Страница:
— А я-то считал свою жизнь полной и насыщенной: ведь я служил своей стране. Думал, что я уже миновал опасность влюбиться в общепринятом смысле этого слова. Но когда я увидел вас… — Он вдруг замолчал.
— Что тогда?
— Я почувствовал, как мое сердце несколько раз словно перевернулось в груди. Вы шагнули мне навстречу, словно озарив все вокруг невиданным светом.
— Это… правда? Жаль, я не могу признаться в том же. Когда я коснулась вашей руки, я всего лишь почувствовала в вас своего защитника. Ваше прикосновение придало мне мужества.
— Только Богу ведомо, как я хотел бы защитить вас, — тихо проговорил принц-регент. — И с той самой минуты я все сильнее любил вас. Ваше лицо все время стоит у меня перед глазами. Повсюду я слышу только ваш голос.
Зошина протянула ему руку.
— Прошу вас… возьмите меня с собой! — взмолилась она. — Разве нельзя нам уехать… и жить в какой-нибудь другой стране, где никто не будет знать нас… где мы сможем быть… вместе?
Регент так крепко сжал ее пальцы, что кровь отхлынула от них.
— Я мог бы отправиться с вами куда угодно, — сказал он. — Но вы же знаете, как это знаю и я: мы с вами слишком значительные персоны, чтобы просто исчезнуть. Любой скандал сыграет на руку Германии, и бог знает какая ситуация может сложиться вокруг наших стран.
«У него на все есть ответ», — беспомощно подумала Зошина. Каждое прикосновение принца заставляло ее трепетать, она едва дышала. Они были так близки, но его слова разъединяли их.
В окно кареты она увидела впереди огни дворца и торопливо проговорила:
— Я должна еще раз увидеться с вами наедине… мне надо поговорить с вами…
Регент только покачал головой:
— Нам не о чем больше говорить, нам ничего не остается, как только проститься!
— Я не могу… я не могу!
— Я уеду отсюда, — печально возразил ей принц-регент. — Когда вы вернетесь в Дьер на свое бракосочетание, меня здесь уже не будет.
Зошина вскрикнула, как раненый зверь:
— Куда же вы?..
— Куда угодно!
— Но… как же я?.. Вы должны помочь мне…
— Неужели вы думаете, я смогу оставаться здесь, зная, что вы стали женой другого?! — В его голосе было столько боли, что Зошина на мгновение смолкла.
— Как же… я, как же… я… справлюсь… без вас?
— Вы справитесь. Вы же умница, а ваше женское чутье подскажет вам, как поступать в том или ином случае.
— Этого недостаточно! Мне нужны вы… Я хочу быть с вами… Мне нужна ваша любовь… я хочу любить вас, — не помня себя восклицала девушка.
Дворец был совсем близко, и при свете фонарей, окружавших его, Зошина увидела, как Шандор закрыл глаза и на лице его отразилась смертельная мука. Он прижал ее руку к губам и очень мягко и тихо произнес:
— Прощай, моя любовь, моя единственная любовь!
Глаза у Зошины наполнились слезами, и слова застряли в горле.
Карета проехала мимо парадных дверей, объехала огромное здание и остановилась у бокового входа, который Зошина никогда раньше не замечала. Часовых там не было.
Регент вышел из кареты, вынул ключ из кармана и, открыв дверь, пропустил Зошину вперед.
Когда они оказались в небольшом холле, он снял с ее плеч домино.
— Идите прямо по этому коридору до лестницы. Поднимитесь на второй этаж. Оттуда вы уже знаете дорогу. Нас не должны видеть вместе.
Зошина повернулась к нему. Горел только один светильник, но она отчетливо видела боль в его глазах и резкие складки у рта.
Они постояли, глядя друг на друга. Ей нечего было больше сказать, не о чем молить его. У них не было будущего, не было даже надежды. Зошина беспомощно отвернулась и пошла в никуда. В темноту. Отныне всегда ее будет окружать беспросветная тьма.
Она уже почти миновала холл, как внезапно принц-регент догнал ее.
Он повернул ее лицом к себе и сжал в своих объятиях. Сердце подпрыгнуло у нее в груди. А он уже целовал ее, целовал неистово, страстно, требовательно.
Сначала ей было больно, но и боль, которую он причинял ей, казалась чудом, она упивалась ею. Зошина затрепетала в его объятиях и вся, ликуя, прижалась к нему.
Принц замер. Его поцелуи стали ласковее, мягче. В них было столько нежности! Но эта нежность покоряла настоятельнее, чем сила. Такие чувства были так новы для нее.
Она перестала ощущать свое тело, а ее душа принадлежала ему, стала частью его души, они были неделимы.
Божественная любовь осияла их. Возвышенная и совершенная любовь. Зошина чувствовала, как Бог благословлял их и предназначал друг другу.
Эта любовь поглотила ее целиком. Любовь оказалась могущественнее, величественнее, чем она себе воображала.
Любовь была в каждом их вздохе, в каждой мысли, в каждом ударе их сердец.
«Я люблю! Я люблю!» — хотелось ей сказать, но в словах не было никакой нужды.
Зошина знала, принц чувствовал то же самое. Как бы ни пытался рок разделить их, они оставались единым целым.
Но вот принц-регент разжал объятия, резко повернул девушку и чуть подтолкнул в том направлении, куда она шла, когда он остановил ее.
На какое-то время она потеряла способность думать и ничего не видела вокруг себя, все еще пребывая в том божественном состоянии духа, которое Шандор пробудил в ней.
Потом она услышала, как где-то рядом открылась и закрылась дверь. Он покинул ее. Оставил совсем одну.
Зошина вспомнила, куда он велел ей идти, медленно ступила в темный переход и пошла к лестнице. Она любила его и не могла ослушаться.
Глава шестая
— Что тогда?
— Я почувствовал, как мое сердце несколько раз словно перевернулось в груди. Вы шагнули мне навстречу, словно озарив все вокруг невиданным светом.
— Это… правда? Жаль, я не могу признаться в том же. Когда я коснулась вашей руки, я всего лишь почувствовала в вас своего защитника. Ваше прикосновение придало мне мужества.
— Только Богу ведомо, как я хотел бы защитить вас, — тихо проговорил принц-регент. — И с той самой минуты я все сильнее любил вас. Ваше лицо все время стоит у меня перед глазами. Повсюду я слышу только ваш голос.
