После многозначительной паузы Карни продолжил:
— На мой взгляд, все вышеизложенное ставит вас в неловкое положение. Можно даже говорить о вашей причастности к убийству. Как вы считаете?
Долгое время Харгривс молчал. В его ничего не выражавших глазах мало что можно было прочитать, но в уме он лихорадочно перебирал все возможные варианты и последствия.
Наконец он сказал с усмешкой:
— Боюсь, связь со мной едва просматривается и, можно сказать, надумана. Надеюсь, вы с этим согласитесь. Под моим контролем находятся десятки компаний, и у меня нет, да и при всем желании не может быть, права голоса при решении будничных, повседневных проблем. Я не могу проконтролировать каждый их шаг и решать за них, что покупать и продавать. К моему глубокому сожалению, вам, господин Карни, придется придумать что-нибудь получше.
Иного ответа Карни и не ожидал, а поэтому легко согласился:
— Не спорю. Но в таком случае рассмотрим другие ниточки, которые тянутся в вашу сторону. Если, конечно, вы не возражаете. Дитрих Клайнер был нацистом, а изобретенный им наркотик угодил в руки неонацистов. Ваши личные тесные связи с крайне правыми общеизвестны, и не нужно глубоко копать, чтобы их найти. Но все же кому-то придется копнуть поглужбе.
Теперь уже Харгривс не выглядел так самоуверенно, как прежде. Казалось, в его броне появились кое-какие трещины, и Карни решил этим воспользоваться.
— Если сегодня нам уже кое-что известно, — продолжал он, — можете быть уверены, что со временем мы узнаем еще больше. К тому же вы наверняка поняли, что наши действия не ограничены общепринятыми рамками. Если нам удастся раскопать прямую связь между вами и воинственной неонацистской группировкой, картина изменится не в вашу пользу, не правда ли?
После короткой паузы Карни бросил на весы свой главный аргумент:
— К примеру, что вы скажете, если сейчас планируется второй холокост? Новая массовая расправа с евреями?
С удовлетворением Карни подметил искру страха, промелькнувшую во взгляде Харгривса.
— Значит, вы слышали о таких планах? — требовательно спросил полицейский, стараясь сыграть на перемене настроения своего противника.
В ответ Харгривс согласно кивнул и признал:
— Да, я слышал о таких планах. Люди, которые их вынашивают, мне неприятны и они крайне опасны.
Самоуверенность и дерзость будто ветром сдуло. Харгривс выглядел чуть ли не беспомощным, а во взгляде, обращенном к Карни, появилась почти мольба.
— Послушайте, — взмолился он, — они не имеют ко мне никакого отношения, поверьте.
— В таком случае чего вы боитесь? — с вызовом бросил Карни. У него теперь не было сомнений, что его собеседник чего-то опасался.
Харгривс глубоко вздохнул и признался:
— Знаете, я никогда не скрывал своих политических взглядов, но я всего лишь националист. Меня нельзя назвать нацистом.
— А разве есть разница? — вмешался Уинстон.
Харгривс игнорировал его сарказм и по-прежнему обращался только к Карни:
— Вы же служите в полиции и отлично знаете, что творится в нашем обществе. Мы дошли до того, что прогнила основа основ нашей нации. Наш народ деморализован и попран. Даже нашему суверенитету угрожает превращение Европы в федеративное государство. Преступники свободно разгуливают по улицам, а если их арестовывают и предают суду, они отделываются условным наказанием. Самые страшные убийства совершают дети. Три миллиона британцев, родившихся в нашей стране, не имеют работы, в то время когда наш небольшой и густонаселенный остров продолжают заполнять иммигранты...
Рекламную передачу по заказу политической партии прервал невеселый смешок Уинстона.
— Я все ждал, когда ты к этому подойдешь, — заметил он. — Небось предложишь всех репатриировать? Запихать всех в трюмы, из которых только что разгрузили бананы, и выслать нас назад в страны, где растут кокосовые пальмы?
Впервые Харгривс обратил на него внимание и стал внушать заискивающим тоном:
— Поверьте, я ничего не имею против вашего народа. Это не ваша вина. Виноваты наши собственные бесхребетные либералы, исповедующие левые взгляды. Именно они затащили вас в нашу страну после войны, чтобы вы делали всю грязную и низкооплачиваемую работу, за которую никто другой не брался. Это была большая ошибка. Никто не принял в расчет вашу способность плодиться и размножаться.
Слушать дальше Карни не хотел, считая высказывания Харгривса оскорбительными не только для Уинстона, но и для себя. Его тошнило от этих слов. Достаточно было «вашего народа», что в устах Харгривса звучало, как «вы, подонки».
Карни грохнул кулаком по столу и потребовал:
— Я повторяю свой вопрос. Чего вы боитесь? Второй холокост не дает вам покоя. Почему?
Глаза Харгривса нервно забегали из стороны в сторону. Тяжело вздохнув, он жалобно признал:
— Я передал формулу наркотика другим людям, но я не знал, какими могут быть последствия. Это была моя ошибка. Я не рассчитывал, что так получится, и сейчас сожалею о содеянном. — В его взоре вновь появилась мольба. — Но поверьте мне, на этом мое участие кончается. Как я уже говорил, эти люди опасны, и я могу об этом судить на личном примере.
— Из личного опыта? — переспросил Карни, развивая успех после такого признания. — Как это произошло?
Бизнесмен выдавил из себя жалкую горькую улыбку.
— Вы удивляете меня, Карни, — пробормотал он. — Если вам удалось раскопать имя Дитриха Клайнера, мне показалось, что вы выполняете свои домашние задания более тщательно.
После короткой паузы он огорошил их сообщением, которое можно было сравнить со взрывом бомбы:
— Разве вы не знаете, что «Консолитейтед брюериз» входит в холдинговую компанию «Транс-Юроп»?
Последовало длительное напряженное молчание, прерванное свистом сквозь зубы, который издал Уинстон.
— Да, — протянул он, — это все равно что рубить сук, на котором сидишь.
Харгривс обвел взглядом своих собеседников. В его хитрых глазах появилась надежда.
— Мне кажется, мы могли бы заключить взаимовыгодную сделку, — предложил он. — Возможно, наши интересы совпадают и мы могли бы помочь друг другу.
