– Что еще? – Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.
   – Сказать нельзя, – ответила жена. – У них в садике эпидемия, но такая страшная, что даже нельзя сообщить.
   – Опять бабские сплетни, – сказал Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. – Покормила бы…
   – Ты что не разуваешься? – закричала вслед мужу Мощина. – Мне опять за тобой подмывать. По колени промок!
   На крики из комнаты выбежал, постукивая копытцами, милый ребенок Герасик.
   – Это что еще за мода? – спросил Мощин, стягивая мокрый ботинок. – Сейчас же сними.
   Ботинок стягивался с трудом, настолько одеревенела, закостенела от мокрого холода нога.
   – А у Нинки из младшей группы копыта зеленые, – сказал Герасик.
   Мощин хотел было накричать на внука, и на жену, и на дочку – на всех, кто занимается чепухой, когда человеку так плохо, но тут наконец его ступня выскочила из мокрого ботинка, и оказалось, что она очень похожа на копыто.
   – Еще этого не хватало! – сказал Мощин. – Где мои шлепанцы?
   Жена кинула ему шлепанцы – она была недовольна.
   Мощин решил не говорить жене о своих копытах. Он знал, что она скажет. Поэтому кое-как надел шлепанцы и пошел в туалет, но по дороге один шлепанец потерял, и жена заметила. И крикнула ожидаемое:
   – Козел, ну прямо козел!
   – Ты на своего внука посмотри, – сказал городской голова. – А потом обзывайся.
   Это было несправедливо, и жена начала рыдать. Внучок тоже начал рыдать.
   Открылась дверь, пришла дочка.
   – Эй, что за лужа? – закричала она с порога.
   Все стали смотреть на лужу – оказалось, что это не лужа, а киселеобразная масса ботинок и сапог черного цвета.
   Запах от этого шел фосгенный, решила дочь.
   – Нет, – сказал Мощин, – пахнет таллием. Его соли.
   – Я тебе говорила, оставляй обувь на лестнице! – крикнула жена, хотя она этого говорить не могла – даже в элитном доме все равно бы через две минуты всё украли.
   – У нас, – сказала дочка, раздевшись, – сегодня первый этаж конторы пополз. Опустился, понимаешь, весь дом на этаж. Кто с первого этажа остался в живых, к нам переселились. Представляешь, какая толкотня началась!
   – Почему мне не докладывают? – совсем уж рассердился Мощин. – Сейчас же еду в Гордом. Я им покажу!
   Тут зазвенел телефон.
   Звонил начальник пожарной команды. Сообщил, что площадь Землепроходцев осела на метр. Что делать?
   – Сейчас буду! – крикнул Мощин. – Высылай за мной пожарку!
   – Они все без резины стоят, – ответил начальник пожарной охраны. – Резину у них съело.
   – Ничего, – упрямо сказал городской начальник. – Пешком дойду. Я им покажу! Я все поставлю на место!
   Он попытался натянуть на копыта ботинки, но не получилось.
   Дочь посмотрела на потуги отца равнодушно.
   – У нас, – сказала она, – есть некоторые – потеряли ноги и ползают.
   – Как так ползают? – спросил внучок. – На животиках?
   – На санках, – ответила мама.
   – А то у нас две девочки в садике на животиках ползали… – Мальчик заплакал.
   Но взрослым не было до него дела, потому что потухли лампочки и все стали искать свечи. Мощин все грозился уйти на голых копытах, а жена говорила ему:
   – Не смей, Леонид, потеряешь ноги, новых не будет. Кости не восстанавливаются, я тебе как учитель начальных классов говорю.
   – Папочка, не ходи, – присоединилась к маме дочь. – Мороз двадцать градусов, копыта отморозишь!
   Но Мощин не послушался. Он вырвался и побежал, стуча копытами, вниз по лестнице.
   К счастью, не он один был сознательным гражданином. У дверей, в черной грязной речушке, покачивалась спасательная надувная лодка желтого цвета. В ней сидел профессор Минц в дождевике.
   – Что делать? – крикнул Мощин от дверей.
   – Садитесь! Поплывем, будем принимать меры.
   Профессор Минц уже не казался Мощину таким отвратительным, как недавно. Приятный профессор, отважный.
   – Какие меры? – спросил Мощин.
   Надувную лодку понесло вдоль по Пушкинской улице.
   – Кружок «Юный химик» имени Петрянова-Соколова, – загадочно ответил Минц, энергично гребя по скользкой дороге.
