- Придется отступить, - решил Петр Сергеевич. - Это будет самое приятное отступление, какое только можно себе представить. Какова сила жизни! Какова! Недаром находили микробы на метеоритах, блуждавших в Космосе...
   Годвин вдруг расхохотался:
   - Черт возьми, командор! Это веселое тесто привело меня в сознание. Я, кажется, наговорил здесь черт знает что!
   - Ничего, Годвин. Это приступ ностальгии, тоски по родной Земле. Надевайте скафандры.
   - Жаль покидать такой уютный коттедж. Но туземцы выживают нас отсюда, как англичан из Африки.
   - Может быть, успеем пообедать по-человечески? - спросил Аникин. - У меня все готово.
   - К вам на сковородку попала пена! - в ужасе всплеснула руками Эллен.
   - Вот и прекрасно. Можно теперь попробовать, - и неожиданно для всех Петр Сергеевич подцепил со сковородки кусочек коричневой корки, в которую превратилась лунная пена.
   Все замерли.
   - Может быть, коровам и свиньям понравится, - сказал он, поморщившись.
   - Надо выпускать из палатки воздух, - предложил Годвин.
   Аникин тщетно старался открыть дверь в шлюз. Очевидно, пена там слишком разрослась.
   Люди уже с ногами забрались на диваны.
   - Помните? Княжна Тараканова! - воскликнула Эллен. - Страшно!
   - Это не страшно, Аленушка! Это прекрасно!
   - Высаживать окно? - осведомился Аникин.
   Спрашивать было уже поздно. Пена поднялась вровень с диванами. Петр Громов ударом ноги высадил окно. Стены домика сморщились, потолок навис. Громов помог Эллен первой выбраться наружу.
   Г л а в а  ч е т в е р т а я
   ОГНЕННЫЙ ДОЖДЬ
   - Может быть, мне и не так интересно взглянуть на ту сторону Луны, заявил Том Годвин. - Ведь не я угадал, что там лунные черти через какой-то кратер проветривают преисподнюю. Но я не хочу попасть к ним на рога, как скверный друг, и я иду с вами, командор.
   Эллен пошла проводить исследователей в последний переход. Потом она вернется к танкетке, к разрушенному домику, который Ваня Аникин очищает от лунной плесени.
   Эллен держала мужчин за руки. Они втроем шли вдоль светлой полосы, которая тянулась по долине от самого горизонта и, словно нырнув в одном месте под серый пепел, поднималась круто по горному склону.
   Это был один из тех таинственных, радиально расходящихся от лунных цирков лучей, над загадкой которых ломали голову ученые. Лучи эти оказались полосами вулканических выбросов. Возвышаясь над остальной местностью, они поразительно напоминали исполинские железнодорожные насыпи. Пузыристые, пористые, шлакообразные, более позднего происхождения, чем лунные моря, и потому не покрытые слоем метеоритной пыли, они казались с большого расстояния более светлыми.
   - Что вы подумаете! - сказала Эллен. - Не могу побороть чувства, что это кем-то насыпано.
   - Лунные города выгодно будет строить вдоль этих естественных насыпей, - отозвался Петр Сергеевич. - Их легко превратить в шоссе.
   - Лунные города! - восхищенно повторила Эллен.
   - Видите это нагромождение скал? - продолжал Громов. - Посередине их будет венчать купол, по бокам поднимутся малые купола, напоминая восточные храмы. Сказочный герметический город с искусственной атмосферой внутри. От него радиально протянутся трубы оранжерей. В них необыкновенно разрастутся без оков земного тяготения знакомые нам растения. Как дозорные башни, поднимутся вокруг города мачты гелиостанций с исполинскими зеркалами, и, как башни среди башен, выше всех встанут два гигантских монумента Циолковскому и Кибальчичу.
   - Кибальчич, - задумчиво сказала Эллен. - Я видела его портрет. Человек с вдохновенным лицом около тюремной решетки. Я узнала, что он, приговоренный к смерти за покушение на царя, отказался разговаривать о помиловании с адвокатом, сославшись на то, что был занят...
