С немалым трудом они вытащили крепко спящих космонавтов на лужок. Минц притащил медицинский ящичек.
Только он собрался сделать уколы для увеличения космонавтов, как кусты неподалеку раздвинулись и незнакомый голос произнес на космолингве, к счастью, знакомой Удалову:
– Добро пожаловать на планету Столоки. Мы есть поисковая партия, наблюдавшая спуск вашего замечательного корабля в наш заповедный лес, да.
Удалов выпрямился и сделал шаг навстречу дружественно расположенным аборигенам.
Ну слава богу, подумал он. Они оказались нормального роста. И ничего не надо делать.
Он посмотрел на Минца, который так и остался сидеть на корточках возле спящих на траве космонавтов, и увидел на лице профессора выражение крайнего изумления. Хотя изумляться было нечему.
Он переводил взор с профессора на скромно, по-походному одетых аборигенов, которые мило улыбались…
Удалов пошел к ним, протягивая руку.
Глава поисковой партии тоже сделал шаг навстречу. Рукопожатие получилось теплым, дружеским, настоящим.
– А это профессор Минц, – сказал Удалов, указывая на друга.
Тот стоял со шприцем в руке, и с иглы капал ценный увеличитель…
И только тогда Удалов понял, что местные жители – это не нормальные люди, не большие люди, а очень маленькие люди, почти такие же, как Удалов, Минц и космонавты. И нет нужды никого увеличивать.
Или, как сказал вечером профессор Минц после окончания официального банкета по случаю прилета дружественных инопланетян с Земли:
– А кто тебе сообщил, что все существа во Вселенной должны быть одного роста? Шансов на то, что они будут человеческого размера, не больше, чем на то, что они – карлики. И еще меньше, чем на то, чтобы они оказались осьминогами. Нечего удивляться. Нам просто повезло, как бывает в приключенческих романах или в телевизионных передачах, где в кустах обнаруживается рояль.
– И все-таки это странно и невероятно.
– Не более невероятно, чем зарождение белковой жизни. А это произошло, – сказал Минц.
Удалов задумался.
– Ты не отвлекайся, – сказал Минц, – снимай кино про наше пребывание. С тебя на Земле строго спросят – где доказательство того, что мы утерли нос американскому империализму?
Удалов снимал встречу, и постепенно его настроение улучшалось. Куда хуже было бы, окажись братья по разуму скорпионами или гигантами-циклопами. А ведь и те и другие в Галактике существуют, занимаются науками и культурой, ходят на свидания и не подозревают о своем страшном уродстве. Может, даже считают нас, людей, не очень красивыми.
– Лев, – сказал он между делом, – а ведь мы можем с их помощью всю Вселенную освоить.
– Не понял, – откликнулся Лев Христофорович, который в этот момент пожимал руки почтенным старцам из встречающей комиссии.
– Они же мелкие, значит, экономичные.
– И как же ты это представляешь?
– А так, что мы им поставляем технику, а они летают. Дешево и сердито.
– А зачем летают? – спросил Лев Христофорович.
– Ну… это самое, чтобы врагам нашим дулю показать.
– Мы уже показали, – заметил профессор. – Пора собираться в обратный путь. Теперь никакой Киссинджер не сможет сказать, что мы здесь не были. Были!
Пять дней пребывания на планете Столоки, как называли ее жители крупнейшего из континентов, пролетели как сон. Космонавты и консультанты питались как на убой, посещали увеселительные заведения, а также школы, фабрики, заводы и сельскохозяйственные фермы. Хозяева были откровенны и доброжелательны. Они предложили установить дипломатические и торговые отношения, обмениваться студентами и попросили оказать им помощь в развитии новых технологий.
Минц с Удаловым взяли на себя формальную сторону общения, а молодые Петры пропадали неизвестно где и даже ночевать на корабль не являлись. Это было грубейшим нарушением дисциплины, Удалов хотел было собрать всю группу и обсудить поведение молодежи, но Минц возразил.
– Зачем, – сказал он, – изображать из себя тоталитаризм? Раз в жизни наши космонавты попали к живым людям, в свободное общество, а ты тут же – собрание!
– Не лежит у меня душа к этим гулянкам. Ох, плохо это кончится.
И вправду, это кончилось неожиданно.
На шестой день космонавт Петр Гедике заявился к ужину с молодой зеленоватой особой (таким был цвет кожи у жителей Столоки) с небольшим третьим глазом во лбу, но в остальном простой девушкой. Девушка смущалась и все порывалась уйти.
– Мы полюбили друг друга, – сказал Петр Гедике.
Девушка потупилась. Петр Иванов нарушил молчание.
– Ну, блин! – сказал он.
– И что же вы предлагаете? – спросил профессор Минц.
– Придется мне жениться, – сказал Гедике.
– Этого еще не хватало! – воскликнул профессор. – Да вы понимаете, что говорите!
– Понимаю, и сам бы не спешил с браком, но Гругена настаивает.
Минц посмотрел на Удалова. Удалов на Минца.
– А ничего в этом плохого нету, – сказал Гедике. – Ну, привезем мы с собой представительницу другой планеты – нам же за это спасибо скажут. А американцы уж точно утрутся!
– Молодой человек! – сказал тогда Минц. – Это вы ошибаетесь, когда полагаете, будто наш полет осуществляется в пику Западу. Он осуществляется с научными целями.
– Во блин! – сказал Петр Иванов.
В его голосе Минц уловил справедливое осуждение. Ведь космонавты хотели как лучше…
– А может, мы отложим свадьбу? – спросил Минц. – Вы же даже взаимную генетическую терпимость не выяснили!
– Любовь превозможет, – сообщил Гедике.
Невеста висела на его локте, как спелая груша.
– Так что вас так торопит? – спросил Минц.
– Я ее обесчестил, – признался Гедике.
– Нет, я сама напросилась, – доверчиво возразила девушка.
– Это еще не трагедия, – вмешался Удалов. – Мы с моей женой Ксенией активно встречались до свадьбы – и ничего.
– А мне, по законам нашего общества, придется утопиться.
– Не может быть! – удивился Минц. – У вас такое гуманное общество!
– Для кого гуманное, а для меня сволочное, – ответила девушка. – Живем здесь как в четырех стенах, отстаем в прогрессе, даже кино не изобрели, а чтобы из Галактического центра попросить – ни-ни! И всё эти проклятые старцы!
И она с неприязнью поглядела на Минца.
– Если ее утопят, я тоже утоплюсь, – сказал Гедике.