   Но путешествие, начавшееся так славно, чуть не закончилось трагедией.
   Лодка попала в поток черной жижи, стремившийся к реке Гусь. Потребовалась вся сила и сноровка немолодого профессора, чтобы не быть смытыми в речку, которая также вскрылась ото льда и несла к Белому морю свои черные непрозрачные воды. Тяжко воняло.
   – Постарайтесь не дышать! – приказал Мощину профессор, и тот прижал к носу рукав. Стало немного лучше.
   Сквозь ткань Мощин строго крикнул:
   – Смесь совершенно безопасная!
   – С чем вас и поздравляю, – ответил профессор.
   – А скажите, откуда у Герасика копыта? – спросил Мощин.
   – Оттуда! Помолчите, вы мне мешаете грести!
   От реки Гусь, скользя, падая и отчаянно крича, бежали несколько любителей подледного лова. С ужасом Мощин увидел, что из реки к ним стремятся щупальца непонятных чудовищ, напоминающих персонажи американского фильма ужасов.
   Вот одно из щупальцев дотянулось до старика в дохе. Старик отбивался от чудовища удочкой.
   – Что это? – закричал Мощин.
   – Возьмите пистолет. Он у вас под ногами! – отозвался профессор.
   – Но что это? – повторил вопрос Мощин, шаря в ногах в поисках оружия.
   – Стреляйте! Это водоросли! – крикнул профессор.
   Мощин стал стрелять, и, стреляя, он все более входил в раж. Водоросли не пострадали от его стрельбы, но несколько рыбаков ему поразить удалось.
   Патроны кончились. Мощин запустил пистолетом в щупальце, а профессор укоризненно произнес:
   – Не по-хозяйски себя ведете. Пистолеты на улице не валяются.
   Он вытащил из кармана маленький, но мощный электромагнит и притянул пистолет себе в карман.
   Они пересекли грязевой поток и взяли курс выше по склону.
   Там, на суше, надувную лодку пришлось бросить, и они побежали задними дворами, где еще лежал снег. Его белизна выгодно отличалась от черной грязи. Даже Мощин наконец проникся этой мыслью и сказал:
   – А может, зря мы так чистим, дорогой мой человечище?
   – Поздно раскаиваться. Вас предупреждали, а вы не вняли. Теперь вся надежда на соколовцев-петряновцев.
   – На кого?
   – Не отставайте!
   Они подбежали с тыла к трехэтажному кирпичному зданию. Мощин, который никогда не ходил по дворам, не сразу сообразил, что это средняя школа № 2.
   Задняя железная дверь была закрыта.
   Минц постучал в нее три раза, потом – после паузы – еще два.
   Дверь приоткрылась. Мощин ожидал увидеть в щели человеческое лицо, но ничего не увидел, потому что, как оказалось, лицо появилось на уровне его пояса. И голос оттуда потребовал:
   – Пароль!
   – Таблица Менделеева, – послушно ответил Минц. – Отзыв?
   – Гафний! – произнес высокий голос.
   Железная дверь со скрипом отворилась, и девочка лет десяти в синем халате и респираторе впустила мужчин в темный коридор.
   – Следуйте за мной, – сказала девчушка. – Смотрите под ноги. Здесь свет вполнакала. На электростанции предохранители летят. Один за другим. Сначала слизью покрываются, а потом летят к чёртовой бабушке!
   – Девочка, разве можно так выражаться? – удивился Минц, а Мощин спросил:
   – Почему они летят к этой бабушке?
   – А вы солями гафния пробовали действовать на медные провода, ну?
   – Не пробовал.
   – Тогда нагнитесь, – сказала девчушка, – а то лбы расшибете, коллеги.
   – Я те не коллега, – рассердился Мощин, – я руководитель этого города!
   – Кто вас не знает, – вздохнула девочка. – Как говорит моя мама, «скорей бы он по этапу загремел».
   Мощин хотел спросить адрес мамы, чтобы принять меры, но остерегся.
   Девочка провела их темным коридором до лестницы, затем наверх, мимо школьной раздевалки, в которой в ожидании хозяев смирно стояли ряды резиновых сапог и резиновых дождевиков. У двери в химический кабинет она остановилась и условно постучала. Из-за двери послышался голос:
   – Пароль?
   Но вместо пароля девочка сказала:
   – Открывай, нас могут в любую минуту засечь. Я привела людей.
   Дверь приоткрылась.
