Мисс Кенни старалась узнать все, что возможно. Оказывается, мать астронавта была военным врачом и выходила в госпитале своего будущего мужа. А Ваня у них - младший сын. Есть еще три дочери: мастер химического завода, учительница и актриса.
   - Как же вы подумали отпустить сына... на Луну?
   - Рассматриваю как боевое задание. Женщины, конечно, поплакали на семейном совете. Парень наш всех слушает, поступает по-своему.
   - Наследственность?
   - Возможно, - усмехнулся старый летчик. - К тому же просить о Ване приезжал к нам сам академик Коваленков.
   - О! Это такой сухой и желчный старый джентльмен, я его видела у академика Беляева.
   - Ваня - его ученик и последователь. На Луне важно проверить теорию метеоритного происхождения лунных цирков. Там нет воды и атмосферы. Все сохранилось.
   - Почему это не сделает командир корабля профессор Громов?
   - Петр Сергеевич Громов считает, что лунные кратеры - вулканического происхождения.
   - Вот как? На Луну летят научные противники? Враги?
   - Почему враги? Ваня готовится к полету под руководством Петра Сергеевича и уже души в нем не чает.
   - Говорят, русских трудно понять.
   - Возможно.
   - Ваш сын оставляет на Земле любимую девушку?
   - Младшая дочь отпускает Ваню на Луну только потому, что женщин там нет.
   - Это прелестно! - рассмеялась Эллен.
   После матча Ваню Аникина, как и Громова, можно было увидеть лишь в Космическом институте. Мисс Кенни удалось узнать, что молодой профессор Громов, еще работая в Пулковской обсерватории, сделал открытие на краю видимого лунного диска. Он наблюдал там изменения загадочных светлых полос, сходящихся на невидимой стороне Луны. Он считал их вулканическими выбросами и предположил, что на той стороне Луны действует вулкан. В своей докторской диссертации он до мельчайших деталей разработал проект лунной разведывательной экспедиции и перешел работать в Космический институт.
   Космический институт!
   Меньше всего Эллен ожидала оказаться в спортзале, огромном, с широкими окнами в верхней половине стен. На спортивных снарядах тренировалось множество людей. На турнике "крутил солнце" Аникин.
   Эллен с интересом всматривалась в представшего перед ней низенького крепыша со вздернутым носом, веснушками и веселыми глазами. Он крепко, как старый знакомый, тряхнул руку журналистке.
   - Отец мне все про вас рассказал, - заявил он.
   - Постойте! Кто же о ком узнавал?
   - Взаимный интерес и симпатия.
   - А я знаю, почему вас отпустили на Луну.
   - Опасно оставлять на Земле, - рассмеялся Аникин.
   Эллен была в восторге. Она спросила о профессоре Громове. Аникин указал ей на вышку перед бассейном, где великолепно сложенный атлет застыл перед прыжком. В следующее мгновение он бросился вниз, два раза перевернулся в воздухе, вытянулся и без брызг вошел в воду. Эллен побежала к бассейну. Спортсмен вынырнул. Высокий лоб, мокрые волосы, тяжеловатые скулы.
   - О-о! Колоссаль! - восхищенно воскликнула Эллен. - Вы есть профессор Громов?
   - Добрый день, - удивленно отозвался Громов, выбираясь из бассейна. Старичок врач подал ему халат.
   - Что вы подумаете о полете на Луну? - спросила журналистка, вынимая блокнот.
   - Простите, - смутился Громов, - предпочел бы интервью... ну... в одетом виде...
   - О-о! Это мой метод. Врасплох. Непринужденность. Интимность.
   - Через минуту я приглашу вас в библиотеку.
   Эллен огляделась. Она заинтересовалась необычной каруселью с кабинами, напоминавшими кресла пилотов. Центробежное ускорение в несколько раз увеличивало вес сидящих в них людей, как это будет при космическом взлете. Мелькали покрытые испариной напряженные лица чернокожего юноши, китайца и... девушки.
