Картленд Барбара. Ложь во спасение любви

   Они, казалось, ожидали услышать от Кармелы хоть какие-то слова, и, выждав паузу, она произнесла:
   — Когда я подпишу чек, о котором вы говорите… как вы намерены… поступить… со мной?
   На последних словах ее голос дрогнул, и она высоко вскинула подбородок, словно доказывая, что не боится вовсе.
   Мэтью противно усмехнулся.
   — Полагаю, вас рано или поздно разыщут, — сказал он, — а коли вы проголодаетесь немного в ожидании своего спасителя, вы сразу вспомните о том, как ваш хорошенький, добренький опекун заставил голодать нас.
   — Но вы же понимаете, если вас поймают за получение денег… путем вымогательства… — заговорила Кармела, — это только усугубит вашу вину, и… наказание будет очень… серьезным?
   — Нас не поймают, — заверил Мэтью. — Мы уезжаем из Англии, не так ли, Артур? Но вы могли бы попросить его светлость, если он считает себя великодушным, позаботиться о наших семьях от нашего имени.
   На лице его возникла самодовольная ухмылка:
   — Там, куда мы едем, полно женщин!
   — Ты слишком много болтаешь, — оборвал его Лэйн. — Займись делом, давай заканчивать со всем этим.
   Кармеле даже показалось, что Мэтью выпил «для храбрости».
   Когда он приблизился к ней, чтобы помочь подняться на ноги, она почувствовала неприятный запах спиртного и поняла, что была права.
   Ощутив его прикосновение к своей руке, она с отвращением встряхнула ею и с достоинством направилась к деревянному ящику, но это было трудно сделать в одном шлепанце, когда земляной пол обдавал холодом ее необутую ногу.
   Подойдя к ящику, она увидела позади него пень, который можно было использовать вместо стула.
   Как только Кармела присела, Лэйн достал из маленького кожаного мешочка чернильницу, которую сразу же открыл, и два остро оточенных пера.
   Он выложил все перед нею, и девушка увидела письмо, написанное каллиграфическим почерком клерка. Она взяла его в руки и прочитала:
   Банку Коутс.
   Господа, будьте любезны обменять на деньги приложенный чек на сумму 10000 фунтов стерлингов, по предъявлении последнего господином Ф. Дж. Мэтью. Искренне Ваша
   Кармела разглядела в верхней части письма тиснение с короной графа поверх слов «Гэйлстон Парк»и догадалась, что Лэйн украл бумагу перед своим бегством.
   Оба злоумышленника внимательно наблюдали, как, прочитав письмо, она положила его на ящик со словами:
   — Неужели вы надеетесь, что банк спокойно, без всяких сомнений выдаст вам наличными такую огромную сумму?!
   — А почему бы и нет? — хладнокровно отреагировал Лэйн. — Ваша жизнь, сударыня, стоит намного больше, но мы благоразумно и здраво рассудили не рисковать и предъявить документы на сумму, которая ни у кого не вызовет сомнения.
   — Что до меня, — влез в разговор Мэтью, — я считаю, нам следовало бы получить гораздо больше. Давай, пиши двадцать тысяч, Артур. Нам ведь нужны деньги.
   Лэйн отрицательно покачал головой.
   — Нет! Им покажется странным, зачем этой юной леди столько денег наличными. Они и так-то могут задуматься.
   — Но ты говорил, десять тысяч — безопасно! — рассердился Мэтью.
   — Все может быть опасно! — отрезал Лэйн. — Но я подумал, они учтут размеры состояния и решат, что ее светлость собирается приобрести какое-нибудь украшение, поэтому обналичивает столь крупную сумму.
   — Если ты ошибся, я убью тебя! — прорычал Мэтью. — Ну хватит, давай скорее!
   Лэйн посмотрел на Кармелу и указал пальцем на конец страницы.
   — Поставьте здесь свое имя, ваша светлость.
