— Это бензин! — поправил ее чопорный Густав, срывая с окон занавески, прежде чем они вспыхнут.
— Нет, бензин заливают в бак автомобиля, — терпеливо ответила мисс Кейри. — Он может взорваться. Бензином я бы ни за что не воспользовалась.
К счастью, Густаву удалось растолкать двух пожарников, коротавших ночь в спальнях Митси и Ханси, и те быстро справились с неприятностью. Конгресс-центр был спасен, в отличие от стенограммы докладов и дискуссий на симпозиуме “Принципы выживания”: от пленок с записями осталась черная зола.
Суббота
ЭПИЛОГ. Химеры
— Нет, бензин заливают в бак автомобиля, — терпеливо ответила мисс Кейри. — Он может взорваться. Бензином я бы ни за что не воспользовалась.
К счастью, Густаву удалось растолкать двух пожарников, коротавших ночь в спальнях Митси и Ханси, и те быстро справились с неприятностью. Конгресс-центр был спасен, в отличие от стенограммы докладов и дискуссий на симпозиуме “Принципы выживания”: от пленок с записями осталась черная зола.
Суббота
I
Соловьевы решили задержаться еще на один день и спокойно погулять в горах, воспользовавшись бегством туристов. Остальные уезжали одиннадцатичасовым автобусом. Густав должен был доставить их на вокзал в долине, откуда они доберутся поездом до аэропорта. Харриет и фон Хальдер торопились в Австралию, на сиднейский симпозиум “Человек и его среда”; Петижак боялся опоздать на шумную сходку единомышленников в Калифорнии, Валенти — на нейрологический конгресс в Рио-де-Жанейро, Блад — на конгресс пен-центра в Бухаресте. После оплаты расходов по переездам, его чистый заработок должен был составить 50 фунтов — что ж, лучше немного, чем совсем ничего. Однако, ввиду создавшегося в мире положения, никто не мог быть уверен, что достигнет места назначения, Это добавляло нервозности к меланхолическому состоянию, в котором обычно разъезжались “девушки по вызову”. Как бы они ни действовали друг другу на нервы, всякий симпозиум превращался как минимум в клуб, а иногда и в сплоченную семью — со своими правилами, сплетнями, понятными только посвященным шуточками. И вот теперь все это кончилось, каждый снова оказался предоставлен самому себе. Никто не возражал бы провести в таком же составе лишнюю недельку.
До отъезда оставалось десять минут. Желтый автобус уже стоял у бетонных ступенек Конгресс-центра. Соловьевы наблюдали за погрузкой багажа со своего балкона. Николай готовился спуститься, чтобы пожелать уезжающим счастливого пути.
— Я тут поразмыслил… — произнес он.
— Неужели?
— Да. И придумал загадку. Как можно по-настоящему утешить человека, знающего, что завтра в девять утра его вздернут на виселицу?
— Сразу сдаюсь.
— Начальник тюрьмы входит в камеру смертника и говорит: “Простите, но мы вынуждены ускорить момент вашей казни на полчаса. Только что сообщили, что ровно в девять утра Земля столкнется с кометой и взорвется”.
— Не очень-то приятная шутка.
— Зато с изрядной долей правды. — Помолчав, он тихо закончил: — Просто ты должна знать, что мне теперь все равно.
Автобус издал три оглушительных гудка: Густав уселся за руль. Он раздумывал, не подстроить ли “застревание” внутри одного из тоннелей, именуемых “девственницами с колючками”, чтобы как следует пугнуть напоследок пассажиров.
Клэр погладила Нико по руке.
— Тебя ждут внизу.
— Сейчас я поблагодарю их за неоценимый вклад в науку — неофициально.