   В другом месте люди неведомым способом подскакивали под самый потолок зала, падали вниз и снова взмывали в гигантском прыжке. Оказывается, их подбрасывала пружинная сетка-батут. Они совершали на Земле "лунные прыжки"...
   Громов ушел переодеться.
   - О, скажите, док! - обратилась к седенькому врачу Эллен. - Схожа ли психика астронавтов и... самоубийц?
   Врач строго посмотрел на американку:
   - Не больше чем бестактность напоминает учтивость.
   - Благодарю вас, сэр, - тихо сказала Эллен и покраснела.
   Появился Громов - элегантный, в строгом летнем костюме.
   - Вы великолепный мужчина, господин Громов! - заметила мисс Кенни. Вас жаль отпускать на Луну. У вас есть дублер, который мог бы полететь вместо вас?
   - Да, и его знает весь мир. Он - разведчик Космоса, а я - его ученик. Еще в дни войны мальчишкой я о разведчиках мечтал. Сейчас они нужны на Луне, куда собирается международная космическая экспедиция. - Громов открыл дверь в двухсветный зал с книжными шкафами в простенках между окнами и длинными столами под висячими лампами.
   Он усадил американку в мягкое кресло у низенького столика с журналами. Эллен взяла один из них - с огромной фотографией Луны на обложке.
   - Ах, Луна! - сказала она. - Что вы о ней подумаете?
   - Это планета загадок, такая близкая, прекрасно видимая и неразгаданная.
   - Вам хочется разгадать тайну ее прошлого?
   - И подумать о ее будущем.
   - О-о! Даже будущее? - сощурилась Эллен. - Нужны гадальные карты?
   - Карты? Только географические. Они доведут нас до самого края диска. За него так заманчиво заглянуть...
   - Как романтично! - почти искренне воскликнула Эллен. - А вам не жаль расстаться с Землей?
   - На Луну стоит лететь лишь во имя Земли. Это ее седьмой континент, последнее белое пятно! Ведь Земля и Луна - это единая двухпланетная система. Мы рискуем меньше, чем Колумб, искавший Индию.
   - Ваша Индия - в небе...
   - Ее можно рассмотреть в бинокль.
   - Я сделаю это сегодня.
   - И вы увидите, какой это странный, необычный, трагически красивый и влекущий к себе мир.
   - Я уже боюсь смотреть, - засмеялась Эллен. - Вы опасный человек, лунатик, - сказала она, поднимаясь. - Вы можете увлекать за собой.
   - Хотел бы увлечь, - встал и Громов, - но некоторые упираются. Даже и меня к Земле привязать хотят.
   - О-о! - оживилась Эллен. - Я уже слышала о другом лунатике - вашем младшем и непокорном брате. Гуд бай! - Она протянула руку. - Может быть, увидимся.
   Эллен остановилась на липовой аллее, разделявшей два корпуса Космического института. Нежно пахло медом. Солнце пригревало. Эллен зажмурилась и вдруг почувствовала, как хорошо на Земле. Потом открыла глаза...
   Итак, слева здание... Здесь безумцы или герои хотят ступить в другие миры, а справа здание... Здесь некий дерзкий человек хочет дотянуться до этих миров рукой. Да, да! Эллен так и напишет в своем очерке.
   Два пути к звездам! На одном старший Громов, на другом - младший...
   Она решительно повернула к белому корпусу, на дверях которого было написано: "Лаборатория дальнеуправления". Эллен сощурилась. Как его зовут? Евгений!..
   Младший Громов был предупрежден и ждал Эллен в подъезде.
   Неужели они братья? Эллен с интересом всматривалась в тонкие, даже нежные черты лица... Только жесткое упорство в подбородке и в уголках губ чуть напоминало брата.
   Они вошли в длинную узкую комнату с тяжелыми лабораторными столами, покрытыми паутиной проводов и желтыми пятнами ящичков с приборами.
   Скромная миловидная девушка в голубом рабочем халатике поздоровалась с американкой, но та была занята своим спутником.
