– Что еще за армейское прошлое?
   – В шестьдесят втором его призвали. Через год он стал инструктором во Вьетнаме. Стал специалистом.
   – Специалистом в какой области?
   – Иногда он утверждает, будто служил дознавателем в полевой жандармерии. Иногда – что служил в ветеринарном корпусе.
   – Ради всего святого! Что это должно значить?
   – Это у него такая шутка. Он говорит, что превращал мужчин в мулов.
   – Как это?
   – Он похваляется тем, что умеет так точно рассчитывать взрывную силу пластиковых бомбочек, что, когда он прикреплял их к чьим-нибудь половым органам и взрывал, человек оставался в живых, хотя и становился кастратом.
   Свистун заморгал.
   – Кое-что поняли? – спросила Нелли.
   – И насколько конкретно была сформулирована его угроза?
   Услышанное еще не вполне убедило Свистуна в справедливости ее подозрений.
   – Он сказал, что, прежде чем выплатит мне хотя бы цент, успеет полюбоваться моими кишками, разбросанными по паркету.
   Свистун кивнул, поглядел через плечо Нелли на дверь, потом кивнул еще раз.
   Дэнни Кортес, в алых штанах и в шелковой рубашке, как и положено латиноамериканскому сутенеру, одним глазом смотрел на Свистуна, а другим на Нелли.
   – Привет, Свистун!
   Вцепившись в край стола, он уставился на Нелли с такой бесцеремонностью, словно Свистуна здесь и не было.
   Нелли, прищурившись, ответила на этот взгляд. Свистун заметил, что она заинтересовалась Кортесом, и не удивился этому. Кортес умел производить впечатление.
   Кожа у него была замшевой, глаза – угольно-черными, но блестели они на монголоидном лице подобно двум драгоценным камням старинной работы. Он выглядел натуральным индейцем, который, пожевав мескалин, вышел на охотничью тропу.
   – Привет, Дэнни, – сказал Свистун. – Кого последнего зарезал?
   – Лично я никого. Но я видел одного в кожанке в клубе «Армантье». Ему воткнули прямо под брючный ремень. Я, правда, видел только, как его клали в мешок и увозили.
   – Любовная драма?
   Кортес посмотрел на Свистуна.
   – Мне так не кажется. Хозяйка заведения…
   – Эсма?
   – Да, Эсма. Говорит, что этот крутой пытался заклеить юношу с прической под Рудольфа Валентине в форме летчика первой мировой, но получил отлуп. Может, драма и была, но любовниками они не были. Хотя, как знать? Любят они играть во всякие игры. Но где твое воспитание, Свистун?
   – Элеонора Твелвтрис. Сержант уголовного розыска Дэниэл Кортес, отдел по расследованию убийств, – представил своих собеседников Свистун.
   Нелли улыбнулась во весь рот.
   – Для вас Дэнни.
   – Для вас Нелли.
   – Роджер Твелвтрис – это ваш муж? – На данный момент.
   – Мы с ним знакомы.
   – Вот как?
   – Ну, строго говоря, не знакомы, а были знакомы. Пару раз встречались. Пять лет назад была последняя встреча. А вот до этого, лет шесть-семь назад, мы с ним действительно часто виделись.
   – Я вышла за Роджера пять лет назад.
   – Что ж, этим можно объяснить, почему мы с ним не виделись все это время. А до свадьбы вы его давно знали?
   – Эй, Дэнни! Полегче на поворотах! Миссис Твелвтрис у тебя кто – свидетельница или подозреваемая?
   Свистун лихорадочно соображал. Между сержантом из убойного отдела и красавицей пробегали искры. Легко можно было предположить, что они всего лишь притворяются незнакомцами, – причем удается им это не без труда.
   – Мы познакомились в мае, а поженились в августе.
   Кортес вновь улыбнулся.
   – Бурный роман. Я что-то такое слышал. А он никогда не упоминал моего имени?
   – Нет.
   – Так, Дэнни, проходит земная слава, – сказал Свистун.