Нико нехотя спустился вниз по лестнице и занял позицию в стеклянных дверях — там, откуда вышел шесть дней назад, чтобы приветствовать прибывших. Неужели прошло всего шесть дней? Или целых шесть? Богу достаточно этого времени, чтобы создать из хаоса твердь, человеку же требуется куда меньше, чтобы погубить Его творение нажатием нескольких кнопок. Может быть, до конца уже осталось меньше шести дней? Впрочем, ему действительно не было до этого дела.
“Девушки по вызову” выходили из Конгресс-центра по одному, увешанные камерами, с портфелями в руках. Карман Хальдера оттопыривала магнитофонная кассета. На пленке было его выступление. Он выудил ее из золы — единственную, чудом уцелевшую в пламени.
Каждый тряс Нико руку, поставив на бетонное крыльцо портфель. Харриет с чувством чмокнула его в обе щеки.
— Иуда ограничился одной щекой, — напомнил ей Нико.
— Вздор! — выдавила она и, к его смущению, смахнула с глаз две крупные слезинки.
Хальдер попробовал на руке Нико свой чудовищный захват, после которого у людей обычно долго не восстанавливалось кровообращение, но без заметного эффекта: он забыл, что Нико много лет играл на фортепьяно.
Уиндхем хихикал, Тони краснел, Петижак приложил к губам указательный палец, подразумевая, видимо, что слова бессмысленны; Нико только сейчас начал его понимать. Блад, глядя на него налитыми кровью глазами, сказал с неожиданным дружелюбием:
— Получился не такой плохой цирк, как вам кажется.
Валенти вывел мисс Кейри за локоть, что выглядело, скорее, как простая учтивость, потому что мисс Кейри снова имела безмятежный вид, седой узел на затылке снова был безупречен. Видимо, в элегантном кожаном портфеле доктора оказался запасной комплект, включая стоматологический цемент.
Бурш и Джон Д. Джон были увлечены беседой и обменялись с Нико формальным рукопожатием. Они вышли последними, с подобающей победителям скромностью.
Харриет и Уиндхем, поднимаясь по ступенькам в автобус, одновременно обернулись, чтобы помахать массивной фигуре в мятом темном костюме, одиноко стоящей в дверях Конгресс-центра.
— Совершенно больной вид, — сказал Уиндхем.
— Вид капитана тонущего корабля, — поправила его Харриет. — Кажется, он решил не покидать борт.
До отъезда оставалось десять минут. Желтый автобус уже стоял у бетонных ступенек Конгресс-центра. Соловьевы наблюдали за погрузкой багажа со своего балкона. Николай готовился спуститься, чтобы пожелать уезжающим счастливого пути.
— Я тут поразмыслил… — произнес он.
— Неужели?
— Да. И придумал загадку. Как можно по-настоящему утешить человека, знающего, что завтра в девять утра его вздернут на виселицу?
— Сразу сдаюсь.
— Начальник тюрьмы входит в камеру смертника и говорит: “Простите, но мы вынуждены ускорить момент вашей казни на полчаса. Только что сообщили, что ровно в девять утра Земля столкнется с кометой и взорвется”.
— Не очень-то приятная шутка.
— Зато с изрядной долей правды. — Помолчав, он тихо закончил: — Просто ты должна знать, что мне теперь все равно.
Автобус издал три оглушительных гудка: Густав уселся за руль. Он раздумывал, не подстроить ли “застревание” внутри одного из тоннелей, именуемых “девственницами с колючками”, чтобы как следует пугнуть напоследок пассажиров.
Клэр погладила Нико по руке.
— Тебя ждут внизу.
— Сейчас я поблагодарю их за неоценимый вклад в науку — неофициально.
Нико нехотя спустился вниз по лестнице и занял позицию в стеклянных дверях — там, откуда вышел шесть дней назад, чтобы приветствовать прибывших. Неужели прошло всего шесть дней? Или целых шесть? Богу достаточно этого времени, чтобы создать из хаоса твердь, человеку же требуется куда меньше, чтобы погубить Его творение нажатием нескольких кнопок. Может быть, до конца уже осталось меньше шести дней? Впрочем, ему действительно не было до этого дела.