   - Да, он был занят первым проектом межпланетного корабля, основанного на реактивном движении. Он завещал свой проект людям.
   - Ныне достигшим Луны.
   - И здесь построят город. Самый верхний купол в нем будет принадлежать "храму обсерватории". Жрецы-"звездочеты", не зная помех атмосферы, откроют науке вековые тайны соседних планет.
   - О-о, командор! Я знакома с одним человеком, совсем не жрецом. Помехи земной атмосферы не помешали ему увидеть изменения в светлых лучах на самом краю лунного диска. И он потерял покой...
   Петр Сергеевич остановился и крепко сжал руку Эллен:
   - Это вы, конечно, обо мне, Аленушка. Спасибо. А теперь вам нужно вернуться. Вы были очень легкой спутницей.
   - Так подсказывает ваше плечо?
   - Не только плечевые мышцы, но и сердечные.
   - О'кэй, Эль? Я тоже пожму вам руку!
   - О, Том. Довольны ли вы, что обрели на Луне сестру?
   - Сестра? Это, наверное, хорошо. У меня никогда не было сестры.
   - На Луне можно очень много найти. Я думала, что мы здесь нашли Дон-Кихота Космического, а ведь командор скорее Георгий Седов.
   - Это, Аленушка, слишком высокий пример. Георгий Седов, даже умирая, приказывал матросам везти себя к Северному полюсу.
   - Считайте меня своим матросом, командор, - сказал Том Годвин. Слово "вперед" меня устраивает.
   - Я завидую вам, Том! И вам я завидую, Георгий Седов!.. - Эллен обеими руками встряхнула руки мужчин.
   Эллен долго смотрела вслед уходящим. Они двигались осторожно, избегая прыжков. Их светлые силуэты становились все меньше и меньше.
   Эллен заплакала. Она не понимала почему. И не могла вытереть слез.
   Маленькая, поникшая, побрела она назад.
   Петр Сергеевич был мастером альпинизма. Он обладал прекрасной техникой скалолаза, которая пригодилась ему сейчас.
   На Луне подниматься было и легче и труднее. Можно было совершать огромные прыжки, запрыгивать снизу на уступы, можно было взбираться на совершенно отвесные скалы, уцепившись пальцами за почти неощутимые шероховатости, но очень трудно было рассчитать свою силу и движения. Малейшая оплошность грозила гибелью.
   Годвин был менее опытен в горном спорте, но силен и отважен и старался не отставать от командора.
   Преодолев особенно трудную кручу, Петр Громов бросал вниз веревку, и Годвин ловко взбирался по ней.
   Продвигаясь по узеньким карнизам над пропастями, они старались не смотреть в их непроглядную черноту. Впрочем, любая тень казалась пропастью или провалом, хотя нога и могла свободно ступить на нее.
   Остановились передохнуть. Внизу раскинулась горная страна острых скал, еще ниже простиралась равнина моря с круглыми, казалось бы полузатопленными, островками, с подобием лагуны посередине каждого из них.
   - Походит на отпечатки гигантских копыт, - сказал Годвин, - или на коралловые острова, какие я видел в Тихом океане.
   - Острова, это верно. Но, конечно, не коралловые. Перед нами, Годвин, те же вулканы, те же образованные ими кольцевые горы, но только затопленные.
   - Горы кольцами... Странно... Может быть, у лунных чертей действительно такие огромные копыта?
   - Нет. Просто на Луне сила тяжести мала. И лава, выброшенная из кратера, разлеталась гигантской хризантемой.
   - Недурной цветочек Вельзевула!..
   - Расплавленная лава, не соприкасаясь с воздухом - его ведь не было здесь, - не теряя из-за этого тепла, падала кольцом и застывала, постепенно возводя вокруг вулкана, в десятке километров от него, кольцевой барьер, который в конце концов превращался в замкнутый горный хребет. На такой хребет, Годвин, сейчас мы и поднимемся.
   - А потом?
   - А потом горная страна, состоящая из лунных цирков, при сжатии лунного шара опустилась. Из раскаленных недр через образовавшиеся трещины поднялась расплавленная магма и затопила старые горы.
