Родерик слушал, весь дрожа, с туго и болезненно натянутыми нервами. Если бы он мог, он сразу вырвал бы из горла Ваби все слова, которые тот должен был произнести. Конечно, утомленный юноша не мог рассказывать так быстро, как хотелось бы нетерпеливому влюбленному.
— Да, да, все это я знаю. Ну а дальше?
Проводник протянул Ваби третью чашку бульона, которую тот немедленно выпил, после чего продолжал более твердым и звучным голосом:
— Когда мы достигли фактории, которая была осаждена с трех сторон, мы узнали от моего отца, что Миннетаки отправлена на юг, в Кеногами-Хоуз, где ей не угрожает никакая опасность. Отец добавил, что вполне согласен с гобой и что открытые тобой следы могут принадлежать только Миннетаки и ее эскорту.
— Ну, и что же?
— Ну и оказывается, что в то время Миннетаки находилась уже в плену. Почти весь эскорт ее был перебит, а вождь племени Вунга, который когда-то был влюблен в мою мать и несколько десятков лет ненавидит моего отца, решил добиться реванша и увез неведомо куда нашу девочку. Или увез ее или… Одни Бог знает, какая судьба постигла ее.
И в то время, как Род бессильно сжимал кулаки, Ваби заканчивал свой рассказ:
— Спустя час после твоего отъезда мы узнали почти все подробности страшной катастрофы. Одному человеку из охранительного отряда удалось спастись. Он был тяжело ранен, находился почти при смерти, но на следующее утро собрал последние силы и с невыразимыми трудностями добрался до фактории. Он-то и рассказал нам все. Ему была оказана немедленная помощь, но я почти уверен, что в настоящее время его уже нет в живых. Главные силы были оставлены для защиты фактории, а незначительная часть солдат в самом спешном порядке рассыпалась по всем направлениям. К ним на помощь пришли наши лучшие трапперы, которые тоже горят желанием найти бандитов и должным образом проучить их. Мы с Мукоки присоединились к ним. К сожалению, легкая оттепель, очень редкая в это время года, совершенно стерла следы, и мы пока ничего не нашли и ничего не добились. И вот почему…
— Что?
— И вот почему я подумал о тебе, Родерик. Мне кажется, если бы мы пошли по тому пути, по которому несколько дней назад мы пробирались, вместе с Мукоки в факторию, то легко нашли бы место нашего привала, то есть то самое место, откуда мы разошлись с тобой в разные стороны. Я полагаю еще, что твоя память сохранила воспоминания об окружающей местности и поможет тебе ориентироваться и вернуться туда, где ты обнаружил следы Миннетаки и ее отряда. Во всяком случае, это могло бы служить нам исходным пунктом. Оттепель была не повсеместной. Может быть, там снег не тронут, следы сохранились и помогут нам взять нужное направление.
Он помолчал и снова заговорил:
— Теперь, надеюсь, тебе ясно, почему мы с едва оправившимся Мукоки посреди ночи бросились за тобой вдогонку. Ты должен понять также, почему я оставил на середине пути Муки, который находится теперь на расстоянии десяти — двенадцати миль позади нас. Он остался с другой парой саней и полуиздыхающими собаками, а я продолжал путь, захватив собак, которые находились в лучшем состоянии. Выбившись окончательно из сил и очутившись один в ледяной пустыне, я прибег к последнему средству, которое могло привлечь твое внимание: я стал стрелять и стрелял до тех пор, пока не растратил всех зарядов. Я прекрасно понимал, что нахожусь на краю гибели, что ежесекундно могу лишиться сознания и потерять все, в том числе и собственную жизнь. Род, Род, у меня осталась только единственная надежда на спасение Миннетаки, и эта надежда неразрывно связана с тобой. Наша девочка похищена Великой Белой Пустыней, и мы должны напрячь все силы для того, чтобы освободить ее.
Глаза Родерика пылали. Нервным, порывистым движением он схватил руки друга и крепко пожал их.
— Ничего, Ваби, не волнуйся! — воскликнул он. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что мне удастся найти эти следы. Я сделаю все возможное и даже невозможное. Если потребуется и понадобится, мы дойдем до самого северного полюса и дальше. Мы будем искать ее до дня Страшного суда!
Едва только он произнес последние слова, как из соседнего леска донеслись звуки человеческого голоса и хлопание бича, похожее на треск револьверного выстрела. Молодые люди замолчали, затаив дыхание, и насторожились. Звуки приближались.
— Это — Мукоки! — произнес наконец Ваби. — Это может быть только он. Он нагоняет нас.
— Да, да, все это я знаю. Ну а дальше?
Проводник протянул Ваби третью чашку бульона, которую тот немедленно выпил, после чего продолжал более твердым и звучным голосом:
— Когда мы достигли фактории, которая была осаждена с трех сторон, мы узнали от моего отца, что Миннетаки отправлена на юг, в Кеногами-Хоуз, где ей не угрожает никакая опасность. Отец добавил, что вполне согласен с гобой и что открытые тобой следы могут принадлежать только Миннетаки и ее эскорту.
— Ну, и что же?
— Ну и оказывается, что в то время Миннетаки находилась уже в плену. Почти весь эскорт ее был перебит, а вождь племени Вунга, который когда-то был влюблен в мою мать и несколько десятков лет ненавидит моего отца, решил добиться реванша и увез неведомо куда нашу девочку. Или увез ее или… Одни Бог знает, какая судьба постигла ее.
И в то время, как Род бессильно сжимал кулаки, Ваби заканчивал свой рассказ:
— Спустя час после твоего отъезда мы узнали почти все подробности страшной катастрофы. Одному человеку из охранительного отряда удалось спастись. Он был тяжело ранен, находился почти при смерти, но на следующее утро собрал последние силы и с невыразимыми трудностями добрался до фактории. Он-то и рассказал нам все. Ему была оказана немедленная помощь, но я почти уверен, что в настоящее время его уже нет в живых. Главные силы были оставлены для защиты фактории, а незначительная часть солдат в самом спешном порядке рассыпалась по всем направлениям. К ним на помощь пришли наши лучшие трапперы, которые тоже горят желанием найти бандитов и должным образом проучить их. Мы с Мукоки присоединились к ним. К сожалению, легкая оттепель, очень редкая в это время года, совершенно стерла следы, и мы пока ничего не нашли и ничего не добились. И вот почему…
— Что?