Зошина протянула ему руку.
— Прошу вас… возьмите меня с собой! — взмолилась она. — Разве нельзя нам уехать… и жить в какой-нибудь другой стране, где никто не будет знать нас… где мы сможем быть… вместе?
Регент так крепко сжал ее пальцы, что кровь отхлынула от них.
— Я мог бы отправиться с вами куда угодно, — сказал он. — Но вы же знаете, как это знаю и я: мы с вами слишком значительные персоны, чтобы просто исчезнуть. Любой скандал сыграет на руку Германии, и бог знает какая ситуация может сложиться вокруг наших стран.
«У него на все есть ответ», — беспомощно подумала Зошина. Каждое прикосновение принца заставляло ее трепетать, она едва дышала. Они были так близки, но его слова разъединяли их.
В окно кареты она увидела впереди огни дворца и торопливо проговорила:
— Я должна еще раз увидеться с вами наедине… мне надо поговорить с вами…
Регент только покачал головой:
— Нам не о чем больше говорить, нам ничего не остается, как только проститься!
— Я не могу… я не могу!
— Я уеду отсюда, — печально возразил ей принц-регент. — Когда вы вернетесь в Дьер на свое бракосочетание, меня здесь уже не будет.
Зошина вскрикнула, как раненый зверь:
— Куда же вы?..
— Куда угодно!
— Но… как же я?.. Вы должны помочь мне…
— Неужели вы думаете, я смогу оставаться здесь, зная, что вы стали женой другого?! — В его голосе было столько боли, что Зошина на мгновение смолкла.
— Как же… я, как же… я… справлюсь… без вас?
— Вы справитесь. Вы же умница, а ваше женское чутье подскажет вам, как поступать в том или ином случае.
— Этого недостаточно! Мне нужны вы… Я хочу быть с вами… Мне нужна ваша любовь… я хочу любить вас, — не помня себя восклицала девушка.
Дворец был совсем близко, и при свете фонарей, окружавших его, Зошина увидела, как Шандор закрыл глаза и на лице его отразилась смертельная мука. Он прижал ее руку к губам и очень мягко и тихо произнес:
— Прощай, моя любовь, моя единственная любовь!
Глаза у Зошины наполнились слезами, и слова застряли в горле.
Карета проехала мимо парадных дверей, объехала огромное здание и остановилась у бокового входа, который Зошина никогда раньше не замечала. Часовых там не было.
Регент вышел из кареты, вынул ключ из кармана и, открыв дверь, пропустил Зошину вперед.
Когда они оказались в небольшом холле, он снял с ее плеч домино.
— Идите прямо по этому коридору до лестницы. Поднимитесь на второй этаж. Оттуда вы уже знаете дорогу. Нас не должны видеть вместе.
Зошина повернулась к нему. Горел только один светильник, но она отчетливо видела боль в его глазах и резкие складки у рта.
Они постояли, глядя друг на друга. Ей нечего было больше сказать, не о чем молить его. У них не было будущего, не было даже надежды. Зошина беспомощно отвернулась и пошла в никуда. В темноту. Отныне всегда ее будет окружать беспросветная тьма.
Она уже почти миновала холл, как внезапно принц-регент догнал ее.
Он повернул ее лицом к себе и сжал в своих объятиях. Сердце подпрыгнуло у нее в груди. А он уже целовал ее, целовал неистово, страстно, требовательно.
Сначала ей было больно, но и боль, которую он причинял ей, казалась чудом, она упивалась ею. Зошина затрепетала в его объятиях и вся, ликуя, прижалась к нему.
Принц замер. Его поцелуи стали ласковее, мягче. В них было столько нежности! Но эта нежность покоряла настоятельнее, чем сила. Такие чувства были так новы для нее.
Она перестала ощущать свое тело, а ее душа принадлежала ему, стала частью его души, они были неделимы.
Божественная любовь осияла их. Возвышенная и совершенная любовь. Зошина чувствовала, как Бог благословлял их и предназначал друг другу.
Эта любовь поглотила ее целиком. Любовь оказалась могущественнее, величественнее, чем она себе воображала.
Любовь была в каждом их вздохе, в каждой мысли, в каждом ударе их сердец.
«Я люблю! Я люблю!» — хотелось ей сказать, но в словах не было никакой нужды.
Зошина знала, принц чувствовал то же самое. Как бы ни пытался рок разделить их, они оставались единым целым.
Но вот принц-регент разжал объятия, резко повернул девушку и чуть подтолкнул в том направлении, куда она шла, когда он остановил ее.
На какое-то время она потеряла способность думать и ничего не видела вокруг себя, все еще пребывая в том божественном состоянии духа, которое Шандор пробудил в ней.
Потом она услышала, как где-то рядом открылась и закрылась дверь. Он покинул ее. Оставил совсем одну.
Зошина вспомнила, куда он велел ей идти, медленно ступила в темный переход и пошла к лестнице. Она любила его и не могла ослушаться.
Глава шестая
Госпиталь, расположенный в женском монастыре, глубоко тронул их души. Они проходили через тихие с высокими потолками помещения, где жили монахини, которые приветливо встречали гостей. Зошине рассказали, что это была идея принца-регента: женщины, посвятившие себя облегчению страданий ближних, получили возможность, благодаря устройству госпиталя, помогать своим подопечным непосредственно в стенах монастыря.
Теперь все в Дьере она воспринимала несколько иначе. Везде и всюду она видела влияние человека, которого полюбила.
Необузданный нрав и безответственность короля заставили ее понять, что именно регент привел свою страну к преуспеванию, поддерживал в ней порядок, сделал счастливыми ее граждан.
Мать-настоятельница монастыря рассказывала, что о больных и престарелых в Дьере заботились намного лучше, чем в любой другой стране Европы, а детская смертность существенно сократилась за годы его регентства.
Принц-регент по-настоящему заботился о жителях своей страны. Его интересовали все стороны их жизни. Зошина не сомневалась, что в Дьере не так уж много безработных, а на производстве внедряются прогрессивные методы.
Премьер-министр был, бесспорно, хороший политик, но за пределами кабинета не имел особого влияния.
Именно на принца-регента последние годы ложилось выполнение многих задач, с которыми он справлялся именем короля.
И именно регент пытался обеспечить стабильность страны и после своего ухода.
