Кин Дей. Миссис убийца

   – Что такое?
   Гюнес открыл ящик и вытащил оттуда белую кожаную сумочку, вид которой был мне очень знаком.
   – Вот. – Он положил ее на прилавок рядом с бутылкой рома.
   – Ваша жена забыла ее тут во вторник вечером. Я полагаю, из-за неприятной сцены с Кери. – Он нагнулся и прошептал: – Вы знаете, почему женщины так к нему липнут и что об этом говорят? Вы знаете, что они рассказывают об его манере делать это?
   – Нет, – сухо проронил я, – и не хочу знать.
   У меня сложилось впечатление, что я плаваю в грязи. Ром неприятно переливался в желудке, а блондинка настойчиво терлась о некоторые части моего тела.
   – Ну, вы отлично понимаете, что я хочу сказать, – промолвил Гюнес.
   Я открыл сумочку из белой кожи. Это был мой подарок ей ко дню рождения. В ней лежала расческа, в которой еще осталось несколько рыжих волосков, пудреница, пять бумажек по пять долларов, шесть по одному и мелочь. Там были также счета за свет и газ, адресованные Герману Стену. И другие счета...
   Я сложил все обратно в сумочку и вновь наполнил стакан. Быть иногда слепым – это отлично. Но все коты шипят и выгибают спину, когда их ласкают не так, как им нравится, и существуют штуки, которые трудно проглотить.
   Малышка продолжала виснуть на мне.
   – А почему бы и нет?
   Я резко повернулся и вновь наполнил стакан. Все три подбородка Гюнеса задрожали, когда он с живостью воскликнул:
   – Тогда идите, Герман, и запачкайтесь тоже! Я понимаю, каково вам это слышать. И так как я должен был бы тогда как-то вам помочь, то все это за мой счет. – Он бросил взгляд на пьяную девчонку. – И если хотите знать, я нарочно держал наготове эту кошечку.
   – Это он обо мне говорит, – улыбнулась блондиночка.
   – Я хочу спросить вас об одной вещи, – обратился я к Гюнесу.
   Я поднес стакан к губам и затем так резко поставил его на стол, что дно отлетело и ром разлился. Одним махом руки я столкнул осколки и схватил Гюнеса за ворот рубашки.
   – Минутку. Сколько, вы сказали, выпила Пат во вторник вечером?
   Он с удивлением взглянул на меня.
   – Восемь, девять порций, а может и больше. Почему вы это спрашиваете?
   – А что она пила?
   – Ром, сухой ром.
   Я хохотал, не в силах остановиться. Хохотал во все горло. Я выпустил рубашку Гюнеса и закрыл бутылку рома пробкой.
   – Ну и что? – изумился он. – Что тут странного?
   – Ничего. Все отлично сходится.
   Я слегка шлепнул блондинку по аппетитной попке и направился к выходу. Один... В первый раз за многие часы я опять стал Германом Стеном, мужем Патриции Стен. Теперь у меня была не только вера, чтобы поддержать меня в минуту слабости. У меня было кое-что и другое. У меня также имелись серьезные доказательства. Инспектор Греди и Майерс видели молодую рыжую женщину вместе с Кери. Гюнес слышал, как рыдающая женщина угрожала Кери. Мистер Свенсон видел поднимающуюся по лестнице к Лилу Кери рыжую женщину. Ее сходство с Пат было действительно удивительным. Но это могла быть какая угодно женщина, только не Пат. Это не могла быть она.
   Я остановился на тротуаре возле клуба и наблюдал, как заря освещает все вокруг. Я должен был понять это даже по анализу крови. Гюнес сказал, что Пат была совершенно пьяна. Еще бы – кто угодно потеряет сознание с 0,17 миллиграммами алкоголя в крови. Но к Пат это не относится, потому что она совершенно не переносит алкоголя – ей достаточно одного стакана, чтобы сразу потерять сознание.
