– Рассуждаешь ты как знаток.
   – Я не хожу по борделям.
   – А знаешь кого-нибудь, кому довелось работать в борделе?
   – Это сколько угодно.
   – Знаешь, а я, по-моему, совсем не люблю отца. Честно говоря, я его, скорее, ненавижу.
   – Ты уверена, что ключ у тебя с собой?
   – Да вот же он! – Дженни похлопала по своей сумочке. – А ты действительно со мной останешься? А то я не люблю ночевать одна, да еще на отшибе.
   – Посмотрим, – сказал Спиннерен.
   – Нет, ты действительно какой-то чудной!
   Она ведь только что недвусмысленно предложила ему с нею переспать. И сейчас положила руку ему на колено.
   – Я совершенно не понимаю, о чем ты думаешь. Я даже не знаю, нравлюсь я тебе или нет.
   – Ты мне нравишься, Дженни. Очень нравишься.
   – Там почему же ты так долго тянул?
   Он посмотрел на нее. В глазах у него на миг вспыхнула нежность.
   – Хотелось бы мне объяснить это тебе. Честное слово, хотелось бы.
   Она подалась к нему.
   – В этих креслах утонуть можно.
   Твелвтрис был полупьян. Первый стаканчик он пропустил для успокоения нервов, второй в процессе ожидания, и помнил он сейчас только то, что позволил себе напиться и позвонил Риальто. Если Спиннерен уже управился с заданием и нынешней ночью прибудет за деньгами, он, должно быть, разозлится, обнаружив здесь шлюху. Ну и хер с ним! Маленький поганый убийца.
   В дальнейшем ожидании он пропустил еще пару стаканчиков. На него нахлынули воспоминания и размышления. Задумался он и над тем, что происходит прямо сейчас. Спиннерен организовал все так, чтобы он очутился здесь без парочки верных поляков. Так что не исключено, что Спиннерен вообще ничего не сделает, а просто приедет сюда, чтобы его ограбить. Пятьдесят тысяч, которые он незначительными суммами снял сегодня из полудюжины банков, лежали в простом бумажном пакете на одной из полок.
   Страх боролся у него в крови с алкоголем. Он прошел в спальню, открыл шкаф. Пошарил на верхней полке и вытащил пистолет, припасенный здесь на всякий случай. И – тоже на всякий случай – сунул его под подушку.
   Вернулся в гостиную как раз, когда зазвенел колокольчик. Включил верхний свет и одновременно телекамеру наружного наблюдения. Маленький экран возле двери замерцал. Девочка в блузке и коротенькой юбочке стояла у входа. На мгновение он подумал, что чья-нибудь дочь по ошибке позвонила не в ту дверь. Но потом, все вспомнив, отпер.
   – Что я могу сделать для тебя, папочка? – спросила Фелиция.
   – Ступай прямо по холлу в спальню, и мы с тобой это обсудим.
   В спальне она впервые внимательно посмотрела на него и подумала: что-то мне физиономия этого мудака кажется знакомой. Ее второй мыслью было: говнюк нажрался. А третьей: то, что говнюк нажрался, может обернуться и к лучшему, и к худшему.
   – Хочешь, чтобы я сняла юбочку или чтобы как следует посопротивлялась?
   – Да что это! У тебя меню прямо как в китайском ресторане. А если немного первого и самую малость второго?
   – Как вам будет угодно. Запеченное яйцо бесплатно к каждым трем блюдам.
   – О Господи! Даже проститутки в этом городе комикуют. Все кругом комикуют. Вот в чем ужас мира. На тебе хлопчатобумажные трусики?
   – А папа римский – поляк?
   – Хватит этих идиотских шуточек. Снимай юбку. Дай мне посмотреть на твои трусики. И прекрати острить.
   – Я вас поняла. Если все станут острить, то кто же тогда останется, чтобы смеяться и аплодировать.
   И когда Твелвтрис нахмурился, она сказала: – Поиграем в какие-нибудь игры?
   – Например?
   Голос его звучал с пьяной нечленораздельностью.
   – Может, хотите меня наказать?
