Страница:
Светит незнакомая звезда,
Снова мы оторваны от дома;
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродрома.
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты.
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
(- Я не понимаю, что такое "А-э-род-ром", - по слогам произнес Чертополох. - На древнем языке "Aeros" - воздух, "Dromos" - коридор, - задумчиво ответила Скала. - Видимо, тогдашние волхвы умели Перемещаться на дальние расстояния... ну да, "города!" Голос из прошлого, когда Город еще не был единственным! Молния недвижно стояла, глядя в никуда. Никто из обитателей Города не поверил бы собственным глазам, посмотрев сейчас ей в лицо - по щекам кудесницы скользили прозрачные капли слез...)
Ты поверь, что здесь, издалека,
Многое теряется из виду:
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды...
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы.
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
(- А "Телеграмма", - не дожидаясь вопроса, произнесла Скала, это тоже на древнем языке, в переводе получается что-то типа сообщения по Дальней Связи. Это точно из прошлого! Так значит, права была Великанша... - А что Великанша? - Она рассказывала, что... тсс! Люди замолчали, не осмеливаясь разрушить чары музыки и голоса былых времен...)
И забыть по-прежнему нельзя
Все, что мы когда-то не допели
Милые, усталые глаза,
Серые, холодные метели.
Снова между нами города,
Жизнь нас разлучает, как и прежде;
В небе незнакомая звезда
Светит, будто памятник надежде.
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
- Это все, - наконец промолвила Скала, когда пропали и музыка, и голос. - И Проход в прошлое снова закрыт. - Проход в прошлое? - Чертополох потряс головой. - Так вот что вы... - Нет-нет. Мы действительно искали Проход - но не в прошлое, не туда, где мы все равно ничего не сможем сделать. - Скала потерла ноющие виски. - Нам нужен Проход в иной мир, который Молния... э, да что с тобой? Решительно вытерев слезы, Молния сказала: - Ничего. - Так не пойдет. - Да ничего со мной не случилось! Просто... - Что "просто"? Если это действует даже на тебя... - Действует?! Впрочем, да - действует! Это указание, и явное на то, что именно здесь наш путь! Чертополох и Костолом переглянулись. Скала положила обе руки на плечи младшей кудесницы (младшей отнюдь не потому, что выглядела Молния моложе, несмотря на то, что была на несколько лет старше; в Братстве значение имел не возраст, а положение). - Какое еще указание? - Да вы что, оглохли? Надежда! ЗДЕСЬ у нас нет никакой надежды, и вы не хуже меня об этом знаете! - Молния почти кричала, но ей уже было все равно. - Я поняла это еще девчонкой, и потому ушла! Мне удалось ВЗГЛЯНУТЬ в иной мир - и я видела, там для нас есть надежда! Скала встряхнула ее. - Спокойно. Я все это знаю не хуже тебя. Откроем секрет Прохода - все пойдут с нами. Думаешь, кому-то НРАВИТСЯ в Городе? Думаешь, ты единственная, кто хочет лучшей жизни? Да возьми же себя в руки, кудесница! Иначе - ты знаешь, ЧТО ждет тех, кто утратил контроль ЗДЕСЬ...
Осколок седьмой. Великанша
Приказ был ясен и сомнений не предполагал. Устроить переполох в землях Измененных, чтоб они и думать забыли о нападениях на Внутренний Город. Хотя бы на несколько дней. Что ж, по части нагнать на кого-то страху - это по адресу. Люблю такую работенку. Волчонок и Искра прямо подпрыгивали от нетерпения. Людоед и я, как и подобало ветеранам, снисходительно посматривали на младших. Что с них возьмешь - как следует ведь битвы и не нюхали. О предстоящем они знают меньше, чем младенец - о Грани и увиденных Молнией иных мирах (а я не сомневалась, что она их видела - слишком изменился взгляд кудесницы, причем сама она об этом не подозревала). Да... только мы, разведчики, хоть что-то понимаем в том, с кем боремся. Что-то - но далеко не все. Возможно, знай мы все, борьба стала бы излишней. Говорил однажды Утес - умных книг, видать, начитался, - что по-настоящему искусен не тот, кто выигрывает любой бой, а тот, кто побеждает вовсе без боя. Мудрость эта, признаться, до меня не очень дошла. Потом князь объяснил: это обозначает умение довести врага до такого состояния, чтобы он счел битву проигранной еще до того, как вступит в нее. С такой формулировкой я уже согласилась. К сожалению, признал Утес, о враге мы знаем слишком мало, чтобы применить эту мудрую тактику. Вот только - чем больше информации приносят рейды разведчиков, тем меньше мы сами понимаем, что там, за Стеной, творится. И дело даже не в том, ЧТО творится. Дело в том, КАК это происходит. Как, проведя в землях Измененных менее двух часов, вернувшийся разведчик обнаруживает, что во Внутреннем Городе прошло несколько дней; или наоборот, вконец утратив счет времени и претерпев невесть сколько передряг, он почти что на карачках добирается до дому - и ему сообщают, что не истекло и часа?.. Это не легенды. Это реальность. Так бывало и бывает. Но почему-то - только с теми из нас, кто выходит за Стену чаще раза в неделю. С разведчиками то есть. Я, Беркут, Людоед, погибший Скорпион, Ворон, Змея, Шутник, Волчица... все мы сталкивались с этим. И Чертополох - до того, как перешел на постоянную охрану Цитадели. Скоро то же самое будет с Искрой, Волчонком и Костоломом. Уже сейчас чувствую. Жаль, не успела с Молнией поговорить, она наверняка не укладывается ни в одну мою схему. Срок слишком велик... Выходим за Стену. Все, теперь думать надо только о деле. Иначе понятно что. То есть оно как раз непонятно, и узнавать больше - на своей горячо любимой шкуре - никому особо не хочется. По крайней мере, в себе я уверена. Западную сторону Холма Людоед знал лучше меня, но вперед пустили Волчонка. Как и положено на испытании. Выжить - с помощью собственных способностей, а не изменчивой удачи - может только тот, кто врага встречает сам. Не по подсказке более опытных товарищей, которых, как водится, в критическую минуту рядом не будет. До Катастрофы, по словам этих умников, Утеса и Ворона, существовала традиция выставлять ученикам так называемые "оценки"; "отлично" обозначало, что задание выполнено полностью, "плохо" - что оно провалено вчистую, плюс имелось несколько промежуточных оценок. Тогда, быть может, оно имело смысл. Не знаю, я того мира не видела (они, кстати, тоже). Сейчас