Научно-исследовательская работа ведется и при вузовских кафедрах. Здесь выбор тем исследований, которые ведут сотрудники, еще более свободен.
Причина простая: основная задача вуза – готовить хороших специалистов, и педагогическая работа находится под строгим контролем. А научная? Хорошо, если она ведется, а если нет, то заведующему кафедрой остается лишь научиться составлять хорошие ответы на вопросы о числе страниц текста, которые были написаны его сотрудниками. К сожалению, больше от него ничего не требуется.
Работы в области естествознания проводятся в основном так называемыми общими кафедрами – физики, химии, биологии. Заведующий такой кафедрой может поставить исследование любого направления – у него беспредельная широта выбора тем.
Но мы живем не на необитаемом острове, и требования жизни неминуемо скажутся на выборе области научной деятельности начинающих работников, а для сложившихся ученых – на выборе направления работы.
Проблема свободы и необходимости решается здесь, как и всюду, в своем диалектическом единстве. Психологический и материальный факторы приводят к тому, что на перекрестке научных дорог исследователь направляется в сторону решения тех задач, которые так или иначе связаны с проблемами, стоящими перед прикладной наукой.
За примерами недалеко ходить. Всем известно грандиозное практическое значение полупроводников. Именно поэтому бурно развиваются соответствующие главы физики твердого тела.
Физика элементарных частиц получила большой размах, поскольку на пути исследований в этой области была открыта атомная энергия.
Исследование структуры высокополимерных веществ никогда не развивалось бы таким темпом, если бы не интерес промышленности к синтетическим материалам.
А вот пример из нашей практики. Хотя наша лаборатория специализируется в области структуры органических веществ, высокомолекулярные органические вещества всегда оставляли нас прохладными – их сложно получить в состоянии высокой упорядоченности, а потому гораздо труднее изучить их структурные характеристики.
Однако в сороковых годах слово «высокополимеры» начинает звучать все чаще и чаще. В гости приходят химики, желающие получить сведения о структуре высокополимерных веществ. На ряд их вопросов удается ответить, некоторые же проблемы ставят нас в тупик и заставляют задуматься о специфике структуры этих веществ.
Постепенно естественный ход событий втягивает нас в круг новых вопросов, продиктованных практикой. Хочется быть полезным большому кругу людей, приятно почувствовать себя в центре событий, сознавать, что ты непосредственно участвуешь в выполнении сегодняшних государственных задач. Но наряду с подобным психологическим давлением появляется и вполне материальная заинтересованность – возможность получить «под исследование полимеров» дорогостоящую аппаратуру и дополнительные площади, а значит, увеличить размах своей работы.
Примеры форсирующего влияния практики на исследования в области естествознания чрезвычайно многочисленны.
Однако в ряде случаев исследователь не поддается этому давлению. В каких же? Тогда, когда перемена направления работы связана с потерей капитала, затраченного на приобретение научной квалификации.
Считается само собой разумеющимся, что область науки исследователь выбирает один раз. Я разрешу себе небольшое отступление, иллюстрирующее эту мысль. Дело было так. Война прервала мои занятия наукой. Институт, где я работал до войны, распался; когда наступило время возвратиться к своей профессии, нужно было искать новое место работы.
Я непоседлив по характеру, и меня всегда огорчала привязанность к одному месту: участие в экспедициях или инспекция рудников не входят в круг обязанностей физика, занимающегося строением вещества. И я решил – раз надо начинать сначала – заняться физикой моря. Исследование морских течений, закономерностей прибоя – вот замечательное занятие, где одновременно будет утолена жажда к научному творчеству и к перемене мест. С этим я и направился в лабораторию физики моря. От меня взяли документы и попросили прийти на свидание к Шулейкину – заведующему лабораторией – на следующий день.
Я был встречен очень любезно.
– Дорогой мой, это же превосходно, вы такой опытный структурщик (есть такое жаргонное слово), кандидат наук. Конечно, я рад вас взять. Вы будете у меня заниматься… изучением структуры льда.
Это было до того неожиданно, что я даже не стал объяснять Шулейкину мотивы своего прихода. Как-то сразу я понял – никому и не приходит в голову, что я могу выбросить, как балласт, свой десятилетний опыт и знания. Придется примириться со специальностью, не связанной с путешествиями.
Как правило, научному работнику не приходит мысль, что надо изменить своей профессии. И здесь не только соображения практического порядка – жалко научный багаж. Выбранная тобой область науки, научное направление очень быстро становятся делом жизни, и отказ от него сопряжен с тяжелой ломкой.
Не всегда верность своей специальности вознаграждается. Профессия одних оказывается поднятой на гребень волны, другие работают, не вызывая своей деятельностью особого общественного интереса, не получают возможности расширить свою работу.
Конечно, бывает и так, что рельсы ведут в тупик. Это грустно. Однако большей частью и скромная научная деятельность вносит свой необходимый импульс в движение научного фронта. А иногда развитие событий приводит к переоценке ценностей и незаметные вдруг оказываются в первых рядах. Так было, например, с физиками-ядерщиками, о чем всем известно. Так происходит сейчас на наших глазах с исследователями, которые работают в области молекулярной биологии.
Поэтому закономерным является решающее влияние практики на тех деятелей науки, которые стоят на перекрестке научных дорог (я повторяюсь, но истина выигрывает от повторения), и также закономерным является упорное следование по своему пути тех исследователей, которые не видят возможности отклониться от своей дороги, не предав этим дела, которому они посвятили свою жизнь.
Я говорил о невозможности для исследователя изменить своему пути в пределах естествознания. Так же точно редки случаи, когда естествоиспытатель целиком переходит в стан прикладников.
Призвание быть художником, быть поэтом – это звучит знакомо и понятно. Но призвание естествоиспытателя не менее сильно, и оно также заложено в крови.
