Барбара Картленд
Зов любви
От автора
Поток женщин и детей, тайно переправляемых из Англии на континент, все возрастал. Только после принятия парламентом поправки к закону, согласно которой торговля «белыми рабынями» каралась смертной казнью, юных девственниц перестали похищать в провинциях Англии и продавать, как скот, в азиатских странах.
В 1880 году Вилльям Томас Стид, издатель газеты «Пэл Мэл», предпринял попытку привлечь общественное внимание к явлению «белой работорговли» и вызвать негодование публики тем, что парламент всякий раз отклонял поправку. Для этого Стид выкупил тринадцатилетнюю девочку, мать которой согласилась продать дочку за один фунт стерлингов. Получив медицинское свидетельство о невинности девочки, Стид увез ее во Францию и поместил в один из приютов, патронируемых Армией Спасения. Вернувшись на родину, издатель и общественный деятель поведал читателям о своем поступке, что вызвало бурный интерес публики.
То, что произошло в дальнейшем, является историческим фактом.
Стид был подвергнут судебному преследованию и приговорен к трехмесячному тюремному заключению. А 14 апреля 1885 года ста семьюдесятью голосами против семидесяти одного был принят закон, защищающий права женщин и детей и накладывающий ограничения на деятельность домов терпимости.
Однако и по сей день в некоторых странах (особенно на Ближнем Востоке) торговля женщинами процветает.
В 1880 году Вилльям Томас Стид, издатель газеты «Пэл Мэл», предпринял попытку привлечь общественное внимание к явлению «белой работорговли» и вызвать негодование публики тем, что парламент всякий раз отклонял поправку. Для этого Стид выкупил тринадцатилетнюю девочку, мать которой согласилась продать дочку за один фунт стерлингов. Получив медицинское свидетельство о невинности девочки, Стид увез ее во Францию и поместил в один из приютов, патронируемых Армией Спасения. Вернувшись на родину, издатель и общественный деятель поведал читателям о своем поступке, что вызвало бурный интерес публики.
То, что произошло в дальнейшем, является историческим фактом.
Стид был подвергнут судебному преследованию и приговорен к трехмесячному тюремному заключению. А 14 апреля 1885 года ста семьюдесятью голосами против семидесяти одного был принят закон, защищающий права женщин и детей и накладывающий ограничения на деятельность домов терпимости.
Однако и по сей день в некоторых странах (особенно на Ближнем Востоке) торговля женщинами процветает.
Глава 1
1819
— Но, Софи… ты не можешь так поступить!
— Могу! — отрезала Софи.
Вообразить себе девушку прелестнее Софи было невозможно.
Златокудрая, с молочно-розовой кожей и безупречными чертами лица, Софи Стадли почувствовала себя на вершине славы, когда франты и денди, воспитанники школы святого Джеймса, положили на нее глаз.
Одного месяца пребывания в Лондоне Софи оказалось достаточно, чтобы завоевать титул «Несравненной». На исходе второго месяца она уже была помолвлена с Джулиусом Вертоном, молодым человеком, который по смерти дядюшки должен будет стать герцогом Йелвертонским.
О помолвке было объявлено в «Лондонских ведомостях», и дом, который мадам Стадли сняла на время столичного сезона, стал наполняться свадебными подарками.
И вдруг… за две недели до свадьбы Софи объявляет, что она собирается идти под венец и бежать с лордом Ротвином.
— Это вызовет грандиозный скандал, — пыталась вразумить капризную красавицу Лалита. — Зачем ты так поступаешь?
Будучи почти ровесницами, девушки обладали прямо противоположными характерами. В то время как Софи для любого мужчины была идеалом женской красоты, Лалита привлекала своей трогательной задушевностью.
Зимой она перенесла тяжелую болезнь и теперь, по словам слуг, была кожа да кости. Долгие часы при свечах она проводила за шитьем для своей мачехи. От этого ее глазки припухли и воспалились. Волосы ее были столь тонкими и безжизненными, что казались бесцветными. Следуя нелепой моде, девушка гладко зачесывала их назад, убирая со лба, на котором, казалось, лежала печать вечного беспокойства и тревоги.
Девушки были почти одного роста, но в то время как Софи была воплощением здоровья и радости жизни, Лалита казалась лишь слабой тенью человеческого существа, постоянно пребывающего на грани жизни и смерти.
— Я полагаю, — проворчала Софи, — что даже человеку, и вполовину не столь мудрому, как ты, причина совершенно ясна.
Лалита ничего не ответила, и ее наперстница продолжала:
— Джулиус непременно когда-нибудь станет герцогом, и я в любом случае не пожалею, что вышла за него, вопрос только в том — когда.
Выразительно всплеснув руками, Софи рассуждала вслух:
— Здравствующему герцогу Йелвертонскому не более шестидесяти. Он может благоденствовать еще лет десять, а то и пятнадцать. А через пятнадцать лет я буду слишком стара, чтобы всласть насладиться положением герцогини.
— Ты все еще будешь красива, — заметила Лалита.
Софи обернулась, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Полюбовавшись на собственное отражение, девушка улыбнулась. Дорогое нарядное платье из нежно-голубого крепа с вырезом, украшенным тончайшими кружевами, было очень модным. Но главное… в моду возвращалась тугая шнуровка. Новые корсеты, выписанные из Парижа, делали Софи тростиночкой. Осиную талию подчеркивали пышные юбки, затканные по подолу букетами цветов и украшенные воланами из тюля.
— Да, — согласилась Софи, — я все еще буду красива, но больше всего на свете я хочу стать герцогиней сейчас, чтобы иметь право пойти на открытие парламента в короне, символе принадлежности к этому званию, и принять участие в торжествах по поводу коронации наследника.
Девушка помолчала и добавила:
— Этот утомительный старикашка король должен скоро умереть!
— Может быть и герцог не заставит себя долго ждать? — мягко предположила Лалита.
— Я не собираюсь ждать ни много ни мало! — не выдержав, взорвалась Софи. — Сегодня же вечером я убегу с лордом Ротвином. Все уже решено и устроено!
— Неужели ты думаешь, что поступаешь мудро? — спросила Лалита.
— Он очень богат, — ответила Софи. — Он один из богатейших людей в Англии, и он в дружбе с регентом, а бедный Джулиус об этом и мечтать не смеет.
— Лорд Ротвин старше, чем мистер Вертон, — заметила Лалита. — Я никогда не встречалась с ним, но думаю, что от одного взгляда на него дух захватывает.
