Кивинов Андрей Владимирович. Умирать подано

   Юноша внял совету и пошел в отказ, заявив, что это не мамочкин труп, мол, органы, дабы повесить на невинного дело, подсунули в яму совершенно постороннего покойника. И поди проверь! Ведь зубы – единственное, что у нее осталось своего. Науськиваемый адвокатом, юнец продолжал разливаться соловьем – мол, его жутко избили и заставили при понятых показать нужное место в лесу. Эту провокацию устроил оперуполномоченный Плахов в сговоре с прокуратурой. Свободу Юрию Деточкину!!!
   Судья в ходе процесса утвердительно кивал головой, слушая пламенную речь подсудимого, но восьмерик любящему сыну все равно впаял, отправив паренька в колонию усиленного режима. Милиция, она, конечно, может дельце сварганить, но до подбрасывания трупов еще не докатилась. Труп ведь не наркота, бесхозных трупов даже в милиции нет.
   Юноша затаил лютую злобу на Плахова и теперь по праздникам, а то и по будням названивал из колонии, отсчитывая оставшееся Плахову время существования. Игорь уже смирился и ждал скорого конца.
   Насте Плахов позвонил с утра, а не в три часа, как обещал. Еще раз попросил устроить свидание с сестрой. «Посули ей хоть тройную дозу, но стрелку забей». Только с помощью Вероники появлялся шанс раскрутить убийство Салтыкова. Веронику ищут. Ищут не для того, чтобы цветочки подарить за блестяще выполненный половой акт с последующим убаюкиванием клиента. Ищут, чтобы следом за клиентом отправить. И как только найдут – тут же будут отправлять. Что оперуполномоченному Плахову, по большому счету, и надо. Прыгнет он в нужный момент с потолка, скомандует: «Хенде хох!», и поймает обормотов с поличным. Возможно даже, при удачном стечении обстоятельств и «пушка» у обормотов окажется, с которой на Салтыкова ходили.
   А приди сейчас Плахов в офис к господину Вентилятору, воскипи там праведным гневом и скажи, глядя в бельма преступные, удивленные: «Чего ж ты, сволочь охранная, творишь?!», то и услышит в ответ: «Какого рожна приперся?! Врач-психиатр принимает в соседнем доме».
   И будет Анохин две тысячи раз прав, ибо слова какой-то обдолбанной Верки по своей достоверности приравниваются к рекламе пилюль от облысения.
   Следить же за Вентилятором, телефончики его слушать, своих людей в доверие втирать хочется, но не можется. Так называемых оперативных расходов, выдаваемых по большому блату, хватит лишь на бак бензина в казенных «Жигулях». А за бак бензина при всем уважении и любви к органам никто не станет втираться в доверие к Вентилятору. «Нам это надо как коту презерватив. Идите-ка вы, органы, и втирайтесь сами».
   Настя пока не отзванивалась. Зато навестил Виригин со своим маленьким другом на букву «Т». Несмотря на курс интенсивной терапии, друг упорно не хотел расставаться с организмом старшего опера Главка. Скорее всего, лозунги Ильи о бесплатных медицинских услугах сотрудникам милиции не взволновали венеролога, и тот мог вгонять в задницу опера вообще все что угодно, вплоть до воды из-под крана. Курс лечения должен оплачиваться по курсу валюты. Однако болезнь не выбила Виригина из строя, и выглядел он достаточно бодрым и уравновешенным. А то, что слово «педерасты» было самым благозвучным в его приветственном выступлении, так это ж издержки профессии – с кем поведешься…
   – Ты почитай эту мутоту! – Илья размахивал «Вечерним Новоблудском». – Мы работаем по мокрухе и ни черта не знаем, а какой-то сраный Карасев все, видишь ли, знает! Обидно, бля, обидно! Когда я в биографии Салтыкова ковыряться стал, когда дружков-чиновников попытался вызвать, так мне тут же – по рукам, по рукам! Чтоб не совался куда не след! Сам шеф пригласил меня на чаек и популярно объяснил, куда стоит лезть, а куда – нет. Я помчался в бригаду прокурорскую из Москвы – здрасьте, давайте вместе работать, одно, мол, дело делаем, а мне и там – до свиданья. Идите, проверяйте подучетников, у нас другая задача! У них, Игорюха, другая выходит задача. Я-то по наивности думал, что одна и та же – мокруху раскрывать. А какой-то Карасев, хрен баламутный, все знает! И версии строит, хоть в консультанты приглашай!
