Потом своеобразным эхом повторяются первые куплеты песни, но им уже нет до этого дела. Оставив у Стены сломанное оружие, они направляются вверх по склону Холма - к своим. Немногочисленные Измененные, свидетели этой странной сцены, тупо смотрят в спину уходящим Людям, и в угольно-черных бусинках их глаз тлеет отражение того же животворного огня...
Осколок одиннадцатый. Скала
Цитадель шумела все громче, пока наконец волна не докатилась до моей каморки и не вырвала меня из не слишком мягких и сладких, но все же объятий сна. Я выглянула в коридор, опять поленившись открыть дверь. (Ну и что, что мне не дано видеть? Точнее, пользоваться глазами; как раз ВИЖУ я куда как получше многих. Моему зрению частенько ни двери, ни стены не помеха...) Вот и сейчас я увидела такое, что подскочила на месте. Мгновенно набросила на себя что-то из одежды и выбежала из комнаты. В Цитадель, окруженные всеми свободными бойцами, входили Людоед и Великанша, погибшие четыре дня назад. Мертвые не возвращаются. Это знали все, а принадлежащие к Братству Дуба - еще и понимали, почему должно быть именно так. И все же, я не могла не поверить увиденному. Потому что видела я не только то, что есть, но и то, что было. Не все, лишь кое-что. Однако достаточно, чтобы не сомневаться. Сбежав по лестнице, я отодвинула в сторону стража - Камыш, один из молодых, мимоходом отметила я, - и осторожно приложила ладонь к груди Людоеда. Глубже... еще глубже... Меня отбросило на руки Камыша. Перекрывая поднявшийся гомон, я выкрикнула: - Всем - тихо! - И, обращаясь уже к воскресшим из мертвых, тихо сказала: - Много ли вы помните? - Нет, - ответила Великанша. - Но и это уже больше, чем мне хотелось бы, - просипел Людоед. Он прав, не могла не признать я. Это больше даже, чем хотелось бы знать МНЕ. А меня слабонервной не назвал бы никто. Знаком попросив Великаншу нагнуться, я приподнялась на цыпочки и дотянулась до ее лба. Теперь я, зная, чего опасаться, действовала осторожнее и успела блокировать ментальный удар. - Вспомнила? - полуутвердительно спросила я. Воительница мрачно кивнула, затем произнесла: - Это... это рвет все, что нам было известно... - Пусть. Это сейчас не ваша забота. Идите оденьтесь во что-нибудь, затем к Утесу на доклад. Камыш, пожалуйста, проводи меня в Обитель, к Ворону. Несколько ослабив сосредоточенность на реальном мире, я смогла обдумать увиденное, пока Камыш под руку вел меня в дом Братства. Легче думать, когда ни на что больше не отвлекаешься... а впрочем, объяснять это бесполезно. Поди-ка втолкуй зрячему, что такое тьма... Как ни странно, врасплох Ворона мой рассказ не застал. Напротив, глава кудесников выслушал меня с явным облегчением, как будто разрешил с моей помощью трудную задачу. - Благодарю, Скала, - молвил он. - Теперь легче будет показать другим, что к чему. Если - да нет, когда! - Молния найдет способ, будем эвакуировать Город. Сразу. Иначе передохнем меньше чем через две недели - не от Измененных, так от голода. - Способ?.. Ты Проход имеешь в виду? - Да нет, не совсем. Проход - он только для кудесников. Не обладающие силой не пройдут, Грань для них - что Стена для Измененных. Уже выяснили. Надо найти способ открыть Врата и удержать их, пока... ну, сама понимаешь. Змея сейчас примерно этим и занимается, опыта ей не занимать. Молния поддержит с нашей стороны, силы у нее хватит. Место резонанса уже нашли - это в нейтральной зоне, недалеко от Золотого Кристалла. Получим хоть какой-то результат будем удирать со всех ног... - Ворон устало сомкнул веки. - Проклятье, все бы отдал за несколько часов спокойного сна! - Не до отдыха сейчас. - А то я не знаю... Ладно. На твою долю осталась связь. Услышишь сигнал Молнии - бегом к Утесу и пусть объявляет, что положено. Зайди к нему через часок и предупреди, он как раз к тому времени отойдет от беседы с Великаншей и будет в состоянии работать головой. - Сделаю. Еще что-нибудь? - Сама решай, не маленькая. Иди - и дай мне хоть немного отдохнуть. Иначе толку от меня будет мало... Вновь опираясь на руку Камыша, я вернулась обратно в Цитадель. К Утесу (я почти никогда не звала его отцом - как-то не привыкла) идти было еще рано, так что я завернула на кухню, получила плошку изготовленной непонятно из чего похлебки и, стараясь не слишком морщиться, выпила все до капли. Если так будет продолжаться, перемрем мы все не через две недели, а куда раньше. День-два питаться такой бурдой - внутренности наружу повыворачивает, и после этого можно уже с чистой совестью ползти на кладбище. Оставшимся меньше мороки. Сигнала все не было, и я почему-то начала думать о том, каково оно было бы - жить в таком мире, который не норовит тебя прикончить каждое мгновение. Да, "было бы". Не "будет". И не то чтобы я не доверяла Змее и Молнии - эти, раз уж взялись за дело, скорее всего дойдут до конца. Не доверяла я прежде всего себе...