   Кортес опять ухмыльнулся во весь рот. У него имелся огромный набор улыбок, и каждая из них значила что-то свое.
   – Да, – сказал он. – Люди быстро забывают.
   – Полагаю, детектив, что вы не из тех, кого легко забыть, – сказала Нелли.
   И вновь Кортес улыбнулся по-другому, на этот раз – явно обрадованно.
   – Что ж, увидитесь с мужем, расскажите ему, что случайно познакомились с Дэнни Кортесом. Просто так – возьмите и расскажите.
   – Я с ним развожусь. Так что до таких разговоров у нас дело не дойдет.
   – Ну а вдруг. Возьмите и расскажите. И посмотрите, как он отреагирует. – И вновь он улыбнулся как-то иначе, с откровенной нежностью. – Вы очень красивая женщина, миссис Твелвтрис. В здешних местах вам надо быть поосторожнее.
   – А за мной будет присматривать Уистлер, – сказала она, и прозвучало это не без подвоха, что Свистуну явно не понравилось.
   Прямо у него на глазах она отмочила небольшой номер. Самую малость пофлиртовала. Самую малость поговорила по душам. Ухитрившись исключить его из этого разговора. Но при этом намекнув на интимные возможности, открывающиеся перед тем, у кого хватит на это смелости, как бы невзначай наведя Свистуна на мысль о том, что она скоро окажется свободной, а может, уже считает себя таковой. Посулив ему пост помощника, защитника, а не исключено, и утешителя. Она сделала его как маленького, спровоцировав дать ей согласие хотя бы затем, чтобы щелкнуть Дэнни по носу.
   – Там, сзади, Канаан, – сказал, обратившись к Дэнни, Свистун.
   – А я его видел. – Тот по-прежнему глаз не сводил с Нелли. – Если, Нелли, вам когда-нибудь понадобится моя помощь, Свистун знает, как меня отыскать.
   Он поднялся с места и отчалил от столика. – Клеился, даже меня не постеснявшись, – с деланным возмущением сказал Свистун.
   – Любопытный человечек, – рассмеялась Нелли.
   – Сущий убийца. И в прямом, и в переносном смысле.
   – Действительно вызывает опасения. И знаете что? Глаза у него точь-в-точь как у Роджера.
   – Вот уж не думал, что в жилах Твелвтрисов течет индейская кровь.
   – Они из земледельцев. Но я неточно выразилась. Не глаза похожи, а что-то в глазах. Одинаковое выражение.
   – И оно вам нравится?
   Она посмотрела на него, чуть наклонив голову, словно ее удивил приступ ревности после столь непродолжительного знакомства.
   – Мне нравятся такие, как вы. Надежные. Ответственные.
   – О Господи, как я ненавижу, когда женщины говорят про меня такое.
   И, произнося это, он шутил лишь отчасти.
   – Но ведь я вправе положиться на вас?
   – Мне кажется, вы зря потратите на меня деньги. Есть люди, работающие на большие агентства. Они ходят в кремовых костюмах и разъезжают на «мерседесах» и «порше». У них под рукой полно техники, не говоря уж о вспомогательном персонале. Любой из них сумеет вам помочь гораздо лучше, чем я.
   – Но все они зависят от суммы гонорара. А гонорар, который может предложить им Роджер за то, чтобы они не помогали мне, заметно превышает мои собственные возможности отблагодарить за помощь.
   Мощным порывом пронеслась Санта Ана. Стеклянная витрина задребезжала и, затихая, разразилась монотонной песенкой.
   – Но и я задаром не работаю.
   – А я и не сказала вам, будто сижу без гроша. Каковы ваши расценки?
   – Минимальная ставка пятьсот долларов за дело. А повременная – двести пятьдесят в день плюс издержки.
   Она полезла в сумочку, выложила пять сотенных на бумажную салфетку.
   – Ради всего святого! Не показывайте здесь никому, что у вас с собой столько денег.
   Он накрыл ее руку, в которой была пачка денег, своею.