   – Это говорит о вашей слабой профессиональной пригодности, товарищ Виригин, – спокойно ответил Игорь. – То, что журналист знает больше официальных лиц.
   – Я вот с этим журналистом встречусь, посмотрим, чья пригодность пригоднее и чье лицо официальное. Спрошу, кто это ему про Салтыкова наплел. А не скажет, поедет на пятнадцать суток, будет брать интервью у мелких хулиганов. Сразу поймет, где свобода слова, а где свобода тела. Кстати, слышал, еще одного рыночного уложили? Татарчонка. Так же, в подъезде. Какой это уже эпизод? Шестой?
   – Пятый. Называется, лошадь взяла галоп, полет нормальный.
   – Не верю я, что это из-за денег. Ну не бывает такого! Пара сотен баксов – труп. Мне кажется, посредников с рынка вытесняют. Либо чтобы их место занять, либо вообще к черту.
   – Не те «бабки», не те интересы, – покачал головой Плахов. – Нормальные бандюги такую мелочевку контролировать не будут, они на водке да на бензине миллионы имеют, на фига им эти посредники сдались?
   – А ненормальные? Придет такой питекантроп на рынок, поводит хоботом, срисует и накатит. Мелочь не мелочь, а штуку баксов в месяц будьте любезны отдать на благоустройство Рынка. Для непонятливых повторяю – штуку в месяц. Вопросы есть? Есть. Можно не отдавать? Сегодня узнаешь. А народ не то чтобы непонятливый, он очень даже понятливый, просто каждый считает, что именно его не убьют. По принципу: самолеты падают, но что же теперь – не летать?
   Плахов спорить не стал – толку-то? Виригин еще немного помахал газетой, уточнил, нет ли до получки, и удалился в «красный уголок» руководить и направлять. Игорь пока не рассказывал Илье о встрече с Настей, сначала надо поговорить с Вероникой. Да и по другой, причине – на корабле возникнет паника, как уже не единожды бывало. Шлюпки на воду, и давай веслами махать – кто куда!
   Раскрытие такого убийства – это минимум президентская медаль на китель и пара месячных окладов в кошель. Но главное – престиж. Авторитет. «Я вам не лопушок-шестерка, я Салтыкова поднял!»
   Немного погодя поделиться все равно придется, в одиночку много не наподнимаешь, вариант «Крутой Плахов, правосудие по-новоблудски» не прокатит. Брать в подмогу Макса с Колькой тоже несерьезно, ребята слишком суетливы – сначала стреляют, потом спрашивают фамилию.
   Становилось душно. Игорь полностью открыл окно, но от этого стало еще хуже – кабинет располагался на солнечной стороне. Два пацаненка лет шести играли прямо под окном с большой красивой куклой. Дорогая игрушка, умеющая плакать, смеяться, даже говорить примитивные фразы на английском. Как живая.
   Надо же, пацаны в куклы играют… Плахов задержался у окна, наблюдая за мальчишками. Те бережно укладывали куклу на сделанную из веточек кроватку, заботливо укрывали носовыми платками.
   Все, Балби, спокойной ночи. Селега, поджигай.
   «Селега» щелкнул зажигалкой, пацаны сорвались с места, отбежали метров на десять и замерли.
   Через секунду прохожие вздрогнули от громкого хлопка. Барби подпрыгнула метров на пять вверх, разлетелась в воздухе на множество ошметков и приземлилась на задымленный газон.
   – Клево!!! Клево!!! Селега, я тащусь, в натуле клуто!