   – А ты плохо себя вела? Лежала на постели прямо в туфельках?
   Все понятно, подумал Риальто. Малышка заходит в дом, обнаруживает, что в клиентах у нее Роджер Твелвтрис, Мистер-Заебучая-Америка, и забывает обо всем на свете. И о том, в частности, что он торчит здесь, дожидаясь ее сигнала.
   Он завел мотор, развернулся. Остановился, не выключив мотор, в надежде на то, что этот шум, возможно, заставит ее кое о чем вспомнить.
   Знаменитости. Все от знаменитостей без ума. Неутолимая жажда славы, охватившая всю Америку. Но представить себе такое!.. Малолетняя потаскушка, знаменитостей этих перепустила, должно быть, штук сто пятьдесят. Футболисты, киноактеры, телезвезды, политики, полицейские офицеры и генералы, – но стоит ей встретить еще одного говнюка вроде них, и вот она уже не думает, что ей сказочно повезло, и начисто забывает о верном человеке, который честно делает свое дело.
   Ну и черт с ней!
   Он рванул с места и помчался на выход. Подъехав к будке охранника, обнаружил, что возле нее остановилась еще одна машина. Он тут же приглушил мотор и убрал фары. Достал из «бардачка» прибор ночного видения, обошедшийся ему в изрядную сумму. Навел на вновь прибывший «БМВ» и на его пассажиров.
   Ни хера себе, подумал Риальто, это же тот самый заморыш, Спиннерен! Что ему делать здесь в такой час – да еще всего через несколько часов после того, как он стрелял в Нелли Твелвтрис? И, если Риальто окончательно не ослеп, пассажиркой «БМВ» оказалась Дженни Твелвтрис. Ну, бывают ли такие совпадения? Нет, тут чувствуется рука судьбы. Он доставил малолетнюю потаскушку отцу в тот же самый час, когда дочь привезла сюда – ей одной ведомо зачем – профессионального убийцу.
   Риальто отвернулся, пригнул голову, словно ища что-то в «бардачке», и пропустил Спиннерена и Дженни.
   Потом подъехал к воротам.
   – Ни минуты покоя, а, – сказал охранник.
   – А что такое?
   – А ты что, ни видел машины? Это дочь Твелвтриса с каким-то блондинчиком. А ты только что доставил отцу малолетнюю потаскушку. Вот уж сюрприз так сюрприз.
   – А почему ты не объяснил дочери, что ее отец принимает гостей?
   – Потому что это было бы превышением служебных полномочий.
   – Твелвтрис тебя по головке не погладит.
   – А что мне было делать? Нет, ты скажи, что мне было делать? Никто мне ничего не объясняет. И кроме того, Твелвтрис подарил мне на Рождество всего двадцать долларов плюс бутылку вшивого «бурбона».
   Спиннерен чувствовал усиливающееся напряжение. Все оказалось далеко не таким простым делом, но тем не менее сработало. А просто и не бывает. Ему хотелось бы, чтобы все было просто, но так не бывает никогда.
   – Сюда, – сказала Дженни. – Прямо сюда. Он подъехал, припарковал машину. Они вышли.
   – Мне показалось, что со стороны пляжа в доме горит свет, – сказал Спиннерен.
   – При такой-то луне? Это невозможно определить. – И все же мне так показалось. – Должно быть, ночное освещение.
   – И все же пройди в дом первой и осмотрись. А если там кто-нибудь есть, то мне, наверное, не стоит показываться им на глаза, верно?
   – А собственно говоря, почему бы и нет? Скажем, что я решила провести здесь ночь, а ты просто подвез меня.
   – Подвез? И только? Она улыбнулась.
   – Ну хорошо. Я пойду взгляну. А если кого-нибудь обнаружу, то скажу, что приехала с тобой полюбоваться лунной дорожкой и что ты затем отвезешь меня обратно в город.
   – Хорошая мысль. И оставь дверь открытой. Если через пять минут ты не выйдешь, я пойму, что все в порядке, и зайду за тобой следом.
   Глаза у нее были сейчас сонными и хитрыми, как у кошки. Ее язык стрельнул наружу и лизнул верхнюю губу.