   Кармела задумалась, стоит ли ей аккуратно подделать подпись Фелисити или подписаться так, чтобы в банке сразу же заподозрили неладное. Сначала эта мысль показалась ей великолепной. Тогда эти двое сполна ответят за свои дела.
   Но потом она решила не делать этого. При первых же признаках опасности Мэтью и Лэйн скроются, а пока из банка сообщат о случившемся, может пройти уйма времени, И ей придется сидеть взаперти в этой хижине, построенной дровосеками. И пока граф сумеет отыскать ее, она пробудет в темнице не один день, а то и не одну неделю, без единого шанса на спасение.
   Выходит, ей самой следует позаботиться о себе, и для этого попытаться вступить в сделку с похитителями.
   Не трогая перо, она спокойно спросила:
   — Если я подпишу документы, а вы получите свои деньги, вернетесь ли вы сюда освободить меня?
   Чуть было не выпалив, что его мало волнует, сгниет ли она здесь, Мэтью колебался.
   Затем коварно усмехнулся и ответил:
   — Конечно, ваша светлость! Вы с нами — честно, и мы с вами — честно, разве можно иначе?
   Он лгал, и Кармела поняла, что у них и в мыслях не было возвращаться и выпускать ее. Как только они получат деньги, их и след простынет, «Я подпишусь за Фелисити своим собственным почерком», — решила Кармела.
   Но тут Лэйн, словно прочитав ее мысли, пригрозил:
   — Если вы задумали нас перехитрить, вам придется пожалеть об этом, ваша светлость!
   — Как это — перехитрить нас? Объясни-ка мне, что она может сделать, — засуетился Мэтью.
   — Она может подписаться так, чтобы в банке не оплатили ее чек, — пояснил Лэйн, — мне кажется, именно это она и задумала.
   — Только попробуй! — словно дикий зверь, в ярости прорычал Мэтью. — Только попробуй, и я тебе все лицо изуродую! Хватит с меня графа, чтобы я еще от тебя что-то терпел!
   Сердце у Кармелы сжалось от ужаса, и она нерешительно пробормотала:
   — Но я подпишу все правильно.
   — Так-то лучше! — угрожающе произнес Мэтью и повернулся к Лэйну. — Ты-то знаешь ее подпись?
   — Откуда мне знать?
   — Тогда нам придется поверить ей.
   — Придется, — согласился Лэйн. — Ты ведь не забыл, что обещал вернуться освободить ее, как только мы получим деньги в банке.
   Он произносил слова с расстановкой, явно намекая Мэтью, интонацией давая понять тому, что это единственный выход для них. Только в этом случае мошенники могли быть уверены в правильности ее подписи. Но Мэтью, поглупевший от спиртного, не понимал его.
   — Я не вернусь к этой… тьфу ее… — он едва успел сдержать слова, готовые сорваться с его губ, и наконец разобрался в знаках, которые, подавал ему Лэйн из-за спины Кармелы.
   — Хорошо, — сказал он. — Пусть будет по-вашему. Мы вернемся.
   Слегка вздохнув, Кармела подумала, что все это бессмысленно. Они и не собирались возвращаться. Но она все равно боялась обмануть их. Они могли силой рассчитаться с ней, Без лишних слов она опустила кончик пера в чернильницу и медленно, осторожно стала выводить буквы, расписываясь в письме вместо подруги. Лэйн положил перед ней чек на имя Фелисити. На чеке было указано название другого банка, тщательно перечеркнутое, а вместо него аккуратно вписано: «Коутс и Компания».
   Глядя на сумму, она невольно прикинула, сколько бы это значило для ее семьи. Им приходилось частенько экономить, перебиваясь несколькими фунтами в месяц, когда отцу не удавалось продать ни одну картину.
   Но потом она решила, что потеря этой казавшейся ей огромной суммы не сильно скажется на состоянии Фелисити, в случае если Мэтью и Лэйн сумеют скрыться с полученными деньгами.