   Нелли раскрыла пачку веером. Это были пятерки и десятки на общую сумму в сто, максимум двести баксов.
   – У меня было пять сотенных, их я отдала вам, а все остальное – сущие гроши.
   – Но и за них многие из здешних бандитов способны перерезать вам горло и выпить из него кровь до последней капли.
   – Умеете вы образно выражаться!
   – Образно, зато верно. А сейчас, пожалуйста, уберите деньги.
   – Все?
   Свистун поглядел на пять сотенных. Это были новенькие, чистенькие, прямо-таки девственные купюры. Люди еще не успели захватать их жадными лапами.
   – Вы все еще медлите, Уистлер? В чем дело?
   – Каждый раз, когда я связываюсь со столь красивой женщиной, на меня обрушивается куча неприятностей.
   – Давно уже мне не делали таких комплиментов, – возразила Нелли. – Но неприятностями надо заниматься по мере их поступления, не так ли?
   Свистун все еще не решался взять деньги.
   – Вот как мы поступим, – сказала Нелли. – Первая встреча с Роджером и его адвокатами у меня завтра. Вы остаетесь со мной до окончания этой встречи. Посмотрим, как она пройдет, какое послевкусие у меня останется. Может быть, он решит ограничиться унижениями и оскорблениями. Одним словом, поживем – увидим. Но сегодня вечером я очень нервничаю, и мне необходимо за кого-нибудь ухватиться. – Улыбнувшись, она предостерегающе подняла палец. – Разумеется, это всего лишь образное выражение. Так что смело забирайте пять сотен. Если по окончании встречи мы с вами решим, что телохранитель мне не нужен, вы просто-напросто вернете мне половину, а вторую половину оставите себе как гонорар за доставленные хлопоты.
   – Выходит, вам хочется прибыть на встречу с нанятым бойцом, – заметил Свистун.
   – Ну, и что в этом дурного? Пусть ублюдок увидит, что и я не совсем беззащитна.
   – У меня нет при себе оружия. Оно осталось дома, в цветочном горшке.
   – Что ж, по крайней мере, я смогу показать ему, что у меня есть друг.
   Она буквально втиснула ему в руку пять сотен.
   – Этого хватит и за кофе, и…
   Она поднялась с места, вышла из ниши.
   – Я живу у подруги в Брентвуде, пока она сама в отъезде. Ваша комната будет по соседству с моей. Вы заедете домой за пижамой или предпочитаете спать голым?
   Свистун понимал, что Боско, Кортес и Канаан следят за ним в эту минуту. И не забывал о том, что слух у Канаана как у лисицы. Ее последнее замечание не то чтобы обнадежило его, но в каком-то смысле порадовало: вот об этом теперь трое ублюдков и потолкуют. Он встал, взял Нелли под руку, махнул Боско на прощание и препроводил ослепительную красотку на выход. Уже на тротуаре он спросил у нее:
   – На моей машине поедем или на вашей?
   – Я не вожу машину. Я приехала сюда на такси.
   – А моя машина вон там.
   Он повел ее за угол. Теперь уже она держала под руку его самого. Ноги у нее были длинными. Через шаг-другой она приноровилась к его темпу, и они пошли бедро к бедру, причем Нелли легонько прижималась к нему – и бедром, и грудью, – и, чувствуя эти прикосновения, Свистун понимал, что он влип.
   Вишнево-красный «БМВ» описывал уже седьмой круг по здешним местам, в которых проходила «выставка-продажа». Кое-кто из профессионалов и профессионалок уже начал гадать о том, чего же все-таки нужно женственному блондину за рулем и его черноволосой и луноликой подружке. Кто-то говорил, что это самые обыкновенные туристы, другие утверждали, будто они ищут десятилетнего малыша или малышку, чтобы порезвиться втроем, третьи полагали, будто это мазохисты, разыскивающие Донну Наполи, которая со всеми своими бичами и цепями околачивается нынче вечером в каком-то другом месте, а четвертые не сомневались в том, что парочке нужны сиамские близнецы – товар, редкостный даже в сокровищницах и скотоприемниках Хуливуда.