   - Черт возьми, командор! Выходит, лунные цирки рождались и умирали.
   - Как и все в природе, Годвин. Вы хорошо сказали. В огне рождались горы, в огне умирали, опускаясь в сверкающее море. Оно дышало здесь тектонической зыбью, золотистое, местами красное, все в фиолетовых блестках. Пологие волны тяжко ударяли в подножия этих гор, сотрясая лунные утесы. Огненный прибой внизу рассыпался мириадами искр. Магма вгрызалась в скалы, выжигая в них гроты, и тут же затвердевала камнем. И базальтовым льдом покрылись все лунные моря, напоминая земные ледовитые океаны.
   - Черт возьми, командор! Жаль, шлемофоны включены на ближний прием и мисс Кенни не слышит ваших слов. Прекрасная получилась бы корреспонденция.
   - Когда будет нужно, Годвин, мы включим шлемофоны на дальнюю связь. Мы еще сверху сообщим Эллен, а она - на Землю все, что увидим на "той стороне"... Впрочем, мы не будем сейчас гадать.
   - Я не знаю, что мы увидим на той стороне, командор, но на этой я уже вижу какую-то чертовщину. На Земле я всегда что-нибудь загадывал, когда падали звезды.
   - Стойте, Годвин! Кажется, пора включать дальнюю связь! В черном небе летят звезды. Это капли лавы! Ради этого, опираясь на ум и труд сотен тысяч людей, стоило оказаться на Луне! И ради этого стоило жить, Годвин!
   - Жить... всегда стоит, - отозвался Годвин.
   Как завороженные, смотрели исследователи на черное небо, где вспыхивали и пролетали золотистые звездочки.
   - Что-то не походит на хризантему...
   - Это огненный дождь, Годвин.
   Звездочки вспыхивали не только в небе, но во всех черных провалах, какими казались тени ближних скал.
   - Мне это не нравится, - сказал Годвин.
   - А мне очень нравится, Том! Очень!
   Звездочки вспыхивали и на освещенных камнях, превращаясь в дымки. Капли беззвучно шлепались совсем недалеко от исследователей.
   - Как это прекрасно, Годвин! - Громов разглядывал одну из них. - Она застывает на глазах! На миллиметр сделала выше скалу. Из миллиметров слагаются километры высоты!
   Весь горный склон покрылся дымками.
   - Железные зонтики пригодились бы. Я предпочел бы, командор, чтобы вы скрылись под каким-нибудь уступом.
   - Да, да, Годвин! Вот здесь безопасно. Идите сюда. Давайте наблюдать. Хорошо, что я взял у Эллен кинокамеру! Великолепный получится фильм. Пусть его посмотрит академик Коваленков!
   Петр Сергеевич увлеченно снимал: огненные капли падали на камни, рассыпались сверкающими фонтанчиками, особенно эффектными в непроглядной тени. Капли застывали шлаковыми наростами.
   - Черт возьми! - только и мог выговорить Годвин.
   Громов переключил шлемофон:
   - Друзья! Аленушка! Ваня! Женя! Лунный дождь! У нас на глазах растут камни, поднимаются горы лунного цирка!
   - Мы слышим вас, командор! - издалека донесся голос Эллен. - Как я счастлива! Ах, если бы я могла быть сейчас с вами.
   - Петр Сергеевич! Я шлю через Евгения радиограмму Коваленкову. Я даже рад, что вы правы, - слышался голос Аникина.
   Огненный дождь усиливался. Уже не отдельные искры вспыхивали теперь. Тени покрылись сверкающими сетками, весь склон задымился, словно подожженный...
   Лава не успевала застывать, огненными струйками она сползала вниз, подтекая под самые ноги стоявших в укрытии исследователей.
   - Надо бежать, командор! Я предпочитаю иные горячие напитки.
   Ручеек лавы образовал лужу, пенящуюся, всю в пузырях. Она дымилась.
   Громов и Годвин стали осторожно спускаться. Однако об осторожности пришлось забыть.
   Струйки лавы стекали отовсюду. Они набухали, сливались, превращались в огненные потоки.