   Она молча поставила на чеке имя Фелисити. Мэтью и Лэйн наблюдали за каждым ее движением. Когда Лэйн принялся посыпать не просохшие еще чернила песком, Мэтью заторопил его:
   — Ну, давай, посмотрим, как быстро лошади, которых ты нанял, смогут домчать нас до Лондона.
   — Мы будем там до открытия банков, — заверил Лэйн.
   Он положил чек и письмо в карман, тщательно завернул крышку чернильницы и аккуратно уложил ее вместе с перьями обратно в мешочек.
   — Надеюсь, вам будет тут удобно, ваша светлость, — произнес Мэтью язвительно. — А пока подумайте над старой пословицей: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним!»
   С этими словами он направился к двери, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку. За ним засеменил Лэйн, освещая путь фонарем.
   — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну! — крикнула им вдогонку Кармела.
   Но они уже были за порогом, и единственным ответом на ее слова был скрип закрывающейся двери, которую они с силой захлопнули.
   Она услышала, как щелкнула задвижка, и поняла, что ее заперли, и дверь можно открыть только снаружи.
   Девушка осталась в полной темноте. Окон в хижине не оказалось, иначе она видела бы отблеск фонаря, пока ее похитители пробирались сквозь деревья.
   Она все еще сидела перед ящиком на обрубке полена, как на стуле.
   Она сложила руки и попробовала посчитать, сколько времени уйдет на ее поиски, и когда у нее появится хотя бы слабый шанс на спасение.
   Теперь она чувствовала, как ее пробивает дрожь, но уже не столько от страха, сколько от холода, а необутая нога немеет.
   «Я должна собраться с мыслями, — велела себе Кармела, — и подождать, пока рассветет, тогда я смогу что-нибудь придумать, если вообще существует какая-нибудь возможность выбраться отсюда».
   Что-то ей подсказывало всю тщетность подобных попыток.
   Она видела раньше эти хижины лесорубов для хранения пил и топоров, в которых можно было переждать непогоду, когда на улице становилось слишком сыро для работы.
   Она знала: обычно эти хижины сооружались из стволов деревьев, расщепленных вдоль и вкопанных глубоко в землю. Крышу, как правило, делали из тех же стволов, только накрывали их еще чем-нибудь, чтобы они не протекали в ДОЖДЬ.
   Пилы, топоры — все стоило слишком дорого, и ни один лесоруб не желал потерять свои инструменты, поэтому хижины строились крепкими и были недоступны ворам.
 
   «Возможно, меня найдут, но слишком поздно, — мрачно думала Кармела. — Я умру от голода, и от меня останутся одни кости».
   Но потом она стала отгонять от себя безрадостные мысли.
   Ей не приходилось сомневаться в небесном заступничестве, ведь Бог обязательно должен был услышать ее молитвы.
   Она и правда испытывала страх, но решила, что будет разумнее сесть на землю, прижаться спиной к стене, и тогда, может статься, вскоре удастся задремать.
   Она обошла всю хижину и присела в углу, как можно лучше прикрыв ноги своим халатом.
   Мысленно она поблагодарила Сьюзи, ведь горничная подобрала ей халат потеплее, но тут же сообразила, что служанка совершенно очевидно помогала Мэтью и Лэйну.
   — Как это расстроит и разгневает графа, — подумала она, — еще один человек в сговоре против него! И кто?
   Сьюзи — служанка в господском доме.
   Ей стало жалко Селвина Гэйла, и она с тоской вспомнила, что тоже обманывала его, лгала ему прямо в лицо.
   И все-таки ей хотелось верить, что, как только он узнает о ее исчезновении, он приложит все свои силы и возможности и разыщет ее.
   Самое раннее, это должно случиться в восемь часов утра, когда она не выйдет к завтраку, как они договаривались.
   Именно тогда он обо всем узнает. Он едва ли подумает о побеге, ведь она не взяла с собой ничего из одежды, кроме; своего халата. Горничная обязательно ему об этом скажет.
