дружбу то с готтентотами, или как там называются эти племена в Африке, то с обитателями итальянских трущоб, которые он находил столь живописными.
   Лорд Уимонд с чувством неловкости припомнил людей, которых он видел на улицах вблизи дома Роланда в Риме.
   Но он вспомнил и очарование Луизы, и восхитительные блюда, которыми угощали его, когда он гостил у брата.
   Пусть они сильно отличались от привычной и любимой Люси английской пищи, но повар-итальянец, который одевался весьма экстравагантно и, на взгляд Джорджа, держался слишком уж фамильярно со своими хозяевами, был куда лучше тех, кого можно было нанять в Англии.
   — Если ваша племянница опозорится в Чейле, не вздумайте обвинять меня! — заявила Люси. — Я полагаю, было бы куда разумнее отправить ее к вашей кузине Дороти, которая будет этому только рада.
   — Дороти нет сейчас в Лондоне.
   Лорд Уимонд говорил подчеркнуто спокойно. Он уже раз десять отвергал подобные предложения супруги.
   — Но должен же найтись кто-нибудь в Лондоне или, на худой конец, в деревне, кто мог бы принять девочку. Ей-богу, всегда ведь появляется полно ваших Мондов, когда мы вовсе не желаем их видеть!
   Лорд Уимонд отошел к окну, — Я не стану ничего больше обсуждать, Люси, — твердо сказал он. — Мне это надоело. Айна будет жить у нас, что бы вы ни говорили. Я не собираюсь менять свое решение.
   С этими словами лорд Уимонд вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
   Люси вздрогнула и подумала про себя, что с ее стороны было глупо пытаться переубедить Джорджа.
   Когда ее супруг принимал решение, ничто не могло заставить его это решение изменить. А для Люси гораздо важнее было сейчас, чтобы он не заподозрил, что ее отношения с маркизом могут выйти за рамки.
   — Если я буду мила с девочкой, — рассуждала она, — Джордж будет так доволен, что забудет о своих подозрениях.
   Он не заметит, что Ирвин значит для меня больше, чем все другие поклонники.
   Подумав о маркизе, она буквально задохнулась от волнения. Она считала часы до того момента, когда снова увидит его.
   — Я буду мила и любезна с Джорджем и с его докучной племянницей, — решила она. — Я подыщу ей какой-нибудь наряд и попытаюсь притвориться, будто мне нравится таскать ее повсюду за собой, хотя, честно говоря, я придушила бы ее собственными руками, будь на то моя воля!
   Почти инстинктивно Люси перевела взгляд на свое отражение в зеркале над камином. Без всякого сомнения, она выглядела прекрасно. Ее новое шелковое платье цвета сапфира придавало ее коже ослепительную белизну, а глазам бездонную синеву.
   Ни у кого, ни у кого во всем Лондоне не было таких золотистых, словно пронизанных солнцем волос.
   Люси надеялась когда-нибудь услышать от маркиза, как он восхищается ее волосами.
   До сих пор он еще ни разу не сделал ей комплимента. Но ведь он поцеловал ее!
   Она почувствовала, как легкая дрожь пробежала по телу.
   Люси не сомневалась: в Чейле им непременно представится возможность остаться наедине, и тогда он поцелует ее снова.
   Ее глаза, отраженные в зеркале, засияли, а на губах заиграла улыбка.
   Но тут объявили о приходе первого гостя, и Люси закружилась в хлопотах хозяйки дома.
   Теперь было уже шесть, но ни Джордж, ни его племянница не появлялись.
   Может, поезд опоздал, а может, ей повезло, и девчонка упала в Ла-Манш и утонула. Но это было слишком хорошо, чтобы на это надеяться. Внезапно ей пришло в голову: вдруг (ну может же такое случиться) девчонка оказалась такой ужасающе неловкой и уродливой, что даже сам Джордж постыдился привести ее в гостиную, где жена принимала гостей?
   Люси поджала губы.
   Если это так, ничто не заставит ее взять Айну с собой в Чейл или сопровождать ее куда бы там ни было.
   Как может она, воплощение самой красоты, самая прекрасная женщина Англии, появляться в сопровождении какой-то придурковатой девчонки?
   Но тогда ведь ее не удастся сбыть с рук, выдав замуж, и пока Джордж будет проявлять эту нелепую привязанность к умершему брату, его племянница будет камнем висеть у них на шее, как?..
   Впрочем, Люси была слаба в литературе и подобрать подходящее сравнение ей оказалось не под силу.