   Этому может быть лишь одно объяснение. Где-то в Нью-Йорке существует рыжая девица, чувствующая себя в постели Кери, как у себя дома. Девушка высокая и красивая. Девушка с рыжими волосами, похожая на Пат. Девушка, у которой походка, голос, даже жесты настолько похожи, что она может сойти за Пат.
   И по неизвестной для меня причине она к этому стремится.

Глава 5

   Двухэтажный фасад из серого камня выглядел совсем не зловеще. Когда-то тут были деревья и газон, но со временем все исчезло. Теперь дом возвышается в самом центре прогресса. Доходные меблированные комнаты выходят на три стороны. Окна последнего этажа смотрят на сооружение для кондиционирования воздуха клуба «флибустьеров».
   Я стоял и при свете восходящего солнца смотрел на дом. В окнах нижнего и первого этажей было темно, но в окнах Свенсонов горел свет.
   Я поднялся на второй этаж. Полицейский в форме расположился в коридоре перед квартирой убитого и читал утреннюю газету. Он качался на задних ножках своего стула, а на другом стуле стояла чашка дымящегося кофе и тарелка с домашним печеньем.
   – Совсем как у себя дома, не так ли?
   Он вскочил, немного смущенный.
   – Прошу прощения, лейтенант. Я не слышал, как вы поднялись.
   Я закурил сигарету и прислонился к стене.
   – Сколько времени вы уже служите в полиции?
   Вид у него стал еще более смущенным.
   – Чуть меньше года, сэр.
   – Меня зовут Стен. Детектив Стен. И бросьте называть меня лейтенантом, а то можно подумать, что вы не из нашего дома. В уголовке нет лейтенантов. Только детективы первого класса, которые получают содержание лейтенантов.
   Он застегнул пуговицы на мундире.
   – Есть, сэр.
   Я указал на угощение, лежащее на стуле.
   – Откуда все это?
   – Снизу, сэр. Мне принесла его старая дама. Понимаете, подобная история впервые произошла так близко от них. Это взволновало их до такой степени, что они не могут спать. Ведь они видели курочку, когда она поднималась по лестнице. Сначала они не знали, что она замужем. Естественно, они думали, что Кери спит с ней. Потом, когда она...
   Полицейский слишком поздно сообразил, что говорит о моей жене и покраснел. Он тщетно подыскивал, что бы такое сказать. Если извиниться, будет еще глупее.
   Я открыл дверь и прошел мимо него в квартиру. Я уже видел несколько сот подобных, и только эта единственная была мне небезразлична. Включив свет, я принялся осматривать гостиную.
   Кери жил на средства женщин. Его профессия, по-видимому, приносила ему немало денег. Красивая, со вкусом обставленная гостиная. Почти целую стену занимает камин. Есть еще спальня, кухня и ванная. Я вошел в спальню. Там царил такой беспорядок, которого мне еще не приходилось видеть. Перегоревшие фотолампы брошены в корзину для бумаг. Все стены и мебель покрыты белым порошком. С кровати сняты простыни. Место, где лежал убитый Кери, обведено мелом. Я плюнул в середину этого места.
   Мне трудно было представить себе Пат в этой комнате, которую я увидел уже после обыска.
   В комиссариат позвонили: убийство по такому-то адресу. И на кого же я попадаю? На Пат в одной туфле и в пиджаке Боба, который при малейшем движении позволяет видеть ее грудь и все, чем наградил ее Господь Бог. Но она настолько пьяна, что это не производит на нее никакого впечатления. Ее платье и белье валяются на полу, и чернобурая лиса, за которую я еще не расплатился... И еще хуже: Джим не позволил ей одеться, пока врач не осмотрел ее. Это неприятная процедура, но она обязательна.
   «Ну что?» – спросил Джим, когда врач с помощником вышли из комнаты, поддерживая рыдающую Пат. Моя руки в ванной, врач ответил совершенно определенно и не смущаясь:
   «Кровь на правом бедре, на руке и на животе. И хотя молодая женщина это отрицает, но осмотр неоспоримо свидетельствует, что она имела сношение с мужчиной, возможно даже не один раз. По моему мнению, не позже двух часов назад. И никаких признаков насилия».