   «Он найдет меня… Он будет искать… и найдет меня!»— успокаивала себя Кармела.
   Она знала, на это уйдет немало времени, но чувствовала, что так будет. И, словно пламя очага, эта мысль согрела ей душу, и она воспрянула духом. Она прижалась к стене, прислушалась и сквозь стены едва различила звуки леса, доносившиеся извне.
   Далеко-далеко послышалось тявканье лисицы, где-то бухала сова, и Кармеле показалось, что она слышит, как стремительно пробежали мимо хижины чьи-то крошечные лапки.
   Там, вне стен хижины, она не стала бы так бояться, в этом она не сомневалась.
   Лес так часто становился участником сказок, которые рассказывал отец, когда она была еще совсем маленькой.
   Ей очень хотелось, чтобы старички-лесовики, живущие где-то под землей в корнях деревьев, пробрались сейчас через пол хижины и помогли ей, или волшебные птицы отправились к графу, разбудили бы его и прощебетали о приключившейся беде.
   Но она не могла послать к нему птиц, поэтому стала мысленно призывать его на помощь. Ее послания улетали на призрачных крыльях над лесом к далекому дому.
   — Помогите мне! Помогите мне! — стонала она.
   Граф, конечно, мог бы услышать мольбы попавшей в беду, но все-таки их мало что объединяло, они не были духовно близки друг другу, чтобы он сразу откликнулся на ее призывы. Она чувствовала это.
   Затем она вспомнила, как он поцеловал ее руку, когда они желали друг другу спокойной ночи. Она все еще ощущала прикосновение его губ, теплых, мягких, ласковых.
   — Помогите мне! Помогите мне!
   И Кармеле опять почудилось, что зов о помощи полетел, словно на крыльях, уносясь из темницы, куда ее заточили, к единственному на свете человеку, который мог спасти ее.
   Душа и тело тосковали по нему, и словно вспышка молнии, ее осенило, — она полюбила этого человека всем сердцем.
 
   Граф проснулся, ожидая чего-то необыкновенно приятного впереди.
   Селвин вспомнил о планах отправиться с Фелисити в дальнюю поездку верхом. Конечно, благодаря этой поездке он, несомненно, узнает много нового о своем поместье. Но главное, она доставит им с кузиной огромное удовольствие.
   Он потянулся в постели, зевнул и вдруг вспомнил, что просыпался ночью от тревожного чувства, хотя так и не смог понять, в чем же, собственно, было дело.
   Он пролежал с открытыми глазами достаточно долго, размышляя о Фелисити, ее привлекательности и неожиданно ярком уме и образованности.
   «С ней никогда не надоедает разговаривать, — думал он, — но мозги женщине все-таки ни к чему».
   Если у него когда-нибудь родится сын, он бы очень хотел вырастить его умным и сильным. Но для дочери ум и образованность вряд ли будут иметь хоть какое-нибудь значение.
   Впрочем, может, и стоит дать ей образование. И хотя многие наверняка не одобрят этого, оно поможет ей всегда оставаться для мужа загадкой.
   «Принцу не надоест общество Фелисити», — решил он.
   Но вслед за этой пришла и другая мысль:
   «А как быть, если сам принц не сможет соперничать умом с моей кузиной? Полагаю, рано или поздно она будет управлять Хорнгелышейном, — сделал он неутешительный вывод, — и Фредерик не сможет ничего с этим поделать».
   Он также признал, что сам обязательно бы возненавидел женщину, которая подмяла бы его под свой каблучок, будучи явно умнее его.
   Тут он подумал, что его будущая жена, а женитьбой он непременно займется ради прямых наследников, в которых он нуждается, преспокойно может оказаться как умной, так и глупой.
   Граф перебирал в памяти всех знакомых ему женщин, свои бурные, но короткие романы. Ему не удавалось припомнить ни одну, с которой можно было бы разговаривать на серьезные темы. Впрочем, о разговорах с ними ему вообще не приходилось думать. А вот с Фелисити все складывалось совсем иначе.