   – Ладно, – сказала она.
   Тихо подошла к двери, вставила ключ, отперла, проскользнула внутрь, оставив дверь приоткрытой.
   Спиннерен огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Он достал с заднего сиденья коробку из-под сигар и переставил ее на крышу машины. Открыл багажник, раскрыл в нем оружейный саквояж и достал оттуда пистолет с глушителем.

Глава тридцатая

   Ключ повернулся в замке без скрипа, даже легчайшего. Так проникают в чужой дом воры. Этому она отменно научилась еще у себя в Атланте, живя с матерью и отчимом.
   Придержав автоматическую защелку, она обеими руками прикрыла дверь. Ни шороха. Хорошо в этом смысле натренированная, она застыла в неподвижности. Она стояла, широко расставив ноги, выпрямив спину и вздернув подбородок, она легонько водила головой из стороны в сторону, проверяя дом на предмет хоть малейших признаков жизни. Потом она разулась.
   Издали, из той части коридора, куда выходили спальни, до нее донесся какой-то шепот. Хотя не исключено, что это шептались волны. Но если в Доме кто-то все-таки есть, она вполне может выскочить отсюда, так и не известив их о своем приезде. И тогда они со Спиннереном смогут провести ночь где-нибудь в другом месте. Одна мысль об этом привела ее в волнение. Она чувствовала, что Спиннерену удастся так или иначе изумить ее.
   Он был одновременно загадочен и чудесен. И всегда жестко контролировал себя, хотя она и угадывала в его повадках скрытое напряжение.
   Она на цыпочках пошла босыми ногами по ковровой дорожке.
   – Только не рассказывай мне, что ты никогда не порол маленьких девочек, – произнесла Фелиция, гримасками пытаясь подражать Мадонне.
   – Ну, бывает, разок-другой отшлепаю, – ответил Твелвтрис. – Сними-ка блузку.
   Она сняла блузку, встала боком, так, чтобы он видел маленькие, но уже с твердыми сосками грудки. Он протянул руку – и она сделала пару шагов навстречу ему. Он увидел шрамы на груди. Его лицо исказилось. Язык выстрелил наружу.
   Как у ящерицы, подумала она. Ящерицу она видела по телевизору. Ну конечно, по телевизору.
   – Господи, так это вы, – сказала она.
   – А что, Риальто не сказал тебе, куда он тебя везет?
   – Да Господи, он такой забывчивый…
   Фелиция невольно отпрянула. Да, она знала этого сукиного сына, понаслышке, но знала. О нем говорили скверно, очень скверно. И ей рассказывали, что именно этот человек – Мистер-Полуночная-Америка – так изувечил ее собственную мать, что та вскоре после этого умерла.
   – В чем дело? – спросил Твелвтрис, присаживаясь на кровать.
   – Просто глазам своим не верю. Надо же, Роджер Твелвтрис!
   – Ну, и куда ты сейчас-то собралась?
   – Только что вспомнила. Майк ждет, чтобы я ему сказала, останусь ли на ночь.
   И она бросилась к двери.
   Дженни четко слышала голоса, но не разбирала слов. Она решила, что низкий голос принадлежит ее отцу. А тонким, почти писклявым, разговаривает девочка.
   Движимая непреодолимым любопытством, она подошла уже к самым дверям спальни.
   – Значит, я пойду скажу ему, чтобы он меня дождался? – вопросительно протянула Фелиция.
   Твелвтрис уже извлек болт и взял его в руку. Он неотрывно смотрел на шрамы, которыми была усеяна ее почти мальчиковая грудь.
   – Давай-ка сюда свою попку. Свою худенькую попку. Уедет Риальто, значит, уедет.
   Он вскочил с постели.
   Фелиция отвернулась от него, ухватилась за дверную ручку и распахнула дверь настежь. И тут же, вскрикнув, отступила в спальню, чуть не натянув на голову юбку, которая только что болталась где-то в районе щиколоток.