— И вот почему я подумал о тебе, Родерик. Мне кажется, если бы мы пошли по тому пути, по которому несколько дней назад мы пробирались, вместе с Мукоки в факторию, то легко нашли бы место нашего привала, то есть то самое место, откуда мы разошлись с тобой в разные стороны. Я полагаю еще, что твоя память сохранила воспоминания об окружающей местности и поможет тебе ориентироваться и вернуться туда, где ты обнаружил следы Миннетаки и ее отряда. Во всяком случае, это могло бы служить нам исходным пунктом. Оттепель была не повсеместной. Может быть, там снег не тронут, следы сохранились и помогут нам взять нужное направление.
Он помолчал и снова заговорил:
— Теперь, надеюсь, тебе ясно, почему мы с едва оправившимся Мукоки посреди ночи бросились за тобой вдогонку. Ты должен понять также, почему я оставил на середине пути Муки, который находится теперь на расстоянии десяти — двенадцати миль позади нас. Он остался с другой парой саней и полуиздыхающими собаками, а я продолжал путь, захватив собак, которые находились в лучшем состоянии. Выбившись окончательно из сил и очутившись один в ледяной пустыне, я прибег к последнему средству, которое могло привлечь твое внимание: я стал стрелять и стрелял до тех пор, пока не растратил всех зарядов. Я прекрасно понимал, что нахожусь на краю гибели, что ежесекундно могу лишиться сознания и потерять все, в том числе и собственную жизнь. Род, Род, у меня осталась только единственная надежда на спасение Миннетаки, и эта надежда неразрывно связана с тобой. Наша девочка похищена Великой Белой Пустыней, и мы должны напрячь все силы для того, чтобы освободить ее.
Глаза Родерика пылали. Нервным, порывистым движением он схватил руки друга и крепко пожал их.
— Ничего, Ваби, не волнуйся! — воскликнул он. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что мне удастся найти эти следы. Я сделаю все возможное и даже невозможное. Если потребуется и понадобится, мы дойдем до самого северного полюса и дальше. Мы будем искать ее до дня Страшного суда!
Едва только он произнес последние слова, как из соседнего леска донеслись звуки человеческого голоса и хлопание бича, похожее на треск револьверного выстрела. Молодые люди замолчали, затаив дыхание, и насторожились. Звуки приближались.
— Это — Мукоки! — произнес наконец Ваби. — Это может быть только он. Он нагоняет нас.
Глава III. По следам вунга
Действительно, это был Мукоки, который собрал последние силы и вдохнул новую мощь в околевающих собак. Старый траппер находился в таком же тяжелом состоянии, как и Ваби. Удлинившееся и заострившееся лицо явно говорило об его истощении.
Как только он подъехал к костру, проводник немедленно уложил его на медвежью полость и угостил чашкой горячего бульона, который оказал самое благотворное воздействие.
— Ваби догнал вас… — с трудом произнес индеец, стараясь улыбнуться. — Это хорошо, это очень хорошо…
Но для лирических излияний времени не было.
— Дорога каждая минута! — заявил Ваби. — Мы должны немедленно двинуться в путь. От того, когда мы выедем, часом раньше или позже, зависит наша победа или поражение. Надо торопиться, как это ни трудно в нашем положении.
— В таком случае возьмите наших собак! — предложил проводник Родерика. — У нас шесть собак, и все они находятся в превосходнейшем состоянии, потому что мы нормальным шагом шли вперед. Этим-то и объясняется тот факт, что вы так скоро догнали нас. Вам надо выбрать из ваших собак трех-четырех посильнее и запрячь их вместе с нашими. Я лично посоветовал бы вам дать им час-другой отдохнуть. Кроме того, их необходимо накормить. И собаки оправятся, и вы сами подкрепите свои силы. В противном случае вы далеко не уедете. Вам очень быстро изменят силы, и все равно ничего не выйдет. Послушайте лучше меня. Я знаю это дело.
Тотчас был разбит временный лагерь, и проводник Родерика выложил все имеющиеся в наличности съестные припасы. Прекрасный, ровный огонь мигом поднял общее настроение.
Помимо усталости собаки, прибывшие из Вабинош-Хоуза, чувствовали сильнейший голод, и при виде огромного куска мяса, который проводник начал рубить на части, они издали яростный вой, сбились в тесную кучу и самым выразительным образом задвигали челюстями.
Люди с большим трудом развели их в разные стороны и прекратили таким образом общую свалку. Через короткое время все собаки получили добрую порцию мороженого мяса от того самого куска, которым теперь угощались четверо человек, усевшись вокруг костра. Покончив с жарким, путешественники набрали снегу, вскипятили воду и приготовили себе кофе.
Вдоволь наевшись и несколько отдохнув, люди начали отбирать собак. Четыре собаки Ваби были присоединены к шести псам Родерика, которые находились в самом завидном состоянии. В сани Ваби и Мукоки было впряжено по пяти «рысаков». Проводник Родерика решил по мере возможности использовать остальную упряжку и, не торопясь, вернуться в Вабинош-Хоуз.
Точно так же были распределены продукты и оружие, причем на долю Муки и обоих молодых людей досталось самое лучшее, что находилось в общем распоряжении.
Вскоре после того небольшой отряд двинулся в путь, вернее сказать, стал возвращаться по собственным следам вдоль лесов, полей и небольших рощиц. К тому времени, как люди заметили беспредельную, застывшую поверхность озера Нипигон, солнце стояло уже низко на пустынном грустном горизонте. Солнечные лучи уже не приносили с собой никакого тепла, и с каждой минутой становилось все холоднее.
Через полчаса пламенный диск совершенно исчез, и вдруг, как это всегда наблюдается в Нортландии, ночь опустила свои быстрые, непроглядно-черные крылья на землю.
Северная ночь окутывает вас каким-то волнистым струящимся плащом. Она бросает на вас такую густую завесу, что минутами кажется, будто вы можете нащупать руками нависший рыхлый мрак…
Вот именно такая ночь спустилась на землю к тому времени, когда наши путники достигли озера, и Мукоки первым ступил на его снежную поверхность.