С нескрываемым отвращением Уинстон отрезал:
— Я бы с большим удовольствием кормил из рук гремучую змею.
Однако он уже начинал понимать, что иного выбора у них не было.
Карни был настроен не столь агрессивно и холодно поинтересовался:
— А что вы предлагаете?
Харгривс облегченно вздохнул. Карни показалось, что он был слишком доволен собой. Как если бы он ожидал, что их придется еще уговаривать. Их противнику явно было что скрывать, но он не спешил делиться информацией.
— Есть у меня кое-что, что могло бы вам пригодиться, — поведал им Харгривс наконец. — Во-первых, в ближайшем будущем должен состояться грандиозный митинг. Официально его проводит партия «Национальные права», но придут члены родственных организаций, включая «Второй холокост». Я могу вам сообщить имена и явки.
— А во-вторых? — подсказал Карни.
Харгривс вновь почувствовал себя неуютно.
— Я уже принял решение выплатить выкуп, — признал он. — Уже предприняты шаги к тому, чтобы организовать контакт, и отрабатываются детали. Как вы смотрите на то, чтобы вам было доверено передать деньги?
После долгого размышления Карни сурово спросил:
— А что вы собираетесь выгадать из всего этого?
Пожав плечами, Харгривс ответил:
— У меня будут чистые руки, а вы обязуетесь не вести дальнейшее расследование моих политических контактов и деловых связей. Мне также понадобятся заверения, что выкуп будет выплачен по адресу, без всяких условий и прочих штучек с вашей стороны. Деньги не будут фальшивыми, и я хотел бы, чтобы они были переданы спокойно. «Консолитейтед брюериз» не выдержит долгой осады.
— Не пойдет, — покачал головой Уинстон. — Нам нужно остановить этих мерзавцев, а не способствовать финансированию их деятельности.
После паузы он добавил, глядя в глаза Харгривса:
— Я предлагаю иной вариант сделки. Ты нам поможешь, а мы оставим тебя в покое, лично тебя. Но что касается передачи выкупа, мы это провернем по-своему или вообще не будем этим заниматься.
Во взгляде Харгривса появился страх.
— Но они же убьют меня, если узнают, что я их предал, — взмолился он.
— В таком случае ты будешь сидеть тихо и не высовываться, пока мы не закончим свою работу, — парировал Уинстон, и в его голосе не было и тени жалости.
По лицу Харгривса пробежала тень нерешительности, пока он перебирал в уме все возможные ужасные последствия своего поступка. Наконец, он сдался и с глубоким вздохом дал согласие:
— Ладно, поступим так, как вы предлагаете. Я покину страну на некоторое время, нанесу визит в одну из моих компаний в Германии. Там у меня есть друзья.
— Ну, в этом я никогда не сомневался, — вставил Уинстон с презрительной усмешкой.
18
19
— На мой взгляд, все вышеизложенное ставит вас в неловкое положение. Можно даже говорить о вашей причастности к убийству. Как вы считаете?
Долгое время Харгривс молчал. В его ничего не выражавших глазах мало что можно было прочитать, но в уме он лихорадочно перебирал все возможные варианты и последствия.
Наконец он сказал с усмешкой:
— Боюсь, связь со мной едва просматривается и, можно сказать, надумана. Надеюсь, вы с этим согласитесь. Под моим контролем находятся десятки компаний, и у меня нет, да и при всем желании не может быть, права голоса при решении будничных, повседневных проблем. Я не могу проконтролировать каждый их шаг и решать за них, что покупать и продавать. К моему глубокому сожалению, вам, господин Карни, придется придумать что-нибудь получше.
Иного ответа Карни и не ожидал, а поэтому легко согласился:
— Не спорю. Но в таком случае рассмотрим другие ниточки, которые тянутся в вашу сторону. Если, конечно, вы не возражаете. Дитрих Клайнер был нацистом, а изобретенный им наркотик угодил в руки неонацистов. Ваши личные тесные связи с крайне правыми общеизвестны, и не нужно глубоко копать, чтобы их найти. Но все же кому-то придется копнуть поглужбе.
Теперь уже Харгривс не выглядел так самоуверенно, как прежде. Казалось, в его броне появились кое-какие трещины, и Карни решил этим воспользоваться.
— Если сегодня нам уже кое-что известно, — продолжал он, — можете быть уверены, что со временем мы узнаем еще больше. К тому же вы наверняка поняли, что наши действия не ограничены общепринятыми рамками. Если нам удастся раскопать прямую связь между вами и воинственной неонацистской группировкой, картина изменится не в вашу пользу, не правда ли?
После короткой паузы Карни бросил на весы свой главный аргумент:
— К примеру, что вы скажете, если сейчас планируется второй холокост? Новая массовая расправа с евреями?
С удовлетворением Карни подметил искру страха, промелькнувшую во взгляде Харгривса.
— Значит, вы слышали о таких планах? — требовательно спросил полицейский, стараясь сыграть на перемене настроения своего противника.
В ответ Харгривс согласно кивнул и признал:
— Да, я слышал о таких планах. Люди, которые их вынашивают, мне неприятны и они крайне опасны.
Самоуверенность и дерзость будто ветром сдуло. Харгривс выглядел чуть ли не беспомощным, а во взгляде, обращенном к Карни, появилась почти мольба.
— Послушайте, — взмолился он, — они не имеют ко мне никакого отношения, поверьте.
— В таком случае чего вы боитесь? — с вызовом бросил Карни. У него теперь не было сомнений, что его собеседник чего-то опасался.
Харгривс глубоко вздохнул и признался:
— Знаете, я никогда не скрывал своих политических взглядов, но я всего лишь националист. Меня нельзя назвать нацистом.
— А разве есть разница? — вмешался Уинстон.
Харгривс игнорировал его сарказм и по-прежнему обращался только к Карни:
— Вы же служите в полиции и отлично знаете, что творится в нашем обществе. Мы дошли до того, что прогнила основа основ нашей нации. Наш народ деморализован и попран. Даже нашему суверенитету угрожает превращение Европы в федеративное государство. Преступники свободно разгуливают по улицам, а если их арестовывают и предают суду, они отделываются условным наказанием. Самые страшные убийства совершают дети. Три миллиона британцев, родившихся в нашей стране, не имеют работы, в то время когда наш небольшой и густонаселенный остров продолжают заполнять иммигранты...