   Дженни тоже изумилась, но она не закричала и не отпрянула. Она поглядела на девочку, на которой ничего не было, кроме белых носочков, простых туфелек и хлопчатобумажных трусиков. Она увидела в спальне собственного отца с болтом в руке. Фелиция, присев, начала натягивать юбку. Бросившись затем мимо Дженни прочь из спальни, она едва не сшибла ее с ног.
   Дженни в страхе и отвращении отвернулась.
   – Погоди-ка минуточку, Дженни. Погоди-ка, – прохрипел Твелвтрис.
   Он схватил дочь за руку.
   Фелиция выбежала из дому.
   Риальто не было. Его белого «кадиллака» тоже не было. Ей навстречу шел блондин с пистолетом в руке.
   – Фелиция, – крикнул он. – Какого черта тебя сюда принесло?
   Незнакомец с пистолетом, да к тому же знающий, как ее зовут, – все это заставило ее оцепенеть. И тут она увидела и поняла, кто это.
   – О Господи! Алиса?
   Они постояли, глядя друг на друга. Спиннерен указал пистолетом на заднее сиденье своей машины.
   – Ступай туда, – сказал он.
   – Я не могу поверить. Чего ради ты так оделась? – спросила Фелиция.
   Он обошел вокруг машины и с силой втолкнул девочку в салон. Затем, вновь обежав машину, оказался спереди, у дверцы водителя. Постоял в нерешительности, время от времени посматривая на дом.
   Оттуда донесся звук выстрела.
   Где-то залаяла собака.
   Спиннерен сел за руль и развернулся посередине дороги. Коробка из-под сигар свалилась с крыши «БМВ» и покатилась на обочину, постукивая всем своим содержимым – брусками динамита, взрывателем, часовым механизмом.
   Собака продолжала лаять.
   Дверь пляжного домика открылась, но «БМВ» уже подкатывал к воротам. Ни Спиннерен, ни Фелиция не увидели Дженни, в слезах застывшую на крыльце. Все ее изорванное платье было залито кровью.

Глава тридцать первая

   Всегдашняя поразительная невозмутимость Спиннерена покинула его. Мимо будки охранника он промчался на большой скорости.
   Тот, однако, успел удивиться тому, что малолетняя поблядушка очутилась в «БМВ». Конечно, скандал мог начаться из-за того, что дочь застукала отца за забавами с проституткой, выдающей себя за школьницу, но почему эта полуголая девчонка оказалась в машине у дружка дочери?
   Спиннерен вырулил на хайвей и промчался мимо того места, где как можно незаметней припарковал среди деревьев и кустов свой «кадиллак» Риальто, решив еще раз подкараулить красный «БМВ» и сесть ему на хвост.
   И все же Риальто чуть было не проспал пронесшийся мимо «БМВ», и ему пришлось гнаться за ним довольно долго.
   Фелиция надела и оправила юбку и оглядывалась в салоне, словно ожидая, что здесь невесть откуда возьмется ее блузка.
   – А ты знаешь, кто в этом доме живет? – спросила она. – Знаешь, кто снял меня через этого сукиного сына Риальто, который, черт бы его побрал, как сквозь землю провалился?
   – Твелвтрис, – сказал Спиннерен.
   – Именно. Тот самый мерзавец, который забил до смерти Ботфорты.
   Спиннерен искоса посмотрел на нее.
   – Так ты называешь собственную мать?
   – А как мне ее, по-твоему, называть? И она не только моя мать, но и твоя. А ты сама называла ее Ботфорты, прежде чем перебралась к дядюшке Бенни.
   – А вторую ее кличку ты помнишь?
   – Конечно, помню. Ее все называли Мать Фелиции, потому что все меня знали, я была такая бойкая. А с чего это ты сбежала к дядюшке Бенни?
   – Да уж лучше так, чем крутить любовь с клиентом на пару со старой дамой.
   – Нет, вы только поглядите на нее! Теперь она называет нашу мать старой дамой. Полагаешь, так оно приличней? И что же, с дядюшкой Бенни тебе жилось лучше?
   – Нет, не лучше. Но дядюшка Бенни умер.
   – Я не знала. А когда это случилось?
