Страница:
Зошина судорожно сжала руки.
— Я знаю, это кажется… несправедливым… и, возможно, жестоким, — тихо и нерешительно заговорила она, — но угроза… исходящая от Германской империи… очень реальна!
— Это так они говорят, — угрюмо парировал король. — Лично мне совершенно наплевать, втянут нас немцы в свою империю или нет. Может, мы стали бы богаче, чем теперь.
— Нет! Нет! — вскричала Зошина. — Как вы можете говорить подобные вещи? Мы должны сохранить свою независимость. Мы не можем допустить, чтобы нами правил прусский император!
— Меня он оставит на троне.
— Но только до тех пор, пока вы станете выполнять его приказы, — запротестовала Зошина. — Вас раздражает ваша зависимость сейчас, но это ничто по сравнению с немецкой кабалой.
— Ну вот вы и заговорили, совсем как дядюшка Шандор, — издевательски перебил ее Георгий. — Я думаю, эти бездельники-политики придумывают много всяких страхов. Лучше бы они делом занимались!
— Но ведь это правда, — упорствовала Зошина. — Я и сама читала газеты и слышала, как мой отец говорил о немецкой угрозе. Нельзя допустить, чтобы Лютцельштайн и Дьер стали частью Пруссии!
— Я хочу одного: получать от жизни удовольствия. Если бы я попытался вмешиваться в политику, меня тут же остановили бы. Так какой же толк мне тратить свое время и пытаться разобраться в происходящем?
Зошина только вздохнула. Эти рассуждения были достойны заносчивого грубияна школьника. Ее не покидало ощущение, что король сердит на весь мир. Он будет злиться, какими бы словами она ни пыталась убедить его, он не захочет оценить серьезность создавшейся вокруг их стран ситуации и никогда не поверит, что будущая жена абсолютно не склонна манипулировать ни им, ни кем бы то ни было еще.
Девушка поднялась и, пройдя через комнату, подошла к другому окну.
Освещенные солнечными лучами снежные шапки, венчающие горы, сияли ослепительной белизной на фоне синего неба. Ей чудилось, будто она различает бурные потоки, берущие начало с ледников.
Река, протекавшая через город, казалась серебряной полоской, уходящей за горизонт.
— Дьер — удивительно красивая страна, — задумчиво произнесла Зошина, — и это ваша страна. Она принадлежит вам!
Король снова расхохотался:
— Вы так думаете? Но правит-то страной дядюшка Шандор. Все, от премьер-министра до последнего чистильщика сапог, знают это.
Его голос звучал презрительно и язвительно:
— Неужели вам до сих пор не рассказали? Ведь я неудачный последыш, сын албанской цыганки, которую и пускать-то в Дьер не следовало!
— Вы король, — возразила Зошина. — В вашей власти заслужить любовь и уважение своих подданных. Если вы это сделаете, если сохраните свободу вашей страны, вы сможете заслуженно гордиться собой.
Король засмеялся, на сей раз искренне:
— Ну вот вы и заговорили так, как от вас ждут: «Вы должны стать хорошим королем!», «Будьте добры к вашим людям!», «Они полюбят вас!», «Вы обязаны поступать правильно!» — Он вскинул руки, явно передразнивая кого-то.
— Дядюшка Шандор не промахнулся. Какой молодец! Выбрал подходящую «юбку»… для Дьера. Кто мог лучше подходить для этого, нежели принцесса, которая выросла в Лютцельштайне?
Зошина почувствовала, что начинает терять терпение.
— Я думаю, вы напрасно оскорбляете меня! Если бы я могла поступать согласно своим желаниям, я вернулась бы в Лютцельштайн и сообщила отцу, что отказываюсь выходить замуж за человека, который не верит ни одному моему слову!
— Ах, так у вас и характер имеется! Отлично! Это все-таки лучше, чем сладкоречивые проповеди.
Зошина сообразила, что была почти столь же невежлива с ним, как и он с ней.
— Простите… — искренне извинилась она. — У меня нет никакого желания читать проповеди… И уверяю вас, я вовсе не намерена принуждать вас к тому, чего вы сами не хотите делать.
— Я же знаю! Вы обязательно попытаетесь неволить меня, и, конечно, «ради моей же пользы». — Снова в голосе Георгия послышалась язвительная ирония. — Именно так всегда говорит дядюшка Шандор: «Это требуется ради твоей же пользы!» Если хотите знать, мне до смерти надоел этот мой дядя и все ему подобные! Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Я хочу наслаждаться жизнью, проводить время со своими друзьями, ухаживать за женщинами и добиваться расположения тех женщин, которых выбираю сам… И позвольте мне уведомить вас, раз и навсегда… вы не в моем вкусе!
Зошине хотелось ответить, что он-то уж и вовсе не в ее вкусе, но это прозвучало бы слишком по-детски.
Она молча стояла у окна, ничего не видя вокруг себя. Все казалось ей нереальным и бессмысленным. Этот разговор больше напоминал какой-то кошмарный сон.
— И вот еще, — король говорил громко, почти кричал, — если нам все же придется пожениться, а я не представляю себе, как мне выпутаться из этой истории, с того самого момента, как я стану настоящим королем и смогу отослать дядюшку Шандора прочь от двора, я буду поступать по-своему, а вы живите как хотите!
С этими словами он пересек гостиную и вышел, громко хлопнув дверью.
Зошина закрыла лицо руками и не веря тому, что случилось с ней, и виня во всем себя.
«Ну как же так? Ну зачем же я его расстроила? Почему, ну почему он был так раздражен?» — спрашивала она себя.
Пальцы ее, да и вся она дрожали.
Девушка не могла поверить, что король мог вести себя с ней столь отвратительно грубо.
Никогда в жизни ни один мужчина, кроме, пожалуй, отца, не говорил с ней так язвительно и насмешливо. В ушах у нее все еще раздавался издевательский голос короля.
«Как же я могу выйти замуж за такого человека?» — думала она, и при этой мысли ее охватывал панический страх.
Неожиданно дверь открылась, и слуга объявил:
— Его королевское высочество, принц-регент, ваше высочество!
Зошина сжала руками подоконник. Она не могла повернуться. Она не могла предстать перед регентом в таком смятении, но и не поворачиваясь, она чувствовала, что, войдя в комнату, он остановился на пороге, глядя на нее с удивлением.