   Сегодня, когда они остановятся на завтрак в придорожной гостинице, она обязательно развлечет его своей беседой и непременно станет поддразнивать его.
   Как приятно, когда она поглядывает на него из-под чуть загнутых кверху, как у ребенка, ресниц. А в глазах появляется озорной блеск, который он уже научился распознавать.
   — Проклятье! — выругался он. — Она слишком хороша для этого зеленого юнца Фредерика! Он очарован ее смазливым личиком и не может оценить гибкость и остроту ее исключительного ума.
   Стоило ему подумать о Фелисити, ее образ явственно предстал перед ним, настолько явственно, словно она стояла подле кровати, разговаривая с ним.
   Тогда он перевернулся на другой бок, заставляя себя думать о других вещах, и постараться уснуть снова.
   Камердинер графа бесшумно вошел в комнату, чтобы поставить около кровати поднос, на котором стоял чайник с чаем и лежали тончайшие ломтики хлеба с маслом.
   Он подошел к окну, отдернул занавески и впустил в комнату утреннее солнце.
   — Отличный денек, Джарвис, — заметил граф.
   — Да, ваша светлость. Простите, сударь, но миссис Хантли в волнении.
   — Чем же она так взволнована? Что-нибудь произошло в доме? — поинтересовался граф, наливая себе чай.
   — Она нигде не может найти ее светлость, сударь?
   Граф не смог скрыть удивления.
   — Что вы имеете в виду, говоря «она нигде не может найти ее светлость»?
   — О, простите, ваша светлость, молодой госпожи нет в комнате. Она попросила разбудить ее рано утром, собиралась ехать кататься с вашей светлостью, но теперь ее нигде нет.
   — Скорее всего, она встала пораньше и отправилась к конюшням, — предположил граф.
   — Нет, ваша светлость, миссис Хантли тоже так подумала сначала, но ее светлость не одевалась. По сути, по словам миссис Хантли, в шкафу барышни недостает только теплого халата, который она ни разу и не одевала с тех пор, как приехала сюда.
   — Звучит таинственно, — добродушно улыбнулся граф, — но полагаю, всему этому существует какое-то объяснение.
   При этом он решил, что Фелисити поднялась на крышу полюбоваться рассветом или пошла в библиотеку, выбрать почитать какую-нибудь книгу.
   Он всегда считал миссис Хантли слишком суетливой и часто взволнованной из-за всяких пустяков, и сегодняшний случай — отличное тому подтверждение.
   Раздался стук в дверь, и Джарвис пошел открывать ее.
   Он поговорил с кем-то за дверью и через минуту возвратился в комнату.
   — Ну что там еще? — спросил граф, потягивая чай.
   — Миссис Хантли попросила меня сообщить вашей светлости, что одна из черных горничных только что нашла вот это за дверью черного хода.
   С этими словами Джарвис протянул графу светло-сиреневый шлепанец.
   — Вы говорите, это нашли у двери черного хода? — уточнил граф.
   — Да, ваша светлость, и мистер Ньюман говорит, он обнаружил следы колес кареты. Он клянется, их не было там вчера вечером, когда он возвращался в дом.
   Граф поставил чашку и быстро поднялся. Он спешно оделся и вышел из комнаты, направляясь в спальню Кармелы.
   Миссис Хантли, как он и ожидал, в отчаянии запричитала:
   — Как я рада, что вы пришли, ваша светлость! С нашей барышней никогда не было никаких хлопот, ни разу, с тех пор как она приехала сюда. Я посылала горничных искать ее повсюду, и нет ни одной комнаты в доме, где бы мы не пытались ее найти.
   — Ничего не понимаю! — воскликнул граф.
   — И Сьюзи тоже исчезла, — продолжала миссис Хантли, — нет, не подумайте, будто я считаю, что она с ее светлостью, нет, Сьюзи ужасно безответственная девушка, я даже подумывала, как бы нам от нее избавиться поскорее.