   – Давным-давно. Через пару месяцев после моего ухода от вас.
   – Плохо дело, – сказала Фелиция. – А ты не одолжишь мне свою куртку?
   Спиннерен включил ручной тормоз.
   А едущий на полмили сзади Риальто вновь чуть было не задремал. Сбросил скорость, потом и вовсе свернул с дороги. Если бы Спиннерен обернулся и посмотрел вверх по склону, он бы увидел, как «кадиллак» подъезжает к гаражу дома, в котором жил он сам.
   Спиннерен достал из багажника черную борцовку каратиста. Как только он поехал дальше, Риальто вновь вырулил на дорогу и опять сел ему на хвост.
   – А с какой стати ты сюда вернулась? – Фелиция влезла в борцовку. Подавшись вперед, она провела по груди Спиннерена. – И куда подевались твои буфера? И вообще почему ты переоделась педиком? Послушай, ты часом не гермафродит?
   – Мне бы не хотелось распространяться на эту тему.
   – Господи, да трахайся ты, с кем хочешь. С бабами, с мужиками, по мне, так хоть с лошадьми. Все, что ты можешь придумать, Алиса, я уже разок-другой успела попробовать.
   – Меня теперь зовут Коннор Спиннерен.
   – Ну, знаешь, сестру я все равно по фамилии звать не буду. Раз Коннор, значит, Коннор. Но почему вдруг Спиннерен? Разве у нас в роду были Спиннерены? Знаешь, а из тебя получился смазливый мужичок. Не будь я твоей сестрой, я бы к тебе подклеилась. Нет, с тобой рехнуться можно!
   Все было как в старые добрые времена. Фелиция как затараторила года в два-три, так, видать, и тараторит с тех пор без перерыва.
   – А почему это со мной рехнуться можно? – спросил Спиннерен.
   – Потому что ты не пришла мне на помощь, когда умерла Ботфорты. Мне пришлось пробиваться самой.
   – Я услышал об этом, когда все давно уже закончилось. Я начал было разыскивать тебя, но нигде не нашел.
   – Как же нигде? Я была у Герти.
   – Что еще за Герти?
   – Герти Феллон. У нее бордель в Дауни.
   – Господи помилуй.
   – Вот именно. Я уж постаралась оттуда выбраться, как только ходить научилась. В фигуральном смысле. А с тех пор я в Голливуде.
   – На панели, значит?
   – Нет, конечно, в кондитерской, а ты как думала? Надо же зарабатывать себе на жизнь. А попрошайничать стыдно.
   – Где я только не жил после смерти дядюшки Бенни.
   – Да, и где же?
   – В Коннектикуте, в Нью-Йорке, в Иллинойсе.
   – Да я и сама кое-где бывала, – желая слегка прихвастнуть, сказала Фелиция. – А почему ты вернулась в Лос-Анджелес?
   – Убить сукиного сына, который замучил до смерти нашу мать.
   Фелиция посмотрела на Спиннерена с ужасом и восхищением.
   – Шутишь?
   – Я поклялся убить его и убил бы сегодня ночью, если бы ты не выскочила внезапно из его дома. А так, наверное, придется потратить на это следующую ночь. – Он обернулся и посмотрел на заднее сиденье. – Горе мое, я же забыл его на крыше.
   – Что ты забыла на крыше?
   – Ладно, проехали.
   Они уже доехали до Сансета. Спиннерен подъехал к бензоколонке и припарковался возле телефона-автомата.
   Пока сестра звонила по телефону, Фелиция, глядя на нее, думала о том, как легко воспринимать Алису в мужском роде. И одежда, и стиль поведения – все было мужским. «Надо бы не забыть рассказать про это у Четырех Углов», – вслух сказала она себе.
   Риальто тоже проехал по Сансету, припарковался у какого-то ресторана, потом тут же переставил машину так, чтобы видеть разговаривающего по телефону Спиннерена.
   А разговор того длился недолго. И вновь красный «БМВ» снялся с места, устремившись теперь в Голливуд.
