Страница:
Гизела покраснела до корней волос и замолчала, но Миклош понял, что она хочет сказать.
Он понимал, что значит для нее сделать подобное предложение. Оно противоречило всему, во что она верила, и Миклош только сейчас понял, как сильно она его любит.
Она готова была поступиться своей чистотой и невинностью. Миклош был поражен в самое сердце. В его глазах появилось странное выражение, и он сказал:
— Посмотри на меня, милая.
Гизела не сразу нашла в себе силы поднять голову, потому что ей было стыдно.
Когда она все же посмотрела на него, кровь отхлынула от ее лица, а губы задрожали.
Миклош долго смотрел на нее, а когда заговорил, его голос был глубоким и немного неровным:
— Я обожаю тебя и преклоняюсь перед тобой. Твое предложение говорит мне о том, что твоя любовь столь же сильна, как и моя, а раз так, то поистине в этом мире нет ничего важнее тех чувств, которые мы испытываем друг к другу.
Гизеле казалось, что его голос проникает ей в самое сердце, а он продолжал:
— Но я не хочу видеться с тобой изредка, и тем более тайно. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, стала моей половинкой, и чтобы об этом знал весь мир. Ты — моя! Моя навсегда, и я готов объявить об этом повсюду и выбить это огромными буквами на каждой горной вершине Венгрии.
Он говорил так страстно, что Гизела не смогла сдержать слез — слез счастья.
— Я… люблю тебя, — сказала она.
— Я тоже тебя люблю, — эхом откликнулся Миклош.
Он протянул к ней руки, но в это мгновение послышался стук в дверь, и Гизела после минутной паузы сказала:
— Войдите!
На пороге появился мальчик-посыльный и сообщил:
— Джентльмен желает видеть фрейлейн.
— Джентльмен? — переспросила Гизела и посмотрела на Миклоша.
В голове у нее пронеслось множество предположений о том, кто бы это мог быть. Маловероятно, конечно, но она опасалась, что этот посетитель окажется столь же неприятным, как тот немецкий офицер.
Потом она подумала, что, может быть, кто-то из артистов пришел навестить отца.
— Как его имя? — спросил Миклош.
— Он сказал, что приехал из Англии, ваше высочество, — ответил посыльный. — Он спросил господина Феррариса, а узнав, что тот болен, сказал, что хочет поговорить с фрейлейн.
— Из Англии? — переспросила Гизела. — Не представляю, кто это может быть.
— Наверное, лучше пригласить его сюда, и тогда мы все узнаем, — предложил Миклош.
Он велел мальчику проводить к ним этого джентльмена. Увидев, что Гизела встревожена, он произнес:
— Не стоит расстраиваться раньше времени. Кто знает? Посланец из Англии может принести и хорошие новости.
Внезапно Гизелу осенило.
Поскольку они постоянно переезжали, те небольшие деньги, которые высылал Полу Феррарису его отец, с тех пор как тот поселился в Австрии, приходили нерегулярно, и сам Пол частенько шутил на эту тему.
Гизела подумала, что сейчас они пришлись бы очень кстати, тем более они давно их не получали и сумма, наверное, накопилась немаленькая.
Настроение ее заметно улучшилось, и, когда раздался стук в дверь, она даже нашла в себе силы улыбнуться.
— Господин Шеферд, — произнес мальчик-посыльный.
В гостиную вошел невысокий, средних лет мужчина в очках.
Гизела мысленно отметила, что у него вид типичного клерка. Посетитель на очень правильном английском осведомился:
— Вы — дочь Пола Феррариса?
— Да, — ответила Гизела. — К сожалению, отец неважно себя чувствует.
— Я понимаю, — ответил мужчина, — но мне нужно поговорить с ним по делу чрезвычайной важности.
— В чем оно заключается? — спросила Гизела.
— Меня зовут Шеферд, я представляю компанию «Шеферд, Кросс и Майтланд» и являюсь поверенным в делах семьи вашего отца.
Гизела уже не сомневалась, что этот человек хочет поговорить с отцом о деньгах, и решила, что эта встреча поднимет Полу Феррарису настроение.
— Пожалуйста, подождите минутку, — попросила она.
Гизела быстро пересекла комнату и открыла дверь в спальню отца.
Пол Феррарис полулежал на подушках, а его забинтованная рука висела на перевязи. Здоровой рукой он держал за руку леди Милфорд, сидевшую возле кровати.
Оба повернулись и вопросительно посмотрели на Гизелу. Она сказала:
— Папа, джентльмен, который прибыл прямо из Англии, желает видеть вас. Можете ли вы его принять?
— Из Англии? — переспросил Пол Феррарис. — Кто бы это мог быть?
— Его зовут Шеферд из «Шеферд, Кросс и Майтланд». Он поверенный в каких-то там делах вашей семьи.
— По-моему, я слышал об этой компании. Наверное, что-то важное, раз они послали его сюда.
— Сначала я подумала, что он привез… деньги, — неуверенно проговорила Гизела.
— В любом случае пригласи его сюда, — улыбнулся Пол Феррарис.
— Не будет ли это слишком утомительно для вас? — заботливо спросила леди Милфорд.
— Отнюдь, — ответил Феррарис. — К тому же я любопытен. Давай, Гизела, зови его.
Гизела вернулась в гостиную.
— Отец примет вас, господин Шеферд, только, прошу вас, не слишком его утруждайте. Он еще слаб и нуждается в отдыхе.
— Я понимаю, — ответил Шеферд с чисто английской обстоятельностью. — То, что я собираюсь сообщить ему, не займет много времени.
Гизела посторонилась, пропуская поверенного, и вместе с Миклошем вошла следом за ним в спальню отца.
Шеферд поклонился, одной рукой придерживая папку с бумагами.
— Я слышал, вы проделали долгий путь из Англии, чтобы увидеть меня, — сказал Пол.
— Сначала я отправился в Париж, сэр, — ответил Шеферд. — Я долго пытался вас отыскать, и в конце концов мне посчастливилось: на глаза мне попалась газета, в которой была большая статья о вашем триумфе в Вене.
— Газета! — воскликнул Пол. — Я рад, что парижане обо мне помнят.
— В Париже вас высоко ценят, — ответил Шеферд. — А причина, по которой я разыскивал вас, заключается в том, что ваш дед скончался.
Пол Феррарис изумленно посмотрел на него.
— Дед! — воскликнул он. — Господи Боже, я думал, он уже сто лет как умер!
— Его сиятельство до самой смерти находился в добром здравии, — сообщил Шеферд, — и скончался скоропостижно шесть месяцев назад.