нужно знать только одно: способен ты выжить ты или нет. Проверять это иначе как в деле - значит попусту тратить время и усилия. Чего мы никак не можем позволить. Ни себе, ни кому-то другому. Волчонок ползком вернулся обратно. - Группа. Тролли, с десяток. Внешне - амбалы. - Искра? - повернулся Людоед к кудеснице. Та качнула головой. - Не умею отличать диких. Пока в дело не вступят - не смогу. - Потом поздно будет, - хмыкнула я. - Лады. Заказывали фейерверк? Будет им фейерверк. Искра, дай что-нибудь в середину и тут же ныряй в укрытие, пока мы не закончим работу... "Что-нибудь" оказалось сгустком желто-белого пламени, плюющимся во все стороны мелкими искрами. Возникло сие образование в точности в центре отряда Измененных, и такое явление природы их несколько удивило. Так, весьма мягко говоря. Один Тролль оказался в самом очаге, что-то глухо пискнул, рухнул и больше не шевелился. Двоих отбросило, на волосатой шкуре землистого цвета расцвели заметные черно-багровые пятна ожогов. В следующее мгновение мой двуручник снес двоим головы, Людоед раскроил одного Измененного пополам и свернул шею второму, а Волчонок хлестким ударом снизу открыл свой боевой счет. Не прошло и двух секунд, как было покончено со всеми. - Повезло, - кратко подытожил Людоед. - Мы хорошо подготовились, - возразил Волчонок. Вытирая кривое лезвие, верой и правдой служившее Скорпиону, он старался говорить с уверенностью опытного бойца. - Это и есть везение. - Угу, МЫ подготовились, - согласилась я. Паренек не то чтобы покраснел, но почувствовал себя несколько неловко. - Искра, вылезай, все в порядке. Кудесница не отвечала. Проклиная все на свете, я подала знак и бросилась вперед. Засады внутри засад, когда разведчики, бросая врагу приманку, сами на нее попадались, - к сожалению, такое умение было и оставалось сильной стороной Измененных... не одному нашему это уже стоило жизни. Предвидеть такое - невозможно. Спасет только опыт, интуиция, и у неопытной Искры шансов не было... Оставалось отплатить за нее. Так, чтобы у этих тварей не только земля под ногами горела, но и кишки повылезали наружу!..
Осколок восьмой. Волчонок
В глазах сплошной туман. Руки дрожат от слабости, мыслей - никаких. Ноги не слушаются вовсе. Ни хрена не помню. Кто, как, откуда... Помню, как Великанша, оставив обломок меча в трупе тринадцатого Дракона, схватывается еще с тремя врукопашную. Помню, как Людоед швыряет свой топор, разнося башку дикому-Дракону, скручивает шею его напарнику и, подхватив труп за ноги, принимается орудовать им как дубиной. Облако пыли и пламени скрывает все... обрушиваясь на меня, как кувалда, как рухнувшая стена... Все. Помню еще, как выползаю из невесть откуда взявшейся кучи гравия и щебенки, выкашливая из горла пыль. Меч Скорпиона до сих пор при мне, но поднять его я едва в состоянии. Отбиться сейчас не сумею даже от полудохлого Червя... Прячась по углам, ползком... надо возвращаться. Точное направление и расстояние до Цитадели смог бы указать не то что с закрытыми глазами - во сне. И до Стены, прах его побери, не добраться раньше чем через день. Далеко... и как только нас сюда занесло? В упор не помню... Ладно, хватит. "Нечего говорить, когда говорить нечего." Смотри-ка, кое-что еще помню. Мать как-то учила... Сумерки сменяются тьмой. Ночью даже опытные разведчики стараются где-нибудь затаиться и не делать лишнего движения... но если я остановлюсь, мне конец. Надо ползти. Хоть зубами цепляясь, а надо, надо... не знаю уже, почему, но - надо... ...Проходит вечность, и еще одна. Наконец, глаза начинают различать что-то знакомое. Острие копья, уткнувшееся мне в лоб. Голоса. Что-то говорят, но слов разобрать не могу. Вот кто-то склоняется, чтобы разжать мою руку и вынуть меч. МОЙ МЕЧ! Не дам! Свернутся в клубок, кувырок под ноги, распрямиться... противник, согнувшись от боли, оседает наземь, уже напарываясь на подставленное острие... Чанк! Меч, выбитый коротким жестким ударом, вылетает из онемевшей ладони и падает неподалеку. Рвануться за ним... но на плечах повисли трое, а еще один, узколицый и длинноносый, не торопясь, отводит кулак назад... Вспышка в районе подбородка. Окровавленный мрак. Тишина. - ...Ну, вроде как очнулся. Пытаюсь пошевелиться. Почти что удается. Открываю глаза. Порядок, даже вижу кое-что. Пробую выговорить пару слов - и обнаруживаю, что челюсти крепко прибинтованы к голове. Язык распух и болит, говорить расхотелось совершенно. - Лежи смирно и молчи. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Закрытые глаза - "да", открытые - "нет". Понял? Закрываю глаза. Нетушки, увольте, с Чертополохом спорить - себе дороже. - Остальные мертвы? Закрываю левый глаз. - Не знаешь, что ли? - Оба закрыты. - Тварей было много? - Снова закрыты оба глаза. - Дикие? - Закрываю оба глаза, затем открываю правый. - А, провались оно на дно Разлома! Ты хоть помнишь, где это случилось? Сморщившись, я неуверенно моргаю. Чертополох снова выдает порцию ругани. - Ладно. Поправляйся, малыш. Ты нам нужен, и не просто живой, а целый и здоровый. Втроем с Беркутом и Костоломом мы долго не продержимся... - Скоро поправится, - в поле зрения возникает светловолосая кудесница, не старше меня самого, - если ты под ногами путаться не будешь. Спи, Волчонок: сейчас это важнее. Спать я не собираюсь, но она смотрит на меня так, что я отключаюсь раньше, чем понимаю это. ...Когда мир вокруг прекращает вращаться, я прихожу в себя. Голова уже не болит, могу даже двигаться. Встаю. Чуть покачнувшись, делаю несколько шагов. Ну, если я еще и не совсем в норме, то весьма скоро буду. Не впервой. Осматриваюсь. Из одежды рядом валяются только набедренная повязка и чувяки из шкуры Измененных. И меч, специально положили на видном месте. Без ножен, лезвие заточено и смазано жиром. Одеваюсь. В голове еще легкий туман; задуматься о том, что было или будет, нет никакого желания. - Готов? - в дверях появляется Чертополох. - Жрать только охота, - отвечаю я. Усмехнувшись, он бросает мне жестянку. Консервы! Да ведь их только... ну да, только разведчики и едят. - Считай, экзамен сдал, - сообщает Чертополох. - Умойся и через три минуты на тренировку. Потом сменишь Беркута у Золотых Ворот и жди новых приказов. С сегодняшнего дня начинается служба, Волк. И забудь о тех играх, что были раньше.