Старый индеец, к которому вернулась вся его изумительная энергия, бежал рядом с санями. Ваби, все еще не пришедший в себя, лежал, завернувшись в меха, на вторых санях, за которыми бежал Родерик, самый сильный из всех троих.
Чисто механически выполняя свое трудное дело, он продолжал думать только об одном: о тех исключительных событиях, которые разыгрались на протяжении двух последних дней. Он думал о горячо любимой матери, которая находилась в данное время в Детруа, и с нетерпением поджидала сына. Но больше всего он думал об очаровательной, молоденькой Миннетаки, к которой стремился всем своим юным сердцем. Он познакомился с ней только шесть месяцев назад, так недавно обменялся с ней первыми робкими словами, но уже был пленен ею и, вероятно, навсегда…
Что сделает с ней вождь Вунга до тех пор, пока они нагонят его, если вообще можно допустить мысль, что они когда-нибудь добьются своей цели? Что ждет ее? Что она делает сейчас? Жива ли? Как себя чувствует?
Они быстро неслись вперед по намеченному пути. На далеком расстоянии от них поверх леса замирал пунцово-красный солнечный свет. Моментами чудилось, что все озеро окутано огромным, белесоватым саваном, который неведомо где начинался и кончался.
Ваби, пролежав несколько часов на санях, чувствовал себя сравнительно хорошо и теперь вместе с остальными товарищами бежал за санями. Было решено, что каждый из них должен бежать не дольше десяти минут, а затем отдыхать. Только при таком условии можно было рассчитывать на то, что никто из них не выбьется из сил до первого этапа.
Трудно было сказать, чем именно руководствовался Мукоки, который вел весь отряд, но, так или иначе, он ни разу не проявил ни малейшей нерешительности. Очень скоро в небе весело зажглись звезды. А вслед за ними над черным горизонтом луна подняла свои искрящийся огненный шар и открыла глазам путников такое зрелище, какое можно видеть только в волшебные северные ночи.
По мере того как лунный диск клонился к зениту, его кроваво-красный цвет постепенно переходил в алый. Вдруг неведомо откуда в него вонзились серебряные стрелы, и в эфире вскоре повис бледно-золотой фонарь, источающий нежнейший свет на холодный снег…
Великое молчание объяло Белую Пустыню, и лишь время от времени оно нарушалось легким скрипом полозьев, мягким шуршанием собачьих лап, погружавшихся в снег, и коротенькими, отрывистыми замечаниями, которыми изредка обменивались люди.
Часы Родерика показывали начало девятого, когда Ваби повернулся к своему приятелю и, указывая на длинную темную линию, перерезывавшую горизонт и отбрасывавшую глубокую тень на белоснежный лик озера, сказал:
— Вон там лес! Мы подходим к нашему первому этапу.
Казалось, собаки поняли, что сказал человек, и налегли изо всех сил. Передовой пес почуял запах хвойных деревьев и радостно залаял.
Обе упряжки прежним аллюром продолжали свой путь, и на фоне лунной ночи все ярче и четче проступали очертания приближающегося леса. Через несколько минут обе пары саней остановились у юго-восточного берега озера Нипигон, и собаки, сбившись в кучу, мигом улеглись на земле. С полудня отряд сделал около шестидесяти миль.
— Мы здесь разобьем лагерь! — сказал Ваби. — Я едва держусь на ногах. К тому же нам необходим дневной свет для того, чтобы найти след. Ночью мы ровно ничего не сможем сделать.
Мукоки, не дожидаясь ответа Родерика, схватил топор и уже начал срубать наиболее близкие к нему ветки.
— Род, — предложил Ваби, — займись костром, а мы с Муки тем временем поставим временное жилье. Надо согреться.
Спустя полчаса была воздвигнута небольшая хижина, сделанная из сосновых ветвей, и пред ней уже пылал буйный огонь, бросающий в морозный воздух тысячи радостных и бойких искр. Род успел собрать множество сухих поленьев, которые обеспечивали тепло до самого утра, и Ваби вместе с Муки, закутавшись в меха и вдыхая чудесный смолистый запах, очень уютно устроились на ночь. Родерик, который чувствовал себя гораздо бодрее своих товарищей, решил дежурить всю ночь. Он уселся совсем близко к костру и, продолжая чем-то лакомиться, не отрывал взора от пляшущего пламени, которое временами принимало самые фантастические формы. Собаки подползли к самому костру, и иногда казалось, что их оставили все признаки жизни.
Время от времени из лесу доносился жалобный вой одинокого волка. Иногда над костром пролетала громадная белая сова и бросала в огонь свой страшный, почти человеческий крик: «Алло! Алло!». Под оседающим снегом трещали деревья.
Но ни остервенелый вой волка, ни треск деревьев, ни безумные крики крылатого гостя не были в состоянии разбудить спящих.
Так прошло около часа. Родерик, положив ружье на колени, все еще сидел у костра. Образ Миннетаки не оставлял его. Он никак не мог отделаться от твердой уверенности, что она в это же самое время тоже не спит и без устали думает о своих спасителях.
Вдруг под воздействием тех телепатических сил, которые иногда гораздо мощнее в нас, чем мы сами можем думать, Родерику показалось, что он видит девушку совсем близко — не образ и не дух ее, а живую Миннетаки из плоти и крови! Подобно ему, она сидела совсем близко у пылающего костра.
Ее прекрасные черные волосы светились от отблесков огня, а на спину падали тяжелые косы. Она напряженно глядела на пламя, и минутами создавалось впечатление, что, не в силах совладать с неведомыми чарами, она сейчас бросится в огонь.
И совсем близко, гак близко, что стоило только протянуть руку, чтобы коснуться его, стоял человек с таким суровым выражением лица, что Родерик содрогнулся. Это был сам дьявол в образе человека, краснокожий Вунга, вождь бандитского племени, который уже давно был объявлен вне закона. Он все время говорил со сладострастным огнем в глазах и вдруг протянул свою страшную руку по направлению к девушке.
Совершенно бессознательно молодой человек издал отчаянный крик, разбудивший всех собак, и вскочил с места. Что случилось? Приснился страшный сон? Или, может быть, то, что он видел, было гораздо страшнее и реальнее любого сна?
Напрасно он старался отделаться от овладевшего им испуга и вернуть себе утраченное спокойствие. Почему, с какой целью Вунга протянул руку к девушке?
