Войдя в дом, Джулия аккуратно поставила на место ботинки Мейбл и повесила обратно на вешалку куртку. Миновав по-прежнему безлюдную кухню, она хотела быстро прошмыгнуть мимо елки, но остановилась, зачарованная красотой ярко освещенного дерева с переливающимися всеми цветами радуги игрушками.
   Это было воистину великолепное зрелище. Помимо своей воли, ни о чем не думая, Джулия опустилась на диван около того самого стула, с которого накануне наблюдала за тем, как украшают елку.
   Разноцветные лампочки отражались в блестящей поверхности игрушек, и в каждом таком отражении Джулии мерещилось личико Ливви.
   Ливви любила Рождество, как никто из знакомых Джулии детей. Она родилась 27 декабря, и Джулии порой казалось, что принимавший роды врач, хлопнув ее, как всех новорожденных, по попке, каким-то таинственным образом заразил малышку духом этого праздника.
   Как может Джулия радоваться очередному Рождеству, зная, что этой радости навсегда лишено ее дитя? Как у нее может пробудиться желание одаривать окружающих, если у нее похищено, притом совершенно неожиданно, то, что было ей дороже всего на свете?
   Ее дочурке, Ливви, – вот кому следовало бы сидеть рядом с ней, наслаждаясь великолепием «Северного полюса». Она бы гладила оленей и играла в спектакле. Ей бы следовало здесь быть ради меня, с тоской подумала Джулия. Ей так хотелось обнять Ливви, покачать на руках, прижать к своему сердцу!
   Объятая горем, грозившим поглотить ее целиком, Джулия потеряла счет времени. Прошли минуты, а может, и часы, она же все продолжала сидеть в безмолвии дома, не сводя глаз с елки, которая была для нее одновременно и горестным напоминанием о невосполнимой утрате, и радостным о былом счастье.
   – Джулия?!
   В дверном проеме стоял Крис. Он подошел и сел рядом с ней.
   – Я только что развез детей по домам и теперь иду спать. – Он откинулся на спинку дивана и посмотрел на елку. – Красиво, правда? В елочных фонариках есть что-то гипнотическое. На них также, как на горящий огонь, можно смотреть без конца.
   И каждый видит при этом что-то свое.
   Джулия лишь молча кивнула в знак согласия, не решаясь раскрыть рот. Поток слез, который ей удавалось сдерживать все двенадцать месяцев прошедшего года, был готов вот-вот прорваться наружу. Ей казалось, что если она взглянет на Криса или произнесет хоть слово, то утратит власть над собой и разрыдается.
   – Рождество очень трудная пора для многих, – мягко сказал Крис. – Есть люди, для которых оно лишь повод для подведения итогов минувшего года. Они вспоминают о своих утратах, перебирают в памяти все плохое и грустное, что случилось с ними за это время. – Крис пододвинулся к Джулии и слегка дотронулся до ее руки. – Я же в этот праздник стараюсь думать только о будущем, о тех замечательных событиях, которые ожидаю в грядущем году. Я всегда стараюсь смотреть вперед, а не оглядываться назад, в прошлое.
   Судорога клещами сжала сердце Джулии. Она повернулась к Крису лицом, хотя понимала, что оно отражает ее внутреннее состояние.
   – А что делать, если будущее предстает пустым и мучительным?
   – Не таить своих мыслей в себе. Делиться с людьми своими опасениями и переживаниями.
   – Я не умею. – Джулия вскочила с дивана, готовая броситься бежать, чтобы только не видеть его добрых глаз, под взглядом которых ей было так трудно удерживать свое горе в узде.
   Крис тоже поспешно поднялся и, прежде чем она успела повернуться и уйти, ласково обнял ее и привлек к себе.
   – Доверьтесь мне, Джулия, – тихо прошептал он в ее волосы.