Когда Зошина видела все достигнутое им и думала о том, что все это может пойти прахом, как только король получит власть, ей хотелось кричать о несправедливости системы, которая возводит на трон никчемного человека только по праву рождения. Когда в Лютцельштайне она слышала о необузданном нраве короля, Зошина и представить себе не могла, что это может значить для страны.
Вспоминая о поведении короля на маскараде, о фамильярности его друзей, о женщинах сомнительного поведения, которые окружали его, она чувствовала себя беспомощной и замирала от ужаса при мысли о замужестве, на которое была обречена.
Прошлой ночью, добравшись до своей комнаты, она могла думать только о принце-регенте и замирать от восторга, вспоминая его поцелуи.
Шандор подарил ей небесное блаженство, разбудил в ней такое море чувств, о которых она и не подозревала. Какое-то время она была не в силах по-настоящему осознать, что ей предстоит потерять его.
Зошина впервые полюбила, а его ответное чувство само по себе казалось ей чудом из чудес.
Войдя в спальню, она увидела книгу у себя на прикроватном столике и поняла, как принц-регент узнал, что она покинула дворец.
Это был сборник стихов той монахини, о которой он ей рассказывал.
Зошина поняла, как все произошло. Принц Шандор вспомнил о своем обещании только перед сном. Подумав, что, возможно, Зошина еще не спит, он послал своего слугу к Гизелле.
Гизелла скорее всего объяснила, что ее высочество еще пишет письмо, поскольку собирается отправить его утром с дипломатической почтой в Лютцельштайн.
Слуга регента, желая исполнить данное ему поручение, упросил Гизеллу, несмотря на поздний час, отнести книгу принцессе.
Старая служанка, ворча, что ей не дают выспаться, все же отправилась к своей госпоже и обнаружила, что спальня пуста.
Девушка отчетливо представляла, какая за этим последовала паника: Гизелла рассказала слуге регента, тот — своему господину, ну а принц-регент, знавший о том, куда направился король, догадался об остальном.
Зошине оставалось только надеяться, что регент взял с Гизеллы обещание хранить молчание. Когда ее горничная появилась утром, девушка убедилась в этом.
— Как же вы могли так меня напугать, ваше высочество?! — укоряла ее Гизелла. — Что вам стоило сказать мне, что намереваетесь уйти вчера вечером?
— Король пригласил меня сопровождать его на прием, — оправдывалась Зошина. — Но, пожалуйста, не говори ничего бабушке. Герцогиня сочла бы эту поездку слишком поздней для меня.
— Его высочество принц-регент просил меня никому ничего не рассказывать, — призналась Гизелла, — но мой долг велит мне доложить об этом по возвращении в Лютцельштайн.
Гизелла обожала Зошину, и девушка не сомневалась, что угроза была пустой.
— Никому ты не наябедничаешь, Гизелла! К тому же, хотя и слишком поздно, я вернулась целой и невредимой.
При этом она подумала, что в этом нет заслуги ни короля, ни ее самой. Ее могли сбить с ног или разбить ей лицо бокалом или кружкой, а ее спутник не обратил бы на это никакого внимания.
Интересно, волновался ли он вообще, когда она исчезла. У Зошины возникло неприятное ощущение, что король слишком много выпил и вряд ли вообще помнит, что брал ее с собой на маскарад.
С невообразимым облегчением она узнала, что его величество не предполагает сопровождать их в госпиталь. Зошина не сомневалась, что вряд ли он успел прийти в себя после вчерашнего загула. Однако девушка не совсем четко представляла себе, как может чувствовать себя мужчина после столь бурно проведенной ночи. Ее интересовало, всегда ли, покидая по ночам дворец, Георгий предавался пьяному буйству, подобному вчерашнему.
Вспоминая все, что происходило у нее на глазах, Зошина не находила объяснений, зачем королю или его приятелям понадобилось ввязываться в драку и при этом вести себя так нагло. Казалось, все они вели себя в соответствии с заранее намеченным планом.
Она где-то читала о мюнхенских студентах, которые имели обыкновение провоцировать в пивных заведениях беспорядки, которые потом стихийно прокатывались по всему городу, переходя в настоящие погромы. Неужели нечто подобное свойственно всем молодым людям определенного возраста?
Если так, то подобные задиры должны были вызывать негодование остальных граждан.
Что, если жители Дьера узнают, что их король — один из заводил и главарей такой банды юнцов?
Все это было выше всякого понимания, и, осматривая женский монастырь, приветливо улыбаясь детям, разговаривая с монахинями и восхищенно расхваливая все увиденное, девушка не переставала перебирать в памяти картины вчерашних событий, настолько они потрясли ее воображение.
В последней палате находились новорожденные. Мать одной из девочек, незамужняя женщина, умерла при родах.
— Как это печально! — воскликнула Зошина, когда ей рассказали об этом.
— Взгляните, какое замечательное дитя, ваше высочество, — сказала монахиня, взяв девочку из кроватки и передавая Зошине.
Девушка посмотрела на хорошенькое личико и задумалась о судьбе маленькой сиротки.
— Не беспокойтесь, с ней все будет хорошо, — поторопилась успокоить монашенка, словно читая мысли принцессы. — Ее возьмут в семью. Всегда находятся женщины, которые не могут иметь детей, но мечтают о ребенке. Да и семьи с детьми иногда ничего не имеют против усыновления еще одного.
— Как хорошо, что она не попадет в сиротский приют, — сказала Зошина.
Девушка вспомнила, как однажды они с матерью посещали такой приют, и он запомнился ей как мрачное, унылое, лишенное любви место.
Но, держа на руках девочку, Зошина внезапно с ужасом подумала: став королевой, она обязана будет обеспечить трон наследником.
Она любила детей, и сестры привыкли жить в большой семье, но на месте отца ее детей в мечтах всегда оказывался человек, с которым они любили друг друга.
Теперь же мысль о семье, где король-забулдыга будет ее мужем и отцом ее детей, настолько потрясла девушку, что минуту-другую она молча смотрела на девочку у себя на руках, ничего не видя вокруг.
Зошина плохо представляла себе, что означает близость мужчины и женщины, но эти отношения казались ей неким таинством.
Но оказаться в подобной роли рядом с королем?..
Вчера вечером принц Шандор целовал ее, и она чувствовала, что готова умереть от счастья, подаренного ей. Она не сомневалась, что все происходившее между ними освящено их взаимной любовью.