   – Ага, – провозгласила чернокожая потаскушка серебряном парике. – Вот оно как. Решила ему отсосать. Этот блондинчик разогрелся, бесплатно глядя на нас, а она раз – и нырнула, как подводная лодка.
   Дженни и впрямь нырнула в «глубь салона так стремительно, что у нее юбка задралась чуть ли не до ушей.
   – Вот она. Вот она, сучка, – прошептала она, словно, заговори она нормальным голосом, в здешней шумихе ее кто-нибудь смог бы расслышать.
   – Что еще за сучка?
   – Моя мачеха. Пока еще мачеха.
   – Где?
   – Да вот! Переходит через улицу под руку с каким-то мудаком. Та, что в шляпке и в мехах.
   – Ага, вижу.
   – Ах, чего бы я не отдала, лишь бы узнать, что за дела у нее с этим мужиком. И чего бы не отдал за это мой папочка!
   – А что бы он отдал?
   – Да все что угодно!
   Спиннерен завернул за угол и успел проехать квартал как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нелли со Свистуном проходят на стоянку «Милорда».
   Спиннерен вырулил на первую полосу, перегнулся через Дженни, открыл пассажирскую дверцу.
   – У тебя есть деньги на такси?
   – Что это взбрело тебе в голову?
   – Собираюсь выполнить твое желание.
   – Но не бросишь же ты меня прямо на улице?
   – Тебя я взять с собой не могу. Так что если ты действительно хочешь знать, что происходит, то давай решайся поскорее. – Он полез в карман, достал кошелек, выудил две двадцатки. – Сунь деньги в лифчик и никому не показывай, пока не сядешь в такси.
   Она все еще колебалась.
   – Ну же, – резко сказал он.
   Взяв у него деньги, она вылезла из машины.
   – Как только что-нибудь узнаешь, звони мне, понял?
   Свистун с Нелли прошли на стоянку. Шум бульвара здесь замер, словно кто-то внезапно крутанул ручку громкости. Позади осталось и неоновое сияние сотен вывесок и реклам. Лишь над входом на стоянку ярким желтым светом горела парочка фонарей.
   Они подошли к видавшему виды «шевроле», на котором ездил Свистун. Открыв дверцу с пассажирской стороны, он пригласил Нелли в салон. В машине пахло попкорном и старыми кроссовками. Она, однако же, одернула юбку с таким видом, словно уселась в лимузин, собираясь отправиться на премьеру.
   И Свистун подумал о том, когда в последний раз надевал смокинг.

Глава третья

   Дом Уистлера представлял собой причудливое сооружение из кирпича и стекла, возведенное на площадке в каких-то двадцать футов в поперечнике, тогда как чуть ли не все конструктивные его части нависали над обрывом в два яруса, первый из которых носил название Ирландской террасы, а по второму, именуемому бульваром Кахуэнго, сплошным потоком бежали машины.
   Припарковав «шевроле», он хотел было помочь Нелли, но она и сама уже выбралась из машины и, дожидаясь его, встала под джаракандой.
   – Вам, Уистлер, не надо строить из себя поэта-кавалера. Но и в шоферы я вас тоже не нанимала.
   – Ничего не могу с собой поделать. Что-то такое от вас исходит.
   – А, ну конечно. Ладно, постараюсь держать себя в рамках. – Она пропустила его вперед по пешеходной дорожке, ведущей к дому. – А это ваш дом или вы его снимаете?
   – Он мой, иначе бы меня здесь не было.
   – Не поняла.
   – Летом я боюсь, что сюда по склону спустится лесной пожар. Зимой я боюсь, что дожди смоют меня вместе с домом прямо на проезжую часть дороги. А летом и весной я боюсь, что начну разгуливать во сне и свалюсь с балкона.
   Он отпер дверь, включил свет. Одновременно загорелись люстра в холле и три или четыре лампы в гостиной. Войдя и впустив Нелли, Свистун закрыл дверь.