— Мой дед! — снова воскликнул Пол Феррарис. — Я его почти и не помню!
Воцарилась тишина, которую прервал Шеферд:
— Итак, сэр, вы унаследовали титул. Теперь вы маркиз Чарльтон четвертый.
Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Присутствующие лишились дара речи и только смотрели друг на друга с выражением крайнего изумления на побледневших лицах.
В конце концов Пол Феррарис вымолвил:
— А… мой отец?
— Его сиятельство год назад отдал Богу душу. К сожалению, из-за военных действий у нас в то время не было связи с Францией.
— Но… мой отец был младшим сыном.
— Ваш дядя погиб в Египте, и права на наследование титула перешли к его брату. Но по непонятным причинам он даже не пытался разыскать вас, чтобы сообщить об этом.
— Ничего удивительного, — сухо произнес Феррарис. — Он никогда не мог простить мне, что я уехал из Англии и поселился у австрийских родственников.
— Как вы понимаете, милорд, мы не имеем права в таких случаях действовать по своему усмотрению.
— Разумеется, я понимаю.
Снова воцарилось молчание. Потом опять заговорил Шеферд:
— Мы надеемся, милорд, что вы найдете возможность лично приехать в Англию. Множество дел требует вашего личного присутствия.
Он помолчал, потом заговорил, очень четко произнося слова:
— Часть фамильного поместья в Хэмпшире, Чарльтон-хаус в Лондоне и многое другое, в том числе значительная сумма денег, перешли в вашу собственность.
Шеферд перевел дух и сказал обычным голосом:
— Если это возможно, я хотел бы принять ванну и отдохнуть после утомительного путешествия. А потом, если милорд хорошо себя чувствует, я представлю все имеющиеся документы. Из них вы узнаете намного больше того, что я кратко изложил только что.
— Да, конечно!
Гизеле показалось, что в голосе отца появились новые интонации.
Он вновь напустил на себя ту чисто английскую значительность, над которой они с матерью всегда подшучивали.
Что касается ее самой, то ей до сих пор было трудно осознать, что же произошло. Случившееся было настолько невероятно и неожиданно, что все, на что Гизела была способна в данную минуту, — это, как всегда, опереться на плечо Миклоша.
Мистер Шеферд почтительно поклонился и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Миклош повернулся к Феррарису и сказал:
— Позвольте мне первым поздравить вас, милорд. Но перед тем как мистер Шеферд увезет вас в Англию, я прошу вас стать моим гостем в Венгрии на свадьбе вашей дочери.
На мгновение Пол Феррарис потерял дар речи, а потом засмеялся:
— Воистину сегодня день сюрпризов! Мне надо поскорее поправляться! Я с радостью, Миклош, даю согласие на ваш брак с моей дочерью, но позвольте мне присутствовать на вашей свадьбе вместе с супругой.
С этими словами он торжественно поднес к губам руку леди Милфорд.
Гизела радостно вскрикнула и, разрыдавшись от счастья, выбежала из спальни.
Глава 7
Он понимал, что значит для нее сделать подобное предложение. Оно противоречило всему, во что она верила, и Миклош только сейчас понял, как сильно она его любит.
Она готова была поступиться своей чистотой и невинностью. Миклош был поражен в самое сердце. В его глазах появилось странное выражение, и он сказал:
— Посмотри на меня, милая.
Гизела не сразу нашла в себе силы поднять голову, потому что ей было стыдно.
Когда она все же посмотрела на него, кровь отхлынула от ее лица, а губы задрожали.
Миклош долго смотрел на нее, а когда заговорил, его голос был глубоким и немного неровным:
— Я обожаю тебя и преклоняюсь перед тобой. Твое предложение говорит мне о том, что твоя любовь столь же сильна, как и моя, а раз так, то поистине в этом мире нет ничего важнее тех чувств, которые мы испытываем друг к другу.
Гизеле казалось, что его голос проникает ей в самое сердце, а он продолжал:
— Но я не хочу видеться с тобой изредка, и тем более тайно. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, стала моей половинкой, и чтобы об этом знал весь мир. Ты — моя! Моя навсегда, и я готов объявить об этом повсюду и выбить это огромными буквами на каждой горной вершине Венгрии.
Он говорил так страстно, что Гизела не смогла сдержать слез — слез счастья.
— Я… люблю тебя, — сказала она.
— Я тоже тебя люблю, — эхом откликнулся Миклош.
Он протянул к ней руки, но в это мгновение послышался стук в дверь, и Гизела после минутной паузы сказала:
— Войдите!
На пороге появился мальчик-посыльный и сообщил:
— Джентльмен желает видеть фрейлейн.
— Джентльмен? — переспросила Гизела и посмотрела на Миклоша.
В голове у нее пронеслось множество предположений о том, кто бы это мог быть. Маловероятно, конечно, но она опасалась, что этот посетитель окажется столь же неприятным, как тот немецкий офицер.
Потом она подумала, что, может быть, кто-то из артистов пришел навестить отца.
— Как его имя? — спросил Миклош.
— Он сказал, что приехал из Англии, ваше высочество, — ответил посыльный. — Он спросил господина Феррариса, а узнав, что тот болен, сказал, что хочет поговорить с фрейлейн.
— Из Англии? — переспросила Гизела. — Не представляю, кто это может быть.
— Наверное, лучше пригласить его сюда, и тогда мы все узнаем, — предложил Миклош.
Он велел мальчику проводить к ним этого джентльмена. Увидев, что Гизела встревожена, он произнес:
— Не стоит расстраиваться раньше времени. Кто знает? Посланец из Англии может принести и хорошие новости.
Внезапно Гизелу осенило.
Поскольку они постоянно переезжали, те небольшие деньги, которые высылал Полу Феррарису его отец, с тех пор как тот поселился в Австрии, приходили нерегулярно, и сам Пол частенько шутил на эту тему.
Гизела подумала, что сейчас они пришлись бы очень кстати, тем более они давно их не получали и сумма, наверное, накопилась немаленькая.
Настроение ее заметно улучшилось, и, когда раздался стук в дверь, она даже нашла в себе силы улыбнуться.
— Господин Шеферд, — произнес мальчик-посыльный.
В гостиную вошел невысокий, средних лет мужчина в очках.
Гизела мысленно отметила, что у него вид типичного клерка. Посетитель на очень правильном английском осведомился:
— Вы — дочь Пола Феррариса?
— Да, — ответила Гизела. — К сожалению, отец неважно себя чувствует.