Рекламную передачу по заказу политической партии прервал невеселый смешок Уинстона.
— Я все ждал, когда ты к этому подойдешь, — заметил он. — Небось предложишь всех репатриировать? Запихать всех в трюмы, из которых только что разгрузили бананы, и выслать нас назад в страны, где растут кокосовые пальмы?
Впервые Харгривс обратил на него внимание и стал внушать заискивающим тоном:
— Поверьте, я ничего не имею против вашего народа. Это не ваша вина. Виноваты наши собственные бесхребетные либералы, исповедующие левые взгляды. Именно они затащили вас в нашу страну после войны, чтобы вы делали всю грязную и низкооплачиваемую работу, за которую никто другой не брался. Это была большая ошибка. Никто не принял в расчет вашу способность плодиться и размножаться.
Слушать дальше Карни не хотел, считая высказывания Харгривса оскорбительными не только для Уинстона, но и для себя. Его тошнило от этих слов. Достаточно было «вашего народа», что в устах Харгривса звучало, как «вы, подонки».
Карни грохнул кулаком по столу и потребовал:
— Я повторяю свой вопрос. Чего вы боитесь? Второй холокост не дает вам покоя. Почему?
Глаза Харгривса нервно забегали из стороны в сторону. Тяжело вздохнув, он жалобно признал:
— Я передал формулу наркотика другим людям, но я не знал, какими могут быть последствия. Это была моя ошибка. Я не рассчитывал, что так получится, и сейчас сожалею о содеянном. — В его взоре вновь появилась мольба. — Но поверьте мне, на этом мое участие кончается. Как я уже говорил, эти люди опасны, и я могу об этом судить на личном примере.
— Из личного опыта? — переспросил Карни, развивая успех после такого признания. — Как это произошло?
Бизнесмен выдавил из себя жалкую горькую улыбку.
— Вы удивляете меня, Карни, — пробормотал он. — Если вам удалось раскопать имя Дитриха Клайнера, мне показалось, что вы выполняете свои домашние задания более тщательно.
После короткой паузы он огорошил их сообщением, которое можно было сравнить со взрывом бомбы:
— Разве вы не знаете, что «Консолитейтед брюериз» входит в холдинговую компанию «Транс-Юроп»?
Последовало длительное напряженное молчание, прерванное свистом сквозь зубы, который издал Уинстон.
— Да, — протянул он, — это все равно что рубить сук, на котором сидишь.
Харгривс обвел взглядом своих собеседников. В его хитрых глазах появилась надежда.
— Мне кажется, мы могли бы заключить взаимовыгодную сделку, — предложил он. — Возможно, наши интересы совпадают и мы могли бы помочь друг другу.
С нескрываемым отвращением Уинстон отрезал:
— Я бы с большим удовольствием кормил из рук гремучую змею.
Однако он уже начинал понимать, что иного выбора у них не было.
Карни был настроен не столь агрессивно и холодно поинтересовался:
— А что вы предлагаете?
Харгривс облегченно вздохнул. Карни показалось, что он был слишком доволен собой. Как если бы он ожидал, что их придется еще уговаривать. Их противнику явно было что скрывать, но он не спешил делиться информацией.
— Есть у меня кое-что, что могло бы вам пригодиться, — поведал им Харгривс наконец. — Во-первых, в ближайшем будущем должен состояться грандиозный митинг. Официально его проводит партия «Национальные права», но придут члены родственных организаций, включая «Второй холокост». Я могу вам сообщить имена и явки.
— А во-вторых? — подсказал Карни.
Харгривс вновь почувствовал себя неуютно.
— Я уже принял решение выплатить выкуп, — признал он. — Уже предприняты шаги к тому, чтобы организовать контакт, и отрабатываются детали. Как вы смотрите на то, чтобы вам было доверено передать деньги?
После долгого размышления Карни сурово спросил:
— А что вы собираетесь выгадать из всего этого?
Пожав плечами, Харгривс ответил:
— У меня будут чистые руки, а вы обязуетесь не вести дальнейшее расследование моих политических контактов и деловых связей. Мне также понадобятся заверения, что выкуп будет выплачен по адресу, без всяких условий и прочих штучек с вашей стороны. Деньги не будут фальшивыми, и я хотел бы, чтобы они были переданы спокойно. «Консолитейтед брюериз» не выдержит долгой осады.
— Не пойдет, — покачал головой Уинстон. — Нам нужно остановить этих мерзавцев, а не способствовать финансированию их деятельности.
После паузы он добавил, глядя в глаза Харгривса:
— Я предлагаю иной вариант сделки. Ты нам поможешь, а мы оставим тебя в покое, лично тебя. Но что касается передачи выкупа, мы это провернем по-своему или вообще не будем этим заниматься.
Во взгляде Харгривса появился страх.
— Но они же убьют меня, если узнают, что я их предал, — взмолился он.
— В таком случае ты будешь сидеть тихо и не высовываться, пока мы не закончим свою работу, — парировал Уинстон, и в его голосе не было и тени жалости.
По лицу Харгривса пробежала тень нерешительности, пока он перебирал в уме все возможные ужасные последствия своего поступка. Наконец, он сдался и с глубоким вздохом дал согласие:
— Ладно, поступим так, как вы предлагаете. Я покину страну на некоторое время, нанесу визит в одну из моих компаний в Германии. Там у меня есть друзья.
— Ну, в этом я никогда не сомневался, — вставил Уинстон с презрительной усмешкой.
18
Как и было запланировано, утреннее заседание состоялось на квартире Карни. Настало время для всей группы обменяться полученной на тот момент информацией и спланировать свои действия на будущее.
— Ну и что вы раздобыли? — спросил Уинстон у двух молодых рядовых.
— Все прошло слишком быстро, — сообщил Красавчик с грустной улыбкой. — Выяснилось, что сейчас не сезон для миссии с целью глубокого проникновения.
Уинстон гневно воззрился на него, давая понять, что время для шуток уже прошло. В прошлом можно было допустить вольности и безответственную болтовню, не обратить на это внимания, но только не сейчас.
— Вы все время только обещаете, босс, — не сдавался Красавчик, но под взглядом начальства стушевался и замолк, пристыженный.