   – А кто-нибудь отсюда уже падал?
   – Однажды было такое. Но мне наплевать, потому что свалился порядочный негодяй.
   Она вышла на середину комнаты и огляделась по сторонам. На мгновение он испугался того, что он начнет прибираться в его всегдашнем бардаке, но вместо этого она села в кресло-качалку, скрестила ноги и переплела руки с таким видом, словно была королевой, находящейся в собственной опочивальне в ожидании того, что ей подадут чай.
   Да, исходит от нее что-то такое, подумал Свистун. Эту женщину можно выбросить на дорогу в охваченном войной городе, а она все равно будет выглядеть высокомерно и величественно, возвышаясь надо всем и не замечая крови, которая хлещет отовсюду на ее белую мантию.
   – Хотите выпить? – Нет, спасибо.
   – Чашку кофе?
   – Нет, спасибо. Мне ничего не нужно. Возьмите носки, пижаму, и пошли отсюда, прежде чем сбудутся ваши самые темные страхи и мы с вами окажемся на дне ущелья под колесами автомобилей.
   – Дайте мне минутку.
   Он прошел в спальню.
   Достал свой давно не чищенный и не глаженный летний костюм (голубой в полоску), прошел в ванную. Две минуты разглядывал себя в зеркале, решил было на скорую руку побриться, но тут же раздумал – и на протяжении всего этого времени холодная вода сочилась из-под крана, оставляя темную бороздку в раковине. Подумал о том, не отлить ли под шум струи, прямо в раковину, но ведь потом этого, наверное, никакой водой не замоешь.
   Мысль о воде заставила его понять, что ему хочется пить. А это, в свою очередь, привело к мысли о том, что он еще не ужинал, и от одного этого у него разыгрался чудовищный аппетит. А следом он подумал о том, как это ему удается обходиться без женщины три-четыре недели, если не три-четыре месяца. И как это будет происходить дальше, когда женщина, нагнувшись, продемонстрирует ему ложбинку между грудями или бедра поверх чулок – там, где они становятся особенно нежными. И взыграл так, словно его на сто лет заперли в монастырь. Некоторые женщины – и он знал это – заставляли его почувствовать себя так, словно в монастыре его заперли на целое тысячелетие.
   Итак, он испытал зов плоти, зато ему сразу же расхотелось и пить, и есть.
   Он пустил воду из-под кранов в ванне. Вода побежала бурого цвета. Все в округе закачивали воду себе на лужайки, пропускали через систему кондиционирования воздуха, принимали душ по двадцать раз на дню, стирали белье – вот у них в трубах ржавчина и не скапливалась. Он выключил краны.
   Медленно наполнил раковину холодной водой, пока она не потекла чистой, наполнил до самых краев.
   Разделся и подмылся по-блядски, балансируя на одной ноге и поставив другую на край раковины. Вытерся.
   – Вы там не заснули? – окликнули его из гостиной.
   У него было такое чувство, будто они прожили вдвоем добрый десяток лет.
   Он прошел в спальню, переоделся в чистые трусы и белую рубашку. Втиснулся в голубой в полоску костюм, который оказался почти в столь же ужасных пятнах, как и синий. Подумал, не надеть ли единственную по-настоящему хорошую вещь – черный мохеровый свитер, но в такую погоду это было бы не только убийственно, но и нелепо.
   – У вас есть ревнивый любовник на вишнево-красном «БМВ»? – спросил Свистун.
   Он уже управился со всеми домашними делами, и сейчас они ехали в Бернтвуд, где жила ее подруга.
   – У меня вообще нет любовника. Это не мой стиль.
   – Но этот парень явно не промах. Держится на достаточном расстоянии, чтобы я не рассмотрел его номеров.
   Нелли, повернувшись, поглядела сквозь заднее окошко. Меняя позу, она выставила в разрез на юбке длинную ногу.