— Я понимаю, — ответил мужчина, — но мне нужно поговорить с ним по делу чрезвычайной важности.
— В чем оно заключается? — спросила Гизела.
— Меня зовут Шеферд, я представляю компанию «Шеферд, Кросс и Майтланд» и являюсь поверенным в делах семьи вашего отца.
Гизела уже не сомневалась, что этот человек хочет поговорить с отцом о деньгах, и решила, что эта встреча поднимет Полу Феррарису настроение.
— Пожалуйста, подождите минутку, — попросила она.
Гизела быстро пересекла комнату и открыла дверь в спальню отца.
Пол Феррарис полулежал на подушках, а его забинтованная рука висела на перевязи. Здоровой рукой он держал за руку леди Милфорд, сидевшую возле кровати.
Оба повернулись и вопросительно посмотрели на Гизелу. Она сказала:
— Папа, джентльмен, который прибыл прямо из Англии, желает видеть вас. Можете ли вы его принять?
— Из Англии? — переспросил Пол Феррарис. — Кто бы это мог быть?
— Его зовут Шеферд из «Шеферд, Кросс и Майтланд». Он поверенный в каких-то там делах вашей семьи.
— По-моему, я слышал об этой компании. Наверное, что-то важное, раз они послали его сюда.
— Сначала я подумала, что он привез… деньги, — неуверенно проговорила Гизела.
— В любом случае пригласи его сюда, — улыбнулся Пол Феррарис.
— Не будет ли это слишком утомительно для вас? — заботливо спросила леди Милфорд.
— Отнюдь, — ответил Феррарис. — К тому же я любопытен. Давай, Гизела, зови его.
Гизела вернулась в гостиную.
— Отец примет вас, господин Шеферд, только, прошу вас, не слишком его утруждайте. Он еще слаб и нуждается в отдыхе.
— Я понимаю, — ответил Шеферд с чисто английской обстоятельностью. — То, что я собираюсь сообщить ему, не займет много времени.
Гизела посторонилась, пропуская поверенного, и вместе с Миклошем вошла следом за ним в спальню отца.
Шеферд поклонился, одной рукой придерживая папку с бумагами.
— Я слышал, вы проделали долгий путь из Англии, чтобы увидеть меня, — сказал Пол.
— Сначала я отправился в Париж, сэр, — ответил Шеферд. — Я долго пытался вас отыскать, и в конце концов мне посчастливилось: на глаза мне попалась газета, в которой была большая статья о вашем триумфе в Вене.
— Газета! — воскликнул Пол. — Я рад, что парижане обо мне помнят.
— В Париже вас высоко ценят, — ответил Шеферд. — А причина, по которой я разыскивал вас, заключается в том, что ваш дед скончался.
Пол Феррарис изумленно посмотрел на него.
— Дед! — воскликнул он. — Господи Боже, я думал, он уже сто лет как умер!
— Его сиятельство до самой смерти находился в добром здравии, — сообщил Шеферд, — и скончался скоропостижно шесть месяцев назад.
— Мой дед! — снова воскликнул Пол Феррарис. — Я его почти и не помню!
Воцарилась тишина, которую прервал Шеферд:
— Итак, сэр, вы унаследовали титул. Теперь вы маркиз Чарльтон четвертый.
Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Присутствующие лишились дара речи и только смотрели друг на друга с выражением крайнего изумления на побледневших лицах.
В конце концов Пол Феррарис вымолвил:
— А… мой отец?
— Его сиятельство год назад отдал Богу душу. К сожалению, из-за военных действий у нас в то время не было связи с Францией.
— Но… мой отец был младшим сыном.
— Ваш дядя погиб в Египте, и права на наследование титула перешли к его брату. Но по непонятным причинам он даже не пытался разыскать вас, чтобы сообщить об этом.
— Ничего удивительного, — сухо произнес Феррарис. — Он никогда не мог простить мне, что я уехал из Англии и поселился у австрийских родственников.
— Как вы понимаете, милорд, мы не имеем права в таких случаях действовать по своему усмотрению.
— Разумеется, я понимаю.
Снова воцарилось молчание. Потом опять заговорил Шеферд:
— Мы надеемся, милорд, что вы найдете возможность лично приехать в Англию. Множество дел требует вашего личного присутствия.
Он помолчал, потом заговорил, очень четко произнося слова:
— Часть фамильного поместья в Хэмпшире, Чарльтон-хаус в Лондоне и многое другое, в том числе значительная сумма денег, перешли в вашу собственность.
Шеферд перевел дух и сказал обычным голосом:
— Если это возможно, я хотел бы принять ванну и отдохнуть после утомительного путешествия. А потом, если милорд хорошо себя чувствует, я представлю все имеющиеся документы. Из них вы узнаете намного больше того, что я кратко изложил только что.
— Да, конечно!
Гизеле показалось, что в голосе отца появились новые интонации.
Он вновь напустил на себя ту чисто английскую значительность, над которой они с матерью всегда подшучивали.
Что касается ее самой, то ей до сих пор было трудно осознать, что же произошло. Случившееся было настолько невероятно и неожиданно, что все, на что Гизела была способна в данную минуту, — это, как всегда, опереться на плечо Миклоша.
Мистер Шеферд почтительно поклонился и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Миклош повернулся к Феррарису и сказал:
— Позвольте мне первым поздравить вас, милорд. Но перед тем как мистер Шеферд увезет вас в Англию, я прошу вас стать моим гостем в Венгрии на свадьбе вашей дочери.
На мгновение Пол Феррарис потерял дар речи, а потом засмеялся:
— Воистину сегодня день сюрпризов! Мне надо поскорее поправляться! Я с радостью, Миклош, даю согласие на ваш брак с моей дочерью, но позвольте мне присутствовать на вашей свадьбе вместе с супругой.
С этими словами он торжественно поднес к губам руку леди Милфорд.
Гизела радостно вскрикнула и, разрыдавшись от счастья, выбежала из спальни.
Глава 7
— Нам пора, милая, — тихо сказал Миклош.
Гизела с трудом отвела взгляд от танцующих цыган и посмотрела на мужа. Ее сердце замерло в сладкой истоме.
Она словно утонула в темной глубине его выразительных глаз; казалось, мир вокруг исчез и остались только они двое.
Даже в самых смелых своих мечтах она не могла вообразить, что ее свадьба будет столь волшебной и удивительной.
Гизела была настолько потрясена, что не задумывалась о том, насколько она сама ослепительно прекрасна.