– И ребеночек, который развивается во мне, тоже утонет, – сказала Гругена.
Она зарыдала, Гедике заплакал, и даже Иванов уронил мужественную слезу.
– Приготовьтесь выслушать горькую правду, – сказал Минц. – Вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет. Я хочу вас сначала спросить, известно ли вам, что наша страна переживает некоторые временные экономические трудности?
– Читали, – ответил Гедике. – Только при чем тут моя любовь?
– А при том, что в естественном состоянии ты не смог бы поцеловать свою невесту, потому что случайно проглотил бы ее вместе с ее прекрасными тремя глазами.
– Во блин! – Петр Иванов даже зажмурился от отвращения.
Гедике страшно побледнел. Он начал дрожать в предчувствии роковых новостей.
И тогда, понимая, что отступать некуда, Минц рассказал собратьям по полету всю горькую правду.
Наступила тишина, прерываемая лишь короткими вздохами невесты.
Потом Гедике сказал:
– Могли бы нам довериться с самого начала. Я ведь успел в комсомоле побыть.
– И в пионерах, – добавил Иванов.
– Правительство полагало, что стресс, вызванный страхом остаться в маленьком виде, будет слишком сильным.
– И мы рехнемся? – спросил Гедике.
– Вроде того.
– Теперь вы понимаете, почему я посоветовал вам повременить с браком? – сказал Минц.
– Теперь мы многое понимаем, – ответил Иванов.
Экспедиция оказалась в страшном положении.
Можно отвезти Гругену домой, на Землю. Кажется даже, что такой выход устраивает всех. Его одобрит и Президент.
Но подумайте: на Земле космонавт просто обязан стать снова большим, иначе всемирный обман будет разоблачен и на нашу страну падет тень, а Президент станет посмешищем в реакционных кругах и среди радикалов. Значит, Гедике будет давать пресс-конференции, выступать по телевизору, писать отчеты о полете, а где будет его жена? В спичечном коробке? А где окажется его ребенок, который родится уже в этом году?
В том же коробке. И их склюет первая же ворона.
Тут невеста зарыдала. И сказала, что лучше потонет на своей родине, чем станет насекомым на родине мужа.
– Есть другой вариант, – сказал Минц. – Гедике остается здесь.
– То есть как я остаюсь здесь? – возмутился космонавт. – Меня товарищи ждут, мне орден должны дать, геройскую звезду, меня за границу, наверное, пошлют… А вместо этого меня придется судить! За дезертирство с космического фронта.
– Миленький, дорогой! – взмолилась невеста. – Неужели эти ордена и воинственные слова важнее, чем наша любовь? Папа дает нам в приданое виллу на берегу моря и яхту. Ты давно хотел иметь яхту, не так ли? Я рожу тебе пять или шесть богатырей…
– Ну, блин, – сказал Петр Иванов.
– Нас ждут, – сказал Минц, который полагал, что ничего хорошего из этого брака не выйдет. – Вся страна приникла к телевизорам. Ведь пленки, на которых снят наш прилет и встреча, уже получены на Земле. Какие широкие объятия, как всегда, раскроет Родина!
– Придется возвращаться, – печально вздохнул Гедике. – Сначала долг, а потом любовь.
– А мне что, утопиться? – спросила невеста.
– Полетишь с нами, – сказал Гедике. – Обойдемся без яхты. Нам правительство подарит и виллу, и катер, и верхового коня. Лев Христофорович, у вас найдется еще немного средства, чтобы привести Гругену в крупный человеческий размер?
– Ох, не знаю, получится ли! – развел руками Минц. – Средство испытано только на людях. А вдруг не получится?
Тут зазвонил телефон. Незнакомый голос с иностранным акцентом спросил:
– Здесь ли находится известный космический путешественник Корнелий Удалов?
– Я у телефона.
– Ты что, не узнаешь старых друзей?
Необычный акцент, певучие интонации вызвали в памяти Удалова образ старого знакомца, с которым он общался на Съезде Обыкновенных Существ Галактики несколько лет назад, когда Удалов удостоился почетного звания Самого среднего обитателя Галактики. Разумеется, на Земле Удалов об этом не распространялся, да и жена Ксения не одобряла той его поездки, но сейчас он искренне обрадовался, услышав голос кузнечика Тори.
– Надо встретиться, – сказал Тори. – Я для этого специально из Центрального разведуправления сюда флопнул. Даже уменьшиться пришлось. Спускайся на улицу, выйдешь в скверик, садись за розовым кустом на третью скамейку справа. Нас не должны видеть вместе.
Удалов мысленно улыбнулся таинственности, которую так любит напускать на себя кузнечик. Но не стал спорить, оглядел комнату, понял, что никто не обращает на него внимания – все утешают невесту Петра Гедике, – и поспешил вниз, в скверик.
На улице было пасмурно, дул осенний ветер и нес над мостовой желтую листву. Розовый куст, за которым стояла нужная скамейка, уже отцвел, и лишь последняя алая роза осыпала лепестки на жухлую траву. Удалов опечалился.
«И зачем все это? – подумал он. – Зачем суета, планы, космические полеты, премии и ордена? Наверное, права девушка Гругена, которая призывает космонавта Гедике поселиться на берегу моря и кататься на яхте…»
– Ну, старик, ты совсем не изменился! – раздался пронзительный голос.
К Удалову подбежал, подпрыгивая, зеленый кузнечик, одетый аляповато и ярко. Он уткнулся твердым носом Удалову в живот, всхлипнул от радости. Удалов почувствовал, как внутри его зашевелились пальчики душевного волнения.
– Надо худеть! – заявил кузнечик. – Ты, Удалов, перешел все границы. Посмотри на меня – как огурчик!
Такими грубоватыми словами кузнечик Тори пытался прикрыть свои чувства. Он боялся, что его сочтут сентиментальным.
– Тебе что, – сказал Удалов. – У тебя кожа хитиновая, как стальная. Куда тебе жиреть?
Они уселись на скамейку.
– Я как увидел в сводке нашего разведуправления, что на Столоки прибыл миниатюрный кораблик с Земли, то решил, что не иначе как вы с профессором Минцем что-то придумали! Ведь раньше звездных экспедиций Земля не посылала.
– Ты прав, – сказал Удалов. – А ты почему сводки смотрел?
– Я теперь в разведуправлении Галактического центра консультантом тружусь, специалистом по России.
– Ну какой же ты специалист?
– Не хуже других, – обиделся кузнечик. – После того как я твоим переводчиком работал, мне полное доверие в Центре.