   — Сьюзи? — машинально переспросил граф, — Сьюзи Лэйн, ваша светлость.
   Граф замер от неожиданности.
   — Вы сказали: Сьюзи Лэйн?
   — Да, да, сударь.
   — Она имеет какое-то отношение к Артуру Лэйну, счетоводу поместья?
   — Она его племянница, ваша светлость, — объясняла миссис Хантли. — Он попросил взять ее в дом, и, хотя она показала себя далеко не с самой лучшей стороны, я давала ей шанс за шансом и не чинила ей неприятности, если можно так сказать.
   — И вы утверждаете, будто она сбежала? — переспросил Граф.
   — Да, Эмили, которая спит с ней в одной комнате, сообщила мне, что та, должно быть, ушла из комнаты вчера ночью, когда Эмили уснула. Утром ее уже не было.
   Граф не стал медлить. Он поспешил вниз и прошел к двери черного хода, чтобы лично осмотреть свежие следы от колес кареты, о которых сообщил Ньюман.
   — Я не видел следов, ваша светлость. Как раз перед ужином я совершаю небольшой моцион, и…
   — Да, да! — перебил его граф. — Вы точно уверены, что вечером никаких следов здесь не было?
   — Уверен, сударь, я очень наблюдателен, и как ваша светлость может убедиться самостоятельно, в карету были впряжены две лошади.
   Графу показали место, где нашли шлепанец Кармелы.
   Он поручил лакею в срочном порядке собрать всех слуг: конюхов, садовников, лесничих и дровосеков.
   Приблизительно через двадцать минут слуги, работавшие в поместье, собрались у парадного входа.
   Граф рассказал об исчезновении барышни и попросил всех приступить к поискам, каждый на своем участке, так, чтобы ни один куст, или канава, или строение не остались неосмотренными.
   — Ваша светлость полагает, что ее светлость могли похитить? — задал вопрос главный конюх.
   — Не исключено, — ответил граф кратко. Он достаточно ясно представлял, в какие только рассуждения не пускалась вся родня об огромном состоянии Фелисити, и понимал, что все слуги уже были осведомлены об этом. Эта сногсшибательная новость распространилась по деревням подобно огненному смерчу.
   «Гори они огнем, эти деньги! — думал он про себя. — Лишь бы Фелисити осталась цела!»
   Раздав указания собравшимся, он вскочил в седло своего жеребца и сам тоже отправился на поиски девушки.
   Он не мог оставаться в стороне. Чувства переполняли его. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного.
   Искать! Искать и обязательно найти!
   Внезапно ужас сковал его сердце. Что, если похитители опоили ее зельем, причинили боль, ранили, убили?!
   Даже если они и не применяли силу, они могли обидеть, унизить ее. Он хорошо узнал, насколько чувствительна эта девушка.
   — Я должен найти ее как можно скорее! — громко выкрикнул граф и погнал коня галопом.

Глава 7

   Граф натянул поводья. Конь взмок под ним от быстрой езды, да и сам Селвин ощущал жар во всем теле.
   Он оказался на границе своих владений и с отчаянием думал, что если Лэйн и Мэтью увезли Фелисити в другое графство, найти ее будет почти невозможно.
   Он искал уже более четырех часов, и тоска по ней все возрастала и возрастала, переполняя его. Селвин Гэйл уже давно понял, как много она значила для него. Никогда раньше, ни к кому он не относился так, как к своей кузине.
   Его охватило страстное желание найти и уничтожить тех, кто похитил ее. Одновременно он корил и винил себя за свое благодушие. Ему следовало отдать мошенников под суд за их преступления, как только он узнал, какие дела творятся в его поместье.
   Он осмотрелся и понял, где находится. Вокруг шли вырубки леса под пашню.