Этот вопрос, крайне нелепый по существу, продолжал страшно волновать и мучить Родерика.
Он поднялся, подошел еще ближе к костру, перемешал уголья и подбросил так много дров, что огонь мигом поднялся выше прежнего, лизнул самые высокие ветви деревьев и швырнул по сторонам мириады искр. Казалось, яркое, веселое пламя несколько успокоило юношу. Он уселся на прежнем месте и сделал попытку уснуть. Но в следующее мгновение его глаза с прежней четкостью уловили образ Миннетаки, за которой стоял все тот же Вунга. На этот раз индеец схватил ее в свои объятия, и девушка напрасно старалась освободиться. Она отважно боролась, но индеец был гораздо сильнее ее и, победив отчаянное сопротивление, поднял Миннетаки и убежал с ней в лес, где и скрылся…
Родерик снова вскочил с места и протер глаза. Холодный пот на миг покрыл все его тело. Он не пытался уже уснуть. Часы, которые он вынул из кармана и поднес поближе к огню, показывали за полночь. Через час он должен был разбудить своих товарищей.
Он занялся приготовлениями к завтраку и накормил собак. Ровно в половине второго часа ночи он вошел в хижину, направился к Ваби и стал тормошить его.
— Вставай, вставай! — закричал он ему в ухо. — Пора отправляться! Живо вставай!
Молодой человек не сразу проснулся, но, проснувшись, немедленно поднялся, потянулся и через несколько минут в сопровождении Мукоки подошел к костру.
Родерик делал усилия сохранить внешнее спокойствие и не обмолвился ни словом о странном видении, которое два раза подряд посетило его. Но он был так нервно настроен, что без конца торопил своих попутчиков и раньше их проглотил завтрак.
Мукоки немедленно приступил к своему делу, то есть занялся поисками старого следа, того самого следа, который они проложили с неделю назад, когда возвращались в Вабинош-Хоуз. Когда они тронулись в путь, луна стояла еще довольно высоко в небе, но отбрасывала на землю все большие и большие тени. Она как-то неожиданно скрылась за высокими деревьями и уже больше не показывалась, и, таким образом, спасителям Миннетаки пришлось пользоваться только звездным светом.
Мукоки прежде всего направил собак по замерзшему ложу небольшой речонки, летом протекавшей в лесу. Обе пары саней довольно медленно подвигались по ухабистой дороге, которая с каждым шагом становилась все уже и тяжелее. Наконец после четырехчасового, крайне утомительного пути лес поредел, и Мукоки, все еще находившийся впереди крохотного отряда и раньше товарищей вышедший на вершину крутого склона, отдал приказание:
— Стой!
По другую сторону склона высился едва различимый в ночном мраке дикий хаос камней, небольших скал, вырванных с корнем деревьев, ложбинок и крутых троп. Ясно было, что до рассвета опасно продолжать путь.
Ваби разложил небольшой костер, вокруг которого плотно уселись люди и собаки. Прошло довольно много времени, которое показалось бесконечным порывистому и возбужденному Родерику, пока звезды наконец стали блекнуть в небе и свет их сменился ранней бледной зарей, которая вдруг, как всегда на севере, пышно расцвела.
Начиная с этого места, трудно, почти невозможно было найти малейшие намеки на старый след, но многоопытный Мукоки и не думал унывать и по совершенно неуловимым признакам определял знакомые кусты, деревья и камни и каждую «находку» приветствовал своим характерным кряхтеньем, которое убеждало обоих юношей, что все идет нормально и что они находятся на верном пути.
Они шли так целый день, сделав лишь непродолжительный привал для завтрака и легкого отдыха. Родерик и Ваби не переставали удивляться неутомимости старого траппера и той уверенности, с какой он гнал вперед собак.
Казалось, его глаза ни на миг не закрывались и совершенно забыли про то, что на свете существует усталость. Время от времени он останавливал собак, и один подавался то влево, то вправо. После того он возвращался к саням, не проронив ни слова, а Ваби и Родерик, в свою очередь, не задавали ему никаких вопросов. Они предоставляли старику полную свободу и, зная, что он не любит ни лишних слов, ни лишних жестов и движений, оставляли его в покое. Огромную пользу ему приносил пес, который, подобно ему самому, все время вынюхивал старый след.
Время от времени молодые люди тоже узнавали то скалу, которую они недавно видели, то кустарник, вдоль которого они проходили. Случалось даже и так, что в тех местах, которых не коснулась временная оттепель, они находили отдельные, неясные отпечатки своих ног, что окончательно убеждало их в том, что они идут по правильному пути.
Но поистине было непостижимо, каким образом мог ориентироваться Мукоки, который пользовался только своей изумительной памятью.
Как Ваби ни ломал голову, он не мог понять этого. Что же касается Родерика, то он со все возрастающим волнением спрашивал самого себя: что он мог бы сделать, если бы был предоставлен исключительно самому себе? Как он вышел бы из подобного затруднительного положения?
Он и теперь, в обществе Мукоки и Ваби, не питал чрезмерной надежды на то, что они добьются своего, но в минуты наиболее острого отчаяния он мысленно вызывал нежный образ Миннетаки, и при виде ее молитвенно протянутых ручек к нему возвращалось все то мужество, которое так было необходимо теперь.
Остановились на ночь с первыми вечерними сумерками. Как и накануне, немедленно была поставлена лиственная хижина, близ которой через несколько минут запылал большой костер. Родерик. Ваби и Мукоки под покровительством звезд и луны по очереди дежурили до утренней зари.
На следующий день, часов около двенадцати, Мукоки, по-прежнему прокладывавший путь и тщательно замечавший малейшие указания, вдруг издал радостный крик, от которого в первую минуту молодые люди вздрогнули.
— Хижина! — закричал он и протянул вперед руку. — Вы посмотрите только! Видите?
Лицо его приняло самое победное выражение. И действительно, путники подошли к своему старому лагерю, к нетронутой лиственной хижине, которая сохранилась точно в таком же состоянии, в каком они оставили ее. Именно в ней они провели несколько ночей, прежде чем вернулись в Вабинош-Хоуз.
Ваби опустил дрожащую руку на плечо Родерика, который был взволнован не меньше его самого.