Девушка слышала, как закрылась дверь, и спустя мгновение раздался голос вошедшего, тихий и сдержанный:
— Что-то случилось? Почему вы одна? Я видел, как отсюда выходил король.
Зошина попыталась заговорить, но от волнения голос не слушался ее. Так она и стояла — молча, не оборачиваясь. Принц Шандор подошел к ней.
— Вижу, вы расстроены, — мягко заговорил он, — мне очень жаль, если король чем-то встревожил или огорчил вас.
Голос его был так добр, что Зошина почувствовала, как глаза ее наполнились слезами.
— Он ненавидит меня! Он… очень… злится на вас… Ведь, если бы не вы… меня бы здесь не было! — сама того не желая, пробормотала девушка.
Может, ей показалось, но ее слова поразили принца-регента.
— Неужели король сказал, что ненавидит вас! Он так сказал?
— Я… я не могу повторить все сказанное им, но его… возмущает… ваше желание женить его, и он считает, что вы специально выбрали меня… чтобы… я руководила им… он сказал… как моя мать… моим отцом.
Последние слова вырвались у Зошины против ее воли, при этом слезы потекли у нее по щекам.
Она надеялась, что регент не заметит этого, и упорно смотрела на горы вдали, хотя сейчас почти не различала их из-за слез.
Регент подошел к ней и теперь стоял рядом, глядя на нее. Почему-то ей казалось, что она должна замереть, затаить дыхание, лишь бы он ничего не понял и не увидел ее слез.
— Мне так жаль, — подавленно проговорил он наконец, — что этому суждено было случиться именно с вами.
— Пожалуйста… можно мне… уехать домой? Возможно, вы сумеете… найти для короля кого-нибудь еще? — переборов страх, с трепетом выговорила девушка.
— Вы же знаете, это невозможно. И как бы жестоко для вас это ни звучало, от вашего брака зависят судьбы наших двух стран, а это много важнее той приязни или неприязни, которые испытывает отдельный человек.
— Но… король этого не… осознает, — прошептала Зошина.
— Ему следовало бы уже давно это понять, — резко произнес регент. — Ему не раз разъясняли создавшуюся обстановку.
— Он хочет быть… свободным.
— Именно свободы он лишится, если попадет под власть императора Вильгельма.
— Я говорила ему… об этом… но он не захотел меня слушать.
— Думаю, он упрямился от обиды, — вздохнул регент.
— Вам непременно надо было… Вы не могли бы… позволить ему… самому выбрать себе жену. Возможно, он… влюбился… бы в одну из моих сестер, если бы приехал к нам в… Лютцельштайн.
Регент не отвечал, и, не выдержав затянувшегося молчания, она повернулась к нему. Их взгляды встретились.
Сквозь слезы девушка не могла понять, что выражали глаза принца.
— Мне очень… жаль, но я… потерпела неудачу. Вы же сами видите… я…
— Вовсе нет, — перебил ее регент. — Это моя ошибка, но даже теперь, когда я увидел вас, я не уверен, что сумел бы найти другой выход.
Заметив, что Зошина не понимает его, он попытался объяснить:
— Я не ожидал, что вы окажетесь такой.
— Я неподходящая невеста?
Ее вопрос прозвучал так трогательно, что регент заторопился:
— Да нет же, вы само совершенство! Вот только ситуация сложилась такая, что вас ни в коем случае не следовало вовлекать в нее. Я сам не понимаю, как я раньше не догадался выяснить… Не подумал об этом… Но я ведь никогда не видел вас!
— О чем вы не… подумали?
— О том, что вы можете оказаться такой ранимой, так тонко чувствующей и такой умной девушкой.
— И как вам… удалось… понять это сейчас? — с удивлением спросила Зошина.
— Разве вы забыли? Мы же беседовали с вами, — в свою очередь удивился регент.
— Тогда, если вы… составили обо мне такое мнение… почему же… я не подхожу?..
Принц молчал, и Зошина подумала, что он не ответит на ее вопрос, но он, словно собравшись с духом, наконец произнес:
— Я думал, вы будете похожи на свою мать!
У Зошины перехватило дыхание.
— Король сказал… все знают… это мама правит Лютцельштайном, и у нас там… бабье царство.
— Он не имел права высказываться подобным образом, — поморщился принц-регент.
— Но ведь вы-то… и вы думаете… именно так?
— Я этого не говорил.
— Но это правда? Я понятия об этом не имела. Папа всегда казался таким властным и мне, и моим сестрам, что нам и в голову не приходило, что кто-то в… Лютцельштайне может противостоять ему.
Она еще не успела договорить, как ее осенило: возможно, такое властное поведение отца по отношению к дочерям и было вызвано именно тем, что жена слишком часто вынуждала его соглашаться с решениями, которые, по существу, принимала она.
Но даже теперь Зошине трудно было поверить в это.
И как она могла, сидя в классной комнате, вообще что-нибудь узнать о царивших в стране порядках?
Они с сестрами слишком боялись отца и редко, чтобы не сказать никогда, высказывались в присутствии родителей.
Вероятно, того же хотел регент для Дьера, так что король не ошибался в своих догадках.
Ее выбрали, потому что надеялись: она окажется столь же решительна и настойчива, как эрцгерцогиня Лютцельштайнская, и заставит короля подчиняться правилам, чему тот всячески противился.
— Ничего подобного… у меня не получится… — растерянно прошептала девушка.
— Теперь-то я это понял, — сказал регент, словно читая ее мысли. — Но уже слишком поздно.
— Почему?
— Премьер-министр и кабинет дали свое согласие на ваш брак с королем. Члены совета, с которыми вы встречались, от вас просто без ума. Они уверены, что вы не только прекрасны, но и умеете сострадать. Вас обязательно полюбит страна, а это крайне важно.
— А как… же… король? — Ей с трудом дались эти слова, но все же она их произнесла.
— Я заставлю короля вести себя в рамках приличий, — решительно заверил ее регент.
— Нет, нет… прошу вас! — воскликнула Зошина. — Не провоцируйте его на то, чтобы идти вам наперекор! Я и так его раздражаю. Если он узнает, что я жаловалась вам, это только… еще больше осложнит… положение.
— Как же мне поступить? — Девушке показалось, что этот всегда уверенный в себе человек чувствует себя так же беспомощно, как она.
— Лучше всего… оставьте все… как есть, — попросила она. — Я постараюсь… очень постараюсь… сделать так… чтобы он… начал доверять мне. Возможно, тогда он станет вести себя… иначе.