   Ущелье казалось наиболее безопасным. Правда, в нем было очень темно, оно освещалось лишь вспышками звездочек.
   Держась за руки, бежали по нему путники, прыгая через камни. И вдруг в тени стало совсем светло. Огненный поток, словно в погоне за беглецами, ринулся по ущелью.
   - Плохо, командор! - едва выговорил Годвин.
   - Великолепно, Годвин! Такой Луна была миллиард лет назад!
   - Но увидим ли мы Землю, какой она будет завтра?
   Ущелье кончилось. Исследователи выскочили из него, и тотчас оттуда вырвался огненный поток.
   Петр Громов схватился за бок:
   - Осторожно, Годвин! Кажется, капля прожгла мой костюм.
   - Прячьтесь, командор! Вот сюда!
   - Я зажал рукой... Бежим...
   Громов, держась рукой за бедро, прихрамывая, с трудом прыгая с камня на камень, все больше отставал от Годвина.
   Заметив это, Годвин вернулся к нему.
   - Воздух выходит. Бегите, Том. Возьмите кинокамеру. Не ждите.
   И вдруг огненный поток обрушился слепящим водопадом. Исследователи очутились по обе его стороны.
   - Держитесь, командор! Я перепрыгну через поток. Не здесь, чуть повыше... Ждите меня.
   Громов опустился на камень. Пальцы судорожно закручивали материал в поврежденном месте костюма.
   Клубы дыма окутали его. Огненная масса, клокоча и пузырясь, неслась у его ног. Утечка воздуха из костюма уже давала себя знать. Громов чувствовал, что ему тяжелее дышать. Обожженное бедро онемело от холода, проникшего в скафандр. Голова кружилась. Он качнулся, теряя равновесие, и, едва овладев собой, усидел. Но в следующее мгновение он сделал конвульсивное движение свободной рукой, повалился набок и покатился по камням.
   - Командор! Где вы? Хэлло! Хэлло!..
   Громов катился все ниже. Рука судорожно сжимала поврежденное место скафандра. Лицо Петра Сергеевича покрылось потом.
   - Годвин! Сюда! Спуститесь метров на...
   Шлем ударился о камень, антенна погнулась, отломилась...
   - Радируйте... Нужны металлические щиты. Обязательно...
   Громов шевелил губами, ему казалось, что он кричит, но его уже никто не мог слышать. Радио не работало.
   Годвин прыгал вниз, сломя голову. Остановился, задыхаясь.
   Сверкающие потоки там и тут расцветили горный склон, дым причудливыми облаками неузнаваемо изменил все вокруг.
   Годвин не видел командора. А он лежал за камнем, на который облокотился Годвин.
   - Ван! Эллен! Sos! На помощь! - радировал Годвин. - Мы спустились почти к подножию. Кругом огонь... Ищите нас...
   Годвин кружил на месте, не зная, где искать командора. Обежав камень, он вдруг наткнулся на Громова.
   Годвин сразу понял, что случилось. Он оборвал антенну командора, закрутил проволокой поврежденную материю костюма, потом взял огромное тело Громова на руки и, прыгая по камням, понес его вниз.
   Кое-где вспыхивали в тени огненные фонтанчики.
   Г л а в а  п я т а я
   МОРЕ ПЕПЛА
   Газеты вышли трижды тройным тиражом. Особенно преуспела "Уорльд курьер", которая объявила о перемене курса и отныне называлась "Волосы Вероники".
   Родившихся девочек называли теперь не только Эллен, но и Верониками. Мальчики же по-прежнему получали имена Вана, Тома и Питера...
   Отлет крупнейшего космического корабля "Разум" был назначен в этот памятный день на 10 часов 07 минут по среднеевропейскому времени.
   Президент США послал правительству СССР телеграмму, выразив надежду, что дружба советских людей и американцев в Космосе послужит хорошим примером для народов на Земле.
   Из сообщений ТАСС мир узнал о необыкновенных, сделанных на Луне открытиях, имеющих огромное значение для Земли.
   Почему-то газеты печатали портреты лунных исследователей попарно: Эллен с Петром Громовым и Аникина с Томом Годвином.