— Ну, а теперь, — произнес он, — наступил твой черед действовать. Помни, Род, что успех нашего дела сейчас зависит только от тебя.
Как только он подъехал к костру, проводник немедленно уложил его на медвежью полость и угостил чашкой горячего бульона, который оказал самое благотворное воздействие.
— Ваби догнал вас… — с трудом произнес индеец, стараясь улыбнуться. — Это хорошо, это очень хорошо…
Но для лирических излияний времени не было.
— Дорога каждая минута! — заявил Ваби. — Мы должны немедленно двинуться в путь. От того, когда мы выедем, часом раньше или позже, зависит наша победа или поражение. Надо торопиться, как это ни трудно в нашем положении.
— В таком случае возьмите наших собак! — предложил проводник Родерика. — У нас шесть собак, и все они находятся в превосходнейшем состоянии, потому что мы нормальным шагом шли вперед. Этим-то и объясняется тот факт, что вы так скоро догнали нас. Вам надо выбрать из ваших собак трех-четырех посильнее и запрячь их вместе с нашими. Я лично посоветовал бы вам дать им час-другой отдохнуть. Кроме того, их необходимо накормить. И собаки оправятся, и вы сами подкрепите свои силы. В противном случае вы далеко не уедете. Вам очень быстро изменят силы, и все равно ничего не выйдет. Послушайте лучше меня. Я знаю это дело.
Тотчас был разбит временный лагерь, и проводник Родерика выложил все имеющиеся в наличности съестные припасы. Прекрасный, ровный огонь мигом поднял общее настроение.
Помимо усталости собаки, прибывшие из Вабинош-Хоуза, чувствовали сильнейший голод, и при виде огромного куска мяса, который проводник начал рубить на части, они издали яростный вой, сбились в тесную кучу и самым выразительным образом задвигали челюстями.
Люди с большим трудом развели их в разные стороны и прекратили таким образом общую свалку. Через короткое время все собаки получили добрую порцию мороженого мяса от того самого куска, которым теперь угощались четверо человек, усевшись вокруг костра. Покончив с жарким, путешественники набрали снегу, вскипятили воду и приготовили себе кофе.
Вдоволь наевшись и несколько отдохнув, люди начали отбирать собак. Четыре собаки Ваби были присоединены к шести псам Родерика, которые находились в самом завидном состоянии. В сани Ваби и Мукоки было впряжено по пяти «рысаков». Проводник Родерика решил по мере возможности использовать остальную упряжку и, не торопясь, вернуться в Вабинош-Хоуз.
Точно так же были распределены продукты и оружие, причем на долю Муки и обоих молодых людей досталось самое лучшее, что находилось в общем распоряжении.
Вскоре после того небольшой отряд двинулся в путь, вернее сказать, стал возвращаться по собственным следам вдоль лесов, полей и небольших рощиц. К тому времени, как люди заметили беспредельную, застывшую поверхность озера Нипигон, солнце стояло уже низко на пустынном грустном горизонте. Солнечные лучи уже не приносили с собой никакого тепла, и с каждой минутой становилось все холоднее.
Через полчаса пламенный диск совершенно исчез, и вдруг, как это всегда наблюдается в Нортландии, ночь опустила свои быстрые, непроглядно-черные крылья на землю.
Северная ночь окутывает вас каким-то волнистым струящимся плащом. Она бросает на вас такую густую завесу, что минутами кажется, будто вы можете нащупать руками нависший рыхлый мрак…
Вот именно такая ночь спустилась на землю к тому времени, когда наши путники достигли озера, и Мукоки первым ступил на его снежную поверхность.
Старый индеец, к которому вернулась вся его изумительная энергия, бежал рядом с санями. Ваби, все еще не пришедший в себя, лежал, завернувшись в меха, на вторых санях, за которыми бежал Родерик, самый сильный из всех троих.
Чисто механически выполняя свое трудное дело, он продолжал думать только об одном: о тех исключительных событиях, которые разыгрались на протяжении двух последних дней. Он думал о горячо любимой матери, которая находилась в данное время в Детруа, и с нетерпением поджидала сына. Но больше всего он думал об очаровательной, молоденькой Миннетаки, к которой стремился всем своим юным сердцем. Он познакомился с ней только шесть месяцев назад, так недавно обменялся с ней первыми робкими словами, но уже был пленен ею и, вероятно, навсегда…
Что сделает с ней вождь Вунга до тех пор, пока они нагонят его, если вообще можно допустить мысль, что они когда-нибудь добьются своей цели? Что ждет ее? Что она делает сейчас? Жива ли? Как себя чувствует?
Они быстро неслись вперед по намеченному пути. На далеком расстоянии от них поверх леса замирал пунцово-красный солнечный свет. Моментами чудилось, что все озеро окутано огромным, белесоватым саваном, который неведомо где начинался и кончался.
Ваби, пролежав несколько часов на санях, чувствовал себя сравнительно хорошо и теперь вместе с остальными товарищами бежал за санями. Было решено, что каждый из них должен бежать не дольше десяти минут, а затем отдыхать. Только при таком условии можно было рассчитывать на то, что никто из них не выбьется из сил до первого этапа.
Трудно было сказать, чем именно руководствовался Мукоки, который вел весь отряд, но, так или иначе, он ни разу не проявил ни малейшей нерешительности. Очень скоро в небе весело зажглись звезды. А вслед за ними над черным горизонтом луна подняла свои искрящийся огненный шар и открыла глазам путников такое зрелище, какое можно видеть только в волшебные северные ночи.
По мере того как лунный диск клонился к зениту, его кроваво-красный цвет постепенно переходил в алый. Вдруг неведомо откуда в него вонзились серебряные стрелы, и в эфире вскоре повис бледно-золотой фонарь, источающий нежнейший свет на холодный снег…
Великое молчание объяло Белую Пустыню, и лишь время от времени оно нарушалось легким скрипом полозьев, мягким шуршанием собачьих лап, погружавшихся в снег, и коротенькими, отрывистыми замечаниями, которыми изредка обменивались люди.
Часы Родерика показывали начало девятого, когда Ваби повернулся к своему приятелю и, указывая на длинную темную линию, перерезывавшую горизонт и отбрасывавшую глубокую тень на белоснежный лик озера, сказал:
— Вон там лес! Мы подходим к нашему первому этапу.