Существует вот такая категория людей, одержимых желанием атаковать непонятное и получающих огромное удовлетворение от возможности предвидения будущих событий.
Мне хочется, очень хочется заставить читателя почувствовать, до чего это увлекательно и интересно. Вы придумали теорию, на основании теории вы рассчитали, скажем, как теплоемкость кристалла кальцита зависит от температуры. Вы много работали и, наконец, построили теоретическую кривую – такая красивая плавная линия, идущая вверх от низких температур сначала медленно, потом быстро, потом замедляющая свой ход и приближающаяся к пределу. Теперь надо выяснить, правильна ли теория. Не так-то легко построить нужную аппаратуру. Проходят многие недели, и нетерпение возрастает. Верна теория или нет? Научились ли вы предвидеть явление? Наконец аппаратура готова; начинаются измерения. Первая точка, вторая, третья… Они превосходно ложатся на кривую. Какое счастье, какое торжество! Выходя поздно вечером из лаборатории, с трудом сдерживаете глупую счастливую улыбку – такая бывает разве что у влюбленных, возвращающихся со свидания.
У многих людей исследование природы, направленное на заполнение «белых пятен» на карте науки, становится страстью, делается целью и смыслом жизни. Нечего и говорить, что именно такие люди оказываются в первых рядах научной армии.
Конечно, каждый научный деятель желает придать своей работе большой размах, разумеется, ему не хватает денег, не хватает площади, не хватает помощников. Дай ему волю, и он закупит все лучшие образцы аппаратуры во всем мире и, конечно, добавит к своим двум верным техникам хотя бы две небольшие мастерские – механическую человек на 20 и электротехническую (на первое время с 10 работниками). Влюбленный в свою профессию научный работник с неудовольствием, а то и с негодованием отмечает, что на какие-то другие исследования, которые не идут ни в какое сравнение со значимостью его работы, отпустили больше средств. Конечно, это от непонимания важности его работы. Но ничего, еще немного труда, и будут новые результаты, тогда всем станет ясна важность его научного направления.
Преданный своей науке человек, умеющий строго и логично мыслить, когда идет речь об анализе научных фактов, теряет объективность, когда это касается развития своего любимого дела, которому отданы мозг и душа; дела, которому посвящена жизнь, нет, которое и есть жизнь! И мне нравится эта потеря чувства реального, этот эгоизм высокой степени, эта собственническая страсть, которую, я надеюсь, никому не придет в голову сравнить со страстишкой разводить шампиньоны.
Желание всемерно расширить свою работу, получить побольше средств и лучшую аппаратуру заставляет исследователя находить ту оптимальную компромиссную линию действия, которая позволяет ему, не изменяя своему научному пути, оказывать помощь практике. Некоторую долю своего времени и сил лаборатории он отводит для решения задач промышленности или прикладных институтов. За это лаборатория получает средства и аппаратуру, которые позволяют более эффективно и быстро справляться с основными научными задачами.
Дополнительное финансирование науки через систему договоров с промышленностью – весьма полезное дело. Ведь предприятия, выполняющие важные практические задания, прибегают к помощи и поощряют именно те теоретические лаборатории, научные дела которых наиболее успешны, которые работают наиболее квалифицированно. Словом, возникает автоматическое регулирование – хорошие лаборатории получают дополнительные деньги. И это вполне справедливо.
Сегодня у нас коллоквиум
Причина простая: основная задача вуза – готовить хороших специалистов, и педагогическая работа находится под строгим контролем. А научная? Хорошо, если она ведется, а если нет, то заведующему кафедрой остается лишь научиться составлять хорошие ответы на вопросы о числе страниц текста, которые были написаны его сотрудниками. К сожалению, больше от него ничего не требуется.
Работы в области естествознания проводятся в основном так называемыми общими кафедрами – физики, химии, биологии. Заведующий такой кафедрой может поставить исследование любого направления – у него беспредельная широта выбора тем.
Но мы живем не на необитаемом острове, и требования жизни неминуемо скажутся на выборе области научной деятельности начинающих работников, а для сложившихся ученых – на выборе направления работы.
Проблема свободы и необходимости решается здесь, как и всюду, в своем диалектическом единстве. Психологический и материальный факторы приводят к тому, что на перекрестке научных дорог исследователь направляется в сторону решения тех задач, которые так или иначе связаны с проблемами, стоящими перед прикладной наукой.
За примерами недалеко ходить. Всем известно грандиозное практическое значение полупроводников. Именно поэтому бурно развиваются соответствующие главы физики твердого тела.
Физика элементарных частиц получила большой размах, поскольку на пути исследований в этой области была открыта атомная энергия.
Исследование структуры высокополимерных веществ никогда не развивалось бы таким темпом, если бы не интерес промышленности к синтетическим материалам.
А вот пример из нашей практики. Хотя наша лаборатория специализируется в области структуры органических веществ, высокомолекулярные органические вещества всегда оставляли нас прохладными – их сложно получить в состоянии высокой упорядоченности, а потому гораздо труднее изучить их структурные характеристики.
Однако в сороковых годах слово «высокополимеры» начинает звучать все чаще и чаще. В гости приходят химики, желающие получить сведения о структуре высокополимерных веществ. На ряд их вопросов удается ответить, некоторые же проблемы ставят нас в тупик и заставляют задуматься о специфике структуры этих веществ.
Постепенно естественный ход событий втягивает нас в круг новых вопросов, продиктованных практикой. Хочется быть полезным большому кругу людей, приятно почувствовать себя в центре событий, сознавать, что ты непосредственно участвуешь в выполнении сегодняшних государственных задач. Но наряду с подобным психологическим давлением появляется и вполне материальная заинтересованность – возможность получить «под исследование полимеров» дорогостоящую аппаратуру и дополнительные площади, а значит, увеличить размах своей работы.