   Мальчишки радостно попрыгали и, смеясь, умчались в сторону парка. Игорь перегнулся через подоконник и глянул вниз. В траве лежала кудрявая кукольная голова. Лицом вверх. Барби смотрела на Плахова стеклянными глазами и по-прежнему улыбалась…
   Как живая.

ГЛАВА 8

   Часа в три позвонил Монахов. Увлекшись салтыковским вариантом, Игорь как-то позабыл о своем уговоре с Витькой и не сразу сообразил, о чем идет речь.
   – Сегодня «тачка» уходит. «Девяточка» вишневая, почти нулевая. Посредник тонну получает.
   – Сегодня и получит?
   – Конечно. Клиенту уже позвонили, скоро, наверное, «бабки» привезут.
   – Понял. Кто посредник?
   – Пилюлькин, ну, это кликуха, он раньше санитаром в морге работал, а сейчас на рынке халтурит.
   – Фамилию не знаешь?
   – Баранов, кажется, Генка. Он на Болоте живет в новом доме. И еще, Игорь Романович, сегодня опять Прелый в будке сидит. И когда Рашида убили, он тоже сидел. Понимаете? А тут целая штука баксов. Зуб даю, пойдут.
   – Как Пилюлькин этот выглядит?
   – Он рыжий такой, тощий и длинный, как стропило. В белой футболке.
   – Возраст?
   – Как мне где-то.
   – А баксы когда подвезут?
   – Да в любой момент, говорю ж, хозяину уже позвонили. Но час Пилюля здесь еще проторчит, это точно.
   – Ладно, Витек, спасибо за труды, я сейчас прикину тут.
   – Только, Игорь Романович, как и договаривались, я вам не звонил.
   – Хорошо.
   Плахов положил трубку, отхлебнул из стояще на столике бутылки «Пепси». Да, напряг. Одно круче другого. И как всегда, вовремя. Там Настя, тут какой-то Пилюлькин.
   Игорь глянул на часы. Пять вечера. До Болота минут пятнадцать езды на машине, минут сорок на автобусе. С машиной вряд ли получится, на заявах. Ладно, доберемся. Цейтнот, цейтнот. Может, просто сгонять на рынок и самому доставить этого Пилюлькина домой? Объяснить все… Так он и сам знает, что ихнего брата отстреливают. И что потом? Так всех и развозить по домам?
   Может, вообще не ехать сегодня? Не всех же подряд стреляют? Хотя и тонна баксов, и Прелый… А ежели застрелят, что тот же Монахов скажет? «Ну вы, Игорь Романович, дали! Я ж предупредил…» Значит, придется съездить. Может, повезет, прихватим. Да и на душе как-то спокойней будет. Ситуация «знал, но не среагировал» гораздо хуже ситуации «среагировал, а зря».
   Плахов выполз из кабинета. Была пятница, короткий рабочий день, большинство сослуживцев под благовидными предлогами отлучились до понедельника, лишь из кабинета дознавателя доносился одинокий стук машинки. Но дознавателя на задержание не пригласишь, у него свой бизнес. Участковые тоже вряд ли – принимают граждан.
   Можно пойти к шефу, объяснить ситуацию. Он найдет людей – но когда? Пока народ соберется, пока ему растолкуешь… А у нас цейтнот.
   Игорь заглянул к младшим. Как ни странно, и Безумный Макс, и Мумий Тролль находились на рабочих местах, внимательно изучали свежий номер эротического журнала «Плейблудск».
   – Собирайтесь, орлы. Пушки к бою. Надо потрудиться.
   – Будем брать?! – оживился Макс.
   – Будем. Через десять минут на выходе. Остальное объясню по дороге.
   В дежурке обнаружился не успевший слинять участковый Телегин.
   – Куда еще ехать, Игорь? У меня шесть человек вызвано. Давай в понедельник съездим.
   – Про вызванных людей расскажешь жене и шефу. Товарищ дежурный, выдайте участковому табельное оружие, мы идем на войну.
   Машина, как Плахов и предполагал, каталась по заявкам, просить дежурного одолжить личную смысла не имело. Придется ловить частника и нахальным образом его кидать.