— В этом ты права, — согласилась Софи. — Он циничный человек, и вид у него зловещий. Именно это и делает его столь привлекательным.
— А он… любит тебя? — шепотом спросила Лалита.
— Он обожает меня! — не задумываясь, заявила Софи. — Они оба без ума от меня, но, честно говоря, сравнивая их, я полагаю, надо делать ставку на лорда Ротвина.
После секундного молчания Лалита произнесла:
— Софи, я думаю, единственное, что ты должна взять в расчет, так это то, с кем ты будешь более счастлива. Ведь это главное в браке.
— Ты опять читала! Мама придет в ярость, если снова застукает тебя за этим занятием! — вспылила Софи. — Любовь неплохая сказочка для молочниц, дамам из общества она не подходит!
— Неужели ты действительно намереваешься заключить брак без любви?
—Я намереваюсь выйти замуж за того, кто способен лучше обеспечить меня, — раздраженно выкрикнула Софи. — И я убеждена, что с этим лучше справится лорд Ротвин. Он богат. Он необычайно богат!
Повернувшись спиной к зеркалу, девушка направилась в противоположный конец комнаты, где высился обширный платяной шкаф. Дверцы его были открыты. Там в боевом порядке, словно готовые ринуться в атаку и выиграть сражение, располагались любезные сердцу и глазу Софи наряды, счета за которые, правда, еще не были оплачены. Изысканные туалеты были самым действенным оружием, при помощи которого Софи собиралась приковать к себе внимание высшего света. Именно благодаря этому оружию Софи стала обладательницей трех предложений руки и сердца.
Первым предложение ей сделал Джулиус Вертон, будущий герцог Йелвертонский. Вторым претендентом на руку Софи стал лорд Ротвин, который — совершенно неожиданно — сделал ей предложение всего лишь неделю назад. Третьим соискателем руки, чьи претензии Софи отвергла тотчас же, был сэр Томас Вернсайд, престарелый распутник и игрок, который, правда, был кавалером высших орденов Англии. Даже близкие друзья не ожидали такой прыти от человека, который слыл завзятым холостяком.
Были и другие поклонники, но они либо выбыли во время предсвадебного марафона, либо их не приняли в расчет по причине их глубокой бедности.
Когда Джулиус Вертон предложил Софи руку и сердце, девушке показалось, что все ее мечты в одночасье сбылись.
Привилегии, которые давали Софи положение и титул герцогини, превосходили ее самые честолюбивые помыслы. Софи с восторгом приняла предложение Вертона, но… необходимо было исправить кое-какие мелочи, отягощающие жизнь. Самое неприятное заключалось в том, что Джулиус Вертон не был богат. Как предполагаемый наследник титула и герцогства, Вертон существовал на некую сумму, отпускаемую на его содержание дядюшкой. Сумма не была значительной, а это означало, что Джулиус и Софи должны были бы жить не более чем комфортно и относительно обеспеченно, по крайней мере, до тех пор, пока молодой муж не станет владельцем герцогства Йелвертонского, расположенного в некотором удалении от Лондона. Отсутствие необходимых средств означало, что Софи не сможет успевать за притягательной, но быстро меняющейся экстравагантной жизнью лондонского высшего света, к представителям которого она относилась с нескрываемой завистью.
Однако, несмотря на относительно стесненное материальное положение Вертона, и речи быть не могло о том, чтобы отказаться от благоприятной возможности подняться по социальной лестнице.
Было решено, что венчание состоится в церкви святого Георга, что на Ганноверской площади, еще до отъезда регента из столицы в Брайтон, и мадам Стадли поторопилась дать объявление об этом в «Лондонских ведомостях».
Предсвадебные дни пролетали незаметно. Софи проводила время в модных салонах, примеряя туалеты; рассматривала подарки, которые каждый день посыльные доставляли в их дом на Хилл-стрит; принимала поздравления и наилучшие пожелания от тех, с кем ее семья успела познакомиться за время недолгого пребывания в Лондоне. Добрыми друзьями семейство Стадли еще не обзавелось.
Их поместье, рассказывали они всякому, кто соглашался слушать, находится в Норфолке, где предки покойного сэра Джона Стадли жили еще со времен Кромвеля.
Стадли были весьма уважаемым семейством в графстве Норфолк, но, к несчастью, столичному высшему свету об этом известно не было. Впрочем, возможно, успех Софи в обществе объяснялся не только тем, что она являлась обладательницей прелестного личика, но также и тем, что, кроме этого о ней вообще ничего не было известно.
Приготовления к свадьбе шли своим чередом, когда вдруг — неожиданно — на горизонте Софи появилась зловещая фигура лорда Ротвина.
Мисс Стадли познакомилась с ним на одном из бесчисленных балов, куда ее пригласили вместе с Джулиусом Вертоном. Это было первое празднество, которое лорд Ротвин посетил после долгого отсутствия в Лондоне. При первой встрече с Софи он, однако, не выглядел как человек потрясенный или пронзенный ее красотой.
Софи стояла под люстрой, таинственное мерцание свечей которой подчеркивало молочную белизну ее кожи и золотым отсветом вспыхивало в волосах, уложенных в вычурную прическу. Девушка была слегка возбуждена и знала, что одной своей манящей улыбкой способна свести сума любого из находящихся в зале мужчин.
— Кто это, черт побери?! — неожиданно изрыгнул некто в центре зала.
Софи чуть обернулась и увидела незнакомого мужчину, который скользил по ней неприятно-насмешливым взглядом. Девушка была не слишком удивлена: она уже успела привыкнуть к тому, что мужчины сперва с изумлением глазели на нее, словно лишившись дара речи, а потом изливали на нее потоки комплиментов.
Софи не растерялась и обратилась с вопросом к поклоннику слева так, чтобы незнакомец мог вдоволь полюбоваться ее безукоризненным профилем.
—Скажите, что за джентльмен только что вошел в зал? — шепотом поинтересовалась Софи.
Франт, к которому она обратилась, ответил:
— Это лорд Ротвин. Неужели вы не встречались с ним раньше?
— Я никогда его не видела, — ответила Софи.
— Это странный, непредсказуемый человек с дьявольским характером, но он богат, как Крез, и регент всегда советуется с ним, особенно в вопросах, которые касаются строительства.
— Должно быть, он сумасшедший, если одобрил проект Павильона в Брайтоне! — воскликнула Софи. — Вчера я слышала, как кто-то отозвался об этом сооружении как о ночном кошмаре.