   Не было на Земле семьи, дома, где эти портреты, вырезанные из газет и журналов, не лежали бы на столе, не висели бы на стенах.
   В ту минуту, когда Петр Громов радостно сообщил, что видит, как растут лунные камни, Евгений показывал Эллен одну из последних газет с портретами лунных путешественников, помещенными попарно...
   Видимость была плохая, но Эллен поняла, что хотел сказать Евгений.
   - Петр сообщает о тайне лунных гор. Вот здесь приведены ваши слова о лунных горах, напоминающих остров Капри, - говорил Евгений. - Тоже обрывистые берега, с которых жестокий император Тиберий сбрасывал неугодных ему римлян. И что Луна в отличие от Земли девственно чиста, не знает человеческих страстей: жестокости, ненависти...
   - Любви и дружбы, - добавила Эллен. - Не знала. Командор мечтал о сказочных городах в лунных скалах. О, вместе с человеком на Луну придет многое.
   - Селена!
   - Если я вас очень попрошу? Не зовите меня больше Селеной.
   - Аленушкой?
   - О нет! - Эллен даже вздрогнула. - Только не Аленушкой! Только не так!
   - Вы остались женщиной и на Луне!..
   - Он сказал, что я была легкой спутницей.
   - О да! Конечно! Ведь он нес вас!
   - Не всегда верно иметь в виду плечо... Например, рубить с плеча... ради принципа.
   И вдруг в шлемофоны ворвался голос Тома Годвина:
   - Ван! Эллен! Sos! На помощь!
   Евгений судорожно крутил ручки аппаратуры, тщетно пытаясь усилить звук:
   - Кругом огонь... Ищите нас... - и голос Годвина оборвался.
   - Ваня! - закричала Эллен. - Скорее! На танкетку! Мой Мираж! Я умоляю вас... Боже! Я так не хотела их отпускать...
   Аникин уже бежал от резиновой палатки.
   - Что же вы стоите, Мираж? Скорее! Ведь могли же вы перепрыгнуть трещину!.. Мужчина вы или нет!..
   - Селена, поймите... Танкетка не может двигаться. Радиосвязь неустойчива.
   - Ах, еще одно техническое уравнение. Ну, конечно! Оно не решается обычными людьми! - крикнула Эллен, соскочила с танкетки, на которую уже было взобралась, и побежала по следам командора и Годвина.
   Аникин бросился за ней. С тревогой смотрел он, как взлетает вверх маленькая фигурка, как падает, - ему казалось, что она разобьется, но она все-таки подпрыгивает снова и снова...
   Аникин отставал. У него болела нога с растянутыми связками.
   - Лена, Лена! Осторожнее! - тщетно взывал он.
   И вдруг мимо него промчалась танкетка. Она двигалась, как-то странно виляя, словно теряя управление и снова обретая его. Моторы работали на полную мощность, поднятая гусеницами пыль не оседала, и Аникин потерял Эллен из виду.
   Тогда он забыл про боль и помчался... нет! полетел вслед за танкеткой, боясь отстать.
   Танкетка ждала. Эллен уже стояла на ней, опираясь рукой о полусферу.
   Аникин вскочил на железный корпус и крикнул:
   - Гони! Жарь! Молодец все-таки, Женька!
   Танкетка ринулась с места, но вдруг вильнула в сторону. Эллен свалилась на полусферу, а Аникин слетел на камни. Танкетка со всего размаха уперлась носом в большой камень, разбив один из прожекторов. Машина замерла, полусфера потускнела, изображение в ней исчезло. Эллен в отчаянии колотила по полусфере кулаками. И, словно подчиняясь ее воле, снова появилось изображение Евгения. Танкетка ожила, попятилась. Аникин едва успел вскочить на нее. Она рванулась и понеслась.
   Светлая полоса, похожая на железнодорожное полотно, впереди уходила под пепел, появляясь снова лишь у самого подножия горного кряжа.
   - Там пепел, Женя! Глубоко! Надо объезжать, - крикнул Аникин.
