Картленд Барбара. Ложь во спасение любви

   Однако она прекрасно знала, что любой опекун обладал неограниченной властью над молоденькой девушкой, пока той не исполнится двадцать один год. Власть эта ничем не отличалась от дарованной богом родительской.
   И если граф действительно задумал выдать свою подопечную замуж, Фелисити никак не сможет помешать его планам, и ей придется предстать перед алтарем и поклясться в верности нелюбимому человеку.
   Родители Кармелы были для дочери образцом, счастья и любви. Ей всегда представлялось, как и они с Фелисити однажды найдут свое счастье. Теперь она надеялась, что Джимми окажется для ее подруги тем единственным любимым, о котором она грезила.
   — Но мне по-прежнему кажется… тебе не следует так поступать… Это не правильно.
   Фелисити даже не слушала ее, отбрасывая крышку дорожного сундука, с которого сняли перевязь, и открывая следующие замки.
   — Мне кажется, я заметила в Лондоне, как горничные, укладывая сундук, положили тот наряд на самый верх, — бормотала она, — я еще тогда подумала, что он отлично подойдет тебе для путешествия.
   — Вижу, тебе и в голову не приходило, будто я могу отказаться, — заметила Кармела.
   — Неужели ты смогла бы отказать мне, когда это так много для меня значит? — удивилась Фелисити. — Ты ведь знаешь, если бы существовало другое решение проблемы, я бы избавила тебя от всего этого.
   — Ты принесла мне избавление от этих ужасных детей, — улыбнулась Кармела.
   — И каким бы свирепым ни оказался кузен Селвин, он не может быть хуже Тимоти Купера! — проговорила она уже со смехом, но тут же серьезно сказала:
   — Мне становится страшно при одной мысли о… поездке в Гэйлстон…
   Я каждую минуту буду с ужасом ожидать разоблачения и позора…
   — Это не должно продлиться слишком долго, — успокаивающе заверила Фелисити. — Как только я выйду замуж за Джимми, ты уедешь оттуда.
   — А как мне поступить потом?
   — Отправишься сюда и в доме Джимми будешь ждать, пока мы не вернемся из-за границы. Тогда мы обсудим твое будущее, и я обещаю, дорогая моя подруга, мы все устроим.
   Так, чтобы тебе жилось спокойно и счастливо.
   — Ты же знаешь, я не смогу принять денег… — неловко запротестовала Кармела.
   — Если ты начнешь подобные разговоры, я тебя побью! — заявила Фелисити. — Ты думаешь, будто я собираюсь выслушивать все эти недовольства по поводу моего капитала от тебя или от Джимми, словно это какие-то грязные деньги?
   Вы дождетесь, что все, чем я обладаю, я засуну в мешок и выброшу в море!
   Ее яростный выпад заставил Кармелу засмеяться, тем не менее, она настаивала:
   — Я обязательно найду, чем заниматься, и стану сама зарабатывать себе на жизнь.
   — Тебе просто придется выйти замуж, — возразила Фелисити. — Мы отыщем тебе очаровательного мужа, почти такого же хорошего, как Джимми, и вы счастливо проживете всю оставшуюся жизнь вместе.
   — Вряд ли… — начала было Кармела, но Фелисити уже вытаскивала платья из дорожного сундука, и слова замерли на губах девушки.
   Она и представить себе не могла, насколько прекрасны эти наряды, сшитые по случаю траура из разных тканей лилового, фиолетового и сиреневого оттенков.
   В сундуке лежало и белое платье, расшитое фиалками, с лиловыми лентами в цвет вышивки, а также вечернее платье, все сверкавшее стразами, напоминавшими блеск аметистов и бриллиантов.
   — Ты и правда… собиралась надевать все эти наряды?.. — спросила Кармела.