   - О-о! Так вот как выглядят технические гении, создающие современные чудеса! - сказала Эллен, стараясь взглядом смутить молодого человека. - Я думала, что они обязательно лысые и сутулые.
   Евгений отвел глаза:
   - Вы имеете дело не больше чем с летчиком-испытателем.
   - Но ведь вы инженер?
   - Как и всякий испытатель современной техники.
   - Беспримерное путешествие на небо называется испытанием? Великолепно! А вы тоже тренируетесь? - иронически спросила Эллен.
   - Конечно, - ответил Евгений, с интересом разглядывая посетительницу.
   - Где же трапеция? - продолжала та словесную игру.
   - К сожалению, меня ждут корреспонденты, - уже суше сказал Евгений Громов.
   - Корреспондентка, - с укором поправила Эллен.
   - Здесь вы одна, но... в пятидесяти километрах...
   - Всегда предпочитаю быть одна, - смеясь объявила Эллен.
   Евгений Громов подвел американку к макету танкетки, установленному внутри поворачивающейся во всех направлениях рамы. Гусеницы танкетки не доставали до пола. Громов открыл дверцу и предложил Эллен заглянуть внутрь.
   - Колоссаль! - воскликнула она.
   Верхняя часть кузова танкетки - полусфера молочно-белого стекла изнутри была сплошным телевизионным экраном. Эллен увидела на нем поле, извилистую колею дороги, недавно выкопанный ров, березки, а около них группу людей, видимо журналистов.
   Евгений Громов забрался на кресло водителя.
   - Подлинная танкетка будет передвигаться по Луне, мисс Кенни, сказал он, - и все, что вокруг танкетки, я увижу с Земли на этом экране, как сейчас вижу полигон. А на Луне, будь вы там, вы увидели бы на наружном телеэкране мое изображение в кабине.
   - Предпочитаю не изображение, - задорно сказала Эллен.
   Громов отвернулся и, стараясь скрыть смущение, склонился над пультом с приборами. Дверцу он не закрыл. Гусеницы загрохотали, танкетка стала крениться то влево, то вправо, поднималась то носом, то кормой. Макет копировал движение и положение бегущей где-то танкетки.
   Эллен заглянула в приоткрытую дверцу и сразу перенеслась на полигон. Бежали назад деревья, корреспонденты, машущие руками... Она даже ощутила крутой поворот, потом яму...
   - Не выношу тряски, лучше асфальт, - сказала Эллен.
   Но танкетка двигалась отнюдь не по асфальту. Временами казалось, что она опрокинется. Водителя трясло и болтало, словно он в самом деле ехал по ужасной дороге.
   Наконец, он, возбужденный, довольный, выбрался из танкетки.
   - Как видите, "Вавилонская башня" не нужна, - торжествующе сказал он.
   - Вы дотянетесь до других планет рукой? - Эллен закурила сигарету, щелкнув крохотной зажигалкой на наконечнике карандаша. - Скажите, вы боитесь лететь в Космос?
   Евгений вспыхнул:
   - Боюсь? Разве люди, изобретавшие механические руки, чтобы орудовать с радиоактивными веществами, были трусами? Что может быть прекраснее человека?
   - Вы любите Максима Горького?
   - Вы читали его? - обрадовался Евгений.
   - А как вы думаете?
   - Мне бы хотелось, чтобы читали. Можно вырвать собственное сердце, светить им, как факелом... но можно и напряжением мысли и сердца осветить людям далекие, недостижимые миры. Тоже во имя счастья человека.
   - Но ваш брат хочет ступить на них ногой!
   - Нужен ли такой риск? Ведь дальнеуправляемая танкетка способна все увидеть на другой планете, изучить, ощутить, все сделать, наконец! Ведь у нее есть такие руки-манипуляторы...
   - Я не знаю, кто из вас более дерзок: вы или ваш брат, - сказала Эллен, вставая.
   Евгений провожал гостью через лабораторию.
   - Вы тоже опасный скромный человек, - рассмеялась Эллен и протянула руку. - Гуд бай! Может быть, увидимся.