Казалось, собаки поняли, что сказал человек, и налегли изо всех сил. Передовой пес почуял запах хвойных деревьев и радостно залаял.
Обе упряжки прежним аллюром продолжали свой путь, и на фоне лунной ночи все ярче и четче проступали очертания приближающегося леса. Через несколько минут обе пары саней остановились у юго-восточного берега озера Нипигон, и собаки, сбившись в кучу, мигом улеглись на земле. С полудня отряд сделал около шестидесяти миль.
— Мы здесь разобьем лагерь! — сказал Ваби. — Я едва держусь на ногах. К тому же нам необходим дневной свет для того, чтобы найти след. Ночью мы ровно ничего не сможем сделать.
Мукоки, не дожидаясь ответа Родерика, схватил топор и уже начал срубать наиболее близкие к нему ветки.
— Род, — предложил Ваби, — займись костром, а мы с Муки тем временем поставим временное жилье. Надо согреться.
Спустя полчаса была воздвигнута небольшая хижина, сделанная из сосновых ветвей, и пред ней уже пылал буйный огонь, бросающий в морозный воздух тысячи радостных и бойких искр. Род успел собрать множество сухих поленьев, которые обеспечивали тепло до самого утра, и Ваби вместе с Муки, закутавшись в меха и вдыхая чудесный смолистый запах, очень уютно устроились на ночь. Родерик, который чувствовал себя гораздо бодрее своих товарищей, решил дежурить всю ночь. Он уселся совсем близко к костру и, продолжая чем-то лакомиться, не отрывал взора от пляшущего пламени, которое временами принимало самые фантастические формы. Собаки подползли к самому костру, и иногда казалось, что их оставили все признаки жизни.
Время от времени из лесу доносился жалобный вой одинокого волка. Иногда над костром пролетала громадная белая сова и бросала в огонь свой страшный, почти человеческий крик: «Алло! Алло!». Под оседающим снегом трещали деревья.
Но ни остервенелый вой волка, ни треск деревьев, ни безумные крики крылатого гостя не были в состоянии разбудить спящих.
Так прошло около часа. Родерик, положив ружье на колени, все еще сидел у костра. Образ Миннетаки не оставлял его. Он никак не мог отделаться от твердой уверенности, что она в это же самое время тоже не спит и без устали думает о своих спасителях.
Вдруг под воздействием тех телепатических сил, которые иногда гораздо мощнее в нас, чем мы сами можем думать, Родерику показалось, что он видит девушку совсем близко — не образ и не дух ее, а живую Миннетаки из плоти и крови! Подобно ему, она сидела совсем близко у пылающего костра.
Ее прекрасные черные волосы светились от отблесков огня, а на спину падали тяжелые косы. Она напряженно глядела на пламя, и минутами создавалось впечатление, что, не в силах совладать с неведомыми чарами, она сейчас бросится в огонь.
И совсем близко, гак близко, что стоило только протянуть руку, чтобы коснуться его, стоял человек с таким суровым выражением лица, что Родерик содрогнулся. Это был сам дьявол в образе человека, краснокожий Вунга, вождь бандитского племени, который уже давно был объявлен вне закона. Он все время говорил со сладострастным огнем в глазах и вдруг протянул свою страшную руку по направлению к девушке.
Совершенно бессознательно молодой человек издал отчаянный крик, разбудивший всех собак, и вскочил с места. Что случилось? Приснился страшный сон? Или, может быть, то, что он видел, было гораздо страшнее и реальнее любого сна?
Напрасно он старался отделаться от овладевшего им испуга и вернуть себе утраченное спокойствие. Почему, с какой целью Вунга протянул руку к девушке?
Этот вопрос, крайне нелепый по существу, продолжал страшно волновать и мучить Родерика.
Он поднялся, подошел еще ближе к костру, перемешал уголья и подбросил так много дров, что огонь мигом поднялся выше прежнего, лизнул самые высокие ветви деревьев и швырнул по сторонам мириады искр. Казалось, яркое, веселое пламя несколько успокоило юношу. Он уселся на прежнем месте и сделал попытку уснуть. Но в следующее мгновение его глаза с прежней четкостью уловили образ Миннетаки, за которой стоял все тот же Вунга. На этот раз индеец схватил ее в свои объятия, и девушка напрасно старалась освободиться. Она отважно боролась, но индеец был гораздо сильнее ее и, победив отчаянное сопротивление, поднял Миннетаки и убежал с ней в лес, где и скрылся…
Родерик снова вскочил с места и протер глаза. Холодный пот на миг покрыл все его тело. Он не пытался уже уснуть. Часы, которые он вынул из кармана и поднес поближе к огню, показывали за полночь. Через час он должен был разбудить своих товарищей.
Он занялся приготовлениями к завтраку и накормил собак. Ровно в половине второго часа ночи он вошел в хижину, направился к Ваби и стал тормошить его.
— Вставай, вставай! — закричал он ему в ухо. — Пора отправляться! Живо вставай!
Молодой человек не сразу проснулся, но, проснувшись, немедленно поднялся, потянулся и через несколько минут в сопровождении Мукоки подошел к костру.
Родерик делал усилия сохранить внешнее спокойствие и не обмолвился ни словом о странном видении, которое два раза подряд посетило его. Но он был так нервно настроен, что без конца торопил своих попутчиков и раньше их проглотил завтрак.
Мукоки немедленно приступил к своему делу, то есть занялся поисками старого следа, того самого следа, который они проложили с неделю назад, когда возвращались в Вабинош-Хоуз. Когда они тронулись в путь, луна стояла еще довольно высоко в небе, но отбрасывала на землю все большие и большие тени. Она как-то неожиданно скрылась за высокими деревьями и уже больше не показывалась, и, таким образом, спасителям Миннетаки пришлось пользоваться только звездным светом.
Мукоки прежде всего направил собак по замерзшему ложу небольшой речонки, летом протекавшей в лесу. Обе пары саней довольно медленно подвигались по ухабистой дороге, которая с каждым шагом становилась все уже и тяжелее. Наконец после четырехчасового, крайне утомительного пути лес поредел, и Мукоки, все еще находившийся впереди крохотного отряда и раньше товарищей вышедший на вершину крутого склона, отдал приказание:
— Стой!