   — Конечно! — ответила Фелисити. — Но, по правде сказать, дорогая, мне они смертельно надоели! Я тоскую без бабушки, тоскую без нее безмерно. Но ты же знаешь, она всегда говорила, люди, слишком долго оплакивающие умершего, невыносимы. Христиане должны верить в вечную жизнь своих близких там, на небесах.
   — И моя мама тоже так считала, — согласилась Кармела, — хотя, что говорить, я никак не могла себе позволить приобрести специальное платье в знак траура по отцу.
   — Ну, значит, ты сможешь надевать эти еще месяца два, и если жена Джимми не умрет к тому времени, я пришлю тебе что-нибудь более яркое из Парижа.
   — Не покажется ли это странным окружающим? — спросила Кармела.
   — С деньгами, которыми, как предполагается, владеешь ты, можно с головы до ног облачаться в золото и бриллианты!
   — Я и в этих нарядах буду ощущать себя так, словно на мне надеты все сокровища мира, — заметила Кармела.
   — Тогда давай скорее примерь что-нибудь, — заторопила ее Фелисити. — И нам следует как-нибудь уложить твои волосы.
   Спустя час Кармела смущенно разглядывала себя в зеркале.
   На ней было платье цвета пармских фиалок с большим букетом этих фиалок на талии.
   Марта, горничная Фелисити, слегка припудрила небольшой прямой нос девушки, чуть тронула бальзамом ее губы, и подруги стали похожи так, что вполне могли сойти за сестер-двойняшек.
   Марта, многие годы служившая Фелисити и хорошо знавшая с детства Кармелу, была единственным человеком, посвященным в, тайный план девушек.
   — Я не одобряю ее милость, — призналась Марта Кармеле, — но бесполезно спорить с барышней, раз она так задумала.
   — Это правда, — согласилась Кармела, — но неужели и ты, Марта, думаешь, будто кто-нибудь, хоть на секунду, сможет принять меня за Фелисити?
   — Подождите-ка, мисс, пока я закончу с волосами, — ответила Марта.
   С новой прической Кармела вынуждена была признать, что совсем не похожа на себя.
   — Будь очень осторожна, Марта, и не проговорись никому внизу, — предупредила горничную Фелисити, — говори только о нашем завтрашнем отъезде.
   — Они уже знают о вашем отъезде, — сказала Марта, — но меня ни о чем не расспрашивали.
   — Слава богу!
   Марта вышла из комнаты, и Кармела обратилась к подруге с вопросом:
   — Почему ты во всем так уверена? Ведь Джимми еще не согласился на твой план?
   — Он согласится, — уверила подругу Фелисити, — и он скоро должен приехать.
   — Ты хотела бы остаться с ним наедине? — спросила Кармела.
   — Да, непременно. Я покажу ему письмо кузена Селвина. И я знаю, когда он прочтет письмо, он согласится на мой план.
   Кармела минуту колебалась, потом все же решила высказаться:
   — Не думаешь ли ты, дорогая Фелисити, что честнее было бы сказать ему всю правду? Когда после вашего бракосочетания, он все же узнает о том, что ты скрыла от него свое богатство, разве он не разгневается и не перестанет доверять тебе в будущем?
   Глядя на плотно сжатые губы своей подруги, Кармела поняла, что та не раз уже думала и теперь твердо знала ответ.
   — Мне придется рискнуть, — призналась она, — но я не могу избавиться от чувства, что, когда мы с Джимми поженимся и сможем наконец быть вместе, все остальное не будет иметь уже никакого значения для нас обоих.
   Позже, размышляя над этими словами, Кармела поверила Фелисити, достаточно было взглянуть на лорда Солвика, когда он смотрел на Фелисити. Без сомнения, он сильно любил ее, любил всем сердцем. Для него идеальное счастье было связано только с этой девушкой, которой предстояло когда-нибудь стать его женой.
   Джимми Солвик прибыл как раз перед ланчем, и Фелисити не успела сообщить ему о случившемся. Ей пришлось дождаться, пока они не закончат небольшой, но восхитительный ланч, приготовленный поваром, служившим старой графине на протяжении десяти лет.