Примеры форсирующего влияния практики на исследования в области естествознания чрезвычайно многочисленны.
Однако в ряде случаев исследователь не поддается этому давлению. В каких же? Тогда, когда перемена направления работы связана с потерей капитала, затраченного на приобретение научной квалификации.
Считается само собой разумеющимся, что область науки исследователь выбирает один раз. Я разрешу себе небольшое отступление, иллюстрирующее эту мысль. Дело было так. Война прервала мои занятия наукой. Институт, где я работал до войны, распался; когда наступило время возвратиться к своей профессии, нужно было искать новое место работы.
Я непоседлив по характеру, и меня всегда огорчала привязанность к одному месту: участие в экспедициях или инспекция рудников не входят в круг обязанностей физика, занимающегося строением вещества. И я решил – раз надо начинать сначала – заняться физикой моря. Исследование морских течений, закономерностей прибоя – вот замечательное занятие, где одновременно будет утолена жажда к научному творчеству и к перемене мест. С этим я и направился в лабораторию физики моря. От меня взяли документы и попросили прийти на свидание к Шулейкину – заведующему лабораторией – на следующий день.
Я был встречен очень любезно.
– Дорогой мой, это же превосходно, вы такой опытный структурщик (есть такое жаргонное слово), кандидат наук. Конечно, я рад вас взять. Вы будете у меня заниматься… изучением структуры льда.
Это было до того неожиданно, что я даже не стал объяснять Шулейкину мотивы своего прихода. Как-то сразу я понял – никому и не приходит в голову, что я могу выбросить, как балласт, свой десятилетний опыт и знания. Придется примириться со специальностью, не связанной с путешествиями.
Как правило, научному работнику не приходит мысль, что надо изменить своей профессии. И здесь не только соображения практического порядка – жалко научный багаж. Выбранная тобой область науки, научное направление очень быстро становятся делом жизни, и отказ от него сопряжен с тяжелой ломкой.
Не всегда верность своей специальности вознаграждается. Профессия одних оказывается поднятой на гребень волны, другие работают, не вызывая своей деятельностью особого общественного интереса, не получают возможности расширить свою работу.
Конечно, бывает и так, что рельсы ведут в тупик. Это грустно. Однако большей частью и скромная научная деятельность вносит свой необходимый импульс в движение научного фронта. А иногда развитие событий приводит к переоценке ценностей и незаметные вдруг оказываются в первых рядах. Так было, например, с физиками-ядерщиками, о чем всем известно. Так происходит сейчас на наших глазах с исследователями, которые работают в области молекулярной биологии.
Поэтому закономерным является решающее влияние практики на тех деятелей науки, которые стоят на перекрестке научных дорог (я повторяюсь, но истина выигрывает от повторения), и также закономерным является упорное следование по своему пути тех исследователей, которые не видят возможности отклониться от своей дороги, не предав этим дела, которому они посвятили свою жизнь.
Я говорил о невозможности для исследователя изменить своему пути в пределах естествознания. Так же точно редки случаи, когда естествоиспытатель целиком переходит в стан прикладников.
Призвание быть художником, быть поэтом – это звучит знакомо и понятно. Но призвание естествоиспытателя не менее сильно, и оно также заложено в крови.
Существует вот такая категория людей, одержимых желанием атаковать непонятное и получающих огромное удовлетворение от возможности предвидения будущих событий.
Мне хочется, очень хочется заставить читателя почувствовать, до чего это увлекательно и интересно. Вы придумали теорию, на основании теории вы рассчитали, скажем, как теплоемкость кристалла кальцита зависит от температуры. Вы много работали и, наконец, построили теоретическую кривую – такая красивая плавная линия, идущая вверх от низких температур сначала медленно, потом быстро, потом замедляющая свой ход и приближающаяся к пределу. Теперь надо выяснить, правильна ли теория. Не так-то легко построить нужную аппаратуру. Проходят многие недели, и нетерпение возрастает. Верна теория или нет? Научились ли вы предвидеть явление? Наконец аппаратура готова; начинаются измерения. Первая точка, вторая, третья… Они превосходно ложатся на кривую. Какое счастье, какое торжество! Выходя поздно вечером из лаборатории, с трудом сдерживаете глупую счастливую улыбку – такая бывает разве что у влюбленных, возвращающихся со свидания.
У многих людей исследование природы, направленное на заполнение «белых пятен» на карте науки, становится страстью, делается целью и смыслом жизни. Нечего и говорить, что именно такие люди оказываются в первых рядах научной армии.
Конечно, каждый научный деятель желает придать своей работе большой размах, разумеется, ему не хватает денег, не хватает площади, не хватает помощников. Дай ему волю, и он закупит все лучшие образцы аппаратуры во всем мире и, конечно, добавит к своим двум верным техникам хотя бы две небольшие мастерские – механическую человек на 20 и электротехническую (на первое время с 10 работниками). Влюбленный в свою профессию научный работник с неудовольствием, а то и с негодованием отмечает, что на какие-то другие исследования, которые не идут ни в какое сравнение со значимостью его работы, отпустили больше средств. Конечно, это от непонимания важности его работы. Но ничего, еще немного труда, и будут новые результаты, тогда всем станет ясна важность его научного направления.
Преданный своей науке человек, умеющий строго и логично мыслить, когда идет речь об анализе научных фактов, теряет объективность, когда это касается развития своего любимого дела, которому отданы мозг и душа; дела, которому посвящена жизнь, нет, которое и есть жизнь! И мне нравится эта потеря чувства реального, этот эгоизм высокой степени, эта собственническая страсть, которую, я надеюсь, никому не придет в голову сравнить со страстишкой разводить шампиньоны.