Трещина. Не считая, что это сон
Настороженно следя друг за другом, Измененные пробирались к цели. Стена уже отделяла их от Болота, странный дом уже был в пределах досягаемости - но что-то тревожило их. Что-то, необъяснимое ни с одной разумной точки зрения. Даже многомудрые ученые прошлого, пожав плечами, сказали бы "инстинкт" - скрывая за этим словом собственное непонимание. Измененные не задавались этим вопросом. Они просто продвигались вперед. К лестнице, преодолевая случайно образовавшуюся баррикаду из насквозь проржавевших металлических решеток и листов... Вспышка! Невероятно, непереносимо яркая, она отбросила их прочь - на полсотни шагов самое меньшее. Они вновь были на краю Болота, у невидимой Стены - спиной к ней. А перед ними... А перед ними стояли Гиганты. Немного, менее дюжины; однако один Гигант с легкостью одолевал десяток простых Измененных. Кроме того, среди Гигантов был сам Огненный Ангел... Рассеяться? Отступить? Сдаться? Но позади них - Стена, которая (каким-то образом они это знали) больше не способна сдерживать натиска. А за Стеной... Думать, даже если Измененные (которые изменились еще раз) были на это способны, времени не оставалось. И тогда они встали живым барьером, заслоняя Стену собой. Полуразрушенный дом, выбросивший их секунду назад, моментально отозвался очередным пассажем из прошлого...
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным вдали
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет;
А над городом желтый дым,
Городу две тысячи лет
Прожитых под светом звезды
По имени Солнце.
Невероятно, но Гиганты застыли. Только Ангел, потрясая вросшими в ладони волнистым мечом и щитом, бросился вперед - и рухнул под дружным контрударом Измененных-изменников. Первый погиб на месте, второй был ранен - но один... одна из них вырвала тяжелый клинок у мертвого вожака Гигантов и широко улыбнулась, как это умели делать лишь Люди. Люди, находившиеся перед лицом смерти, которой не имели ни малейшего желания уступать.
И две тысячи лет - война,
Война без особых причин,
Война - дело молодых,
Лекарство против морщин.
Красная, красная кровь
Через час уже просто земля,
Через два - на ней цветы и трава,
Через три - она снова жива
И согрета лучами звезды
По имени Солнце.
Сбросив оцепенение, Гиганты пошли вперед, но (как бы сказал незаинтересованный наблюдатель, которого, как обычно, в нужном месте не оказалось) словно с неохотой, исполняя постылую и никому не нужную обязанность. Значительно уступая в силе и не намного превосходя числом, Люди-Измененные не сдавали позиций. Люди - ибо все больше Человеческих черт проступало в бывших Измененных. Также, впрочем, бывших некогда Людьми...
И мы знаем, что так было всегда,
Что судьбою больше любим,
Кто живет по законам иным
И кому умирать молодым.
Он не знает слова "да" и слова "нет",
Он не помнит ни чинов, ни имен,
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это - сон;
И упасть, опаленным звездой
По имени Солнце.
Двое еще оставались на ногах. Двое - Людей. Все Гиганты были повержены. Измененные - мертвы. Некоторые из них успели-таки перед смертью вспомнить, кем были когда-то, и на их лицах (уже - лицах) даже грязь и кровь не могли скрыть первобытной радости. Радости возвращения. Радости пробуждения. Укрепленная кровью героев и жертв Стена вновь была нерушима. Но не для Людей, вернувшихся из небытия...
Осколок девятый. Трехглазый
Задумчиво вгрызаясь в кончик карандаша, я подсчитывал, сколько же еще осталось резервов. Это был третий расчет подряд, и я начинал проклинать свой талант математика. Не потому, что не люблю общаться с цифрами. Отнюдь. Это мне в чем-то ближе, чем разговоры с людьми. Просто мне совершенно не нравился итог. Даже если свершится чудо и Измененные сгинут куда-нибудь подальше, - нет, даже если случится два чуда и над Городом больше не прольется ни одного дождя, не выпадет ни одной капли этого яда, жить всем нам оставалось недели две от силы. Потом начнут умирать от голода сперва дети, потом взрослые - и это уже будет не жизнь, а существование, сколько бы оно ни продлилось. Впрочем, такое непотребство займет лишь еще одну неделю. Резервы закончились - вот ответ на все вопросы "почему". Я устало потер левый глаз, затем извлек из правого прозрачную линзу монокля и протер стекло. Глаз, слезящийся от света взорванного Гнезда Химер, видел весьма неважно, оттого я и носил с детства столь странное прозвище. Плевать. Многим досталось куда как хуже. И тогда, и до того. Да и после, коли быть совсем уж откровенным... Ненавижу все это. Права Молния; если есть куда уходить - я горло перегрызу тому, кто встанет у меня на пути! Будь это хоть Измененный-амбал, хоть дикий, хоть сам Утес. Пожав плечами, я разумно заключил, что как раз Утес скорее сам скрутит мне шею, и вернулся к делам насущным. Ворон должен узнать мой результат, и немедленно. Обложился металлом, даже мысленный сигнал не передашь... Молния опять сидела у него. Обсуждают. Пусть. Я молча вошел, молча оставил записку перед носом у главы Братства (знатный такой нос, один к одному клюв той птички со старой цветной картинки, что уж сколько лет висит у Ворона на стене) и так же молча вышел. Точнее, собирался выйти. - Результат? - спросила Молния. - Тринадцать дней. - Садись, - приказал Ворон, - тебя это тоже касается. Я пожал плечами и опустился на табуретку. - Проверить нужно, - продолжил он, обращаясь уже к кудеснице, времени, сама видишь, в обрез. - И кем рискнем? - Одним из младших, больше некем. А сопровождать его будет кудесник. Кстати, как за Гранью обстоит дело с Силой Зерна? - Почем я знаю? Моя личная сила была в порядке. - Тогда пусть идет кудесница. Ты или Скала. - А Змея? - Оставь ее в покое, - проворчал я неожиданно для себя самого, - ей жить пару дней от силы. - Зато, может, тот мир ее спасет, - вступился Ворон, - это идея неплохая. Молния, свяжись с ней, передай что надо, пускай придет - или пусть ее принесут, если дела совсем уж плохи... Трехглазый, чтоб мне не тащиться к Утесу за справочником: где находится вот это место? Передо мной легла дощечка с нацарапанными острием ножа ориентирами. Чертеж был далек от совершенства, но символы все же распознавались. Я нахмурился, вынул монокль, протер линзу и вставил на место. Потеребил левое ухо. Затем усмехнулся. - Рядом с разбитым Золотым Кристаллом. Примерно на уровне третьего пролета Лестницы, позади старого дерева... ну, там еще такая скрученная решетка болталась, если не проржавела вконец... - Точно, - подтвердила Молния, - мы ж там на днях были, но... правда, как раз в том месте мы ничего не искали. Может, и правда стоит взглянуть. Кабы раньше знать... - Раньше, позже - неважно! - Ворон хлопнул по столу ладонью. Бери в проводники Костолома, пусть покараулит. А сама - внимательно наблюдай за Гранью со своей стороны. Если Змея не пробьется, идти тебе. Она опытнее, но в бою ты лучшая. - Можно использовать Кристалл? Скала говорила, он еще годен. Волхв потер кулаком переносицу, затем качнул головой. - Нет. Оставь как резерв. Если дело выгорит, он нам еще ой как понадобится... для общего Прохода. Молния кивнула, поднялась и ускользнула. Ворон задумчиво повернулся ко мне. - А теперь делай то, о чем мы договаривались раньше. Шутить глава Братства был не обучен, это знали все. И все же мне до одури захотелось, чтобы эти его слова оказались шуткой. Пусть и дурного тона.