Осколок двенадцатый. Утес
Они зовут меня князем, считая, что оказывают мне честь, награждая титулом правителя. Великие небеса, если бы это не было столь страшно, я бы хохотал во все горло! Да, я правитель. И правлю я грудой развалин мертвого прошлого, за которую цепляются около полутора сотен пока еще живых осколков этого прошлого. Точнее, не самих осколков - ни один из ныне живущих воочию Катастрофы не видел. Но разница невелика, мы не слишком отличаемся от тех, кто жил в Городе раньше. Да, я правитель. И вся власть моя держится на полудюжине клинков (и полудюжине тех, кто умеет с этими клинками обращаться), да на остатках того, что до Катастрофы было складом продовольствия. Только склад почти пуст, от шести клинков осталось четыре, хозяева же этих клинков подчиняются мне лишь частично. Да, я правитель, и слово мое - закон, ни один из владык мертвого прошлого не имел такой власти... Однако закон этот воплощается в жизнь, только если к моему слову добавляется Слово. Произнесенное одним из обладающих, в отличие от меня, реальной силой. Ворон, Ворон, что ж ты вьешься над моею головой... Впрочем, Ворон тут ни при чем. Не потому, что у него нет власти, а потому, что он не нуждается в ней. Или просто не хочет править - если так, я отлично его понимаю. Я тоже не рвался занимать эту комнату, обшитую трухлявыми дубовыми панелями. Выбора не было. Каждый должен делать то, что умеет лучше всего, если это требуется для выживания остальных. А я умею - предвидеть. Не "зреть вдаль", как говорят эти кудасники - мне не дано знать, что произойдет в ближайшие минуты. Я могу лишь сказать, какие последствия возымеет то или иное действие. Не сидя за долгими расчетами, как Трехглазый, и не рыская по архивам в поисках былого "прецедента", как Книжник, мир его праху, - сразу. Это и есть моя настоящая власть, которая, однако, вскоре не будет нужна уже никому. Случай с Великаншей и Людоедом - всего лишь еще одно доказательство того, что я знаю уже лет десять. Мы и Измененные - одно и то же, только мы существуем лишь благодаря поддержке прошлого, а они - сами по себе. Кто одолеет, предсказать нетрудно. Для этого не нужно умение предвидеть. - Собирай всех, отец, - послышался голос Скалы. Я открыл глаза. За плечом дочери возвышался Чертополох, радостно улыбающийся во весь рот - никогда еще я не видел на его физиономии подобной гримасы. - В чем дело? - Молния и Змея открыли Проход. - Какой, будь оно проклято, проход? - Ты что, плохо слышал рассказ Молнии? В тот, иной мир! В мир, где нет ни Измененных, ни этого... - широким жестом она указала на окно, за которым как раз стояла зеленоватая стенка дождя. - Мы можем уйти и начать все сначала! Уйти... Уходить надо, понимал я, иного варианта не будет. Все, кто услышат о Проходе хоть краем уха, немедля рванутся туда, и если дорогу преграждает орда Измененных - горе этой орде! А если мой талант предвиденья и подсказывает, что наш уход ничего не изменит в нас самих, и значит, за началом все равно последует все тот же конец, - кого это интересует? Никого. Никого, в том числе и меня самого. Потому что я тоже человек, и хочу, вопреки всему хочу надеяться на лучшее, даже зная, что лучшего - не дано...
Трещина. Кто сказал, что земля умерла?