   – У меня зрение охотника из прерий, – пояснила она. И после продолжительной паузы со вздохом Добавила: – Но и охотники ничего не видят после того, как стемнеет. – Она повернулась лицом к Свистуну, одернула юбку. – Ну, теперь поверили?
   – Поверил во что?
   – В то, что Твелвтрис что-то замышляет.
   – Может, просто хочет выяснить круг ваших знакомств.
   – Вы хотите от него оторваться?
   – Ну, если он следит за вами, то ему наверняка известно, где вы сейчас живете. А теперь известно, и где живу я. Но какого черта! Что нам мешает в свою очередь стать полюбопытнее?
   Он поехал в Брентвуд дальней окружной дорогой. «БМВ» держался на порядочном расстоянии, однако не отставал. Преследовал на протяжении многих миль, как породистая охотничья собака, а затем внезапно исчез.
   – Вот оно как, – поглядев в зеркало заднего вида, сказал Свистун.
   Нелли обернулась.
   – Он исчез.
   – Может, мы все-таки ошибались.
   Они проезжали по Деревенскому ущелью неподалеку от Парка Уилла Роджера.
   Фешенебельные дома стояли по обе стороны дороги. И на каждых воротах был знак, извещающий о том, что на частной территории стреляют без предупреждения.
   – Сюда.
   Нелли указала на виллу в средиземноморском стиле, которая на пару с модной соседской занимала участок длиной в целый городской квартал. Причем на соседней вилле строительные работы были еще в полном разгаре.
   – О Господи, еще один дом. – Свистун по круговой подъездной дорожке прибыл к самым воротам. – Скоро их тут будет как собак нерезаных.
   И словно в ответ на эти слова из тьмы послышался лай.
   Нелли со Свистуном вышли из машины.
   – Кто-нибудь дома?
   – Мэри Бет разрешила мне взять с собой моих псов. Ей известно, как я ими дорожу.
   – А где она сама?
   – В Ла-Косте. Трудится, бедняжка, на турнире чемпионов.
   – Так она профессиональный игрок в гольф? Нелли ухмыльнулась.
   – Нет, она профессиональная проститутка, да ведь и на турнире ей не в гольф играть приходится.
   – Господи, вот уж не думал, что проститутки так здорово зарабатывают.
   – Если не тратить зря деньги, вкладывать их разумно и не содержать сутенера. – Она улыбнулась и, вздернув подбородок, окликнула: – Привет, ребята, привет!
   Псы прекратили лаять и весело затявкали.
   Свистун поплелся следом за нею; сумка с вещами болталась у него на плече, как у морячка, отправляющегося на побывку. Пройдя в дом, Нелли зажгла свет, и над головою у них засверкала хрустальная люстра. Стены в холле были убраны зеркалами от пола до потолка, благодаря чему создавалось впечатление, будто он уходит в бесконечность. Десятки Нелли проходили одна за другой по холлу, десятки Свистунов топали следом. Быстро свернув налево, Нелли, казалось, просто-напросто Растворилась в стене, а на самом деле она всего лишь прошла в соседнюю комнату. Свистун шел, все сильнее и сильнее ощущая себя парнем с конюшни, если вообще не третьим домашним псом.
   Ее каблучки простучали по кухне, обставленной как на картинке из дамского журнала. Сквозь стеклянные двери Нелли со Свистуном прошли на небольшой балкончик, окна которого выходили на рабочую дорожку на заднем дворе. Два бультерьера, большеголовые, косоглазые, коротколапые и глупые с виду, дожидались хозяйкиной ласки.
   Нелли подсела к ним, короткая юбка взметнулась вверх, обнажив дополнительно целые мили стройных ног и бедер. Псов распирала любовь к хозяйке, однако на чужака они посматривали явно настороженно. Свистун наклонился и вытянул руку, давая псам хорошенько обнюхать ее, пока Нелли знакомила их с ним, рекомендуя его в качестве своего друга.
   – Это Бип, а это Бонго, – пояснила она.
   – Никогда не запомню.
   – Придется запомнить. Звуки собственного имени их успокаивают.