— Хорошо сказано! — одобрительно хмыкнул франт и добавил: — Мне кажется, лорд Ротвин собирается представиться вам.
Действительно, незнакомец обратился к одному из знакомых Софи с просьбой представить его девушке, и вот оба джентльмена направились через зал.
— Мисс Стадли, — вымолвил их общий знакомый, — позвольте представить вам лорда Ротвина. Полагаю, две столь выдающиеся личности должны быть знакомы друг с другом.
Глаза Софи голубели, как небеса, а улыбка манила и сулила все прелести рая.
Лорд Ротвин поклонился с изяществом, которое Софи не предполагала встретить в столь грубом человеке. После этого настал ее черед присесть в реверансе.
— Меня долго не было в Лондоне, мисс Стадли, — начал лорд Ротвин глубоким, низким голосом, — а вернувшись, я обнаружил, что все здесь изменилось, словно по мановению волшебной палочки.
Этими словами было положено начало ухаживаниям, — страстным, пылким и неистовым. Софи была заинтригована. Цветы, записочки, подарки сыпались на девушку как из рога изобилия. Лорд Ротвин посылал в дом Стадли, чтобы пригласить Софи покататься с ним в фаэтоне, чтобы пригласить ее и ее мать в оперу в собственную ложу, чтобы пригласить дам на вечер в Ротвин-Хаус. Этот праздник, чуть позже поведала Софи Лалите, превзошел пышностью и роскошью все прочие увеселения, на которых когда-либо ей доводилось бывать.
— Его Королевское Высочество тоже был на празднике! — с восторгом рассказывала Софи. — И когда он поздравлял меня по поводу моей помоловки с Джулиусом, я поняла, он догадывается о том, что лорд Ротвин тоже влюблен в меня.
— Полагаю, об этом трудно было бы не догадаться! — сокрушенно вздохнула Лалита.
— Он обожает меня, — польщенная вниманием сэра Ротвина, произнесла Софи. — Если бы он сделал мне предложение прежде Джулиуса, я бы обязательно согласилась.
И вот теперь Софи решила сбежать с лордом Ротвином.
— Но это значит, что я должна пожертвовать свадебной церемонией, я не смогу надеть подвенечный наряд и никаких свадебных торжеств не будет, — печально заметила Софи. — Правда, его светлость обещал мне устроить великолепный праздник, как только мы вернемся в Лондон после медового месяца.
— Да, но ведь… все будут неприятно поражены тем, что ты так жестоко обманула мистера Вертона, — запинаясь, вымолвила Лалита.
— Не волнуйся, это не помешает им принять приглашения на праздник в Ротвин-Хаусе, — уверила наперстницу Софи. — Свет прекрасно понимает, что Джулиус едва ли сможет устроить хотя бы одно торжество, прежде чем станет герцогом.
— Я по-прежнему думаю, что ты должна выйти замуж за того, кому ты дала слово, — прошептала Лалита.
— Меня, слава Богу, угрызения совести не мучают, — ответила Софи. — Отвергнув Вертона, я одновременно дам понять его светлости, какую жертву я принесла ему.
— А он верит, что ты его любишь? — спросила Лалита.
— Ну конечно! Я довольно правдиво уверила его светлость, что решилась на побег только потому, что без ума от него! — ухмыльнулась Софи и добавила: — Я полюбила бы черта, будь он так же богат, как лорд Ротвин, но я все-таки скорблю о листиках земляники в короне пэра, которая была бы мне так к лицу!
Вздохнув едва слышно, Софи продолжала:
— Надеюсь, его светлость долго не протянет. После его кончины, будучи богатой вдовой, я смогу выйти замуж за Джулиуса, который к тому времени станет герцогом Йелвертонским.
— Софи, это безнравственно! — воскликнула Лалита.
— Ну почему? — невозмутимо поинтересовалась Софи. — В конце концов, Елизавета Ганнинг была не красивее меня, а замужем побывала за двумя герцогами. Ее называли «дважды герцогиня».
Лалита не отвечала, словно осознав, что подругу не переубедишь.
Софи опустилась на пуфик перед туалетным столиком и вновь взглянула на свое отражение в зеркале.
— Боюсь, что это не самое подходящее платье для побега, — сокрушенно вздохнула девушка. — По ночам бывает прохладно, придется набросить сверху голубую бархатную накидку, подбитую горностаем.
—Его светлость заедет за тобой сюда? — спросила Лалита.
— Нет конечно! — рассмеялась Софи. — Он уверен, что мама ничего не знает о наших планах и может помешать их исполнению. Лорд Ротвин еще не знает нашей маменьки! — добавила она.
— Где же вы должны встретиться?
— Возле церкви Святого Гроба Господня, что расположена к северу от площади Гросвенор. Церковь маленькая, темная и довольно убогая, но его светлости кажется, что это подходящее место для свидания перед побегом.
Софи улыбнулась слегка презрительно и продолжала:
— Но самое главное заключается в том, что викарий этой церкви за небольшую мзду будет держать язык за зубами, чего нельзя ожидать от священников других церквей, которые к тому же считают своим долгом посвящать во все тайны газетчиков.
— Куда же вы направитесь после венчания? Софи пожала плечами:
— Мне все равно, лишь бы было удобно и комфортно. После венчания я уже буду мадам Ротвин, а на пальце у меня будет обручальное кольцо.
После непродолжительного молчания Лалита, слегка запинаясь, спросила:
— А как же… мистер Вертон?
— Я написала ему записочку, а мама устроит так, чтобы кучер доставил послание в дом Джулиуса как раз перед самым венчанием. Мы рассудили, что будет более прилично, если известие будет получено до моего бракосочетания.
Софи улыбнулась:
— Конечно, это уловка, ведь Джулиус находится сейчас со своей бабушкой в Уимблдоне и распечатать письмо сможет лишь много времени спустя после венчания.
— Мне очень жаль мистера Вертона, — прошептала Лалита. — Он так любит тебя, Софи.
— Так и должно быть! — неожиданно вспылила Софи. — Но, по правде говоря, он всегда казался мне занудным неоперившимся птенцом.
Лалита ничуть не удивилась, услышав столь нелестный отзыв.
С самого начала помолвки она чувствовала, что мистер Вертон как мужчина ничуть не интересует Софи. Записочки со словами любви и поклонения часами валялись нераспечатанными в комнате Софи. Она едва бросала взгляд на цветы, которые он присылал, и всегда сокрушалась, что подарки Джулиуса были либо недостаточно хороши для нее, либо он присылал совсем не то, что она хотела.