   Солвик, вероятно, мечтал увидеть Фелисити, и теперь он не мог отвести от нее глаз. Влюбленные старались спокойно рассказывать о днях, проведенных в разлуке, но порой в разговоре возникали паузы. Прерываясь на полуслове, они лишь молча обожающе взирали друг на друга.
   Когда Кармела перед ланчем спустилась вниз в гостиную, лорд Солвик сначала даже не узнал ее.
   Потом он воскликнул:
   — Как вы изменились, Кармела! Я было думал, что вы одна из знатных приятельниц Фелисити, приехавших с ней из Лондона.
   — Нет, это всего лишь я, — рассмеялась Кармела, — но яркие перья даже курицу могут превратить в павлина!
   — О, вы и одеты иначе, — растерянно произнес лорд Солвик, — и волосы уложены как-то совсем по-другому.
   — Совсем как у меня, — заметила Фелисити. — Дорогой, я обо всем расскажу тебе после ланча.
   Стоило только Фелисити заговорить с Джимми, он тут же забыл обо всем на свете, его внимание переключилось на возлюбленную, заполнившую своим присутствием для него весь мир вокруг. Как только они закончили трапезу, Кармела поспешила подняться наверх.
   — Я пошлю за тобой, когда смогу убедить Джимми последовать моему плану, — предупредила подругу Фелисити перед приездом лорда Солвика.
   — Будь осторожна и не запутайся в собственной лжи!
   — Конечно, я постараюсь, — согласилась девушка.
   Когда Кармела оказалась одна в спальне Фелисити, ее одолели тяжелые мысли. Глядя на сундук, в котором помещалось столько нарядов, сколько она не успела бы сносить за всю свою жизнь, она не могла отделаться от гнетущих сомнений: правильно ли они поступают, или их план — полнейшее безумие.
   Она повторяла, что главное сейчас — помочь Фелисити, которую очень любит. Ей не следует думать о себе.
   Но вот так вдруг отправиться в незнакомый дом. И жить там среди чужих людей! Особенно таких, как Гэйлы, одно упоминание о которых внушало ей ужас. Это было сродни возвращению в дом пастора, где снова предстояло бы столкнуться с неугомонными чадами.
   — Я должна набраться смелости и почувствовать вкус к приключениям, — внушала себе Кармела.
   Но она, однако, не ощущала ни особой храбрости, ни тяги к необычайным поворотам судьбы. Ее охватило лишь непреодолимое чувство беспомощности, совсем как тогда, после смерти отца.
   А если она подведет Фелисити? Предположим, сразу же по ее приезде кто-то из родственников, о существовании которого Фелисити и не вспоминала, объявит ее самозванкой?
   Множество опасностей подстерегало Кармелу, ведь, прожив тихо и неприметно все эти годы, она вряд ли сумеет изображать из себя светскую даму, привыкшую к званым вечерам, торжественным обедам, балам и приемам, много путешествовавшую за границей.
   — Возможно, Гэйлы и не знают об этом, — успокаивала себя Кармела, но, как известно, в мире всегда находятся любопытные глаза и язвительные язычки!
   Всегда найдутся «доброжелатели», только и ожидающие возможности посудачить о старой графине, так решительно порвавшей со своим семейством и самостоятельно, без их помощи воспитывавшей свою красавицу-внучку.
   Окончательно раздосадованная и обеспокоенная, Кармела направилась к окну. Случайно, мельком она увидела себя в высоком зеркале.
   Мгновение девушка едва могла поверить, что перед ней собственное отражение. Потом признала, что какие бы внутренние опасения ни мучили ее, внешне она и впрямь соответствовала той, которую ей предстояло сыграть.
   Она не была бы обычной девушкой, если бы не пришла в восторг от своего наряда. Никогда раньше ей не доводилось носить столь прекрасных платьев.