“Девушки по вызову” выходили из Конгресс-центра по одному, увешанные камерами, с портфелями в руках. Карман Хальдера оттопыривала магнитофонная кассета. На пленке было его выступление. Он выудил ее из золы — единственную, чудом уцелевшую в пламени.
Каждый тряс Нико руку, поставив на бетонное крыльцо портфель. Харриет с чувством чмокнула его в обе щеки.
— Иуда ограничился одной щекой, — напомнил ей Нико.
— Вздор! — выдавила она и, к его смущению, смахнула с глаз две крупные слезинки.
Хальдер попробовал на руке Нико свой чудовищный захват, после которого у людей обычно долго не восстанавливалось кровообращение, но без заметного эффекта: он забыл, что Нико много лет играл на фортепьяно.
Уиндхем хихикал, Тони краснел, Петижак приложил к губам указательный палец, подразумевая, видимо, что слова бессмысленны; Нико только сейчас начал его понимать. Блад, глядя на него налитыми кровью глазами, сказал с неожиданным дружелюбием:
— Получился не такой плохой цирк, как вам кажется.
Валенти вывел мисс Кейри за локоть, что выглядело, скорее, как простая учтивость, потому что мисс Кейри снова имела безмятежный вид, седой узел на затылке снова был безупречен. Видимо, в элегантном кожаном портфеле доктора оказался запасной комплект, включая стоматологический цемент.
Бурш и Джон Д. Джон были увлечены беседой и обменялись с Нико формальным рукопожатием. Они вышли последними, с подобающей победителям скромностью.
Харриет и Уиндхем, поднимаясь по ступенькам в автобус, одновременно обернулись, чтобы помахать массивной фигуре в мятом темном костюме, одиноко стоящей в дверях Конгресс-центра.
— Совершенно больной вид, — сказал Уиндхем.
— Вид капитана тонущего корабля, — поправила его Харриет. — Кажется, он решил не покидать борт.
ЭПИЛОГ. Химеры
— Успокойтесь, — сказал доктор Гроб. — Как может успокоиться человек, преследуемый химерами? — простонал Андерсон, ворочаясь на кушетке.
— Очень просто, — сказал д-р Гроб. — Закройте глаза. Произнесите первое слово, которое пришло вам в голову.
— Химера, — сказал Андерсон.
— Значит, вы плохо успокоились, — сказал д-р Гроб с терпеливым, почти незаметным зевком. — Попробуйте еще разок.
— Химеры, — повторил Андерсон. — Они меня преследуют. Меня и вас. Только вы этого не сознаете, потому что сами страдаете несильной химерной инфекцией — я бы назвал это инфекцией третьей или четвертой категории. Вы их не видите, потому что для инфекции характерно появление слепого пятна.
— Вы забыли, кто здесь пациент, кто врач?
— Это мне неизвестно, — пробормотал Андерсон.
— И поэтому вы обратились ко мне и обязались платить по сто долларов за час?
— Да, чтобы разговаривать о химерах, — подтвердил Андерсон. Немного подумав, он кивнул. — Цель именно в этом.
— Как хотите. — Д-р Гроб перестал делать записи, убрал ручку и развалился в кресле. — Что представляет собой химера? Животное, растение, минерал?
— Трудно сказать, — ответил Андерсон. — Всем известно, что у греческих химер были львиные головы, козлиные туловища и змеиные хвосты. А еще они сидят в мозгу.
— В чьем мозгу?
— Например, в вашем. Надеюсь, пока что инфекция слабая, но если вы проявите халатность, она разовьется, и вы сами превратитесь в полномасштабную химеру. И вообще, вам не мешает постричься.
Д-р Гроб мельком посмотрел в зеркальце, которое прятал в верхнем ящике своего стола, и представил себя на секунду с львиной головой. Думать об этом оказалось довольно приятно: в конце концов, лев — благородный зверь. А что касается козлиного туловища и змеиного хвоста, то в этом было повинно больное воображение пациента.