   Она покачала головой и вся напряглась. Его крепкое объятие, сильные руки, удерживающие Джулию помимо ее воли, представились ей чем-то вроде осадных орудий, вознамерившихся сломить ее оборону. Слезы подступили к ее глазам.
   – Я… я не могу… я должна… – слабо воспротивилась она, но Крис заставил ее замолчать, положив руку ей на затылок и прижав голову к своей сильной груди. И тут Джулия утратила контроль над собой. Слезы, которые ей так долго удавалось сдерживать, вдруг хлынули по щекам молодой женщины.
   Она почти не осознавала присутствия Криса, не ощущала его рук, гладящих ее волосы, не слышала громкого биения его сердца у самой своей щеки и ласковых слов, которые он нашептывал ей на ухо.
   Но она все крепче прижималась к нему, чувствуя, к своему ужасу, что падает в бездонную бездну своего горя.
   И вот она уже в ней, вокруг беспросветный мрак, чувствовать она способна лишь одно – необратимость своей потери, и думать тоже лишь об одном – о полной бессмысленности будущей жизни.
   Впервые за год она дала себе волю, позволив отчаянию восторжествовать над ней, и рыдания сотрясли все тело Джулии.
   – Держите меня! – кричала она, в поисках защиты прижимаясь все крепче к Крису, ибо ей казалось, что разомкни он руки – и она до конца растворится в своей скорби.
   Крис, видимо понимая, какой ужас царит в ее душе и как она сама напугана силой охвативших ее чувств, стараясь ее успокоить, все теснее смыкал вокруг нее кольцо своих рук, не опасаясь, что она затопит его слезами.
   Вдруг она испугалась, что заразит Криса своей печалью, лишит бьющего из него жизнелюбия, отравив его оптимизм болью, и рванулась прочь от него. Но он удержал ее в прежнем положении, его объятие – и сладостное и опасное – стало лишь еще крепче.
   Но мало-помалу слезы ее начали иссякать, а поглотивший на миг мрак бездонной бездны – рассеиваться. Она еще продолжала содрогаться от всхлипываний, но плакала все тише и уже сознавала, что прижимается к груди Криса, а оба они стоят перед елкой.
   Исходивший от него запах настоящего мужчины возбуждал ее, вызывал совсем иные чувства.
   Она ощущала его длинные ноги своими ногами, их бедра соприкасались самым интимным образом, мускулы его спины и плеч казались ей такими сильными. А сердце Криса стучало с небывалой быстротой, словно старалось ускорить ритм ее собственного сердцебиения.
   – Джулия! – произнес он тихим охрипшим голосом и повернул ее голову так, чтобы она могла его видеть. Его голубые, а сейчас с серебристым отблеском глаза излучали огонь, прожигавший ее до глубины души.
   Она понимала, что Крис хочет поцеловать ее, и сама тоже желала этого. Пусть его губы разожгут в ней пламя, такое жаркое, такое сильное, и пусть в нем сгинут все мучающие ее мысли. Джулия подняла голову кверху и с готовностью приоткрыла рот.
   Крис со стоном обхватил его своими губами, обдав ее жаром, который пронизал все ее существо.
   Этот огонь был ей очень приятен, ей хотелось, чтобы Крис проник в нее как можно глубже, и она раздвинула губы пошире. Язык Криса ответил на ее призыв и смело продвинулся дальше, вглубь, а руки медленным чувственным движением скользнули вдоль спины.
   И снова Джулия опустилась в темную бездну, но теперь совсем иную, где безраздельно властвовало одно-единственное чувство – вожделение.
   Она всецело отдалась ему, испытывая давно забытое наслаждение.
   Крис оторвался от ее рта, и Джулия откинула голову назад, подставив его губам нежную кожу своей шеи, и, в то время как они ласкали и целовали ее, перебирала пальцами мягкие пряди его черных волос.