– Ну спасибо, – сказал тогда Удалов. – Искреннее спасибо, что вспомнил меня, прилетел поздороваться…
– Ты дурак, Удалов, – с грубоватой прямотой возразил ему кузнечик. – Если бы только поздороваться, мы бы с тобой в таверне «Жареный индюк» встретились, я бы тебя напоил в стельку! А если я тебя на секретное рандеву вызываю, значит, есть другие основания. Не терпящие отлагательства.
– Что же, говори, – вздохнул Удалов. Он-то надеялся посидеть с Тори, поговорить, вспомнить молодость. А тот опять о делах…
– Скажи мне, друг, – спросил кузнечик, – вы уже отослали на Землю кассету с кадрами вашей встречи и пребывания?
– Отослали, – ответил Удалов. – Как получили позавчера телеграмму из Москвы, тут же отправили.
– Плохо, – сказал кузнечик. Он задумчиво водил носком башмачка по песку, вырисовывая на нем загадочный узор.
– А что случилось? – встревожился Удалов.
– Я тебе этого говорить не должен, – сказал кузнечик, поворачиваясь к Удалову и внимательно глядя на него неподвижными выпуклыми глазами. – Это, конечно, государственная тайна. Но раз уж она касается тебя, моего лучшего друга, я не могу молчать!
– Не томи! – взмолился Удалов. – Говори. И без тебя тошно.
– Не секрет, что Земля давно находится под космическим наблюдением, – сказал кузнечик. – Мало ли чего натворят ваши политики или генералы.
– Знаю. Сам, как честный человек, беспокоюсь.
– Так вот, мы получили по своим каналам информацию. На тайном совещании в верхах принято решение вас ликвидировать.
Кузнечик вздохнул, как заскрипел внутри, и поднял к небу выпуклые глаза.
– Зачем нас ликвидировать, если мы – гордость нашей необъятной Родины?
– Минутку, – сказал Тори и большими прыжками умчался следом за большой разноцветной бабочкой.
Минуты через три он возвратился, стирая платочком с углов рта цветную пыльцу.
– Я только поглядел, – сообщил он, – занесена она в Красную книгу или нет? Оказывается, занесена. Вот я и вернулся несолоно хлебавши.
Кузнечик тонко застрекотал, довольный, что вспомнил редкое русское выражение.
Удалов понимал, что существу на таком ответственном посту стыдно жевать бабочек из Красной книги, и потому промолчал, чтобы не смущать приятеля.
– Что ты говорил о секретном совещании? – спросил Удалов.
– Как обычно. Собрались генералы и некоторые секретные академики, а также представители Службы безопасности и решили, что вам придется героически погибнуть на подлете к Земле.
– Но почему же? Мы выполнили задание, встретились, поговорили, даже невесту везем – она от нашего космонавта, прости, понесла. Скоро ждем прибавления семейства.
– Фильм ваш на Земле. Весь мир знает, что вы выполнили свой долг. Америка, считай, в позорном трауре. Президент в отставку просится. Польша отказалась в НАТО вступать. Самое время вам героически погибнуть.
– Я все равно ничего не понимаю!
– Скажи, ты иногда выпиваешь? – спросил кузнечик.
– Только за компанию.
– А космонавт Петр Гедике во сне разговаривает?
– Представления не имею.
– А профессор Минц воспоминания не начал писать?
– Вроде что-то такое…
– А инопланетная невеста будет держать язык за зубами?
– К чему ты клонишь?
– Компьютеры подсчитали, что кто-то из вас обязательно проговорится. И довольно скоро. И тогда секрет минимизированного космического полета выплывет наружу. И будет громадный ущерб престижу России. Хуже, чем если бы и не начинали.
– Нет, – заявил Удалов. – Президент этого не допустит!
– Президент уже три дня как в отпуске, – сказал кузнечик. – Президенту сообщат неприятные новости – через три дня. Так-то и так – героически погиб твой друг Удалов. Всплакнет Президент, велит бюсты поставить на родинах героев, а потом подумает – ну так и к лучшему…
– Как нас уничтожат? – Удалов вдруг поверил кузнечику и ужаснулся.
– На подлете. Ракетой собьют. К тому же должен тебе сказать, что деньги, которые на полномасштабную экспедицию выделили, треть годового бюджета, – уже разворовали.
– Куда же они делись?
– В основном они направлены на улучшение жилищных условий администрации Президента и его управления делами… Ну сам понимаешь, каждому хочется квартиру с подземным гаражом и бассейн в Барвихе.
– Нет, я не могу поверить! Я отказываюсь поверить!
– Кое-что ушло в швейцарские банки…
– Нет, нет, нет!
– Можешь послушать на досуге запись переговоров о вашей ликвидации. – Тори протянул Удалову кассету.
Удалов отвел его руку.
– Не надо, – сказал он упавшим голосом. – Только разум мой отказывается поверить…
– Надо верить, – возразил Тори. – Нет ничего невозможного в вашей стране.
Удалов собрал товарищей по полету. Он боялся, что они поднимут его на смех, обвинят в трусости или даже в отсутствии патриотизма.
Но космические путешествия делают людей мудрыми.
Выслушав удаловскую информацию, помолчали.
Петр Гедике крепко сжал руку невесте. Она прильнула к нему, как лиана к дубу.
– А что, блин? – задал риторический вопрос космонавт Иванов.
– Мне грустно признавать такой вариант, – сказал Минц, посчитав в уме вероятность предательства, – но все к этому шло, и только такой доверчивый старый дурак, как я, умудрился не предусмотреть самой простой возможности.
– Звони папе, – обратился Петр Гедике к своей невесте, – скажи старику, что я согласен на яхту.
Невеста Гругена счастливо засмеялась, а потом кинулась к телефону.
Космонавт Иванов, как человек военный, вдруг сказал целую речь:
– Корабль, блин, запускаем в режим автоматического полета. В сторону Земли, но, соответственно, без экипажа.
– А экипаж? – спросил Удалов, который знал ответ, но хотел получить подтверждение.
– А экипаж в составе Петра Гедике и меня остается на постоянное жительство на планете Столоки, учитывая удовлетворительные жилищные условия.
– Правильно, – сказал Минц. – Пускай наше славное космическое ПВО сбивает пустой кораблик. Нам не жалко.
На прощание все вместе пошли в ресторан «Жареный индюк», пели песни, клялись в вечной дружбе, хмельной Тори приставал к официанткам, повар набил ему физиономию.