— Ну а у тебя что? Может, есть что-нибудь для нас полезное? — обратился Уинстон к Питерсу.
— Кое-что, кажется, есть, — ответил он, кивнув головой. — Мне случилось поболтать с девицей, которая работает в клубе на постоянной основе. По-моему, кое-какие сведения могут нам пригодиться.
— К примеру? — подбодрил его Уинстон.
— «Нирвану» там обычно можно получить по пятнадцать фунтов за разовую дозу, — продолжал Питерс. — Но говорят, что в настоящий момент перебои с поставками и те два парня, которые занимаются снабжением, в последние пару дней не появлялись.
— Да что ты говоришь! — воскликнул Уинстон с довольной усмешкой. — Значит, нам-таки удалось им насолить.
— Я бы так не сказал, босс, — охладил его энтузиазм Питерс. — Девица мне сообщила вполне уверенно, что через день-другой ожидаются новые поставки.
Пожав плечами, продолжил:
— Скорее всего, броню мы не пробили и обошлось небольшой вмятиной.
Его слова не удивили Карни. Они только подтвердили его опасения. Глупо было бы ожидать, что их противники сконцентрируют все усилия на одной лаборатории.
— А тебе не удалось узнать, где находится этот новый источник снабжения? — спросил он у Питерса.
Тот покачал головой и признался:
— К сожалению, узнать ничего не удалось. Если бы я стал задавать слишком много вопросов, девица могла бы заподозрить нехорошее. А так, как мне кажется, у нас установился хороший контакт. Она мне доверяет, и при нужде можно снова обратиться к ней за помощью.
Карни кивнул в знак согласия. У молодого бойца, кажется, складывалось понимание сложившейся ситуации. Отношения с тайными агентами можно было строить лишь постепенно, медленно и на основе взаимного доверия.
— А что происходит в лагере крепких мальчиков? — обратился Уинстон к Красавчику. — Что говорят твои крутые знакомцы?
— Возможно, кое-что есть, — осторожничал Красавчик, проявляя некоторый оптимизм. — Черил, девице, с которой я познакомился, нравятся, насколько я понимаю, парни с крутым характером. Мне кажется, они представляются ей более сексуальными. В общем, я ей дал понять, что для меня нет большего удовольствия, как врезать по морде черномазым, чтоб не забывали своего места. Ничего конкретного выжать из нее не удалось, но она намекала, что некоторые парни из тех, кто крутится в клубе, время от времени нанимаются за плату поработать кулаками на стороне. У меня создалось впечатление, что за несколько фунтов можно организовать при нужде спонтанный бой на улице.
— Тебе доводилось слышать о таком? — поинтересовался Уинстон у Карни.
— Очень хорошо знакомо, — ответил тот с мрачной усмешкой. — Любителям почесать кулаки не приходится платить, как профессиональным громилам. Довольно часто определенные воинственные группировки набирают добровольцев в пабах до того, как выйти на митинг или демонстрацию.
— У меня есть мысль, босс, — не преминул вставить Красавчик. — А почему бы нам самим не устроить митинг или демонстрацию? С вашей помощью, конечно.
Очевидно, у него был какой-то план, и Уинстон, как всегда, готов был его выслушать.
— Выкладывай, — сухо приказал он.
— Мы с девицей договорились встретиться сегодня вечером, — продолжал Красавчик. — Как я уже говорил, она тащится, когда вокруг размахивают кулаками, и знает многих поклонников этого вида спорта. Вот мне и подумалось: а не устроить ли нам специально для нее небольшое представление?
Он сделал паузу, выжидающе глядя на Уинстона. Чувствовалось, что ему несколько не по себе.
Именно выражение его лица, а не смысл сказанного вынудило Уинстона насторожиться.
— Что ты конкретно имеешь в виду? — спросил он
— Мне подумалось, — продолжал Красавчик с более серьезным видом, — мы могли бы устроить нечто вроде конфронтации между мной и вами, и я бы вам крепко навалял, доказав Черил, что действительно не перевариваю черномазых.
Питерс, слушавший их беседу с нарастающим интересом, не мог больше сдерживаться и решил внести свой собственный вклад в общее дело:
— Ну, ты даешь, Красавчик. По-моему, ничего лучше ты бы просто не смог придумать. Значит, ты хочешь набить морду нашему бедному старому сержанту, чтобы произвести впечатление на какую-то безмозглую красотку?
Реакция Уинстона была иной, более сдержанной, и он стал обдумывать предложенный Красавчиком план. Когда идея провернулась в его голове несколько раз, он задумчиво кивнул и согласился:
— Ты прав, это может сработать.
Настала очередь Красавчика.
— Вся проблема в том, — признал он смущенно, — что устроить ложную драку нам вряд ли удастся. Чтобы все выглядело достаточно убедительно, мне придется очень постараться. Короче, вам будет больно.
— Подобная мысль уже пришла мне в голову, — понимающе улыбнулся Уинстон.
Помолчав несколько секунд, пояснил:
— Конечно, можно спрятать под рубашкой какие-нибудь щитки, чтобы предохраниться от ударов, и отработать несколько приемов для пущей убедительности. Главное — чтобы ты постоянно думал, куда бьешь.
Он еще несколько секунд раздумывал и подытожил:
— Ладно, берем на заметку для исполнения, если у нас будет на это время.
Вопрос был решен, и пора было переходить к делам поважнее. Уинстон рассказал в деталях о встрече с Сесилом Харгривсом, не забыв упомянуть о внезапно прорезавшемся у него стремлении к сотрудничеству.
— В принципе все теперь сводится ко «Второму холокосту», — заключил он. — «Консолитейтед брюериз» намерена внести выкуп, как только будут оговорены все условия, а нам останется только передать деньги. Но в конечном счете все зависит от того, получим ли мы «добро» по официальной линии от подполковника Дэвиса и выделят ли нам подкрепление, без которого нам не обойтись.
Вопрос, который терзал всех присутствующих, задал Красавчик:
— А насколько можно доверять этому подонку Харгривсу?
Уинстон был с ним предельно откровенным.
— Ровно настолько, насколько я мог бы доверить тебе несовершеннолетнюю девственницу, — жестко ответил он. — Но с другой стороны, надо полагать, что не в его интересах предавать нас. Он от этого слишком много потеряет.