Когда она под руку с отцом вступила под своды дворцового собора, Миклош, в самое сердце пораженный ее красотой, увидел в ней настоящую нимфу, явившуюся из мифа.
Еще до того как они приехали в Фетрёд, произошло столько удивительных событий, что Гизела уже не сомневалась, что живет в волшебном сне.
После визита мистера Шеферда всем потребовалось некоторое время, чтобы осознать перемены.
Даже леди Милфорд заметила, что теперь Пол Феррарис приобретет совершенно иной статус.
Он вряд ли признался бы в этом даже самому себе, но Полу Феррарису очень не хватало семейного уюта и тепла домашнего очага, безвозвратно, как думал он, утраченного. Но теперь счастье вернулось к нему.
Раньше Гизела никак не могла взять в толк, почему он обижался на своего отца, но теперь понимала. Разве справедливо, что в то время, когда его дед был сказочно богат и носил титул маркиза, Полу приходилось терпеть лишения?
Леди Милфорд объяснила Гизеле, что для Англии это — обычное дело. Младшие отпрыски знатных семейств прозябают в нищете, а их старшие братья и титулованные родители купаются в роскоши.
— Это ужасно несправедливо, — заметила Гизела.
— Если бы существовал иной порядок наследования, большие графства и имения постепенно дробились бы на все более и более мелкие, и в конце концов могущественные английские фамилии просто исчезли бы с лица земли, — ответила на это леди Милфорд.
Из-за того что отец в молодости бежал из родного дома, в семье не принято было говорить о его родственниках, и Гизела почти ничего не знала о Чарльтонах.
— Я очень хочу показать тебе мой родной дом, — с воодушевлением говорил ей отец. — Он очень старый, но мой прапрадед его полностью перестроил, да и дед многое отреставрировал.
Взгляд его, когда он говорил это, был гораздо красноречивее слов.
— Его стены, — продолжал Пол, — хранят семейную историю, и в каждой комнате живет дух предков Чарльтонов.
Он увлеченно рассказывал Гизеле о прозрачных озерах и прекрасных лесах, где он любил играть в детстве, о великолепных скакунах в конюшнях его деда, на которых ему иногда позволяли кататься.
Теперь все принадлежало ему, и Гизела видела, что он в восторге от этого.
— Ты должна мне помочь, дорогая, — говорил Пол Феррарис Алисе. — Иначе я наделаю кучу ошибок не только в своих владениях, но и по всей стране.
— У тебя прекрасная интуиция, мой дорогой, — мягко отвечала ему леди Милфорд. — А если тебя пригласят ко двору, всегда найдется уйма желающих подсказать тебе, что и как следует делать. Мистер Шеферд перед отъездом сказал: — Очень надеюсь, что ваша светлость скоро приедет в Англию. Ее величество королева Виктория уже интересовалась, когда вы вступите в права. Появившееся на лице Феррариса неподдельное изумление быстро сменилось выражением огромного удовольствия.
Гизела подумала, что отцу, который был настоящим артистом, церемонии в Букингемском дворце и Виндзорском замке доставят немало приятных минут — ведь это совсем как театр с великолепными декорациями и костюмами.
Из его разговоров с леди Милфорд Гизела поняла, что отец намерен честно и с достоинством исполнять свои обязанности.
Каждый вечер она возносила благодарственные молитвы Всевышнему за то, что перемена в жизни отца оказалась столь своевременной.
Теперь Гизела могла с чистым сердцем стать женой Миклоша и не терзаться потом сознанием вины.
Дочь маркиза Чарльтона будет достойной парой князю Эстергази, а музыкальная карьера будет рассматриваться как увлечение утонченного аристократа.
Новая фамилия казалась Гизеле непривычной, но чем больше отец рассказывал ей о своей семье, тем больше она убеждалась в том, что имеет полное право ее носить.
— Теперь ты леди Гизела Каррингтон Чарльтон, дитя мое, — говорил ей отец. — Каррингтоны принесли Англии славу в конце восемнадцатого столетия, а Чарльтоны проявили себя на полях великих сражений и во все времена защищали честь отечества.
— Теперь мне не нужно убеждать тебя в том, чтобы ты не женился на мне, — говорила Гизела Миклошу.
— Без тебя моя жизнь превратилась бы в мертвую пустыню, — отвечал он. — Правда, я готов признать, что с получением твоим отцом наследства все стало гораздо проще.
Миклош заключил ее в объятия и нежно сказал:
— Но мне безразлично, каким именем и титулом тебя называют. Я знаю только, что не могу без тебя жить.
Он поцеловал Гизелу и бережно прижал ее к себе, словно все еще боялся навсегда потерять любимую.
— Я люблю тебя! — сказал он, с трудом отрываясь от ее нежных губ. — Я люблю тебя так сильно, что не могу думать ни о чем другом, кроме того, что скоро ты станешь моей женой и мы будем жить вместе, как нам было назначено судьбой с того мгновения, как мы встретились в Венском лесу.
— Чудесной судьбой, — прошептала Гизела.
Он снова поцеловал ее.
До свадьбы предстояло сделать еще очень много, и всем этим занимался Миклош.
Отцу Гизелы он посоветовал поторопиться с женитьбой и сделать это без лишней огласки, пока его еще не начали осаждать толпы поклонников и репортеров. На гражданскую церемонию, которая проходила в гостиной отеля «Захер», прибыл сам мэр города Вены.
В его присутствии Пол Феррарис и Алиса Мил-форд заключили брак и стали мужем и женой.
Это заняло всего несколько минут, а через два дня, когда Пол почувствовал себя достаточно окрепшим, их обвенчал капеллан в церкви английского посольства. Миклош и Гизела стали единственными свидетелями этой тихой и трогательной церемонии.
После этого Миклош уехал в Венгрию, чтобы начать подготовку к собственной свадьбе.
— Если ты не приедешь как можно скорее, — предупредил он Гизелу, — мне придется вернуться и выкрасть тебя отсюда! Когда тебя нет рядом, я не могу быть уверен, что ты не исчезнешь и мне не придется рыскать ночами по дремучим лесам в поисках моей прекрасной нимфы.
— Я приеду, как только смогу, — ответила Гизела. — Но, милый, мне нужно заказать себе новые платья. Я не могу ударить в грязь лицом перед твоими утонченными родственниками, которые одеваются у парижских кутюрье.
Она в точности повторяла его слова, и Миклош, рассмеявшись, сказал:
— Я буду боготворить тебя, даже если ты будешь одета в лохмотья. Но я знаю, как много значат для женщин изысканные туалеты. Оставайся в Вене, но помни, что я не согласен ждать даже минутой больше недели!