На следующий день расстались.
Космонавты остались на Столоки, а консультантов, которым так далеко от дома оставаться не хотелось, Тори на своей служебной тарелочке отвез на Землю.
Они успешно миновали космические заслоны и опустились на опушке леса у Великого Гусляра.
– А может, передумаете? – спросил на прощание Тори.
Минц сделал укол себе, Удалову, а Тори пока остался малюткой.
Пока они увеличивались, Тори продолжал:
– Боюсь, что они пронюхают о вашем возвращении и пошлют сюда киндеров.
– Киллеров, – поправил его Удалов.
– Не бойтесь, – возразил Минц. – Не будет никто на нас пулю тратить. Формально мы никуда, кроме как на рыбалку, из города не уезжали. И за пределы Солнечной системы не вылетали. Нас же нет в списке космонавтов – ни живых, ни погибших.
– Мое дело предупредить, – сказал Тори и улетел в Галактический центр.
А Минц с Удаловым пошли к автобусной остановке – им еще надо было минут двадцать ехать до Пушкинской улицы.
Клин клином
Только он собрался сделать уколы для увеличения космонавтов, как кусты неподалеку раздвинулись и незнакомый голос произнес на космолингве, к счастью, знакомой Удалову:
– Добро пожаловать на планету Столоки. Мы есть поисковая партия, наблюдавшая спуск вашего замечательного корабля в наш заповедный лес, да.
Удалов выпрямился и сделал шаг навстречу дружественно расположенным аборигенам.
Ну слава богу, подумал он. Они оказались нормального роста. И ничего не надо делать.
Он посмотрел на Минца, который так и остался сидеть на корточках возле спящих на траве космонавтов, и увидел на лице профессора выражение крайнего изумления. Хотя изумляться было нечему.
Он переводил взор с профессора на скромно, по-походному одетых аборигенов, которые мило улыбались…
Удалов пошел к ним, протягивая руку.
Глава поисковой партии тоже сделал шаг навстречу. Рукопожатие получилось теплым, дружеским, настоящим.
– А это профессор Минц, – сказал Удалов, указывая на друга.
Тот стоял со шприцем в руке, и с иглы капал ценный увеличитель…
И только тогда Удалов понял, что местные жители – это не нормальные люди, не большие люди, а очень маленькие люди, почти такие же, как Удалов, Минц и космонавты. И нет нужды никого увеличивать.
Или, как сказал вечером профессор Минц после окончания официального банкета по случаю прилета дружественных инопланетян с Земли:
– А кто тебе сообщил, что все существа во Вселенной должны быть одного роста? Шансов на то, что они будут человеческого размера, не больше, чем на то, что они – карлики. И еще меньше, чем на то, чтобы они оказались осьминогами. Нечего удивляться. Нам просто повезло, как бывает в приключенческих романах или в телевизионных передачах, где в кустах обнаруживается рояль.
– И все-таки это странно и невероятно.
– Не более невероятно, чем зарождение белковой жизни. А это произошло, – сказал Минц.
Удалов задумался.
– Ты не отвлекайся, – сказал Минц, – снимай кино про наше пребывание. С тебя на Земле строго спросят – где доказательство того, что мы утерли нос американскому империализму?
Удалов снимал встречу, и постепенно его настроение улучшалось. Куда хуже было бы, окажись братья по разуму скорпионами или гигантами-циклопами. А ведь и те и другие в Галактике существуют, занимаются науками и культурой, ходят на свидания и не подозревают о своем страшном уродстве. Может, даже считают нас, людей, не очень красивыми.
– Лев, – сказал он между делом, – а ведь мы можем с их помощью всю Вселенную освоить.
– Не понял, – откликнулся Лев Христофорович, который в этот момент пожимал руки почтенным старцам из встречающей комиссии.
– Они же мелкие, значит, экономичные.
– И как же ты это представляешь?
– А так, что мы им поставляем технику, а они летают. Дешево и сердито.
– А зачем летают? – спросил Лев Христофорович.
– Ну… это самое, чтобы врагам нашим дулю показать.
– Мы уже показали, – заметил профессор. – Пора собираться в обратный путь. Теперь никакой Киссинджер не сможет сказать, что мы здесь не были. Были!
Пять дней пребывания на планете Столоки, как называли ее жители крупнейшего из континентов, пролетели как сон. Космонавты и консультанты питались как на убой, посещали увеселительные заведения, а также школы, фабрики, заводы и сельскохозяйственные фермы. Хозяева были откровенны и доброжелательны. Они предложили установить дипломатические и торговые отношения, обмениваться студентами и попросили оказать им помощь в развитии новых технологий.
Минц с Удаловым взяли на себя формальную сторону общения, а молодые Петры пропадали неизвестно где и даже ночевать на корабль не являлись. Это было грубейшим нарушением дисциплины, Удалов хотел было собрать всю группу и обсудить поведение молодежи, но Минц возразил.
– Зачем, – сказал он, – изображать из себя тоталитаризм? Раз в жизни наши космонавты попали к живым людям, в свободное общество, а ты тут же – собрание!
– Не лежит у меня душа к этим гулянкам. Ох, плохо это кончится.
И вправду, это кончилось неожиданно.
На шестой день космонавт Петр Гедике заявился к ужину с молодой зеленоватой особой (таким был цвет кожи у жителей Столоки) с небольшим третьим глазом во лбу, но в остальном простой девушкой. Девушка смущалась и все порывалась уйти.
– Мы полюбили друг друга, – сказал Петр Гедике.
Девушка потупилась. Петр Иванов нарушил молчание.
– Ну, блин! – сказал он.
– И что же вы предлагаете? – спросил профессор Минц.
– Придется мне жениться, – сказал Гедике.
– Этого еще не хватало! – воскликнул профессор. – Да вы понимаете, что говорите!
– Понимаю, и сам бы не спешил с браком, но Гругена настаивает.
Минц посмотрел на Удалова. Удалов на Минца.
– А ничего в этом плохого нету, – сказал Гедике. – Ну, привезем мы с собой представительницу другой планеты – нам же за это спасибо скажут. А американцы уж точно утрутся!
– Молодой человек! – сказал тогда Минц. – Это вы ошибаетесь, когда полагаете, будто наш полет осуществляется в пику Западу. Он осуществляется с научными целями.
– Во блин! – сказал Петр Иванов.
В его голосе Минц уловил справедливое осуждение. Ведь космонавты хотели как лучше…
– А может, мы отложим свадьбу? – спросил Минц. – Вы же даже взаимную генетическую терпимость не выяснили!