Потом добавил философски, пожав плечами:
— Пока так смотрится, что это у нас единственный и наилучший шанс встретиться с этими подонками лицом к лицу и поддать им жару.
— Как ты это себе представляешь? — вмешался Карни.
— Если мы сможем ударить по ним с двух сторон — лишить их наркотика и денежного выкупа, по мере того как мы приближаемся к их организационной структуре, — где-то что-то лопнет, — пояснил Уинстон с жестокой усмешкой. — У нас появились кое-какие конкретные планы, и может быть, настала пора с ними больше не нянчиться и надавить по-настоящему. Пускай эти сволочи знают, что мы спуска им не дадим.
— И что тогда? — жестко спросил Карни. — Мы же не знаем с абсолютной точностью, с кем имеем дело и как далеко может зайти наш противник, загнанный в угол, но мы точно знаем, что благородством он не отличается. Уинстон кивнул и мрачно сказал: — Именно поэтому мне и нужно переговорить с Барни Дэвисом. Мне кажется, что давно уже пора тем светлым головам, которые замыслили это мероприятие, решить для себя, как далеко они готовы или намерены зайти в этом деле.
— Ну и что вы раздобыли? — спросил Уинстон у двух молодых рядовых.
— Все прошло слишком быстро, — сообщил Красавчик с грустной улыбкой. — Выяснилось, что сейчас не сезон для миссии с целью глубокого проникновения.
Уинстон гневно воззрился на него, давая понять, что время для шуток уже прошло. В прошлом можно было допустить вольности и безответственную болтовню, не обратить на это внимания, но только не сейчас.
— Вы все время только обещаете, босс, — не сдавался Красавчик, но под взглядом начальства стушевался и замолк, пристыженный.
— Ну а у тебя что? Может, есть что-нибудь для нас полезное? — обратился Уинстон к Питерсу.
— Кое-что, кажется, есть, — ответил он, кивнув головой. — Мне случилось поболтать с девицей, которая работает в клубе на постоянной основе. По-моему, кое-какие сведения могут нам пригодиться.
— К примеру? — подбодрил его Уинстон.
— «Нирвану» там обычно можно получить по пятнадцать фунтов за разовую дозу, — продолжал Питерс. — Но говорят, что в настоящий момент перебои с поставками и те два парня, которые занимаются снабжением, в последние пару дней не появлялись.
— Да что ты говоришь! — воскликнул Уинстон с довольной усмешкой. — Значит, нам-таки удалось им насолить.
— Я бы так не сказал, босс, — охладил его энтузиазм Питерс. — Девица мне сообщила вполне уверенно, что через день-другой ожидаются новые поставки.
Пожав плечами, продолжил:
— Скорее всего, броню мы не пробили и обошлось небольшой вмятиной.
Его слова не удивили Карни. Они только подтвердили его опасения. Глупо было бы ожидать, что их противники сконцентрируют все усилия на одной лаборатории.
— А тебе не удалось узнать, где находится этот новый источник снабжения? — спросил он у Питерса.
Тот покачал головой и признался:
— К сожалению, узнать ничего не удалось. Если бы я стал задавать слишком много вопросов, девица могла бы заподозрить нехорошее. А так, как мне кажется, у нас установился хороший контакт. Она мне доверяет, и при нужде можно снова обратиться к ней за помощью.
Карни кивнул в знак согласия. У молодого бойца, кажется, складывалось понимание сложившейся ситуации. Отношения с тайными агентами можно было строить лишь постепенно, медленно и на основе взаимного доверия.
— А что происходит в лагере крепких мальчиков? — обратился Уинстон к Красавчику. — Что говорят твои крутые знакомцы?
— Возможно, кое-что есть, — осторожничал Красавчик, проявляя некоторый оптимизм. — Черил, девице, с которой я познакомился, нравятся, насколько я понимаю, парни с крутым характером. Мне кажется, они представляются ей более сексуальными. В общем, я ей дал понять, что для меня нет большего удовольствия, как врезать по морде черномазым, чтоб не забывали своего места. Ничего конкретного выжать из нее не удалось, но она намекала, что некоторые парни из тех, кто крутится в клубе, время от времени нанимаются за плату поработать кулаками на стороне. У меня создалось впечатление, что за несколько фунтов можно организовать при нужде спонтанный бой на улице.
— Тебе доводилось слышать о таком? — поинтересовался Уинстон у Карни.
— Очень хорошо знакомо, — ответил тот с мрачной усмешкой. — Любителям почесать кулаки не приходится платить, как профессиональным громилам. Довольно часто определенные воинственные группировки набирают добровольцев в пабах до того, как выйти на митинг или демонстрацию.
— У меня есть мысль, босс, — не преминул вставить Красавчик. — А почему бы нам самим не устроить митинг или демонстрацию? С вашей помощью, конечно.
Очевидно, у него был какой-то план, и Уинстон, как всегда, готов был его выслушать.
— Выкладывай, — сухо приказал он.
— Мы с девицей договорились встретиться сегодня вечером, — продолжал Красавчик. — Как я уже говорил, она тащится, когда вокруг размахивают кулаками, и знает многих поклонников этого вида спорта. Вот мне и подумалось: а не устроить ли нам специально для нее небольшое представление?
Он сделал паузу, выжидающе глядя на Уинстона. Чувствовалось, что ему несколько не по себе.
Именно выражение его лица, а не смысл сказанного вынудило Уинстона насторожиться.
— Что ты конкретно имеешь в виду? — спросил он
— Мне подумалось, — продолжал Красавчик с более серьезным видом, — мы могли бы устроить нечто вроде конфронтации между мной и вами, и я бы вам крепко навалял, доказав Черил, что действительно не перевариваю черномазых.
Питерс, слушавший их беседу с нарастающим интересом, не мог больше сдерживаться и решил внести свой собственный вклад в общее дело:
— Ну, ты даешь, Красавчик. По-моему, ничего лучше ты бы просто не смог придумать. Значит, ты хочешь набить морду нашему бедному старому сержанту, чтобы произвести впечатление на какую-то безмозглую красотку?
Реакция Уинстона была иной, более сдержанной, и он стал обдумывать предложенный Красавчиком план. Когда идея провернулась в его голове несколько раз, он задумчиво кивнул и согласился:
— Ты прав, это может сработать.