И тем не менее Лалита спрашивала себя, действительно ли Софи увлечена лордом Ротвином.
— Который теперь час? — спросила Софи, не вставая из-за туалетного столика.
— Половина восьмого, — ответила Лалита.
— Почему же ты до сих пор не принесла мне чего-нибудь поесть? — спросила Софи. — Ведь могла бы и догадаться, что я проголодалась.
— Я сейчас же пойду и принесу тебе еду.
— Побеспокойся, чтобы это было что-нибудь повкуснее, — предупредила девушку Софи. — Не забудь, какое трудное дело предстоит мне сегодня.
— В какое время ты встречаешься с его светлостью? — спросила Лалита, направляясь к двери.
— Он должен ждать меня возле церкви в половине десятого. Правда, я намереваюсь немного опоздать. Пусть побаивается, что в последний момент я передумала.
Лалита вышла из комнаты под смех Софи. Не успела девушка закрыть за собой дверь, как Софи окликнула ее:
— Пожалуй, уже можно отправить кучера с письмом. До Уимблдона больше часа езды. Записка на моем столике.
— Не волнуйся, я найду ее, — ответила Лалита. Прикрыв за собой дверь, девушка спустилась вниз по лестнице.
Письмо, небрежно нацарапанное Софи, действительно, лежало на столике. Лалита долго стояла, молча глядя на послание. У нее было предчувствие, будто Софи совершает роковую ошибку, о которой она еще пожалеет. Через секунду, отогнав от себя дурные мысли, Лалита решила, что это не ее дело. И, держа письмо в руке, она отправилась по темной, узкой лестнице вниз.
В доме было всего несколько слуг, да и те плохо обученные и зачастую пренебрегавшие своими обязанностями. Все деньги, до последнего пенни, тратились на расходы по дому да на наряды Софи. Стремясь выдать Софи замуж за богатого или важного молодого человека, мадам Стадли следовала тропой, проторенной многими семействами. Единственной пострадавшей в этом действе была Лалита.
Пока Стадли жили в Норфолке, в доме было полно слуг, которые не покинули их даже после смерти мистера Стадли, отца Лалиты, и продолжали служить просто потому, что они привыкли жить в доме и заботиться о его хозяевах.
Когда семья переехала в Лондон, Лалита неожиданно для себя обнаружила, что работу повара, служанки, экономки и даже мальчика на побегушках выполняет она одна, причем занята она с утра и до вечера.
Мачеха всегда ненавидела ее, а после смерти отца Лалиты даже перестала скрывать презрительное отношение к падчерице. В родном доме Лалиты, среди слуг, которые знали девушку с младенчества, миссис Стадли считала благоразумным сдерживать свое презрение. В Лондоне все ограничения исчезли. Лалита превратилась в рабыню, в прислугу, которую можно было жестоко наказать, если она отказывалась выполнять порученную работу.
Иногда девушке казалось, что миссис Стадли пихает и толкает ее с неженской силой, потому что надеется, что Лалита не вынесет этого и умрет, и всякий раз сожалеет, что этого еще не произошло. Дело в том, что только Лалита знала правду, только она ведала, на каком фундаменте мадам Стадли воздвигла благополучие свое и своей дочери. Умри Лалита, мачеха и сводная сестра вздохнули бы с облегчением.
Девушка взяла себя в руки и сказала сама себе, что в подобных мыслях есть нечто болезненно-патологическое, наверное, они посещают ее, поскольку она еще не вполне оправилась от болезненной слабости.
Ей пришлось встать на ноги, прежде чем она окончательно выздоровела и окрепла, по той простой причине, что пока она не вставала, ей забывали приносить в комнату еду. Следуя наставлениям мадам Стадли, слуги, нанятые в столице, не заходили к ней в комнату.
Слабея день ото дня из-за отсутствия пищи, Лалита заставила себя подняться и спуститься вниз, чтобы не умереть с голоду.
— Если ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы есть, значит, ты можешь и работать, — распорядилась мачеха, и вновь на девушку взвалили бесконечную домашнюю работу, которую никто, кроме нее, делать бы не стал.
Пробираясь в кухню темным, холодным, выложенным каменными плитами коридорчиком, Лалита автоматически отметила, что он грязен и нуждается в хорошей чистке. Но в доме не было никого, кроме нее самой, кому можно было бы отдать приказание выдраить коридор, и Лалита понадеялась на то, что мачеха внимания на грязь не обратит.
Девушка открыла дверь в кухню, которой служило унылое помещение, требующее ремонта. Тусклый свет пробивался сквозь крошечное окошечко, расположенное едва ли не под самым потолком, но и это было ниже уровня городской мостовой.
Кучер, который был одновременно и вестовым, и посыльным, и кем он только ни был, сидел за кухонным столом и попивал пиво. Неряшливо одетая кухарка с седыми волосами, выбивающимися из-под чепца, стоя возле плиты и готовила нечто, что пахло весьма неаппетитно. Неумеха была иммигранткой из Ирландии, и ее наняли всего три дня назад только потому, что в бюро по найму не нашлось ни одного человека, который бы согласился работать за нищенское жалованье, предложенное мадам Стадии.
— Будьте любезны доставить это письмо вдовствующей герцогине Йелвертонской.
— Доставлю, как только допью пиво, — недовольно ответил кучер.
Он даже не затруднился привстать, и Лалита осознала, что слуги очень быстро разобрались: в этом доме у нее прав не больше, чем у любого из них.
— Спасибо, — спокойно поблагодарила Лалита и, обернувшись к кухарке, сказала: — Мисс Стадии желает перекусить.
— Еды у нас совсем немного, — проворчала неряха. — На ужин будет жаркое, но оно еще не готово.
— Если есть яйца, можно сделать омлет, — предложила Лалита.
— Вы что, хотите, чтобы я бросила свое занятие и принялась за омлет?
— Хорошо, омлет приготовлю я сама, — ответила Лалита.
Разыскав грязную сковороду и вымыв ее, девушка приготовила Софи омлет с грибами. Затем она водрузила на поднос тарелку с омлетом, тарелочку с поджаренным хлебом, чашку горячего кофе и приготовилась отнести ужин наверх. За минуту до этого со своего места поднялся недовольный кучер.
— Слишком поздно, чтобы трястись в Уимблдон, — ворчал он. — Неужели нельзя подождать до завтра…
— Напрасно вы ворчите, — попыталась уговорить его Лалита, — вы же знаете ответ.
— Знаю… как же… Да кому охота попасться на темной дорожке в лапы разбойников?!