— Вы можете думать о чем-нибудь, кроме химер? Это у вас навязчивая идея, — сказал он вкрадчиво.
— А как же! — подхватил Андерсон. — Как же мне не бояться химер, если они собрались сосать мою кровь?
— Так мы ни к чему не придем, — сказал д-р Гроб, размышляя, стоит ли ему и дальше заниматься этим больным. Хотя, нынче большинство пациентов одержимы химерами, а он должен зарабатывать на жизнь… Его приемную украшали чудесные чучела львов, на которые он истратил кучу денег.
— Не придем, — согласился Андерсон. — Потому что я еще не убедил вас, что в мире, завоеванном химерами, одержимость химерами — это нормальное, здоровое состояние рассудка.
— Одержимость и нормальность — взаимоисключающие понятия, — сказал д-р Гроб.
— Вы отрицаете существование химер?
— И да, и нет, — терпеливо ответил д-р Гроб. — Я не ставлю под сомнение факты. Мы имеем дело со статистически значимой генетической мутацией, приводящей к некоторым явлениям, для обозначения которых вы прибегаете к совершенно ненаучной терминологии и грешите преувеличениями. Приходится также согласиться, что некоторые мутанты являются носителями вируса необычного типа, вызывающего аналогичные изменения у зараженных. Вот и все. Остальное — фантазии. А с фантазиями идут к психотерапевтам.
— Вы сами тоже подхватили инфекцию! — упрямо повторил Андерсон, стуча кулаком по койке.
— Хорошо. Значит, я болен, — спокойно согласился д-р Гроб. — А теперь скажите, кто, по-вашему, еще здоров.
— Таких нет. Просто у всех разная степень поражения. Всего степеней — семнадцать. Чем выше степень, тем обширнее слепое пятно. Зараженный уже не видит перемен, происходящих с ним и с другими. Химера представляется другой химере нормальным человеком.
— Хорошо, все это я уже от вас слышал. Кто же все-таки, по-вашему, избежал заражения?
— Я.
— Разве не странно, что вы один такой?
— Странно? Это трагедия! Я был бы несравненно счастливее, если бы у меня тоже появилось слепое пятно.
— Если вы — единственный здравомыслящий человек, зачем же вам лечиться?
Андерсон лукаво покосился на врача.
— Я же говорю: со слепым пятном я был бы гораздо счастливее. Жизнь стала бы куда приятнее…
— Вы хотите сказать, что обратились ко мне не для лечения, а чтобы стать безумцем?
— Не совсем безумцем. Все, что мне нужно, — это маленькое слепое пятно. Невозможно жить, видя, что вокруг тебя творится!
— Невероятно! — проговорил д-р Гроб.
— Послушайте! — Возбуждение Андерсона росло на глазах. — Предположим, что в нашей части Вселенной ускорился ход времени. Это значит, что часы тикают все быстрее, у всех людей одновременно ускоряется пульс. Ни один часовщик, ни одни врач не сможет заметить неладное. Понимаете?
— Не понимаю, — буркнул д-р Гроб.
— Как же вы можете мне помочь, если не понимаете, что происходит? — крикнул Андерсон. — Инфекция распространяется все стремительнее. Что вы намерены предпринять?
— Я намерен вас лечить, — сказал Гроб. — Такая у меня работа. Интеграция личности. Приспособление к обществу. Примите ближних — и они примут вас. Сотрудничайте, учитесь позитивной реакции.
— Что значит “позитивная”?
— Обратная негативной, — ответил д-р Гроб и неуклюже поднялся. Голова с взъерошенной шевелюрой так отяжелела, что с трудом держалась на плечах. — Боюсь, время сеанса истекло. Познакомьтесь перед уходом с моим ассистентом. Когда я в отпуске, меня заменяет ассистент.
Он позвонил в звонок, и в дверях появился молодой блондин с улыбкой во весь рот.