Иметь от него ребенка было бы счастьем. Но ребенок другого, особенно ребенок короля! Какая низость! Эта мысль вызвала у нее омерзение до дрожи.
«Я не смогу… не смогу!» — думала Зошина.
Она передала девочку снова монахине. Та забеспокоилась:
— Ваше высочество, вам плохо? Вы побледнели.
— Со мной все в порядке, спасибо, — успокоила ее Зошина. — Просто сегодня слишком жарко.
— Вы правы, ваше высочество, — улыбнулась монахиня и смущенно добавила:
— Я чувствую, эта крошка получила ваше благословение, побывав у вас на руках. Не сочтете ли вы предосудительным, если мы дадим девочке ваше имя?
— Сделайте милость, мне будет очень приятно! — ответила Зошина.
Она еще раз взглянула на ребенка. Не придется ли этому маленькому созданию когда-нибудь испытать страдания своей тезки? Не заставят ли ее когда-нибудь пожертвовать всем прекрасным и совершенным, что есть в жизни, ради блага своей страны?
Но Зошину уже ждала герцогиня София, и она постаралась отбросить эти мысли и отвернулась. Ей казалось, что она оставляет последние, изодранные в клочья останки своей мечты «у кроватки малютки-сироты, которую собирались назвать в честь принцессы Зошины из Лютцельштайна.
Обед прошел спокойно и занял не слишком много времени, поскольку днем герцогине предстояло еще открывать Ботанический сад, тоже основанный принцем-регентом.
Ботанический сад, первый в стране, уже принес Дьеру европейскую известность.
Принц-регент обратился во все страны с просьбой прислать ему экземпляры растений, характерных для флоры этих стран, чтобы расширить представления жителей Дьера о растительном мире планеты.
— Меня несказанно воодушевило все, что я увидела в Королевском ботаническом саду в Кью, — рассказывал принц-регент герцогине Софии. — Там не только выращивают растения, но и рассылают их повсюду. Вот я и подумал, а не завести ли нам нечто подобное.
— Какая блестящая идея, Шандор! — похвалила его старая герцогиня. — Впрочем, все ваши идеи оригинальны и прогрессивны.
Возможно, подобный комплимент герцогиня София могла произнести и из простой вежливости, но Зошина чувствовала, что на сей раз бабушка действительно восхищается и говорит искренне.
Принц-регент ждал их к обеду в одном из салонов. Зошина сначала от смущения не смела поднять на него глаза, но, справившись со своими чувствами, она все же взглянула на принца Шандора. Темные круги у него под глазами ясно сказали ей, что принц не спал всю ночь после их расставания. Он и сейчас, казалось, изо всех сил избегал говорить с нею, пока они не прошли в столовую. Но король не спустился к обеду, и регенту пришлось занять место во главе стола. Герцогиня София села справа от него, Зошина — слева.
Принц вел себя достаточно непринужденно, но Зошина чувствовала, в каком напряжении он пребывал. Как и она, Шандор чувствовал неумолимое приближение того момента, когда на заседании парламента будет объявлено о ее помолвке.
Мысль эта темной, грозовой тучей висела над ними, и ни очаровательная комната, ни прекрасный дворец уже не вызывали в девушке восхищения. Ей представлялось, как комнаты дворца заполняют дерзкие и пошлые приятели короля, как по его указанию изящество интерьера уступает место аляповатости в угоду низменным вкусам новых придворных.
Где будет ее собственное место, Зошина угадать не могла. Как на вчерашнем маскараде, она оказывалась лишней, случайной. Ею легко было пренебречь, о ней легко было забыть.
«Но зачем?! Я не могу! Не могу!» — твердила про себя Зошина.
Девушка думала, что даже ради принца Шандора, ради того, чтобы добиться его уважения, она не сможет продолжать этот фарс, который мог привести только к мучительному попранию всех ее идеалов.
Но и она, и регент вели себя за обедом так, словно все шло своим чередом.
«Он так хорошо владеет собой. Наверное, он не испытывает тех чувств, которые терзают меня», — с отчаянием думала Зошина.
Но, подняв глаза, она неожиданно увидела, как он смотрит на нее, и прежде чем Шандор успел отвести взгляд, она поняла, что он страдает не меньше ее.
С того момента желание облегчить муки любимого человека заставляло Зошину стараться не привлекать внимание принца к ее собственным чувствам.
Она знала без слов, что любовь возбуждала в нем желание защитить и утешить любимую. Но ее чувство к нему было так сильно, что девушка не хотела усугублять страдания любимого.
И все-таки каждый удар ее сердца, каждый вздох сопровождались единственной мыслью: «Я люблю вас! Я люблю вас!»
Ей чудилось, что часы на камине отбивали в такт эти слова и приглушенные голоса сидевших за столом вторили им. Зошина даже испугалась, что может произнести их вслух.
Наконец обед завершился, и они с бабушкой надели шляпы, взяли перчатки и зонтики и направились вниз, где их уже ожидали кареты. Тут герцогиня словно впервые заметила отсутствие короля.
— Разве Георгий не едет с нами? — спросила она у принца-регента.
— Нет.
— Почему же? По программе он должен выступать с речью на открытии Ботанического сада.
— Я знаю, — ответил регент, — но он отказался.
— Как можно позволять ему подобные выходки! — возмутилась герцогиня-мать. — Полагаю, все сочтут очень странным его отсутствие, ведь благодаря вам Ботанический сад уже успел приобрести международную известность.
Принц-регент понизил голос, чтобы те, кто сопровождал их, не могли расслышать его слова.
— Георгий говорит, что сегодня последний день его свободы и он намерен провести его так, как сам пожелает.
Сначала герцогиня-мать не поняла.
— Вы имеете в виду объявление о помолвке? Но разве большинство мужчин не устраивают свои холостяцкие «мальчишники» только накануне самой свадьбы?
— Я говорил ему об этом, но он заупрямился и потребовал, чтобы его оставили в покое вплоть до завтрашнего утра.
Герцогиня-мать лишь недовольно повела плечами:
— Ну что ж! Обойдемся без него, но я обязательно скажу ему, насколько это невежливо по отношению не только ко мне, но и к вам, Шандор.
Зошина подумала, что последнее замечание герцогини Софии скорее всего только порадует короля, который спит и видит, как бы досадить дядюшке.