   — Папе захотелось бы нарисовать мой портрет, если бы он увидел меня такой, — подумала Кармела, но решила, что отец наверняка предпочел бы писать ее в образе нимфы, в прозрачном одеянии, словно укутанную туманом над водой.
   А если бы он рисовал ее ночью, наряд сливался бы на картине с небесным сводом, усыпанным звездами.
   — Сейчас я, по крайней мере, довольна, — улыбнулась «
   Кармела. Она посмотрела на те платья, которые Фелисити набросала на кровать. Ей никогда и не мечталось, что она сможет надеть нечто подобное.
   В дверь спальни неожиданно постучали, и этот стук вернул девушку к действительности. Кто-то из слуг попросил ее спуститься вниз.
   Входя в гостиную, где ждали лорд Солвик и Фелисити, она глубоко вздохнула.
   Влюбленные казались счастливыми. Фелисити держала руку лорда Солвика и не выпустила даже тогда, когда он встал при появлении Кармелы.
   — Присоединяйся к нам, дорогая Кармела. Я рассказала Джимми про твою доброту, про то, как ты собираешься нам помочь, и он очень благодарен тебе.
   — Я и правда переполнен благодарностью, Кармела! — воскликнул лорд Солвик. — Но, похоже, мы слишком обременим вас своей просьбой.
   — Я… мне хотелось бы помочь вам… — нерешительно произнесла девушка.
   — И ты сумеешь помочь нам, одним только своим пребыванием в Гэйлстоне до тех пор, пока мы не поженимся, — сказала Фелисити.
   — Мне остается надеяться… я надеюсь достойно сыграть свою роль.
   — Теперь я вижу, насколько вы с Фелисити похожи, — признался лорд Солвик, — но…
   Он прервал себя на полуслове, словно понял, что все сказанное им может прозвучать невежливо, и Кармела закончила предложение.
   — ..Но Фелисити — намного, намного прекраснее, чем я смогу казаться при всем моем старании.
   — Да, именно так я и подумал, — улыбнулся лорд Солвик, — надеюсь, никто здесь не сомневается в моей пристрастности.
   — А я надеюсь, ты всегда будешь такого же мнения, — заметила Фелисити. — В противном случае, я предупреждаю вас, Джимми, я буду очень, очень ревнива!
   — Но ты и наполовину сильнее не можешь ревновать меня, чем я ревную тебя, — сказал он. — Если ты только взглянешь на другого мужчину, я убью его!
   Фелисити восхищенно рассмеялась и прижалась щекой к руке Джимми.
   — Мы обязательно будем счастливы, — сказала она, — и в нашей жизни не будет места никому другому.
   — В этом, моя любимая, ты можешь быть уверена, — убедительно произнес лорд Солвик. — Жаль только, все не так просто и мы не можем пожениться прямо сейчас.
   — Должно быть, нам все же не долго придется ждать, — С надеждой в голосе произнесла Фелисити, — я не смогу потерять тебя.
   — Этого никогда не случится, — заверил Джимми, — и хотя я прекрасно понимаю, что мне не следовало бы так поступать, я все же не могу позволить тебе подчиниться кузену. Мне очень не хочется впоследствии узнать о твоем замужестве с человеком, которого он сам выбрал.
   — Не сомневаюсь, именно это он и замышляет, — подхватила Фелисити. — А иначе зачем бы ему пришло в голову посылать за мной так внезапно, когда раньше он и строчки мне не писал?
   — Согласен, во всей этой истории слишком многое непонятно, — признался лорд Солвик. — Мы поступим именно так, как ты того желаешь. Мне необходимо лишь съездить домой и отдать все распоряжения относительно поместья и лошадей, о которых тоже следует позаботиться во время моего отсутствия.
   — О да, поезжай обязательно! И не забудь, мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из твоих людей сопровождал Кармелу в Лондон.