Город был мертв. Остатки Измененных сгинули через несколько недель после исчезновения Людей. И - как будто была некая необъяснимая связь между этими и другими, внешне совершенно независимыми событиями - вечное буйство стихий над Городом также прекратилось. Хотя от Стены и следа не осталось, развалины старых домов спокойно стояли - теперь ветер не пытался стереть их в порошок, как это было не столь уж давно. И тучи, если и заволакивали светло-голубой небосклон, то вовсе не для того, чтобы вывалить на разрушенный Город очередную порцию черного града или ядовитого зеленоватого дождя... Разлом мало-помалу затягивался, а Болото пересыхало. Без постоянного притока свежей грязи эти места медленно, но верно обретали свои первичные черты. Один из разрушенных домов на северном краю Болота порою становился источником неведомых голосов - прокол в ткани времени, проложивший странную дорогу к далекому прошлому, почему-то не желал исчезать. Даже и теперь, когда слушателей у древних песен уже не было. Звенели струны, звучал хриплый голос некогда известного барда а Город молчал...
Кто сказал: "Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя?"
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время.
Город молчал? Да. Однако это не было молчание мертвых каменных глыб. Это было молчание существа, смертельно уставшего от жизни, но не имеющего возможности избавиться от нее...
Материнства не взять у земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
Это было молчание, которое порою не просто говорит - кричит! Не часто, не каждому, не первыми пришедшими на ум словами - но так, что этот крик услышит даже глухой от рождения. Или мертвый.
Как разрезы, траншеи легли,
И воронки, как раны, зияют.
Обнаженные нервы земли
Неземные страдания знают.
Короткие, отрывистые аккорды старой гитары. Сорванный голос исполнителя. Боль - в музыке, в словах... в незримой душе этой песни, написанной совсем для другого момента и по другому поводу...
Она вынесет все, переждет,
Не записывай землю в калеки.
Кто сказал, что земля не поет,
Что она замолчала навеки?!
Голос набирал мощь. Гитара творила такое, что не всякому оркестру под силу. Где-то далеко за Разломом блеснула молния, но неизбежного громового эха не последовало.
Нет, звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь земля - это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.
Капли чистого дождя, первого за полсотни лет, слезами скатывались по выщербленным стенам разрушенных строений. Плач Города мог бы показаться надуманным, даже смешным - но не казался...
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время...
Песня ушла туда, где звучала впервые. Город - остался.
Наша жизнь - лишь короткий, безрадостный миг,
Что распят меж былым и грядущим,
Что поделен меж лучшим и худшим...
Наша речь - бессловесный, пронзительный крик,
Из которого делает случай
Упрежденье для следом идущих.
Только мы, избежавшие гнева владык,
Не забыли покуда слова старых книг.
Сквозь безумье заветов, стихий и времен
Пролегают следы Человека
Вплоть до этого мрачного века.
С ним покончено и не воскреснет уж он,
Не откроет запавшие веки,
Не покинет надежного склепа...
Только вырезан в камне предвечный закон:
"Наша жизнь - это сон, но и смерть - только сон".
Мы не знаем, что выпадет - тьма или свет,
Ведь никто не вернулся оттуда.
Но не ждем мы подарков иль чуда:
Пусть за Гранью - Ничто, пусть покоя нам нет
Мы уйдем, ну а там будь что будет.
И кто прав был - лишь время рассудит.
Вечный ветер-бродяга, безликий поэт,
Сохрани этот стих до конца черных лет!..