   Что и было проделано. Группа захвата и бы строго развертывания захватила «шестерку» и, развернув ее в противоположную сторону, попросила подбросить до Болота.
   – Двадцатник.
   – А больше можно? У нас сегодня аванс. Гуляем.
   – Едем.
   Игорь хорошо знал район Болота – дом, где жил Пилюлькин, стоял немного в стороне от основных кварталов новостроек. Рядом, почти вплотную возводился второй, из окон которого можно будет спокойно понаблюдать за местностью.
   Всю дорогу Плахов молчал, покусывая спичку. Когда прибыли, сунул водиле фальшивы полтинник и, кивнув остальным на недостроенный дом, коротко бросил:
   – Туда.
   Когда поднялись на второй этаж, Игорь в нескольких словах обрисовал задачу. В конце добавил:
   – Значит так, господа. Информация непроверенная, недозрелая, может, напрасно я вас побеспокоил, но не расслабляться. Бойцам терять не чего, пять душ за ними есть, живыми вряд ли сдадутся. Если, конечно, придут. Теперь делимся мальчики – налево, девочки – направо. Я попробую на крыше залечь, ты, Димыч, и ты, Макс гребите вон к тем кирпичам – место шикарное Пилюлькина не пропустите. Колян, оставайся здесь.
   – Он в какой подъезд-то пойдет?
   – В крайний. Точнее сказать не могу, не успел узнать.
   В доме было всего два подъезда, что несколько облегчало задачу. Два – не десять.
   – Заходите сразу за Пилюлькиным. Ты, Колян, сечешь за подъездами, начнутся заморочки – перекрываешь дверь.
   – Стрелять можно?
   – Сам решай. Но лучше не надо. Это не «Денди». Вы, мужики, на кирпичах не отсвечивайте, возьмите хоть по пиву для формы. Я сейчас по лестницам пробегусь, гляну, все ли спокойно. А то вдруг уже сидит воробей на жердочке и караулит червячка. Запомнили, как Пилюлькин выглядит? Длинный, худой, рыжий, в белой футболке. Ну что, ни пуха?
   Плахов сбежал вниз, пересек двор и зашел в первый подъезд. После душной улицы здесь было вполне комфортно. Парадная еще не успела пропитаться ароматом продуктовых отходов и кошачьих фекалий, но стену уже украшала фраза, выполненная баллончиком-распылителем: «Обстоятельства переменчивы, принципы – никогда! О. Бальзак».
   «Фу, как грубо, – подумал Игорь, – могли бы поаккуратнее написать, по линеечке».
   Он бросил взгляд на подвальную дверь-решетку, проверил замок. Заперто. Вряд ли убивец имеет ключ. Он, как и Плахов, узнал про Пилюлькина только сегодня. Если вообще узнал.
   Игорь вызвал лифт, поднялся на последний, десятый этаж. Проникнув на чердак, вылез на крышу, подошел к краю, осторожно посмотрел вниз. Прыгнуть бы! Да полетать!
   Ввиду отсутствия нормальных путей к самому дому машины не подъезжали. Пилюлькина можно будет засечь метров за сто от парадняка. Подойти он может только со стороны дороги.
   Игорь поднял глаза и окинул взглядом родимую сторонку. К горлу подступила песня и чуть не задушила. А не устроить ли здесь смотр площадку «Новоблудская панорама»? Можно будет деньги с туристов брать, особенно с иностранных. Не Париж, но все-таки…
   Выход на крышу со стороны второго подъезда тоже был открыт для посетителей. Игорь толкнул дверь, нырнул на чердак, подобрал кусок проволоки и сцепил дверную ручку с металлическим косяком. На замок не потянет, но дверь блокируется. Размотать можно, однако потребуется время.
   Сбежав по лестнице на первый этаж и осмотрев все площадки, Игорь снова перешел в первый подъезд и уже пешком проделал путь на крышу. Тишина. Никаких воробышков в ожидании доктора Пилюлькина на жердочках не сидело.