   Он снова потянулся к ее рту. Одной рукой продолжая поддерживать спину, другую Крис передвинул к ее животу, какой-то момент помедлил, словно опасаясь возражений со стороны Джулии, но, не дождавшись их, медленно подвел ладонь к ее груди и обхватил ее сквозь шелк лифчика.
   Сосок груди напрягся навстречу его ласке, тело Джулии изогнулось дугой в руках Криса, она наслаждалась огнем любви, который охватывал каждую клеточку ее тела.
   А он, наградив ее рот продолжительным поцелуем, легкими касаниями губ прочертил линию от угла рта до уха, слегка повернув при этом ее голову так, что Джулии, открывшей в этот миг глаза, стала видна сияющая огнями елка. И во всех сверкающих игрушках отражалось личико ее маленькой дочурки.
   Джулия, задыхаясь, выплыла из омута желания, заставившего ее забыть обо всем на свете, и в ужасе от того, что произошло при ее попустительстве, отпрянула от Криса.
   Как она могла допустить, что его ласки заставили ее забыть о Ливви! Ее охватило чувство вины…
   Пусть на миг, даже самый короткий, но она перестала думать о своей покойной малютке!
   Он смотрел на нее, не скрывая своего замешательства, в глазах его продолжал гореть тот огонь, который только что воспламенял и ее.
   – Джулия? – Крис шагнул к ней, но она поспешно отступила назад, мучаясь сознанием своей вины, раздирающей ее сердце. Да как же она смела хоть на самую малую толику времени отвлечься мыслями от Ливви? Только что ее томило страстное желание, а сейчас оно представилось ей прямым оскорблением памяти Ливви.
   – О, я… Простите… – пробормотала она. – Это не должно было произойти… Это ошибка… Сплошная ошибка… – Джулия понимала, что подобное невразумительное объяснение ничего не дало, но она не могла больше вымолвить ни слова. Круто повернувшись, она стрелой взлетела по лестнице.
   Крис тупо смотрел ей вслед, стараясь совладать со своими чувствами. Он опустился на диван и провел рукой по волосам. Вначале им руководило всего-навсего стремление успокоить Джулию, он даже в самых тайных своих мечтах не помышлял о том, во что может вылиться его акт добросердечия. Вожделение, внезапно вспыхнувшее между ними и, бесспорно, застигшее Джулию врасплох, и для него явилось полной неожиданностью. Оно и сейчас продолжало волновать его кровь, усиливаясь при воспоминании о влажной мягкости ее губ, атласной коже и изогнувшемся дугой теле в его объятиях.
   Если есть на земле женщина, созданная Всевышним для любви, то это именно Джулия. Если чья-нибудь душа отчаянно жаждет любви, то это ее.
   Так что ей мешает? Какая трагедия лишила ее жизнерадостности, заставила сознательно бороться с собственными желаниями, более того – с собственной природой?
   Крис долго не отрывал взгляда от сверкающей елки, не переставая напряженно думать, каким образом отыскать разгадку тайн, которые Джулия так ревниво хранит в своей душе.
   Одно было ему ясно: когда он ее ласкал, ему казалось, что он обнимает самое жизнь. Их поцелуи наполнили его восторгом и счастьем. Если он сумеет исцелить рану, от которой страдает Джулия, это будет лучший рождественский подарок ему за всю его жизнь. Но как это сделать, если она не дает ему и шагу ступить в свою сторону? Как изгнать мрачные тени печали из ее глаз?
   Крис взглянул на ангела, венчавшего верхушку елки, но и тот, по-видимому, не мог помочь ему советом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Джулия понимала: рано или поздно ей все равно придется спуститься вниз и столкнуться лицом к лицу с Крисом. Но, стараясь как можно дальше отложить неизбежную встречу с мужчиной, который всю ночь напролет являлся ей в сновидениях, она мешкала в своей комнате, предаваясь раздумьям о вчерашнем дне.
   Даже сейчас, в ярком свете утреннего солнца, воспоминания об этих сексуальных снах заставляли Джулию краснеть до корней волос.