   – Бип и Бонго. – Свистун постучал себя по лбу. – Выжжено каленым железом.
   – Ну, не угодно ли выпить? Или, может быть, чашку кофе?
   – Нет, спасибо.
   – А вы часом не голодны?
   – Голоден.
   – Держу пари, вы уверены, что я не умею готовить.
   – Ну, я, знаете ли, и сам не умею. Так с какой стати должны уметь вы?
   – Весьма эгалитаристский подход. Посидите здесь пять минут. А уж потом судите.
   Она перебросила боа с плеч на сгиб локтя. Сняла широкополую шляпку. Второй, до поры до времени остававшийся затененным, глаз оказался столь же впечатляющим, что и первый. На лоб небрежно упала прядь рыжих волос. Плечи поникли. Блузка внезапно начала напоминать выжатый лимон. На верхней губе проступили капельки пота. С нижней практически стерлась помада. Она прибыла домой и сейчас позволяла себе расслабиться. Переступив длинными ногами, она сбросила туфли, сразу став заметно ниже ростом.
   Оказавшись плоскостопной, она вразвалочку отправилась на кухню: обыкновенная усталая дамочка, блузка у которой сзади выбилась из-под юбки.
   Спиннерен развернулся в высшей точке дороги и, выключив мотор, съехал на холостом ходу к нужному ему дому; он затормозил у штабеля дров. Вышел из машины, закрыл дверцу, продолжал давить на нее, пока не услышал щелчок замка. Открыл багажник и переоделся в свою «рабочую униформу»: черные туфли, черные носки, тонкий черный комбинезон с рукавами в три четверти. В таком наряде он казался еще более стройным, чем в маскарадном костюме летчика времен первой мировой.
   В доме и вокруг шло строительство, и под подошвами хрустели асфальтовая крошка и гравий. Но он двигался практически бесшумно, забираясь на странное сооружение, казавшееся снаружи всего лишь грубой игрушкой из детского «конструктора», непонятно почему черным силуэтом возвышающейся на фоне залитого вечерними огнями города. Он ориентировался безошибочно, получая удовольствие от слитности и ловкости собственных движений.
   В ожидании он уселся на место, уперся локтями в колени, расслабил кисти рук, опустил голову. Его волосы по мере того, как с них сходила краска, приобретали бронзовый оттенок. Прядь, упавшая наискось на лоб, могла бы показаться лезвием, которое занесено над его бледным гладким лицом. Но так продолжалось всего мгновение, пока он не убрал ее под кепку с продолговатым козырьком.
   Нелли стояла у железно-хромированной, ресторанного типа плиты, закончив приготовление двух омлетов на двух медных сковородах и сосисок по-английски на третьей. К такому горячему она подала сахарную пудру и чашечки с ягодами в вине. Свистун разлил кофе по чашкам, отхлебнул сваренного на родниковой воде кофе без кофеина. В сахарнице лежал разноцветный сахар, в кувшинчике стояли взбитые сливки прямо из холодильника. Первый же глоток – и его рот расплылся до ушей в блаженной улыбке.
   Она сидела напротив него за мраморным кухонным столиком и пожирала свою порцию с жадностью шофера-дальнобойщика. Выглядела она в потрепанном домашнем халате, какой носила когда-то его матушка, просто потрясающе.
   – Это мое маскировочное одеяние, – пояснила она, поймав его несколько удивленный взгляд. – А вы что, ожидали, будто я выйду к кухонному столу в мехах?
   – Я плохо знаю женщин.
   – Вы шутите.
   – Я хочу сказать, что кое-что про них мне, конечно, известно, но не все, далеко не все.
   – Мы полны таинственного очарования.
   – Лично вы полны тактических ходов и стратегических замыслов.
   – С вами, Уистлер, надо держать ухо востро. Ужин они завершили в молчании. Тем не менее вдвоем им было вполне недурно. Как какой-нибудь счастливой и многоопытной супружеской парочке, если не считать того, что по кухоньке пробегали сексуальные токи – да такие, что дух захватывало.