   Вдоль края крыши тянулся невысокий кирпичный парапет. Игорь подобрал кусок доски и, усевшись на него по-турецки, стал наблюдать за двором. Телегин с Колькой тусовались на кирпичах, Макс маячил в окне строящегося дома. Маловато народу. Еще неизвестно, сколько этих. Вряд ли одиночка трудится. Кому-то надо выслеживать, кому-то на шухере стоять.
   По крыше гулял ветерок, немного разгоняя духоту, принося запахи мазута и вяленой рыбы. В паре километров от дома, на берегу Блуды, дымил коптильней рыбоперерабатывающий заводик. В Блуде водились уклейки и королевские ерши.
   «Ветер с моря дул, ветер с моря дул, нагонял беду, нагонял беду. Видно, не судьба, видно, не судьба…»
   Игорь вытащил пистолет, глянул в ствол, нахмурился. В стволе можно было картошку сажать иди выращивать шампиньоны. Плахов извлек магазин, снял затвор, достал платочек… В башке закрутился рекламный ролик: «Нынче хороших стволов уж не делают. Я всегда сама пистолеты мастерю, в подвале, как меня мать учила. А как отстреливаться начну, сразу пацаны на звук бегут. Так мне и говорят, лучше твоих стволов, бабушка, ничего не видывали. Конечно, что с душой к людям сделано – всегда хорошо…»
   Игорь разложил на парапете запчасти, подобрал гвоздик и, обмотав его платком, принялся шлифовать ствол, периодически поглядывая сквозь него на солнышко.
   Человек, похожий на Пилюлькина, возник на горизонте без десяти восемь, когда солнце начало клониться к закату. В течение последнего часа в подъезд зашли три женщины, двое детей и пять мужиков. Выходящих Плахов не считал. Приметы заходивших Игорь чиркал в блокнот – на всякий случай.
   Да, это, похоже, человек с валютой. Пилюлькин двигался прямо к подъезду, над которым затаился оперуполномоченный. Двигался максимально быстро, почти бежал, сжимая под мышкой сумку-»визитку». И подъезда он достигнет всяко быстрее, чем оперуполномоченный проверит положение дел на этажах. Последний товарищ зашел в дом минут пять назад, возможно, именно он и встречал сейчас свою очередную жертву.
   По крайней мере, на хвосте у Пилюлькина никто не висел.
   Игорь передернул затвор, махнул рукой Телегину и, стараясь не греметь ботинками и всяким металлическим хламом, хранящимся в карманах, осторожно спустился на чердак.
   Из-под ног сиганула потревоженная бездомная кошка, затаилась в темном углу, пялясь сверкающими глазами. Плахов вздрогнул, погрозил хвостатой пистолетом. Скрипучую дверь на площадку он предусмотрительно оставил открытой.
   Оказавшись на десятом этаже, на несколько мгновений замер, прислушиваясь. Первое, что различил, – уханье собственного сердца, будто после километрового кросса. «Тихо, тихо… Я самый спокойный и хладнокровный. Я Стивен Сигал, мне все по хрену…» Тренинг не удавался сердце по-прежнему ухало.
   Сложность заключалась еще и в том, что Плахов не знал, на каком этаже живет Баранов-Пилюлькин. Придется очень тихо спускаться вниз и хватать всех, кто окажется в подъезде. Ну, в смысле не всех, а одного. Хватать резко и, возможно, с расслабляюще-упреждающим ударом «йоко-гере». В случае ошибки потом придется выкатить бутылку за причиненные неудобства. Да и вообще, какой полицейский боевик без сцен насилия и жестокости? Боевик без мордобоя – деньги на ветер. Носа четыре, как минимум, сломать придется.
   Шарахнула входная дверь, но лифт остался на месте. Баранов, вероятно, двинулся наверх пешком, стало быть, живет не выше третьего. Вряд ли Пилюлькин тренирует выносливость, прыгая вверх-вниз по ступенькам.
   Игорь скатился на восьмой этаж, опять замер, прислушиваясь. Мельком глянул на улицу через лестничное окно, заметил Телегина и Кольку, бегущих к подъезду.