   Выругавшись в сердцах, она схватила щетку для волос и в третий раз принялась причесываться.
   Как-никак ей уже двадцать пять лет, это не тот возраст, когда можно предаваться любовному вздору, уместному среди подростков.
   – Да и что случилось? Подумаешь, поцеловались разок-другой, – увещевала Джулия свое отражение в зеркале. Но, произнося эти слова, она уже знала, что лукавит сама с собой. То, что она обозначила словами «поцеловались разок-другой», было много важнее. Оно разбудило в ней нечто, долго пребывавшее во сне, во мраке, и вывело это нечто навстречу теплому свету.
   Но Джулия не желала этой перемены. Она не хотела покидать мрак, не видя Ливви рядом с собой.
   То, что произошло между ней и Крисом, было ошибкой, минутной слабостью с ее стороны, в этом у Джулии не оставалось сомнений. И она не допустит, чтобы нечто подобное повторилось.
   Приняв твердое решение, Джулия вышла из комнаты и спустилась в кухню.
   Едва она переступила порог, как раздался громкий звонок настенного телефона. Крис вскочил из-за стола, прервав разговор с Доком и Мейбл, снял трубку и, сказав в нее несколько слов, передал Джулии:
   – Чарли, из гаража.
   Джулия, просветлев лицом, схватила трубку и поздоровалась с механиком. Но по мере того, как она слушала перечисление поломок в машине, лицо ее вытягивалось, радость сменялась разочарованием.
   – Неделю! – жалобно простонала она, услышав, сколько времени потребует ремонт. – Неужели никак нельзя раньше?
   Чарли объяснил, что трудно достать новый радиатор взамен разбитого.
   – Да, да, понимаю, – нетерпеливо прервала она его. – Благодарю вас. А нет ли поблизости другого гаража? – обратилась она уже к присутствующим.
   Все трое отрицательно покачали головой.
   – Чарли в этих краях единственный, – сказал Док.
   – Какие-нибудь трудности? – поинтересовался Крис.
   – Чарли сказал, что необходимо послать в Денвер за новым радиатором, да и на очереди у него еще несколько машин до моей, – избегая смотреть Крису в глаза, ответила Джулия. – Пока он приведет ее в порядок, пройдет не меньше недели.
   – Замечательно! – воскликнула Мейбл. – Значит, вы увидите наш спектакль и все остальные рождественские торжества.
   – Мне, наверное, лучше снять комнату в ближайшем мотеле, – сказала Джулия.
   – Чепуха, – решительно заявила Мейбл, поднимаясь из-за стола. – Поселиться в мотеле и сидеть там одной-одинешеньке в пустой комнате – хуже ничего не придумаешь. К тому же эта парочка, она ткнула пальцем в сторону Дока и Криса, – вечно на меня ополчается, а в вашем присутствии силы выравниваются.
   Джулия лишь кивнула, закусив губу, чтобы не рассмеяться: у нее-то сложилось впечатление, что при любом соотношении сил Мейбл никогда не останется в проигрыше.
   Джулия налила себе кофе, расположилась за столом рядом с Доком и Крисом и исподтишка взглянула на последнего. Лившийся в окно солнечный свет играл в его густых черных волосах и подчеркивал черты волевого открытого лица.
   Вдруг Крис перехватил ее внимательный взгляд, Джулия покраснела и моментально отвернулась. А ведь ей здесь жить еще целую неделю, как бы не лишиться окончательно разума, пронеслось у нее в голове.
   – Сразу после завтрака я займусь сборкой железной дороги – той, что вокруг елки, вы, верно, видели, – сказал Крис. – Не хотите ли помочь мне? Он выжидательно посмотрел на Джулию.