Желание всемерно расширить свою работу, получить побольше средств и лучшую аппаратуру заставляет исследователя находить ту оптимальную компромиссную линию действия, которая позволяет ему, не изменяя своему научному пути, оказывать помощь практике. Некоторую долю своего времени и сил лаборатории он отводит для решения задач промышленности или прикладных институтов. За это лаборатория получает средства и аппаратуру, которые позволяют более эффективно и быстро справляться с основными научными задачами.
Дополнительное финансирование науки через систему договоров с промышленностью – весьма полезное дело. Ведь предприятия, выполняющие важные практические задания, прибегают к помощи и поощряют именно те теоретические лаборатории, научные дела которых наиболее успешны, которые работают наиболее квалифицированно. Словом, возникает автоматическое регулирование – хорошие лаборатории получают дополнительные деньги. И это вполне справедливо.
Сегодня у нас коллоквиум
Глава 4
…здесь рассказано о том, как исследователь следит за успехами науки во всем мире. Автор убеждает в этой главе читателя, что научные командировки в далекие города предпринимаются не только из-за любопытства.
Сегодня коллоквиум. 14 часов 27 минут. Надо идти. Опоздание не разрешается, и Римма – секретарь коллоквиума – уже позвякивает копилкой, куда опоздавшие покорно опускают гривенники: по одному за минуту. Через год, наверное, соберется денег на хороший ужин. Сотрудникам не хватает дисциплинированности, и копилка тяжелеет. Начинать коллоквиумы минута в минуту добился Петр Леонидович Капица. Его «среды» – самые представительные научные собрания физиков в Москве. У Капицы режим жесткий, коллоквиум не только начинается минута в минуту, но и кончается с точностью до полминуты: ровно через два часа. Если доклад затянулся, Петр Леонидович вежливо прерывает докладчика на любой фразе, говорит, что все это очень интересно и продолжение мы с удовольствием послушаем в другой раз. Хуже, когда тема исчерпана, а до окончания двух часов остается минут 5 – 10. Но Капица – искусный рулевой. Маневрируя вопросами и воспоминаниями, приводит корабль в гавань точно к сроку. Ни минутой позже, ни минутой раньше.
Этому я не научился, и наше заседание длится два часа только примерно. Больше двух часов нельзя – утомительно, внимание ослабевает.
Лабораторный или институтский коллоквиум – это соединительная ткань, связывающая отдельные клетки в научный организм. Исследователь работает один или с небольшим числом сотрудников, а уж думает, во всяком случае, в одиночку. Это неизбежно, а в то же время общение необходимо. Увлекшись своей собственной линией действия и рассуждениями, можно упустить очень многое, пойти по неверному пути, открыть то, что известно другим. Нельзя успешно работать, не представляя себе места и степени важности своего труда в науке. Конечно, можно (и должно) много читать. Но увлеченному исследователю труднее оторвать себя для чтения, чем для живого общения: да и вообще чтение не заменяет обмена мнениями. В научной литературе, как правило, не сообщается о неудачах. Научную статью пишут тогда, когда достигнут успех. А о том, что вы начинаете идти по неверному пути, можно узнать только в беседе.
На лабораторных коллоквиумах мы слушаем сообщения о работах как своих сотрудников, так и гостей из других лабораторий и институтов. Докладчик ждет критики и одобрения, советов и помощи. Сделав два-три сообщения на представительных коллоквиумах и не выслушав в свой адрес язвительных замечаний о том, что все доложенное, во-первых, тривиально, во-вторых, давно опубликовано и, в-третьих, содержит грубые ошибки, исследователь убеждается, что работу можно продолжать. Слушатели запоминают то новое, что они услышали, соображают, нельзя ли извлечь пользу из этого нового для своей работы.
Эта часть работы коллоквиумов, разумеется, самая важная и самая интересная. Но на этом дело не кончается. Ведь надо следить за мировой научной литературой.
Написав эту фразу, я невольно вздыхаю. Легко сказать, следить за мировой литературой. Наши научные прародители XIX века справлялись с этой задачей шутя. С нетерпением раз в месяц ждали они выхода в свет одного или двух научных журналов по специальности. Два-три дня чтения, и они были в курсе мировых научных событий. Несколько научных альманахов позволяли им узнать о всех новостях в соседних областях науки. В то время не так уж трудно было знать не только новое в физике или в химии, но иметь полное представление об успехах всего естествознания в целом.
Да, это «доброе старое время» уже давно кончилось. Стремительный разворот научных исследований превосходит всякое воображение. Один статистик подсчитал примерное число научных деятелей от Ромула до наших дней. Оказалось, что из всего этого числа девяносто процентов – это наши современники. Еще в прошлом веке число научных работников исчислялось тысячами, сегодня – миллионами. Надо думать, что в третьем тысячелетии к науке окажется причастным каждый десятый житель земного шара.
О результатах труда этой научной армии сообщают научные журналы. Как вы думаете, сколько их? Пятьдесят тысяч! Если бы они выходили в свет равномерно, то каждые 10 минут перед вами оказывался бы новый журнал. В этих журналах за один лишь 1960 год было опубликовано 1,200,000 статей. Теперь вам понятен мой тяжелый вздох – миллион статей, да еще на всех языках, включая японский и испанский.
Как же быть в курсе успехов науки? Конечно, приходится оставить мысль о том, чтобы знать все, что делается в любой науке. Специализация, как это ни досадно, стала неизбежной. Уже и за всей физикой следить стало невозможно.
Журнальное дело в науке никак не централизовано. Существует множество изданий в разных странах, полностью совпадающих по профилю. Невероятно велико число журналов с Частично перекрывающейся тематикой. Где может быть опубликована, например, статья под названием «Исследование инфракрасного спектра кристалла гемоглобина в связи с некоторыми вопросами его строения»? Только в Советском Союзе в принципе не имеют права отвергнуть такую статью редакции журналов «Физика твердого тела», «Журнал экспериментальной и теоретической физики», «Оптика и спектроскопия», «Кристаллография», «Структурная химия», «Биофизика», «Биохимия» и еще многие другие.