Впрочем, недовольство и тревога герцогини Софии имели под собой почву. Отсутствие короля, несомненно, должно было привлечь внимание иностранных дипломатов.
Почему же принц-регент не вынудил короля появиться на церемонии? Наверное, излишние возлияния вчерашней ночи сделали совершенно невозможным появление Георгия перед публикой.
Так или иначе, но было уже поздно что-нибудь менять, и они уселись в карету. В связи с отсутствием короля место Зошины оказалось подле бабушки, спиной к вознице, принц Шандор сел напротив.
Фрейлины герцогини и придворные ехали за ними в трех каретах. По дороге Зошина узнала, что их ожидали не только сотрудники Ботанического сада, но и премьер-министр и послы тех стран, которые прислали растения для нового сада.
Сады и парки Дьера украшали удивительные цветы, но успехи специалистов-садоводов казались просто непревзойденными.
Особенное впечатление производили альпийская горка, необыкновенные орхидеи, прекрасные азалии.
Когда они стояли возле орхидей, принц-регент повернулся к ней и едва слышно прошептал:
— Вы сами как этот цветок.
Ей показалось, будто время остановилось, а все вокруг исчезло. В этот миг существовал лишь он, лишь его глаза. Зошина не нашлась, что ответить. На какую-то долю секунды она будто ощутила себя в его объятиях. Но потом он отвернулся и заговорил о чем-то самом обыденном с женой градоначальника.
«Мы принадлежим… друг другу, мы все еще… принадлежим друг другу», — думала девушка, пытаясь вникнуть в рассказ одного из садовников. Но с таким же успехом он мог говорить с ней на языке хинди.
Ботанический сад был необыкновенно красив, но для Зошины существовал только Шандор. Его одного она видела, только его голос слышала.
Осмотр завершился. День близился к вечеру. Завтра она оставит Дьер и, возможно, никогда больше не увидит принца Шандора.
«Куда… же вы уедете? Как я смогу… отыскать вас? Как же я смогу… жить без… вас?» — мысленно кричало все существо девушки.
Когда они вернулись во дворец, она присела в реверансе и пошла по лестнице вслед за бабушкой, не позволив себе оглянуться и посмотреть, не провожает ли он ее взглядом.
Их ожидал еще званый ужин, который устраивали в честь почетных гостей кавалеры ордена святого Миклоша.
Но когда они с герцогиней Софией снова спустились по лестнице, в зале не было никого, кроме фрейлины и гофмейстера.
— Несомненно, его величество едет с нами, — не то утвердительно, не то вопросительно произнесла герцогиня София.
— Его величество шлет свои извинения, мадам. Сегодня вечером вас принимает князь Владислав. Его высочество принц-регент встретит вас в доме князя, — почтительно произнес гофмейстер.
Вдовствующая герцогиня Лютцельштайнская удивленно приподняла брови, но промолчала, и только когда они уже тронулись в путь в закрытой карете, сказала словно сама себе:
— Я нахожу поведение его величества непостижимым. Князь Владислав, насколько я знаю, является самым крупным землевладельцем и одним из наиболее важных персон в Дьере. Надеюсь, его не оскорбит отсутствие короля на столь важном мероприятии.
— Я уверен, ваше величество, его величество король принесет извинения князю, — поспешил успокоить ее гофмейстер.
Этот пожилой придворный, насколько знала Зошина, прожил во дворце много лет и служил еще предыдущему монарху.
Герцогиня улыбнулась ему, словно хотела смягчить свои слова:
— Когда принц-регент сложит с себя полномочия, у вас дел прибавится.
Гофмейстер покачал головой:
— Я сдаю дела, мадам, как и большинство моих коллег.
— Сдаете дела! — воскликнула герцогиня-мать. — Разумно ли это?
— С нашей точки зрения, это единственно верное решение. Лучше уйти самим, чем ждать, когда нас всех выгонят.
Герцогиня София была ошеломлена словами пожилого придворного, но Зошина уже знала о намерении короля окружить себя своими приятелями.
Она могла только еще раз с ужасом представить картину хаоса, который они создадут повсюду.
Дом князя Владислава своим великолепием напоминал королевский дворец, но внутри господствовало смешение вкусов и стилей.
Впрочем, Зошина почти не смотрела по сторонам. В огромном зале для приемов, уже полном гостей, она увидела принца-регента рядом с хозяином дома, и ее сердце отчаянно заколотилось в груди.
Ее любимый напомнил девушке средневекового рыцаря, поскольку, как все присутствовавшие мужчины, был в парадном мундире рыцарского ордена святого Миклоша.
Для нее он был красивее всех.
Зошина шла за бабушкой. Она надеялась, что действительно напоминала цветок, с которым сравнил ее Шандор. На ней было платье из бледно-зеленого тюля с вышитыми букетами подснежников.
На голове — венок из тех же цветов, который она решила надеть на этот раз вместо диадемы.
Ее наряд нечаянно подчеркивал всю прелесть юности, наивности и удивительной чистоты девушки. Откуда ей было знать, что сердце принца-регента даже застенчивый взгляд ее глаз пронзал словно ножом. Никогда больше он не сможет обнять ее. При мысли об этом Шандор испытывал неимоверные страдания.
Обед оказался превосходным, общество собралось образованное, короткие полные глубокого смысла речи блистали остроумием.
Чуть позже зазвучала музыка, на фоне которой продолжалась увлекательная беседа. Когда пробило одиннадцать часов, герцогиня-мать поднялась с искренним чувством сожаления.
— Наш последний вечер в Дьере, — услышала Зошина ее слова, обращенные к князю, — оказался самым приятным. Мне остается только поблагодарить ваше высочество за замечательно проведенное нами время.
— Это было большой честью — принимать вас у себя, мадам, — ответил князь. — Смею надеяться, что для принцессы это был первый, но далеко не последний визит.
Теперь все в Дьере она воспринимала несколько иначе. Везде и всюду она видела влияние человека, которого полюбила.
Необузданный нрав и безответственность короля заставили ее понять, что именно регент привел свою страну к преуспеванию, поддерживал в ней порядок, сделал счастливыми ее граждан.
Мать-настоятельница монастыря рассказывала, что о больных и престарелых в Дьере заботились намного лучше, чем в любой другой стране Европы, а детская смертность существенно сократилась за годы его регентства.