Настала очередь Красавчика.
— Вся проблема в том, — признал он смущенно, — что устроить ложную драку нам вряд ли удастся. Чтобы все выглядело достаточно убедительно, мне придется очень постараться. Короче, вам будет больно.
— Подобная мысль уже пришла мне в голову, — понимающе улыбнулся Уинстон.
Помолчав несколько секунд, пояснил:
— Конечно, можно спрятать под рубашкой какие-нибудь щитки, чтобы предохраниться от ударов, и отработать несколько приемов для пущей убедительности. Главное — чтобы ты постоянно думал, куда бьешь.
Он еще несколько секунд раздумывал и подытожил:
— Ладно, берем на заметку для исполнения, если у нас будет на это время.
Вопрос был решен, и пора было переходить к делам поважнее. Уинстон рассказал в деталях о встрече с Сесилом Харгривсом, не забыв упомянуть о внезапно прорезавшемся у него стремлении к сотрудничеству.
— В принципе все теперь сводится ко «Второму холокосту», — заключил он. — «Консолитейтед брюериз» намерена внести выкуп, как только будут оговорены все условия, а нам останется только передать деньги. Но в конечном счете все зависит от того, получим ли мы «добро» по официальной линии от подполковника Дэвиса и выделят ли нам подкрепление, без которого нам не обойтись.
Вопрос, который терзал всех присутствующих, задал Красавчик:
— А насколько можно доверять этому подонку Харгривсу?
Уинстон был с ним предельно откровенным.
— Ровно настолько, насколько я мог бы доверить тебе несовершеннолетнюю девственницу, — жестко ответил он. — Но с другой стороны, надо полагать, что не в его интересах предавать нас. Он от этого слишком много потеряет.
Потом добавил философски, пожав плечами:
— Пока так смотрится, что это у нас единственный и наилучший шанс встретиться с этими подонками лицом к лицу и поддать им жару.
— Как ты это себе представляешь? — вмешался Карни.
— Если мы сможем ударить по ним с двух сторон — лишить их наркотика и денежного выкупа, по мере того как мы приближаемся к их организационной структуре, — где-то что-то лопнет, — пояснил Уинстон с жестокой усмешкой. — У нас появились кое-какие конкретные планы, и может быть, настала пора с ними больше не нянчиться и надавить по-настоящему. Пускай эти сволочи знают, что мы спуска им не дадим.
— И что тогда? — жестко спросил Карни. — Мы же не знаем с абсолютной точностью, с кем имеем дело и как далеко может зайти наш противник, загнанный в угол, но мы точно знаем, что благородством он не отличается. Уинстон кивнул и мрачно сказал: — Именно поэтому мне и нужно переговорить с Барни Дэвисом. Мне кажется, что давно уже пора тем светлым головам, которые замыслили это мероприятие, решить для себя, как далеко они готовы или намерены зайти в этом деле.
19
Когда пришел ответ, он оказался предельно лаконичным: «Идти до конца». По прямому приказу подполковника Дэвиса все силы были приведены в состояние боевой готовности и могли выступить по первому требованию. Солдаты 22-го полка были готовы к войне и рвались в бой. Вначале все ожидали, что налет на ферму, где находилась подпольная лаборатория по производству наркотиков, принесет быстрый и решающий успех. А когда поняли, что это не так, гордость за хорошо проделанную работу сменило глубокое разочарование. Но теперь снова появилась целеустремленность. На бронзовой доске у подножья полковых часов в Стерлинг-Лайнз были выбиты еще два имени, и ставшее легендарным чувство товарищества САС требовало возмездия, как только станет ясно, где находится противник.
Лондонское подразделение Уинстона получило подкрепление. В него вошли Тед Бреннон, Майлз Трематон и Хью Томас, больше известный как Фатальный Валлиец. Перевод личного состава на новое место службы преследовал две цели: расширить возможности Уинстона пойти по любому следу, на который могут указать его нынешние контакты, и дать нового командира солдатам после гибели капитана Фини. Не меньшее значение придавалось и мысли о необходимости обеспечить наличие на месте достаточных сил, готовых к немедленному выступлению, если неожиданно состоится фашистский митинг, о подготовке которого ходили упорные слухи. Оставался майор Андерсон и главные силы, которые предполагалось использовать, если поступят новые разведданные либо в качестве подкрепления при передаче денежного выкупа, что планировалось совершить, как только будут отработаны все детали предстоящей операции.
Небольшая квартира Карни теперь превратилась во временные казармы, равно как и в арсенал, и хозяин все чаще чувствовал себя лишним. У него сложились хорошие отношения с Уинстоном, и он вполне ладил с Красавчиком и Питерсом, но численное превосходство было на их стороне — один против шести. Да и сказывалась разница в возрасте, и Карни чувствовал себя среди молодых солдат как третий лишний на свадьбе.
Однажды выдался тихий вечер, и он излил душу Уинстону, когда им случилось оказаться наедине, а солдаты в это время резались в карты в его спальне.
Уинстон внимательно выслушал его стенания и, когда понял, что Карни больше нечего сказать, ответил с сочувственной улыбкой:
— Но ведь это еще не все, не так ли?
— Нет, не все, — признал Карни, на которого произвела большое впечатление способность гиганта с Барбадоса выслушать собеседника до конца сочувственно и с пониманием.
После непродолжительного молчания Уинстон подвел черту:
— Мне кажется, больше всего тебя беспокоит перспектива оказаться в стороне от схватки. Ты боишься, что для тебя не найдется дела, если операция примет крутой характер. Скажи, я прав?
Карни был вынужден признать, что его приятель попал в точку, и кивнул, чувствуя себя обделенным.
— А ты не собираешься сказать мне что-нибудь ободряющее? — спросил он, но прозвучало это не как вопрос, а просто как констатация факта. Карни смотрел Уинстону прямо в глаза, ожидая приговора, и ему показалось, что прочитал там сочувствие. Это подтверждало его худшие опасения.
В ответ Уинстон медленно покачал головой.
— Нет, — признал он, — ничего утешительного я тебе сказать не могу.
Помолчал, подыскивая слова, чтобы как-то смягчить удар, а потом решил, что ничего путного придумать не может и остается лишь напомнить Карни то, что он должен был понять с самого начала.