   Радостное волнение, которое я испытал у Гюнеса, испарилось. Голова снова стала болеть. Может быть, Пат просто обманывала меня в том, что касалось алкоголя. Может быть, она хотела, чтобы я считал ее непьющей. То, что она рассказывала, звучит не очень убедительно. Любая женщина, если она не пьяна мертвецки и не усыплена наркотиками, должна знать, спала она с мужчиной или нет. Я посмотрел на стену, на то место, на которое, по словам Пат, ее стошнило. Но она не была усыплена наркотиками. Во всяком случае, по заключению лаборатории. Они написали, что следов хлорала у нее в крови не обнаружено.
   Окурок сигареты стал жечь мне пальцы. Я прикурил от него другую сигарету. Но, если подумать, Лил Кери, будучи любовником Пат, ничего не выигрывал. Кери жил за счет женщин, а Пат ничего не могла принести ему, кроме своего тела.
   Я бы дорого заплатил, чтобы знать, что мне делать дальше. Бычье сердце, ожидание сигарет, ее уверения, что она ничего не помнит, – все это может быть следствием хитроумно задуманной комбинации. К тому же наша машина была обнаружена перед домом Кери, и на руле не было никаких других отпечатков, кроме пальчиков Пат. Жиль и Мак были вынуждены взломать дверь, чтобы проникнуть в помещение. Она была заперта изнутри.
   Вероятнее всего, Пат виновна. Едва ли могут существовать две женщины, так похожие одна на другую, что даже Греди мог ошибиться. Пат и Кери пришли к нему на квартиру. Кери запер входную дверь, чтобы им не мешали, и они вовсю забавлялись. Они отлично провели время. Если верить словам врача, они занимались любовью не один раз. А потом они поссорились. Пат вынула револьвер и...
   Я подошел к открытому окну и попытался дышать глубже и ровнее – сердце мое никак не хотело стучать спокойно.
   Наступил день. Я обнаружил пожарную лестницу, прислоненную почти к самому окну и доходящую до земли. Проникнуть в спальню и прикончить Кери не составляло труда. Но кто это мог сделать? Любой. Любой из восьми миллионов...
   Я постарался вздохнуть полной грудью и снова обрести веру в невиновность Пат. Те, что стояли за этим делом, были совершенно уверены, что я буду реагировать так, как это сделал бы каждый, влюбленный в свою жену. Они хотят, чтобы я перестал трезво мыслить, чтобы глаза мои застилала красная пелена. Они хотят, чтобы я верил доказательствам, а не Пат.
   Джим Пурвис считает ее виновной, инспектор Греди тоже. Помощник прокурора Харвис также на их стороне. Для них Пат просто женщина, которая обманула своего мужа, как это проделывают многие другие. Это происходит постоянно, триста шестьдесят пять вечеров в год. Если я не докажу обратного, дело пойдет обычным порядком. США против Патриции Стен. С двумя очками Пат против девяти в пользу Штатов.
   Мне захотелось поговорить с Пат с глазу на глаз после того, как она отдохнет. И еще мне очень нужно увидеть Карла Симона. Если Пат меня не обманывает, то кока-кола – это ключ к загадке. Пат пила его в заведении Майерса и очутилась в квартире Кери.
   Я вытер платком пот, струившийся по лицу, и спросил себя, почему я решил, что имя подавальщика было Джо. Я схватил телефон, позвонил на 47-ю улицу и осведомился у дежурного сержанта, не принес ли Ник Казарас свой рапорт.
   – Нет, Герман, он еще не приходил, – ответил мне сержант.
   – Даже неприятно. Обычно он всегда приходит точно, а сегодня опаздывает уже на четверть часа. Ты хочешь, чтобы он позвонил тебе?
   Я ответил, что не стоит, – я сам позвоню Нику домой, когда он закончит работу.
   – Но скажи мне, Педди...
   – Что?
   – Почему я пристегнул имя Джо к фамилии Симон?
   Педди, не задумываясь, ответил:
   – По причине того маленького прохвоста, которого подобрали шесть месяцев назад и которого звали Джо Симон. Помнишь? Он был замешан в историю с девушкой по вызову за сто долларов.