– Любовь превозможет, – сообщил Гедике.
Невеста висела на его локте, как спелая груша.
– Так что вас так торопит? – спросил Минц.
– Я ее обесчестил, – признался Гедике.
– Нет, я сама напросилась, – доверчиво возразила девушка.
– Это еще не трагедия, – вмешался Удалов. – Мы с моей женой Ксенией активно встречались до свадьбы – и ничего.
– А мне, по законам нашего общества, придется утопиться.
– Не может быть! – удивился Минц. – У вас такое гуманное общество!
– Для кого гуманное, а для меня сволочное, – ответила девушка. – Живем здесь как в четырех стенах, отстаем в прогрессе, даже кино не изобрели, а чтобы из Галактического центра попросить – ни-ни! И всё эти проклятые старцы!
И она с неприязнью поглядела на Минца.
– Если ее утопят, я тоже утоплюсь, – сказал Гедике.
– И ребеночек, который развивается во мне, тоже утонет, – сказала Гругена.
Она зарыдала, Гедике заплакал, и даже Иванов уронил мужественную слезу.
– Приготовьтесь выслушать горькую правду, – сказал Минц. – Вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет. Я хочу вас сначала спросить, известно ли вам, что наша страна переживает некоторые временные экономические трудности?
– Читали, – ответил Гедике. – Только при чем тут моя любовь?
– А при том, что в естественном состоянии ты не смог бы поцеловать свою невесту, потому что случайно проглотил бы ее вместе с ее прекрасными тремя глазами.
– Во блин! – Петр Иванов даже зажмурился от отвращения.
Гедике страшно побледнел. Он начал дрожать в предчувствии роковых новостей.
И тогда, понимая, что отступать некуда, Минц рассказал собратьям по полету всю горькую правду.
Наступила тишина, прерываемая лишь короткими вздохами невесты.
Потом Гедике сказал:
– Могли бы нам довериться с самого начала. Я ведь успел в комсомоле побыть.
– И в пионерах, – добавил Иванов.
– Правительство полагало, что стресс, вызванный страхом остаться в маленьком виде, будет слишком сильным.
– И мы рехнемся? – спросил Гедике.
– Вроде того.
– Теперь вы понимаете, почему я посоветовал вам повременить с браком? – сказал Минц.
– Теперь мы многое понимаем, – ответил Иванов.
Экспедиция оказалась в страшном положении.
Можно отвезти Гругену домой, на Землю. Кажется даже, что такой выход устраивает всех. Его одобрит и Президент.
Но подумайте: на Земле космонавт просто обязан стать снова большим, иначе всемирный обман будет разоблачен и на нашу страну падет тень, а Президент станет посмешищем в реакционных кругах и среди радикалов. Значит, Гедике будет давать пресс-конференции, выступать по телевизору, писать отчеты о полете, а где будет его жена? В спичечном коробке? А где окажется его ребенок, который родится уже в этом году?
В том же коробке. И их склюет первая же ворона.
Тут невеста зарыдала. И сказала, что лучше потонет на своей родине, чем станет насекомым на родине мужа.
– Есть другой вариант, – сказал Минц. – Гедике остается здесь.
– То есть как я остаюсь здесь? – возмутился космонавт. – Меня товарищи ждут, мне орден должны дать, геройскую звезду, меня за границу, наверное, пошлют… А вместо этого меня придется судить! За дезертирство с космического фронта.
– Миленький, дорогой! – взмолилась невеста. – Неужели эти ордена и воинственные слова важнее, чем наша любовь? Папа дает нам в приданое виллу на берегу моря и яхту. Ты давно хотел иметь яхту, не так ли? Я рожу тебе пять или шесть богатырей…
– Ну, блин, – сказал Петр Иванов.
– Нас ждут, – сказал Минц, который полагал, что ничего хорошего из этого брака не выйдет. – Вся страна приникла к телевизорам. Ведь пленки, на которых снят наш прилет и встреча, уже получены на Земле. Какие широкие объятия, как всегда, раскроет Родина!
– Придется возвращаться, – печально вздохнул Гедике. – Сначала долг, а потом любовь.
– А мне что, утопиться? – спросила невеста.
– Полетишь с нами, – сказал Гедике. – Обойдемся без яхты. Нам правительство подарит и виллу, и катер, и верхового коня. Лев Христофорович, у вас найдется еще немного средства, чтобы привести Гругену в крупный человеческий размер?
– Ох, не знаю, получится ли! – развел руками Минц. – Средство испытано только на людях. А вдруг не получится?
Тут зазвонил телефон. Незнакомый голос с иностранным акцентом спросил:
– Здесь ли находится известный космический путешественник Корнелий Удалов?
– Я у телефона.
– Ты что, не узнаешь старых друзей?
Необычный акцент, певучие интонации вызвали в памяти Удалова образ старого знакомца, с которым он общался на Съезде Обыкновенных Существ Галактики несколько лет назад, когда Удалов удостоился почетного звания Самого среднего обитателя Галактики. Разумеется, на Земле Удалов об этом не распространялся, да и жена Ксения не одобряла той его поездки, но сейчас он искренне обрадовался, услышав голос кузнечика Тори.
– Надо встретиться, – сказал Тори. – Я для этого специально из Центрального разведуправления сюда флопнул. Даже уменьшиться пришлось. Спускайся на улицу, выйдешь в скверик, садись за розовым кустом на третью скамейку справа. Нас не должны видеть вместе.
Удалов мысленно улыбнулся таинственности, которую так любит напускать на себя кузнечик. Но не стал спорить, оглядел комнату, понял, что никто не обращает на него внимания – все утешают невесту Петра Гедике, – и поспешил вниз, в скверик.
На улице было пасмурно, дул осенний ветер и нес над мостовой желтую листву. Розовый куст, за которым стояла нужная скамейка, уже отцвел, и лишь последняя алая роза осыпала лепестки на жухлую траву. Удалов опечалился.
«И зачем все это? – подумал он. – Зачем суета, планы, космические полеты, премии и ордена? Наверное, права девушка Гругена, которая призывает космонавта Гедике поселиться на берегу моря и кататься на яхте…»
– Ну, старик, ты совсем не изменился! – раздался пронзительный голос.
К Удалову подбежал, подпрыгивая, зеленый кузнечик, одетый аляповато и ярко. Он уткнулся твердым носом Удалову в живот, всхлипнул от радости. Удалов почувствовал, как внутри его зашевелились пальчики душевного волнения.