   Громов смотрел из окна, как шла Эллен по липовой аллее, маленькая и стройная, шла уверенно, ни разу не обернувшись.
   Г л а в а  ч е т в е р т а я
   ЛЕТАТЬ ИЛИ ПОЛЗАТЬ!
   Электрический поезд остановился у подмосковной платформы. Пассажиры хлынули из вагонов. Вечер был тихий и ласковый. Вдалеке лаяли собаки. Раздался низкий гудок, поезд ушел, и стало совсем тихо.
   От высокой платформы до леса, скрывавшего берег реки, над землей стелился молочный туман. Пахло смолой, прелью, чуть-чуть сыростью и свежей масляной краской от пешеходного мостика, перекинутого через рельсы.
   Пассажиры шли по нему вереницей, озабоченные и торопливые.
   Внизу на перроне горели шары фонарей, в прозрачных облаках бежала неполная луна.
   Сойдя с мостика, люди погружались по колено в туман.
   Петр Сергеевич и его спутница сошли последними.
   Туман, казавшийся сверху сплошным, здесь был редким и прозрачным. Но справа и слева от тропинки он густел, скрывая кусты и кочки старого болотца.
   - Будто выше облаков, - сказала девушка. - Вы станете об этом вспоминать, Петр Сергеевич?
   - Об этом? Конечно. Ведь такого никогда там не встретишь.
   - Не говорите слова "никогда".
   - Я имел в виду туман. Тут на него раздражаешься... Сырость. А там... тосковать по нему, пожалуй, буду.
   - Тосковать... по туману, - вздохнула девушка.
   Они вошли в березовый лесок.
   - Не только по туману, - задумчиво сказал Петр Сергеевич. - Вот об этих березах... Марко Поло, проехав когда-то по нашим краям, писал, что он встретил в удивительной стране удивительные деревья, кора которых напоминала кожу женщины. - Громов рукой коснулся молодой березки. - Что-то мы встретим в чужом мире?
   - Не надо! - замотала головой девушка. - Это страшно... Всегда видеть над головой ваш бесконечно далекий мир.
   - Что ж делать! Провожали ведь людей в Арктику или Африку времен Левингстона. Тех путешественников нельзя было увидеть ни в какой телескоп...
   - Телескоп! - повторила девушка. - Можно заметить предмет высотой полтора метра... С Земли будут видны ваши движущиеся тени...
   - И вы помашете отсюда нам рукой.
   Девушка остановилась.
   - Я уже сейчас помашу вам рукой, Петр Сергеевич, - грустно сказала она.
   - Что вы, Наташа! Разве вы не зайдете к нам на дачу?
   Девушка горько усмехнулась:
   - Нет, зачем же? Вы там будете своей семьей. А я...
   - Наташа! - с укором воскликнул Громов. - Вы у нас как родная!.. И вместе с Женей мне ножку подставляете, - пошутил он.
   - Как вам не стыдно? Ведь вы такой... Я знаю, кого могут послать туда. - Она взглянула на Луну и, зябко поведя плечами, накинула косынку.
   - Милая Наташа... Давно я хотел сказать. Для вас я только полотно, на котором вы рисуете невесть что...
   - Я не рисую, а вижу. И все еще чего-то жду...
   Громов нахмурился и с усилием произнес:
   - Не надо ждать.
   Наташа отвернулась. Скомкав косынку, она прижала ее к лицу. Потом молча побежала вниз по тропинке.
   Громов стоял, борясь с желанием вернуть ее. Наташа скрылась за поворотом. Под березкой что-то синело. Он поднял косынку...
   Он знал Наташу еще в Ленинграде, школьницей, когда она приходила к Жене готовить уроки. Петр приезжал из Пулковской обсерватории, отсыпался после "звездной ночи" и, выходя в столовую, заставал "зубрилок" за учебниками, разложенными на обеденном столе.