— Из таких, как ты, ничего не вытрясешь, — хмыкнула кухарка. — Пошевеливайся, а я оставлю тебе порцию горячего жаркого на ужин!
— Да побольше, — огрызнулся кучер, — не то я подниму тебя с постели, чтобы ты приготовила мне еду!
Поднимаясь с тяжелым подносом по лестнице, Лалита размышляла о том, что сказала бы ее родная мама, если бы слуги позволили себе так разговаривать в ее присутствии. Вспомнив о маме, Лалита едва не расплакалась и приказала себе сосредоточиться на том, что ей предстоит сделать. Девушка чувствовала себя очень усталой. Так много дел каждый день! Ежедневно Лалита убирала за всеми постели, приводила в порядок комнаты и выполняла массу поручений вздорной Софи. Ноги у девушки гудели, и она мечтала лишь о том, чтобы сесть и отдохнуть. В течение дня ей это удавалось редко, а ложилась она последней.
Лалита открыла дверь в спальню Софи и внесла поднос.
— Как ты долго… — недовольно протянула маленькая авантюристка.
— Прости меня, — оправдывалась Лалита. — Ничего готового не было, да и жаркое пахло очень неаппетитно.
— Но, Софи… ты не можешь так поступить!
— Могу! — отрезала Софи.
Вообразить себе девушку прелестнее Софи было невозможно.
Златокудрая, с молочно-розовой кожей и безупречными чертами лица, Софи Стадли почувствовала себя на вершине славы, когда франты и денди, воспитанники школы святого Джеймса, положили на нее глаз.
Одного месяца пребывания в Лондоне Софи оказалось достаточно, чтобы завоевать титул «Несравненной». На исходе второго месяца она уже была помолвлена с Джулиусом Вертоном, молодым человеком, который по смерти дядюшки должен будет стать герцогом Йелвертонским.
О помолвке было объявлено в «Лондонских ведомостях», и дом, который мадам Стадли сняла на время столичного сезона, стал наполняться свадебными подарками.
И вдруг… за две недели до свадьбы Софи объявляет, что она собирается идти под венец и бежать с лордом Ротвином.
— Это вызовет грандиозный скандал, — пыталась вразумить капризную красавицу Лалита. — Зачем ты так поступаешь?
Будучи почти ровесницами, девушки обладали прямо противоположными характерами. В то время как Софи для любого мужчины была идеалом женской красоты, Лалита привлекала своей трогательной задушевностью.
Зимой она перенесла тяжелую болезнь и теперь, по словам слуг, была кожа да кости. Долгие часы при свечах она проводила за шитьем для своей мачехи. От этого ее глазки припухли и воспалились. Волосы ее были столь тонкими и безжизненными, что казались бесцветными. Следуя нелепой моде, девушка гладко зачесывала их назад, убирая со лба, на котором, казалось, лежала печать вечного беспокойства и тревоги.
Девушки были почти одного роста, но в то время как Софи была воплощением здоровья и радости жизни, Лалита казалась лишь слабой тенью человеческого существа, постоянно пребывающего на грани жизни и смерти.
— Я полагаю, — проворчала Софи, — что даже человеку, и вполовину не столь мудрому, как ты, причина совершенно ясна.
Лалита ничего не ответила, и ее наперстница продолжала:
— Джулиус непременно когда-нибудь станет герцогом, и я в любом случае не пожалею, что вышла за него, вопрос только в том — когда.
Выразительно всплеснув руками, Софи рассуждала вслух:
— Здравствующему герцогу Йелвертонскому не более шестидесяти. Он может благоденствовать еще лет десять, а то и пятнадцать. А через пятнадцать лет я буду слишком стара, чтобы всласть насладиться положением герцогини.
— Ты все еще будешь красива, — заметила Лалита.
Софи обернулась, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Полюбовавшись на собственное отражение, девушка улыбнулась. Дорогое нарядное платье из нежно-голубого крепа с вырезом, украшенным тончайшими кружевами, было очень модным. Но главное… в моду возвращалась тугая шнуровка. Новые корсеты, выписанные из Парижа, делали Софи тростиночкой. Осиную талию подчеркивали пышные юбки, затканные по подолу букетами цветов и украшенные воланами из тюля.
— Да, — согласилась Софи, — я все еще буду красива, но больше всего на свете я хочу стать герцогиней сейчас, чтобы иметь право пойти на открытие парламента в короне, символе принадлежности к этому званию, и принять участие в торжествах по поводу коронации наследника.
Девушка помолчала и добавила:
— Этот утомительный старикашка король должен скоро умереть!
— Может быть и герцог не заставит себя долго ждать? — мягко предположила Лалита.
— Я не собираюсь ждать ни много ни мало! — не выдержав, взорвалась Софи. — Сегодня же вечером я убегу с лордом Ротвином. Все уже решено и устроено!
— Неужели ты думаешь, что поступаешь мудро? — спросила Лалита.
— Он очень богат, — ответила Софи. — Он один из богатейших людей в Англии, и он в дружбе с регентом, а бедный Джулиус об этом и мечтать не смеет.
— Лорд Ротвин старше, чем мистер Вертон, — заметила Лалита. — Я никогда не встречалась с ним, но думаю, что от одного взгляда на него дух захватывает.
— В этом ты права, — согласилась Софи. — Он циничный человек, и вид у него зловещий. Именно это и делает его столь привлекательным.
— А он… любит тебя? — шепотом спросила Лалита.
— Он обожает меня! — не задумываясь, заявила Софи. — Они оба без ума от меня, но, честно говоря, сравнивая их, я полагаю, надо делать ставку на лорда Ротвина.
После секундного молчания Лалита произнесла:
— Софи, я думаю, единственное, что ты должна взять в расчет, так это то, с кем ты будешь более счастлива. Ведь это главное в браке.
— Ты опять читала! Мама придет в ярость, если снова застукает тебя за этим занятием! — вспылила Софи. — Любовь неплохая сказочка для молочниц, дамам из общества она не подходит!
— Неужели ты действительно намереваешься заключить брак без любви?
—Я намереваюсь выйти замуж за того, кто способен лучше обеспечить меня, — раздраженно выкрикнула Софи. — И я убеждена, что с этим лучше справится лорд Ротвин. Он богат. Он необычайно богат!