– Надо худеть! – заявил кузнечик. – Ты, Удалов, перешел все границы. Посмотри на меня – как огурчик!
Такими грубоватыми словами кузнечик Тори пытался прикрыть свои чувства. Он боялся, что его сочтут сентиментальным.
– Тебе что, – сказал Удалов. – У тебя кожа хитиновая, как стальная. Куда тебе жиреть?
Они уселись на скамейку.
– Я как увидел в сводке нашего разведуправления, что на Столоки прибыл миниатюрный кораблик с Земли, то решил, что не иначе как вы с профессором Минцем что-то придумали! Ведь раньше звездных экспедиций Земля не посылала.
– Ты прав, – сказал Удалов. – А ты почему сводки смотрел?
– Я теперь в разведуправлении Галактического центра консультантом тружусь, специалистом по России.
– Ну какой же ты специалист?
– Не хуже других, – обиделся кузнечик. – После того как я твоим переводчиком работал, мне полное доверие в Центре.
– Ну спасибо, – сказал тогда Удалов. – Искреннее спасибо, что вспомнил меня, прилетел поздороваться…
– Ты дурак, Удалов, – с грубоватой прямотой возразил ему кузнечик. – Если бы только поздороваться, мы бы с тобой в таверне «Жареный индюк» встретились, я бы тебя напоил в стельку! А если я тебя на секретное рандеву вызываю, значит, есть другие основания. Не терпящие отлагательства.
– Что же, говори, – вздохнул Удалов. Он-то надеялся посидеть с Тори, поговорить, вспомнить молодость. А тот опять о делах…
– Скажи мне, друг, – спросил кузнечик, – вы уже отослали на Землю кассету с кадрами вашей встречи и пребывания?
– Отослали, – ответил Удалов. – Как получили позавчера телеграмму из Москвы, тут же отправили.
– Плохо, – сказал кузнечик. Он задумчиво водил носком башмачка по песку, вырисовывая на нем загадочный узор.
– А что случилось? – встревожился Удалов.
– Я тебе этого говорить не должен, – сказал кузнечик, поворачиваясь к Удалову и внимательно глядя на него неподвижными выпуклыми глазами. – Это, конечно, государственная тайна. Но раз уж она касается тебя, моего лучшего друга, я не могу молчать!
– Не томи! – взмолился Удалов. – Говори. И без тебя тошно.
– Не секрет, что Земля давно находится под космическим наблюдением, – сказал кузнечик. – Мало ли чего натворят ваши политики или генералы.
– Знаю. Сам, как честный человек, беспокоюсь.
– Так вот, мы получили по своим каналам информацию. На тайном совещании в верхах принято решение вас ликвидировать.
Кузнечик вздохнул, как заскрипел внутри, и поднял к небу выпуклые глаза.
– Зачем нас ликвидировать, если мы – гордость нашей необъятной Родины?
– Минутку, – сказал Тори и большими прыжками умчался следом за большой разноцветной бабочкой.
Минуты через три он возвратился, стирая платочком с углов рта цветную пыльцу.
– Я только поглядел, – сообщил он, – занесена она в Красную книгу или нет? Оказывается, занесена. Вот я и вернулся несолоно хлебавши.
Кузнечик тонко застрекотал, довольный, что вспомнил редкое русское выражение.
Удалов понимал, что существу на таком ответственном посту стыдно жевать бабочек из Красной книги, и потому промолчал, чтобы не смущать приятеля.
– Что ты говорил о секретном совещании? – спросил Удалов.
– Как обычно. Собрались генералы и некоторые секретные академики, а также представители Службы безопасности и решили, что вам придется героически погибнуть на подлете к Земле.
– Но почему же? Мы выполнили задание, встретились, поговорили, даже невесту везем – она от нашего космонавта, прости, понесла. Скоро ждем прибавления семейства.
– Фильм ваш на Земле. Весь мир знает, что вы выполнили свой долг. Америка, считай, в позорном трауре. Президент в отставку просится. Польша отказалась в НАТО вступать. Самое время вам героически погибнуть.
– Я все равно ничего не понимаю!
– Скажи, ты иногда выпиваешь? – спросил кузнечик.
– Только за компанию.
– А космонавт Петр Гедике во сне разговаривает?
– Представления не имею.
– А профессор Минц воспоминания не начал писать?
– Вроде что-то такое…
– А инопланетная невеста будет держать язык за зубами?
– К чему ты клонишь?
– Компьютеры подсчитали, что кто-то из вас обязательно проговорится. И довольно скоро. И тогда секрет минимизированного космического полета выплывет наружу. И будет громадный ущерб престижу России. Хуже, чем если бы и не начинали.
– Нет, – заявил Удалов. – Президент этого не допустит!
– Президент уже три дня как в отпуске, – сказал кузнечик. – Президенту сообщат неприятные новости – через три дня. Так-то и так – героически погиб твой друг Удалов. Всплакнет Президент, велит бюсты поставить на родинах героев, а потом подумает – ну так и к лучшему…
– Как нас уничтожат? – Удалов вдруг поверил кузнечику и ужаснулся.
– На подлете. Ракетой собьют. К тому же должен тебе сказать, что деньги, которые на полномасштабную экспедицию выделили, треть годового бюджета, – уже разворовали.
– Куда же они делись?
– В основном они направлены на улучшение жилищных условий администрации Президента и его управления делами… Ну сам понимаешь, каждому хочется квартиру с подземным гаражом и бассейн в Барвихе.
– Нет, я не могу поверить! Я отказываюсь поверить!
– Кое-что ушло в швейцарские банки…
– Нет, нет, нет!
– Можешь послушать на досуге запись переговоров о вашей ликвидации. – Тори протянул Удалову кассету.
Удалов отвел его руку.
– Не надо, – сказал он упавшим голосом. – Только разум мой отказывается поверить…
– Надо верить, – возразил Тори. – Нет ничего невозможного в вашей стране.
Удалов собрал товарищей по полету. Он боялся, что они поднимут его на смех, обвинят в трусости или даже в отсутствии патриотизма.
Но космические путешествия делают людей мудрыми.
Выслушав удаловскую информацию, помолчали.
Петр Гедике крепко сжал руку невесте. Она прильнула к нему, как лиана к дубу.
– А что, блин? – задал риторический вопрос космонавт Иванов.
– Мне грустно признавать такой вариант, – сказал Минц, посчитав в уме вероятность предательства, – но все к этому шло, и только такой доверчивый старый дурак, как я, умудрился не предусмотреть самой простой возможности.