«Словно король — это дикий зверь, которого мне предстоит приручить», — подумала она. Первое, чего ей предстояло добиться, — избавить короля от опасений, будто она пытается удерживать его в клетке.
Но ведь король — не зверь. Он мужчина. А Зошина ничего не знала о мужчинах.
Каждая частичка ее тела протестовала против необходимости иметь дело с тем, кто проклинал свое знакомство с ней и глумился над ней. Те слова, которые он запальчиво бросал ей, заставляли девушку вздрагивать уже при одном воспоминании.
Видимо, все ее чувства отражались на ее лице, и регент не выдержал:
— Простите меня, умоляю вас, простите меня. Теперь, только теперь я слишком ясно вижу, что я натворил, но я не знаю, как распутать этот узел.
В его словах слышались искреннее сожаление, и симпатия, и сострадание, которые были ей сейчас так необходимы.
— Вы ничего… не можете… исправить, — постаралась взять себя в руки Зошина. — Я понимаю… я должна все сделать сама… Только, пожалуйста, помогите мне и… если можете… придайте мне мужества… Я… боюсь.
Безотчетно она протянула ему руку, и он сжал ее в своих ладонях.
— Никогда не встречал такой храброй, такой замечательной девушки! — тихо выговорил принц-регент.
Глава четвертая
— Я знаю, это кажется… несправедливым… и, возможно, жестоким, — тихо и нерешительно заговорила она, — но угроза… исходящая от Германской империи… очень реальна!
— Это так они говорят, — угрюмо парировал король. — Лично мне совершенно наплевать, втянут нас немцы в свою империю или нет. Может, мы стали бы богаче, чем теперь.
— Нет! Нет! — вскричала Зошина. — Как вы можете говорить подобные вещи? Мы должны сохранить свою независимость. Мы не можем допустить, чтобы нами правил прусский император!
— Меня он оставит на троне.
— Но только до тех пор, пока вы станете выполнять его приказы, — запротестовала Зошина. — Вас раздражает ваша зависимость сейчас, но это ничто по сравнению с немецкой кабалой.
— Ну вот вы и заговорили, совсем как дядюшка Шандор, — издевательски перебил ее Георгий. — Я думаю, эти бездельники-политики придумывают много всяких страхов. Лучше бы они делом занимались!
— Но ведь это правда, — упорствовала Зошина. — Я и сама читала газеты и слышала, как мой отец говорил о немецкой угрозе. Нельзя допустить, чтобы Лютцельштайн и Дьер стали частью Пруссии!
— Я хочу одного: получать от жизни удовольствия. Если бы я попытался вмешиваться в политику, меня тут же остановили бы. Так какой же толк мне тратить свое время и пытаться разобраться в происходящем?
Зошина только вздохнула. Эти рассуждения были достойны заносчивого грубияна школьника. Ее не покидало ощущение, что король сердит на весь мир. Он будет злиться, какими бы словами она ни пыталась убедить его, он не захочет оценить серьезность создавшейся вокруг их стран ситуации и никогда не поверит, что будущая жена абсолютно не склонна манипулировать ни им, ни кем бы то ни было еще.
Девушка поднялась и, пройдя через комнату, подошла к другому окну.
Освещенные солнечными лучами снежные шапки, венчающие горы, сияли ослепительной белизной на фоне синего неба. Ей чудилось, будто она различает бурные потоки, берущие начало с ледников.
Река, протекавшая через город, казалась серебряной полоской, уходящей за горизонт.
— Дьер — удивительно красивая страна, — задумчиво произнесла Зошина, — и это ваша страна. Она принадлежит вам!
Король снова расхохотался:
— Вы так думаете? Но правит-то страной дядюшка Шандор. Все, от премьер-министра до последнего чистильщика сапог, знают это.
Его голос звучал презрительно и язвительно:
— Неужели вам до сих пор не рассказали? Ведь я неудачный последыш, сын албанской цыганки, которую и пускать-то в Дьер не следовало!
— Вы король, — возразила Зошина. — В вашей власти заслужить любовь и уважение своих подданных. Если вы это сделаете, если сохраните свободу вашей страны, вы сможете заслуженно гордиться собой.
Король засмеялся, на сей раз искренне:
— Ну вот вы и заговорили так, как от вас ждут: «Вы должны стать хорошим королем!», «Будьте добры к вашим людям!», «Они полюбят вас!», «Вы обязаны поступать правильно!» — Он вскинул руки, явно передразнивая кого-то.
— Дядюшка Шандор не промахнулся. Какой молодец! Выбрал подходящую «юбку»… для Дьера. Кто мог лучше подходить для этого, нежели принцесса, которая выросла в Лютцельштайне?
Зошина почувствовала, что начинает терять терпение.
— Я думаю, вы напрасно оскорбляете меня! Если бы я могла поступать согласно своим желаниям, я вернулась бы в Лютцельштайн и сообщила отцу, что отказываюсь выходить замуж за человека, который не верит ни одному моему слову!
— Ах, так у вас и характер имеется! Отлично! Это все-таки лучше, чем сладкоречивые проповеди.
Зошина сообразила, что была почти столь же невежлива с ним, как и он с ней.
— Простите… — искренне извинилась она. — У меня нет никакого желания читать проповеди… И уверяю вас, я вовсе не намерена принуждать вас к тому, чего вы сами не хотите делать.
— Я же знаю! Вы обязательно попытаетесь неволить меня, и, конечно, «ради моей же пользы». — Снова в голосе Георгия послышалась язвительная ирония. — Именно так всегда говорит дядюшка Шандор: «Это требуется ради твоей же пользы!» Если хотите знать, мне до смерти надоел этот мой дядя и все ему подобные! Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Я хочу наслаждаться жизнью, проводить время со своими друзьями, ухаживать за женщинами и добиваться расположения тех женщин, которых выбираю сам… И позвольте мне уведомить вас, раз и навсегда… вы не в моем вкусе!
Зошине хотелось ответить, что он-то уж и вовсе не в ее вкусе, но это прозвучало бы слишком по-детски.
Она молча стояла у окна, ничего не видя вокруг себя. Все казалось ей нереальным и бессмысленным. Этот разговор больше напоминал какой-то кошмарный сон.