Разбитое зеркало
Эти слова не описывают случившегося. Они не описывают ничего, что могло бы произойти в действительности, во что живущие могли бы поверить, позволить себе поверить. Хотя бы на миг. Потому что слова - это кривое зеркало действительности. Истина скрыта за словами, по ту сторону. По ту сторону зеркала. И чтобы добраться до цели, нетерпеливо взыскующие истины разбивают свое искривленное отражение. И уставившись в неприкрытую истину зеркальной рамы, они уже не видят, как упавшие наземь осколки складываются в Слово. "И Слово было -"
К О Н Е Ц
Использованы песни: "Один за всех и все за одного" (сл. Ю.Ряшенцева, муз. М.Дунаевского) "Есть только миг" (сл. Л.Дербенева, муз. А.Зацепина) "Город золотой" (сл. А.Хвостенко и А.Волохонского, муз. Ф.Милано) "Надежда" (сл. Н.Добронравова, муз. А.Пахмутовой) "Звезда по имени Солнце" (сл. и муз. В.Цоя) "Ищу тебя" (сл. Л.Дербенева, муз. А.Зацепина) "Песня о земле" (сл. и муз. В.Высоцкого)
Осколок одиннадцатый. Скала
Цитадель шумела все громче, пока наконец волна не докатилась до моей каморки и не вырвала меня из не слишком мягких и сладких, но все же объятий сна. Я выглянула в коридор, опять поленившись открыть дверь. (Ну и что, что мне не дано видеть? Точнее, пользоваться глазами; как раз ВИЖУ я куда как получше многих. Моему зрению частенько ни двери, ни стены не помеха...) Вот и сейчас я увидела такое, что подскочила на месте. Мгновенно набросила на себя что-то из одежды и выбежала из комнаты. В Цитадель, окруженные всеми свободными бойцами, входили Людоед и Великанша, погибшие четыре дня назад. Мертвые не возвращаются. Это знали все, а принадлежащие к Братству Дуба - еще и понимали, почему должно быть именно так. И все же, я не могла не поверить увиденному. Потому что видела я не только то, что есть, но и то, что было. Не все, лишь кое-что. Однако достаточно, чтобы не сомневаться. Сбежав по лестнице, я отодвинула в сторону стража - Камыш, один из молодых, мимоходом отметила я, - и осторожно приложила ладонь к груди Людоеда. Глубже... еще глубже... Меня отбросило на руки Камыша. Перекрывая поднявшийся гомон, я выкрикнула: - Всем - тихо! - И, обращаясь уже к воскресшим из мертвых, тихо сказала: - Много ли вы помните? - Нет, - ответила Великанша. - Но и это уже больше, чем мне хотелось бы, - просипел Людоед. Он прав, не могла не признать я. Это больше даже, чем хотелось бы знать МНЕ. А меня слабонервной не назвал бы никто. Знаком попросив Великаншу нагнуться, я приподнялась на цыпочки и дотянулась до ее лба. Теперь я, зная, чего опасаться, действовала осторожнее и успела блокировать ментальный удар. - Вспомнила? - полуутвердительно спросила я. Воительница мрачно кивнула, затем произнесла: - Это... это рвет все, что нам было известно... - Пусть. Это сейчас не ваша забота. Идите оденьтесь во что-нибудь, затем к Утесу на доклад. Камыш, пожалуйста, проводи меня в Обитель, к Ворону. Несколько ослабив сосредоточенность на реальном мире, я смогла обдумать увиденное, пока Камыш под руку вел меня в дом Братства. Легче думать, когда ни на что больше не отвлекаешься... а впрочем, объяснять это бесполезно. Поди-ка втолкуй зрячему, что такое тьма... Как ни странно, врасплох Ворона мой рассказ не застал. Напротив, глава кудесников выслушал меня с явным облегчением, как будто разрешил с моей помощью трудную задачу. - Благодарю, Скала, - молвил он. - Теперь легче будет показать другим, что к чему. Если - да нет, когда! - Молния найдет способ, будем эвакуировать Город. Сразу. Иначе передохнем меньше чем через две недели - не от Измененных, так от голода. - Способ?.. Ты Проход имеешь в виду? - Да нет, не совсем. Проход - он только для кудесников. Не обладающие силой не пройдут, Грань для них - что Стена для Измененных. Уже выяснили. Надо найти способ открыть Врата и удержать их, пока... ну, сама понимаешь. Змея сейчас примерно этим и занимается, опыта ей не занимать. Молния поддержит с нашей стороны, силы у нее хватит. Место резонанса уже нашли - это в нейтральной зоне, недалеко от Золотого Кристалла. Получим хоть какой-то результат будем удирать со всех ног... - Ворон устало сомкнул веки. - Проклятье, все бы отдал за несколько часов спокойного сна! - Не до отдыха сейчас. - А то я не знаю... Ладно. На твою долю осталась связь. Услышишь сигнал Молнии - бегом к Утесу и пусть объявляет, что положено. Зайди к нему через часок и предупреди, он как раз к тому времени отойдет от беседы с Великаншей и будет в состоянии работать головой. - Сделаю. Еще что-нибудь? - Сама решай, не маленькая. Иди - и дай мне хоть немного отдохнуть. Иначе толку от меня будет мало... Вновь опираясь на руку Камыша, я вернулась обратно в Цитадель. К Утесу (я почти никогда не звала его отцом - как-то не привыкла) идти было еще рано, так что я завернула на кухню, получила плошку изготовленной непонятно из чего похлебки и, стараясь не слишком морщиться, выпила все до капли. Если так будет продолжаться, перемрем мы все не через две недели, а куда раньше. День-два питаться такой бурдой - внутренности наружу повыворачивает, и после этого можно уже с чистой совестью ползти на кладбище. Оставшимся меньше мороки. Сигнала все не было, и я почему-то начала думать о том, каково оно было бы - жить в таком мире, который не норовит тебя прикончить каждое мгновение. Да, "было бы". Не "будет". И не то чтобы я не доверяла Змее и Молнии - эти, раз уж взялись за дело, скорее всего дойдут до конца. Не доверяла я прежде всего себе...