– Звони папе, – обратился Петр Гедике к своей невесте, – скажи старику, что я согласен на яхту.
Невеста Гругена счастливо засмеялась, а потом кинулась к телефону.
Космонавт Иванов, как человек военный, вдруг сказал целую речь:
– Корабль, блин, запускаем в режим автоматического полета. В сторону Земли, но, соответственно, без экипажа.
– А экипаж? – спросил Удалов, который знал ответ, но хотел получить подтверждение.
– А экипаж в составе Петра Гедике и меня остается на постоянное жительство на планете Столоки, учитывая удовлетворительные жилищные условия.
– Правильно, – сказал Минц. – Пускай наше славное космическое ПВО сбивает пустой кораблик. Нам не жалко.
На прощание все вместе пошли в ресторан «Жареный индюк», пели песни, клялись в вечной дружбе, хмельной Тори приставал к официанткам, повар набил ему физиономию.
На следующий день расстались.
Космонавты остались на Столоки, а консультантов, которым так далеко от дома оставаться не хотелось, Тори на своей служебной тарелочке отвез на Землю.
Они успешно миновали космические заслоны и опустились на опушке леса у Великого Гусляра.
– А может, передумаете? – спросил на прощание Тори.
Минц сделал укол себе, Удалову, а Тори пока остался малюткой.
Пока они увеличивались, Тори продолжал:
– Боюсь, что они пронюхают о вашем возвращении и пошлют сюда киндеров.
– Киллеров, – поправил его Удалов.
– Не бойтесь, – возразил Минц. – Не будет никто на нас пулю тратить. Формально мы никуда, кроме как на рыбалку, из города не уезжали. И за пределы Солнечной системы не вылетали. Нас же нет в списке космонавтов – ни живых, ни погибших.
– Мое дело предупредить, – сказал Тори и улетел в Галактический центр.
А Минц с Удаловым пошли к автобусной остановке – им еще надо было минут двадцать ехать до Пушкинской улицы.
Клин клином
Петро Поганини унаследовал однокомнатную квартиру после смерти своей бабушки Василисы Феоктистовны Поганкиной в двухэтажном кирпичном доме на улице Пушкинской у ее слияния с улицей Советской.
Наследство было кстати, так как квартиру в Виннице ему пришлось оставить второй жене Одарке, а полученную от Союза истинно русских писателей мансарду в Москве не удалось оттяпать у третьей и неблагодарной жены Валерии. Обнаружилось, что звездочке российской массовой литературы придется ночевать на вокзалах, так как приятелям и любовницам он надоел настолько, что даже даровая бутылка «Гжелки», с которой он приходил на ночевку, их с ним не примиряла. Все равно сам все выпьет, а потом будет приставать к дочке хозяина или хозяйке дома, бить посуду и кричать, что он Толстого читал, но Толстой ему не показался.
С деньгами тоже было неладно, потому что за «Схватку в районе Сатурна» и «Любовницу робота» так и не заплатили.
Вот в этот период кризиса и душевного безденежья померла бабушка Василиса, которую Поганини с детства не видел, и он поехал в Великий Гусляр в надежде продать квартиру за приличные доллары и приобрести на них жилплощадь в Москве.
Петро вступил во владение квартирой жилой площадью восемнадцать метров и расклеил объявления. Больше тридцати долларов ему за нее не предложили, да и то с условием, что он починит текущую крышу.
Петро не нашел ничего лучшего, как влюбиться в Дарью Гофф, дочь заведующего ветеринарной аптекой, а когда отступать было некуда, женился на этой женщине и понял, что следующий этап его жизни и творчества будет неизбежно связан с городком Великий Гусляр. Но ведь и на малых делянках вырастают колоссальные арбузы!
Утром Петро Поганини надевал по погоде шлепанцы или валенки и шел в молочную и за солеными огурцами. Первое для Даши, которой он подавал кофий в постель, второе для себя – чтобы прочистить мозги перед посадкой за рабочий стол.
Пожалуй, больше о Петре Поганкине ничего не скажешь. Сидит, работает, выпивает, кушает огурцы, пишет роман. Ни пользы, ни вреда от него нет.
А тем временем в Великом Гусляре начали происходить события.
Возвращаясь из школы в осенних сумерках, второклассники и второгодники Семен Лишаев и Ритка Полякова столкнулись с черным драконом, который медленно плыл над улицей, периодически выпуская из ноздрей яркое пламя и белый дым.
Второклассники кинулись бежать.
Дракон несся за ними, еле касаясь земли когтями, и так как гонка происходила в полной тишине, детям было еще страшнее, чем ежели бы он рычал, стучал и топал.
Дети выбежали на площадь к Гостиному двору и там были замечены гулявшим с собакой стариком Ложкиным.
Затем Ложкин увидел и самого дракона, который ударился грудью о край крыши Гостиного двора, но прошел ее насквозь, будто она была нематериальной.
В тот момент Ложкин, который подхватил собачку на руки и убегал следом за детьми, не подумал, что бестелесным может быть сам дракон. Уж очень убедительно из него хлестало пламя.
С утра следующего дня город оказался во власти фантомов, о которых далеко не сразу догадались, что они фантомы. Поэтому, когда толпа гномов, вооруженных алебардами, выскочила на мостовую перед автомобилем «Москвич» Миши Стендаля, он так рубанул по тормозам, что врезался в липу у тротуара. Гномов видели многие, но куда они делись, не знали. Зато мимо столовой № 1 прошли несколько космонавтов в странного вида скафандрах. Космонавты устроили отчаянную перестрелку со зловещего вида зелеными существами, которые были буквально обвешаны оружием инопланетного происхождения. Этот бой привлек массу народа, потому что происходил в обеденный перерыв у самого Гордома. Сначала люди смотрели, но, когда раздались первые очереди и зеленые лучи смерти стали разить противников, кинулись врассыпную. Некоторых помяли, оцарапали и ранили. Но травмы происходили, следует признать, не от оружия космических бойцов, а от страха и страшной давки. Правда, гуслярцы с вами не согласятся. Им кажется более почетным пасть от руки пришельца, чем быть ушибленным локтем Матрены Ложкиной.
С тех пор город изнемогал под игом чудовищ.
Даже самый краткий и неполный список фантомов, поселившихся на улицах, а порой и в домах обывателей, может привести в ужас наших читателей.