Принц-регент по-настоящему заботился о жителях своей страны. Его интересовали все стороны их жизни. Зошина не сомневалась, что в Дьере не так уж много безработных, а на производстве внедряются прогрессивные методы.
Премьер-министр был, бесспорно, хороший политик, но за пределами кабинета не имел особого влияния.
Именно на принца-регента последние годы ложилось выполнение многих задач, с которыми он справлялся именем короля.
И именно регент пытался обеспечить стабильность страны и после своего ухода.
Когда Зошина видела все достигнутое им и думала о том, что все это может пойти прахом, как только король получит власть, ей хотелось кричать о несправедливости системы, которая возводит на трон никчемного человека только по праву рождения. Когда в Лютцельштайне она слышала о необузданном нраве короля, Зошина и представить себе не могла, что это может значить для страны.
Вспоминая о поведении короля на маскараде, о фамильярности его друзей, о женщинах сомнительного поведения, которые окружали его, она чувствовала себя беспомощной и замирала от ужаса при мысли о замужестве, на которое была обречена.
Прошлой ночью, добравшись до своей комнаты, она могла думать только о принце-регенте и замирать от восторга, вспоминая его поцелуи.
Шандор подарил ей небесное блаженство, разбудил в ней такое море чувств, о которых она и не подозревала. Какое-то время она была не в силах по-настоящему осознать, что ей предстоит потерять его.
Зошина впервые полюбила, а его ответное чувство само по себе казалось ей чудом из чудес.
Войдя в спальню, она увидела книгу у себя на прикроватном столике и поняла, как принц-регент узнал, что она покинула дворец.
Это был сборник стихов той монахини, о которой он ей рассказывал.
Зошина поняла, как все произошло. Принц Шандор вспомнил о своем обещании только перед сном. Подумав, что, возможно, Зошина еще не спит, он послал своего слугу к Гизелле.
Гизелла скорее всего объяснила, что ее высочество еще пишет письмо, поскольку собирается отправить его утром с дипломатической почтой в Лютцельштайн.
Слуга регента, желая исполнить данное ему поручение, упросил Гизеллу, несмотря на поздний час, отнести книгу принцессе.
Старая служанка, ворча, что ей не дают выспаться, все же отправилась к своей госпоже и обнаружила, что спальня пуста.
Девушка отчетливо представляла, какая за этим последовала паника: Гизелла рассказала слуге регента, тот — своему господину, ну а принц-регент, знавший о том, куда направился король, догадался об остальном.
Зошине оставалось только надеяться, что регент взял с Гизеллы обещание хранить молчание. Когда ее горничная появилась утром, девушка убедилась в этом.
— Как же вы могли так меня напугать, ваше высочество?! — укоряла ее Гизелла. — Что вам стоило сказать мне, что намереваетесь уйти вчера вечером?
— Король пригласил меня сопровождать его на прием, — оправдывалась Зошина. — Но, пожалуйста, не говори ничего бабушке. Герцогиня сочла бы эту поездку слишком поздней для меня.
— Его высочество принц-регент просил меня никому ничего не рассказывать, — призналась Гизелла, — но мой долг велит мне доложить об этом по возвращении в Лютцельштайн.
Гизелла обожала Зошину, и девушка не сомневалась, что угроза была пустой.
— Никому ты не наябедничаешь, Гизелла! К тому же, хотя и слишком поздно, я вернулась целой и невредимой.
При этом она подумала, что в этом нет заслуги ни короля, ни ее самой. Ее могли сбить с ног или разбить ей лицо бокалом или кружкой, а ее спутник не обратил бы на это никакого внимания.
Интересно, волновался ли он вообще, когда она исчезла. У Зошины возникло неприятное ощущение, что король слишком много выпил и вряд ли вообще помнит, что брал ее с собой на маскарад.
С невообразимым облегчением она узнала, что его величество не предполагает сопровождать их в госпиталь. Зошина не сомневалась, что вряд ли он успел прийти в себя после вчерашнего загула. Однако девушка не совсем четко представляла себе, как может чувствовать себя мужчина после столь бурно проведенной ночи. Ее интересовало, всегда ли, покидая по ночам дворец, Георгий предавался пьяному буйству, подобному вчерашнему.
Вспоминая все, что происходило у нее на глазах, Зошина не находила объяснений, зачем королю или его приятелям понадобилось ввязываться в драку и при этом вести себя так нагло. Казалось, все они вели себя в соответствии с заранее намеченным планом.
Она где-то читала о мюнхенских студентах, которые имели обыкновение провоцировать в пивных заведениях беспорядки, которые потом стихийно прокатывались по всему городу, переходя в настоящие погромы. Неужели нечто подобное свойственно всем молодым людям определенного возраста?
Если так, то подобные задиры должны были вызывать негодование остальных граждан.
Что, если жители Дьера узнают, что их король — один из заводил и главарей такой банды юнцов?
Все это было выше всякого понимания, и, осматривая женский монастырь, приветливо улыбаясь детям, разговаривая с монахинями и восхищенно расхваливая все увиденное, девушка не переставала перебирать в памяти картины вчерашних событий, настолько они потрясли ее воображение.
В последней палате находились новорожденные. Мать одной из девочек, незамужняя женщина, умерла при родах.
— Как это печально! — воскликнула Зошина, когда ей рассказали об этом.
— Взгляните, какое замечательное дитя, ваше высочество, — сказала монахиня, взяв девочку из кроватки и передавая Зошине.
Девушка посмотрела на хорошенькое личико и задумалась о судьбе маленькой сиротки.
— Не беспокойтесь, с ней все будет хорошо, — поторопилась успокоить монашенка, словно читая мысли принцессы. — Ее возьмут в семью. Всегда находятся женщины, которые не могут иметь детей, но мечтают о ребенке. Да и семьи с детьми иногда ничего не имеют против усыновления еще одного.
— Как хорошо, что она не попадет в сиротский приют, — сказала Зошина.
Девушка вспомнила, как однажды они с матерью посещали такой приют, и он запомнился ей как мрачное, унылое, лишенное любви место.
Но, держа на руках девочку, Зошина внезапно с ужасом подумала: став королевой, она обязана будет обеспечить трон наследником.
Она любила детей, и сестры привыкли жить в большой семье, но на месте отца ее детей в мечтах всегда оказывался человек, с которым они любили друг друга.