   Джулия прекрасно понимала, что ей, конечно, следует отказаться. Чего ей никак нельзя делать так это проводить время с ним. С другой стороны, ее пугала перспектива весь день проторчать взаперти в своей комнате. Да и потом, то, что произошло между ними накануне вечером, произошло лишь потому, что он, видя ее слезы и понимая, что она несчастлива, от доброты душевной захотел ее утешить.
   Она же, погруженная в свое безысходное горе, бездумно отдалась его поцелуям. Криса даже нельзя порицать за его поведение: она сама, охваченная отчаянием, обвилась вокруг него, как лента вокруг коробки. А дальше – больше, все соответствует законам цепной реакции. Вечерний эпизод правильнее всего рассматривать как некое биологическое явление или моментальную химическую реакцию, не более того.
   – Джулия!
   Она снова покраснела – он ждет ответа, а она, видите ли, никак не соберется с мыслями.
   – Да, да, охотно помогу, – вымолвила она наконец, твердо решив про себя, что будет держать себя в руках. Ведь так или иначе она обречена еще целых семь дней провести здесь, рядом с ним. Не может же она все время сидеть у себя в комнате.
   Да, она обречена, но сумеет с честью выйти из этой ситуации.
   – Крис, звонил мистер Байли из зоологического магазина, – сообщила Мейбл, вновь наливая всем кофе. – Просил напомнить тебе о его счете.
   – Ох уж эти счета, начисто вылетели из головы! – стукнул ладонью об стол Крис. – У меня на столе их целая куча. Вечером выберу время и разберусь.
   – Хм… Золотые слова! – щелкнула языком Мейбл. В один прекрасный день нас прикроют из-за того, что ты не платишь по счетам. Готова поклясться, что я не знаю второго такого человека, который ненавидел бы всякую писанину больше тебя.
   – Пойдемте, Джулия, – улыбнулся Крис, вскочив на ноги и поспешно допивая свой кофе. – И поскорее. Иначе мне придется выслушать нотацию по поводу отсутствия у меня деловой сноровки.
   Джулия последовала за ним в большой зал, теряясь в догадках. Как понимать этот обмен репликами? Означал ли он, что «Северный полюс» обременен долгами? Что Крис испытывает финансовые затруднения? Ей самой это место неприятно, но было бы жаль, если бы его пришлось прикрыть. Она, конечно, никогда не сможет радоваться Рождеству, но ей бы не хотелось, чтобы этого праздника лишились окружающие. Впрочем, решила она, ее это не касается, и вопросы остались невысказанными.
   Детали железной дороги лежали у основания елки, но в разобранном виде; Крис усадил Джулию рядом и объяснил, что надо делать.
   – Это нетрудно, – заметил он, показывая, как вставить одну часть в другую и защелкнуть.
   Несколько минут они работали молча под звуки приглушенных голосов Дока и Мейбл, доносившихся из кухни, и щелканье железнодорожных сцеплений. Джулия, не прекращая работы, поймала себя на том, что не может не любоваться руками Криса. Красивые, с длинными пальцами, они казались сильными, но в то же время и способными на нежность.
   Джулия помнила тепло их прикосновений. В этот миг она чуть ли не ощутила, как они ласково гладят ее спину, и низ ее живота обдало жаром.
   – Давно у вас эта дорога? – поинтересовалась она лишь для того, чтобы завязать разговор, который отвлек бы ее от опасных мыслей.
   – Родители подарили мне ее в день моего двенадцатилетия, – улыбнулся Крис. – С тех пор я кое-какие части заменил, а кое-что добавил. Но вот паровоз тот самый, что бежал вокруг моей елки двадцать лет назад.
   Он поставил на место последний участок рельса, и кольцо дороги замкнулось. Затем Крис поднялся и, пододвинув два больших ящика, один поставил около себя, а второй – у ног Джулии.
   – Мне – железнодорожный состав. Вам – поселок, – сообщил он.