– Как же вы работаете? – спросит изумленный читатель.
На помощь приходят обзорные и реферативные журналы, роль которых растет с каждым годом.
«Эрже» – так называется наш основной помощник реферативный журнал «Физика». Каждый месяц на письменный стол ложится толстый журнал, который содержит краткое изложение 3000 статей. Два-три вечера уходит на его аккуратное перелистывание. Внимание задерживается на таких статьях, которые имеют прямое или косвенное отношение к работе лаборатории, а также на тех рефератах, которые посвящены общим проблемам естествознания. Из этих рефератов я выбираю один-два десятка наиболее интересных для коллоквиума.
Здесь две цели. Ознакомление с содержанием статей, рефераты которых интересны, требует времени. А знать эти статьи нужно. Пусть расскажут о них на коллоквиуме наши начинающие сотрудники. Но и второе важное. Ведь младших сотрудников надо приучать выступать на научных собраниях. Изложить чужую работу – превосходная практика. Часть волнения у неопытного докладчика снимается: за чужие результаты он не отвечает. Значит, надо последить лишь за формой своего доклада. А это все-таки легче.
Реферативные журналы – вещь великая. Если их аккуратно просматривать, то, пожалуй, ничего не пропустишь. Но узнаёшь о новостях по ним с запозданием. Сами посудите, редакции такого журнала надо получить оригиналы, сфотографировать их, разослать отдельные статьи для реферирования узким специалистам, а у тех своих дел хватает. И лишь через несколько месяцев журнал получит рефераты. Потом их нужно отредактировать, подготовить в набор. Да и печатание идет не так быстро, как хотелось бы. В результате вы узнаёте «новости» с опозданием на один, два, а то и три года. Если работа идет в боевой области, где трудятся тысячи людей, и если вы не вырвались вперед (о чем, конечно, мечтает каждый исследователь), то реферативные журналы для вас не столь актуальны. И все же приходится из месяца в месяц просматривать десятки журналов на всех языках мира.
Если вы давно работаете в одной и той же области знания и не лишены аккуратности, то задачу – быть в курсе успехов своей области науки – вы сумеете выполнить. Труднее обстоит дело в том случае, когда вы начинаете решать новую научную задачу. Вам придется просмотреть реферативные журналы сразу хотя бы за два последних десятка лет: задача и нелегкая и скучная. А также просмотреть систематические указатели к реферативным журналам. Поиски материала по выбранной тематике не сложны: такая тематика всегда упоминается в указателях под вполне определенными рубриками. Хуже обстоит дело, если вы ищете данные, которые еще не пристроились в определенный параграф определенной главы вашей науки. Интересующий вас вопрос может затеряться в других рубриках систематического указателя.
Много молодых исследователей ограничивается просмотром журналов лишь 5–10-летней давности. В результате огорчительное явление – публикация в и без того переполненных журналах статей, открывающих «америки». Можно привести примеры математических формул, выводившихся «заново» по три-четыре раза. Много научных работников развивает исследования дорогами, ведущими в тупик. Досадно то, что бесперспективность работы была десять-двадцать лет назад уже обнаружена, но молодой работник этого не знает и зря тратит энергию и время.
Если плохо следить за текущей научной литературой, то есть опасность идти за кем-то «по пятам». Так возникает излишнее дублирование в научных исследованиях, проводимых не только в разных странах, но и у нас в Союзе.
Ввиду того что научные публикации неуклонно растут, трудности и недостатки, о которых только что говорилось, растут быстрым темпом. Они чувствительно понижают эффективность работы научных исследователей, и сейчас самое время задуматься о способах преодоления этих недостатков роста.
Совершенно невозможно обойтись без знания английского языка. После второй мировой войны английский решительно оттеснил немецкий и стал главным научным языком. На международных конференциях более девяти десятых докладов прочитываются по-английски. Много западных журналов принимает статьи на любом из главных европейских языков. Тем не менее авторы шлют статьи на английском языке. В этом случае статью прочитает больше всего народа.
С удовольствием можно отметить, что доля научной «продукции» на русском языке весьма весома. После войны нас много переводят, а за границей активно учат русский язык.
Конечно, мне самому приходится много читать, следить, чтобы все сотрудники были в курсе мировых событий. Но иногда… иногда стоит воздержаться от чтения. Свое исследование надо самому додумывать до конца, не подвергаясь гипнозу чужой мысли. В особенности это верно тогда, когда вы вырвались хоть немного вперед, Некоторое время надо идти не оглядываясь.
А вот обзорные статьи и книги надо читать и просматривать всегда. Существуют ежегодники, где квалифицированные исследователи, так сказать с птичьего полета, показывают вам развитие большой области знания за последний год. Это, по-моему, совершенно обязательное чтение для каждого исследователя. К сожалению, далеко не все области знания имеют таких ежегодных обозревателей. А нужда в них крайне велика, во всяком случае, до тех пор, пока на помощь в получении научной информации не придет… робот.
Информационные электронные быстродействующие машины – мечта исследователя. Представляете себе такую возможность! Входишь в комнату робота, нажимаешь рычажок и вежливо спрашиваешь в микрофон:
– Будьте любезны, сообщите, пожалуйста, все исследования физико-химических свойств кристалла нафталина за последние десять лет.