   Кармела удивленно посмотрела на Фелисити, и та пояснила:
   — Опрометчиво отправлять с тобой старину Гиббонса.
   Вдруг он проговорится Гэйлстонам. Ну а если и не проговорится, то обязательно забудет называть тебя» ваша милость «.
   — Ты права, — согласилась Кармела, — но…
   — Я все продумала, — прервала ее Фелисити. — У Джимми есть новый кучер, он никогда раньше тебя не видел. Джимми прикажет ему приехать сюда и отвезти молодую госпожу (он решит, будто меня) в Лондон в карете моей бабушки, в той, с гербами на дверях.
   — А когда я доберусь до дома Гэйлстонов в… Лондоне? — едва слышно прошептала Кармела.
   — Кузен Селвин договорился о ночевке, а утром следующего дня его лошади доставят тебя в Гэйлстон. Он обо всем заранее позаботился, явно не ожидая от меня никакого сопротивления.
   — Возможно, он всего лишь очень вежлив и старается позаботиться о тебе как опекун, — рассудительно произнес лорд Солвик.
   — Да, когда дело касается его собственной выгоды! — рассердилась Фелисити. — Не забывай, дорогой, он ни строчки не написал мне после смерти бабушки.
   — Согласен, с его стороны это непростительно.
   — Теперь меня мучит только один вопрос, — продолжила Фелисити, — кого из этих транжир Гэйлов, промотавших свое состояние, он пророчит мне в мужья.
   Кармела бросила на подругу предостерегающий взгляд, опасаясь, как бы лорд Солвик не заподозрил, насколько богата теперь Фелисити.
   Но тут вспомнила, что даже без этого, неожиданно свалившегося на нее наследства, бабушка оставила бы кое-какие средства своей любимице, не говоря уже о перешедшем к ней праве владения замком и близлежащими землями.
   Как будто прочитав мысли Кармелы, Фелисити поспешила добавить:
   — В замке пока все останется как есть до тех пор, пока все не уладится и Джимми не решит, какие вещи нам следует перевезти в его дом.
   — Но в таком случае, мне лучше вернуться… сюда сразу же… после получения известия… о вашем бракосочетании? — нерешительно предложила Кармела.
   Фелисити покачала головой.
   — Возможно, тебе придется спасаться бегством, и если кузен Селвин попытается преследовать тебя или пожелает как-нибудь с тобой рассчитаться, лучше отправляться туда, где он не будет искать.
   — О… да. Конечно, — задумчиво проговорила Кармела, — но надеюсь, он все же не станет… сильно гневаться… когда узнает, как его… обманули.
   Фелисити пожала плечами.
   — Ну а если и так, какое это имеет значение? К тому времени я уже выйду замуж, и мы позаботимся о тебе, правда, Джимми, любимый?
   — Конечно, — согласился лорд Солвик. — Мы позаботимся, и вам больше не придется возвращаться в пасторский дом, или искать себе другое место. О да, простите меня, я не высказал своих соболезнований, я не знал о смерти вашего отца, пока сегодня Фелисити не сказала мне об этом.
   Кармела почувствовала, как слезы подступили к глазам, и не смогла говорить от волнения. Фелисити обняла подругу.
   — Ну, ну, успокойся, родная. Отныне ты не одинока в этом мире. Ты с нами! Мы любим тебя, и тебе никогда больше не придется страдать от людей, подобных Куперам.
   — Им казалось, они проявили доброту, взяв меня в воспитательницы их детей, — заметила Кармела, пытаясь не расплакаться.
   — Люди, у которых растет такое маленькое чудовище, как Тимоти, не в состоянии проявлять доброту, — отпарировала Фелисити.
   Действительно, слово» доброта» не могло относиться к семейке Куперов. Кармела хмыкнула.
   — Жаль, но мне и правда пора уходить, — вздохнул лорд Солвик. — Я пришлю карету к девяти часам. Успеете ли вы собраться?