Гизела протестующе вскрикнула и хотела сказать ему, что это невозможно, что никто не в состоянии сшить платья всего за неделю, но не успела, потому что Миклош опять закрыл ей рот поцелуем. Он объяснил ей, что, пока они не станут одним целым, он не успокоится.
К счастью, леди Милфорд знала в Вене отличных портных, к которым и обратилась Гизела.
Швеям пришлось корпеть над ее нарядами по двадцать четыре часа в сутки, но она обещала хорошо им заплатить и чуть больше чем через неделю стала счастливой обладательницей великолепных туалетов. Теперь она могла со спокойной душой ехать в Венгрию.
Гизела заказала еще много других платьев, но их должны были прислать позже.
Увидев, сколько у нее вещей, отец воскликнул, что она, несомненно, станет известна как «экстравагантная княгиня Эстергази».
Он был так рад за дочь и так счастлив сам!
Гизеле по-прежнему казалось, что никто не сможет занять в его жизни то место, которое занимала ее мать: ведь они так много пережили вместе, хорошего и плохого, так беззаветно любили друг друга.
Но Алиса Милфорд призналась, что влюбилась в Пола уже много лет назад, когда впервые увидела его еще до рождения дочери, а сейчас понимает, что ему прежде всего нужен хороший товарищ, и она готова взять на себя эту роль. Видя, с каким обожанием она смотрит на отца, Гизела ни на секунду не сомневалась в том, что с ней он будет счастлив.
Гизела была потрясена, увидев Фетрёд. Первое, что открылось ее изумленному взору, были величественные витые ворота, за которыми простиралась площадь, а на площадь, словно из поднебесья спускались ступени мраморной лестницы, украшенной скульптурами и каменными чашами. Лестница вела в замок.
Гизела остановилась, на мгновение испугавшись того, что ждет ее впереди.
Рука Миклоша легла ей на плечо. Он посмотрел в ее голубые глаза, и ее испуг растворился в сознании того, что в мире нет ничего важнее их любви друг к другу.
— Наконец-то я покажу тебе свой замок, — сказал Миклош.
— Я была бы счастлива с тобой даже в хижине, — тихонько, чтобы никто не услышал, прошептала Гизела.
— Я еще больше люблю тебя за эти слова, если это вообще возможно, — сказал он. — И ты увидишь, что для меня тоже совсем не важно, где мы с тобой будем жить: во дворце или в домике в горах; главное, что мы любим друг друга.
Увидев венгерских женщин, Гизела в первую минуту даже усомнилась в том, что может сравниться с ними по красоте, но взгляд любящих глаз Миклоша и тайна, связующая его с Гизелой, ясно говорили, что их чувство не простое физическое влечение, а нечто возвышенное, принадлежащее области духа.
Происходящее напоминало волшебную сказку.
На следующее утро Гизеле помогли одеться две хорошенькие служанки, которые наперебой восхищались ее красотой, и, слушая их, Гизела почувствовала, что магия Венгрии проникает ей в душу и она сама становится ее частью.
Глядя через широкое окно на утопающий в цветах сад, ярко освещенный золотыми лучами солнца, Гизела все еще не могла поверить, что это не сон, что она на земле, а не в райских кущах.
С легкой улыбкой она подумала, что проверит это сегодня ночью в объятиях Миклоша.
Ей не пришлось везти из Австрии венец для свадебной церемонии, потому что Миклош заказал для нее великолепную диадему, напоминающую венок из белого золота, усыпанный сверкающими бриллиантами.
Тонкая как паутина старинная фата ниспадала на плечи Гизелы, опускаясь до самой земли, но, по обычаю Венгрии, не закрывала ее прелестного личика.
Она выглядела не просто юной и прекрасной, но еще и так по-ангельски невинной, что Миклош был готов пасть на землю к ее ногам.
На службе, которая состоялась в древнем соборе, присутствовали самые именитые семейства Венгрии. Отец Гизелы был потрясен пением хора и органной музыкой, звучащей под сводами собора.
А когда венчание закончилось и запели цыгане, Гизела заметила, что отец с трудом сдерживается, чтобы не присоединиться к ним со своей скрипкой.
Знаменитый чардаш поразил ее своей страстностью, стремительностью и точностью всех движений. Мелькали цветастые шали, звенели мониста, мужчины падали на колени и тут же молниеносно вскакивали, вновь увлекая зрителей магией танца.
Пестрые длинные юбки цыганок, яркие рубахи темноглазых сильных мужчин, музыка, разжигающая в сердцах страсть, — все это казалось Гизеле выражением самой любви.
Той любви, которую она испытывала к Миклошу и которую Миклош испытывал к ней.
Потом он сказал Гизеле, что пора идти, взял ее под руку, и она почувствовала, что душа ее тает.
Оставив гостей наслаждаться музыкой и танцами, Миклош тихонько увел ее через благоухающий сад, нагретый солнцем, в тенистую прохладу замка. Через некоторое время к ним присоединился маркиз Чарльтон.
— Я понимаю, почему вы ушли, дорогая, — сказал он.
— Это все Миклош, — улыбнулась Гизела. — Он сказал мне, что пора идти.
— Я знаю, вам хочется побыть вдвоем, — кивнул Пол. — Но я надеюсь, что вы поскорее приедете в Англию. Мне не терпится показать тебе Чарльтон-хаус.
Он с такой гордостью произнес название своих владений, что Гизела обняла отца и пообещала:
— Мы приедем сразу после медового месяца.
— У нас с Алисой тоже медовый месяц. Мы собираемся провести его в Англии. Я не сомневаюсь, что мы будем счастливы, несмотря на то что нас ждет немало дел.
— Каждая минута, проведенная вместе, будет для вас счастливой, — сказала Гизела и нежно поцеловала отца.
Подошла Алиса, чтобы попрощаться с Гизелой.
— Заботьтесь о папе, — сказала ей девушка.
— Не сомневайтесь, — ответила Алиса. — Я обещаю, что он будет счастлив.
Они простились, и Гизела с Миклошем вышли к воротам, где их ждала карета, запряженная четверкой великолепных лошадей. Гизела восторженно вскрикнула, увидев, как они нетерпеливо бьют землю копытами, поднимая клубы нагретой солнцем пыли.
Сама карета была украшена гирляндами цветов, и даже упряжь была увита разноцветными шелковыми лентами, струящимися в воздухе под легким дуновением теплого ветерка.
Гизела сияющими глазами посмотрела на Миклоша и воскликнула:
— Как ты мог придумать такое волшебство!