Повернувшись спиной к зеркалу, девушка направилась в противоположный конец комнаты, где высился обширный платяной шкаф. Дверцы его были открыты. Там в боевом порядке, словно готовые ринуться в атаку и выиграть сражение, располагались любезные сердцу и глазу Софи наряды, счета за которые, правда, еще не были оплачены. Изысканные туалеты были самым действенным оружием, при помощи которого Софи собиралась приковать к себе внимание высшего света. Именно благодаря этому оружию Софи стала обладательницей трех предложений руки и сердца.
Первым предложение ей сделал Джулиус Вертон, будущий герцог Йелвертонский. Вторым претендентом на руку Софи стал лорд Ротвин, который — совершенно неожиданно — сделал ей предложение всего лишь неделю назад. Третьим соискателем руки, чьи претензии Софи отвергла тотчас же, был сэр Томас Вернсайд, престарелый распутник и игрок, который, правда, был кавалером высших орденов Англии. Даже близкие друзья не ожидали такой прыти от человека, который слыл завзятым холостяком.
Были и другие поклонники, но они либо выбыли во время предсвадебного марафона, либо их не приняли в расчет по причине их глубокой бедности.
Когда Джулиус Вертон предложил Софи руку и сердце, девушке показалось, что все ее мечты в одночасье сбылись.
Привилегии, которые давали Софи положение и титул герцогини, превосходили ее самые честолюбивые помыслы. Софи с восторгом приняла предложение Вертона, но… необходимо было исправить кое-какие мелочи, отягощающие жизнь. Самое неприятное заключалось в том, что Джулиус Вертон не был богат. Как предполагаемый наследник титула и герцогства, Вертон существовал на некую сумму, отпускаемую на его содержание дядюшкой. Сумма не была значительной, а это означало, что Джулиус и Софи должны были бы жить не более чем комфортно и относительно обеспеченно, по крайней мере, до тех пор, пока молодой муж не станет владельцем герцогства Йелвертонского, расположенного в некотором удалении от Лондона. Отсутствие необходимых средств означало, что Софи не сможет успевать за притягательной, но быстро меняющейся экстравагантной жизнью лондонского высшего света, к представителям которого она относилась с нескрываемой завистью.
Однако, несмотря на относительно стесненное материальное положение Вертона, и речи быть не могло о том, чтобы отказаться от благоприятной возможности подняться по социальной лестнице.
Было решено, что венчание состоится в церкви святого Георга, что на Ганноверской площади, еще до отъезда регента из столицы в Брайтон, и мадам Стадли поторопилась дать объявление об этом в «Лондонских ведомостях».
Предсвадебные дни пролетали незаметно. Софи проводила время в модных салонах, примеряя туалеты; рассматривала подарки, которые каждый день посыльные доставляли в их дом на Хилл-стрит; принимала поздравления и наилучшие пожелания от тех, с кем ее семья успела познакомиться за время недолгого пребывания в Лондоне. Добрыми друзьями семейство Стадли еще не обзавелось.
Их поместье, рассказывали они всякому, кто соглашался слушать, находится в Норфолке, где предки покойного сэра Джона Стадли жили еще со времен Кромвеля.
Стадли были весьма уважаемым семейством в графстве Норфолк, но, к несчастью, столичному высшему свету об этом известно не было. Впрочем, возможно, успех Софи в обществе объяснялся не только тем, что она являлась обладательницей прелестного личика, но также и тем, что, кроме этого о ней вообще ничего не было известно.
Приготовления к свадьбе шли своим чередом, когда вдруг — неожиданно — на горизонте Софи появилась зловещая фигура лорда Ротвина.
Мисс Стадли познакомилась с ним на одном из бесчисленных балов, куда ее пригласили вместе с Джулиусом Вертоном. Это было первое празднество, которое лорд Ротвин посетил после долгого отсутствия в Лондоне. При первой встрече с Софи он, однако, не выглядел как человек потрясенный или пронзенный ее красотой.
Софи стояла под люстрой, таинственное мерцание свечей которой подчеркивало молочную белизну ее кожи и золотым отсветом вспыхивало в волосах, уложенных в вычурную прическу. Девушка была слегка возбуждена и знала, что одной своей манящей улыбкой способна свести сума любого из находящихся в зале мужчин.
— Кто это, черт побери?! — неожиданно изрыгнул некто в центре зала.
Софи чуть обернулась и увидела незнакомого мужчину, который скользил по ней неприятно-насмешливым взглядом. Девушка была не слишком удивлена: она уже успела привыкнуть к тому, что мужчины сперва с изумлением глазели на нее, словно лишившись дара речи, а потом изливали на нее потоки комплиментов.
Софи не растерялась и обратилась с вопросом к поклоннику слева так, чтобы незнакомец мог вдоволь полюбоваться ее безукоризненным профилем.
—Скажите, что за джентльмен только что вошел в зал? — шепотом поинтересовалась Софи.
Франт, к которому она обратилась, ответил:
— Это лорд Ротвин. Неужели вы не встречались с ним раньше?
— Я никогда его не видела, — ответила Софи.
— Это странный, непредсказуемый человек с дьявольским характером, но он богат, как Крез, и регент всегда советуется с ним, особенно в вопросах, которые касаются строительства.
— Должно быть, он сумасшедший, если одобрил проект Павильона в Брайтоне! — воскликнула Софи. — Вчера я слышала, как кто-то отозвался об этом сооружении как о ночном кошмаре.
— Хорошо сказано! — одобрительно хмыкнул франт и добавил: — Мне кажется, лорд Ротвин собирается представиться вам.
Действительно, незнакомец обратился к одному из знакомых Софи с просьбой представить его девушке, и вот оба джентльмена направились через зал.
— Мисс Стадли, — вымолвил их общий знакомый, — позвольте представить вам лорда Ротвина. Полагаю, две столь выдающиеся личности должны быть знакомы друг с другом.
Глаза Софи голубели, как небеса, а улыбка манила и сулила все прелести рая.
Лорд Ротвин поклонился с изяществом, которое Софи не предполагала встретить в столь грубом человеке. После этого настал ее черед присесть в реверансе.
— Меня долго не было в Лондоне, мисс Стадли, — начал лорд Ротвин глубоким, низким голосом, — а вернувшись, я обнаружил, что все здесь изменилось, словно по мановению волшебной палочки.
Этими словами было положено начало ухаживаниям, — страстным, пылким и неистовым. Софи была заинтригована. Цветы, записочки, подарки сыпались на девушку как из рога изобилия. Лорд Ротвин посылал в дом Стадли, чтобы пригласить Софи покататься с ним в фаэтоне, чтобы пригласить ее и ее мать в оперу в собственную ложу, чтобы пригласить дам на вечер в Ротвин-Хаус. Этот праздник, чуть позже поведала Софи Лалите, превзошел пышностью и роскошью все прочие увеселения, на которых когда-либо ей доводилось бывать.