— И вот еще, — король говорил громко, почти кричал, — если нам все же придется пожениться, а я не представляю себе, как мне выпутаться из этой истории, с того самого момента, как я стану настоящим королем и смогу отослать дядюшку Шандора прочь от двора, я буду поступать по-своему, а вы живите как хотите!
С этими словами он пересек гостиную и вышел, громко хлопнув дверью.
Зошина закрыла лицо руками и не веря тому, что случилось с ней, и виня во всем себя.
«Ну как же так? Ну зачем же я его расстроила? Почему, ну почему он был так раздражен?» — спрашивала она себя.
Пальцы ее, да и вся она дрожали.
Девушка не могла поверить, что король мог вести себя с ней столь отвратительно грубо.
Никогда в жизни ни один мужчина, кроме, пожалуй, отца, не говорил с ней так язвительно и насмешливо. В ушах у нее все еще раздавался издевательский голос короля.
«Как же я могу выйти замуж за такого человека?» — думала она, и при этой мысли ее охватывал панический страх.
Неожиданно дверь открылась, и слуга объявил:
— Его королевское высочество, принц-регент, ваше высочество!
Зошина сжала руками подоконник. Она не могла повернуться. Она не могла предстать перед регентом в таком смятении, но и не поворачиваясь, она чувствовала, что, войдя в комнату, он остановился на пороге, глядя на нее с удивлением.
Девушка слышала, как закрылась дверь, и спустя мгновение раздался голос вошедшего, тихий и сдержанный:
— Что-то случилось? Почему вы одна? Я видел, как отсюда выходил король.
Зошина попыталась заговорить, но от волнения голос не слушался ее. Так она и стояла — молча, не оборачиваясь. Принц Шандор подошел к ней.
— Вижу, вы расстроены, — мягко заговорил он, — мне очень жаль, если король чем-то встревожил или огорчил вас.
Голос его был так добр, что Зошина почувствовала, как глаза ее наполнились слезами.
— Он ненавидит меня! Он… очень… злится на вас… Ведь, если бы не вы… меня бы здесь не было! — сама того не желая, пробормотала девушка.
Может, ей показалось, но ее слова поразили принца-регента.
— Неужели король сказал, что ненавидит вас! Он так сказал?
— Я… я не могу повторить все сказанное им, но его… возмущает… ваше желание женить его, и он считает, что вы специально выбрали меня… чтобы… я руководила им… он сказал… как моя мать… моим отцом.
Последние слова вырвались у Зошины против ее воли, при этом слезы потекли у нее по щекам.
Она надеялась, что регент не заметит этого, и упорно смотрела на горы вдали, хотя сейчас почти не различала их из-за слез.
Регент подошел к ней и теперь стоял рядом, глядя на нее. Почему-то ей казалось, что она должна замереть, затаить дыхание, лишь бы он ничего не понял и не увидел ее слез.
— Мне так жаль, — подавленно проговорил он наконец, — что этому суждено было случиться именно с вами.
— Пожалуйста… можно мне… уехать домой? Возможно, вы сумеете… найти для короля кого-нибудь еще? — переборов страх, с трепетом выговорила девушка.
— Вы же знаете, это невозможно. И как бы жестоко для вас это ни звучало, от вашего брака зависят судьбы наших двух стран, а это много важнее той приязни или неприязни, которые испытывает отдельный человек.
— Но… король этого не… осознает, — прошептала Зошина.
— Ему следовало бы уже давно это понять, — резко произнес регент. — Ему не раз разъясняли создавшуюся обстановку.
— Он хочет быть… свободным.
— Именно свободы он лишится, если попадет под власть императора Вильгельма.
— Я говорила ему… об этом… но он не захотел меня слушать.
— Думаю, он упрямился от обиды, — вздохнул регент.
— Вам непременно надо было… Вы не могли бы… позволить ему… самому выбрать себе жену. Возможно, он… влюбился… бы в одну из моих сестер, если бы приехал к нам в… Лютцельштайн.
Регент не отвечал, и, не выдержав затянувшегося молчания, она повернулась к нему. Их взгляды встретились.
Сквозь слезы девушка не могла понять, что выражали глаза принца.
— Мне очень… жаль, но я… потерпела неудачу. Вы же сами видите… я…
— Вовсе нет, — перебил ее регент. — Это моя ошибка, но даже теперь, когда я увидел вас, я не уверен, что сумел бы найти другой выход.
Заметив, что Зошина не понимает его, он попытался объяснить:
— Я не ожидал, что вы окажетесь такой.
— Я неподходящая невеста?
Ее вопрос прозвучал так трогательно, что регент заторопился:
— Да нет же, вы само совершенство! Вот только ситуация сложилась такая, что вас ни в коем случае не следовало вовлекать в нее. Я сам не понимаю, как я раньше не догадался выяснить… Не подумал об этом… Но я ведь никогда не видел вас!
— О чем вы не… подумали?
— О том, что вы можете оказаться такой ранимой, так тонко чувствующей и такой умной девушкой.
— И как вам… удалось… понять это сейчас? — с удивлением спросила Зошина.
— Разве вы забыли? Мы же беседовали с вами, — в свою очередь удивился регент.
— Тогда, если вы… составили обо мне такое мнение… почему же… я не подхожу?..
Принц молчал, и Зошина подумала, что он не ответит на ее вопрос, но он, словно собравшись с духом, наконец произнес:
— Я думал, вы будете похожи на свою мать!
У Зошины перехватило дыхание.
— Король сказал… все знают… это мама правит Лютцельштайном, и у нас там… бабье царство.
— Он не имел права высказываться подобным образом, — поморщился принц-регент.
— Но ведь вы-то… и вы думаете… именно так?
— Я этого не говорил.
— Но это правда? Я понятия об этом не имела. Папа всегда казался таким властным и мне, и моим сестрам, что нам и в голову не приходило, что кто-то в… Лютцельштайне может противостоять ему.
Она еще не успела договорить, как ее осенило: возможно, такое властное поведение отца по отношению к дочерям и было вызвано именно тем, что жена слишком часто вынуждала его соглашаться с решениями, которые, по существу, принимала она.
Но даже теперь Зошине трудно было поверить в это.
И как она могла, сидя в классной комнате, вообще что-нибудь узнать о царивших в стране порядках?
Они с сестрами слишком боялись отца и редко, чтобы не сказать никогда, высказывались в присутствии родителей.
Вероятно, того же хотел регент для Дьера, так что король не ошибался в своих догадках.