Осколок десятый. Змея
Мир вокруг плывет туманом, гибельным, как поле брани, как гноящаяся рана... Два шага вперед. Мир плюется едким паром, рдея заревом пожара; прах в лицо смеется чарам... Шаг - и Переход. Мир, как пашня под сохою, как съедаемые ржою меч, доспех и дух героя... Дальше, дальше, прочь! Мир кровавым полон морем, затопившим даже горы: гордость, горе тебе, горе!.. Вниз, скорее в ночь! Мир скользит комочком сала вдоль по лезвию кинжала; смрад горячего металла... Круг и поворот. Мир вращается над бездной мертвой, расчлененной песней о земле, что всех чудесней... Вверх, под небосвод! Мир манит хрустальным оком, истины пенистым соком - не печалься, мол, до срока... Это ложь, обман! Мир, распятый на утесе, самому себе вопросы задает уж сотню весен... Застывает Грань. Я стихов вовек не знала. Слова силу - понимала, но не так, не в этих жалах хлада и огня. Почему, зачем, - ответьте, боги, коль вы есть на свете! Но молчанья черный ветер прочь унес меня... Мир, подобный вешней туче, юный, дерзкий и могучий - здесь ты, здесь, я знаю лучше, нежели ты сам! И тропа легла под ноги. Нет, открыта ты не богом, не пробита звуком Рога! Просто - чудеса.
Трещина. Не счесть потерь во вселенной этой
С Холма, со стороны Золотых Ворот, к Разлому спускается Стена. Некогда служившая основным укреплением, она теперь почти не отличается от окружающих развалин - как на Холме, так и вне его; однако преодолеть той черты, где на картах Города проходит зубчатая синяя линия, не может ни один из Измененных. Не может физически. Просто останавливается, натолкнувшись на невидимое препятствие. И это касается не только Измененных. но и их союзника-ветра. Не доходя до Разлома примерно трехсот шагов, Стена поворачивает под углом и проходит по северному краю Болота. Захватив несколько полуразрушенных домов, незримая Стена разделяет территории Измененных и Людей надежнее любого крепостного вала. И это, надо сказать, последнее, что защищает Город от окончательного разрушения... У самого края Болота (но все же по ту сторону барьера, вне досягаемости Измененных) неподвижно лежат двое. Израненные и обессиленные, они чувствуют, как к их сердцам подступает жуткое безразличие, о котором постоянно предупреждали разведчиков кудесники из Обители Мудрости. Безразличие, которое уничтожает в человеке - человеческое, которое делает из него - чужого. Нет, не чужого, ибо это слово звучит теперь не так, как должно бы; делает из человека - Измененного. Разведчики не знают этого отнюдь не потому, что им не хватает знаний. Они просто не могут, не хотят поверить в очевидное... а кто все-таки поверил, больше никогда не выходит за Стену. Или напротив, выходит - и уже не возвращается... Щелчок. Шорох перематываемой ленты (впрочем, последнего люди не понимают, ибо никогда не слышали не только такого звука, но и самого слова "лента", в этом его значении). Не веря своим ушам, они слушают, как женский голос под аккомпанемент неведомых музыкантов рассказывает извечную для Вселенной и Человека историю...
Всегда жить рядом не могут люди,
Всегда жить вместе не могут люди,
Нельзя любви, земной любви пылать без конца;
Скажи - зачем же тогда мы любим,
Скажи - зачем мы друг друга любим,
Считая дни, сжигая сердца?
Женщина приподнимается на локте. Ладонь отпускает рукоять сломанного меча, чересчур тяжелого для уставших мышц. В глазах возникают искры узнавания чего-то, давным-давно потерянного - и неожиданно найденного. Ее спутник по-прежнему неподвижен, однако его дыхание становится более ровным, а сердце начинает пульсировать в ритме энергичной мелодии далекого прошлого...
Любви все время мы ждем как чуда,
Одной, единственной ждем как чуда,
Хотя должна, она должна сгореть без следа
Скажи, узнать мы смогли откуда,
Узнать при встрече смогли откуда,
Что ты - моя, а я - твоя любовь и судьба?
Превозмогая боль и слабость, они поднимаются - сперва на колени, потом во весь рост. Руки их сплетаются, сердца бьются в едином, указанном музыкой ритме, дыхание глубокое и сильное. Глаза, еще две минуты назад затянутые смертельной поволокой безразличия, пылают живым огнем надежды.
Скажи, что ж столько пришлось скитаться,
Среди туманных миров скитаться,
Чтоб снова мы, с тобою мы друг друга нашли;
А вдруг прикажет судьба расстаться,
Опять прикажет судьба расстаться
При свете звезд на крае земли...
Певица прошлых лет не жалуется на судьбу - ее голос чуть ли не угрожает, призывает следовать ее примеру, и уж во всяком случае никогда не покоряться неудачно сложившимся обстоятельствам! Мелодия вторит ей: человек сам определяет свою судьбу, если хочет оставаться человеком, а не... Измененным!
Не счесть разлук во вселенной этой,
Не счесть потерь во вселенной этой,
А вновь найти, любовь найти всегда нелегко
И вновь тебя я ищу по свету,
Опять тебя я ищу по свету,
Ищу тебя среди чужих пространств и веков...