Осколок двенадцатый. Утес
Они зовут меня князем, считая, что оказывают мне честь, награждая титулом правителя. Великие небеса, если бы это не было столь страшно, я бы хохотал во все горло! Да, я правитель. И правлю я грудой развалин мертвого прошлого, за которую цепляются около полутора сотен пока еще живых осколков этого прошлого. Точнее, не самих осколков - ни один из ныне живущих воочию Катастрофы не видел. Но разница невелика, мы не слишком отличаемся от тех, кто жил в Городе раньше. Да, я правитель. И вся власть моя держится на полудюжине клинков (и полудюжине тех, кто умеет с этими клинками обращаться), да на остатках того, что до Катастрофы было складом продовольствия. Только склад почти пуст, от шести клинков осталось четыре, хозяева же этих клинков подчиняются мне лишь частично. Да, я правитель, и слово мое - закон, ни один из владык мертвого прошлого не имел такой власти... Однако закон этот воплощается в жизнь, только если к моему слову добавляется Слово. Произнесенное одним из обладающих, в отличие от меня, реальной силой. Ворон, Ворон, что ж ты вьешься над моею головой... Впрочем, Ворон тут ни при чем. Не потому, что у него нет власти, а потому, что он не нуждается в ней. Или просто не хочет править - если так, я отлично его понимаю. Я тоже не рвался занимать эту комнату, обшитую трухлявыми дубовыми панелями. Выбора не было. Каждый должен делать то, что умеет лучше всего, если это требуется для выживания остальных. А я умею - предвидеть. Не "зреть вдаль", как говорят эти кудасники - мне не дано знать, что произойдет в ближайшие минуты. Я могу лишь сказать, какие последствия возымеет то или иное действие. Не сидя за долгими расчетами, как Трехглазый, и не рыская по архивам в поисках былого "прецедента", как Книжник, мир его праху, - сразу. Это и есть моя настоящая власть, которая, однако, вскоре не будет нужна уже никому. Случай с Великаншей и Людоедом - всего лишь еще одно доказательство того, что я знаю уже лет десять. Мы и Измененные - одно и то же, только мы существуем лишь благодаря поддержке прошлого, а они - сами по себе. Кто одолеет, предсказать нетрудно. Для этого не нужно умение предвидеть. - Собирай всех, отец, - послышался голос Скалы. Я открыл глаза. За плечом дочери возвышался Чертополох, радостно улыбающийся во весь рот - никогда еще я не видел на его физиономии подобной гримасы. - В чем дело? - Молния и Змея открыли Проход. - Какой, будь оно проклято, проход? - Ты что, плохо слышал рассказ Молнии? В тот, иной мир! В мир, где нет ни Измененных, ни этого... - широким жестом она указала на окно, за которым как раз стояла зеленоватая стенка дождя. - Мы можем уйти и начать все сначала! Уйти... Уходить надо, понимал я, иного варианта не будет. Все, кто услышат о Проходе хоть краем уха, немедля рванутся туда, и если дорогу преграждает орда Измененных - горе этой орде! А если мой талант предвиденья и подсказывает, что наш уход ничего не изменит в нас самих, и значит, за началом все равно последует все тот же конец, - кого это интересует? Никого. Никого, в том числе и меня самого. Потому что я тоже человек, и хочу, вопреки всему хочу надеяться на лучшее, даже зная, что лучшего - не дано...
Трещина. Кто сказал, что земля умерла?