   — Несомненно! У меня будет очень мало вещей, ведь я собираюсь полностью обновить свой гардероб во Франции, чтобы ты не разочаровался в моей красоте, — ответила Фелисити.
   — Как ты можешь сомневаться в своей красоте?! Для меня ты всегда и во всем прекрасна.
   — Никто ничего не знает, кроме Кармелы и Марты, — продолжила Фелисити. — Слугам я скажу, будто возвращаюсь в Лондон.
   — Ты там переночуешь? — поинтересовалась Кармела, которой самой предстояло провести ночь в Лондоне.
   — Да, но не в доме бабушки, чтобы никто не узнал об этом. Я остановлюсь в гостинице под вымышленным именем, и только достигнув Франции, мы с Джимми станем называть себя лордом и леди Солвик.
   — Ты непременно будешь леди Солвик, непременно, — проникновенным голосом обещал Джимми.
   — Это мое самое заветное желание — отныне и навсегда, — заключила Фелисити. Влюбленные посмотрели друг на друга и снова забыли о Кармеле.
   Понимая, что им хотелось бы попрощаться, она выскользнула из комнаты и оставила их наедине.
   В тот вечер Фелисити прямо светилась от счастья. Ведь все, казалось, шло как по маслу, и она сумела добиться своего.
   Девушки весело смеялись, вспоминая забавные случаи из детства. Только перед сном Фелисити вдруг серьезно произнесла:
   — Я очень, очень благодарна тебе, родная! Я не могу жить без Джимми, мой план — единственно возможное средство не потерять его.
   — Надеюсь, этого никогда не случится.
   — Я дам тебе немного денег, — продолжала Фелисити. — Представляю, как унизительно было для тебя жить в пасторском доме, не имея никаких средств.
   Они прошли в ее спальню, и она достала запечатанный пакет из ящика туалетного столика:
   — Здесь 100 фунтов в банкнотах и в золотых монетах.
   — 100 фунтов? — воскликнула Кармела. — Но зачем мне столько!
   — Тебе непременно нужно иметь при себе деньги, — настаивала Фелисити. — Вот также чек еще на 100 фунтов, который ты сможешь обналичить в любое время в банке Коутс.
   — Но это так много, — возражала Кармела.
   — Не забывай, ты ведь очень богата, если не миллионерша, — напоминала ей Фелисити. — Твои чаевые должны свидетельствовать о твоей щедрости, да и вообще могут понадобиться деньги, вдруг придется, например, поспешно скрываться, когда наступит время. Тебе, скорее всего, предстоит возвращаться в почтовом дилижансе. Так или иначе, это будет катастрофой, если не хватит денег на дорогу. Я должна точно знать, что этого не случится.
   — Ты… так добра… ко мне.
   — Вовсе нет! Это ты добра ко мне, — ответила Фелисити. — Но когда все кончится, я всеми силами постараюсь обеспечить твое будущее и дать столько денег, чтобы ты никогда больше ни в чем не нуждалась, и тебе не пришлось, ни голодать, ни стеснять себя в чем-либо.
   Кармела уже приготовила отговорки, что ее гордость не позволит ей ничего взять у подруги. Но тут обе девушки вспомнили старую присказку графини о гордости и милосердии и одновременно расхохотались.
   — Не смей ничего говорить! — предупредила Фелисити. — С этой минуты я за тебя отвечаю, а поскольку, скорее всего, я выйду замуж первой, я обязана буду вывести тебя в общество и помочь найти судьбу.
   И они снова расхохотались над абсурдностью этой ситуации. Но, оставшись одна, Кармела не могла не согласиться, что подруга права.
   Рядом с Фелисити, обладавшей большим житейским умом и много больше знакомой с жизнью, Кармела чувствовала себя школьницей, вступающей в мир, о котором она ничего не знала.
   Однако жажда приключений все-таки охватила ее. Кармеле безумно захотелось наконец начать яркую жизнь.