— Его Королевское Высочество тоже был на празднике! — с восторгом рассказывала Софи. — И когда он поздравлял меня по поводу моей помоловки с Джулиусом, я поняла, он догадывается о том, что лорд Ротвин тоже влюблен в меня.
— Полагаю, об этом трудно было бы не догадаться! — сокрушенно вздохнула Лалита.
— Он обожает меня, — польщенная вниманием сэра Ротвина, произнесла Софи. — Если бы он сделал мне предложение прежде Джулиуса, я бы обязательно согласилась.
И вот теперь Софи решила сбежать с лордом Ротвином.
— Но это значит, что я должна пожертвовать свадебной церемонией, я не смогу надеть подвенечный наряд и никаких свадебных торжеств не будет, — печально заметила Софи. — Правда, его светлость обещал мне устроить великолепный праздник, как только мы вернемся в Лондон после медового месяца.
— Да, но ведь… все будут неприятно поражены тем, что ты так жестоко обманула мистера Вертона, — запинаясь, вымолвила Лалита.
— Не волнуйся, это не помешает им принять приглашения на праздник в Ротвин-Хаусе, — уверила наперстницу Софи. — Свет прекрасно понимает, что Джулиус едва ли сможет устроить хотя бы одно торжество, прежде чем станет герцогом.
— Я по-прежнему думаю, что ты должна выйти замуж за того, кому ты дала слово, — прошептала Лалита.
— Меня, слава Богу, угрызения совести не мучают, — ответила Софи. — Отвергнув Вертона, я одновременно дам понять его светлости, какую жертву я принесла ему.
— А он верит, что ты его любишь? — спросила Лалита.
— Ну конечно! Я довольно правдиво уверила его светлость, что решилась на побег только потому, что без ума от него! — ухмыльнулась Софи и добавила: — Я полюбила бы черта, будь он так же богат, как лорд Ротвин, но я все-таки скорблю о листиках земляники в короне пэра, которая была бы мне так к лицу!
Вздохнув едва слышно, Софи продолжала:
— Надеюсь, его светлость долго не протянет. После его кончины, будучи богатой вдовой, я смогу выйти замуж за Джулиуса, который к тому времени станет герцогом Йелвертонским.
— Софи, это безнравственно! — воскликнула Лалита.
— Ну почему? — невозмутимо поинтересовалась Софи. — В конце концов, Елизавета Ганнинг была не красивее меня, а замужем побывала за двумя герцогами. Ее называли «дважды герцогиня».
Лалита не отвечала, словно осознав, что подругу не переубедишь.
Софи опустилась на пуфик перед туалетным столиком и вновь взглянула на свое отражение в зеркале.
— Боюсь, что это не самое подходящее платье для побега, — сокрушенно вздохнула девушка. — По ночам бывает прохладно, придется набросить сверху голубую бархатную накидку, подбитую горностаем.
—Его светлость заедет за тобой сюда? — спросила Лалита.
— Нет конечно! — рассмеялась Софи. — Он уверен, что мама ничего не знает о наших планах и может помешать их исполнению. Лорд Ротвин еще не знает нашей маменьки! — добавила она.
— Где же вы должны встретиться?
— Возле церкви Святого Гроба Господня, что расположена к северу от площади Гросвенор. Церковь маленькая, темная и довольно убогая, но его светлости кажется, что это подходящее место для свидания перед побегом.
Софи улыбнулась слегка презрительно и продолжала:
— Но самое главное заключается в том, что викарий этой церкви за небольшую мзду будет держать язык за зубами, чего нельзя ожидать от священников других церквей, которые к тому же считают своим долгом посвящать во все тайны газетчиков.
— Куда же вы направитесь после венчания? Софи пожала плечами:
— Мне все равно, лишь бы было удобно и комфортно. После венчания я уже буду мадам Ротвин, а на пальце у меня будет обручальное кольцо.
После непродолжительного молчания Лалита, слегка запинаясь, спросила:
— А как же… мистер Вертон?
— Я написала ему записочку, а мама устроит так, чтобы кучер доставил послание в дом Джулиуса как раз перед самым венчанием. Мы рассудили, что будет более прилично, если известие будет получено до моего бракосочетания.
Софи улыбнулась:
— Конечно, это уловка, ведь Джулиус находится сейчас со своей бабушкой в Уимблдоне и распечатать письмо сможет лишь много времени спустя после венчания.
— Мне очень жаль мистера Вертона, — прошептала Лалита. — Он так любит тебя, Софи.
— Так и должно быть! — неожиданно вспылила Софи. — Но, по правде говоря, он всегда казался мне занудным неоперившимся птенцом.
Лалита ничуть не удивилась, услышав столь нелестный отзыв.
С самого начала помолвки она чувствовала, что мистер Вертон как мужчина ничуть не интересует Софи. Записочки со словами любви и поклонения часами валялись нераспечатанными в комнате Софи. Она едва бросала взгляд на цветы, которые он присылал, и всегда сокрушалась, что подарки Джулиуса были либо недостаточно хороши для нее, либо он присылал совсем не то, что она хотела.
И тем не менее Лалита спрашивала себя, действительно ли Софи увлечена лордом Ротвином.
— Который теперь час? — спросила Софи, не вставая из-за туалетного столика.
— Половина восьмого, — ответила Лалита.
— Почему же ты до сих пор не принесла мне чего-нибудь поесть? — спросила Софи. — Ведь могла бы и догадаться, что я проголодалась.
— Я сейчас же пойду и принесу тебе еду.
— Побеспокойся, чтобы это было что-нибудь повкуснее, — предупредила девушку Софи. — Не забудь, какое трудное дело предстоит мне сегодня.
— В какое время ты встречаешься с его светлостью? — спросила Лалита, направляясь к двери.
— Он должен ждать меня возле церкви в половине десятого. Правда, я намереваюсь немного опоздать. Пусть побаивается, что в последний момент я передумала.
Лалита вышла из комнаты под смех Софи. Не успела девушка закрыть за собой дверь, как Софи окликнула ее:
— Пожалуй, уже можно отправить кучера с письмом. До Уимблдона больше часа езды. Записка на моем столике.
— Не волнуйся, я найду ее, — ответила Лалита. Прикрыв за собой дверь, девушка спустилась вниз по лестнице.