Снова мы оторваны от дома;
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродрома.
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты.
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
(- Я не понимаю, что такое "А-э-род-ром", - по слогам произнес Чертополох. - На древнем языке "Aeros" - воздух, "Dromos" - коридор, - задумчиво ответила Скала. - Видимо, тогдашние волхвы умели Перемещаться на дальние расстояния... ну да, "города!" Голос из прошлого, когда Город еще не был единственным! Молния недвижно стояла, глядя в никуда. Никто из обитателей Города не поверил бы собственным глазам, посмотрев сейчас ей в лицо - по щекам кудесницы скользили прозрачные капли слез...)
Ты поверь, что здесь, издалека,
Многое теряется из виду:
Тают грозовые облака,
Кажутся нелепыми обиды...
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы.
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
(- А "Телеграмма", - не дожидаясь вопроса, произнесла Скала, это тоже на древнем языке, в переводе получается что-то типа сообщения по Дальней Связи. Это точно из прошлого! Так значит, права была Великанша... - А что Великанша? - Она рассказывала, что... тсс! Люди замолчали, не осмеливаясь разрушить чары музыки и голоса былых времен...)
И забыть по-прежнему нельзя
Все, что мы когда-то не допели
Милые, усталые глаза,
Серые, холодные метели.
Снова между нами города,
Жизнь нас разлучает, как и прежде;
В небе незнакомая звезда
Светит, будто памятник надежде.
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни - довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
- Это все, - наконец промолвила Скала, когда пропали и музыка, и голос. - И Проход в прошлое снова закрыт. - Проход в прошлое? - Чертополох потряс головой. - Так вот что вы... - Нет-нет. Мы действительно искали Проход - но не в прошлое, не туда, где мы все равно ничего не сможем сделать. - Скала потерла ноющие виски. - Нам нужен Проход в иной мир, который Молния... э, да что с тобой? Решительно вытерев слезы, Молния сказала: - Ничего. - Так не пойдет. - Да ничего со мной не случилось! Просто... - Что "просто"? Если это действует даже на тебя... - Действует?! Впрочем, да - действует! Это указание, и явное на то, что именно здесь наш путь! Чертополох и Костолом переглянулись. Скала положила обе руки на плечи младшей кудесницы (младшей отнюдь не потому, что выглядела Молния моложе, несмотря на то, что была на несколько лет старше; в Братстве значение имел не возраст, а положение). - Какое еще указание? - Да вы что, оглохли? Надежда! ЗДЕСЬ у нас нет никакой надежды, и вы не хуже меня об этом знаете! - Молния почти кричала, но ей уже было все равно. - Я поняла это еще девчонкой, и потому ушла! Мне удалось ВЗГЛЯНУТЬ в иной мир - и я видела, там для нас есть надежда! Скала встряхнула ее. - Спокойно. Я все это знаю не хуже тебя. Откроем секрет Прохода - все пойдут с нами. Думаешь, кому-то НРАВИТСЯ в Городе? Думаешь, ты единственная, кто хочет лучшей жизни? Да возьми же себя в руки, кудесница! Иначе - ты знаешь, ЧТО ждет тех, кто утратил контроль ЗДЕСЬ...
Осколок седьмой. Великанша
Приказ был ясен и сомнений не предполагал. Устроить переполох в землях Измененных, чтоб они и думать забыли о нападениях на Внутренний Город. Хотя бы на несколько дней. Что ж, по части нагнать на кого-то страху - это по адресу. Люблю такую работенку. Волчонок и Искра прямо подпрыгивали от нетерпения. Людоед и я, как и подобало ветеранам, снисходительно посматривали на младших. Что с них возьмешь - как следует ведь битвы и не нюхали. О предстоящем они знают меньше, чем младенец - о Грани и увиденных Молнией иных мирах (а я не сомневалась, что она их видела - слишком изменился взгляд кудесницы, причем сама она об этом не подозревала). Да... только мы, разведчики, хоть что-то понимаем в том, с кем боремся. Что-то - но далеко не все. Возможно, знай мы все, борьба стала бы излишней. Говорил однажды Утес - умных книг, видать, начитался, - что по-настоящему искусен не тот, кто выигрывает любой бой, а тот, кто побеждает вовсе без боя. Мудрость эта, признаться, до меня не очень дошла. Потом князь объяснил: это обозначает умение довести врага до такого состояния, чтобы он счел битву проигранной еще до того, как вступит в нее. С такой формулировкой я уже согласилась. К сожалению, признал Утес, о враге мы знаем слишком мало, чтобы применить эту мудрую тактику. Вот только - чем больше информации приносят рейды разведчиков, тем меньше мы сами понимаем, что там, за Стеной, творится. И дело даже не в том, ЧТО творится. Дело в том, КАК это происходит. Как, проведя в землях Измененных менее двух часов, вернувшийся разведчик обнаруживает, что во Внутреннем Городе прошло несколько дней; или наоборот, вконец утратив счет времени и претерпев невесть сколько передряг, он почти что на карачках добирается до дому - и ему сообщают, что не истекло и часа?.. Это не легенды. Это реальность. Так бывало и бывает. Но почему-то - только с теми из нас, кто выходит за Стену чаще раза в неделю. С разведчиками то есть. Я, Беркут, Людоед, погибший Скорпион, Ворон, Змея, Шутник, Волчица... все мы сталкивались с этим. И Чертополох - до того, как перешел на постоянную охрану Цитадели. Скоро то же самое будет с Искрой, Волчонком и Костоломом. Уже сейчас чувствую. Жаль, не успела с Молнией поговорить, она наверняка не укладывается ни в одну мою схему. Срок слишком велик... Выходим за Стену. Все, теперь думать надо только о деле. Иначе понятно что. То есть оно как раз непонятно, и узнавать больше - на своей горячо любимой шкуре - никому особо не хочется. По крайней мере, в себе я уверена. Западную сторону Холма Людоед знал лучше меня, но вперед пустили Волчонка. Как и положено на испытании. Выжить - с помощью собственных способностей, а не изменчивой удачи - может только тот, кто врага встречает сам. Не по подсказке более опытных товарищей, которых, как водится, в критическую минуту рядом не будет. До Катастрофы, по словам этих умников, Утеса и Ворона, существовала традиция выставлять ученикам так называемые "оценки"; "отлично" обозначало, что задание выполнено полностью, "плохо" - что оно провалено вчистую, плюс имелось несколько промежуточных оценок. Тогда, быть может, оно имело смысл. Не знаю, я того мира не видела (они, кстати, тоже). Сейчас