   Взрослые вошли.
   В химическом кабинете тревожно пахло. Из нескольких детей, ожидавших там, трое или четверо были в противогазах.
   – Садитесь, – предложил мальчишка в красном свитере. – Располагайтесь. Вы пришли просить союза?
   – Чего просить? – не понял Мощин.
   – Да, – сказал Минц. – Мы пришли просить помощи от имени всего города.
   – Так не пойдет. – Мощин поправил очки и повишневел щеками. – Всё идет путем. Всё под контролем.
   – Покажите копыта, – приказал мальчик Мощину.
   – Попрошу без выпадов! – рассердился глава города. – Кто твои родители? Давно не пороли.
   – Оставь его, Руслан, – сказала девочка, которая привела Мощина. – Ему нравится ходить на копытах, ездить на машине без дна и покрышки, а когда он придет домой и увидит, что сделали с его квартирой водопроводные удавы, он будет хохотать!
   – Какие удавы? – слабым голосом сказал Мощин. – Где удавы?
   – Идите, – сказала девочка, – мы вас не задерживаем.
   Мощин, конечно, хотел покончить с безобразием, которое обрушилось на Великий Гусляр, он хотел видеть себя и близких красивыми и здоровыми, но его возмущало то, что за спасение города взялись недоросли, двоечники, детишки.
   – Пожалейте самолюбие Леонида Борисовича, – попросил детей Минц. – Он нервничает и не понимает, что бормочет. Он же не знает, чем все это грозит…
   – А чем? – быстро спросил Мощин.
   – Гибелью всему живому, – ответила девчушка. – Возьмите элементарный компьютер, и он вам все экстраполирует.
   – И можно все вернуть взад? – спросил глава города.
   – Можно, но не сразу, – ответил злой мальчик Руслан – видно, главарь этой банды несовершеннолетних химиков.
   – Мне надо посоветоваться, – сказал Мощин.
   – С кем? – удивился Лев Христофорович.
   – С товарищами, – строго ответил глава города, потому что не знал, с кем бы ему посоветоваться. Но знал, что советоваться необходимо, это как бы административный ритуал.
   – Пускай идет, – безнадежно сказала девочка.
   Она так показала на дверь, что на Мощина, который направился к этой двери, снизошло прозрение.
   «Что я делаю? – подумал он. – Я иду к смерти и толкаю к ней свою семью. Я уже стал уродом… и чего я боюсь? Кого я презираю?»
   Мощин обернулся к детям, что смотрели внимательно ему вслед, и тихо произнес:
   – Простите меня, дети. Давайте спасать наш город вместе. К сожалению, я истратил доллары…
   – О деньгах ни слова, – сказал Минц. – Нам все известно. Перейдем к делу.
   – Нам нужны ваши гарантии, – сказал Руслан. – Во-первых, прибавить зарплату учителям нашей школы.
   – И заплатить ее наконец, – добавила девочка.
   – Во-вторых, отремонтировать в школе крышу.
   – Сделаю, – сказал Мощин.
   – И главное – больше никогда не вступать в сделки с грязными типами.
   – Но он же из Москвы приехал! – сказал Мощин.
   – В Москве тоже в отдельных случаях иногда встречаются не очень хорошие люди, – заметил Минц.
   – Забудьте об этой соли, – сказала девочка, – что бы вам ни предлагали.
   – Клянусь! – воскликнул Мощин. – Клянусь здоровьем моего внука! – Потом он понизил голос и спросил: – А копыта мне вы исправите?
   – Пока копыта появились на ногах сорока двух процентов жителей нашего города, – сказал Минц.
   – А я и не заметил!
   – Вы вообще не очень наблюдательный, – сказал Минц. – Так поклянитесь!
   В комнату снаружи ворвался глухой шум.
   – Что это? – спросил Мощин.
   Руслан ответил:
   – Как я и предполагал, под землю ушел памятник землепроходцам.
   – Да вы с ума сошли! – закричал Мощин. – Вы забыли, что ли, что это – гордость нашего города!
   – Спешите, клянитесь, – сказал Руслан. – Иначе с каждой минутой положение будет ухудшаться.
   – Клянусь! – сказал Мощин. – Клянусь, клянусь, клянусь!!!
   Руслан стал раздавать детям опрыскиватели, сделанные из садовых леек. Досталось по лейке и Мощину с Минцем.
   – Пошли по улицам, – сказал Руслан. – Чтобы ни одного квадратного метра без обработки не осталось! Экономьте дезинтегратор!