— Доктор Миллер, — представил его Гроб. — Один из самых многообещающих психотерапевтов молодого поколения.
Д-р Миллер подошел, чтобы пожать пациенту руку. Андерсон вскочил и спрятался под кушетку. На Миллера смотрели из-под нее два обезумевших глаза. Врачи переглянулись, и Миллер молча вышел.
— Ну-ну, — проговорил д-р Гроб. — Простите, что я вас огорчил. Вы заметили в докторе Миллере что-то необычное?
— Разумеется! — простонал Андерсон, не желая вылезать из-под кушетки. — Разве вы не видите, что он — почти полная химера? Наверное, у вас все-таки инфекция десятой степени.
Д-р Гроб успокоительно засмеялся.
— Признаться, я как-то не замечаю у него змеиного хвоста. Он что, просунут в дыру в штанах?
— Ни в коем случае! Они обматываются хвостом, как кушаком.
— Что ж, в следующий раз мы попросим доктора Миллера раздеться. Это вас убедит?
— Вы его не заставите.
— Посмотрим. А сейчас уже поздно. До свидания.
— Заставьте сейчас.
— Уже поздно, — в третий раз повторил д-р Гроб и издал звук, похожий на рычание.
В следующую секунду с улицы донесся, как эхо рычания, неотчетливый гул. Он так быстро нарастал, что любопытство пересилило в Андерсоне страх. Он вылез из-под койки, отряхнул брюки и занял позицию рядом с доктором у окна. По всей ширине улицы валила орда химер, распевая воинственную песню, смахивающую на львиный рык, разбивая по пути стекла, колотя по фонарным столбам чешуйчатыми хвостами. Смрад от козлиных туловищ, превращаясь в ядовитое облако, поднимался все выше.
— Так я и думал, — молвил д-р Гроб, благодушно кивая. — Демонстрация скаутских бригад “Мир и любовь”. Славные ребята, такие бойкие…
— Как же вы не видите?! — крикнул Андерсон. В ужасе взглянув на врача, он поспешно отвернулся, чтобы не ужаснуться еще больше,
— Вы испуганы? — участливо спросил д-р Гроб. — Что с вами?
Вместо ответа Андерсон бросился к выходу. Его проводил улыбчивый доктор Миллер: расстегнув молнию на брючном кармане, он выпустил наружу хвост и открыл им дверь, Доктор Гроб встал на задние лапы и на прощанье лизнул пациента в щеку.
— Больной выглядит гораздо лучше, — сказал он ассистенту.
Андерсон ехал вниз в лифте, не зная больше, мужчина он или женщина, человек или химера. Когда он вышел на затянутую смрадными парами улицу, было уже темно; его окружили тени — то ли реальные, то ли воображаемые, как лица среди листвы, которые можно узнать, а можно вообще не заметить,
При мысли об очередном сеансе у доктора Гроба (следующая пятница, шесть вечера) он содрогнулся. Стоит ли тратить понапрасну целых сто долларов? А с другой стороны, что еще остается?
— Очень просто, — сказал д-р Гроб. — Закройте глаза. Произнесите первое слово, которое пришло вам в голову.
— Химера, — сказал Андерсон.
— Значит, вы плохо успокоились, — сказал д-р Гроб с терпеливым, почти незаметным зевком. — Попробуйте еще разок.
— Химеры, — повторил Андерсон. — Они меня преследуют. Меня и вас. Только вы этого не сознаете, потому что сами страдаете несильной химерной инфекцией — я бы назвал это инфекцией третьей или четвертой категории. Вы их не видите, потому что для инфекции характерно появление слепого пятна.
— Вы забыли, кто здесь пациент, кто врач?
— Это мне неизвестно, — пробормотал Андерсон.
— И поэтому вы обратились ко мне и обязались платить по сто долларов за час?
— Да, чтобы разговаривать о химерах, — подтвердил Андерсон. Немного подумав, он кивнул. — Цель именно в этом.
— Как хотите. — Д-р Гроб перестал делать записи, убрал ручку и развалился в кресле. — Что представляет собой химера? Животное, растение, минерал?
— Трудно сказать, — ответил Андерсон. — Всем известно, что у греческих химер были львиные головы, козлиные туловища и змеиные хвосты. А еще они сидят в мозгу.
— В чьем мозгу?
— Например, в вашем. Надеюсь, пока что инфекция слабая, но если вы проявите халатность, она разовьется, и вы сами превратитесь в полномасштабную химеру. И вообще, вам не мешает постричься.
Д-р Гроб мельком посмотрел в зеркальце, которое прятал в верхнем ящике своего стола, и представил себя на секунду с львиной головой. Думать об этом оказалось довольно приятно: в конце концов, лев — благородный зверь. А что касается козлиного туловища и змеиного хвоста, то в этом было повинно больное воображение пациента.
— Вы можете думать о чем-нибудь, кроме химер? Это у вас навязчивая идея, — сказал он вкрадчиво.
— А как же! — подхватил Андерсон. — Как же мне не бояться химер, если они собрались сосать мою кровь?
— Так мы ни к чему не придем, — сказал д-р Гроб, размышляя, стоит ли ему и дальше заниматься этим больным. Хотя, нынче большинство пациентов одержимы химерами, а он должен зарабатывать на жизнь… Его приемную украшали чудесные чучела львов, на которые он истратил кучу денег.
— Не придем, — согласился Андерсон. — Потому что я еще не убедил вас, что в мире, завоеванном химерами, одержимость химерами — это нормальное, здоровое состояние рассудка.
— Одержимость и нормальность — взаимоисключающие понятия, — сказал д-р Гроб.
— Вы отрицаете существование химер?
— И да, и нет, — терпеливо ответил д-р Гроб. — Я не ставлю под сомнение факты. Мы имеем дело со статистически значимой генетической мутацией, приводящей к некоторым явлениям, для обозначения которых вы прибегаете к совершенно ненаучной терминологии и грешите преувеличениями. Приходится также согласиться, что некоторые мутанты являются носителями вируса необычного типа, вызывающего аналогичные изменения у зараженных. Вот и все. Остальное — фантазии. А с фантазиями идут к психотерапевтам.
— Вы сами тоже подхватили инфекцию! — упрямо повторил Андерсон, стуча кулаком по койке.
— Хорошо. Значит, я болен, — спокойно согласился д-р Гроб. — А теперь скажите, кто, по-вашему, еще здоров.
— Таких нет. Просто у всех разная степень поражения. Всего степеней — семнадцать. Чем выше степень, тем обширнее слепое пятно. Зараженный уже не видит перемен, происходящих с ним и с другими. Химера представляется другой химере нормальным человеком.
— Хорошо, все это я уже от вас слышал. Кто же все-таки, по-вашему, избежал заражения?
— Я.
— Разве не странно, что вы один такой?
— Странно? Это трагедия! Я был бы несравненно счастливее, если бы у меня тоже появилось слепое пятно.
— Если вы — единственный здравомыслящий человек, зачем же вам лечиться?
Андерсон лукаво покосился на врача.
— Я же говорю: со слепым пятном я был бы гораздо счастливее. Жизнь стала бы куда приятнее…
— Вы хотите сказать, что обратились ко мне не для лечения, а чтобы стать безумцем?
— Не совсем безумцем. Все, что мне нужно, — это маленькое слепое пятно. Невозможно жить, видя, что вокруг тебя творится!
— Невероятно! — проговорил д-р Гроб.
— Послушайте! — Возбуждение Андерсона росло на глазах. — Предположим, что в нашей части Вселенной ускорился ход времени. Это значит, что часы тикают все быстрее, у всех людей одновременно ускоряется пульс. Ни один часовщик, ни одни врач не сможет заметить неладное. Понимаете?
— Не понимаю, — буркнул д-р Гроб.
— Как же вы можете мне помочь, если не понимаете, что происходит? — крикнул Андерсон. — Инфекция распространяется все стремительнее. Что вы намерены предпринять?
— Я намерен вас лечить, — сказал Гроб. — Такая у меня работа. Интеграция личности. Приспособление к обществу. Примите ближних — и они примут вас. Сотрудничайте, учитесь позитивной реакции.
— Что значит “позитивная”?
— Обратная негативной, — ответил д-р Гроб и неуклюже поднялся. Голова с взъерошенной шевелюрой так отяжелела, что с трудом держалась на плечах. — Боюсь, время сеанса истекло. Познакомьтесь перед уходом с моим ассистентом. Когда я в отпуске, меня заменяет ассистент.
Он позвонил в звонок, и в дверях появился молодой блондин с улыбкой во весь рот.
— Доктор Миллер, — представил его Гроб. — Один из самых многообещающих психотерапевтов молодого поколения.
Д-р Миллер подошел, чтобы пожать пациенту руку. Андерсон вскочил и спрятался под кушетку. На Миллера смотрели из-под нее два обезумевших глаза. Врачи переглянулись, и Миллер молча вышел.
— Ну-ну, — проговорил д-р Гроб. — Простите, что я вас огорчил. Вы заметили в докторе Миллере что-то необычное?
— Разумеется! — простонал Андерсон, не желая вылезать из-под кушетки. — Разве вы не видите, что он — почти полная химера? Наверное, у вас все-таки инфекция десятой степени.
Д-р Гроб успокоительно засмеялся.
— Признаться, я как-то не замечаю у него змеиного хвоста. Он что, просунут в дыру в штанах?
— Ни в коем случае! Они обматываются хвостом, как кушаком.
— Что ж, в следующий раз мы попросим доктора Миллера раздеться. Это вас убедит?
— Вы его не заставите.
— Посмотрим. А сейчас уже поздно. До свидания.
— Заставьте сейчас.
— Уже поздно, — в третий раз повторил д-р Гроб и издал звук, похожий на рычание.
В следующую секунду с улицы донесся, как эхо рычания, неотчетливый гул. Он так быстро нарастал, что любопытство пересилило в Андерсоне страх. Он вылез из-под койки, отряхнул брюки и занял позицию рядом с доктором у окна. По всей ширине улицы валила орда химер, распевая воинственную песню, смахивающую на львиный рык, разбивая по пути стекла, колотя по фонарным столбам чешуйчатыми хвостами. Смрад от козлиных туловищ, превращаясь в ядовитое облако, поднимался все выше.
— Так я и думал, — молвил д-р Гроб, благодушно кивая. — Демонстрация скаутских бригад “Мир и любовь”. Славные ребята, такие бойкие…
— Как же вы не видите?! — крикнул Андерсон. В ужасе взглянув на врача, он поспешно отвернулся, чтобы не ужаснуться еще больше,
— Вы испуганы? — участливо спросил д-р Гроб. — Что с вами?
Вместо ответа Андерсон бросился к выходу. Его проводил улыбчивый доктор Миллер: расстегнув молнию на брючном кармане, он выпустил наружу хвост и открыл им дверь, Доктор Гроб встал на задние лапы и на прощанье лизнул пациента в щеку.
— Больной выглядит гораздо лучше, — сказал он ассистенту.
Андерсон ехал вниз в лифте, не зная больше, мужчина он или женщина, человек или химера. Когда он вышел на затянутую смрадными парами улицу, было уже темно; его окружили тени — то ли реальные, то ли воображаемые, как лица среди листвы, которые можно узнать, а можно вообще не заметить,
При мысли об очередном сеансе у доктора Гроба (следующая пятница, шесть вечера) он содрогнулся. Стоит ли тратить понапрасну целых сто долларов? А с другой стороны, что еще остается?