   – Послушай-ка, – сказала Фелиция тоном, свидетельствующим о долгих предварительных размышлениях. – А ты часом не легла на операцию? Когда девочка думает, что она мальчик, а доктор приделывает ей хуек?
   – Я об этом думал.
   – Я бы на такое не пошла.
   – Да уж, конечно. Тебе нравится быть девочкой.
   – Я не знаю, нравится мне это или нет. Но нравится или нет, тут уж ничего не изменишь, верно?
   – А я вот думал о том, что изменить можно.
   – Потому что тебе этого хотелось, верно?
   – Да, потому что мне этого хотелось.
   – О Господи.
   Фелиция на какое-то время затихла, переваривая услышанное.
   И в конце концов сказала:
   – А ты не против, если с глазу на глаз я буду называть тебя Алисой?
   – А с чего это вдруг?
   – Потому что у меня так долго не было сестры. И я по ней скучала. Вот и дай мне немного привыкнуть.
   Спиннерен потрепал ее по руке.
   – Куда тебя высадить?
   – То есть как это высадить?
   – У меня деловая встреча. С мужчиной.
   – Ничего себе! Высадить! Я не виделась с тобой много лет. Я только что прошла через ужасное испытание. Строго говоря, через два испытания. И, на мой взгляд, самое меньшее, на что я могу рассчитывать, так это на твой приезд ко мне. Чтобы мы посидели, попили кофейку, поговорили про жизнь.
   – Мы это еще сделаем.
   – Ты не против, если я немного посплю?
   – Ты что, по-прежнему засыпаешь в любой миг и в любом месте?
   – Иногда мне кажется, что я и на мужике верхом заснуть могу.
   Она свернулась в клубочек на пассажирском сиденье и закрыла глаза. Через несколько секунд ее дыхание стало ровным и безмятежным.
   Спиннерен, глядя на нее, вспомнил о том, как она точно так же сотню раз на глазах у него – или еще у нее – засыпала в младенчестве и в детстве. Фелиция все еще спала, когда Спиннерен свернул на аллею, в глубине которой находился клуб «Армантье».

Глава тридцать вторая

   Риальто следовал за «БМВ» до Сансета, затем на Беверли Хиллз и обратно. Соблюдая необходимую дистанцию, он увидел, как Спиннерен свернул на аллею, в глубине которой расположен клуб «Армантье». Неоновая вывеска над входом в ночной клуб окрашивала пешеходную дорожку в розовые тона.
   Сам Риальто решил последить за входом в клуб, застыв у стены жилого дома. Там в нескольких окнах еще горел свет. И кто-нибудь, одолеваемый бессонницей, мог бы, выглянув из окна, принять его за примеряющегося к очередной краже квартирного вора и позвонить в полицию. И что, интересно знать, он будет делать тогда?
   Еще одна машина показалась в аллее. Она ехала с включенными фарами. Из нее вышел мужчина в спортивной куртке и в джинсах в обтяжку. Он сделал несколько шагов по направлению к «БМВ». Спиннерен вылез из «БМВ»; свет из салона на миг растекся по аллее – и на миг, прежде чем он отвернулся, в человеке, прибывшем на старой машине, можно было узнать Дэнни Кортеса.
   Риальто собственной руки бы не пожалел, лишь бы послушать начавшуюся беседу. Скорчившись, насколько это ему позволило тяжелое брюхо, он перебежал через аллею. На бегу он походил на гиппопотама, бежал однако же с удивительной скоростью. Завернул за угол другого дома, поближе к обеим машинам. Здесь росли кое-какие кусты, в которых можно было спрятаться. Причем обе машины не дали бы собеседникам увидеть Риальто, если бы он пригнулся достаточно низко.
   Это потребовало от него существенных усилий, однако в конце концов, практически на четвереньках, ему удалось подкрасться на расстояние, с которого разговор можно было подслушать. Правда, главным образом лишь слова Кортеса, стоящего лицом к Сансету, тогда как речь Спиннерена оставалась в основном неразборчивой.
   – После остроты насчет моей струи тебе и вовсе не следовало заниматься делом. Я уже тогда это понял, – сказал Кортес.