Ее выбрали, потому что надеялись: она окажется столь же решительна и настойчива, как эрцгерцогиня Лютцельштайнская, и заставит короля подчиняться правилам, чему тот всячески противился.
— Ничего подобного… у меня не получится… — растерянно прошептала девушка.
— Теперь-то я это понял, — сказал регент, словно читая ее мысли. — Но уже слишком поздно.
— Почему?
— Премьер-министр и кабинет дали свое согласие на ваш брак с королем. Члены совета, с которыми вы встречались, от вас просто без ума. Они уверены, что вы не только прекрасны, но и умеете сострадать. Вас обязательно полюбит страна, а это крайне важно.
— А как… же… король? — Ей с трудом дались эти слова, но все же она их произнесла.
— Я заставлю короля вести себя в рамках приличий, — решительно заверил ее регент.
— Нет, нет… прошу вас! — воскликнула Зошина. — Не провоцируйте его на то, чтобы идти вам наперекор! Я и так его раздражаю. Если он узнает, что я жаловалась вам, это только… еще больше осложнит… положение.
— Как же мне поступить? — Девушке показалось, что этот всегда уверенный в себе человек чувствует себя так же беспомощно, как она.
— Лучше всего… оставьте все… как есть, — попросила она. — Я постараюсь… очень постараюсь… сделать так… чтобы он… начал доверять мне. Возможно, тогда он станет вести себя… иначе.
«Словно король — это дикий зверь, которого мне предстоит приручить», — подумала она. Первое, чего ей предстояло добиться, — избавить короля от опасений, будто она пытается удерживать его в клетке.
Но ведь король — не зверь. Он мужчина. А Зошина ничего не знала о мужчинах.
Каждая частичка ее тела протестовала против необходимости иметь дело с тем, кто проклинал свое знакомство с ней и глумился над ней. Те слова, которые он запальчиво бросал ей, заставляли девушку вздрагивать уже при одном воспоминании.
Видимо, все ее чувства отражались на ее лице, и регент не выдержал:
— Простите меня, умоляю вас, простите меня. Теперь, только теперь я слишком ясно вижу, что я натворил, но я не знаю, как распутать этот узел.
В его словах слышались искреннее сожаление, и симпатия, и сострадание, которые были ей сейчас так необходимы.
— Вы ничего… не можете… исправить, — постаралась взять себя в руки Зошина. — Я понимаю… я должна все сделать сама… Только, пожалуйста, помогите мне и… если можете… придайте мне мужества… Я… боюсь.
Безотчетно она протянула ему руку, и он сжал ее в своих ладонях.
— Никогда не встречал такой храброй, такой замечательной девушки! — тихо выговорил принц-регент.
Глава четвертая
Зошине показалось, что она целую вечность смотрела ему в глаза. Очнувшись, она каким-то далеким, глухим голосом прошептала:
— Благодарю вас.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась герцогиня-мать.
Она с удивлением увидела, как принц-регент выпустил руку Зошины, и спросила:
— А где же Георгий? Я думала, он здесь.
— У него назначена аудиенция, о которой он совсем забыл, мадам, — нашелся регент.
— Как это на него похоже! — заметила герцогиня-мать. — Но, кажется, с тех пор, как я видела его в последний раз, он очень переменился к лучшему. Поздравляю вас, Шандор. Я знаю, скольких трудов это вам стоило.
Тут она взглянула на Зошину, и по выражению ее лица девушка догадалась, что бабушка упустила из виду присутствие внучки в комнате.
После неловкой паузы герцогиня-мать произнесла уже совсем иным тоном:
— Уверена, милое мое дитя, самое лучшее для тебя сейчас, — это позволить себе отдохнуть перед вечером. Мне хочется, чтобы ты выглядела как можно лучше на сегодняшнем банкете.
— Я пойду прилягу, бабушка. — Зошина присела в реверансе и поцеловала бабушку в щеку. Потом она сделала реверанс регенту, но так и не нашла в себе сил взглянуть ему в лицо.
В спальне ее ждала программа предстоящих мероприятий, оставленная для нее на секретере адъютантом из тех, кому было поручено заботиться о них во время их визита.
В программе перечислялись мероприятия, на которых им предстояло присутствовать, список важных особ с указанием их званий, с которыми были запланированы встречи.
Зошина рассеянно взяла программу, но мысли ее витали где-то далеко.
Решив все же уточнить, в котором часу ей следует быть готовой сегодня вечером, она прочла:
«11:30. Ее величество герцогиня София и ее высочество принцесса Зошина посещают женский монастырь.
14:30. Ее величество герцогиня София присутствует на торжественном открытии нового Ботанического сада.
19:00. Его величество король, ее величество герцогиня София, ее высочество принцесса Зошина и его высочество принц-регент обедают с кавалерами ордена святого Миклоша».
К их числу, как уже знала девушка, относились самые знаменитые дворяне Дьера. Следующая запись заставила ее судорожно вздохнуть:
«11:00. Прием у премьер-министра, на который соберутся все члены парламента. Торжественное объявление о предстоящем бракосочетании короля».
Зошина положила программу и, пройдя на другой конец спальни, села на скамеечку перед туалетным столиком.
Ей показалось, что она видит свое отражение в зеркале со сверкающей короной на тщательно уложенных по последней моде волосах.
Именно для этого приехала она в Дьер. Отныне это ее будущее.
Слезы навернулись ей на глаза, и Зошина закрыла лицо ладонями.
Как же смириться с этим? Нет, не с тем, что ей предстоит стать королевой этих милых и дружелюбных жителей Дьера! Как смириться с мыслью, что она станет женой их короля?
Она чувствовала себя в ловушке, из которой не было выхода. Ей, словно белке в золоченом колесе, предстояло всю жизнь бегать в нем до самой смерти.
И тут она снова как будто услышала слова принца-регента: «Никогда в жизни не встречал такой мужественной, такой прекрасной девушки!»
«Я должна быть мужественной», — подумала Зошина.
Как и ожидалось, парадный банкет поражал своим великолепием.
В банкетном зале дворца больше трехсот гостей разместилось за столом. Парадный обед предполагал восемь перемен блюд, к каждому из которых подавалось особое вино.
Герцогиня-мать, бесспорно, царила среди приглашенных, такое величественное впечатление она производила.
На герцогине Софии было расшитое стразами платье, драгоценности из коллекции украшений царствующего дома Лютцельштайна, включая пятиярусное бриллиантовое ожерелье.