И через минуту металлический голос:
– Записывайте, пожалуйста, измерение теплоты сумлимации – «Журнал физической химии», год 1958-й, страница 125, измерение теплопроводности – «Американский журнал химической физики», год 1961-й, страница 327…
Мечта? Да, пока что мечта, но осуществимая. Информационные машины должны в будущем заменить реферативные журналы и кардинально облегчить исследователю сбор прошлой информации, а также помочь ему получать ежемесячные или ежегодные новости.
И, конечно, создание таких машин не блажь, а острая необходимость. Без них через несколько десятилетий наука не сможет развиваться. Ведь темп ее продолжает расти, и вместо сегодняшнего миллиона статей в год в недалеком будущем нас ожидают десятки миллионов ежегодных научных сообщений.
Сплошь и рядом над решением одних и тех же вопросов трудятся десятки, а то и сотни различных лабораторий, расположенных во всех углах земного шара. Было бы совсем неплохо, если бы работа всех этих исследователей шла по одному плану. Но такого общего плана нет, и неизбежно дублирование.
Наш мир, к сожалению, разделен на два лагеря. Капиталистические страны лихорадочным темпом наращивают вооружения, отпускают фантастические суммы денег на научные исследования, прямо или косвенно связанные с разработкой новых средств уничтожения. Страны социалистического лагеря вынуждены также направлять прикладную науку на решение военных проблем. Естественно, что эти работы засекречены, «закрыты» и никакого обмена информацией здесь нет и быть не может.
Косвенно такое положение дел сказывается и на естествознании, поскольку нельзя предвидеть заранее практическую важность результата исследования. Поэтому не приходится говорить о координации науки в мировом масштабе.
Наличие государственных границ является сильным тормозом развития науки и источником бесцельной потери труда огромного числа ученых, каждый из которых действует без согласования со своими зарубежными коллегами. Трудно даже представить тот качественный скачок в темпах роста научных достижений, который произойдет тогда, когда мир станет единым.
Впрочем, пока немало порядка требуется навести и в своем хозяйстве. Число научных исследований у нас в стране растет с каждым годом, и координация работ во всесоюзном масштабе стала совершенно необходимой. В этом деле мы вправе рассчитывать на быстрый и стопроцентный успех.
Большую роль в согласовании действий играют научные конференции. Как они организовываются?
Инициатива исходит обычно от центральных научных организаций, одной из задач которых является планирование встреч исследователей. Создается организационный комитет конференции, который решает, где и когда созвать конференцию. Рассылаются сотни приглашений заинтересованным организациям с просьбой прислать заявки и тезисы докладов. В зависимости от числа докладов конференция может длиться от 2 до 10 дней. Доклады на широкие темы заслушиваются всеми участниками, более узкие – по отдельным секциям.
Опыт показывает, что наиболее удачно проходят конференции, созываемые в таких городах, как, например, Красноярск. Так далеко? Да, но путевые расходы окупятся.
Путешествие на берег Енисея, куда в другой раз не попадешь, привлечет многих занятых людей, увлеченных своей работой и без этого не желающих покинуть свои лаборатории. Поэтому выбрать прежде всего экзотическое место – неплохой способ, при помощи которого конференцию можно сделать наиболее полезной: чем больше крупных ученых соберется, тем удачнее съезд. И второе – довольно важную роль такая конференция сыграет для той небольшой группы ученых, которая трудится по темам конференции в городе Красноярске! Конечно, выбор города не должен быть случайным. И на Красноярске стоит остановиться лишь в том случае, если темой конференции является красноярская тема. Каждая конференция вдали от центра – большой толчок для развития науки в данном месте. А это ведь очень существенно.
Сегодня коллоквиум. 14 часов 27 минут. Надо идти. Опоздание не разрешается, и Римма – секретарь коллоквиума – уже позвякивает копилкой, куда опоздавшие покорно опускают гривенники: по одному за минуту. Через год, наверное, соберется денег на хороший ужин. Сотрудникам не хватает дисциплинированности, и копилка тяжелеет. Начинать коллоквиумы минута в минуту добился Петр Леонидович Капица. Его «среды» – самые представительные научные собрания физиков в Москве. У Капицы режим жесткий, коллоквиум не только начинается минута в минуту, но и кончается с точностью до полминуты: ровно через два часа. Если доклад затянулся, Петр Леонидович вежливо прерывает докладчика на любой фразе, говорит, что все это очень интересно и продолжение мы с удовольствием послушаем в другой раз. Хуже, когда тема исчерпана, а до окончания двух часов остается минут 5 – 10. Но Капица – искусный рулевой. Маневрируя вопросами и воспоминаниями, приводит корабль в гавань точно к сроку. Ни минутой позже, ни минутой раньше.
Этому я не научился, и наше заседание длится два часа только примерно. Больше двух часов нельзя – утомительно, внимание ослабевает.
Лабораторный или институтский коллоквиум – это соединительная ткань, связывающая отдельные клетки в научный организм. Исследователь работает один или с небольшим числом сотрудников, а уж думает, во всяком случае, в одиночку. Это неизбежно, а в то же время общение необходимо. Увлекшись своей собственной линией действия и рассуждениями, можно упустить очень многое, пойти по неверному пути, открыть то, что известно другим. Нельзя успешно работать, не представляя себе места и степени важности своего труда в науке. Конечно, можно (и должно) много читать. Но увлеченному исследователю труднее оторвать себя для чтения, чем для живого общения: да и вообще чтение не заменяет обмена мнениями. В научной литературе, как правило, не сообщается о неудачах. Научную статью пишут тогда, когда достигнут успех. А о том, что вы начинаете идти по неверному пути, можно узнать только в беседе.
На лабораторных коллоквиумах мы слушаем сообщения о работах как своих сотрудников, так и гостей из других лабораторий и институтов. Докладчик ждет критики и одобрения, советов и помощи. Сделав два-три сообщения на представительных коллоквиумах и не выслушав в свой адрес язвительных замечаний о том, что все доложенное, во-первых, тривиально, во-вторых, давно опубликовано и, в-третьих, содержит грубые ошибки, исследователь убеждается, что работу можно продолжать. Слушатели запоминают то новое, что они услышали, соображают, нельзя ли извлечь пользу из этого нового для своей работы.