   – Ах, да! – вспомнил я. – И что же с ним случилось?
   – Понятия не имею. Герман, лучше выяснить это в тюрьме.
   Я повесил трубку и некоторое время держал в руках аппарат. Потом я поставил его на стол и вышел в вестибюль. У меня возникло желание принять душ и переодеться перед тем, как идти разговаривать с Пат. Только сначала я приготовлю для нее вещи. Все, что у нее есть на себе, это платье и туфли. Остальное Джим отправил в лабораторию. Должно быть, она чувствует себя без белья очень стесненно. А может, это ее не смущает. Ведь, в сущности, я подобрал ее на балу нашего квартала.
   «Ты первый мужчина в моей жизни, – сказала она мне тогда, – и единственный».
   Я старался сосредоточиться на этой мысли. Полицейский стоял, вытянувшись у стены. Я поинтересовался, как его зовут.
   – Джек Митчел, сэр.
   – Садись, Джек, и не беспокойся обо мне. Сегодня я не на службе.
   – Да, сэр. Спасибо, сэр, – произнес он таким тоном, как будто я по крайней мере шеф-инспектор или кто-нибудь в этом роде.
   Я начал спускаться по лестнице. Когда я достиг пролета первого этажа, дверь квартиры Свенсонов отворилась, и старая дама, маленькая и жеманная, высунула свой нос.
   – Простите, сэр, – пропищала она. – Вы действительно детектив Стен, не правда ли?
   Я повернулся.
   – Совершенно верно.
   – Муж той красивой дамы, которая убила Кери?
   Я поправил ее:
   – Которую обвиняют в убийстве Кери.
   Она фальшиво улыбнулась.
   – Ну конечно, – вздохнула она, кладя свою руку на мою. – Я только хотела сказать, что мы очень огорчены. Если бы мы только могли что-нибудь сделать...
   Она оставила фразу незаконченной. На мгновение я задумался. Передо мной находился свидетель, показания которого направлены против Пат. Я поднял шляпу и вытер пот носовым платком.
   – Послушайте, миссис Свенсон. Там, в комиссариате, ваш муж категорически настаивал на том, что моя жена и есть та особа, которая приходила к Кери два или три раза в неделю после полудня в течение полугода.
   Щеки старой дамы порозовели.
   – Ну и что же! Живя в одном подъезде, мы время от времени встречали ее на лестнице. А иногда, когда становится тепло, как сегодня, мы оставляем свою дверь открытой и видим, как она проходит мимо нас, поднимаясь на верхний этаж. Но мы не знали, кто она. Я хочу сказать, мы не знали ее имени до вчерашнего вечера.
   Я вытащил из бумажника фотографию.
   – И вы готовы под присягой подтвердить, что это та молодая женщина, которую вы видели?
   Старушка с улыбкой покачала головой.
   – Сожалею, но я должна сходить за очками. Может быть, вы зайдете, мистер Стен?
   Квартира их была точной копией той, наверху, но обставлена гораздо скромней. Еще бы, Свенсон сам зарабатывал на жизнь. Дверь в спальню была открыта, миссис Свенсон закрыла ее и грустно улыбнулась.
   – Чарлз только что заснул, а я заснуть не в силах, так как все время думаю о вашей несчастной жене, – говоря это, старая дама искала свои очки. – На какие безумства способны женщины! Правда, я мучаюсь и не могу понять, как женщина, у которой свой дом и семья, может пойти на... – Миссис Свенсон смутилась и оборвала фразу. – Я все болтаю и болтаю, как сказал бы Чарлз.
   Наконец она нашла свои очки и стала разглядывать фотографию, которую я ей протянул.
   – Да, – уверенно сказала она, – это та молодая женщина, которую мы видели.
   – А разве вы не могли принять за нее другую рыжую женщину, похожую на нее?
   Она снова взглянула на фото.
   – Нет, я не ошибаюсь. Мне очень жаль, но это точно она. – Старушка ткнула пальцем в родинку на подбородке Пат. – Я очень хорошо помню этот маленький знак.