— Я старался создать подходящую оправу для такого бриллианта, как ты, моя любимая, — с улыбкой ответил Миклош.
Они уже сели в карету, как вдруг словно из-под земли появились гости и начали поздравлять молодых.
Скрипки цыган запели крещендо, и музыка их была гимном любви и счастья. Согласно обычаю они посыпали карету молодоженов лепестками роз и зернами риса. Лошади тронулись, и под радостные крики карета выехала из ворот. За ней бежали веселые ребятишки.
— Нам не удалось ускользнуть незаметно, — смеялась Гизела. — Но мне это нравится!
— Мы не разочаровали гостей, зато избавились от необходимости долго и утомительно целоваться со всеми моими родственниками.
Гизела вновь рассмеялась, а Миклош добавил:
— Я хочу целовать только одного человека, и нетрудно догадаться, кто это.
— О, Миклош, неужели мы муж и жена?!
— Ты убедишься в этом, моя милая, когда мы приедем.
Он снял с ее рук длинные белые перчатки и принялся один за другим целовать ее пальчики.
Гизела затрепетала, и этот трепет не укрылся от Миклоша. Он тихо сказал:
— Моя дорогая женушка, когда мы останемся одни, я заставлю тебя трепетать гораздо сильнее.
Они остались одни только тогда, когда наконец-то приехали в домик, где им предстояло провести первые дни медового месяца.
По пути через владения Эстергази их карету то и дело останавливали толпы ликующих людей, которые наперебой поздравляли молодых, устилая перед ними дорогу цветами.
Несколько раз они останавливались в небольших деревушках, где их угощали молодым вином и исполняли куплеты в их честь.
Когда Гизела увидела домик, о котором Миклош столько раз ей рассказывал, она подумала, что именно в таком месте хотела бы провести свою жизнь с Миклошем.
Построенный в античном стиле из белого камня, он стоял на берегу круглого озера. К воде вели мраморные ступени, заросшие азалией.
Гизела зачарованно смотрела на этот райский уголок, и только голос Миклоша, предложившего ей снять диадему и фату, вернул ее к действительности.
Стоя в спальне у окна, выходящего в сад, Гизела подумала, что хорошо бы было искупаться в озере, но, поразмыслив, решила, что княгине Эстергази это вряд ли дозволяется этикетом.
Служанки помогли ей снять свадебное платье и расчесали волосы.
Спальня была просторной, а стены ее были обиты голубым шелком, напомнившим Гизеле ясное небо. Кругом висели картины, а с барельефа под потолком лукаво улыбались два мраморных купидончика. Ноги утопали в мягком ворсе светлого персидского ковра.
Это была комната, созданная для любви.
«Здесь мы останемся вдвоем», — подумала Гизела и покраснела.
Из спальни Гизела вышла в гостиную, убранную столь великолепно, что про себя она называла ее салоном. Там ждал ее Миклош.
Гизела подбежала к нему и обвила его шею, но Миклош не поцеловал ее сразу, а с восхищением произнес:
Гизела с трудом отвела взгляд от танцующих цыган и посмотрела на мужа. Ее сердце замерло в сладкой истоме.
Она словно утонула в темной глубине его выразительных глаз; казалось, мир вокруг исчез и остались только они двое.
Даже в самых смелых своих мечтах она не могла вообразить, что ее свадьба будет столь волшебной и удивительной.
Гизела была настолько потрясена, что не задумывалась о том, насколько она сама ослепительно прекрасна.
Когда она под руку с отцом вступила под своды дворцового собора, Миклош, в самое сердце пораженный ее красотой, увидел в ней настоящую нимфу, явившуюся из мифа.
Еще до того как они приехали в Фетрёд, произошло столько удивительных событий, что Гизела уже не сомневалась, что живет в волшебном сне.
После визита мистера Шеферда всем потребовалось некоторое время, чтобы осознать перемены.
Даже леди Милфорд заметила, что теперь Пол Феррарис приобретет совершенно иной статус.
Он вряд ли признался бы в этом даже самому себе, но Полу Феррарису очень не хватало семейного уюта и тепла домашнего очага, безвозвратно, как думал он, утраченного. Но теперь счастье вернулось к нему.
Раньше Гизела никак не могла взять в толк, почему он обижался на своего отца, но теперь понимала. Разве справедливо, что в то время, когда его дед был сказочно богат и носил титул маркиза, Полу приходилось терпеть лишения?
Леди Милфорд объяснила Гизеле, что для Англии это — обычное дело. Младшие отпрыски знатных семейств прозябают в нищете, а их старшие братья и титулованные родители купаются в роскоши.
— Это ужасно несправедливо, — заметила Гизела.
— Если бы существовал иной порядок наследования, большие графства и имения постепенно дробились бы на все более и более мелкие, и в конце концов могущественные английские фамилии просто исчезли бы с лица земли, — ответила на это леди Милфорд.
Из-за того что отец в молодости бежал из родного дома, в семье не принято было говорить о его родственниках, и Гизела почти ничего не знала о Чарльтонах.
— Я очень хочу показать тебе мой родной дом, — с воодушевлением говорил ей отец. — Он очень старый, но мой прапрадед его полностью перестроил, да и дед многое отреставрировал.
Взгляд его, когда он говорил это, был гораздо красноречивее слов.
— Его стены, — продолжал Пол, — хранят семейную историю, и в каждой комнате живет дух предков Чарльтонов.
Он увлеченно рассказывал Гизеле о прозрачных озерах и прекрасных лесах, где он любил играть в детстве, о великолепных скакунах в конюшнях его деда, на которых ему иногда позволяли кататься.
Теперь все принадлежало ему, и Гизела видела, что он в восторге от этого.
— Ты должна мне помочь, дорогая, — говорил Пол Феррарис Алисе. — Иначе я наделаю кучу ошибок не только в своих владениях, но и по всей стране.
— У тебя прекрасная интуиция, мой дорогой, — мягко отвечала ему леди Милфорд. — А если тебя пригласят ко двору, всегда найдется уйма желающих подсказать тебе, что и как следует делать. Мистер Шеферд перед отъездом сказал: — Очень надеюсь, что ваша светлость скоро приедет в Англию. Ее величество королева Виктория уже интересовалась, когда вы вступите в права. Появившееся на лице Феррариса неподдельное изумление быстро сменилось выражением огромного удовольствия.
Гизела подумала, что отцу, который был настоящим артистом, церемонии в Букингемском дворце и Виндзорском замке доставят немало приятных минут — ведь это совсем как театр с великолепными декорациями и костюмами.