нужно знать только одно: способен ты выжить ты или нет. Проверять это иначе как в деле - значит попусту тратить время и усилия. Чего мы никак не можем позволить. Ни себе, ни кому-то другому. Волчонок ползком вернулся обратно. - Группа. Тролли, с десяток. Внешне - амбалы. - Искра? - повернулся Людоед к кудеснице. Та качнула головой. - Не умею отличать диких. Пока в дело не вступят - не смогу. - Потом поздно будет, - хмыкнула я. - Лады. Заказывали фейерверк? Будет им фейерверк. Искра, дай что-нибудь в середину и тут же ныряй в укрытие, пока мы не закончим работу... "Что-нибудь" оказалось сгустком желто-белого пламени, плюющимся во все стороны мелкими искрами. Возникло сие образование в точности в центре отряда Измененных, и такое явление природы их несколько удивило. Так, весьма мягко говоря. Один Тролль оказался в самом очаге, что-то глухо пискнул, рухнул и больше не шевелился. Двоих отбросило, на волосатой шкуре землистого цвета расцвели заметные черно-багровые пятна ожогов. В следующее мгновение мой двуручник снес двоим головы, Людоед раскроил одного Измененного пополам и свернул шею второму, а Волчонок хлестким ударом снизу открыл свой боевой счет. Не прошло и двух секунд, как было покончено со всеми. - Повезло, - кратко подытожил Людоед. - Мы хорошо подготовились, - возразил Волчонок. Вытирая кривое лезвие, верой и правдой служившее Скорпиону, он старался говорить с уверенностью опытного бойца. - Это и есть везение. - Угу, МЫ подготовились, - согласилась я. Паренек не то чтобы покраснел, но почувствовал себя несколько неловко. - Искра, вылезай, все в порядке. Кудесница не отвечала. Проклиная все на свете, я подала знак и бросилась вперед. Засады внутри засад, когда разведчики, бросая врагу приманку, сами на нее попадались, - к сожалению, такое умение было и оставалось сильной стороной Измененных... не одному нашему это уже стоило жизни. Предвидеть такое - невозможно. Спасет только опыт, интуиция, и у неопытной Искры шансов не было... Оставалось отплатить за нее. Так, чтобы у этих тварей не только земля под ногами горела, но и кишки повылезали наружу!..
Осколок восьмой. Волчонок
В глазах сплошной туман. Руки дрожат от слабости, мыслей - никаких. Ноги не слушаются вовсе. Ни хрена не помню. Кто, как, откуда... Помню, как Великанша, оставив обломок меча в трупе тринадцатого Дракона, схватывается еще с тремя врукопашную. Помню, как Людоед швыряет свой топор, разнося башку дикому-Дракону, скручивает шею его напарнику и, подхватив труп за ноги, принимается орудовать им как дубиной. Облако пыли и пламени скрывает все... обрушиваясь на меня, как кувалда, как рухнувшая стена... Все. Помню еще, как выползаю из невесть откуда взявшейся кучи гравия и щебенки, выкашливая из горла пыль. Меч Скорпиона до сих пор при мне, но поднять его я едва в состоянии. Отбиться сейчас не сумею даже от полудохлого Червя... Прячась по углам, ползком... надо возвращаться. Точное направление и расстояние до Цитадели смог бы указать не то что с закрытыми глазами - во сне. И до Стены, прах его побери, не добраться раньше чем через день. Далеко... и как только нас сюда занесло? В упор не помню... Ладно, хватит. "Нечего говорить, когда говорить нечего." Смотри-ка, кое-что еще помню. Мать как-то учила... Сумерки сменяются тьмой. Ночью даже опытные разведчики стараются где-нибудь затаиться и не делать лишнего движения... но если я остановлюсь, мне конец. Надо ползти. Хоть зубами цепляясь, а надо, надо... не знаю уже, почему, но - надо... ...Проходит вечность, и еще одна. Наконец, глаза начинают различать что-то знакомое. Острие копья, уткнувшееся мне в лоб. Голоса. Что-то говорят, но слов разобрать не могу. Вот кто-то склоняется, чтобы разжать мою руку и вынуть меч. МОЙ МЕЧ! Не дам! Свернутся в клубок, кувырок под ноги, распрямиться... противник, согнувшись от боли, оседает наземь, уже напарываясь на подставленное острие... Чанк! Меч, выбитый коротким жестким ударом, вылетает из онемевшей ладони и падает неподалеку. Рвануться за ним... но на плечах повисли трое, а еще один, узколицый и длинноносый, не торопясь, отводит кулак назад... Вспышка в районе подбородка. Окровавленный мрак. Тишина. - ...Ну, вроде как очнулся. Пытаюсь пошевелиться. Почти что удается. Открываю глаза. Порядок, даже вижу кое-что. Пробую выговорить пару слов - и обнаруживаю, что челюсти крепко прибинтованы к голове. Язык распух и болит, говорить расхотелось совершенно. - Лежи смирно и молчи. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Закрытые глаза - "да", открытые - "нет". Понял? Закрываю глаза. Нетушки, увольте, с Чертополохом спорить - себе дороже. - Остальные мертвы? Закрываю левый глаз. - Не знаешь, что ли? - Оба закрыты. - Тварей было много? - Снова закрыты оба глаза. - Дикие? - Закрываю оба глаза, затем открываю правый. - А, провались оно на дно Разлома! Ты хоть помнишь, где это случилось? Сморщившись, я неуверенно моргаю. Чертополох снова выдает порцию ругани. - Ладно. Поправляйся, малыш. Ты нам нужен, и не просто живой, а целый и здоровый. Втроем с Беркутом и Костоломом мы долго не продержимся... - Скоро поправится, - в поле зрения возникает светловолосая кудесница, не старше меня самого, - если ты под ногами путаться не будешь. Спи, Волчонок: сейчас это важнее. Спать я не собираюсь, но она смотрит на меня так, что я отключаюсь раньше, чем понимаю это. ...Когда мир вокруг прекращает вращаться, я прихожу в себя. Голова уже не болит, могу даже двигаться. Встаю. Чуть покачнувшись, делаю несколько шагов. Ну, если я еще и не совсем в норме, то весьма скоро буду. Не впервой. Осматриваюсь. Из одежды рядом валяются только набедренная повязка и чувяки из шкуры Измененных. И меч, специально положили на видном месте. Без ножен, лезвие заточено и смазано жиром. Одеваюсь. В голове еще легкий туман; задуматься о том, что было или будет, нет никакого желания. - Готов? - в дверях появляется Чертополох. - Жрать только охота, - отвечаю я. Усмехнувшись, он бросает мне жестянку. Консервы! Да ведь их только... ну да, только разведчики и едят. - Считай, экзамен сдал, - сообщает Чертополох. - Умойся и через три минуты на тренировку. Потом сменишь Беркута у Золотых Ворот и жди новых приказов. С сегодняшнего дня начинается служба, Волк. И забудь о тех играх, что были раньше.