Эта часть работы коллоквиумов, разумеется, самая важная и самая интересная. Но на этом дело не кончается. Ведь надо следить за мировой научной литературой.
Написав эту фразу, я невольно вздыхаю. Легко сказать, следить за мировой литературой. Наши научные прародители XIX века справлялись с этой задачей шутя. С нетерпением раз в месяц ждали они выхода в свет одного или двух научных журналов по специальности. Два-три дня чтения, и они были в курсе мировых научных событий. Несколько научных альманахов позволяли им узнать о всех новостях в соседних областях науки. В то время не так уж трудно было знать не только новое в физике или в химии, но иметь полное представление об успехах всего естествознания в целом.
Да, это «доброе старое время» уже давно кончилось. Стремительный разворот научных исследований превосходит всякое воображение. Один статистик подсчитал примерное число научных деятелей от Ромула до наших дней. Оказалось, что из всего этого числа девяносто процентов – это наши современники. Еще в прошлом веке число научных работников исчислялось тысячами, сегодня – миллионами. Надо думать, что в третьем тысячелетии к науке окажется причастным каждый десятый житель земного шара.
О результатах труда этой научной армии сообщают научные журналы. Как вы думаете, сколько их? Пятьдесят тысяч! Если бы они выходили в свет равномерно, то каждые 10 минут перед вами оказывался бы новый журнал. В этих журналах за один лишь 1960 год было опубликовано 1,200,000 статей. Теперь вам понятен мой тяжелый вздох – миллион статей, да еще на всех языках, включая японский и испанский.
Как же быть в курсе успехов науки? Конечно, приходится оставить мысль о том, чтобы знать все, что делается в любой науке. Специализация, как это ни досадно, стала неизбежной. Уже и за всей физикой следить стало невозможно.
Журнальное дело в науке никак не централизовано. Существует множество изданий в разных странах, полностью совпадающих по профилю. Невероятно велико число журналов с Частично перекрывающейся тематикой. Где может быть опубликована, например, статья под названием «Исследование инфракрасного спектра кристалла гемоглобина в связи с некоторыми вопросами его строения»? Только в Советском Союзе в принципе не имеют права отвергнуть такую статью редакции журналов «Физика твердого тела», «Журнал экспериментальной и теоретической физики», «Оптика и спектроскопия», «Кристаллография», «Структурная химия», «Биофизика», «Биохимия» и еще многие другие.
– Как же вы работаете? – спросит изумленный читатель.
На помощь приходят обзорные и реферативные журналы, роль которых растет с каждым годом.
«Эрже» – так называется наш основной помощник реферативный журнал «Физика». Каждый месяц на письменный стол ложится толстый журнал, который содержит краткое изложение 3000 статей. Два-три вечера уходит на его аккуратное перелистывание. Внимание задерживается на таких статьях, которые имеют прямое или косвенное отношение к работе лаборатории, а также на тех рефератах, которые посвящены общим проблемам естествознания. Из этих рефератов я выбираю один-два десятка наиболее интересных для коллоквиума.
Здесь две цели. Ознакомление с содержанием статей, рефераты которых интересны, требует времени. А знать эти статьи нужно. Пусть расскажут о них на коллоквиуме наши начинающие сотрудники. Но и второе важное. Ведь младших сотрудников надо приучать выступать на научных собраниях. Изложить чужую работу – превосходная практика. Часть волнения у неопытного докладчика снимается: за чужие результаты он не отвечает. Значит, надо последить лишь за формой своего доклада. А это все-таки легче.
Реферативные журналы – вещь великая. Если их аккуратно просматривать, то, пожалуй, ничего не пропустишь. Но узнаёшь о новостях по ним с запозданием. Сами посудите, редакции такого журнала надо получить оригиналы, сфотографировать их, разослать отдельные статьи для реферирования узким специалистам, а у тех своих дел хватает. И лишь через несколько месяцев журнал получит рефераты. Потом их нужно отредактировать, подготовить в набор. Да и печатание идет не так быстро, как хотелось бы. В результате вы узнаёте «новости» с опозданием на один, два, а то и три года. Если работа идет в боевой области, где трудятся тысячи людей, и если вы не вырвались вперед (о чем, конечно, мечтает каждый исследователь), то реферативные журналы для вас не столь актуальны. И все же приходится из месяца в месяц просматривать десятки журналов на всех языках мира.
Если вы давно работаете в одной и той же области знания и не лишены аккуратности, то задачу – быть в курсе успехов своей области науки – вы сумеете выполнить. Труднее обстоит дело в том случае, когда вы начинаете решать новую научную задачу. Вам придется просмотреть реферативные журналы сразу хотя бы за два последних десятка лет: задача и нелегкая и скучная. А также просмотреть систематические указатели к реферативным журналам. Поиски материала по выбранной тематике не сложны: такая тематика всегда упоминается в указателях под вполне определенными рубриками. Хуже обстоит дело, если вы ищете данные, которые еще не пристроились в определенный параграф определенной главы вашей науки. Интересующий вас вопрос может затеряться в других рубриках систематического указателя.
Много молодых исследователей ограничивается просмотром журналов лишь 5–10-летней давности. В результате огорчительное явление – публикация в и без того переполненных журналах статей, открывающих «америки». Можно привести примеры математических формул, выводившихся «заново» по три-четыре раза. Много научных работников развивает исследования дорогами, ведущими в тупик. Досадно то, что бесперспективность работы была десять-двадцать лет назад уже обнаружена, но молодой работник этого не знает и зря тратит энергию и время.