   Значит, так... Я спрятал фотографию в бумажник и спустился с лестницы. Светало, но на теневой стороне улицы было еще темно. Я был уже на полпути к арке, когда это произошло – совсем неожиданно для меня.
   Я проходил мимо совершенно темной лестницы и вдруг получил удар сзади. Сначала я услышал стук и уже потом ощутил боль. Шляпа моя упала. Я пролетел вперед и ударился об стену.
   – Он хитрый, – сказал один мужской голос.
   – Не хитрее нас, – ответил другой.
   Я упал на спину, но постарался как можно скорее повернуться на бок и достать револьвер. Те двое принялись бить меня ногами. Один удар угодил в подбородок. Я схватил другую ногу и всем весом навалился на ее владельца. Я услышал треск, который издает ломающаяся кость. Мужчина заскрипел зубами и застонал от невыносимой боли. Но дубинка продолжала бить меня по спине и лицу, пока я не уткнулся в грязный пол.
   Когда я пришел в себя, то был один. Один, но рядом стоял малыш лет восьми с молоком и хлебом в руках. Он заметил, что я открыл глаза, и сразу предупредил:
   – Ты бы лучше шел отсюда. Флики не церемонятся с пьяными. На прошлой неделе они два раза подобрали моего старика.
   Я встал, опираясь о стену. У меня ничего не было сломано, но зато пропали револьвер, бляха и бумажник.
   – Ты никого здесь не видел? – спросил я малыша.
   Он отрицательно покачал головой.
   – Нет, – казалось, я заинтересовал его. – Боже, ты весь в крови! С кем-нибудь подрался?
   – Нет, – буркнул я.
   Я с трудом дошел до двери, выводящей на улицу, и рывком отворил ее. Теперь на улице было уже много народу. Целый поток машин направлялся к Седьмой авеню. Попробовать обнаружить двух типов, которые обработали меня, то же, что искать девушку в публичном доме. Я слышал лишь их голоса. И знаю только то, что у одного из них сломана нога. В этом я был уверен, так как слышал треск переломанной кости.
   Я пересекал тротуар, чтобы подойти к своей машине, и толкнул двух продавщиц, шедших на работу.
   – Вы не могли бы быть осторожней? – огрызнулась одна из них.
   – Да ты что! Он ведь едва держится на ногах, – участливо заметила другая.
   Я с трудом уселся за руль и захлопнул дверцу машины. В одном из карманов в машине был пакет бумаги, которой я и попытался стереть кровь с лица.
   Кто были эти мужчины? Воры? Но вместе с тем слова, сказанные ими, плохо вяжутся с этим предположением.
   «Он хитрый, – сказал один. – Не хитрее нас», – возразил другой.
   А потом эта история с бляхой и револьвером. Типы, занимающиеся грабежом, забрали бы только мой бумажник, и были бы довольны. Украсть бляху и револьвер – это совершенно в духе Рега Хоплона, чтобы отомстить мне за удар в баре Гюнеса – заставить меня написать рапорт, самый убийственный для флика: «У меня украли бляху и револьвер».
   Ни за что в жизни! Лучше сдохнуть!
   А может, это имеет какое-то отношение к Пат? Кто-то сомневается в том, что я ей не поверю? Вполне возможно, потому что я сую свой нос куда не надо и задаю всякие вопросы, вместо того, чтобы напиться и искать утешения в постели другой женщины.
   Эта мысль понемногу овладевала мной. Что он – вполне возможно. Я узнаю об этом, когда опрошу официанта Майерса. Но сейчас мне необходима ванна, чистая одежда и другой револьвер.
   Я влился в поток машин и направился к дому. Дом! Какая насмешка! Голова страшно болела. Во рту был привкус соли и крови. В хорошую же переделку я попал!
   Но, как бы там ни было, не будет для меня дома без Пат...