Теперь же мысль о семье, где король-забулдыга будет ее мужем и отцом ее детей, настолько потрясла девушку, что минуту-другую она молча смотрела на девочку у себя на руках, ничего не видя вокруг.
Зошина плохо представляла себе, что означает близость мужчины и женщины, но эти отношения казались ей неким таинством.
Но оказаться в подобной роли рядом с королем?..
Вчера вечером принц Шандор целовал ее, и она чувствовала, что готова умереть от счастья, подаренного ей. Она не сомневалась, что все происходившее между ними освящено их взаимной любовью.
Иметь от него ребенка было бы счастьем. Но ребенок другого, особенно ребенок короля! Какая низость! Эта мысль вызвала у нее омерзение до дрожи.
«Я не смогу… не смогу!» — думала Зошина.
Она передала девочку снова монахине. Та забеспокоилась:
— Ваше высочество, вам плохо? Вы побледнели.
— Со мной все в порядке, спасибо, — успокоила ее Зошина. — Просто сегодня слишком жарко.
— Вы правы, ваше высочество, — улыбнулась монахиня и смущенно добавила:
— Я чувствую, эта крошка получила ваше благословение, побывав у вас на руках. Не сочтете ли вы предосудительным, если мы дадим девочке ваше имя?
— Сделайте милость, мне будет очень приятно! — ответила Зошина.
Она еще раз взглянула на ребенка. Не придется ли этому маленькому созданию когда-нибудь испытать страдания своей тезки? Не заставят ли ее когда-нибудь пожертвовать всем прекрасным и совершенным, что есть в жизни, ради блага своей страны?
Но Зошину уже ждала герцогиня София, и она постаралась отбросить эти мысли и отвернулась. Ей казалось, что она оставляет последние, изодранные в клочья останки своей мечты «у кроватки малютки-сироты, которую собирались назвать в честь принцессы Зошины из Лютцельштайна.
Обед прошел спокойно и занял не слишком много времени, поскольку днем герцогине предстояло еще открывать Ботанический сад, тоже основанный принцем-регентом.
Ботанический сад, первый в стране, уже принес Дьеру европейскую известность.
Принц-регент обратился во все страны с просьбой прислать ему экземпляры растений, характерных для флоры этих стран, чтобы расширить представления жителей Дьера о растительном мире планеты.
— Меня несказанно воодушевило все, что я увидела в Королевском ботаническом саду в Кью, — рассказывал принц-регент герцогине Софии. — Там не только выращивают растения, но и рассылают их повсюду. Вот я и подумал, а не завести ли нам нечто подобное.
— Какая блестящая идея, Шандор! — похвалила его старая герцогиня. — Впрочем, все ваши идеи оригинальны и прогрессивны.
Возможно, подобный комплимент герцогиня София могла произнести и из простой вежливости, но Зошина чувствовала, что на сей раз бабушка действительно восхищается и говорит искренне.
Принц-регент ждал их к обеду в одном из салонов. Зошина сначала от смущения не смела поднять на него глаза, но, справившись со своими чувствами, она все же взглянула на принца Шандора. Темные круги у него под глазами ясно сказали ей, что принц не спал всю ночь после их расставания. Он и сейчас, казалось, изо всех сил избегал говорить с нею, пока они не прошли в столовую. Но король не спустился к обеду, и регенту пришлось занять место во главе стола. Герцогиня София села справа от него, Зошина — слева.
Принц вел себя достаточно непринужденно, но Зошина чувствовала, в каком напряжении он пребывал. Как и она, Шандор чувствовал неумолимое приближение того момента, когда на заседании парламента будет объявлено о ее помолвке.
Мысль эта темной, грозовой тучей висела над ними, и ни очаровательная комната, ни прекрасный дворец уже не вызывали в девушке восхищения. Ей представлялось, как комнаты дворца заполняют дерзкие и пошлые приятели короля, как по его указанию изящество интерьера уступает место аляповатости в угоду низменным вкусам новых придворных.
Где будет ее собственное место, Зошина угадать не могла. Как на вчерашнем маскараде, она оказывалась лишней, случайной. Ею легко было пренебречь, о ней легко было забыть.
«Но зачем?! Я не могу! Не могу!» — твердила про себя Зошина.
Девушка думала, что даже ради принца Шандора, ради того, чтобы добиться его уважения, она не сможет продолжать этот фарс, который мог привести только к мучительному попранию всех ее идеалов.
Но и она, и регент вели себя за обедом так, словно все шло своим чередом.
«Он так хорошо владеет собой. Наверное, он не испытывает тех чувств, которые терзают меня», — с отчаянием думала Зошина.
Но, подняв глаза, она неожиданно увидела, как он смотрит на нее, и прежде чем Шандор успел отвести взгляд, она поняла, что он страдает не меньше ее.
С того момента желание облегчить муки любимого человека заставляло Зошину стараться не привлекать внимание принца к ее собственным чувствам.
Она знала без слов, что любовь возбуждала в нем желание защитить и утешить любимую. Но ее чувство к нему было так сильно, что девушка не хотела усугублять страдания любимого.
И все-таки каждый удар ее сердца, каждый вздох сопровождались единственной мыслью: «Я люблю вас! Я люблю вас!»
Ей чудилось, что часы на камине отбивали в такт эти слова и приглушенные голоса сидевших за столом вторили им. Зошина даже испугалась, что может произнести их вслух.
Наконец обед завершился, и они с бабушкой надели шляпы, взяли перчатки и зонтики и направились вниз, где их уже ожидали кареты. Тут герцогиня словно впервые заметила отсутствие короля.
— Разве Георгий не едет с нами? — спросила она у принца-регента.
— Нет.
— Почему же? По программе он должен выступать с речью на открытии Ботанического сада.
— Я знаю, — ответил регент, — но он отказался.
— Как можно позволять ему подобные выходки! — возмутилась герцогиня-мать. — Полагаю, все сочтут очень странным его отсутствие, ведь благодаря вам Ботанический сад уже успел приобрести международную известность.
Принц-регент понизил голос, чтобы те, кто сопровождал их, не могли расслышать его слова.
— Георгий говорит, что сегодня последний день его свободы и он намерен провести его так, как сам пожелает.
Сначала герцогиня-мать не поняла.
— Вы имеете в виду объявление о помолвке? Но разве большинство мужчин не устраивают свои холостяцкие «мальчишники» только накануне самой свадьбы?