   ХЛОП-П-П!.. Если выстрел сделан по-настоящему грамотно, то это звучит именно так… ХЛОП-П-П
   Ветер с моря дул! Видно, не судьба… Следующим звуком был болезненно-испуганный вопль:
   – А-а-а!!!
   Еще через мгновение – бумс! Умирать подано! Плахов летел вниз, перепрыгивая через пять ступенек, рискуя заработать вывих или перелом шеи, отчасти специально создавая неимоверный грохот и аварийную ситуацию, отвлекая убийцу, не оставляя времени на повторный выстрел. Четвертый, третий… Быстрее!!! Пистолет зацепился за металлические перила, выскользнул из руки, отлетел к стене. Тьфу, е… Проиграно две секунды. Полное фиаско для спринтера. Второй…
   Пилюлькин стоял на карачках, упершись лбом в бетонный пол. «Не вели казнить, надежа-царь!» Запах пороха, кровь. Умирать подано! Плахов не тормозил. Время! Он не считал себя трусом, он постоянно внушал себе, что в любой, самой смертельно-дерьмовой переделке не потеряет голову, сохранит хладнокровие и выдержку, подобно непрошибаемым ребятам Голливуда. Переделки случались и раньше, Игорь, по крайней мере, старался ничем не выдать свое волнение, гоня страх. Но переделки переделкам рознь, а абсолютных героев нет.
   Там, этажом ниже, козел, только что стрелявший в человека и до этого уложивший пятерых. Козел, готовый стрелять без промедления, видя в этом единственную возможность спасти свою козлиную шкуру. И он будет стрелять! Снизу и сверху – суки-менты! А жизнь прекрасна, и жить хочется. Всем. И ему, и Плахову. И Телегину, и салаге Кольке. И мычащему, истекающему кровью Баранову-Пилюлькину.
   Липкий, противный страх, вызванный естественным и самым основным инстинктом – жить, – с одной стороны, безумный азарт и ненависть – с другой.
   Плахов прыгнул на площадку между этажми. На фоне почтовых ящиков мелькнул черный силуэт. Игорь не стал разглядывать лица, при всем желании не смог бы разглядеть – темно. Стреляй!!!
   Ба-бах!!! Пистолет прыгнул вверх, один из ящиков вздрогнул и покосился. Игорь вновь нацелил ствол на силуэт.
   – Ох…ел?!! Поляны не сечешь?!!
   Это был крик Телегина. Участковый сделал пару пьяных шагов вперед, попав в луч, падающий из окна. Выражение «нет лица» не скажет ничего. «Нет лица» в кубе чуть-чуть сказать может.
   Игорь опустил оружие, так же «в кубе» уставился на Телегина. Снизу, из-за перил, показалась голова Кольки.
   – Вы чо?
   Телегин, выходя из шока, подскочил к совершенно очумевшему оперу и заехал ему кулаком в грудь.
   – Ты чего, бля?! Куда палишь-то?! Мудила грешный!
   Игорь прислонился к стене, удерживая равновесие.
   – А где он? Я думал, это он!
   – Глаз нету, что ли?
   Плахов оттолкнул пышущего жаром Телегина, рванул вниз. К ненависти добавилась обида.
   Подвал был по-прежнему закрыт. За несколько секунд открыть и снова закрыть навесной замок невозможно. Да и незачем. Игорь, не обращая внимания на матюги Телегина, снова выскочил на площадку, взглянул на окно. Заперто! Чертовщина!
   Колька Мумий Тролль наклонился к стонущему Баранову и что-то попытался спросить. Кажется, фамилию. На площадке четыре двери. Первая – заперта! Вторая – заперта! Третья. Ключ! Из замочной скважины торчал ключ.
   Плахов толкнул дверь и замер на пороге. Хватит, настрелялся. Как хорошо, что он всего лишь раз навещал тир и не пристрелял как следует свою пушку. На месте почтового ящика могла оказаться голова участкового инспектора Телегина. А ящику, в принципе, все до ящика.