По другую сторону склона высился едва различимый в ночном мраке дикий хаос камней, небольших скал, вырванных с корнем деревьев, ложбинок и крутых троп. Ясно было, что до рассвета опасно продолжать путь.
Ваби разложил небольшой костер, вокруг которого плотно уселись люди и собаки. Прошло довольно много времени, которое показалось бесконечным порывистому и возбужденному Родерику, пока звезды наконец стали блекнуть в небе и свет их сменился ранней бледной зарей, которая вдруг, как всегда на севере, пышно расцвела.
Начиная с этого места, трудно, почти невозможно было найти малейшие намеки на старый след, но многоопытный Мукоки и не думал унывать и по совершенно неуловимым признакам определял знакомые кусты, деревья и камни и каждую «находку» приветствовал своим характерным кряхтеньем, которое убеждало обоих юношей, что все идет нормально и что они находятся на верном пути.
Они шли так целый день, сделав лишь непродолжительный привал для завтрака и легкого отдыха. Родерик и Ваби не переставали удивляться неутомимости старого траппера и той уверенности, с какой он гнал вперед собак.
Казалось, его глаза ни на миг не закрывались и совершенно забыли про то, что на свете существует усталость. Время от времени он останавливал собак, и один подавался то влево, то вправо. После того он возвращался к саням, не проронив ни слова, а Ваби и Родерик, в свою очередь, не задавали ему никаких вопросов. Они предоставляли старику полную свободу и, зная, что он не любит ни лишних слов, ни лишних жестов и движений, оставляли его в покое. Огромную пользу ему приносил пес, который, подобно ему самому, все время вынюхивал старый след.
Время от времени молодые люди тоже узнавали то скалу, которую они недавно видели, то кустарник, вдоль которого они проходили. Случалось даже и так, что в тех местах, которых не коснулась временная оттепель, они находили отдельные, неясные отпечатки своих ног, что окончательно убеждало их в том, что они идут по правильному пути.
Но поистине было непостижимо, каким образом мог ориентироваться Мукоки, который пользовался только своей изумительной памятью.
Как Ваби ни ломал голову, он не мог понять этого. Что же касается Родерика, то он со все возрастающим волнением спрашивал самого себя: что он мог бы сделать, если бы был предоставлен исключительно самому себе? Как он вышел бы из подобного затруднительного положения?
Он и теперь, в обществе Мукоки и Ваби, не питал чрезмерной надежды на то, что они добьются своего, но в минуты наиболее острого отчаяния он мысленно вызывал нежный образ Миннетаки, и при виде ее молитвенно протянутых ручек к нему возвращалось все то мужество, которое так было необходимо теперь.
Остановились на ночь с первыми вечерними сумерками. Как и накануне, немедленно была поставлена лиственная хижина, близ которой через несколько минут запылал большой костер. Родерик. Ваби и Мукоки под покровительством звезд и луны по очереди дежурили до утренней зари.
На следующий день, часов около двенадцати, Мукоки, по-прежнему прокладывавший путь и тщательно замечавший малейшие указания, вдруг издал радостный крик, от которого в первую минуту молодые люди вздрогнули.
— Хижина! — закричал он и протянул вперед руку. — Вы посмотрите только! Видите?
Лицо его приняло самое победное выражение. И действительно, путники подошли к своему старому лагерю, к нетронутой лиственной хижине, которая сохранилась точно в таком же состоянии, в каком они оставили ее. Именно в ней они провели несколько ночей, прежде чем вернулись в Вабинош-Хоуз.
Ваби опустил дрожащую руку на плечо Родерика, который был взволнован не меньше его самого.
— Ну, а теперь, — произнес он, — наступил твой черед действовать. Помни, Род, что успех нашего дела сейчас зависит только от тебя.
Глава IV. Человек с медвежьими ногами
Родерик Дрюи на минуту был близок к тому, чтобы потерять сознание. Какую страшную ответственность возложили теперь на него!
Прежде всего надо было вспомнить, какой путь он избрал в тот день, когда, разлучившись на короткое время с товарищами, он отправился за дичью. Это был первый и почти кардинальный вопрос.
Перед брошенной хижиной влево и вправо тянулась довольно обширная лужайка. Солнце весело играло на снегу, который на большом протяжении совершенно растаял. При самом тщательном осмотре нельзя было обнаружить ни малейших отпечатков человеческих ног.
А между тем ему было сказано:
— Иди вперед! Теперь все остальное зависит только от тебя: помни это твердо.
Собаки, бесконечно радуясь тому, что им подарили временный отдых, вытянулись на снегу. Абсолютное молчание царило среди троих людей, связанных одной и той же целью, одним и тем же порывом. Родерик вознес немую молитву к небу.
Он ясно помнил, что тогда направился к югу, и именно это направление он избрал теперь. С ружьем наперевес, в сопровождении друзей, которые сделали с ним только несколько шагов, он довольно решительно пошел вперед. Считаясь с его настроением, Мукоки и Ваби не произнесли ни слова.
К своему неописуемому изумлению, он узнал некоторые кусты, которые показались ему более знакомыми, чем остальные. Шесть месяцев назад, когда он только прибыл в Нортландию, он не был способен на это. Но за истекшие полгода он столько раз участвовал в облавах на волков и так близко познакомился с Пустыней, что его глаза были натренированы гораздо сильнее, чем он сам думал.
Конечно, нельзя было еще говорить о полноте его познаний, ибо он на каждом шагу останавливался, не зная в точности, куда дальше пойти, что дальше делать.
Он также ясно помнил то, что сначала вышел на широкое поле, миновав которое, стал подыматься по отлогому холму. Но в каком месте он повернул? На этот весьма важный вопрос он пока не находил ответа.
Перед его глазами раскрывался хаотический и прекрасный в своей дикости пейзаж, и он призвал на помощь всю силу своего зрения, и весь ум, и всю память для того, чтобы хоть кое-как разобраться в топографии местности.
Сомнения его росли с каждой минутой, и вдруг он совсем оробел, когда повернулся и увидел на расстоянии тридцати — сорока шагов Мукоки и Ваби, которые пристально, по-прежнему молча, смотрели в его сторону.
Ему стало так тяжело и стыдно, что против воли его глаза наполнились чисто детскими слезами.
Неужели же из-за него Миннетаки пропала навсегда?