   Они вместе окончили школу и поступили в Ленинградский политехнический институт. Очень трудно уловить момент, когда девочка превращается в девушку, когда отношение к ней вдруг становится иным... Если бы не 1957 год, все сложилось бы не так для Петра Громова и Наташи.
   В этом году советская ракета вынесла на орбиту первый искусственный спутник Земли, и межпланетные путешествия стали близкой реальностью. Петр Громов стал работать над проектом лунной экспедиции и перебрался в Москву, в Космический институт.
   Евгений, под влиянием старшего брата увлекшийся Луной, еще на третьем курсе института задумал управляемую с Земли танкетку, проект которой решил разработать в дипломной работе.
   Евгений и Наташа два года спустя закончили институт. Наташу направили в какую-то лабораторию, а Евгений оказался, как это ни странно, в киностудии... Именно там для научно-фантастического фильма о полете на Луну потребовалась спроектированная им танкетка. Он построил свою танкетку, ее видели с экрана миллионы зрителей, но мало кто из них мог предположить, что это подлинная модель будущего лунного вездехода.
   Братья дружили и летние месяцы проводили вместе в альпинистских походах. Петр был мастером альпинизма, впрочем также и мастером-десятиборцем; Евгений уступал ему в легкой атлетике, но трудности горных походов они делили поровну.
   Наташу с собой не брали...
   Евгений принадлежал к числу людей "одержимых". Он выработал для себя труднейшую программу жизни: работал трактористом на целинных землях, крановщиком в ленинградском порту, был членом автоклуба и даже прославился как автогонщик. Он устанавливал на машинах изобретенные им приспособления, чтобы механизм не сразу, а спустя две-три секунды выполнял его приказы, и все для того, чтобы выработать в себе способность управлять лунной танкеткой, отстоящей на таком расстоянии, при котором электромагнитная волна на путь в два конца затрачивает три секунды. Ведь за него учесть опоздание не только его команды, но и видимого им изображения не могли никакие приборы, как нельзя скорректировать изображение видимых звезд, какими были они, по существу говоря, миллионы лет назад. Два раза Евгений попадал в тяжелые аварии, но приобрел удивительные навыки, заменявшие "принципиальное бессилие" приборов.
   Студенческая работа Евгения, к которой Петр относился с легкой иронией, и дальнейшее его "самосовершенствование" не остались незамеченными. Руководство Космического института организовывало лабораторию дальнеуправления, чтобы освоить новое чудо техники - "лунный вездеход", созданный для реальных целей упорным совместным трудом многих научно-исследовательских институтов и заводов. Это поразительное творение, по своему техническому совершенству достойное современных космических ракет, в основных чертах напоминало наивную танкетку Евгения.
   И именно Евгению было доверено освоение нового "чуда". Для этой цели он был приглашен работать в Космический институт. Он пришел туда неожиданно для брата, своим путем. И вместе с Наташей... Она так хотела. Тихая, она всегда добивалась своего.
   В Москве отношения Петра с Наташей начали складываться по-новому.
   Молодой доктор наук, профессор, вероятный участник экспедиции на Луну, стремился избежать всего, что хоть чем-нибудь могло его ослабить, отвлечь.
   И вот почти накануне полета космического корабля "Искатель" его командир подобрал с земли Наташину косынку и бережно положил ее в карман.
   К даче, которую они с братом снимали в поселке Космического института, Петр шел медленно, погруженный в раздумье. На веранду поднялся тяжело, словно не он брал с шестом высоту более четырех метров.
   На веранде, сидя на стуле с шитьем в руках, спала маленькая старушка. На столе было собрано к чаю, чайник прикрыт мягкой куклой, чашки расставлены, хлеб нарезан, на тарелку наброшена салфетка.
   Только оставаясь наедине, забывала старушка про свои годы, казалась себе по-прежнему легкой и ловкой, быстрой и задорной, той самой Настенькой, на которую загляделся видный Сергей Громов с Обуховского завода. Такими же крепкими, задорными росли мальчики - старший Петя и младший Женя. Их очень любили не только она и муж, но и свекор. Старик все хотел, чтобы они стали потомственными мастеровыми. Этого же хотел и отец. Петя настырный был, вечно добивался "почему". Росли вместе, а совсем разные. Младшенький не за старшим шел, норовил все по-своему. И дрались, бывало, не разнимешь. Но друг друга никому в обиду не давали.