   Танкетка круто повернула, пробежала несколько десятков метров и остановилась. Изображение в полусфере мерцало, то появляясь, то исчезая.
   - Нельзя, Ваня. Радиоволны не проходят.
   Танкетка стала пятиться.
   - Я ненавижу вас! - застучала Эллен кулаками по полусфере. - Ведь они погибают!
   Танкетка попробовала объехать море пепла слева, но и там вскоре потеряла управление. Контур острых гор, за которыми почти целиком скрылся земной диск, оставил лишь узкую полосу, и только по ней могла еще двигаться танкетка.
   И тогда Евгений решился. Не считаясь ни с чем, он направил танкетку прямо в пепел.
   Танкетка влетела в море пепла с большой скоростью и... поплыла по нему. Гусеницы бешено вертелись, вздымая черное облако, которое вспухало серым шаром, расплываясь туманом.
   Но танкетка все же двигалась вперед к виднеющейся сквозь туман светлой полосе вулканических выбросов, поднимавшейся из пепла.
   Лишь бы добраться до нее!
   - Мираж! Нет, я не ошиблась в вас! Но только скорее! Скорее!
   Вдруг в шлемофонах снова прозвучал голос Годвина:
   - Я несу, командора. Скафандр прожгло. И я вижу вас, вижу. Вы не так далеко...
   Том Годвин нес Громова, чувствуя, что плечо его коченеет. Он включил аварийное устройство, отключавшее его шлем от скафандра.
   "Конечно, - думал он, - правую руку командора придется ампутировать, ногу также. Прожгло и у меня скафандр... Лишь бы добежать до насыпи, забраться на нее".
   И Том Годвин бежал.
   Рука его болталась плетью, перекинутое через левое плечо тело командора было жестким. Том Годвин не подумал, что оно защищает его от смертельных огненных капель, он не знал, что капли еще в нескольких местах прожгли скафандр Громова и космический холод ворвался под защитную одежду, а воздух вышел... Тело стало негнущимся.
   И вдруг у Годвина одеревенела нога. Годвину показалось, что у него больше нет ее. Он не мог сделать ни шагу. Усилием воли он заставил себя осторожно опуститься на камни и положить рядом с собой тело командора.
   Круги плыли перед глазами Годвина. Сердце, вместо того чтобы бешено колотиться, билось все медленнее, сначала оно молотом отдавалось в висках, потом стало замирать, словно замерзая...
   Почти равнодушно посмотрел он на свой поврежденный в нескольких местах скафандр. Потом заглянул в лицо командора.
   "Какой был человек!" - мысленно сказал Том Годвин, даже не подумав о себе. Его шлем скользнул по гладкой поверхности шлема командора и скатился на камни.
   Оба они лежали теперь рядом, лицом к краю земного шара, который узенькой полоской чуть выступал над зубчатой горной грядой.
   Внизу в пепельном море вздымалось черное облако.
   Танкетка билась из последних сил. Гусеницы буксовали, она все глубже погружалась в пепел.
   Эллен и Аникин едва видели друг друга.
   Евгений круто повернул в сторону.
   - Куда вы? Вперед! Только вперед! - кричала Эллен.
   Но Евгений не слушал ее.
   Эллен стояла. Пепел доходил ей до щиколоток.
   Аникин сумрачно смотрел вперед.
   Пепел засасывал машину. Только верхняя часть полусферы еще оставалась над поверхностью.
   - Прыгайте! Прыгайте! - почему-то кричал Евгений.
   Аникин схватил Эллен за руку, дернул.
   Эллен не понимала, что надо делать.
   Ах вот что! Над пеплом возвышается скала. Но она слишком далеко... А танкетка перестала двигаться. Она тонет, тонет!
   - Прыгай, Лена! Прыгай! - уговаривал Аникин.
   Это был непостижимый прыжок. Они прыгнули вместе, держась друг за друга, пролетели сквозь серую тучу...
   Скала плавно приблизилась снизу темным пятном, и они упали на нее. Эллен ушиблась.
   Полусферы почти не было видно. Чуть выступавший над пеплом ее верх напомнил Эллен краешек земного диска, едва видимый над горизонтом. А потом...