   – … не мог… да и откуда?… внезапно выбежала…
   – Мог ведь преспокойно замочить и ее. И взорвать вместе с Твелвтрисом и его дочерью.
   – … родная сестра.
   – Ах ты дьявол! Твоя родная сестра?
   – … дома… сегодня ночью… застрелен.
   – Своими ушами слышал выстрел? А что еще?
   – … еще.
   – Ладно. Раз коробка по-прежнему у тебя… Спиннерен произнес нечто, что Риальто не смог расслышать.
   – Ни хера себе на крыше, – заорал Кортес, но тут же, спохватившись, понизил голос. Однако не в такой степени, чтобы Риальто не расслышал, как он называет Спиннерена говнюком и педиком.
   Спиннерен отпрянул было от него, но Кортес грубо схватил его за плечо.
   – И не поворачивайся ко мне спиной, поганый килер, – сказал Кортес.
   Спиннерен что-то ответил.
   – Припомни-ка получше. Я могу повесить на тебя три дела. Но хватит с тебя и одного Гарольда Выборга.
   И вновь заговорил Спиннерен.
   – Да я могу пристрелить тебя прямо здесь. А потом скажу, что обнаружил тебя в «Армантье», а ты начал угрожать мне пушкой.
   Спиннерен что-то ответил.
   – И тебя замочить могу, и сестру твою тоже. Ты что, рехнулся? С какой стати ты приволок ее сюда?
   – … уснула.
   – Ну и пусть спит, иначе тебе самому придется ее грохнуть. Слышишь, что я тебе говорю? Сестра там или нет, но придется грохнуть, не то я…
   Он внезапно посмотрел в сторону – как раз туда, где прятался Риальто.
   Риальто видел только часть лица полицейского, все остальное скрывалось от него за ветровым стеклом «БМВ». Кортес вслушивался в ночь. Риальто считал, будто выдал себя каким-нибудь шорохом, но у полицейских в мозгу имеются антенны, у обыкновенных людей отсутствующие.
   Спиннерен что-то сказал, но Риальто не смог понять, что.
   – А у меня другое предложение. Ты остаешься дома. Понял? – сказал Кортес. – Остаешься дома до тех пор, пока я не разберусь, что там, собственно говоря, происходит. Дело еще не кончилось.
   Риальто помчался по аллее в противоположном направлении. Кортес сказал что-то еще, но Риальто был уже слишком далеко, чтобы расслышать. Рискнув, он решил еще раз пересечь аллею. А за спиной у него уже взревел мотор. Встав во весь рост, Риальто помчался туда, где припарковал машину.
   Завернул за угол как раз вовремя для того, чтобы услышать, как одна из двух машин помчалась по Сансету. Сдерживая дрожь, он застыл на месте. Вторую машину он так и не услышал. Должно быть, она поехала назад, в Готорн.
   Он прождал еще несколько минут, готовясь в первую же секунду, как только покажется «БМВ», прикинуться пьяным, но красный автомобиль здесь так и не проехал. Риальто вернулся к своей машине и сел за руль.
   Посидел несколько минут, с трудом восстанавливая дыхание. Господи, подумал он, надеюсь, ты не покараешь меня инфарктом за то, что я корячусь и ползаю на четвереньках, лишь бы угодить Перчику. Он высунул голову из окошка, надеясь продышаться свежим воздухом, но обдало его только жарким ветром.
   Он расстегнул ворот, откинулся, вставляя ключ в зажигание. Его собственные антенны были, увы, не так хороши. И он даже не почувствовал, как нож вонзился ему в шею сзади, и лишь мгновение спустя услышал сдавленный крик. А потом уже не видел, не слышал и не чувствовал ничего. И последней его мыслью было: ну, до чего же внезапно все это произошло!

Глава тридцать третья

   Свистун узнал о смерти Мистера-Полуночная-Америка из сводки радионовостей, на обратном пути в Хуливуд.
   Об убийстве не упоминалось, однако диктор сказал, что мистер Твелвтрис был, судя по всему, застрелен у себя в пляжном домике в колонии Малибу.