   Не привелось ни отцу - с первых дней войны в подводники ушел, ни свекру - в блокаду старик помер - братьев Громовых на Обуховском заводе увидеть. Своим пошли они путем, и не угадать было тогда...
   Вдруг старушка вздрогнула, открыла глаза. В дверях веранды стоял Петр. Она бросилась ему на грудь.
   - А ты и чай собрала, словно знала, - сказал Петр, ласково обняв мать и усаживая ее к столу.
   - Да я каждый вечер собираю. Все думаю, вот приедете...
   - Работа, мама. Сама понимаешь.
   - А ты один?
   - Заходил за Евгением. Там только Наташа была.
   - Так где ж она? - всполошилась мать.
   - Разобиделась, убежала...
   - Нехорошо это, Петя, - с упреком сказала мать, хлопоча у стола. Лучше бы ты год назад послушался матери, женился на Наташе.
   - Не береди, мама, - Петр резко отодвинул стул, за спинку которого держался. - Как ты не понимаешь! Я уже знал тогда... Не имею я права... Есть дела, на которые можно идти только одиноким.
   Мать обернулась и покачала головой.
   - Одиноким? А меня разве нет?
   Петр подошел к ней и обнял за плечи:
   - Ты у меня сильная. А я не могу ни ее связывать - пусть будет свободной, ни себя ослабить.
   - Думаешь, это от силы у тебя? От слабости. Я, жена подводника, в Ленинграде на пирсе стояла, вас с Женей за руки держала. Глаза проглядела...
   - Не надо, мама!.. Я-то знаю твое горе. Потому и о других думаю.
   - Неверно это, Петя, неверно... От себя и на Луне не спрячешься.
   За верандой послышался шум, распахнулась дверь, влетел Евгений, возбужденный, радостный, сияющий...
   - Чай отменяется! - воскликнул он. - Бокалы для шампанского! - И он взмахнул в воздухе завернутой бутылкой.
   - Что это ты? Рано еще его провожать, - насторожилась мать.
   - Не придется его провожать, мама! - загадочно заявил Евгений. - Все в порядке! Никуда он не полетит.
   - Да что ты, Женечка! - удивилась мать. - Столько труда и не полетит?
   Евгений опустился на стул и с грохотом поставил бутылку на стол:
   - Поздравьте, наша танкетка блестяще прошла испытания!
   - Я этого ожидал, - сказал Петр.
   - Ну, тогда можно и выпить, - согласилась мать.
   - Танкетка полетит на Луну! Вместо Петра! Вместо людей.
   Петр молчал.
   Евгению стало не по себе. Он ждал взрыва, бури. Он продолжал говорить матери, но смотрел на брата:
   - Понимаешь, мама... Человеку незачем быть на Луне. Он не может жить без защиты атмосферы. Пусть за него все сделают автоматы. Их дешевле забросить туда!
   Петр встал:
   - Бухгалтерия Космоса! Дешевле, проще! Всякий прибор - тупой и бездумный исполнитель! Что может сделать управляемый робот? Что он может сделать по сравнению с человеком, находчивым, изобретательным, ориентирующимся в любом положении, с натренированным телом, которое бесконечно совершеннее неуклюжих машин!
   - Но я - душа управляемой мною машины. Понимаешь?
   - Вот потому-то и сам становишься таким же тупым и бездумным, как ваша танкетка.
   - Оставь ее в покое!
   - Я-то ее как раз и не оставлю. Ей всегда нужно давать задания.
   - Это будет делать ее водитель... с Земли, - повысил голос Евгений.
   - Тебе придется примириться с тем, что приказывать водителю буду я... с Луны, - невозмутимо заявил Петр.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Что тебе не удалось подложить мне "свинью"! Думаешь, испытали замечательную машину, которой можно управлять на Луне, так и не полетят на Луну люди, рейс "Искателя" отменят?