— Еще до нашего знакомства тебе ясно дали понять, что твое участие в боевых операциях крайне нежелательно, — мягко напомнил Уинстон. — С тех пор ничего в этом плане не изменилось.
— Черт побери, — воскликнул Карни с горьким смешком. — Да все к черту поменялось. Начнем хотя бы с того, что я по уши увяз в вашей операции.
Уинстон не стал возражать. Ему было жалко полицейского, который один из немногих был допущен в их мир со своим образом жизни. Обычному человеку со стороны было практически невозможно осознать, что такой мир существует, и не было дано его понять. Карни вкусил от САС и потянулся к нему, потому что захотел стать частью уникально тесного, почти мистического братства, живущего и разделяющего опасность и чувство товарищества на совершенно ином уровне, чем большинство людей. Карни оказался столь близко и в то же время столь далеко, что его оставалось только пожалеть. Уинстон мог лишь сочувствовать новому приятелю, который сейчас остро переживал свою неспособность изменить положение и пребывал в отчаянии.
Свои чувства Уинстон постарался выразить в словах:
— А что, если тебе взглянуть на ситуацию с другой стороны, Пол? — предложил сержант, впервые с момента их встречи назвав Карни по имени, а не по фамилии. — Операция еще не закончена, и так смотрится, что закончится еще очень не скоро.
Как по заказу, чтобы подтвердить справедливость сказанного, раздался резкий телефонный звонок. Одним прыжком Карни перескочил комнату и схватил трубку. Звонил Харгривс, и чувствовалось, что у него дрожат коленки. Карни включил магнитофон, который установил Уинстон для записи разговоров по телефону.
— Вы закончили подготовку к передаче денежного выкупа? — спросил Карни. — Детали согласованы?
На другом конце провода раздался звук, как если бы у Харгривса прервалось дыхание.
— Они готовы, — сказал он слабым голосом, — но возникла одна проблема.
— Какая проблема? — спросил Карни, стараясь скрыть возникшую у него озабоченность.
— Они позаботились о подстраховке, — сообщил Харгривс. — Они заложили бомбу еще в одном пабе, но по-иному, не так, как раньше. На этот раз установили бомбу замедленного действия, и нам сообщат место и время, расскажут, как ее обезвредить, если передача денежного выкупа пройдет без сучка и задоринки.
— А, черт, — не сдержался Карни, лихорадочно обдумывая, как преодолеть новое препятствие.
— Когда и где назначена передача выкупа?
— Это единственное, чего мы пока не знаем, — сказал Харгривс. — Мы пока договорились только о способе передачи денег. Они упакованы в красном чемоданчике фирмы «Самсонит», который сейчас находится у портье гостиницы «Кортленд» в Найтсбридже. На завтрашний день назначена передача. О ее деталях нужно сообщить на полосе, где печатают личные объявления, в «Ивнинг стандард». Информация носит характер послания Глории от Стэнли, в котором указываются время и место.
Карни быстро перебрал в уме предложенный план по косточкам, оценивая его достоинства и недостатки, прикинул, что звучит недостаточно убедительно и что может выйти им боком. По его мнению, Многое вызывало сомнения, но в целом проект выглядел приемлемым и мог сработать.
— Ладно, — сказал он, — остается вопрос — как мы получим деньги?
— Администратор гостиницы проинструктирован ожидать человека по имени Гилмор, — сообщил Харгривс, — и передаст чемоданчик с деньгами, как только такой человек появится, ровно в девять часов вечера сегодня.
Такой порядок Карни не понравился. Его насторожило то обстоятельство, что их действия будут привязаны к определенному времени.
— А почему мы не можем взять деньги до девяти вечера? — спросил он с подозрением.
— Потому что в это время, ровно в девять, он заступает на работу, — ответил Харгривс, — и только он может дать разрешение на передачу чемоданчика. Если хотите, это моя подстраховка, чтобы кто-нибудь другой не перехватил мои денежки.
— И что еще? — настаивал Карни. Он был уверен, что его собеседник что-то от него скрывал.
Харгривс помолчал, обдумывая ответ, а потом признался:
— Ну, хорошо, есть еще одна небольшая деталь. В девять часов я сяду на самолет, вылетающий в Бонн. Я хочу быть в полной безопасности и за границей к тому моменту, когда что-нибудь может нарушить наши планы.
Все складывалось так, как и должно было сложиться, решил Карни, хотя его по-прежнему терзали сомнения. Однако он ничего уже не мог предпринять. Во всяком случае, в данный момент музыку заказывал Харгривс. Карни положил телефонную трубку на рычаг аппарата и перемотал пленку в магнитофоне, чтобы Уинстон мог прослушать весь разговор.
— И что ты скажешь? — спросил он, когда Уинстон трижды прослушал его беседу с Харгривсом.
Барбадосец не стал скрывать своих подозрений.
— Я не верю этому мерзавцу, — честно признал он. — От всего этого дурно пахнет.
Лондонское подразделение Уинстона получило подкрепление. В него вошли Тед Бреннон, Майлз Трематон и Хью Томас, больше известный как Фатальный Валлиец. Перевод личного состава на новое место службы преследовал две цели: расширить возможности Уинстона пойти по любому следу, на который могут указать его нынешние контакты, и дать нового командира солдатам после гибели капитана Фини. Не меньшее значение придавалось и мысли о необходимости обеспечить наличие на месте достаточных сил, готовых к немедленному выступлению, если неожиданно состоится фашистский митинг, о подготовке которого ходили упорные слухи. Оставался майор Андерсон и главные силы, которые предполагалось использовать, если поступят новые разведданные либо в качестве подкрепления при передаче денежного выкупа, что планировалось совершить, как только будут отработаны все детали предстоящей операции.
Небольшая квартира Карни теперь превратилась во временные казармы, равно как и в арсенал, и хозяин все чаще чувствовал себя лишним. У него сложились хорошие отношения с Уинстоном, и он вполне ладил с Красавчиком и Питерсом, но численное превосходство было на их стороне — один против шести. Да и сказывалась разница в возрасте, и Карни чувствовал себя среди молодых солдат как третий лишний на свадьбе.
Однажды выдался тихий вечер, и он излил душу Уинстону, когда им случилось оказаться наедине, а солдаты в это время резались в карты в его спальне.