Трещина. Не считая, что это сон
Настороженно следя друг за другом, Измененные пробирались к цели. Стена уже отделяла их от Болота, странный дом уже был в пределах досягаемости - но что-то тревожило их. Что-то, необъяснимое ни с одной разумной точки зрения. Даже многомудрые ученые прошлого, пожав плечами, сказали бы "инстинкт" - скрывая за этим словом собственное непонимание. Измененные не задавались этим вопросом. Они просто продвигались вперед. К лестнице, преодолевая случайно образовавшуюся баррикаду из насквозь проржавевших металлических решеток и листов... Вспышка! Невероятно, непереносимо яркая, она отбросила их прочь - на полсотни шагов самое меньшее. Они вновь были на краю Болота, у невидимой Стены - спиной к ней. А перед ними... А перед ними стояли Гиганты. Немного, менее дюжины; однако один Гигант с легкостью одолевал десяток простых Измененных. Кроме того, среди Гигантов был сам Огненный Ангел... Рассеяться? Отступить? Сдаться? Но позади них - Стена, которая (каким-то образом они это знали) больше не способна сдерживать натиска. А за Стеной... Думать, даже если Измененные (которые изменились еще раз) были на это способны, времени не оставалось. И тогда они встали живым барьером, заслоняя Стену собой. Полуразрушенный дом, выбросивший их секунду назад, моментально отозвался очередным пассажем из прошлого...
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным вдали
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет;
А над городом желтый дым,
Городу две тысячи лет
Прожитых под светом звезды
По имени Солнце.
Невероятно, но Гиганты застыли. Только Ангел, потрясая вросшими в ладони волнистым мечом и щитом, бросился вперед - и рухнул под дружным контрударом Измененных-изменников. Первый погиб на месте, второй был ранен - но один... одна из них вырвала тяжелый клинок у мертвого вожака Гигантов и широко улыбнулась, как это умели делать лишь Люди. Люди, находившиеся перед лицом смерти, которой не имели ни малейшего желания уступать.
И две тысячи лет - война,
Война без особых причин,
Война - дело молодых,
Лекарство против морщин.
Красная, красная кровь
Через час уже просто земля,
Через два - на ней цветы и трава,
Через три - она снова жива
И согрета лучами звезды
По имени Солнце.
Сбросив оцепенение, Гиганты пошли вперед, но (как бы сказал незаинтересованный наблюдатель, которого, как обычно, в нужном месте не оказалось) словно с неохотой, исполняя постылую и никому не нужную обязанность. Значительно уступая в силе и не намного превосходя числом, Люди-Измененные не сдавали позиций. Люди - ибо все больше Человеческих черт проступало в бывших Измененных. Также, впрочем, бывших некогда Людьми...
И мы знаем, что так было всегда,
Что судьбою больше любим,
Кто живет по законам иным
И кому умирать молодым.
Он не знает слова "да" и слова "нет",
Он не помнит ни чинов, ни имен,
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это - сон;
И упасть, опаленным звездой
По имени Солнце.
Двое еще оставались на ногах. Двое - Людей. Все Гиганты были повержены. Измененные - мертвы. Некоторые из них успели-таки перед смертью вспомнить, кем были когда-то, и на их лицах (уже - лицах) даже грязь и кровь не могли скрыть первобытной радости. Радости возвращения. Радости пробуждения. Укрепленная кровью героев и жертв Стена вновь была нерушима. Но не для Людей, вернувшихся из небытия...
Осколок девятый. Трехглазый
Задумчиво вгрызаясь в кончик карандаша, я подсчитывал, сколько же еще осталось резервов. Это был третий расчет подряд, и я начинал проклинать свой талант математика. Не потому, что не люблю общаться с цифрами. Отнюдь. Это мне в чем-то ближе, чем разговоры с людьми. Просто мне совершенно не нравился итог. Даже если свершится чудо и Измененные сгинут куда-нибудь подальше, - нет, даже если случится два чуда и над Городом больше не прольется ни одного дождя, не выпадет ни одной капли этого яда, жить всем нам оставалось недели две от силы. Потом начнут умирать от голода сперва дети, потом взрослые - и это уже будет не жизнь, а существование, сколько бы оно ни продлилось. Впрочем, такое непотребство займет лишь еще одну неделю. Резервы закончились - вот ответ на все вопросы "почему". Я устало потер левый глаз, затем извлек из правого прозрачную линзу монокля и протер стекло. Глаз, слезящийся от света взорванного Гнезда Химер, видел весьма неважно, оттого я и носил с детства столь странное прозвище. Плевать. Многим досталось куда как хуже. И тогда, и до того. Да и после, коли быть совсем уж откровенным... Ненавижу все это. Права Молния; если есть куда уходить - я горло перегрызу тому, кто встанет у меня на пути! Будь это хоть Измененный-амбал, хоть дикий, хоть сам Утес. Пожав плечами, я разумно заключил, что как раз Утес скорее сам скрутит мне шею, и вернулся к делам насущным. Ворон должен узнать мой результат, и немедленно. Обложился металлом, даже мысленный сигнал не передашь... Молния опять сидела у него. Обсуждают. Пусть. Я молча вошел, молча оставил записку перед носом у главы Братства (знатный такой нос, один к одному клюв той птички со старой цветной картинки, что уж сколько лет висит у Ворона на стене) и так же молча вышел. Точнее, собирался выйти. - Результат? - спросила Молния. - Тринадцать дней. - Садись, - приказал Ворон, - тебя это тоже касается. Я пожал плечами и опустился на табуретку. - Проверить нужно, - продолжил он, обращаясь уже к кудеснице, времени, сама видишь, в обрез. - И кем рискнем? - Одним из младших, больше некем. А сопровождать его будет кудесник. Кстати, как за Гранью обстоит дело с Силой Зерна? - Почем я знаю? Моя личная сила была в порядке. - Тогда пусть идет кудесница. Ты или Скала. - А Змея? - Оставь ее в покое, - проворчал я неожиданно для себя самого, - ей жить пару дней от силы. - Зато, может, тот мир ее спасет, - вступился Ворон, - это идея неплохая. Молния, свяжись с ней, передай что надо, пускай придет - или пусть ее принесут, если дела совсем уж плохи... Трехглазый, чтоб мне не тащиться к Утесу за справочником: где находится вот это место? Передо мной легла дощечка с нацарапанными острием ножа ориентирами. Чертеж был далек от совершенства, но символы все же распознавались. Я нахмурился, вынул монокль, протер линзу и вставил на место. Потеребил левое ухо. Затем усмехнулся. - Рядом с разбитым Золотым Кристаллом. Примерно на уровне третьего пролета Лестницы, позади старого дерева... ну, там еще такая скрученная решетка болталась, если не проржавела вконец... - Точно, - подтвердила Молния, - мы ж там на днях были, но... правда, как раз в том месте мы ничего не искали. Может, и правда стоит взглянуть. Кабы раньше знать... - Раньше, позже - неважно! - Ворон хлопнул по столу ладонью. Бери в проводники Костолома, пусть покараулит. А сама - внимательно наблюдай за Гранью со своей стороны. Если Змея не пробьется, идти тебе. Она опытнее, но в бою ты лучшая. - Можно использовать Кристалл? Скала говорила, он еще годен. Волхв потер кулаком переносицу, затем качнул головой. - Нет. Оставь как резерв. Если дело выгорит, он нам еще ой как понадобится... для общего Прохода. Молния кивнула, поднялась и ускользнула. Ворон задумчиво повернулся ко мне. - А теперь делай то, о чем мы договаривались раньше. Шутить глава Братства был не обучен, это знали все. И все же мне до одури захотелось, чтобы эти его слова оказались шуткой. Пусть и дурного тона.