   Два лакея вошли в гостиную, чтобы убрать чайные приборы.
   — Вернулся ли его светлость? — резко спросила Люси.
   — Да, миледи.
   — Где он?
   — В кабинете, миледи.
   — Один?
   — Нет, с ним молодая леди, ваша светлость.
   Люси узнала, что хотела и, бросив последний взгляд на свое отражение в зеркале, вышла из гостиной и направилась вниз, в холл.
   С портретов в золотых рамах за ней наблюдали предки Джорджа. Все они, по ее мнению, были не слишком привлекательной компанией.
   Надо сказать, что сам Джордж показался ей невероятно симпатичным молодым человеком, когда они с ним встретились впервые, да и его брат тоже. Но Роланд сразу же недвусмысленно дал ей понять, что он не разделяет всеобщего восхищения. Именно поэтому Люси и невзлюбила его. Джордж очень много рассказывал ей о своем брате, да и все говорили ей, что братья очень похожи. Естественно, Люси ожидала от Роланда такого же преклонения перед ее красотой, как и от его брата.
   Но Роланд всегда смотрел на нее критически, И она без слов, хотя это и казалось ей невероятным, поняла, что он не только не влюбился в нее, но даже не восхищался ею.
   Не в силах поверить в его полное равнодушие, Люси как-то предложила:
   — Не сомневаюсь, вы хотели бы нарисовать мой портрет в качестве свадебного подарка для Джорджа. Не правда ли, это доставило бы вам удовольствия?
   Она не сомневалась, что Роланд не только придет в восторг от ее предложения, но и будет бесконечно благодарен ей за согласие позировать.
   В конце концов, он был совершенно неизвестен как художник, а в семье к его увлечению живописью относились как к некоему не соответствующему их положению в обществе занятию. Джентльмену, бесспорно, не подобало заниматься подобным ремеслом.
   Однако, к удивлению Люси, Роланд ответил:
   — Нет, благодарю пас!
   — Что значит ваше» нет, благодарю вас «?
   — То, что у меня нет желания рисовать вас.
   Люси была настолько поражена, что не сдержалась и открыто спросила, почему.
   — Вы слишком обыкновенны, — ответил Роланд, — слишком предсказуемы и совсем не соответствуете моему представлению о красоте. Мне нравится изображать настоящую красоту.
   Его слова прозвучали для нее настолько оскорбительно, что она больше ничего не сказала, но никогда не простила ему их. Если честно, она и возненавидела Роланда с того самого момента.
   Когда Джордж возвратился из Рима, где побывал после смерти матери, он сказал:
   — Картины Роланда поражают меня! Они необычны и вряд ли понравятся тем, кто предпочитает академическую школу, но они по-настоящему хороши.
   — Откуда ты знаешь? — спросила Люси. — Ты же не можешь судить об искусстве, Джордж.
   — Готов с вами согласиться, — ответил он, — но я встречал немало людей в Риме, чье мнение уважаю, и их отзывы о картинах Роланда заставили меня испытать чувство гордости за него.
   — Полагаю, вы гордитесь и тем образом жизни, который он ведет! — раздраженно заметила Люси.
   Роланд не выставлял свои картины, не пытался продавать их, но его друзья за границей явно ценили его талант.
   — Если вас интересует мое мнение, — как-то раз, когда они с Джорджем говорили о Роланде, заявила Люси, — то, по-моему, ваш брат впустую растрачивает свою жизнь.
   — Не понимаю, почему вы так считаете, — удивился лорд Уимонд. — По крайней мере он что-то создает.
   Люси презрительно хмыкнула, и это окончательно возмутило ее мужа. Он с горечью добавил:
   — Роланд создал множество картин, а я — единственного сына. Так что, если сравнивать, преимущество явно на его стороне.
   Он вышел из комнаты прежде, чем Люси сумела возразить ему, и с тех пор она избегала разговоров с Джорджем об его брате.
   » Это послужит ему уроком, — злорадно думала она сейчас, подходя к кабинету мужа, — если дочь Роланда окажется уродиной!«
   Люси протянула руку, чтобы открыть дверь, и услышала голос Джорджа и чей-то смех.
   Смех был мелодичный, молодой и очень естественный.
   Люси открыла дверь.
   Джордж расположился в своем любимом кресле, а на полу перед ним сидела светловолосая девочка, с виду совсем ребенок, и переворачивала листы с эскизами.
   — Посмотрите, дядя Джордж! Так забавно!