Из его разговоров с леди Милфорд Гизела поняла, что отец намерен честно и с достоинством исполнять свои обязанности.
Каждый вечер она возносила благодарственные молитвы Всевышнему за то, что перемена в жизни отца оказалась столь своевременной.
Теперь Гизела могла с чистым сердцем стать женой Миклоша и не терзаться потом сознанием вины.
Дочь маркиза Чарльтона будет достойной парой князю Эстергази, а музыкальная карьера будет рассматриваться как увлечение утонченного аристократа.
Новая фамилия казалась Гизеле непривычной, но чем больше отец рассказывал ей о своей семье, тем больше она убеждалась в том, что имеет полное право ее носить.
— Теперь ты леди Гизела Каррингтон Чарльтон, дитя мое, — говорил ей отец. — Каррингтоны принесли Англии славу в конце восемнадцатого столетия, а Чарльтоны проявили себя на полях великих сражений и во все времена защищали честь отечества.
— Теперь мне не нужно убеждать тебя в том, чтобы ты не женился на мне, — говорила Гизела Миклошу.
— Без тебя моя жизнь превратилась бы в мертвую пустыню, — отвечал он. — Правда, я готов признать, что с получением твоим отцом наследства все стало гораздо проще.
Миклош заключил ее в объятия и нежно сказал:
— Но мне безразлично, каким именем и титулом тебя называют. Я знаю только, что не могу без тебя жить.
Он поцеловал Гизелу и бережно прижал ее к себе, словно все еще боялся навсегда потерять любимую.
— Я люблю тебя! — сказал он, с трудом отрываясь от ее нежных губ. — Я люблю тебя так сильно, что не могу думать ни о чем другом, кроме того, что скоро ты станешь моей женой и мы будем жить вместе, как нам было назначено судьбой с того мгновения, как мы встретились в Венском лесу.
— Чудесной судьбой, — прошептала Гизела.
Он снова поцеловал ее.
До свадьбы предстояло сделать еще очень много, и всем этим занимался Миклош.
Отцу Гизелы он посоветовал поторопиться с женитьбой и сделать это без лишней огласки, пока его еще не начали осаждать толпы поклонников и репортеров. На гражданскую церемонию, которая проходила в гостиной отеля «Захер», прибыл сам мэр города Вены.
В его присутствии Пол Феррарис и Алиса Мил-форд заключили брак и стали мужем и женой.
Это заняло всего несколько минут, а через два дня, когда Пол почувствовал себя достаточно окрепшим, их обвенчал капеллан в церкви английского посольства. Миклош и Гизела стали единственными свидетелями этой тихой и трогательной церемонии.
После этого Миклош уехал в Венгрию, чтобы начать подготовку к собственной свадьбе.
— Если ты не приедешь как можно скорее, — предупредил он Гизелу, — мне придется вернуться и выкрасть тебя отсюда! Когда тебя нет рядом, я не могу быть уверен, что ты не исчезнешь и мне не придется рыскать ночами по дремучим лесам в поисках моей прекрасной нимфы.
— Я приеду, как только смогу, — ответила Гизела. — Но, милый, мне нужно заказать себе новые платья. Я не могу ударить в грязь лицом перед твоими утонченными родственниками, которые одеваются у парижских кутюрье.
Она в точности повторяла его слова, и Миклош, рассмеявшись, сказал:
— Я буду боготворить тебя, даже если ты будешь одета в лохмотья. Но я знаю, как много значат для женщин изысканные туалеты. Оставайся в Вене, но помни, что я не согласен ждать даже минутой больше недели!
Гизела протестующе вскрикнула и хотела сказать ему, что это невозможно, что никто не в состоянии сшить платья всего за неделю, но не успела, потому что Миклош опять закрыл ей рот поцелуем. Он объяснил ей, что, пока они не станут одним целым, он не успокоится.
К счастью, леди Милфорд знала в Вене отличных портных, к которым и обратилась Гизела.
Швеям пришлось корпеть над ее нарядами по двадцать четыре часа в сутки, но она обещала хорошо им заплатить и чуть больше чем через неделю стала счастливой обладательницей великолепных туалетов. Теперь она могла со спокойной душой ехать в Венгрию.
Гизела заказала еще много других платьев, но их должны были прислать позже.
Увидев, сколько у нее вещей, отец воскликнул, что она, несомненно, станет известна как «экстравагантная княгиня Эстергази».
Он был так рад за дочь и так счастлив сам!
Гизеле по-прежнему казалось, что никто не сможет занять в его жизни то место, которое занимала ее мать: ведь они так много пережили вместе, хорошего и плохого, так беззаветно любили друг друга.
Но Алиса Милфорд призналась, что влюбилась в Пола уже много лет назад, когда впервые увидела его еще до рождения дочери, а сейчас понимает, что ему прежде всего нужен хороший товарищ, и она готова взять на себя эту роль. Видя, с каким обожанием она смотрит на отца, Гизела ни на секунду не сомневалась в том, что с ней он будет счастлив.
Гизела была потрясена, увидев Фетрёд. Первое, что открылось ее изумленному взору, были величественные витые ворота, за которыми простиралась площадь, а на площадь, словно из поднебесья спускались ступени мраморной лестницы, украшенной скульптурами и каменными чашами. Лестница вела в замок.
Гизела остановилась, на мгновение испугавшись того, что ждет ее впереди.
Рука Миклоша легла ей на плечо. Он посмотрел в ее голубые глаза, и ее испуг растворился в сознании того, что в мире нет ничего важнее их любви друг к другу.
— Наконец-то я покажу тебе свой замок, — сказал Миклош.
— Я была бы счастлива с тобой даже в хижине, — тихонько, чтобы никто не услышал, прошептала Гизела.
— Я еще больше люблю тебя за эти слова, если это вообще возможно, — сказал он. — И ты увидишь, что для меня тоже совсем не важно, где мы с тобой будем жить: во дворце или в домике в горах; главное, что мы любим друг друга.
Увидев венгерских женщин, Гизела в первую минуту даже усомнилась в том, что может сравниться с ними по красоте, но взгляд любящих глаз Миклоша и тайна, связующая его с Гизелой, ясно говорили, что их чувство не простое физическое влечение, а нечто возвышенное, принадлежащее области духа.
Происходящее напоминало волшебную сказку.
На следующее утро Гизеле помогли одеться две хорошенькие служанки, которые наперебой восхищались ее красотой, и, слушая их, Гизела почувствовала, что магия Венгрии проникает ей в душу и она сама становится ее частью.