   Лейка была тяжелой. Мощин сгибался, неся ее. Детям тоже было нелегко, но они не жаловались.
   – Как же они все это изобрели? – спросил Мощин у Минца.
   – Химическую формулу мы определили вместе, – сказал Минц. – Практическую сторону дела осуществляли кружковцы.
   – Может, мне на ноги попрыскать? – спросил Мощин.
   – Всё в свое время, – ответил Минц. – Выздоровеем.
   – И у вас тоже? – Мощин показал дрогнувшим указательным пальцем на сапоги Минца.
   – Нет, – ответил тот. – Я вовремя спохватился.
   Когда все дети и взрослые вышли на улицу, мальчик Руслан указал, кому в какую сторону идти. Мощину достался фабричный район в слободе, а Минцу – набережная. Так их развела судьба.
 
   Мощин пошел к фабричному району, прыская по дороге из лейки на черную мостовую, но на четверти дороги остановился. Тревога за судьбу семьи взяла свое. «Тут этих юных химиков, – подумал он, – больше чем достаточно. Они весь город погубят. А меня ждет семья».
   Обхватив лейку руками, Мощин засеменил к родному дому.
   Когда он, скользя и спотыкаясь по пустынным улицам, добежал до родного подъезда, там, за дверью, его поджидала отвратительная девчонка, дочь невоспитанной матери.
   – Мы так и знали, – сказала она, – что вы не станете заботиться о городе, а побежите в свою нору.
   Рассерженный Мощин замахнулся лейкой, но девочка каким-то китайским приемом положила его в грязь. А сама передала лейку Мощина его внуку, который и поспешил за девочкой спасать население.
   Как оплеванный, Мощин побрел к себе и стал ругать жену, что недосмотрела за внуком, а теперь он может погибнуть.
   Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные змеи.
   Тут он устал, и его сморил сон.
 
   Леонид Борисович проснулся на следующее утро.
   Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.
   По улице бегали лыжники и мальчики с санками.
   Мощин потряс головой, как бы отгоняя дурной сон.
   Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.
   Мощин был зверски голоден.
   Кушая яичницу с салом, он спросил жену:
   – Римма, как наш Герасик?
   – Я его уже в садик отвела, – сказала жена.
   – А его копыта?
   – Окстись, старый богохульник! – испугалась жена. – Откуда у Герасика копыта?
   – Как и у меня. – Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть. Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными человечьими ногами, правда, с мозолями.
   И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.
   Хотя в прихожей стояла лейка с пульверизатором, а на площади он увидел, как экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник землепроходцам, Мощин решил, что это – галлюцинация и безобразие.
   В плохом настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.
   Начал было перебирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.
   Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.
   Вошел ничтожный человек в обрамлении современного дельца.
   – Вижу, у вас весь порошочек вышел, – сказал он радостно. – Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?
   – Нет, нет и еще раз нет! – закричал Мощин.
   Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.
   – Уходи, – сказал Мощин.
   – Ты что, старик, как бы охренел? – спросил Неунывных. – Ты же контракт с моей фирмой подписал.
   – Нельзя. Город гибнет, – сказал Мощин.
   – А блин с ним, с городом.
   Неунывных вынул из кармана длинный конверт.
   – Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.
   – Возьмите их обратно! – сказал Мощин.
   – У меня в машине, – сказал на это гость, – два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чёртовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице!
   И Неунывных принялся пронзительно хохотать.
   – Вы не представляете, к чему это приводит! – сказал Мощин.
   – Представляю, как не представить, – ухмыльнулся гость. – На месте Москвы уже грязевое озеро. Аромат, скажу тебе, класс. Будем создавать грязевой курорт, блин. Японцы приедут.
   – Жалко столицу…
   – Ты мне лучше скажи, у тебя продукт кончился или какая-то сволочь формулу разгадала?
   – Не скажу! – мужественно ответил Мощин.
   Неунывных покачал головой и вынул из внутреннего кармана еще один конверт. Положил его на расстоянии вытянутой руки от главы города и произнес:
   – Я пока пряником тебя обрабатываю. Смотри, возьмусь за кнут, будешь бедный и больной.
   – Но у меня копыта отросли!
   – А что, плохо? Я сам на копытах, понимаешь, хожу, рога только утром спилил. И что? Говори имена моих врагов, блин!
   – Нет, я не могу взять на себя ответственность за гибель города и государства в целом.