Осколок десятый. Змея
Мир вокруг плывет туманом, гибельным, как поле брани, как гноящаяся рана... Два шага вперед. Мир плюется едким паром, рдея заревом пожара; прах в лицо смеется чарам... Шаг - и Переход. Мир, как пашня под сохою, как съедаемые ржою меч, доспех и дух героя... Дальше, дальше, прочь! Мир кровавым полон морем, затопившим даже горы: гордость, горе тебе, горе!.. Вниз, скорее в ночь! Мир скользит комочком сала вдоль по лезвию кинжала; смрад горячего металла... Круг и поворот. Мир вращается над бездной мертвой, расчлененной песней о земле, что всех чудесней... Вверх, под небосвод! Мир манит хрустальным оком, истины пенистым соком - не печалься, мол, до срока... Это ложь, обман! Мир, распятый на утесе, самому себе вопросы задает уж сотню весен... Застывает Грань. Я стихов вовек не знала. Слова силу - понимала, но не так, не в этих жалах хлада и огня. Почему, зачем, - ответьте, боги, коль вы есть на свете! Но молчанья черный ветер прочь унес меня... Мир, подобный вешней туче, юный, дерзкий и могучий - здесь ты, здесь, я знаю лучше, нежели ты сам! И тропа легла под ноги. Нет, открыта ты не богом, не пробита звуком Рога! Просто - чудеса.
Трещина. Не счесть потерь во вселенной этой
С Холма, со стороны Золотых Ворот, к Разлому спускается Стена. Некогда служившая основным укреплением, она теперь почти не отличается от окружающих развалин - как на Холме, так и вне его; однако преодолеть той черты, где на картах Города проходит зубчатая синяя линия, не может ни один из Измененных. Не может физически. Просто останавливается, натолкнувшись на невидимое препятствие. И это касается не только Измененных. но и их союзника-ветра. Не доходя до Разлома примерно трехсот шагов, Стена поворачивает под углом и проходит по северному краю Болота. Захватив несколько полуразрушенных домов, незримая Стена разделяет территории Измененных и Людей надежнее любого крепостного вала. И это, надо сказать, последнее, что защищает Город от окончательного разрушения... У самого края Болота (но все же по ту сторону барьера, вне досягаемости Измененных) неподвижно лежат двое. Израненные и обессиленные, они чувствуют, как к их сердцам подступает жуткое безразличие, о котором постоянно предупреждали разведчиков кудесники из Обители Мудрости. Безразличие, которое уничтожает в человеке - человеческое, которое делает из него - чужого. Нет, не чужого, ибо это слово звучит теперь не так, как должно бы; делает из человека - Измененного. Разведчики не знают этого отнюдь не потому, что им не хватает знаний. Они просто не могут, не хотят поверить в очевидное... а кто все-таки поверил, больше никогда не выходит за Стену. Или напротив, выходит - и уже не возвращается... Щелчок. Шорох перематываемой ленты (впрочем, последнего люди не понимают, ибо никогда не слышали не только такого звука, но и самого слова "лента", в этом его значении). Не веря своим ушам, они слушают, как женский голос под аккомпанемент неведомых музыкантов рассказывает извечную для Вселенной и Человека историю...
Всегда жить рядом не могут люди,
Всегда жить вместе не могут люди,
Нельзя любви, земной любви пылать без конца;
Скажи - зачем же тогда мы любим,
Скажи - зачем мы друг друга любим,
Считая дни, сжигая сердца?
Женщина приподнимается на локте. Ладонь отпускает рукоять сломанного меча, чересчур тяжелого для уставших мышц. В глазах возникают искры узнавания чего-то, давным-давно потерянного - и неожиданно найденного. Ее спутник по-прежнему неподвижен, однако его дыхание становится более ровным, а сердце начинает пульсировать в ритме энергичной мелодии далекого прошлого...
Любви все время мы ждем как чуда,
Одной, единственной ждем как чуда,
Хотя должна, она должна сгореть без следа
Скажи, узнать мы смогли откуда,
Узнать при встрече смогли откуда,
Что ты - моя, а я - твоя любовь и судьба?
Превозмогая боль и слабость, они поднимаются - сперва на колени, потом во весь рост. Руки их сплетаются, сердца бьются в едином, указанном музыкой ритме, дыхание глубокое и сильное. Глаза, еще две минуты назад затянутые смертельной поволокой безразличия, пылают живым огнем надежды.
Скажи, что ж столько пришлось скитаться,
Среди туманных миров скитаться,
Чтоб снова мы, с тобою мы друг друга нашли;
А вдруг прикажет судьба расстаться,
Опять прикажет судьба расстаться
При свете звезд на крае земли...
Певица прошлых лет не жалуется на судьбу - ее голос чуть ли не угрожает, призывает следовать ее примеру, и уж во всяком случае никогда не покоряться неудачно сложившимся обстоятельствам! Мелодия вторит ей: человек сам определяет свою судьбу, если хочет оставаться человеком, а не... Измененным!
Не счесть разлук во вселенной этой,
Не счесть потерь во вселенной этой,
А вновь найти, любовь найти всегда нелегко
И вновь тебя я ищу по свету,
Опять тебя я ищу по свету,
Ищу тебя среди чужих пространств и веков...