   Она снова рассмеялась, но смех замер у нее на губах, когда она увидела Люси. Та остановилась в дверном проеме и рассматривала ее.
   На мгновение в комнате стало очень тихо, потом лорд Уимонд опомнился:
   — А, вот и вы, Люси! Это Айна! Мы рассматриваем эскизы, которые ее отец делал в юности.
   — Я ждала вас наверху, — машинально заметила Люси.
   Она закрыла дверь и вошла в комнату. Айна встала ей навстречу.
   » Неужели это она, такая маленькая и такая юная, о, да такая юная «, — удивилась про себя Люси.
   Эта мысль, казалось, пронзила ее, подобно кинжалу. Такое детское лицо, светло-голубые глаза и волосы легкие и шелковистые!
   — Это и есть Айна? — переспросила Люси, надеясь, что произошла какая-то ошибка. Айна присела в реверансе.
   — Здравствуйте, тетя Люси! Я Айна. Боюсь, я действительно слишком мала ростом.
   — И в самом деле, — заметила Люси. — Пожалуй, даже туфли на каблуках не помогут.
   При этом она подумала, что ее наряды не годятся племяннице Джорджа. Правда, платье, которое было на Айне, показалось Люси на удивление хорошо сшитым и вполне сносным.
   — Мы не стали подниматься наверх. — Джордж чувствовал себя несколько неловко. — Я подумал, вы предпочтете познакомиться с Айной, когда проводите своих гостей. Да и она чувствовала бы себя стесненно, если бы ей пришлось встретиться с вами, когда вас окружало множество незнакомых людей.
   — Вполне разумно, — заметила Люси, но таким тоном, что ее муж понял: она вовсе так не считает. — А теперь, — продолжала она, — у нас не так много времени, ведь вы, несомненно, уже рассказали Айне, где нас ждут через два дня. Думаю, нам надо подняться в ее комнату и посмотреть, какие платья она привезла с собой. Как бы не пришлось потом в спешке подыскивать ей подходящий наряд.
   — Да, да, конечно, моя дорогая, — согласился Джордж. — Но как-то так получилось… Понимаете, я забыл сказать Айне о визите в Чейл. Расскажите ей, пожалуйста, сами.
   Он замолчал, словно внезапно вспомнил, что предстоящий визит не сулил ему особого удовольствия, и добавил:
   — Тем более, уверен, у вас это получится лучше.
   Супруги обменялись недовольными взглядами, но Айна в этот момент складывала эскизы отца в кожаную папку, стоя на полу на коленях, и не видела этого.
   — Пойдем, Айна, — сказала Люси. — Нам с тобой еще многое предстоит сделать, а времени осталось совсем мало.
   Айна положила папку на стол.
   — Большое спасибо, дядя Джордж. Мне было так приятно смотреть эти эскизы. Может быть, мы когда-нибудь посмотрим остальные?
   — Обязательно, — заверил лорд Уимонд, с улыбкой глядя на племянницу. Айна улыбнулась ему в ответ, потом, заметив, что Люси уже вышла, поспешила за ней.
   Когда они поднимались по лестнице, Люси сказала:
   — Твой дядя не соизволил сообщить, как тебе повезло.
   Нас пригласили погостить в один из самых знаменитых и красивых домов в Англии. В пятницу мы отправляемся туда.
   — Я надеялась, мы поедем в Уимонд-парк, — не подумав призналась Айна.
   — Мы пробудем в Лондоне еще два месяца, — раздраженно перебила ее Люси, — и не вздумай уговаривать дядю ехать в деревню, пока не кончится сезон!
   Глаза девушки расширились от удивления, но у нее хватило сообразительности догадаться, насколько жена дяди не Любит Уимонд-парк; она поняла теперь, почему в голосе дяди Джорджа звучали тоскливые нотки, когда он говорил о поездке в имение.
   Она не раз слышала от отца, с каким неудовольствием его брат каждый раз оставлял поместье, перебираясь в Лондон.
   По его рассказам, братья всегда предпочитали плавать в озере, кататься верхом, охотиться в лесах, окружавших имение.
   — Мы отправляемся в Чейл, — сказала Люси. — Его хозяин, маркиз Чейл, любезно пригласил нас погостить.
   Но, испугавшись, что выдала себя, торопливо пояснила:
   — Его мать, вдовствующая маркиза, — хозяйка дома, поскольку сам маркиз еще не женат. Кроме нас с твоим дядей, а теперь еще и тебя, приглашено много интереснейших людей, знатных и знаменитых!