Зошине казалось, что сама она рядом с бабушкой кажется незаметной и даже блеклой.
Для нее выбрали бледно-голубое, цвета утреннего неба, платье с тюлевым шлейфом, который, словно морская волна, тянулся за ней. Глаза ее казались огромными на взволнованном личике.
В связи с предполагаемым браком герцогиня отдала дочери одну из тех диадем, которые сама давно не носила, считая недостаточно великолепными для царствующей особы.
Диадема была выполнена в виде венка из бриллиантовых и бирюзовых цветков, которые поблескивали, отражая свет огромных хрустальных люстр. Ожерелье и браслеты с бриллиантами и бирюзой дополняли наряд девушки. Сама того не подозревая, Зошина походила в нем на Весну Боттичелли.
Одеваясь, девушка пожалела, что сестры не могут ее видеть. Особенно Каталин. Уж младшая сестренка не удержалась бы и наговорила всяких забавных вещей, как она и сделала еще перед отъездом Зошины из Лютцельштайна.
— Ты будешь похожа на оперную примадонну! — воскликнула тогда Каталин. — Только вот грудь у тебя маловата, чтобы совсем сойти за певицу! Но короля ты убьешь наповал своей красотой, стоит ему увидеть тебя.
«Что ж, этого по крайней мере уж точно не произойдет!» — подумала Зошина.
Ей оставалось только надеяться, что принц-регент сочтет ее наряд соответствующим той роли, которую ей предстояло сыграть, и, возможно, если она приложит все свои старания, она сумеет заставить короля вести себя с ней вежливо.
В какой-то мере она понимала, насколько его раздражала постоянная опека дяди. В конце концов, не могло не вызывать негодования, что страной правит не тот, кто является в действительности королем, а другой, пусть и достойный человек.
Зошина вспомнила, как ее мать всегда настаивала, чтобы дочери не принимали участия ни в каких торжественных или праздничных событиях. Они допускались только на особые церковные службы или могли с балкона наблюдать и приветствовать прохождение какой-нибудь процессии.
Теперь, когда мысль, что мать распоряжалась всем в Лютцельштайне, прочно овладела умом ее дочери, Зошина припоминала множество случаев, когда мать не допускала, чтобы девочки получили какое-нибудь удовольствие даже тогда, когда отец охотно разрешал им это.
«Правительство под бабьей юбкой!» — прошептала она, гадая, как ей заставить короля понять, что она не имеет никакого желания управлять кем-то, а меньше всего им.
«Мне надо узнать людей, — размышляла Зошина, — и, как сказал регент, сделать все, чтобы они полюбили меня».
При мысли, какие планы строили все, кто задумал их свадьбу, девушку охватывала паника. Стране предстояло зависеть от своей молодой королевы, на которую возлагалась миссия положительно влиять на короля.
«Но я-то теперь уверена: что бы я ни предложила, он примет прямо противоположное решение, хотя бы только чтобы досадить мне и остальным», — думала она.
Потом Зошина вспомнила советы Каталин.
«Мне надо заставить его прислушиваться ко мне, значит, я должна желать этого очень сильно».
Вот только применима ли на практике теория Каталин, когда речь идет о повседневной жизни.
Но она вспомнила, как верила ее сестренка в волшебную силу нашей воли, способной воплотить желания в жизнь.
«Мне надо твердо и страстно желать, чтобы король поверил: я не враг ему, я не стану ему мешать, во мне он найдет сочувствие и понимание», — убеждала себя Зошина.
Но, по правде говоря, она могла только молиться.
«Бог поможет мне», — шептала девушка, понимая, как она слаба, и зная, что может полагаться только на высшую силу, способную творить чудеса.
Когда они шли вместе с бабушкой по коридору, направляясь в банкетный зал, герцогиня София со свойственной ей добротой подбадривала внучку:
— Ты прелесть, дорогая моя! Все в Дьере очарованы твоей красотой и твоим обаянием, и я очень горжусь тобой, детка.
— Спасибо, бабушка.
— О чем говорил с тобой Шандор, когда я зашла в комнату?
Герцогиня София не могла скрыть своего любопытства, но Зошина не решилась пересказать ей содержание их беседы.
Чуть замявшись, она ответила:
— Его королевское высочество говорил со мной о короле, бабушка.
— Я так и думала. Не сомневаюсь, вы с Георгием скоро обнаружите много общего между собой. В конце концов, вы почти одного возраста. Ему явно необходима молодая спутница жизни, ведь на него возложено столько серьезных обязанностей!
Зошина подумала про себя, что бабушка во всем права, вот только спутница королю нужна совсем другая.
Перед банкетом она с ужасом обнаружила, что, поскольку король выступал в роли хозяина, а они с бабушкой были почетными гостями, ее место за столом снова оказалось рядом с королем.
Обед начался, и Зошина на какой-то момент забыла обо всем, настолько ее поразило великолепное убранство помещения и стола.
Экзотические цветы, столы, сервированные бесподобной красоты столовым серебром и золотой посудой, огромные хрустальные люстры с сотнями свечей освещали все это великолепие.
Кроме них, в качестве уступки прогрессу, в зале стояли газовые светильники под круглыми стеклянными колпаками. Видимо, за исключением особых случаев, банкетный зал освещался газом.
В этот вечер сияние свечей подчеркивало красоту и изысканные туалеты дам, хотя, на взгляд Зошины, женщины Дьера значительно превосходили всех, кого ей доводилось видеть до сих пор.
Да и мужчины не уступали им: высокие, широкоплечие, с выразительными, тонко очерченными лицами. Чем-то они напоминали принца-регента. Видимо, это был национальный мужской тип красоты.
Сам принц-регент опять сидел по левую руку от нее. Заметив, как изумленно она оглядывается вокруг, он, словно угадав ее мысли, заметил:
— Осматриваетесь?
Девушка с улыбкой повернулась к нему, и принц увидел, как восторженно сияют ее глаза.
— Все здесь так красиво! — воскликнула Зошина. — Я думала о том, какие же красивые люди здесь, в Дьере.
— Вы перехваливаете нас! Уверен, герцогиня-мать отнесла бы наши достоинства на счет преобладания венгерской крови в наших жилах!
— Несомненно, это справедливо, — согласилась Зошина.
— Благодаря нашим венгерским предкам, — продолжал принц-регент, — в Дьере много рыжеволосых и белокожих.