   – Понимаем, – сказал Неунывных и потянул к себе конверт. Другой рукой подхватил второй конверт, который лежал совсем уж близко от Мощина.
   – И сколько тут… всего? – спросил глава города хриплым от страха и волнения голосом.
   – Всего кусок – тысяча баксов. Считай, закончишь крышу, и останется на ботинки внучку.
   – У него тоже копытца… – Слезы показались в глазах Мощина.
   – Цивилизация требует эволюции, – туманно заметил делец. – У тебя выбора нет. Или ты остаешься без денег, весь в синяках и переломах, или ты сотрудничаешь с цивилизацией. Проведешь отпуск на Канарских островах, отдышишься. Наши все там отдыхают.
   Страшно было Мощину. Но он понимал, что не сможет противостоять организованной цивилизованности, у которой телохранители возле мерседеса. Бессмысленная борьба с прогрессом.
   – Кружок юных химиков, – признался он, – в школе № 2. Петряновцы-соколовцы. Во главе их профессор Минц. Старый, но подлый. Стоит на пути цивилизации. А вы мне переизбрание обеспечите?
   – Мы за своих горой стоим, – сказал Неунывных. – Не дрейфь, кореш.
   Разумеется, Мощин никому бы не позволил так к себе обращаться, но в тот момент его охватило сладкое чувство принадлежности к могучему миру организованной цивилизованности.
   – Если что, то всегда отмоем, – нежно закончил Неунывных. – Мы таких вытаскивали… По пять трупов на шее и миллиарды долларов. А в результате – все их уважают.
   – Но я не хотел бы, чтобы наши отношения…
   – Ну ты и тюфяк, – с добрым юмором ответил гость. – Скажи теперь, как покороче к той школе пройти.
   – По Лермонтовской, потом повернете на Советскую… А детям ничего не будет?
   – А что им может быть? Не переживай. Ты о себе думай. А Минца мы где возьмем?
   – Пушкинская, дом шестнадцать, – быстро сказал Мощин и постарался все сразу забыть.
   – Всё! – подытожил Неунывных. – Начинай рассыпку! Зови дворников.
   Что Мощин и сделал. Хотя ему было душевно тяжело. Он, правда, утешал себя, что с копытами и рогами жить можно, даже интересно.
 
   О приезде в город мерседеса и сопровождающего его самосвала юным химикам было известно.
   Они, правда, не могли поверить в то, что Мощин сменит свои позиции, но их предупредил об этом профессор Минц.
   Дети не хотели вступать в конфликт с приезжими, но когда в школу с главного входа вошли два телохранителя с резиновыми дубинками в сильных руках и стали допытываться у гардеробщицы тети Дуси, где скрываются юные химики, они поняли, что пути к миру нет.
   Тетя Дуся сначала пыталась сопротивляться, но ее ударили дубинкой по щеке и кулаком под дых. Тетя Дуся начала плакать, но детей не выдавала.
   Малыши разбежались по классам, преподавательницы заперли двери.
   На лестничной площадке над гардеробом неожиданно появились юные химики. Впереди – совсем маленькая, но талантливая девочка, за ней – ее юные друзья во главе с Русланом.
   Все держали в руках пульверизаторы, сделанные на основе обычной садовой лейки.
   – Отпустите тетю Дусю, – сказала девочка.
   – Ага! – закричал Неунывных. – Вот они, юные, блин, химики.
   – Последствия будут ужасны, – закричал Руслан, увидев, что вся троица бежит к нему, размахивая дубинками.
   Но кто остановит цивилизованного бандита?
   Никто, казалось, их не остановит. И даже профессор Минц, который бежал сверху по лестнице, чтобы встать между детьми и нападающими, не успел ничего сделать.
   За три шага до юных химиков бандиты остановились.
   Не по своей воле.
   Из распылителей вырвался нейтрализатор химической опасности.
   И на глазах у всех Неунывных и его охранники превратились в грязного цвета жидкость.
   – Что вы наделали! – воскликнул Минц. – Вы их убили?
   – Нет, – скромно ответила девочка. – Они живые, только жидкие.
   И все они наблюдали, как грязная жидкость шустро стекала по ступенькам и стремилась в подвал.
   Минц посмотрел на жидкость с сожалением и сказал:
   – Главное, что мы спасли наш любимый город.
   В ответ на его слова здание школы покачнулось. Оно не упало, не рассыпалось, оно куда-то поехало.