Письмо, небрежно нацарапанное Софи, действительно, лежало на столике. Лалита долго стояла, молча глядя на послание. У нее было предчувствие, будто Софи совершает роковую ошибку, о которой она еще пожалеет. Через секунду, отогнав от себя дурные мысли, Лалита решила, что это не ее дело. И, держа письмо в руке, она отправилась по темной, узкой лестнице вниз.
В доме было всего несколько слуг, да и те плохо обученные и зачастую пренебрегавшие своими обязанностями. Все деньги, до последнего пенни, тратились на расходы по дому да на наряды Софи. Стремясь выдать Софи замуж за богатого или важного молодого человека, мадам Стадли следовала тропой, проторенной многими семействами. Единственной пострадавшей в этом действе была Лалита.
Пока Стадли жили в Норфолке, в доме было полно слуг, которые не покинули их даже после смерти мистера Стадли, отца Лалиты, и продолжали служить просто потому, что они привыкли жить в доме и заботиться о его хозяевах.
Когда семья переехала в Лондон, Лалита неожиданно для себя обнаружила, что работу повара, служанки, экономки и даже мальчика на побегушках выполняет она одна, причем занята она с утра и до вечера.
Мачеха всегда ненавидела ее, а после смерти отца Лалиты даже перестала скрывать презрительное отношение к падчерице. В родном доме Лалиты, среди слуг, которые знали девушку с младенчества, миссис Стадли считала благоразумным сдерживать свое презрение. В Лондоне все ограничения исчезли. Лалита превратилась в рабыню, в прислугу, которую можно было жестоко наказать, если она отказывалась выполнять порученную работу.
Иногда девушке казалось, что миссис Стадли пихает и толкает ее с неженской силой, потому что надеется, что Лалита не вынесет этого и умрет, и всякий раз сожалеет, что этого еще не произошло. Дело в том, что только Лалита знала правду, только она ведала, на каком фундаменте мадам Стадли воздвигла благополучие свое и своей дочери. Умри Лалита, мачеха и сводная сестра вздохнули бы с облегчением.
Девушка взяла себя в руки и сказала сама себе, что в подобных мыслях есть нечто болезненно-патологическое, наверное, они посещают ее, поскольку она еще не вполне оправилась от болезненной слабости.
Ей пришлось встать на ноги, прежде чем она окончательно выздоровела и окрепла, по той простой причине, что пока она не вставала, ей забывали приносить в комнату еду. Следуя наставлениям мадам Стадли, слуги, нанятые в столице, не заходили к ней в комнату.
Слабея день ото дня из-за отсутствия пищи, Лалита заставила себя подняться и спуститься вниз, чтобы не умереть с голоду.
— Если ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы есть, значит, ты можешь и работать, — распорядилась мачеха, и вновь на девушку взвалили бесконечную домашнюю работу, которую никто, кроме нее, делать бы не стал.
Пробираясь в кухню темным, холодным, выложенным каменными плитами коридорчиком, Лалита автоматически отметила, что он грязен и нуждается в хорошей чистке. Но в доме не было никого, кроме нее самой, кому можно было бы отдать приказание выдраить коридор, и Лалита понадеялась на то, что мачеха внимания на грязь не обратит.
Девушка открыла дверь в кухню, которой служило унылое помещение, требующее ремонта. Тусклый свет пробивался сквозь крошечное окошечко, расположенное едва ли не под самым потолком, но и это было ниже уровня городской мостовой.
Кучер, который был одновременно и вестовым, и посыльным, и кем он только ни был, сидел за кухонным столом и попивал пиво. Неряшливо одетая кухарка с седыми волосами, выбивающимися из-под чепца, стоя возле плиты и готовила нечто, что пахло весьма неаппетитно. Неумеха была иммигранткой из Ирландии, и ее наняли всего три дня назад только потому, что в бюро по найму не нашлось ни одного человека, который бы согласился работать за нищенское жалованье, предложенное мадам Стадии.
— Будьте любезны доставить это письмо вдовствующей герцогине Йелвертонской.
— Доставлю, как только допью пиво, — недовольно ответил кучер.
Он даже не затруднился привстать, и Лалита осознала, что слуги очень быстро разобрались: в этом доме у нее прав не больше, чем у любого из них.
— Спасибо, — спокойно поблагодарила Лалита и, обернувшись к кухарке, сказала: — Мисс Стадии желает перекусить.
— Еды у нас совсем немного, — проворчала неряха. — На ужин будет жаркое, но оно еще не готово.
— Если есть яйца, можно сделать омлет, — предложила Лалита.
— Вы что, хотите, чтобы я бросила свое занятие и принялась за омлет?
— Хорошо, омлет приготовлю я сама, — ответила Лалита.
Разыскав грязную сковороду и вымыв ее, девушка приготовила Софи омлет с грибами. Затем она водрузила на поднос тарелку с омлетом, тарелочку с поджаренным хлебом, чашку горячего кофе и приготовилась отнести ужин наверх. За минуту до этого со своего места поднялся недовольный кучер.
— Слишком поздно, чтобы трястись в Уимблдон, — ворчал он. — Неужели нельзя подождать до завтра…
— Напрасно вы ворчите, — попыталась уговорить его Лалита, — вы же знаете ответ.
— Знаю… как же… Да кому охота попасться на темной дорожке в лапы разбойников?!
— Из таких, как ты, ничего не вытрясешь, — хмыкнула кухарка. — Пошевеливайся, а я оставлю тебе порцию горячего жаркого на ужин!
— Да побольше, — огрызнулся кучер, — не то я подниму тебя с постели, чтобы ты приготовила мне еду!
Поднимаясь с тяжелым подносом по лестнице, Лалита размышляла о том, что сказала бы ее родная мама, если бы слуги позволили себе так разговаривать в ее присутствии. Вспомнив о маме, Лалита едва не расплакалась и приказала себе сосредоточиться на том, что ей предстоит сделать. Девушка чувствовала себя очень усталой. Так много дел каждый день! Ежедневно Лалита убирала за всеми постели, приводила в порядок комнаты и выполняла массу поручений вздорной Софи. Ноги у девушки гудели, и она мечтала лишь о том, чтобы сесть и отдохнуть. В течение дня ей это удавалось редко, а ложилась она последней.
Лалита открыла дверь в спальню Софи и внесла поднос.
— Как ты долго… — недовольно протянула маленькая авантюристка.
— Прости меня, — оправдывалась Лалита. — Ничего готового не было, да и жаркое пахло очень неаппетитно.