   — Бог не оставит меня, — подумала девушка, укладываясь спать.
   Она не сомневалась, что и отец с матерью не бросят ее на произвол судьбы и будут хранить и защищать ее, какие бы последствия ни повлек за собой обман, на который она решилась, дабы помочь Фелисити, — Как бы ни сложилось, — пообещала сама себе девушка, — я постараюсь ни о чем не пожалеть…
 
   Граф Гэйл сидел в библиотеке большого дома в Гэйлстон Парке и рассматривал разложенный перед ним план поместья.
   — Поскольку последний раз я бывал здесь маленьким мальчиком, — обратился он к управляющему, стоящему подле него, — вам придется напомнить мне названия некоторых лесных угодий и фермерских хозяйств. Кроме того, я непременно хотел бы знать все о нынешних арендаторах.
   — Полагаю, ваша светлость найдет ответы на все интересующие его вопросы в составленной мною памятке, которую я представил вашей светлости, когда вы приехали.
   — Я ознакомился с ней, — заметил граф, — но она не показалась мне исчерпывающей, и я бы хотел получить от вас более подробную информацию.
   Он почувствовал, что управляющий занервничал. Видимо, его подозрения оказались ненапрасными. Управляющий явно был не просто не осведомлен и ленив, но и, вероятно, нечист на руку.
   Прибыв в Гэйлстон, граф старался ко всему относиться непредвзято, понимая, насколько ошибочным было бы с его стороны менять что-либо коренным образом слишком поспешно.
   Ведь он, еще будучи офицером, обычно напутствовал нового младшего, поступающего в полк: «Вам следует сначала пообтереться».
   Даже в самых своих сокровенных желаниях нынешний граф никогда не надеялся унаследовать ни титул, ни какое бы то ни было имение.
   Его отец был младшим сыном в семье, и он всегда знал, что по английским законам все состояние доставалось по старшинству, поэтому младшим братьям, не говоря уже о племянниках, не стоило ни на что надеяться.
   Он предпочел посвятить себя армейской службе и предполагал оставаться в своем полку до самой отставки.
   Поскольку Селвин Гэйл оказался хорошим военным, то рос по службе благодаря только своим качествам, вовсе не думая и не имея возможности оплачивать очередное повышение звонкой монетой. Он дослужился уже до звания полковника, когда:, словно гром среди ясного неба, пришло известие о внезапной кончине его дяди. Так, неожиданно для себя, полковник Гэйл превратился в седьмого графа Гэйлстона.
   Без сомнения он знал, что прямой наследник дяди, его кузен, погиб накануне своего совершеннолетия. Но дядя был еще сравнительно молод, да и вдовел уже не раз. Поэтому, если Селвин Гэйл бы и задумался бы обо всем этом, наверняка пришел бы к выводу, что шестой граф женится и родит другого сына.
   Подобная мысль однажды мельком пришла ему на ум, но он тут же забыл о ней, погрузившись, как водится, в свою службу и не думая о чем бы то ни было еще.
   Поступив в полк, он несколько лет провел в Индии, затем вместе с сэром Артуром Уэллсли, участвовал в кампаниях против Наполеона в Португалии и Испании, и наконец во Франции, где в сражении при Ватерлоо было нанесено окончательное поражение французскому императору.
   Потом Селвин Гэйл служил в оккупационных частях, лишь спустя несколько месяцев после получения титула весьма неохотно распрощался с армией и начал новую жизнь, которая сильно отличалась от его прежней.
   Он был потрясен необъятностью своих владений и властью, полученной вместе с титулом, а также безусловной значимостью своей персоны, которую ощутил, как только вступил в права наследования.
   Его поразили размеры полученного богатства. Недостаток денежных средств всегда являлся основным препятствием во всех начинаниях на протяжении всей его жизни, теперь же оказалось, что привыкнуть к богатству ничуть т легче, чем мириться с проблемами бедности.