Уинстон внимательно выслушал его стенания и, когда понял, что Карни больше нечего сказать, ответил с сочувственной улыбкой:
— Но ведь это еще не все, не так ли?
— Нет, не все, — признал Карни, на которого произвела большое впечатление способность гиганта с Барбадоса выслушать собеседника до конца сочувственно и с пониманием.
После непродолжительного молчания Уинстон подвел черту:
— Мне кажется, больше всего тебя беспокоит перспектива оказаться в стороне от схватки. Ты боишься, что для тебя не найдется дела, если операция примет крутой характер. Скажи, я прав?
Карни был вынужден признать, что его приятель попал в точку, и кивнул, чувствуя себя обделенным.
— А ты не собираешься сказать мне что-нибудь ободряющее? — спросил он, но прозвучало это не как вопрос, а просто как констатация факта. Карни смотрел Уинстону прямо в глаза, ожидая приговора, и ему показалось, что прочитал там сочувствие. Это подтверждало его худшие опасения.
В ответ Уинстон медленно покачал головой.
— Нет, — признал он, — ничего утешительного я тебе сказать не могу.
Помолчал, подыскивая слова, чтобы как-то смягчить удар, а потом решил, что ничего путного придумать не может и остается лишь напомнить Карни то, что он должен был понять с самого начала.
— Еще до нашего знакомства тебе ясно дали понять, что твое участие в боевых операциях крайне нежелательно, — мягко напомнил Уинстон. — С тех пор ничего в этом плане не изменилось.
— Черт побери, — воскликнул Карни с горьким смешком. — Да все к черту поменялось. Начнем хотя бы с того, что я по уши увяз в вашей операции.
Уинстон не стал возражать. Ему было жалко полицейского, который один из немногих был допущен в их мир со своим образом жизни. Обычному человеку со стороны было практически невозможно осознать, что такой мир существует, и не было дано его понять. Карни вкусил от САС и потянулся к нему, потому что захотел стать частью уникально тесного, почти мистического братства, живущего и разделяющего опасность и чувство товарищества на совершенно ином уровне, чем большинство людей. Карни оказался столь близко и в то же время столь далеко, что его оставалось только пожалеть. Уинстон мог лишь сочувствовать новому приятелю, который сейчас остро переживал свою неспособность изменить положение и пребывал в отчаянии.
Свои чувства Уинстон постарался выразить в словах:
— А что, если тебе взглянуть на ситуацию с другой стороны, Пол? — предложил сержант, впервые с момента их встречи назвав Карни по имени, а не по фамилии. — Операция еще не закончена, и так смотрится, что закончится еще очень не скоро.
Как по заказу, чтобы подтвердить справедливость сказанного, раздался резкий телефонный звонок. Одним прыжком Карни перескочил комнату и схватил трубку. Звонил Харгривс, и чувствовалось, что у него дрожат коленки. Карни включил магнитофон, который установил Уинстон для записи разговоров по телефону.
— Вы закончили подготовку к передаче денежного выкупа? — спросил Карни. — Детали согласованы?
На другом конце провода раздался звук, как если бы у Харгривса прервалось дыхание.
— Они готовы, — сказал он слабым голосом, — но возникла одна проблема.
— Какая проблема? — спросил Карни, стараясь скрыть возникшую у него озабоченность.
— Они позаботились о подстраховке, — сообщил Харгривс. — Они заложили бомбу еще в одном пабе, но по-иному, не так, как раньше. На этот раз установили бомбу замедленного действия, и нам сообщат место и время, расскажут, как ее обезвредить, если передача денежного выкупа пройдет без сучка и задоринки.
— А, черт, — не сдержался Карни, лихорадочно обдумывая, как преодолеть новое препятствие.
— Когда и где назначена передача выкупа?
— Это единственное, чего мы пока не знаем, — сказал Харгривс. — Мы пока договорились только о способе передачи денег. Они упакованы в красном чемоданчике фирмы «Самсонит», который сейчас находится у портье гостиницы «Кортленд» в Найтсбридже. На завтрашний день назначена передача. О ее деталях нужно сообщить на полосе, где печатают личные объявления, в «Ивнинг стандард». Информация носит характер послания Глории от Стэнли, в котором указываются время и место.
Карни быстро перебрал в уме предложенный план по косточкам, оценивая его достоинства и недостатки, прикинул, что звучит недостаточно убедительно и что может выйти им боком. По его мнению, Многое вызывало сомнения, но в целом проект выглядел приемлемым и мог сработать.
— Ладно, — сказал он, — остается вопрос — как мы получим деньги?
— Администратор гостиницы проинструктирован ожидать человека по имени Гилмор, — сообщил Харгривс, — и передаст чемоданчик с деньгами, как только такой человек появится, ровно в девять часов вечера сегодня.
Такой порядок Карни не понравился. Его насторожило то обстоятельство, что их действия будут привязаны к определенному времени.
— А почему мы не можем взять деньги до девяти вечера? — спросил он с подозрением.
— Потому что в это время, ровно в девять, он заступает на работу, — ответил Харгривс, — и только он может дать разрешение на передачу чемоданчика. Если хотите, это моя подстраховка, чтобы кто-нибудь другой не перехватил мои денежки.
— И что еще? — настаивал Карни. Он был уверен, что его собеседник что-то от него скрывал.
Харгривс помолчал, обдумывая ответ, а потом признался:
— Ну, хорошо, есть еще одна небольшая деталь. В девять часов я сяду на самолет, вылетающий в Бонн. Я хочу быть в полной безопасности и за границей к тому моменту, когда что-нибудь может нарушить наши планы.
Все складывалось так, как и должно было сложиться, решил Карни, хотя его по-прежнему терзали сомнения. Однако он ничего уже не мог предпринять. Во всяком случае, в данный момент музыку заказывал Харгривс. Карни положил телефонную трубку на рычаг аппарата и перемотал пленку в магнитофоне, чтобы Уинстон мог прослушать весь разговор.
— И что ты скажешь? — спросил он, когда Уинстон трижды прослушал его беседу с Харгривсом.
Барбадосец не стал скрывать своих подозрений.
— Я не верю этому мерзавцу, — честно признал он. — От всего этого дурно пахнет.