   – Поселок?! – Джулия нагнулась к ящику и вытащила из него миниатюрный домик в викторианском стиле с лампами за окнами и снегом на крыше, очень похожим на настоящий. – О, какая прелесть! воскликнула она, с восхищением разглядывая крохотные детали и искусную резьбу, украшающую все деревянные части. Не переставая восторгаться красотой игрушек, Джулия вытащила из ящика булочную, за стеклянной витриной которой виднелись торты и пироги. – Резьба замечательная!
   – Спасибо, – откликнулся Крис.
   Что-то в его тоне заставило Джулию с любопытством посмотреть на Криса.
   – Это ваша работа?
   Крис кивнул с сияющими мальчишеской гордостью глазами.
   – Даже Санта-Клаус не может обойтись без любимого занятия.
   – А чем вы занимаетесь, когда Рождество кончается? В остальное время года? – спросила Джулия, наблюдая за тем, как Крис распаковывает поезд. Вряд ли летом здесь бывает много туристов…
   – Трудно в это поверить, но тем не менее факт:
   Рождество не утрачивает своей популярности в любой сезон. – Он сдунул пыль с миниатюрного углевоза и улыбнулся Джулии.
   – Тогда почему железная дорога не функционирует круглый год? – полюбопытствовала Джулия.
   С мягкой задумчивой улыбкой Крис медленно провел пальцем по крыше углевоза.
   – Видите ли, есть вещи, которыми не хочется делиться со всеми туристами. К ним относится и железная дорога. Это традиционное развлечение моего детства, и мне хочется получать от него удовольствие в обществе моих самых близких друзей. – Он прицепил углевоз к локомотиву и снова улыбнулся ей. – Я рад, что поезд пойдет в вашем присутствии.
   – Благодарю вас. – Джулия почувствовала, что горячая волна заливает ее лицо, и, отвернувшись к ящику, стала вынимать оттуда миниатюрные макеты зданий. Несколько минут они работали в полном молчании, но оно не было им в тягость.
   С каждым предметом, который Джулия вытаскивала из ящика, ее восхищение талантом Криса росло. Наряду с жилыми домами и магазинами в ящике лежали мосты, уличные фонари, деревья, фигурки людей – одним словом, все, что было необходимо для воссоздания правдивой картины маленького городка на рубеже столетий. Джулия с головой ушла в свое занятие, так оно ей понравилось.
   Крис же, выпрямившись, наблюдал за тем, как Джулия осторожно устанавливает мост над зеркальным прудом. На ее лице не осталось и следа того беспредельного отчаяния, которое он прочитал на нем вчера вечером, и жесткого самоконтроля, придававшего ему полное безразличие.
   Сейчас все ее черты смягчились, глаза, к его радости, выражали покой. Но он знал, что спокойствие это отнюдь не прочно, что душа ее находится в неустойчивом равновесии, которое может в любой миг нарушиться.
   Криса так и подмывало завести с ней речь о вчерашнем вечере, о том прекрасном моменте, когда их обоих внезапно охватило желание. Но он опасался, как бы подобный разговор не нарушил ее покоя, который придавал ее красивому лицу такую умиротворенность. И он ограничился тем, что, усевшись поудобнее, продолжал наблюдать за Джулией, стараясь пригасить язычки пламени вожделения, лизавшие его внутренности.
   – Вот так, – с глубоким удовлетворением произнесла Джулия, втыкая в зеркальную поверхность пруда последнюю фигурку конькобежца. Она уселась на стул и внимательно осмотрела воссозданное ее руками поселение.
   – Замечательный городок! – сказал Крис, улыбнувшись, и, к его великой радости, Джулия тоже улыбнулась в ответ.
   – Да, замечательный, – согласилась она. – А вы уже собрали весь поезд.
   – Да, собрал, стоит только нажать кнопку – и он побежит по рельсам.
   – И что же нам мешает? – вопросительно взглянула на него Джулия.
   Крис рассмеялся, встал со своего места и протянул руку Джулии, помогая подняться.