В подобном состоянии, недвижный, как статуя, он мог бы простоять до вечера, если бы яркая полоса света, перерезавшая все поле, на миг не ослепила его. Этот яркий свет был брошен с противоположной стороны огромной ледяной глыбой, которая по странному капризу природы удерживалась в состоянии полного равновесия на вершине откоса, где она была оставлена пронесшейся мимо ледяной лавиной.
Эта глыба, прозрачная, ясная и чистая, как кристалл, сыграла в данном случае роль призмы, сквозь которую солнечный луч, преломившись, послал Родерику Дрюи свое спасительное указание. И действительно, молодой человек тут же на месте вспомнил, что неделю назад он проходил мимо этой льдины, которая сразу привлекла к себе его внимание. Он побледнел от радости и с легкостью козы и с победным криком бросился вперед.
Его попутчики, которым он не сказал ни слова и которые молча между собой переглядывались, словно спрашивая друг друга, не сошел ли Родерик с ума, едва поспевали за ним. С той же легкостью и стремительностью он побежал по снегу до основания откоса и стал подыматься наверх, ни на миг не отрывая взора от чудесного сигнала, посланного ему самой судьбой.
Только тогда, когда он добрался до голубеющей в небе глыбы, он остановился и с громадным усилием перевел дух. Лишь через несколько минут он пришел в себя, стал дышать гораздо ровнее и мог объяснить Мукоки и Ваби, что случилось и какую чудесную помощь послало ему провидение.
С вполне законной гордостью он выслушал все похвалы в свой адрес, еще немного отдохнул и стал подыматься к вершине ската. Когда он добрался до намеченной цели, солнце стало уже спускаться к холодному, угрюмому горизонту. Мало-помалу стало темнеть, но Родерик, уже руководствуясь собственным инстинктом, продолжал с тем же неутомимым упорством свои поиски. Он как-то сразу, без малейшего напряжения вспомнил многое, что казалось давным-давно уплывшим из его памяти.
Прежде всего надо было вспомнить, какой путь он избрал в тот день, когда, разлучившись на короткое время с товарищами, он отправился за дичью. Это был первый и почти кардинальный вопрос.
Перед брошенной хижиной влево и вправо тянулась довольно обширная лужайка. Солнце весело играло на снегу, который на большом протяжении совершенно растаял. При самом тщательном осмотре нельзя было обнаружить ни малейших отпечатков человеческих ног.
А между тем ему было сказано:
— Иди вперед! Теперь все остальное зависит только от тебя: помни это твердо.
Собаки, бесконечно радуясь тому, что им подарили временный отдых, вытянулись на снегу. Абсолютное молчание царило среди троих людей, связанных одной и той же целью, одним и тем же порывом. Родерик вознес немую молитву к небу.
Он ясно помнил, что тогда направился к югу, и именно это направление он избрал теперь. С ружьем наперевес, в сопровождении друзей, которые сделали с ним только несколько шагов, он довольно решительно пошел вперед. Считаясь с его настроением, Мукоки и Ваби не произнесли ни слова.
К своему неописуемому изумлению, он узнал некоторые кусты, которые показались ему более знакомыми, чем остальные. Шесть месяцев назад, когда он только прибыл в Нортландию, он не был способен на это. Но за истекшие полгода он столько раз участвовал в облавах на волков и так близко познакомился с Пустыней, что его глаза были натренированы гораздо сильнее, чем он сам думал.
Конечно, нельзя было еще говорить о полноте его познаний, ибо он на каждом шагу останавливался, не зная в точности, куда дальше пойти, что дальше делать.
Он также ясно помнил то, что сначала вышел на широкое поле, миновав которое, стал подыматься по отлогому холму. Но в каком месте он повернул? На этот весьма важный вопрос он пока не находил ответа.
Перед его глазами раскрывался хаотический и прекрасный в своей дикости пейзаж, и он призвал на помощь всю силу своего зрения, и весь ум, и всю память для того, чтобы хоть кое-как разобраться в топографии местности.
Сомнения его росли с каждой минутой, и вдруг он совсем оробел, когда повернулся и увидел на расстоянии тридцати — сорока шагов Мукоки и Ваби, которые пристально, по-прежнему молча, смотрели в его сторону.
Ему стало так тяжело и стыдно, что против воли его глаза наполнились чисто детскими слезами.
Неужели же из-за него Миннетаки пропала навсегда?
В подобном состоянии, недвижный, как статуя, он мог бы простоять до вечера, если бы яркая полоса света, перерезавшая все поле, на миг не ослепила его. Этот яркий свет был брошен с противоположной стороны огромной ледяной глыбой, которая по странному капризу природы удерживалась в состоянии полного равновесия на вершине откоса, где она была оставлена пронесшейся мимо ледяной лавиной.
Эта глыба, прозрачная, ясная и чистая, как кристалл, сыграла в данном случае роль призмы, сквозь которую солнечный луч, преломившись, послал Родерику Дрюи свое спасительное указание. И действительно, молодой человек тут же на месте вспомнил, что неделю назад он проходил мимо этой льдины, которая сразу привлекла к себе его внимание. Он побледнел от радости и с легкостью козы и с победным криком бросился вперед.
Его попутчики, которым он не сказал ни слова и которые молча между собой переглядывались, словно спрашивая друг друга, не сошел ли Родерик с ума, едва поспевали за ним. С той же легкостью и стремительностью он побежал по снегу до основания откоса и стал подыматься наверх, ни на миг не отрывая взора от чудесного сигнала, посланного ему самой судьбой.
Только тогда, когда он добрался до голубеющей в небе глыбы, он остановился и с громадным усилием перевел дух. Лишь через несколько минут он пришел в себя, стал дышать гораздо ровнее и мог объяснить Мукоки и Ваби, что случилось и какую чудесную помощь послало ему провидение.
С вполне законной гордостью он выслушал все похвалы в свой адрес, еще немного отдохнул и стал подыматься к вершине ската. Когда он добрался до намеченной цели, солнце стало уже спускаться к холодному, угрюмому горизонту. Мало-помалу стало темнеть, но Родерик, уже руководствуясь собственным инстинктом, продолжал с тем же неутомимым упорством свои поиски. Он как-то сразу, без малейшего напряжения вспомнил многое, что казалось давным-давно уплывшим из его памяти.