   Гэйла внезапно осенило, что впервые после вступления в права наследования он столкнулся с воровством Мэтью, поймав его на махинации с продажей древесины. Возможно, извращенный ум управляющего, ослепленного жаждой мщения, заставил привезти Фелисити сюда, полагая, что это будет последнее место, где ее станут искать.
   Словно сами небеса подсказывали ему. Но теперь он уже сам разглядел след между деревьями и направил коня вперед.
   Граф не надеялся найти Фелисити именно там. Но в отчаянии подумал, что это его последняя надежда отыскать ее.
   Спустя несколько минут он увидел перед собой грубо сколоченную, но прочную деревянную хижину лесорубов.
 
   Кармела поняла, что наступил рассвет, когда слабые лучики света стали проникать через узкие щели между бревнами, из которых была сделана хижина.
   Голосили птицы, а она все сильнее чувствовала холод. Окоченевшее тело занемело, но сильнее холода ее сковывал страх.
   Ей становилось все страшнее. Она хорошо сознавала: ее шансы на спасение крайне ничтожны.
   Она не сомневалась, что лес, в котором ее запрятали, находится в той части имения, куда редко кто забредает. Ей надо смириться, что придется пробыть здесь очень долго, пока следопыты, если таковые вообще имеются, найдут ее.
   Тут ей показалось, будто она различила какие-то странные звуки снаружи. Она тотчас же рванулась к двери, взывая о помощи:
   — Помогите! Помогите!
   В ответ она услышала удаляющийся шум, создаваемый каким-то зверем, пробирающимся через подлесок. Вероятно, это олень брел напролом, он-то и привлек ее внимание.
   Кармеле стало стыдно за свою панику, и она возвратилась на место, где провела остаток ночи, стараясь успокоить частое биение сердца, вырывавшегося наружу, и восстановить дыхание.
   — Мне страшно! — признавалась она себе. — Очень, очень страшно!«
   Свет, пробивающийся сквозь маленькие щели в стенах, становился ярче, время шло, а для нее ничего не менялось.
   Поскольку ей едва удалось уснуть этой ночью, Кармела начала дремать теперь от нервного истощения. Вдруг раздался звук задвижки, поднимаемой на двери, и она вся сжалась в тревоге, напуганная тем, что это вернулись Лэйн или Мэтью. Солнечный свет ворвался в дверной проем, и она увидела мужчину, высокого и широкоплечего. Когда его силуэт определился на фоне деревьев, она закричала от радости, которая, казалось, заполнила всю хижину музыкой, Граф стоял напротив, раскрыв ей свои объятия. Она уткнулась в него, бессвязно бормоча:
   — Вы… нашли… меня! Вы… нашли меня! Я… молилась… об этом!.. Я… так боялась… что… умру… вы не найдете меня.
   — Я нашел вас, — произнес граф голосом, изменившимся до неузнаваемости.
   И когда слезы радости потекли по щекам Кармелы, — он приник к ней в продолжительном поцелуе.
   Ошеломленная и смущенная одновременно, она в тот момент не могла ни о чем думать, кроме того, что он рядом.
   Ощутив прикосновение его губ, она почувствовала, как все остальное исчезло и померкло вокруг. Граф спас ее, он крепко прижимал ее к себе. Она… она же… просто она любит его.
   Его поцелуи становились все более требовательными, более настойчивыми, они возносили ее к солнцу, оставляя весь ужас позади. Не было больше страха, был только он, крепкие объятия его рук и жар его сердца.
   Словно золотые лучи солнечного света просачивались по всему ее телу и наполняли теплом ее грудь, губы. Счастье и любовь царили вокруг, и он испытывал те же ощущения. Ее любовь достигла его сердца.
   Селвин сжал ее в объятиях и стал поцелуями осушать слезы на ее щеках. Он целовал глаза, лоб и снова возвращался к губам. Кармела прижималась к нему с чувством упои — , тельного восторга, которое он пробудил в ней и которого она никогда не ведала прежде.