Глава 6

   На углу 182-й улицы продавец газет выкрикивал какую-то несуразицу, заманивая покупателей. Впрочем, это приблизительно то, чего я ожидал и о чем предупреждал Пат – чтобы она не слишком реагировала. Мальчик, казалось, распевал:
   – Сенсационное преступление, сенсационное! Подробности в газете. Жена детектива убивает своего любовника на квартире в Гринвич-Вилледж.
   Я нащупал в кармане монету и приобрел газету. На одной из страниц была помещена фотография Пат с надписью:
   "Лилу, моей любви. На всю жизнь,
   Патриция".
   Мальчик меня не знал.
   – Недурная девочка, правда? – с энтузиазмом проговорил он. – Дайте мне еще разок взглянуть на нее.
   Я оставил машину там же и пешком дошел до дома, на ходу просматривая газету. Або не стал ставить акценты из-за симпатии ко мне. Но факты остаются фактами, как их не располагай. И в его статье все равно приводится их столько, что вполне хватит, чтобы посадить Пат на электрический стул. Кери был любовником Пат в течение полугода. Недавно он заинтересовался другой, и Пат застрелила его. Я провел рукой по лицу, испачканному кровью и потом.
   Черный «кадиллак» стоял вдоль тротуара перед домом, в который мы переехали сразу же, как я получил первое повышение. Это была небольшая квартирка, но она нам нравилась. Чем больше я думал об этом, тем хуже становилось на душе.
   Мне показалось, что я уже где-то видел этот «кадиллак». Действительно, за рулем сидел Корк Аверс. Заметив меня, он воскликнул:
   – Черт возьми, Герман, что с тобой случилось?
   Я сказал ему, что у меня были небольшие неприятности, и спросил, приехал ли Джим. Корк утвердительно кивнул. Я поднялся по лестнице и вошел в холл. Джим Пурвис и Монт разговаривали с управляющим. Монт задал мне тот же вопрос, что и Аверс.
   – На меня напали в Гринвич-Вилледж.
   – Кто они?
   – Я думаю, это парни Рега Хоплона. Если у одного из них окажется сломанной нога, тогда все точно. – Я закурил сигарету и поинтересовался: – Ну, а вы что здесь делаете?
   – Кроме всего прочего, – заявил Пурвис, – мне необходимо с тобой поговорить. И я хочу получить список телефонных звонков Патриции.
   У меня сразу загорелись уши.
   – Ты стараешься во что бы то ни стало поджарить ее, не так ли, Джим?
   Он сохранял полнейшее спокойствие.
   – Ты отлично знаешь, как тебе надо держаться, Герман. – Он повернулся к Халперу и спросил: – Когда я смогу увидеть эту Миру Белл?
   – Сейчас, – ответил управляющий. – У нее комната на верхнем этаже. – Он с удивлением уставился на мое окровавленное лицо. – Могу я попросить ее спуститься в квартиру мистера Стена?
   – Можете, – буркнул Пурвис.
   Я спросил его, что это за дама, Мира Белл.
   – Это дневная дежурная, мистер Стен, – ответил мне Халпер. – Она дежурит с восьми утра, но сегодня прихворнула и попросила ее заменить.
   Я направился к лифту и спросил Джима:
   – О чем ты хотел со мной поговорить?
   – О тебе самом. Ты меня беспокоишь, парень. Я понимаю, какое впечатление на тебя произвела история с Пат, и боюсь, как бы ты не наделал глупостей.
   – Например, чтобы я не поверил в ее виновность?
   – Нет, – многозначительно проговорил он. – Если ты можешь, то продолжай ей верить. Я тоже люблю эту девочку. Ты ведь знаешь это, Герман, да? И я бы дорого дал, чтобы ты оказался прав, а мы все ошибались. Вот уже восемь лет, как я работаю с тобой, и я знаю какие глупости ты способен выкинуть. Собираясь залезть в дела Пат, ты можешь попасть в такое болото, из которого мы не сможем тебя вытянуть.
   – Успокойся, Джим, я сам умею давать себе отличные советы.