Зошине хотелось сказать: «Жаль, что король унаследовал внешность своей матери и совсем не похож на отца». Но вместо этого она переменила тему:
— Я никогда раньше не бывала на банкетах. У меня такое ощущение, будто я участвую в каком-то романтическом представлении на сцене театра.
Зошина вспомнила, как Каталин сравнивала ее с оперной примадонной, и ей пришло в голову, что сестренка назвала бы принца-регента исполнителем главной мужской партии, если бы могла его сейчас увидеть.
Как и король, принц был в белом парадном мундире с тяжелыми золотыми эполетами и золотой вышивкой по воротнику.
Мундир короля украшали традиционные монаршие знаки отличия. Регент заслужил свои ордена на поле боя.
Часть наград Зошина узнала. Она видела их при осмотре оружейной палаты во дворце.
Поведение принца-регента, почтение, с которым относились к нему люди, говорило о том, что он был отличным боевым командиром. В нем чувствовался прирожденный лидер.
Регент назвал ей нескольких знаменитостей среди гостей, но потом она вежливо повернулась к королю, как того требовал этикет и ее положение.
Зошина никак не могла придумать, о чем заговорить с ним, не рискуя снова вызвать его раздражение.
— Вы устраиваете балы во дворце? Это великолепная зала для танцев. — Дворцовые балы показались ей самой нейтральной темой для разговора.
— Благодарю вас.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась герцогиня-мать.
Она с удивлением увидела, как принц-регент выпустил руку Зошины, и спросила:
— А где же Георгий? Я думала, он здесь.
— У него назначена аудиенция, о которой он совсем забыл, мадам, — нашелся регент.
— Как это на него похоже! — заметила герцогиня-мать. — Но, кажется, с тех пор, как я видела его в последний раз, он очень переменился к лучшему. Поздравляю вас, Шандор. Я знаю, скольких трудов это вам стоило.
Тут она взглянула на Зошину, и по выражению ее лица девушка догадалась, что бабушка упустила из виду присутствие внучки в комнате.
После неловкой паузы герцогиня-мать произнесла уже совсем иным тоном:
— Уверена, милое мое дитя, самое лучшее для тебя сейчас, — это позволить себе отдохнуть перед вечером. Мне хочется, чтобы ты выглядела как можно лучше на сегодняшнем банкете.
— Я пойду прилягу, бабушка. — Зошина присела в реверансе и поцеловала бабушку в щеку. Потом она сделала реверанс регенту, но так и не нашла в себе сил взглянуть ему в лицо.
В спальне ее ждала программа предстоящих мероприятий, оставленная для нее на секретере адъютантом из тех, кому было поручено заботиться о них во время их визита.
В программе перечислялись мероприятия, на которых им предстояло присутствовать, список важных особ с указанием их званий, с которыми были запланированы встречи.
Зошина рассеянно взяла программу, но мысли ее витали где-то далеко.
Решив все же уточнить, в котором часу ей следует быть готовой сегодня вечером, она прочла:
«11:30. Ее величество герцогиня София и ее высочество принцесса Зошина посещают женский монастырь.
14:30. Ее величество герцогиня София присутствует на торжественном открытии нового Ботанического сада.
19:00. Его величество король, ее величество герцогиня София, ее высочество принцесса Зошина и его высочество принц-регент обедают с кавалерами ордена святого Миклоша».
К их числу, как уже знала девушка, относились самые знаменитые дворяне Дьера. Следующая запись заставила ее судорожно вздохнуть:
«11:00. Прием у премьер-министра, на который соберутся все члены парламента. Торжественное объявление о предстоящем бракосочетании короля».
Зошина положила программу и, пройдя на другой конец спальни, села на скамеечку перед туалетным столиком.
Ей показалось, что она видит свое отражение в зеркале со сверкающей короной на тщательно уложенных по последней моде волосах.
Именно для этого приехала она в Дьер. Отныне это ее будущее.
Слезы навернулись ей на глаза, и Зошина закрыла лицо ладонями.
Как же смириться с этим? Нет, не с тем, что ей предстоит стать королевой этих милых и дружелюбных жителей Дьера! Как смириться с мыслью, что она станет женой их короля?
Она чувствовала себя в ловушке, из которой не было выхода. Ей, словно белке в золоченом колесе, предстояло всю жизнь бегать в нем до самой смерти.
И тут она снова как будто услышала слова принца-регента: «Никогда в жизни не встречал такой мужественной, такой прекрасной девушки!»
«Я должна быть мужественной», — подумала Зошина.
Как и ожидалось, парадный банкет поражал своим великолепием.
В банкетном зале дворца больше трехсот гостей разместилось за столом. Парадный обед предполагал восемь перемен блюд, к каждому из которых подавалось особое вино.
Герцогиня-мать, бесспорно, царила среди приглашенных, такое величественное впечатление она производила.
На герцогине Софии было расшитое стразами платье, драгоценности из коллекции украшений царствующего дома Лютцельштайна, включая пятиярусное бриллиантовое ожерелье.
Зошине казалось, что сама она рядом с бабушкой кажется незаметной и даже блеклой.
Для нее выбрали бледно-голубое, цвета утреннего неба, платье с тюлевым шлейфом, который, словно морская волна, тянулся за ней. Глаза ее казались огромными на взволнованном личике.
В связи с предполагаемым браком герцогиня отдала дочери одну из тех диадем, которые сама давно не носила, считая недостаточно великолепными для царствующей особы.
Диадема была выполнена в виде венка из бриллиантовых и бирюзовых цветков, которые поблескивали, отражая свет огромных хрустальных люстр. Ожерелье и браслеты с бриллиантами и бирюзой дополняли наряд девушки. Сама того не подозревая, Зошина походила в нем на Весну Боттичелли.
Одеваясь, девушка пожалела, что сестры не могут ее видеть. Особенно Каталин. Уж младшая сестренка не удержалась бы и наговорила всяких забавных вещей, как она и сделала еще перед отъездом Зошины из Лютцельштайна.
— Ты будешь похожа на оперную примадонну! — воскликнула тогда Каталин. — Только вот грудь у тебя маловата, чтобы совсем сойти за певицу! Но короля ты убьешь наповал своей красотой, стоит ему увидеть тебя.
«Что ж, этого по крайней мере уж точно не произойдет!» — подумала Зошина.