Город был мертв. Остатки Измененных сгинули через несколько недель после исчезновения Людей. И - как будто была некая необъяснимая связь между этими и другими, внешне совершенно независимыми событиями - вечное буйство стихий над Городом также прекратилось. Хотя от Стены и следа не осталось, развалины старых домов спокойно стояли - теперь ветер не пытался стереть их в порошок, как это было не столь уж давно. И тучи, если и заволакивали светло-голубой небосклон, то вовсе не для того, чтобы вывалить на разрушенный Город очередную порцию черного града или ядовитого зеленоватого дождя... Разлом мало-помалу затягивался, а Болото пересыхало. Без постоянного притока свежей грязи эти места медленно, но верно обретали свои первичные черты. Один из разрушенных домов на северном краю Болота порою становился источником неведомых голосов - прокол в ткани времени, проложивший странную дорогу к далекому прошлому, почему-то не желал исчезать. Даже и теперь, когда слушателей у древних песен уже не было. Звенели струны, звучал хриплый голос некогда известного барда а Город молчал...
Кто сказал: "Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя?"
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время.
Город молчал? Да. Однако это не было молчание мертвых каменных глыб. Это было молчание существа, смертельно уставшего от жизни, но не имеющего возможности избавиться от нее...
Материнства не взять у земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
Это было молчание, которое порою не просто говорит - кричит! Не часто, не каждому, не первыми пришедшими на ум словами - но так, что этот крик услышит даже глухой от рождения. Или мертвый.
Как разрезы, траншеи легли,
И воронки, как раны, зияют.
Обнаженные нервы земли
Неземные страдания знают.
Короткие, отрывистые аккорды старой гитары. Сорванный голос исполнителя. Боль - в музыке, в словах... в незримой душе этой песни, написанной совсем для другого момента и по другому поводу...
Она вынесет все, переждет,
Не записывай землю в калеки.
Кто сказал, что земля не поет,
Что она замолчала навеки?!
Голос набирал мощь. Гитара творила такое, что не всякому оркестру под силу. Где-то далеко за Разломом блеснула молния, но неизбежного громового эха не последовало.
Нет, звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь земля - это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.
Капли чистого дождя, первого за полсотни лет, слезами скатывались по выщербленным стенам разрушенных строений. Плач Города мог бы показаться надуманным, даже смешным - но не казался...
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время...
Песня ушла туда, где звучала впервые. Город - остался.
Наша жизнь - лишь короткий, безрадостный миг,
Что распят меж былым и грядущим,
Что поделен меж лучшим и худшим...
Наша речь - бессловесный, пронзительный крик,
Из которого делает случай
Упрежденье для следом идущих.
Только мы, избежавшие гнева владык,
Не забыли покуда слова старых книг.
Сквозь безумье заветов, стихий и времен
Пролегают следы Человека
Вплоть до этого мрачного века.
С ним покончено и не воскреснет уж он,
Не откроет запавшие веки,
Не покинет надежного склепа...
Только вырезан в камне предвечный закон:
"Наша жизнь - это сон, но и смерть - только сон".
Мы не знаем, что выпадет - тьма или свет,
Ведь никто не вернулся оттуда.
Но не ждем мы подарков иль чуда:
Пусть за Гранью - Ничто, пусть покоя нам нет
Мы уйдем, ну а там будь что будет.
И кто прав был - лишь время рассудит.
Вечный ветер-бродяга, безликий поэт,
Сохрани этот стих до конца черных лет!..
Разбитое зеркало
Эти слова не описывают случившегося. Они не описывают ничего, что могло бы произойти в действительности, во что живущие могли бы поверить, позволить себе поверить. Хотя бы на миг. Потому что слова - это кривое зеркало действительности. Истина скрыта за словами, по ту сторону. По ту сторону зеркала. И чтобы добраться до цели, нетерпеливо взыскующие истины разбивают свое искривленное отражение. И уставившись в неприкрытую истину зеркальной рамы, они уже не видят, как упавшие наземь осколки складываются в Слово. "И Слово было -"
К О Н Е Ц
Использованы песни: "Один за всех и все за одного" (сл. Ю.Ряшенцева, муз. М.Дунаевского) "Есть только миг" (сл. Л.Дербенева, муз. А.Зацепина) "Город золотой" (сл. А.Хвостенко и А.Волохонского, муз. Ф.Милано) "Надежда" (сл. Н.Добронравова, муз. А.Пахмутовой) "Звезда по имени Солнце" (сл. и муз. В.Цоя) "Ищу тебя" (сл. Л.Дербенева, муз. А.Зацепина) "Песня о земле" (сл. и муз. В.Высоцкого)