— Я говорил ему об этом, но он заупрямился и потребовал, чтобы его оставили в покое вплоть до завтрашнего утра.
Герцогиня-мать лишь недовольно повела плечами:
— Ну что ж! Обойдемся без него, но я обязательно скажу ему, насколько это невежливо по отношению не только ко мне, но и к вам, Шандор.
Зошина подумала, что последнее замечание герцогини Софии скорее всего только порадует короля, который спит и видит, как бы досадить дядюшке.
Впрочем, недовольство и тревога герцогини Софии имели под собой почву. Отсутствие короля, несомненно, должно было привлечь внимание иностранных дипломатов.
Почему же принц-регент не вынудил короля появиться на церемонии? Наверное, излишние возлияния вчерашней ночи сделали совершенно невозможным появление Георгия перед публикой.
Так или иначе, но было уже поздно что-нибудь менять, и они уселись в карету. В связи с отсутствием короля место Зошины оказалось подле бабушки, спиной к вознице, принц Шандор сел напротив.
Фрейлины герцогини и придворные ехали за ними в трех каретах. По дороге Зошина узнала, что их ожидали не только сотрудники Ботанического сада, но и премьер-министр и послы тех стран, которые прислали растения для нового сада.
Сады и парки Дьера украшали удивительные цветы, но успехи специалистов-садоводов казались просто непревзойденными.
Особенное впечатление производили альпийская горка, необыкновенные орхидеи, прекрасные азалии.
Когда они стояли возле орхидей, принц-регент повернулся к ней и едва слышно прошептал:
— Вы сами как этот цветок.
Ей показалось, будто время остановилось, а все вокруг исчезло. В этот миг существовал лишь он, лишь его глаза. Зошина не нашлась, что ответить. На какую-то долю секунды она будто ощутила себя в его объятиях. Но потом он отвернулся и заговорил о чем-то самом обыденном с женой градоначальника.
«Мы принадлежим… друг другу, мы все еще… принадлежим друг другу», — думала девушка, пытаясь вникнуть в рассказ одного из садовников. Но с таким же успехом он мог говорить с ней на языке хинди.
Ботанический сад был необыкновенно красив, но для Зошины существовал только Шандор. Его одного она видела, только его голос слышала.
Осмотр завершился. День близился к вечеру. Завтра она оставит Дьер и, возможно, никогда больше не увидит принца Шандора.
«Куда… же вы уедете? Как я смогу… отыскать вас? Как же я смогу… жить без… вас?» — мысленно кричало все существо девушки.
Когда они вернулись во дворец, она присела в реверансе и пошла по лестнице вслед за бабушкой, не позволив себе оглянуться и посмотреть, не провожает ли он ее взглядом.
Их ожидал еще званый ужин, который устраивали в честь почетных гостей кавалеры ордена святого Миклоша.
Но когда они с герцогиней Софией снова спустились по лестнице, в зале не было никого, кроме фрейлины и гофмейстера.
— Несомненно, его величество едет с нами, — не то утвердительно, не то вопросительно произнесла герцогиня София.
— Его величество шлет свои извинения, мадам. Сегодня вечером вас принимает князь Владислав. Его высочество принц-регент встретит вас в доме князя, — почтительно произнес гофмейстер.
Вдовствующая герцогиня Лютцельштайнская удивленно приподняла брови, но промолчала, и только когда они уже тронулись в путь в закрытой карете, сказала словно сама себе:
— Я нахожу поведение его величества непостижимым. Князь Владислав, насколько я знаю, является самым крупным землевладельцем и одним из наиболее важных персон в Дьере. Надеюсь, его не оскорбит отсутствие короля на столь важном мероприятии.
— Я уверен, ваше величество, его величество король принесет извинения князю, — поспешил успокоить ее гофмейстер.
Этот пожилой придворный, насколько знала Зошина, прожил во дворце много лет и служил еще предыдущему монарху.
Герцогиня улыбнулась ему, словно хотела смягчить свои слова:
— Когда принц-регент сложит с себя полномочия, у вас дел прибавится.
Гофмейстер покачал головой:
— Я сдаю дела, мадам, как и большинство моих коллег.
— Сдаете дела! — воскликнула герцогиня-мать. — Разумно ли это?
— С нашей точки зрения, это единственно верное решение. Лучше уйти самим, чем ждать, когда нас всех выгонят.
Герцогиня София была ошеломлена словами пожилого придворного, но Зошина уже знала о намерении короля окружить себя своими приятелями.
Она могла только еще раз с ужасом представить картину хаоса, который они создадут повсюду.
Дом князя Владислава своим великолепием напоминал королевский дворец, но внутри господствовало смешение вкусов и стилей.
Впрочем, Зошина почти не смотрела по сторонам. В огромном зале для приемов, уже полном гостей, она увидела принца-регента рядом с хозяином дома, и ее сердце отчаянно заколотилось в груди.
Ее любимый напомнил девушке средневекового рыцаря, поскольку, как все присутствовавшие мужчины, был в парадном мундире рыцарского ордена святого Миклоша.
Для нее он был красивее всех.
Зошина шла за бабушкой. Она надеялась, что действительно напоминала цветок, с которым сравнил ее Шандор. На ней было платье из бледно-зеленого тюля с вышитыми букетами подснежников.
На голове — венок из тех же цветов, который она решила надеть на этот раз вместо диадемы.
Ее наряд нечаянно подчеркивал всю прелесть юности, наивности и удивительной чистоты девушки. Откуда ей было знать, что сердце принца-регента даже застенчивый взгляд ее глаз пронзал словно ножом. Никогда больше он не сможет обнять ее. При мысли об этом Шандор испытывал неимоверные страдания.
Обед оказался превосходным, общество собралось образованное, короткие полные глубокого смысла речи блистали остроумием.
Чуть позже зазвучала музыка, на фоне которой продолжалась увлекательная беседа. Когда пробило одиннадцать часов, герцогиня-мать поднялась с искренним чувством сожаления.
— Наш последний вечер в Дьере, — услышала Зошина ее слова, обращенные к князю, — оказался самым приятным. Мне остается только поблагодарить ваше высочество за замечательно проведенное нами время.
— Это было большой честью — принимать вас у себя, мадам, — ответил князь. — Смею надеяться, что для принцессы это был первый, но далеко не последний визит.