   Все выбежали наружу.
   Страшно подумать, что творилось с Великим Гусляром!
   Как оказалось впоследствии, Леонид Борисович Мощин, возглавив дворников, начал новую кампанию по борьбе со снегом.
   Насыщенная жирной слизью земля не выдержала, и весь город, держась за верхний слой почвы, включая асфальт, пополз, набирая скорость, к реке Гусь.
   И поплыл по ней, постепенно погружаясь в черную воду.
   Жители города успели в основном выбежать из домов и не последовали за строениями.
   Они стояли на косогоре, который был раньше набережной, смотрели, как проплывают мимо памятники архитектуры, плакали и мерзли.
   – Как жалко, – сказала девочка с лейкой. – Придется все начинать сначала.
   – Ничего, восстановим, – сказал мальчик Руслан. – Главное, мы ликвидировали опасность.
   Посреди реки, на крыше Гордома металась человеческая фигурка.
   Многие узнавали Мощина.
   Мощин просил, требовал, умолял, наконец, чтобы его сняли и переправили на берег.
   А из реки поднялись странные жидкие слизняки, оказавшиеся на поверку переродившимися бандитами.
   Они тянулись к Мощину.
   – Не смотрите, дедушка Минц, – попросил Руслан. – Это зрелище не для пожилых. Вы привыкли жить в мире, где можно договориться. У нас другие законы.
   Но Минц не отвернулся, он увидел в толпе Корнелия Удалова, бывшего начальника стройконторы, и крикнул ему:
   – Корнелий, пора город поднимать из руин. Ты готов?
   – А как же! – ответил Удалов.

Звезды зовут!

   На закате, сверкнув в косых лучах солнца, во дворе дома № 16 приземлился антрацитовый вертолет с золотым двуглавым орлом на борту – знак президентской связи.
   Детишки, что играли во дворе, разбежались, испугавшись, по углам, но двухметровый фельдъегерь в форме с галунами заметил их и, улыбнувшись, негромко спросил:
   – А ну, кто скажет мне, где проживает профессор Лев Христофорович Минц?
   Он вынул из верхнего кармана шоколадную конфетку и показал ее детям. Дети наперебой закричали:
   – Во второй квартире!
   Фельдъегерь кивком поблагодарил детей, спрятал конфету в карман, раскрыл рыжую, давно не крашенную дверь и вошел в дом. На лестнице было темно, потому что опять перегорела лампочка, но фельдъегерь был готов к нестандартным ситуациям и включил фонарик, вмонтированный в козырек фуражки. При ярком свете он отыскал квартиру № 2.
   Фельдъегерь позвонил в дверь. Никакого ответа. Он постучал в дверь кулаком в стальной перчатке. Наконец дверь распахнулась.
   В проеме двери стоял пожилой, тугой телом мужчина, настолько лысый, что об его макушку можно было бы наводить опасную бритву. Взгляд мужчины был гневен.
   – Сколько можно повторять, – воскликнул он, – что до шестнадцати часов я ежедневно думаю!
   С этими словами он попытался закрыть дверь, но фельдъегерь успел вставить обшитый титановым сплавом острый носок сапога в щель, и профессор был вынужден сдаться и отступить.
   Комната профессора поразила фельдъегеря неуютом и бедностью.
   В комнате умещались кушетка, окруженная бастионами книг, и большой стол, уставленный приборами, заваленный научными журналами и грязной посудой. В комнате не было ни одного предмета настоящей профессорской обстановки. А так как фельдъегерь книг не любил и печатное слово признавал только запечатанным в специальном конверте, то у него возникли сомнения, туда ли он попал.
   – Имя! – приказал он. – Фамилия! Отчество!
   – А вам кто нужен? – нагло спросил толстяк. – Не бойтесь, говорите, я не кусаюсь.
   Фельдъегерь растерялся. Его давно никто не упрекал в трусости. Поэтому он сразу признался:
   – У меня конверт для профессора Минца Льва Христофоровича.
   – Давайте конверт. – Минц уже уселся за стол, подвинул к себе тарелку с холодной яичницей и принялся пилить ее ножом.
   Фельдъегерь все еще колебался. Тогда профессор спросил:
   – Расписываться где?
   Вопрос убедил фельдъегеря, и он протянул профессору пакет и потом дал расписаться в специальной книжке.
   Профессор неуважительно бросил письмо на кипу журналов, но фельдъегерям не положено давать советы адресатам.