Ей оставалось только надеяться, что принц-регент сочтет ее наряд соответствующим той роли, которую ей предстояло сыграть, и, возможно, если она приложит все свои старания, она сумеет заставить короля вести себя с ней вежливо.
В какой-то мере она понимала, насколько его раздражала постоянная опека дяди. В конце концов, не могло не вызывать негодования, что страной правит не тот, кто является в действительности королем, а другой, пусть и достойный человек.
Зошина вспомнила, как ее мать всегда настаивала, чтобы дочери не принимали участия ни в каких торжественных или праздничных событиях. Они допускались только на особые церковные службы или могли с балкона наблюдать и приветствовать прохождение какой-нибудь процессии.
Теперь, когда мысль, что мать распоряжалась всем в Лютцельштайне, прочно овладела умом ее дочери, Зошина припоминала множество случаев, когда мать не допускала, чтобы девочки получили какое-нибудь удовольствие даже тогда, когда отец охотно разрешал им это.
«Правительство под бабьей юбкой!» — прошептала она, гадая, как ей заставить короля понять, что она не имеет никакого желания управлять кем-то, а меньше всего им.
«Мне надо узнать людей, — размышляла Зошина, — и, как сказал регент, сделать все, чтобы они полюбили меня».
При мысли, какие планы строили все, кто задумал их свадьбу, девушку охватывала паника. Стране предстояло зависеть от своей молодой королевы, на которую возлагалась миссия положительно влиять на короля.
«Но я-то теперь уверена: что бы я ни предложила, он примет прямо противоположное решение, хотя бы только чтобы досадить мне и остальным», — думала она.
Потом Зошина вспомнила советы Каталин.
«Мне надо заставить его прислушиваться ко мне, значит, я должна желать этого очень сильно».
Вот только применима ли на практике теория Каталин, когда речь идет о повседневной жизни.
Но она вспомнила, как верила ее сестренка в волшебную силу нашей воли, способной воплотить желания в жизнь.
«Мне надо твердо и страстно желать, чтобы король поверил: я не враг ему, я не стану ему мешать, во мне он найдет сочувствие и понимание», — убеждала себя Зошина.
Но, по правде говоря, она могла только молиться.
«Бог поможет мне», — шептала девушка, понимая, как она слаба, и зная, что может полагаться только на высшую силу, способную творить чудеса.
Когда они шли вместе с бабушкой по коридору, направляясь в банкетный зал, герцогиня София со свойственной ей добротой подбадривала внучку:
— Ты прелесть, дорогая моя! Все в Дьере очарованы твоей красотой и твоим обаянием, и я очень горжусь тобой, детка.
— Спасибо, бабушка.
— О чем говорил с тобой Шандор, когда я зашла в комнату?
Герцогиня София не могла скрыть своего любопытства, но Зошина не решилась пересказать ей содержание их беседы.
Чуть замявшись, она ответила:
— Его королевское высочество говорил со мной о короле, бабушка.
— Я так и думала. Не сомневаюсь, вы с Георгием скоро обнаружите много общего между собой. В конце концов, вы почти одного возраста. Ему явно необходима молодая спутница жизни, ведь на него возложено столько серьезных обязанностей!
Зошина подумала про себя, что бабушка во всем права, вот только спутница королю нужна совсем другая.
Перед банкетом она с ужасом обнаружила, что, поскольку король выступал в роли хозяина, а они с бабушкой были почетными гостями, ее место за столом снова оказалось рядом с королем.
Обед начался, и Зошина на какой-то момент забыла обо всем, настолько ее поразило великолепное убранство помещения и стола.
Экзотические цветы, столы, сервированные бесподобной красоты столовым серебром и золотой посудой, огромные хрустальные люстры с сотнями свечей освещали все это великолепие.
Кроме них, в качестве уступки прогрессу, в зале стояли газовые светильники под круглыми стеклянными колпаками. Видимо, за исключением особых случаев, банкетный зал освещался газом.
В этот вечер сияние свечей подчеркивало красоту и изысканные туалеты дам, хотя, на взгляд Зошины, женщины Дьера значительно превосходили всех, кого ей доводилось видеть до сих пор.
Да и мужчины не уступали им: высокие, широкоплечие, с выразительными, тонко очерченными лицами. Чем-то они напоминали принца-регента. Видимо, это был национальный мужской тип красоты.
Сам принц-регент опять сидел по левую руку от нее. Заметив, как изумленно она оглядывается вокруг, он, словно угадав ее мысли, заметил:
— Осматриваетесь?
Девушка с улыбкой повернулась к нему, и принц увидел, как восторженно сияют ее глаза.
— Все здесь так красиво! — воскликнула Зошина. — Я думала о том, какие же красивые люди здесь, в Дьере.
— Вы перехваливаете нас! Уверен, герцогиня-мать отнесла бы наши достоинства на счет преобладания венгерской крови в наших жилах!
— Несомненно, это справедливо, — согласилась Зошина.
— Благодаря нашим венгерским предкам, — продолжал принц-регент, — в Дьере много рыжеволосых и белокожих.
Зошине хотелось сказать: «Жаль, что король унаследовал внешность своей матери и совсем не похож на отца». Но вместо этого она переменила тему:
— Я никогда раньше не бывала на банкетах. У меня такое ощущение, будто я участвую в каком-то романтическом представлении на сцене театра.
Зошина вспомнила, как Каталин сравнивала ее с оперной примадонной, и ей пришло в голову, что сестренка назвала бы принца-регента исполнителем главной мужской партии, если бы могла его сейчас увидеть.
Как и король, принц был в белом парадном мундире с тяжелыми золотыми эполетами и золотой вышивкой по воротнику.
Мундир короля украшали традиционные монаршие знаки отличия. Регент заслужил свои ордена на поле боя.
Часть наград Зошина узнала. Она видела их при осмотре оружейной палаты во дворце.
Поведение принца-регента, почтение, с которым относились к нему люди, говорило о том, что он был отличным боевым командиром. В нем чувствовался прирожденный лидер.
Регент назвал ей нескольких знаменитостей среди гостей, но потом она вежливо повернулась к королю, как того требовал этикет и ее положение.
Зошина никак не могла придумать, о чем заговорить с ним, не рискуя снова вызвать его раздражение.
— Вы устраиваете балы во дворце? Это великолепная зала для танцев. — Дворцовые балы показались ей самой нейтральной темой для разговора.