   По тону, каким все это было сказано, Айна легко догадалась о том, как некстати оказалось появление племянницы мужа для ее тетки.
   — Может, — нерешительно заговорила девушка, — вы… предпочли бы… может, мне не стоит… ехать туда с вами?
   — Твой дядя настаивает, чтобы ты ехала. Надеюсь, ты сможешь оценить это, и будешь благодарна за то, что тебе предоставили такую возможность. Не каждой барышне твоего возраста выпадает честь получить приглашение в Чейл, ручаюсь тебе, подобные приглашения — редкая удача, о которой многие могут только мечтать.
   — Я… я очень польщена, — произнесла Айна.
   — Еще бы! Надеюсь, ты понимаешь, как важно для тебя произвести там хорошее впечатление и, главное, не опозорить нас и не поставить в неловкое положение.
   Люси говорила, не выбирая слова и не особо задумываясь. Но, заметив выражение лица Айны, почувствовала себя немного неловко.
   — Отчего вы думаете, будто от меня можно ожидать этого? — спросила Айна.
   Люси поняла, что ей необходимо как-то загладить впечатление от своих слов, иначе обиженная девочка пожалуется на нее Джорджу.
   — Это было бы вполне объяснимо. Ты столько лет провела за границей, — несколько другим тоном заговорила Люси, — что, возможно, условности и манеры, принятые в лучшем английском обществе, тебе покажется трудно усвоить, даже если ты и знала о них.
   И она добавила еще более покровительственно:
   — Тебе следует спрашивать меня обо всем, что ты не поймешь и, конечно, когда ты не будешь знать, как поступить. Но сначала посмотрим твои наряды.
   Они как раз подошли к комнате Айны. Как только появилась Ханна с вещами, девушка умылась и переоделась в платье, которое горничная первым достала из дорожного сундука.
   Теперь Ханна с помощью другой горничной уже развесила в шкафу все платья Айны, которые по настоянию миссис Харвестер заказывались у лучших дамских портных Ниццы.
   — Нельзя носить черное в этом климате, — сказала пожилая леди Айне, вскоре после того, как та перебралась в ее дом. — Я не выношу, когда молоденькие девушки ходят в черном, это цвет для старух вроде меня.
   — Папа всегда считал траур варварским обычаем, — призналась Айна.
   — Я совершенно согласна с твоим отцом и хочу, чтобы ты носила одежду тех цветов, которые тебе идут. Люблю, когда меня окружают красивые вещи.
   — О, это правда! — восторженно отозвалась Айна. — Никогда раньше я не видела такой изящной обстановки! А какие у вас великолепные картины!
   Тут Айна запнулась, словно почувствовав, что совершает предательство, и поправилась:
   — Я люблю папины картины. Они такие живые и яркие.
   У вас картины совсем другие, но мне они нравятся ничуть не меньше.
   При этом она не могла оторвать глаз от изысканных полотен Гварди. Никто не сумел бы более совершенно изобразить Венецию, которая так очаровала ее, когда два года назад они недолго жили там.
   Госпожа Харвестер очень критически относилась к тому, что следовало, а что не следовало носить Айне.
   — Поскольку ты такая маленькая, — говорила она девушке, — ты должна выбирать наряды, которые не только подчеркивают твою индивидуальность, но и соответствуют твоему росту. Никогда слепо не следуй моде, Айна. Это легкая дорожка для ленивых или для тех, кто совершенно лишен вкуса.
   Айна смеялась, слушая рассуждения миссис Харвестер, но знала, что та говорит серьезно.
   Портнихи приносили ткани и образцы своих изделий для примерки, и Айна часами простаивала перед ними, словно те модели, которые позировали ее отцу, пока наконец миссис Харвестер не удовлетворялась результатом.
   Но порой, к ужасу Айны, когда платье уже бывало почти закончено, миссис Харвестер не позволяла своей подопечной надевать его.
   — Но почему? — недоумевала Айна.
   — Оно тебя старит. Выброси его или отдай бедным.
   А иногда старая дама приходила в восторг, если ей казалось, что выглядит Айна точно так, как было задумано. Айна как-то сказала Ханне:
   — Миссис Харвестер по-своему художник, как и папа.
   Видя, что Ханна не поняла ее, девушка пояснила:
   — Она хочет передать свое понимание красоты с моей помощью, как папа пытался бы передать его на холсте. Жаль, что они так и не познакомились ближе.
   — Ваш отец предпочитал общество тех, кто помоложе, — проговорила Ханна, словно сама себе.