   - Отменят!
   - Нет, решение иное. Оно мне известно.
   - Какое?
   - Полетят два "Искателя". На одном мы с Аникиным, на другом - ваша танкетка. А на Луне она нам пригодится.
   - Что? - Евгений вскочил. - Ну нет! На Луне танкетка многое докажет... И раньше всего, что ты там не нужен!
   - Я там не нужен? - грозно надвинулся на брата Петр. - Ты понимаешь, на что замахиваешься? На самое для меня святое!
   - Оставь свой звонкий топот. Сам ты что делаешь? - отступив на шаг, крикнул Евгений. - Только что ревущую Наташу встретил.
   - Мальчики! - встала между сыновьями мать. - Да _______раво!.. В детстве и то так не дрались. Если ле________ по-братски.
   Евгений этой же ночью добился свидания с академиком Беляевым.
   Академик, предупрежденный по телефону, сам открыл Евгению дверь. Как всегда изысканно одетый, словно и не спавший, он тихо провел его по коридору, потом плотно запер дверь кабинета.
   - Ну, - сказал он, улыбаясь одними глазами. - Если разрешишь, я выскажу все твои бурные мысли. Два взаимно исключающих направления!.. Мы не смеем!.. и так далее...
   - Нельзя превращать такой удивительный вездеход в ишака, во вьючное животное!.. Он рассчитан на самостоятельную работу, а не на роль помощника!
   - Не торопись. Помощь, может быть, еще и тебе понадобится. Наша танкетка значительно усилит экспедицию, но и члены экспедиции расширят ее возможности. Ты ведь "рожденный ползать". Ни на одну Лунную гору не поднимешься. Не так ли? А Луна - планета гор, притом кольцевых. Танкетка через горное кольцо не проникнет, тайну кратеров, к сожалению, не раскроет. Я уже не говорю о той стороне Луны, недоступной для радиоуправления.
   - Но ведь это же такой риск для людей!
   - Ты с нашей танкеткой должен уменьшить этот риск до предела. Спокойно вежливый, непоколебимый, академик обезоруживал. - Ты коммунист? спросил он.
   - Еще молодой... - смутился Евгений.
   - И брат твой коммунист!
   - Разве коммунисты не могут соревноваться?
   - Могут и должны, но... помогая друг другу.
   - А я смогу там действовать самостоятельно?
   - Сможешь!.. Иди домой спать. Пожми брату руку.
   - Я пожму ему руку. Все время буду жать руку на Луне... железным манипулятором! - многозначительно пообещал Евгений.
   Академик, пропуская Евгения вперед, довел его до выходной двери.
   - И не забывай, - сказал академик на прощание. - Ты - наша связь с ними... Живая. А это очень, очень важно...
   На дачу Евгений уже не поехал.
   Г л а в а  п я т а я
   ФЛАГ ЛУНЫ
   Высокие голые скалы, зубчатые, с острыми вертикальными ребрами, желтоватыми прожилками и черными зигзагами трещин, отвесно поднимались с каменистой россыпи, замыкая равнину со всех сторон, как арену гигантского цирка.
   На хмурых шершавых утесах не росло ничего, меж камнями не забилось ни горстки земли, на слое пепельной пыли не отпечаталось ни единого следа ящерицы, змеи или насекомого.
   Не было и смерти, потому что смерть - последний акт жизни, которой здесь не было. Все застыло в леденящей неизменности, в безысходном покое... Только резкие тени беззвучно и неумолимо двигались, пересекая равнину от затененных склонов до мертвенно-платинового, ярко освещенного обрыва.
   Внезапно в середину каменистой арены с неба уперся огненный луч, красный, узкий, почти не расходящийся. Он коснулся камней, и под ним заклубилось облако дыма или пыли. На пламенном луче, словно опираясь на него, как на жесткий столб, удерживалось в высоте сверкающее на солнце серебристое тело.