   Потом полусфера с Евгением исчезла. Пепел над ней сомкнулся.
   - Мой Мираж! - крикнула Эллен. - Он утонул!
   - Сядь, Леночка, - мягко сказал Аникин.
   Эллен рыдала.
   Евгений Громов, почерневший, словно пепел действительно оседал на его лице, выскочил из макета танкетки. Он никого не видел в лаборатории, хотя она была полна встревоженных людей.
   Наташа плакала, уронив голову на стол.
   Евгений бессмысленно твердил:
   - Я утонул... утонул...
   Вдруг Наташа вскочила из-за стола, схватила Евгения за плечи и стала трясти:
   - Только ты знаешь, где они! Только ты!
   - Но я утонул, утонул...
   - Перестань! Ты не смеешь! Ты знаешь там каждый камень.
   - Я знаю там каждый камень, - механически повторил Евгений.
   - Она прекрасно разобралась, кто из вас настоящий мужчина! - в исступлении крикнула Наташа, отталкивая Евгения.
   Евгений побледнел, посмотрел на часы.
   В этой лаборатории командовала все-таки Наташа...
   Широкий, приземистый автомобиль заносило на поворотах. Движение на шоссе прекратилось при звуках сирены.
   - Пожар? Скорая помощь? Авария?..
   Гоночный автомобиль несся, прижавшись к асфальту.
   Евгений непроизвольно нагибался, сидя рядом с гонщиком. Перед ним были большие автомобильные часы.
   "Разум" отлетал в 10 часов 07 минут...
   На стрелках 9 часов 49 минут... До города туристов от Москвы полторы тысячи километров по воздуху.
   Ворота аэродрома широко открыты. Гоночный автомобиль несется уже по бетонным плитам.
   Реактивная амфибия стояла, освещенная прожекторами, напоминая стрелу с легким оперением.
   Сирена гонщика смолкла. Завизжали тормоза.
   Сверху из амфибии протянулись руки.
   Евгений буквально взлетел и исчез в проеме двери.
   Амфибия уже разбегалась... Пролетела над забором... Спрятала шасси...
   Часы показывали 10 часов 07 минут.
   Волосы Евгения слиплись.
   Девушка в белом халате протянула ему стакан. Он невидящим взглядом посмотрел на него, нащупал рукой и залпом осушил. Потом откинулся на спинку сиденья.
   Часы показывали 10 часов 23 минуты.
   Евгений знал, знал, как никто другой, что трасса "Разума", скорость его, движение в каждой точке рассчитаны с предельной точностью. Никогда еще не поднимался с Земли такой гигант. Вылет его не мог задержаться ни на секунду.
   Исступленно ревели за окном реактивные двигатели.
   Девушка-врач пичкала Евгения каплями и кофе.
   - Я знаю, что вы пережили, но от вас потребуется еще многое.
   Часы показывали 10 часов 36 минут.
   - Мы летим быстрее времени, - убеждала девушка-врач Евгения, словно он не знал этого, - быстрее, чем вращается земной шар...
   Амфибия садилась прямо на горное озеро, грудью чайки разбивая блики лунной дорожки.
   Луна стояла над самыми зубцами гор, и, словно целясь в нее, поднялось над контуром гор острие гигантской башни - ракеты...
   Часы показывали снова 9 часов 49 минут.
   Г л а в а  ш е с т а я
   ОБЩЕЕ ДЫХАНИЕ
   Аникин, прихрамывая, несколько раз прошелся по окруженной пеплом скале, потом опустился рядом с Эллен.
   - Они уже не ждут нас? - спросила Эллен, не повернув головы.
   - Уже нет, - глухо отозвался Аникин. - Мы бы услышали их в шлемофоны.
   - Ты не подумаешь, что это теперь для меня значит...
   Аникин пытливо посмотрел на Эллен.
   - Если бы я осталась жить... - добавила Эллен.
   Она не отрывала взгляда от теневой стороны гор, напротив которой они сидели. Тень была черной, как небо, отделяясь от него раскаленной кромкой скал.