На улицах появлялись, растворялись в воздухе или лопались, как воздушные шарики, гонялись за детьми, собаками и прохожими, дрались между собой, пугали бабушек, осаждали родильный дом, лезли в больницу драконы, змеи, жабы размером с паровоз, русалки в шортах и с бластерами, пришельцы одноногие, двуногие, пятиногие и на гусеницах, а также ползучие гномы, прыгающие тролли, скелеты разных животных и негодяев, князья тьмы в черных плащах и роботы отвратительного вида, не говоря о вампирах.
Уже на второй день жители города сообразили, что напавшие на город чудовища навредить не могут. Они были бестелесными и непостоянными. Порой на глазах у перепуганных зрителей с ними происходили удивительные трансформации. Дракон мог лишиться головы, пришелец – ноги, а полуобнаженная красавица с тремя пистолетами за лифчиком вдруг выступала совершенно обнаженной, лишь пистолеты в ее трех руках заменяли одежду.
Но как ты ни размышляй, как ни разубеждай себя, вид этих чудовищ был ужасен, поведение нахально, беременным женщинам, старикам и детям смотреть на них было страшно, а некоторым вредно, потому что они обучались на этих образцах насилию и враждебной нам эротике.
Наследство было кстати, так как квартиру в Виннице ему пришлось оставить второй жене Одарке, а полученную от Союза истинно русских писателей мансарду в Москве не удалось оттяпать у третьей и неблагодарной жены Валерии. Обнаружилось, что звездочке российской массовой литературы придется ночевать на вокзалах, так как приятелям и любовницам он надоел настолько, что даже даровая бутылка «Гжелки», с которой он приходил на ночевку, их с ним не примиряла. Все равно сам все выпьет, а потом будет приставать к дочке хозяина или хозяйке дома, бить посуду и кричать, что он Толстого читал, но Толстой ему не показался.
С деньгами тоже было неладно, потому что за «Схватку в районе Сатурна» и «Любовницу робота» так и не заплатили.
Вот в этот период кризиса и душевного безденежья померла бабушка Василиса, которую Поганини с детства не видел, и он поехал в Великий Гусляр в надежде продать квартиру за приличные доллары и приобрести на них жилплощадь в Москве.
Петро вступил во владение квартирой жилой площадью восемнадцать метров и расклеил объявления. Больше тридцати долларов ему за нее не предложили, да и то с условием, что он починит текущую крышу.
Петро не нашел ничего лучшего, как влюбиться в Дарью Гофф, дочь заведующего ветеринарной аптекой, а когда отступать было некуда, женился на этой женщине и понял, что следующий этап его жизни и творчества будет неизбежно связан с городком Великий Гусляр. Но ведь и на малых делянках вырастают колоссальные арбузы!
Утром Петро Поганини надевал по погоде шлепанцы или валенки и шел в молочную и за солеными огурцами. Первое для Даши, которой он подавал кофий в постель, второе для себя – чтобы прочистить мозги перед посадкой за рабочий стол.
Пожалуй, больше о Петре Поганкине ничего не скажешь. Сидит, работает, выпивает, кушает огурцы, пишет роман. Ни пользы, ни вреда от него нет.
А тем временем в Великом Гусляре начали происходить события.
Возвращаясь из школы в осенних сумерках, второклассники и второгодники Семен Лишаев и Ритка Полякова столкнулись с черным драконом, который медленно плыл над улицей, периодически выпуская из ноздрей яркое пламя и белый дым.
Второклассники кинулись бежать.
Дракон несся за ними, еле касаясь земли когтями, и так как гонка происходила в полной тишине, детям было еще страшнее, чем ежели бы он рычал, стучал и топал.
Дети выбежали на площадь к Гостиному двору и там были замечены гулявшим с собакой стариком Ложкиным.
Затем Ложкин увидел и самого дракона, который ударился грудью о край крыши Гостиного двора, но прошел ее насквозь, будто она была нематериальной.
В тот момент Ложкин, который подхватил собачку на руки и убегал следом за детьми, не подумал, что бестелесным может быть сам дракон. Уж очень убедительно из него хлестало пламя.
С утра следующего дня город оказался во власти фантомов, о которых далеко не сразу догадались, что они фантомы. Поэтому, когда толпа гномов, вооруженных алебардами, выскочила на мостовую перед автомобилем «Москвич» Миши Стендаля, он так рубанул по тормозам, что врезался в липу у тротуара. Гномов видели многие, но куда они делись, не знали. Зато мимо столовой № 1 прошли несколько космонавтов в странного вида скафандрах. Космонавты устроили отчаянную перестрелку со зловещего вида зелеными существами, которые были буквально обвешаны оружием инопланетного происхождения. Этот бой привлек массу народа, потому что происходил в обеденный перерыв у самого Гордома. Сначала люди смотрели, но, когда раздались первые очереди и зеленые лучи смерти стали разить противников, кинулись врассыпную. Некоторых помяли, оцарапали и ранили. Но травмы происходили, следует признать, не от оружия космических бойцов, а от страха и страшной давки. Правда, гуслярцы с вами не согласятся. Им кажется более почетным пасть от руки пришельца, чем быть ушибленным локтем Матрены Ложкиной.
С тех пор город изнемогал под игом чудовищ.
Даже самый краткий и неполный список фантомов, поселившихся на улицах, а порой и в домах обывателей, может привести в ужас наших читателей.
На улицах появлялись, растворялись в воздухе или лопались, как воздушные шарики, гонялись за детьми, собаками и прохожими, дрались между собой, пугали бабушек, осаждали родильный дом, лезли в больницу драконы, змеи, жабы размером с паровоз, русалки в шортах и с бластерами, пришельцы одноногие, двуногие, пятиногие и на гусеницах, а также ползучие гномы, прыгающие тролли, скелеты разных животных и негодяев, князья тьмы в черных плащах и роботы отвратительного вида, не говоря о вампирах.
Уже на второй день жители города сообразили, что напавшие на город чудовища навредить не могут. Они были бестелесными и непостоянными. Порой на глазах у перепуганных зрителей с ними происходили удивительные трансформации. Дракон мог лишиться головы, пришелец – ноги, а полуобнаженная красавица с тремя пистолетами за лифчиком вдруг выступала совершенно обнаженной, лишь пистолеты в ее трех руках заменяли одежду.
Но как ты ни размышляй, как ни разубеждай себя, вид этих чудовищ был ужасен, поведение нахально, беременным женщинам, старикам и детям смотреть на них было страшно, а некоторым вредно, потому что они обучались на этих образцах насилию и враждебной нам эротике.