Если плохо следить за текущей научной литературой, то есть опасность идти за кем-то «по пятам». Так возникает излишнее дублирование в научных исследованиях, проводимых не только в разных странах, но и у нас в Союзе.
Ввиду того что научные публикации неуклонно растут, трудности и недостатки, о которых только что говорилось, растут быстрым темпом. Они чувствительно понижают эффективность работы научных исследователей, и сейчас самое время задуматься о способах преодоления этих недостатков роста.
Совершенно невозможно обойтись без знания английского языка. После второй мировой войны английский решительно оттеснил немецкий и стал главным научным языком. На международных конференциях более девяти десятых докладов прочитываются по-английски. Много западных журналов принимает статьи на любом из главных европейских языков. Тем не менее авторы шлют статьи на английском языке. В этом случае статью прочитает больше всего народа.
С удовольствием можно отметить, что доля научной «продукции» на русском языке весьма весома. После войны нас много переводят, а за границей активно учат русский язык.
Конечно, мне самому приходится много читать, следить, чтобы все сотрудники были в курсе мировых событий. Но иногда… иногда стоит воздержаться от чтения. Свое исследование надо самому додумывать до конца, не подвергаясь гипнозу чужой мысли. В особенности это верно тогда, когда вы вырвались хоть немного вперед, Некоторое время надо идти не оглядываясь.
А вот обзорные статьи и книги надо читать и просматривать всегда. Существуют ежегодники, где квалифицированные исследователи, так сказать с птичьего полета, показывают вам развитие большой области знания за последний год. Это, по-моему, совершенно обязательное чтение для каждого исследователя. К сожалению, далеко не все области знания имеют таких ежегодных обозревателей. А нужда в них крайне велика, во всяком случае, до тех пор, пока на помощь в получении научной информации не придет… робот.
Информационные электронные быстродействующие машины – мечта исследователя. Представляете себе такую возможность! Входишь в комнату робота, нажимаешь рычажок и вежливо спрашиваешь в микрофон:
– Будьте любезны, сообщите, пожалуйста, все исследования физико-химических свойств кристалла нафталина за последние десять лет.
И через минуту металлический голос:
– Записывайте, пожалуйста, измерение теплоты сумлимации – «Журнал физической химии», год 1958-й, страница 125, измерение теплопроводности – «Американский журнал химической физики», год 1961-й, страница 327…
Мечта? Да, пока что мечта, но осуществимая. Информационные машины должны в будущем заменить реферативные журналы и кардинально облегчить исследователю сбор прошлой информации, а также помочь ему получать ежемесячные или ежегодные новости.
И, конечно, создание таких машин не блажь, а острая необходимость. Без них через несколько десятилетий наука не сможет развиваться. Ведь темп ее продолжает расти, и вместо сегодняшнего миллиона статей в год в недалеком будущем нас ожидают десятки миллионов ежегодных научных сообщений.
Сплошь и рядом над решением одних и тех же вопросов трудятся десятки, а то и сотни различных лабораторий, расположенных во всех углах земного шара. Было бы совсем неплохо, если бы работа всех этих исследователей шла по одному плану. Но такого общего плана нет, и неизбежно дублирование.
Наш мир, к сожалению, разделен на два лагеря. Капиталистические страны лихорадочным темпом наращивают вооружения, отпускают фантастические суммы денег на научные исследования, прямо или косвенно связанные с разработкой новых средств уничтожения. Страны социалистического лагеря вынуждены также направлять прикладную науку на решение военных проблем. Естественно, что эти работы засекречены, «закрыты» и никакого обмена информацией здесь нет и быть не может.
Косвенно такое положение дел сказывается и на естествознании, поскольку нельзя предвидеть заранее практическую важность результата исследования. Поэтому не приходится говорить о координации науки в мировом масштабе.
Наличие государственных границ является сильным тормозом развития науки и источником бесцельной потери труда огромного числа ученых, каждый из которых действует без согласования со своими зарубежными коллегами. Трудно даже представить тот качественный скачок в темпах роста научных достижений, который произойдет тогда, когда мир станет единым.
Впрочем, пока немало порядка требуется навести и в своем хозяйстве. Число научных исследований у нас в стране растет с каждым годом, и координация работ во всесоюзном масштабе стала совершенно необходимой. В этом деле мы вправе рассчитывать на быстрый и стопроцентный успех.
Большую роль в согласовании действий играют научные конференции. Как они организовываются?
Инициатива исходит обычно от центральных научных организаций, одной из задач которых является планирование встреч исследователей. Создается организационный комитет конференции, который решает, где и когда созвать конференцию. Рассылаются сотни приглашений заинтересованным организациям с просьбой прислать заявки и тезисы докладов. В зависимости от числа докладов конференция может длиться от 2 до 10 дней. Доклады на широкие темы заслушиваются всеми участниками, более узкие – по отдельным секциям.
Опыт показывает, что наиболее удачно проходят конференции, созываемые в таких городах, как, например, Красноярск. Так далеко? Да, но путевые расходы окупятся.
Путешествие на берег Енисея, куда в другой раз не попадешь, привлечет многих занятых людей, увлеченных своей работой и без этого не желающих покинуть свои лаборатории. Поэтому выбрать прежде всего экзотическое место – неплохой способ, при помощи которого конференцию можно сделать наиболее полезной: чем больше крупных ученых соберется, тем удачнее съезд. И второе – довольно важную роль такая конференция сыграет для той небольшой группы ученых, которая трудится по темам конференции в городе Красноярске! Конечно, выбор города не должен быть случайным. И на Красноярске стоит остановиться лишь в том случае, если темой конференции является красноярская тема. Каждая конференция вдали от центра – большой толчок для развития науки в данном месте. А это ведь очень существенно.