   Наша квартира с широким балконом, выходящим на Гудзон, находилась на третьем этаже. Надо спуститься на два марша, чтобы попасть в большую гостиную, и снова подняться на два, чтобы попасть в спальню. Я потратил два года, чтобы оплатить мебель, очень красивую мебель. Это было как раз то, о чем мечтали мы с Пат. Ни у нее, ни у меня до этого не было ничего красивого. Я вырос в большой семье, и у нас не было никакого комфорта. Пат почти все свое детство провела в интернате для сирот в Бруклине. Впервые в жизни мы почувствовали себя людьми. И вот теперь все кончено.
   Но Джим все же хорошо сказал. Да, он мой друг, и я знаю, почему он пришел.
   – Иди и рыскай сам. Я не буду спрашивать у тебя ордер на обыск. – Я открыл шкаф и, вынув бутылку рома, налил себе стакан. – Вам я не предлагаю. Вы ведь на работе и стараетесь посадить Пат на электрический стул.
   – Не говори так, Герман, – огорчился Монт.
   Я вошел в спальню, нашел сумку Пат и набил ее необходимыми вещами. Джим последовал за мной и небрежно осмотрел ящики комода и одежду Пат. Не так, как он осматривал обычно. Для чего ему это делать? Доказательств у него и так больше, чем нужно для электрического стула.
   – Если бы я был на твоем месте, Герман, – посоветовал он мне, – я бы влез в ванную и дал себе хороший отдых. Пат не понадобятся эти вещи раньше вечера.
   – Откуда ты знаешь?
   – Она спит. Как только я устроил ее в камере, я сказал доктору Петерсону, чтобы он дал ей успокоительное, и отдал распоряжение, чтобы никто, даже помощник прокурора, не беспокоили ее в течение двенадцати часов.
   Он старался быть справедливым, и я принес ему свою благодарность.
   – Скажи мне, – поинтересовался Джим, – что это была за потасовка в Гринвич-Вилледж? Где это все приключилось, Герман?
   – В подворотне, под аркой, при выходе на Гров-стрит.
   – Они у тебя что-нибудь взяли?
   – Да, немного денег, – соврал я.
   – Может быть, тебя обчистили? Я потолкую с ребятами. А что ты там делал?
   – Я хотел видеть Эдди Гюнеса.
   – И что он тебе сказал?
   – Он вернул мне сумочку Пат. Сумочку, которую она забыла во вторник вечером, после того как сильно поссорилась с Кери. Но Эдди также сказал мне, что Пат выпила восемь стаканов. А ведь она даже после бутылки пива выходит из строя. – Я схватил его за руку. – Послушай, Джим, ты сам видел Пат с Кери?
   – Нет, – ответил он, качая головой.
   Я выложил ему одним махом все, что накопилось у меня на сердце.
   – Сказки, как, по-твоему, может существовать в Нью-Йорке рыжая курочка, которая так похожа на Пат, что все принимают ее за мою Пат?
   Джим погрузился в размышления.
   – Возможно, что и существует. Но для чего все это? Кому надо так подводить малышку?
   – Этого я не знаю, – вынужден был признать я.
   – У нее есть деньги?
   – Только то, что даю я.
   – Может быть, она знает то, чего не должна знать?
   – Я сомневаюсь в этом. Ей было восемнадцать, когда мы поженились. А то, что она рассказала в полиции, сущая правда. Я был у нее первым. И до вчерашнего вечера это не вызывало у меня ни малейшего сомнения. Я считал, что я единственный мужчина, который для нее существует.
   Джим усмехнулся и уселся на край дивана.
   – Проклятье, я даже не знаю, что и думать! – Я снял свой пиджак, рубашку и положил их на стул перед туалетным столиком Пат. На нем стояла такая же фотография, какую нашли у Кери. Но на этой было написано:
   "Герману, моему любимому. На всю жизнь,
   Патриция".
   Я снял брюки и остался в трусах и ботинках.
   – Нет, действительно, – повторил Джим. – На меня это тоже производит впечатление, как и на тебя. Вместе с тем вот уже пять или шесть месяцев как разные люди говорят мне, что видели в разных местах Пат в обществе Кери.