   – Чтобы увидеть все как следует, надо немного отойти назад, – пояснил он и неохотно выпустил ее руку из своей.
   Сделав торжественный жест, Крис нажал кнопку. Поезд немедленно застучал колесами по рельсам, в окнах вагонов зажглись огни. Когда локомотив приблизился к дорожному знаку перекрестка, раздался гудок. Джулия в восхищении всплеснула руками:
   – О, Крис! Какая прелесть!
   – И в самом деле – прелесть, – согласился он, думая про себя, что готов был бы каждую минуту каждого дня делать что-нибудь подобное, лишь бы на ее лице сохранялось это выражение покоя и радости.
   – Снимите эту вещь с меня! – донесся из кухни громкий голос Мейбл, сопровождаемый тихими словами Дока. – Крис! Крис, иди сюда и спаси меня от этого лунатика.
   Крис и Джулия обменялись удивленными взглядами и поспешили на зов. В кухне их глазам предстало странное зрелище: Док прижимал Мейбл к стене, не давая ей отодвинуться, а над ее головой держал веточку белой омелы.
   – Избавьте меня от этого дуралея, он совсем спятил, – взмолилась Мейбл.
   – Не будьте старой ворчуньей, – запротестовал доктор. – Безобидная рождественская традиция позволяет обменяться поцелуем под веточкой омелы.
   – У вас точно крыша поехала, если вы полагаете, что я соглашусь вас поцеловать! – возопила Мейбл, воинственно взмахивая руками.
   С огорченным вздохом Док отпустил Мейбл и положил в карман пластиковую веточку.
   – Дом полон доброты, и весьма странно, что на эту женщину не распространяется хотя бы малая ее толика, – в сердцах сказал он и, громко топая, вышел из кухни.
   – Старый, выживший из ума болван! – с пылающими щеками воскликнула Мейбл, расправляя передник, и взглянула на Криса и Джулию так, словно они были во всем виноваты. – Я поцелую его, обязательно поцелую, но когда я буду в хорошем настроении и приведу себя в порядок, а не когда он размахивает над моей головой какой-то дурацкой веткой.
   Все еще багровая от негодования, она, тоже тяжело топая, выскочила из кухни.
   Джулия молча обратила свой взор на Криса. Заметив, что углы его рта дрожат от еле сдерживаемого смеха, она вдруг ощутила, что и ее душит хохот. Не в силах больше совладать с собой, она расхохоталась, с удовольствием прислушиваясь к тому, как взрывы смеха – ее и Криса – смешиваются и наполняют всю кухню.
   Это был один из тех моментов безумия, когда, начав смеяться, человек не в силах остановиться, и чем больше он смеется, тем сильнее его разбирает хохот. Джулия утратила контроль над собой. Можно было подумать, что смех долгое время был заперт где-то внутри ее, но наконец вырвался из-под замка на волю и теперь его никак не удавалось загнать обратно внутрь.
   Джулии было хорошо, и она бездумно отдалась смеху, который сотрясал ее тело, делал колени слабыми и вызывал слезы на глазах.
   Маленькая девочка, услышав смех своей мамы, ликуя, захлопала в ладоши, вбирая его в себя всем своим существом.
   Она всегда любила, когда у мамы бывало хорошее настроение. Если бы только мама знала, какой красивой она становится, когда смеется! Ее глаза цвета горячего какао теплеют, а смех напоминает звуки колокольчика над входной дверью, издаваемые им всякий раз, как ее открывают.
   Маленькая девочка знает, что с тех пор, как она ушла из жизни, ее мама пребывает в печали. Как бы дать ей знать, что смеяться все равно хорошо и что она должна быть счастлива, хотя ее дочка не с ней.
   Ливви подобрала ноги под себя и нахмурилась, усиленно размышляя. Наверняка существует какой-то способ дать знать ее мамочке, что она, Ливви, может быть счастлива лишь в том случае, если будет по-настоящему счастлива мама.