Глядя через широкое окно на утопающий в цветах сад, ярко освещенный золотыми лучами солнца, Гизела все еще не могла поверить, что это не сон, что она на земле, а не в райских кущах.
С легкой улыбкой она подумала, что проверит это сегодня ночью в объятиях Миклоша.
Ей не пришлось везти из Австрии венец для свадебной церемонии, потому что Миклош заказал для нее великолепную диадему, напоминающую венок из белого золота, усыпанный сверкающими бриллиантами.
Тонкая как паутина старинная фата ниспадала на плечи Гизелы, опускаясь до самой земли, но, по обычаю Венгрии, не закрывала ее прелестного личика.
Она выглядела не просто юной и прекрасной, но еще и так по-ангельски невинной, что Миклош был готов пасть на землю к ее ногам.
На службе, которая состоялась в древнем соборе, присутствовали самые именитые семейства Венгрии. Отец Гизелы был потрясен пением хора и органной музыкой, звучащей под сводами собора.
А когда венчание закончилось и запели цыгане, Гизела заметила, что отец с трудом сдерживается, чтобы не присоединиться к ним со своей скрипкой.
Знаменитый чардаш поразил ее своей страстностью, стремительностью и точностью всех движений. Мелькали цветастые шали, звенели мониста, мужчины падали на колени и тут же молниеносно вскакивали, вновь увлекая зрителей магией танца.
Пестрые длинные юбки цыганок, яркие рубахи темноглазых сильных мужчин, музыка, разжигающая в сердцах страсть, — все это казалось Гизеле выражением самой любви.
Той любви, которую она испытывала к Миклошу и которую Миклош испытывал к ней.
Потом он сказал Гизеле, что пора идти, взял ее под руку, и она почувствовала, что душа ее тает.
Оставив гостей наслаждаться музыкой и танцами, Миклош тихонько увел ее через благоухающий сад, нагретый солнцем, в тенистую прохладу замка. Через некоторое время к ним присоединился маркиз Чарльтон.
— Я понимаю, почему вы ушли, дорогая, — сказал он.
— Это все Миклош, — улыбнулась Гизела. — Он сказал мне, что пора идти.
— Я знаю, вам хочется побыть вдвоем, — кивнул Пол. — Но я надеюсь, что вы поскорее приедете в Англию. Мне не терпится показать тебе Чарльтон-хаус.
Он с такой гордостью произнес название своих владений, что Гизела обняла отца и пообещала:
— Мы приедем сразу после медового месяца.
— У нас с Алисой тоже медовый месяц. Мы собираемся провести его в Англии. Я не сомневаюсь, что мы будем счастливы, несмотря на то что нас ждет немало дел.
— Каждая минута, проведенная вместе, будет для вас счастливой, — сказала Гизела и нежно поцеловала отца.
Подошла Алиса, чтобы попрощаться с Гизелой.
— Заботьтесь о папе, — сказала ей девушка.
— Не сомневайтесь, — ответила Алиса. — Я обещаю, что он будет счастлив.
Они простились, и Гизела с Миклошем вышли к воротам, где их ждала карета, запряженная четверкой великолепных лошадей. Гизела восторженно вскрикнула, увидев, как они нетерпеливо бьют землю копытами, поднимая клубы нагретой солнцем пыли.
Сама карета была украшена гирляндами цветов, и даже упряжь была увита разноцветными шелковыми лентами, струящимися в воздухе под легким дуновением теплого ветерка.
Гизела сияющими глазами посмотрела на Миклоша и воскликнула:
— Как ты мог придумать такое волшебство!
— Я старался создать подходящую оправу для такого бриллианта, как ты, моя любимая, — с улыбкой ответил Миклош.
Они уже сели в карету, как вдруг словно из-под земли появились гости и начали поздравлять молодых.
Скрипки цыган запели крещендо, и музыка их была гимном любви и счастья. Согласно обычаю они посыпали карету молодоженов лепестками роз и зернами риса. Лошади тронулись, и под радостные крики карета выехала из ворот. За ней бежали веселые ребятишки.
— Нам не удалось ускользнуть незаметно, — смеялась Гизела. — Но мне это нравится!
— Мы не разочаровали гостей, зато избавились от необходимости долго и утомительно целоваться со всеми моими родственниками.
Гизела вновь рассмеялась, а Миклош добавил:
— Я хочу целовать только одного человека, и нетрудно догадаться, кто это.
— О, Миклош, неужели мы муж и жена?!
— Ты убедишься в этом, моя милая, когда мы приедем.
Он снял с ее рук длинные белые перчатки и принялся один за другим целовать ее пальчики.
Гизела затрепетала, и этот трепет не укрылся от Миклоша. Он тихо сказал:
— Моя дорогая женушка, когда мы останемся одни, я заставлю тебя трепетать гораздо сильнее.
Они остались одни только тогда, когда наконец-то приехали в домик, где им предстояло провести первые дни медового месяца.
По пути через владения Эстергази их карету то и дело останавливали толпы ликующих людей, которые наперебой поздравляли молодых, устилая перед ними дорогу цветами.
Несколько раз они останавливались в небольших деревушках, где их угощали молодым вином и исполняли куплеты в их честь.
Когда Гизела увидела домик, о котором Миклош столько раз ей рассказывал, она подумала, что именно в таком месте хотела бы провести свою жизнь с Миклошем.
Построенный в античном стиле из белого камня, он стоял на берегу круглого озера. К воде вели мраморные ступени, заросшие азалией.
Гизела зачарованно смотрела на этот райский уголок, и только голос Миклоша, предложившего ей снять диадему и фату, вернул ее к действительности.
Стоя в спальне у окна, выходящего в сад, Гизела подумала, что хорошо бы было искупаться в озере, но, поразмыслив, решила, что княгине Эстергази это вряд ли дозволяется этикетом.
Служанки помогли ей снять свадебное платье и расчесали волосы.
Спальня была просторной, а стены ее были обиты голубым шелком, напомнившим Гизеле ясное небо. Кругом висели картины, а с барельефа под потолком лукаво улыбались два мраморных купидончика. Ноги утопали в мягком ворсе светлого персидского ковра.
Это была комната, созданная для любви.
«Здесь мы останемся вдвоем», — подумала Гизела и покраснела.
Из спальни Гизела вышла в гостиную, убранную столь великолепно, что про себя она называла ее салоном. Там ждал ее Миклош.
Гизела подбежала к нему и обвила его шею, но Миклош не поцеловал ее сразу, а с восхищением произнес: