Страница:
БЛАНШ. Как-то даже и не верится... вы что, и правда решили поглумиться
надо мной?
МИТЧ. А это не глумление -- просто реализм.
БЛАНШ. А я не признаю реализма. Я -- за магию.
Митч смеется.
Да, да, за магию! Я хочу нести ее людям. Заставлю их видеть факты не
такими, как они есть. Да, я говорю не правду, не то, как есть, а как должно
быть в жизни. И если тем погрешила, то будь я проклята именно за этот грех
-- ничего не имею против... Да не включайте же вы свет!
Митч подходит к штепселю. Включает свет и пытливо смотрит на нее, Бланш
кричит, закрывает лицо руками. Он выключает свет.
МИТЧ (медленно, с горечью). А вы, оказывается, постарше, чем я думал,
да ладно, это бы еще куда ни шло. Но все остальное... господи! Звон о
старомодности ваших идеалов, эта баланда, которую вы тут травили все лето.
Ну, что вы -- не девочка, что вам уже не шестнадцать, я, конечно, и сам
соображал. Но я был таким дураком и верил, что вы со мной играете без
обмана.
БЛАНШ. А кто вам сказал, что я "играю" краплеными? Мой любящий зять?
Вот кому вы поверили.
МИТЧ. Да я сначала обозвал его треплом. А потом выяснил, как обстоит
дело. Сперва обратился к нашему снабженцу, тот постоянно бывает в Лореле. А
потом связался по междугородному и потолковал с этим торгашом.
БЛАНШ. С кем, с кем?
МИТЧ. С Кифейбером.
БЛАНШ. Кифейбер... торговец из Лорела. Да, знаю... все, бывало, свистит
мне вслед на улице. Я поставила его на место. И вот теперь -- отплатил,
возводит напраслину, всякие небылицы.
МИТЧ. Кифейбер, Стэнли, Шоу -- трое! -- ручаются за подлинность этих
небылиц!
БЛАНШ. А-а! Та-рран-там-тан, трое влезли в чан! И стал помойным чан...
МИТЧ. Скажете, вы не жили в отеле "Фламинго"?
БЛАНШ. Во "Фламинго"? Ну, что вы... В "Тарантуле"! Вот где я жила --
гостиница под вывеской "У тарантула в лапах".
МИТЧ (сбитый с толку). Тарантул?..
БЛАНШ. Ну да! огромный паучище... К нему я и завлекала свои жертвы.
(Налила себе в стакан.) Да, я путалась с кем попало, и нет им числа. Мне все
чудилось после гибели Аллана... что теперь одни только ласки чужих,
незнакомых, случайно встреченных, которые пройдут мимо и все, -- могут
как-то утолить эту опустошенную душу... Пожалуй, со страху... Да, да, то был
именно ужас, он-то и гнал меня, и я в панике металась от одного к другому,
рыскала в поисках опоры -- хоть какой-нибудь! -- ...где придется, с кем
придется -- что уж тут было собой-то дорожиться!.. дошло, наконец, и до
одного семнадцатилетнего мальчугана... да кто-то возьми и напиши директору
школы: "Эта особа позорит звание учительницы!" (Засмеялась, запрокинув
голову: так судорожно -- то ли смех, то ли рьщание... И слово в слово
повторила: "Эта особа..." Горло у нее перехватывает, выпила.) Справедливо?
Да, пожалуй... наверное, позорила... как смотреть... Ну, и приехала -- а вот
и мы! Больше-то мне податься было некуда: все, уже пошла на слом. Знаете,
каково это -- пойти на слом? Вдруг оказалось, что молодости-то уже нет и в
помине -- закрутилась и словно вихрем унесло... и вот встречаю вас. Вам
нужен друг -- сами говорили... и мне -- тоже. Я благодарила бога, что он
послал мне вас... вы казались таким надежным -- спасительная расселина в
каменных кругах жизни, прибежище, которое не выдаст! Теперь ясно -- не мне
было просить от жизни так много, не мне было надеяться. Кифейбер да Стэнли с
Шоу ославили зарвавшуюся аферистку на весь белый свет.
Молчание.
МИТЧ (уставился на нее, не зная, что теперь думать). Вы врали мне,
Бланш.
БЛАНШ. Бросьте... не врала!
МИТЧ. Все было ложью, ложь на лжи, и на словах и в мыслях -- одно
вранье!
БЛАНШ. Неправда! В сердце своем я не солгала вам ни разу...
Из-за угла дома показалась торговка -- слепая МЕКСИКАНКА в черной шали.
В руках у нее связки вырезанных из жести цветов, которые в таком почете у
мексиканской бедноты -- бойко идут на похороны, да и на все другие
торжественные события... Выкликает она еле слышно, едва разберешь -- неясно
вырисовывающаяся фигура, вдруг возникшая на улице.
МЕКСИКАНКА. Flores. Flores. Flores para los muertos. Flores.
Flores...[8 - Цветы. Цветочки. Цветы для умерших. Цветочки. Цветочки...
(испан.).]
БЛАНШ. Что, что?.. Ах, да, кто-то за дверью... (Идет к двери, открыла,
смотрит: прямо перед ней -- мексиканка.)
МЕКСИКАНКА (в дверях, протягивая Бланш несколько жестяных цветов).
Flores. Flores para los muertos...
БЛАНШ (в страхе). Нет, нет, не надо! Пока -- не надо! Пока -- не
надо!.. (Шарахнулась от мексиканки назад, в дом, поспешно захлопнув перед
той дверь.)
МЕКСИКАНКА. Flores. Flores para los muertos...
Зазвучал мотив полечки.
БЛАНШ (словно сама с собой). Все идет прахом, рушится, выветривается...
А люди -- каются, попрекают друг друга... "Сделай ты то-то и то-то, так мне
бы не пришлось делать того-то и того-то"...
МЕКСИКАНКА. Coronas para los muertos...[9 - Венки для умерших...
(испан.).]
БЛАНШ. Наследство умерших... Х-ха! Да и еще разное добро в придачу...
наволочки в пятнах крови, например!.. "Нужно ей сменить белье"... "Хорошо,
мама! Но ведь есть прислуга, так, может быть, негритянка сменит?"... Нет,
конечно, прошли те времена. Все прошло, ничего не осталось. Только...
МЕКСИКАНКА. Flores.
БЛАНШ. Смерть... Я, бывало, по одну сторону кровати, она -- по другую,
а смерть -- тут же, под боком... А мы -- не решаемся и вида подать, все
притворяемся, что знать не знаем, что и не слыхали про такую.
МЕКСИКАНКА. Flores para los muertos. Flores. Flores.
БЛАНШ. А что противостоит смерти? Желание, любовь. Так чему же вы
удивляетесь? Есть чему удивляться!.. Неподалеку от "Мечты" -- тогда она еще
была нашей, -- находился военный лагерь, где муштровали новобранцев. И
каждую субботу по вечерам ребята отправлялись в город и напивались.
МЕКСИКАНКА (совсем тихо}. Coronas...
БЛАНШ. ...а на обратном пути -- бывало, уж и на ногах-то не стоят! --
заворачивали к нам и выкликали под окнами: "Бланш!.. Бланш!" Старушка была
совсем уже глуха и ни о чем не догадывалась. А я... я не упускала случая
улизнуть и откликнуться на их зов... А потом патруль собирал у нас на
лужайке их бездыханные тела в грузовик... и -- в путь-дорогу...
МЕКСИКАНКА, не спеша, поворачивается, бредя обратно, ее заунывные
причитания затихают. Бланш подошла к туалетному столику, оперлась. Молчание.
Митч встает и решительно направляется к ней. Полька замирает, Митч обнял
Бланш, держит ее за талию, попробовал повернуть лицом к себе.
БЛАНШ. Что вам еще?
МИТЧ (неуверенно обнимая ее). То, чего я не мог добиться все лето.
БЛАНШ. Ну, так женитесь на мне, Митч.
МИТЧ. Да, пожалуй, теперь уж всякая охота пропала.
БЛАНШ. Значит -- нет?
МИТЧ (отпуская ее). Вы не настолько чисты, Бланш... Ну, как вас введешь
в дом, ведь там -- мама.
БЛАНШ. А раз так -- уходите.
Он пристально смотрит на нее.
Чтоб духа вашего здесь не было... а то я подниму на ноги всю улицу! (У
нее начинается истерика.) Чтоб духа вашего не было, или я переполошу всю
улицу...
Он все так же не спускает с нее испытующего взгляда.
(Кидается к окну, к этой огромной раме, в которую вставлен светлый
квадрат нежной синевы ночного летнего неба... и кричит, как безумная.)
Пожар!.. Пожар!.. Горим!..
МИТЧ с перепугу разинул рот и поскорее -- в дверь. Неуклюже затопал по
лестнице и скрывается за углом -- Бланш, шатаясь, отошла от окна, опускается
на колени. Где-то далеко-далеко, медленно, тоскливо-зазвучало пианино.
Прошло еще несколько часов. Ночь.
Спровадив Митча, БЛАНШ налегла на выпивку, не жалея сил. Выволокла свой
кофр на середину спальни. Он стоит раскрытый и весь завален яркими
цветастыми платьями. Так, за выпивкой и разборкой туалетов, она мало-помалу
развеселилась и дошла до экстаза, в котором все радужно и море по колено;
тут-то она и вырядилась в это порядком перепачканное и мятое вечернее платье
белого атласа и сбитые серебряные туфельки с каблуками, осыпанными
бриллиантами. Сейчас прилаживает перед трюмо свою тиару из рейнских камешков
и в восторженном самозабвении шепчет, словно она в обществе невидимо
толпящихся вокруг нее поклонников.
БЛАНШ. А не отправиться ли нам всем искупаться, на плотину у старой
каменоломни -- поплаваем при лунном свете, а? Только вот кто же в состоянии
сесть за руль?.. все мы такие пьяные. Ха-ха! Самое лучшее, когда голова
гудит: поплаваешь -- и как рукой снимет. Только берегитесь -- там, где
затопленный карьер, хоть и глубоко, нырять надо с оглядкой, а то стукнешься
головой о выступ -- вынырнешь только через день... (Дрожащей рукой подносит
ручное зеркало к лицу, чтобы рассмотреть себя поближе. Всхлипнув, с такой
силой хватила им по туалетному столику, что зеркало разбивается. Застонала
негромко, делает тщетную попытку подняться на ноги.)
На улице, из-за угла, показался СТЭНЛИ. Он все в той же спортивной
рубашке ярко-зеленого шелка. С его появлением вступает простенький
балаганный оркестрик, издали неназойливо вторящий последующей сцене. Вот он
уже и на кухне, хлопнула закрывшаяся за ним дверь. Взглянув на Бланш,
негромко присвистнул. Он в легком подпитии, по дороге прихватил домой
несколько квартовых бутылок пива.
Ну, как там моя сестра?
СТЭНЛИ. Молодцом.
БЛАНШ. А малышка?
СТЭНЛИ (дружелюбно ухмыляясь). Появится только утром, так что мне
посоветовали отправляться домой и вздремнуть ненадолго.
БЛАНШ. Из чего следует, что мы остаемся здесь с глазу на глаз, так я
вас понимаю?
СТЭНЛИ. Ага. Вы да я, да мы с вами, Бланш... Если только вы никого не
прячете под кроватью. В честь чего это вы вырядились в пух и прах?
БЛАНШ. Ах да, в самом деле, -- ведь телеграмма пришла уже без вас...
СТЭНЛИ. Вам?
БЛАНШ. Да, получила телеграмму от одного давнего поклонника.
СТЭНЛИ. Добрая весть?
БЛАНШ. Пожалуй... Приглашение.
СТЭНЛИ. Куда? На бал пожарных?
БЛАНШ (вскидывая голову). Прогулка на яхте по Карибскому морю!
СТЭНЛИ. Так, так. И что же теперь будет?
БЛАНШ. Большей неожиданности не помню за всю свою жизнь.
СТЭНЛИ. Да уж, конечно, куда больше...
БЛАНШ. Эта телеграмма просто как гром среди ясного неба!
СТЭНЛИ. Так от кого, вы говорите?..
БЛАНШ. От одного давнего поклонника.
СТЭНЛИ. Это не тот, что подарил вам песцов?
БЛАНШ. Мистер Шеп Хантли. Мой постоянный спутник на последнем курсе в
колледже. С тех пор и не видела его до прошлого рождества. Столкнулись на
Бискайском бульваре. И вот, глядишь -- телеграмма!.. приглашает прокатиться
по Карибскому морю! Только вот что надеть... ума не приложу. Перерыла все
свое имущество в поисках чего-нибудь подходящего для тропиков.
СТЭНЛИ. И остановились на этой роскошной тиаре, осыпанной алмазами?
БЛАНШ. Что, этот остаток былого величия?.. Ха-ха! Да это всего лишь
рейнские камешки!
СТЭНЛИ. Фу ты, напасть! А я-то уж совсем было принял их за алмазы от
Тиффани. (Начинает расстегивать рубашку.)
БЛАНШ. Ну и что ж. Зато там я буду окружена самой настоящей роскошью.
СТЭНЛИ. М-гу... Из чего неопровержимо явствует, что никогда не знаешь,
когда найдешь, когда потеряешь.
БЛАНШ. Только было я совсем уж решила, что счастье начинает изменять
мне...
СТЭНЛИ ...Как на сцене -- тут как тут появляется этот миллионер из
Майами.
БЛАНШ. Совсем он не из Майами. Из Далласа.
СТЭНЛИ. Да ну?
БЛАНШ. Да, из Далласа... где золото бьет фонтаном...
СТЭНЛИ. Ну что ж, хорошо, что хоть откуда-то. (Снимает рубаху.)
БЛАНШ. Прежде чем раздеваться дальше, хоть занавеску бы задернули.
СТЭНЛИ (благодушно). Да я только рубашку. (Обдирая с пивной квартовой
бутылки обертку.) Ключ для бутылок вам не попадался?
Она отошла к туалетному столику, стоит, крепко сжимая сплетенные
пальцы.
Был у меня когда-то кузен, так тот, бывало, открывал пивные бутылки
зубами. (Прилаживаясь сорвать пробку о край стола.) ...Это был единственный
его талант -- больше ничего не умел: человек-пробочник. И вот как-то раз
праздновали чью-то свадьбу -- выбил себе все передние зубы зараз!.. А после
того ему стало так стыдно за себя, что только, бывало, начнут собираться
гости, он потихоньку-потихоньку тут же смывается из дома.
Крышка с бутылки соскакивает, пивная пена высоко ударила сильным
фонтаном.
(Заливается счастливым смехом, поднимает бутылку над головой.) Ха-ха!
Дождик, дождик, посильней!.. (Протягивает бутылку Бланш.) Ну, зароем же
топор войны, разопьем чашу дружбы и возлюбим друг друга! А?
БЛАНШ. Нет, спасибо.
СТЭНЛИ. Да ну же!., такая знаменательная для нас обоих ночь: вам -- ваш
нефтяник со всеми его миллионами, мне -- малыш! (Идет в спальню, к
шифоньеру, нагнулся, доставая что-то из нижнего выдвижного ящика.)
БЛАНШ (отступая). Что вам здесь нужно?
СТЭНЛИ. А вот... я всегда достаю ее по торжественным дням, вроде
нынешнего. Шелковая пижама -- в ней я был в свою первую брачную ночь!
БЛАНШ. А-а...
СТЭНЛИ. Как только зазвонит телефон и мне скажут: "У вас родился сын!"
-- тут же раздеру ее в клочья и вывешу флаги! (Размахивает в воздухе
переливающейся всеми цветами радуги пижамной курткой.) Сегодня, по-моему,
нам с вами обоим есть от чего занестись. (Перекинул пижаму на руки, уходит
на кухню.)
БЛАНШ. Как подумаю, что это будет за блаженство снова иметь возможность
оставаться наедине с собой -- готова заплакать от счастья!
СТЭНЛИ. А ваш миллионер из Далласа, он-то где же будет -- так и
предоставит вас самой себе?
БЛАНШ. У нас с ним будет совсем не то, что у вас на уме. Этот человек
-- джентльмен и уважает меня. (Лихорадочно импровизируя.) Ему недостает
меня, общения со мной. От великого богатства иной раз так одиноко. А
образованная женщина, интеллигентная, воспитанная, может наполнить жизнь
мужчины таким богатым содержанием. У меня есть все для этого, в избытке,
могу дарить щедрой рукой и -- не обеднею. Красота -- недолговечна.
Преходящее достояние! А красота духовная, блеск ума, душевная тонкость -- и
всем этим я наделена -- не меркнут, не идут на убыль, а растут. С годами их
только прибывает! Ну, не смешно ли... и меня-то -- меня -- еще называют
человеком без средств. Это когда в моем сердце заперты такие сокровища...
(Всхлипнув.) По-моему, так я очень, очень богата. Но я вела себя глупо...
метала бисер перед свиньями.
СТЭНЛИ. Свиньями? Х-ха!
БЛАНШ. Да, свиньями. Свиньями! Я имею в виду не только вас, но и вашего
дружка, мистера Митчелла. Он тут заходил ко мне! Хватило наглости явиться
прямо в спецовке. И пересказывать мне все эти мерзости, подлейшее
злопыхательство, которого он набрался от вас! Ничего, я ему выправила
подорожную по всем правилам...
СТЭНЛИ. Да ну?.. Х-ха!
БЛАНШ. Но он тут же и вернулся. Пришел с корзиной роз выпрашивать
прощения. Умолял простить его! Но не все прощается... Сознательной, заранее
обдуманной жестокости нет прощения. Преднамеренная жестокость, по-моему, --
единственный грех, которому нет никаких оправданий, и единственный грех, в
котором я еще ни разу не была повинна. Вот это я ему и выложила. Я сказала:
"Благодарю вас, но величайшей глупостью с моей стороны было думать, что мы
вообще можем хоть в чем-то подойти друг другу. Слишком уж по-разному
сложилась жизнь у каждого из нас. Слишком уж чужды вы мне, а я вам и по
происхождению и по образу мышления. Надо быть реалистом и смотреть на все
это прямо. Так что прощайте, друг мой, и простите! Не будем помнить друг
другу зла и..."
СТЭНЛИ. Все это было еще до телеграммы вашего нефтяного миллионера из
Техаса или уже после?
БЛАНШ. Какой еще телеграммы?.. Нет, нет... после! В сущности говоря,
телеграмма пришла как раз когда...
СТЭНЛИ. В сущности-то говоря, никакой телеграммы не было и в помине.
БЛАНШ. О-о!..
СТЭНЛИ. А этого вашего миллионера просто не существует! Да и Митч не
возвращался к вам с розами, потому что я знаю, где он сейчас...
БЛАНШ. О!
СТЭНЛИ. И все это одно только ваше воображение, чтоб его черт побрал!
БЛАНШ. О!
СТЭНЛИ. Одно только вранье, дурацкие выверты, кривлянье!
БЛАНШ. О!
СТЭНЛИ. Да посмотрели бы только на себя! Видели бы вы себя в своих
паршивых обносках... словно ряженая на святках! -- разжилась напрокат этим
тряпьем у какого-то дерьмового старьевщика... Да еще и эту дурацкую корону
нахлобучила! -- царицей вообразила себя, что ли?
БЛАНШ. О-о... Боже мой!
СТЭНЛИ. Ну, я взялся за вас по-своему с самого же начала. Сколько раз
было, что вы вот-вот и совсем уж задурите голову этому чудаку!.. Приехала,
засыпала все в доме своей пудрой, забрызгала духами, напялила на лампочку
бумажный фонарик... вот тебе и Египет, а сама -- царица Нильская: расселась
на своем троне да знай себе хлещет мое виски! А я говорю: х-ха!.. х-ха!
Слышали?.. Ха-ха-ха! (Направляется в спальню.)
БЛАНШ. Не подходите! (Зловещие тени заметались по стенам вокруг нее.
Чудовищные эти образы обозначаются все более отчетливо и грозно. Затаив
дыхание, она подбирается к телефону и отчаянно дергает рычажок.)
СТЭНЛИ проходит в ванную, закрыл за собой дверь.
Дежурный, дежурный! Дайте, пожалуйста, междугороднюю... Мне нужно
соединиться с мистером Шепом Хантли из Далласа... Он такая знаменитость, что
адреса не требуется... Да спросите вы кого угодно... только спросите!.. Да
подождите же!.. Нет, я не могу так сразу сию же минуту и отыскать... Но
поймите вы, прошу вас... Я... нет, нет, подождите!.. Минуточку! Но
кто-нибудь же должен... Ничего! Не давайте, пожалуйста, отбой!.. (Положила
трубку, бесшумно прокралась в кухню.)
Ночь кричит нечеловеческими голосами, словно дикие джунгли заревели,
зааукали на все лады.
Тени и зловещие отблески заплясали, забились, заполыхали, запрыгали со
стены на стену по всей квартире. Сквозь заднюю стену квартиры, становящуюся
прозрачной, проступает улица, тротуар. ПРОСТИТУТКА споткнулась о ПЬЯНОГО на
земле. Тот гонится за ней вдоль по улице, догнал, между ними завязывается
борьба. Свисток полисмена положил конец этой схватке. Обе фигуры исчезают.
Почти тотчас же вслед за тем из-за угла появляется НЕГРИТЯНКА, завладевшая
сумочкой, которую проститутка обронила на мостовой. В ажиотаже от находки
роется в сумочке.
(Прижимает костяшки пальцев к губам, медленно возвращается к телефону.
Отчаянным шепотом.) Дежурный! Дежурный!.. Да при чем тут междугородняя!
Дайте телеграф. Да некогда же, нельзя терять ни минуты... Телеграф!.. (Ждет,
сгорая от нетерпения.) Телеграф?.. Да, да. Именно -- прошу отправить
телеграмму... Записывайте. "В отчаянном, в отчаяннейшем положении. Помогите!
Попалась в западню! Попалась..." О-о!
Дверь ванной распахнулась, появляется СТЭНЛИ в своей сверкающей шелком
пижаме. Ухмыляясь Бланш, завязывает пояс с кисточками на концах. Беззвучно
охнув, она пятится от телефона. Он пристально смотрит на нее -- пауза: счет
до десяти. Из телефонной трубки раздается какой-то скрежет.
СТЭНЛИ. Вы не повесили трубку. (С подчеркнутой неторопливостью подходит
к телефону, повесил трубку. Восстановив порядок, снова пристально смотрит на
нее, по губам его медленно скользнула кривая усмешка, а сам он тем временем
занимает позицию у входной двери, отрезав Бланш путь к бегству.)
"Синее пианино", звучавшее до сих пор еле внятно, ударило в полную
силу, забарабанило. И тут же переходит в рев налетающего локомотива.
БЛАНШ (вся согнулась, зажимает уши крепко сжатыми кулаками и так и
остается, пока грохот локомотива не замиряет вдали. Выпрямившись, наконец).
...Пропустите... дайте пройти!
СТЭНЛИ. Пройти? Безусловно! Ну! ...что ж вы стоите? (Отступил на шаг,
стал в самых дверях.)
БЛАНШ. Отойдите... вот туда. (Показывает куда.)
СТЭНЛИ (ухмыляясь). Мало вам места? ...не пройдете?
ЕЛАНШ. Вы загородили дорогу!.. Но я все равно уж как-нибудь да вырвусь
отсюда.
СТЭНЛИ. Вы что, думаете, я покушаюсь на вашу честь? Ха-ха!
Вкрадчиво заговорило "синее пианино". Бланш отворачивается от него, в
бессильном отчаянии махнула рукой. И снова джунгли взревели всеми своими
дикими нечеловеческими голосами.
(Шагнул к ней; стоит, покусывает кончик языка, высунутый меж зубами.
Тихо.) Сейчас подумаем... а почему бы и правда не побаловаться с вами... что
ж, пожалуй, вполне сойдете...
БЛАНШ (отступает в спальню). Назад! Не подходите. Ни шагу, а то...
СТЭНЛИ. А то?..
БЛАНШ. Плохо вам будет -- света белого не взвидите. Вот посмотрите!
СТЭНЛИ. Так что же вы выкинете теперь?
Оба уже в спальне.
БЛАНШ. Добром вам говорю -- оставьте, вы меня и так уже довели.
Он делает еще шаг вперед. Бланш схватила со стола бутылку, с размаху
разбивает ее и решительно встает с ним лицом к лицу, крепко сжимая в руке
отбитое горлышко бутылки.
СТЭНЛИ. Это еще зачем?
БЛАНШ. Да так... исполосую вам физиономию вот этим острым концом.
СТЭНЛИ. Да уж, с вас станется.
БЛАНШ. Увидите. Попробуйте только...
СТЭНЛИ. А-а... Так вот вы как, хотите -- пропадать так с музыкой. Ну
что ж, -- милое дело! -- будь по-вашему. (Бросился на нее, опрокидывает
стол. Она с криком отбивается горлышком бутылки, нанесла удар, но он
перехватывает у нее руку в запястье.) Ну и тигр... Ну и тигр! Да бросьте же
вы это горлышко! Ну!.. Мы же назначили друг другу это свидание с первой же
встречи.
Бланш застонала. Горлышко бутылки падает на пол. Она опускается на
колени. Стэнли подхватывает это безвольно обмякшее тело на руки, несет на
постель.
В "Четырех двойках" надсадно загнусавила труба под сурдинку, с грохотом
рванул ударник.
Несколько недель спустя.
СТЕЛЛА занята укладкой вещей Бланш. В ванной с шумом бежит вода из
крана.
Портьеры между кухней и спальней задернуты примерно лишь наполовину --
так, что видно сидящих вокруг кухонного стола игроков в покер: СТЭНЛИ, МИТЧ,
СТИВ, ПАБЛО. В кухне все точно так же, как в недоброй памяти покерную ночь
-- та же атмосфера грубой, инфернальной мужской откровенности. А сам дом,
все здание словно вставлено, как в раму, в сияющую лазурь безоблачного неба.
Стелла бережно складывает в кофр одно за другим цветастые платья Бланш и
плачет.
По лестнице сверху спускается ЮНИС, вошла в кухню. Голоса играющих
зазвучали громче.
СТЭНЛИ. Рассчитывал на стрейт, и так оно и вышло, бог свидетель!
ПАБЛО. Maldita sea tu suerte[10 - Вот не везет! (испан.).]!
СТЭНЛИ. Говори по-людски, гризер[11 - Презрительное прозвище
мексиканцев в США.].
ПАБЛО. Да просто зло берет, до чего тебе, кобелю, сегодня удача.
СТЭНЛИ (в полном упоении собой). А что вы все смыслите в удаче! Удача с
тем, кто знает свою уцачу и не колеблется. Вот, например, в Салерно... я был
убежден, что мое везение при мне. Ясно было, что прикупить до пяти четыре к
одной на руках нечего и думать -- простой расчет!... а я -- свое... и вышло
по-моему. Такой у меня закон. И только тот и ведет забег в этой житухе по
маленькой, кто верит в свою удачу!
МИТЧ. Все "я", да "я"... Я-я-я!.. Я -- такой. Я -- сякой!..
Драл-драл-драл! ...Был-был-был!..
Стелла прошла в спальню, складывает вещи.
СТЭНЛИ. Что это с ним?
ЮНИС (проходя мимо играющих). Всегда говорила, мужики -- твари
бессердечные и бесчувственные, но уж такое просто и неслыханно. Дойти до
такого уж свинства!.. (Прошла за портьеры, в спальню.)
СТЭНЛИ. Что это с ней?
СТЕЛЛА. Как там малыш?
ЮНИС. Спит себе сном праведника. Вот, принесла вам винограду. (Положила
несколько гроздей на скамеечку. Понизив голос.) А что Бланш?
СТЕЛЛА. Принимает ванну.
ЮНИС. Как она?
СТЕЛЛА. Ничего не ест, а только все просит пить.
ЮНИС. Как вы ей сообщили?
СТЕЛЛА. Сказала, что мы договорились... что удалось устроить на отдых
на лоне природы. А у нее это тут же как-то переплелось в уме с Шепом Хантли.
БЛАНШ (чуть приоткрыла дверь из ванной). Стелла.
СТЕЛЛА. Да, Бланш?
БЛАНШ. Если, пока я в ванной, мне позвонят, запиши номер телефона и
скажи, что я сразу же позвоню.
СТЕЛЛА. Хорошо.
БЛАНШ. Да посмотри, не помят ли костюмчик из желтого шелка -- в нем
прохладней... Если он не очень помят, надену. А на лацкан приколю своего
морского конька -- ту серебряную брошку с бирюзой. Поищи в коробочке
сердечком, в ней у меня всякая мелочь. Да, вот еще, Стелла... там же --
только посмотри хорошенько -- должен быть букетик искусственных фиалок.
Приколю их морским коньком на отворот жакета. (Закрыла дверь.)
СТЕЛЛА (оборачивается к Юнис). Не знаю, правильно ли я поступила...
ЮНИС. А что вам оставалось?
СТЕЛЛА. Поверь я тому, что она рассказывает... да как же мне тогда
оставаться со Стэнли, как мне тогда жить с ним?
ЮНИС. И не верьте ни единому слову. Жизнь не остановишь. Что бы там ни
случилось, а раз уж взялся, знай тяни свою лямку.
БЛАНШ (снова чуть приоткрыв дверь из ванной). Кроме вас -- никого?
СТЕЛЛА. Никого, Бланш, никого. (К Юнис.) Скажите ей, что она у нас
сегодня очень красивая.
БЛАНШ. Задерните портьеру... пройти.
СТЕЛЛА. Задернута, задернута.
СТЭНЛИ. ...Сколько прикупаешь?
ПАБЛО. Пару.
СТИВ. Три.
БЛАНШ (появляется в янтарном свете, хлынувшем из двери. В красном
атласном халатике, скульптурно подчеркивающем каждую линию, каждый изгиб ее
тела, вся она сейчас трагически прекрасна, ослепительна. И тут же становится
внятно различим мотив полечки, который она словно несет с собой. С
лихорадочным оживлением, в котором прорываются истерические нотки). Только
что вымыла волосы.
СТЕЛЛА. А-а...
БЛАНШ. Кажется, только плохо промыла.
ЮНИС. Какие чудесные у вас волосы!
БЛАНШ (клюет на эту приманку). С ними одни только хлопоты. Мне не
звонили еще, не спрашивали меня?
СТЕЛЛА. Кто не спрашивал?
БЛАНШ. Шеп Хантли...
СТЕЛЛА. Да нет еще, пока не спрашивал, родная.
БЛАНШ. Странно. А я...
При звуке ее голоса рука с картами у Митча бессильно, словно в
изнеможении, опускается на стол, взгляд становится рассеянным, невидящим.
СТЭНЛИ (хлопает его по плечу). Эй, проснись!
Бланш испуганно подняла руку, словно для защиты; беззвучно, одними
губами, шепчет имя человека, которого узнала по голосу. Стелла поскорей
отворачивается в сторону. Бланш с оправленным в серебро зеркальцем в руке
надо мной?
МИТЧ. А это не глумление -- просто реализм.
БЛАНШ. А я не признаю реализма. Я -- за магию.
Митч смеется.
Да, да, за магию! Я хочу нести ее людям. Заставлю их видеть факты не
такими, как они есть. Да, я говорю не правду, не то, как есть, а как должно
быть в жизни. И если тем погрешила, то будь я проклята именно за этот грех
-- ничего не имею против... Да не включайте же вы свет!
Митч подходит к штепселю. Включает свет и пытливо смотрит на нее, Бланш
кричит, закрывает лицо руками. Он выключает свет.
МИТЧ (медленно, с горечью). А вы, оказывается, постарше, чем я думал,
да ладно, это бы еще куда ни шло. Но все остальное... господи! Звон о
старомодности ваших идеалов, эта баланда, которую вы тут травили все лето.
Ну, что вы -- не девочка, что вам уже не шестнадцать, я, конечно, и сам
соображал. Но я был таким дураком и верил, что вы со мной играете без
обмана.
БЛАНШ. А кто вам сказал, что я "играю" краплеными? Мой любящий зять?
Вот кому вы поверили.
МИТЧ. Да я сначала обозвал его треплом. А потом выяснил, как обстоит
дело. Сперва обратился к нашему снабженцу, тот постоянно бывает в Лореле. А
потом связался по междугородному и потолковал с этим торгашом.
БЛАНШ. С кем, с кем?
МИТЧ. С Кифейбером.
БЛАНШ. Кифейбер... торговец из Лорела. Да, знаю... все, бывало, свистит
мне вслед на улице. Я поставила его на место. И вот теперь -- отплатил,
возводит напраслину, всякие небылицы.
МИТЧ. Кифейбер, Стэнли, Шоу -- трое! -- ручаются за подлинность этих
небылиц!
БЛАНШ. А-а! Та-рран-там-тан, трое влезли в чан! И стал помойным чан...
МИТЧ. Скажете, вы не жили в отеле "Фламинго"?
БЛАНШ. Во "Фламинго"? Ну, что вы... В "Тарантуле"! Вот где я жила --
гостиница под вывеской "У тарантула в лапах".
МИТЧ (сбитый с толку). Тарантул?..
БЛАНШ. Ну да! огромный паучище... К нему я и завлекала свои жертвы.
(Налила себе в стакан.) Да, я путалась с кем попало, и нет им числа. Мне все
чудилось после гибели Аллана... что теперь одни только ласки чужих,
незнакомых, случайно встреченных, которые пройдут мимо и все, -- могут
как-то утолить эту опустошенную душу... Пожалуй, со страху... Да, да, то был
именно ужас, он-то и гнал меня, и я в панике металась от одного к другому,
рыскала в поисках опоры -- хоть какой-нибудь! -- ...где придется, с кем
придется -- что уж тут было собой-то дорожиться!.. дошло, наконец, и до
одного семнадцатилетнего мальчугана... да кто-то возьми и напиши директору
школы: "Эта особа позорит звание учительницы!" (Засмеялась, запрокинув
голову: так судорожно -- то ли смех, то ли рьщание... И слово в слово
повторила: "Эта особа..." Горло у нее перехватывает, выпила.) Справедливо?
Да, пожалуй... наверное, позорила... как смотреть... Ну, и приехала -- а вот
и мы! Больше-то мне податься было некуда: все, уже пошла на слом. Знаете,
каково это -- пойти на слом? Вдруг оказалось, что молодости-то уже нет и в
помине -- закрутилась и словно вихрем унесло... и вот встречаю вас. Вам
нужен друг -- сами говорили... и мне -- тоже. Я благодарила бога, что он
послал мне вас... вы казались таким надежным -- спасительная расселина в
каменных кругах жизни, прибежище, которое не выдаст! Теперь ясно -- не мне
было просить от жизни так много, не мне было надеяться. Кифейбер да Стэнли с
Шоу ославили зарвавшуюся аферистку на весь белый свет.
Молчание.
МИТЧ (уставился на нее, не зная, что теперь думать). Вы врали мне,
Бланш.
БЛАНШ. Бросьте... не врала!
МИТЧ. Все было ложью, ложь на лжи, и на словах и в мыслях -- одно
вранье!
БЛАНШ. Неправда! В сердце своем я не солгала вам ни разу...
Из-за угла дома показалась торговка -- слепая МЕКСИКАНКА в черной шали.
В руках у нее связки вырезанных из жести цветов, которые в таком почете у
мексиканской бедноты -- бойко идут на похороны, да и на все другие
торжественные события... Выкликает она еле слышно, едва разберешь -- неясно
вырисовывающаяся фигура, вдруг возникшая на улице.
МЕКСИКАНКА. Flores. Flores. Flores para los muertos. Flores.
Flores...[8 - Цветы. Цветочки. Цветы для умерших. Цветочки. Цветочки...
(испан.).]
БЛАНШ. Что, что?.. Ах, да, кто-то за дверью... (Идет к двери, открыла,
смотрит: прямо перед ней -- мексиканка.)
МЕКСИКАНКА (в дверях, протягивая Бланш несколько жестяных цветов).
Flores. Flores para los muertos...
БЛАНШ (в страхе). Нет, нет, не надо! Пока -- не надо! Пока -- не
надо!.. (Шарахнулась от мексиканки назад, в дом, поспешно захлопнув перед
той дверь.)
МЕКСИКАНКА. Flores. Flores para los muertos...
Зазвучал мотив полечки.
БЛАНШ (словно сама с собой). Все идет прахом, рушится, выветривается...
А люди -- каются, попрекают друг друга... "Сделай ты то-то и то-то, так мне
бы не пришлось делать того-то и того-то"...
МЕКСИКАНКА. Coronas para los muertos...[9 - Венки для умерших...
(испан.).]
БЛАНШ. Наследство умерших... Х-ха! Да и еще разное добро в придачу...
наволочки в пятнах крови, например!.. "Нужно ей сменить белье"... "Хорошо,
мама! Но ведь есть прислуга, так, может быть, негритянка сменит?"... Нет,
конечно, прошли те времена. Все прошло, ничего не осталось. Только...
МЕКСИКАНКА. Flores.
БЛАНШ. Смерть... Я, бывало, по одну сторону кровати, она -- по другую,
а смерть -- тут же, под боком... А мы -- не решаемся и вида подать, все
притворяемся, что знать не знаем, что и не слыхали про такую.
МЕКСИКАНКА. Flores para los muertos. Flores. Flores.
БЛАНШ. А что противостоит смерти? Желание, любовь. Так чему же вы
удивляетесь? Есть чему удивляться!.. Неподалеку от "Мечты" -- тогда она еще
была нашей, -- находился военный лагерь, где муштровали новобранцев. И
каждую субботу по вечерам ребята отправлялись в город и напивались.
МЕКСИКАНКА (совсем тихо}. Coronas...
БЛАНШ. ...а на обратном пути -- бывало, уж и на ногах-то не стоят! --
заворачивали к нам и выкликали под окнами: "Бланш!.. Бланш!" Старушка была
совсем уже глуха и ни о чем не догадывалась. А я... я не упускала случая
улизнуть и откликнуться на их зов... А потом патруль собирал у нас на
лужайке их бездыханные тела в грузовик... и -- в путь-дорогу...
МЕКСИКАНКА, не спеша, поворачивается, бредя обратно, ее заунывные
причитания затихают. Бланш подошла к туалетному столику, оперлась. Молчание.
Митч встает и решительно направляется к ней. Полька замирает, Митч обнял
Бланш, держит ее за талию, попробовал повернуть лицом к себе.
БЛАНШ. Что вам еще?
МИТЧ (неуверенно обнимая ее). То, чего я не мог добиться все лето.
БЛАНШ. Ну, так женитесь на мне, Митч.
МИТЧ. Да, пожалуй, теперь уж всякая охота пропала.
БЛАНШ. Значит -- нет?
МИТЧ (отпуская ее). Вы не настолько чисты, Бланш... Ну, как вас введешь
в дом, ведь там -- мама.
БЛАНШ. А раз так -- уходите.
Он пристально смотрит на нее.
Чтоб духа вашего здесь не было... а то я подниму на ноги всю улицу! (У
нее начинается истерика.) Чтоб духа вашего не было, или я переполошу всю
улицу...
Он все так же не спускает с нее испытующего взгляда.
(Кидается к окну, к этой огромной раме, в которую вставлен светлый
квадрат нежной синевы ночного летнего неба... и кричит, как безумная.)
Пожар!.. Пожар!.. Горим!..
МИТЧ с перепугу разинул рот и поскорее -- в дверь. Неуклюже затопал по
лестнице и скрывается за углом -- Бланш, шатаясь, отошла от окна, опускается
на колени. Где-то далеко-далеко, медленно, тоскливо-зазвучало пианино.
Прошло еще несколько часов. Ночь.
Спровадив Митча, БЛАНШ налегла на выпивку, не жалея сил. Выволокла свой
кофр на середину спальни. Он стоит раскрытый и весь завален яркими
цветастыми платьями. Так, за выпивкой и разборкой туалетов, она мало-помалу
развеселилась и дошла до экстаза, в котором все радужно и море по колено;
тут-то она и вырядилась в это порядком перепачканное и мятое вечернее платье
белого атласа и сбитые серебряные туфельки с каблуками, осыпанными
бриллиантами. Сейчас прилаживает перед трюмо свою тиару из рейнских камешков
и в восторженном самозабвении шепчет, словно она в обществе невидимо
толпящихся вокруг нее поклонников.
БЛАНШ. А не отправиться ли нам всем искупаться, на плотину у старой
каменоломни -- поплаваем при лунном свете, а? Только вот кто же в состоянии
сесть за руль?.. все мы такие пьяные. Ха-ха! Самое лучшее, когда голова
гудит: поплаваешь -- и как рукой снимет. Только берегитесь -- там, где
затопленный карьер, хоть и глубоко, нырять надо с оглядкой, а то стукнешься
головой о выступ -- вынырнешь только через день... (Дрожащей рукой подносит
ручное зеркало к лицу, чтобы рассмотреть себя поближе. Всхлипнув, с такой
силой хватила им по туалетному столику, что зеркало разбивается. Застонала
негромко, делает тщетную попытку подняться на ноги.)
На улице, из-за угла, показался СТЭНЛИ. Он все в той же спортивной
рубашке ярко-зеленого шелка. С его появлением вступает простенький
балаганный оркестрик, издали неназойливо вторящий последующей сцене. Вот он
уже и на кухне, хлопнула закрывшаяся за ним дверь. Взглянув на Бланш,
негромко присвистнул. Он в легком подпитии, по дороге прихватил домой
несколько квартовых бутылок пива.
Ну, как там моя сестра?
СТЭНЛИ. Молодцом.
БЛАНШ. А малышка?
СТЭНЛИ (дружелюбно ухмыляясь). Появится только утром, так что мне
посоветовали отправляться домой и вздремнуть ненадолго.
БЛАНШ. Из чего следует, что мы остаемся здесь с глазу на глаз, так я
вас понимаю?
СТЭНЛИ. Ага. Вы да я, да мы с вами, Бланш... Если только вы никого не
прячете под кроватью. В честь чего это вы вырядились в пух и прах?
БЛАНШ. Ах да, в самом деле, -- ведь телеграмма пришла уже без вас...
СТЭНЛИ. Вам?
БЛАНШ. Да, получила телеграмму от одного давнего поклонника.
СТЭНЛИ. Добрая весть?
БЛАНШ. Пожалуй... Приглашение.
СТЭНЛИ. Куда? На бал пожарных?
БЛАНШ (вскидывая голову). Прогулка на яхте по Карибскому морю!
СТЭНЛИ. Так, так. И что же теперь будет?
БЛАНШ. Большей неожиданности не помню за всю свою жизнь.
СТЭНЛИ. Да уж, конечно, куда больше...
БЛАНШ. Эта телеграмма просто как гром среди ясного неба!
СТЭНЛИ. Так от кого, вы говорите?..
БЛАНШ. От одного давнего поклонника.
СТЭНЛИ. Это не тот, что подарил вам песцов?
БЛАНШ. Мистер Шеп Хантли. Мой постоянный спутник на последнем курсе в
колледже. С тех пор и не видела его до прошлого рождества. Столкнулись на
Бискайском бульваре. И вот, глядишь -- телеграмма!.. приглашает прокатиться
по Карибскому морю! Только вот что надеть... ума не приложу. Перерыла все
свое имущество в поисках чего-нибудь подходящего для тропиков.
СТЭНЛИ. И остановились на этой роскошной тиаре, осыпанной алмазами?
БЛАНШ. Что, этот остаток былого величия?.. Ха-ха! Да это всего лишь
рейнские камешки!
СТЭНЛИ. Фу ты, напасть! А я-то уж совсем было принял их за алмазы от
Тиффани. (Начинает расстегивать рубашку.)
БЛАНШ. Ну и что ж. Зато там я буду окружена самой настоящей роскошью.
СТЭНЛИ. М-гу... Из чего неопровержимо явствует, что никогда не знаешь,
когда найдешь, когда потеряешь.
БЛАНШ. Только было я совсем уж решила, что счастье начинает изменять
мне...
СТЭНЛИ ...Как на сцене -- тут как тут появляется этот миллионер из
Майами.
БЛАНШ. Совсем он не из Майами. Из Далласа.
СТЭНЛИ. Да ну?
БЛАНШ. Да, из Далласа... где золото бьет фонтаном...
СТЭНЛИ. Ну что ж, хорошо, что хоть откуда-то. (Снимает рубаху.)
БЛАНШ. Прежде чем раздеваться дальше, хоть занавеску бы задернули.
СТЭНЛИ (благодушно). Да я только рубашку. (Обдирая с пивной квартовой
бутылки обертку.) Ключ для бутылок вам не попадался?
Она отошла к туалетному столику, стоит, крепко сжимая сплетенные
пальцы.
Был у меня когда-то кузен, так тот, бывало, открывал пивные бутылки
зубами. (Прилаживаясь сорвать пробку о край стола.) ...Это был единственный
его талант -- больше ничего не умел: человек-пробочник. И вот как-то раз
праздновали чью-то свадьбу -- выбил себе все передние зубы зараз!.. А после
того ему стало так стыдно за себя, что только, бывало, начнут собираться
гости, он потихоньку-потихоньку тут же смывается из дома.
Крышка с бутылки соскакивает, пивная пена высоко ударила сильным
фонтаном.
(Заливается счастливым смехом, поднимает бутылку над головой.) Ха-ха!
Дождик, дождик, посильней!.. (Протягивает бутылку Бланш.) Ну, зароем же
топор войны, разопьем чашу дружбы и возлюбим друг друга! А?
БЛАНШ. Нет, спасибо.
СТЭНЛИ. Да ну же!., такая знаменательная для нас обоих ночь: вам -- ваш
нефтяник со всеми его миллионами, мне -- малыш! (Идет в спальню, к
шифоньеру, нагнулся, доставая что-то из нижнего выдвижного ящика.)
БЛАНШ (отступая). Что вам здесь нужно?
СТЭНЛИ. А вот... я всегда достаю ее по торжественным дням, вроде
нынешнего. Шелковая пижама -- в ней я был в свою первую брачную ночь!
БЛАНШ. А-а...
СТЭНЛИ. Как только зазвонит телефон и мне скажут: "У вас родился сын!"
-- тут же раздеру ее в клочья и вывешу флаги! (Размахивает в воздухе
переливающейся всеми цветами радуги пижамной курткой.) Сегодня, по-моему,
нам с вами обоим есть от чего занестись. (Перекинул пижаму на руки, уходит
на кухню.)
БЛАНШ. Как подумаю, что это будет за блаженство снова иметь возможность
оставаться наедине с собой -- готова заплакать от счастья!
СТЭНЛИ. А ваш миллионер из Далласа, он-то где же будет -- так и
предоставит вас самой себе?
БЛАНШ. У нас с ним будет совсем не то, что у вас на уме. Этот человек
-- джентльмен и уважает меня. (Лихорадочно импровизируя.) Ему недостает
меня, общения со мной. От великого богатства иной раз так одиноко. А
образованная женщина, интеллигентная, воспитанная, может наполнить жизнь
мужчины таким богатым содержанием. У меня есть все для этого, в избытке,
могу дарить щедрой рукой и -- не обеднею. Красота -- недолговечна.
Преходящее достояние! А красота духовная, блеск ума, душевная тонкость -- и
всем этим я наделена -- не меркнут, не идут на убыль, а растут. С годами их
только прибывает! Ну, не смешно ли... и меня-то -- меня -- еще называют
человеком без средств. Это когда в моем сердце заперты такие сокровища...
(Всхлипнув.) По-моему, так я очень, очень богата. Но я вела себя глупо...
метала бисер перед свиньями.
СТЭНЛИ. Свиньями? Х-ха!
БЛАНШ. Да, свиньями. Свиньями! Я имею в виду не только вас, но и вашего
дружка, мистера Митчелла. Он тут заходил ко мне! Хватило наглости явиться
прямо в спецовке. И пересказывать мне все эти мерзости, подлейшее
злопыхательство, которого он набрался от вас! Ничего, я ему выправила
подорожную по всем правилам...
СТЭНЛИ. Да ну?.. Х-ха!
БЛАНШ. Но он тут же и вернулся. Пришел с корзиной роз выпрашивать
прощения. Умолял простить его! Но не все прощается... Сознательной, заранее
обдуманной жестокости нет прощения. Преднамеренная жестокость, по-моему, --
единственный грех, которому нет никаких оправданий, и единственный грех, в
котором я еще ни разу не была повинна. Вот это я ему и выложила. Я сказала:
"Благодарю вас, но величайшей глупостью с моей стороны было думать, что мы
вообще можем хоть в чем-то подойти друг другу. Слишком уж по-разному
сложилась жизнь у каждого из нас. Слишком уж чужды вы мне, а я вам и по
происхождению и по образу мышления. Надо быть реалистом и смотреть на все
это прямо. Так что прощайте, друг мой, и простите! Не будем помнить друг
другу зла и..."
СТЭНЛИ. Все это было еще до телеграммы вашего нефтяного миллионера из
Техаса или уже после?
БЛАНШ. Какой еще телеграммы?.. Нет, нет... после! В сущности говоря,
телеграмма пришла как раз когда...
СТЭНЛИ. В сущности-то говоря, никакой телеграммы не было и в помине.
БЛАНШ. О-о!..
СТЭНЛИ. А этого вашего миллионера просто не существует! Да и Митч не
возвращался к вам с розами, потому что я знаю, где он сейчас...
БЛАНШ. О!
СТЭНЛИ. И все это одно только ваше воображение, чтоб его черт побрал!
БЛАНШ. О!
СТЭНЛИ. Одно только вранье, дурацкие выверты, кривлянье!
БЛАНШ. О!
СТЭНЛИ. Да посмотрели бы только на себя! Видели бы вы себя в своих
паршивых обносках... словно ряженая на святках! -- разжилась напрокат этим
тряпьем у какого-то дерьмового старьевщика... Да еще и эту дурацкую корону
нахлобучила! -- царицей вообразила себя, что ли?
БЛАНШ. О-о... Боже мой!
СТЭНЛИ. Ну, я взялся за вас по-своему с самого же начала. Сколько раз
было, что вы вот-вот и совсем уж задурите голову этому чудаку!.. Приехала,
засыпала все в доме своей пудрой, забрызгала духами, напялила на лампочку
бумажный фонарик... вот тебе и Египет, а сама -- царица Нильская: расселась
на своем троне да знай себе хлещет мое виски! А я говорю: х-ха!.. х-ха!
Слышали?.. Ха-ха-ха! (Направляется в спальню.)
БЛАНШ. Не подходите! (Зловещие тени заметались по стенам вокруг нее.
Чудовищные эти образы обозначаются все более отчетливо и грозно. Затаив
дыхание, она подбирается к телефону и отчаянно дергает рычажок.)
СТЭНЛИ проходит в ванную, закрыл за собой дверь.
Дежурный, дежурный! Дайте, пожалуйста, междугороднюю... Мне нужно
соединиться с мистером Шепом Хантли из Далласа... Он такая знаменитость, что
адреса не требуется... Да спросите вы кого угодно... только спросите!.. Да
подождите же!.. Нет, я не могу так сразу сию же минуту и отыскать... Но
поймите вы, прошу вас... Я... нет, нет, подождите!.. Минуточку! Но
кто-нибудь же должен... Ничего! Не давайте, пожалуйста, отбой!.. (Положила
трубку, бесшумно прокралась в кухню.)
Ночь кричит нечеловеческими голосами, словно дикие джунгли заревели,
зааукали на все лады.
Тени и зловещие отблески заплясали, забились, заполыхали, запрыгали со
стены на стену по всей квартире. Сквозь заднюю стену квартиры, становящуюся
прозрачной, проступает улица, тротуар. ПРОСТИТУТКА споткнулась о ПЬЯНОГО на
земле. Тот гонится за ней вдоль по улице, догнал, между ними завязывается
борьба. Свисток полисмена положил конец этой схватке. Обе фигуры исчезают.
Почти тотчас же вслед за тем из-за угла появляется НЕГРИТЯНКА, завладевшая
сумочкой, которую проститутка обронила на мостовой. В ажиотаже от находки
роется в сумочке.
(Прижимает костяшки пальцев к губам, медленно возвращается к телефону.
Отчаянным шепотом.) Дежурный! Дежурный!.. Да при чем тут междугородняя!
Дайте телеграф. Да некогда же, нельзя терять ни минуты... Телеграф!.. (Ждет,
сгорая от нетерпения.) Телеграф?.. Да, да. Именно -- прошу отправить
телеграмму... Записывайте. "В отчаянном, в отчаяннейшем положении. Помогите!
Попалась в западню! Попалась..." О-о!
Дверь ванной распахнулась, появляется СТЭНЛИ в своей сверкающей шелком
пижаме. Ухмыляясь Бланш, завязывает пояс с кисточками на концах. Беззвучно
охнув, она пятится от телефона. Он пристально смотрит на нее -- пауза: счет
до десяти. Из телефонной трубки раздается какой-то скрежет.
СТЭНЛИ. Вы не повесили трубку. (С подчеркнутой неторопливостью подходит
к телефону, повесил трубку. Восстановив порядок, снова пристально смотрит на
нее, по губам его медленно скользнула кривая усмешка, а сам он тем временем
занимает позицию у входной двери, отрезав Бланш путь к бегству.)
"Синее пианино", звучавшее до сих пор еле внятно, ударило в полную
силу, забарабанило. И тут же переходит в рев налетающего локомотива.
БЛАНШ (вся согнулась, зажимает уши крепко сжатыми кулаками и так и
остается, пока грохот локомотива не замиряет вдали. Выпрямившись, наконец).
...Пропустите... дайте пройти!
СТЭНЛИ. Пройти? Безусловно! Ну! ...что ж вы стоите? (Отступил на шаг,
стал в самых дверях.)
БЛАНШ. Отойдите... вот туда. (Показывает куда.)
СТЭНЛИ (ухмыляясь). Мало вам места? ...не пройдете?
ЕЛАНШ. Вы загородили дорогу!.. Но я все равно уж как-нибудь да вырвусь
отсюда.
СТЭНЛИ. Вы что, думаете, я покушаюсь на вашу честь? Ха-ха!
Вкрадчиво заговорило "синее пианино". Бланш отворачивается от него, в
бессильном отчаянии махнула рукой. И снова джунгли взревели всеми своими
дикими нечеловеческими голосами.
(Шагнул к ней; стоит, покусывает кончик языка, высунутый меж зубами.
Тихо.) Сейчас подумаем... а почему бы и правда не побаловаться с вами... что
ж, пожалуй, вполне сойдете...
БЛАНШ (отступает в спальню). Назад! Не подходите. Ни шагу, а то...
СТЭНЛИ. А то?..
БЛАНШ. Плохо вам будет -- света белого не взвидите. Вот посмотрите!
СТЭНЛИ. Так что же вы выкинете теперь?
Оба уже в спальне.
БЛАНШ. Добром вам говорю -- оставьте, вы меня и так уже довели.
Он делает еще шаг вперед. Бланш схватила со стола бутылку, с размаху
разбивает ее и решительно встает с ним лицом к лицу, крепко сжимая в руке
отбитое горлышко бутылки.
СТЭНЛИ. Это еще зачем?
БЛАНШ. Да так... исполосую вам физиономию вот этим острым концом.
СТЭНЛИ. Да уж, с вас станется.
БЛАНШ. Увидите. Попробуйте только...
СТЭНЛИ. А-а... Так вот вы как, хотите -- пропадать так с музыкой. Ну
что ж, -- милое дело! -- будь по-вашему. (Бросился на нее, опрокидывает
стол. Она с криком отбивается горлышком бутылки, нанесла удар, но он
перехватывает у нее руку в запястье.) Ну и тигр... Ну и тигр! Да бросьте же
вы это горлышко! Ну!.. Мы же назначили друг другу это свидание с первой же
встречи.
Бланш застонала. Горлышко бутылки падает на пол. Она опускается на
колени. Стэнли подхватывает это безвольно обмякшее тело на руки, несет на
постель.
В "Четырех двойках" надсадно загнусавила труба под сурдинку, с грохотом
рванул ударник.
Несколько недель спустя.
СТЕЛЛА занята укладкой вещей Бланш. В ванной с шумом бежит вода из
крана.
Портьеры между кухней и спальней задернуты примерно лишь наполовину --
так, что видно сидящих вокруг кухонного стола игроков в покер: СТЭНЛИ, МИТЧ,
СТИВ, ПАБЛО. В кухне все точно так же, как в недоброй памяти покерную ночь
-- та же атмосфера грубой, инфернальной мужской откровенности. А сам дом,
все здание словно вставлено, как в раму, в сияющую лазурь безоблачного неба.
Стелла бережно складывает в кофр одно за другим цветастые платья Бланш и
плачет.
По лестнице сверху спускается ЮНИС, вошла в кухню. Голоса играющих
зазвучали громче.
СТЭНЛИ. Рассчитывал на стрейт, и так оно и вышло, бог свидетель!
ПАБЛО. Maldita sea tu suerte[10 - Вот не везет! (испан.).]!
СТЭНЛИ. Говори по-людски, гризер[11 - Презрительное прозвище
мексиканцев в США.].
ПАБЛО. Да просто зло берет, до чего тебе, кобелю, сегодня удача.
СТЭНЛИ (в полном упоении собой). А что вы все смыслите в удаче! Удача с
тем, кто знает свою уцачу и не колеблется. Вот, например, в Салерно... я был
убежден, что мое везение при мне. Ясно было, что прикупить до пяти четыре к
одной на руках нечего и думать -- простой расчет!... а я -- свое... и вышло
по-моему. Такой у меня закон. И только тот и ведет забег в этой житухе по
маленькой, кто верит в свою удачу!
МИТЧ. Все "я", да "я"... Я-я-я!.. Я -- такой. Я -- сякой!..
Драл-драл-драл! ...Был-был-был!..
Стелла прошла в спальню, складывает вещи.
СТЭНЛИ. Что это с ним?
ЮНИС (проходя мимо играющих). Всегда говорила, мужики -- твари
бессердечные и бесчувственные, но уж такое просто и неслыханно. Дойти до
такого уж свинства!.. (Прошла за портьеры, в спальню.)
СТЭНЛИ. Что это с ней?
СТЕЛЛА. Как там малыш?
ЮНИС. Спит себе сном праведника. Вот, принесла вам винограду. (Положила
несколько гроздей на скамеечку. Понизив голос.) А что Бланш?
СТЕЛЛА. Принимает ванну.
ЮНИС. Как она?
СТЕЛЛА. Ничего не ест, а только все просит пить.
ЮНИС. Как вы ей сообщили?
СТЕЛЛА. Сказала, что мы договорились... что удалось устроить на отдых
на лоне природы. А у нее это тут же как-то переплелось в уме с Шепом Хантли.
БЛАНШ (чуть приоткрыла дверь из ванной). Стелла.
СТЕЛЛА. Да, Бланш?
БЛАНШ. Если, пока я в ванной, мне позвонят, запиши номер телефона и
скажи, что я сразу же позвоню.
СТЕЛЛА. Хорошо.
БЛАНШ. Да посмотри, не помят ли костюмчик из желтого шелка -- в нем
прохладней... Если он не очень помят, надену. А на лацкан приколю своего
морского конька -- ту серебряную брошку с бирюзой. Поищи в коробочке
сердечком, в ней у меня всякая мелочь. Да, вот еще, Стелла... там же --
только посмотри хорошенько -- должен быть букетик искусственных фиалок.
Приколю их морским коньком на отворот жакета. (Закрыла дверь.)
СТЕЛЛА (оборачивается к Юнис). Не знаю, правильно ли я поступила...
ЮНИС. А что вам оставалось?
СТЕЛЛА. Поверь я тому, что она рассказывает... да как же мне тогда
оставаться со Стэнли, как мне тогда жить с ним?
ЮНИС. И не верьте ни единому слову. Жизнь не остановишь. Что бы там ни
случилось, а раз уж взялся, знай тяни свою лямку.
БЛАНШ (снова чуть приоткрыв дверь из ванной). Кроме вас -- никого?
СТЕЛЛА. Никого, Бланш, никого. (К Юнис.) Скажите ей, что она у нас
сегодня очень красивая.
БЛАНШ. Задерните портьеру... пройти.
СТЕЛЛА. Задернута, задернута.
СТЭНЛИ. ...Сколько прикупаешь?
ПАБЛО. Пару.
СТИВ. Три.
БЛАНШ (появляется в янтарном свете, хлынувшем из двери. В красном
атласном халатике, скульптурно подчеркивающем каждую линию, каждый изгиб ее
тела, вся она сейчас трагически прекрасна, ослепительна. И тут же становится
внятно различим мотив полечки, который она словно несет с собой. С
лихорадочным оживлением, в котором прорываются истерические нотки). Только
что вымыла волосы.
СТЕЛЛА. А-а...
БЛАНШ. Кажется, только плохо промыла.
ЮНИС. Какие чудесные у вас волосы!
БЛАНШ (клюет на эту приманку). С ними одни только хлопоты. Мне не
звонили еще, не спрашивали меня?
СТЕЛЛА. Кто не спрашивал?
БЛАНШ. Шеп Хантли...
СТЕЛЛА. Да нет еще, пока не спрашивал, родная.
БЛАНШ. Странно. А я...
При звуке ее голоса рука с картами у Митча бессильно, словно в
изнеможении, опускается на стол, взгляд становится рассеянным, невидящим.
СТЭНЛИ (хлопает его по плечу). Эй, проснись!
Бланш испуганно подняла руку, словно для защиты; беззвучно, одними
губами, шепчет имя человека, которого узнала по голосу. Стелла поскорей
отворачивается в сторону. Бланш с оправленным в серебро зеркальцем в руке