   Шикарный, весь в арках коридор, отремонтированный по последнему слову моды, вел в дальнюю комнату – мимо прохода на кухню и еще одной двери – Планировка была типовой, Игорь регулярно посещал такие «хаты», прибывая по заявкам о кражах. Дверь в дальнюю комнату открыта. Игорь задержал дыхание, будто перед прыжком в воду, и рванул по коридору.
   Буме! Трах! Опять двойка…
   Левым плечом супермент зацепил прислоненную к блестящим обоям грязную стремянку. Стремянка загремела, больно ударив Плахова по пятке. Тьфу!
   Несмотря на откровенную засветку, перед самым порогом он резко присел и снизу заглянул в комнату.
   Интерьер, хоть и был довольно богат, позволял Убедиться, что в настоящую секунду комната не обитаема, а открытое нараспашку окно объясняло, почему она не обитаема. Игорь выпрямился, пересек комнату и глянул вниз. На распаханной под клумбу земле четко отпечатались глубокие следы. На мраморном подоконнике – свежая грязь. И все. «Видно, не судьба, видно, нет любви, видно, надо мной поглумился ты!» Шлягер для лохов. Типа Плахова.
   Игорь вернулся на площадку, по пути поставив стремянку на место. Колька как наименее эмоционально перегруженный догадался вызвать «скорую» – накручивал диск телефона. Телегин курил, приникнув к сигарете, как аквалангист к шлангу. «Кислородная палочка» мгновенно сгорела, и участковый тут же прикурил новую.
   – Так получилось, можете жаловаться, – чуть слышно оправдался Игорь.
   Телегин, не отвечая, махнул рукой. Баранов уже вышел из болевого шока, сидел, прислонившись к стене и зажимая рукой кровоточащую рану на левом плече.
   – Дырка одна? Пилюлькин кивнул,
   – Ну-ка, покажи… Не бойся, не умрешь. Так, нормально…
   Плахов вытащил из брюк ремень, наложил раненому жгут.
   У дверей квартиры валялась пробитая пластиковая бутылка-глушитель. Тут же пистолетная гильза.
   – Колюнь, найди в «хате» коробки какие-нибудь или тряпки, закрой это хозяйство, чтобы не хватали все подряд. И вызови местных. Только по телефону лишнего не лепи, а то полгорода сбежится. – Дав указания младшему, Игорь кивнул Телегину. – Ну как, Димыч? Отлегло? С меня кабак, без базара.
   – Знаешь что?..
   – Кончай ныть, – оборвал участкового Плахов – Сказал же, что лоханулся, каюсь. Жив? Жив. Проблема закрыта. Хочешь вломить? Вламывай. За себя отвечу. Не в первый раз.
   – Фиг ли стрелял-то?
   – Ящик мне почтовый не понравился; понял? Не люблю черный цвет. Сказал же, с меня кабак за накладку.
   – Хороша накладка. Парой сантиметров ниже…
   – Одна милая блондиночка из кино про мушкетеров сказала: «Если бы я стреляла в вас, мы бы тут не разговаривали. Я стреляла в лошадь». Все понял? Я стрелял в ящик.
   Телегин плюнул и замолк.
   – Давай лучше жертву в «хату» перетащим. Комрад, разговаривать можешь?
   – Могу, – прошептал Пилюлькин.
   – Вставай, ты не в ногу раненный. Плахов с Телегиным подхватили жертву под мышки, перенесли в комнату и уложили на диван.
   – Давай, пока «скорой» нету и ментов, рассказывай, что случилось.
   – А вы-то кто?
   – Полиция Лос-Анджелеса. Сержант Кольт. Гуляли тут по подъезду. Давай, давай, время – мани. Как самочувствие-то? Гуд?
   – Больно. Я ни хера не понял, блин. В парадияк захожу, поднимаюсь. Ключ достал, в замок только вставил, тут шаги сверху, я обернулся, хрен какой-то как с потолка упал. Стволом с бутылкой мне в рожу целит. Я раньше боксом занимался, реакция ничего, успел «башню» убрать. Тут хлопок, боль в плече. У-у-у…
   Пилюлькин сделал вынужденный перерыв.
   – Меня к стенке швырнуло, чувак сумку из рук рванул и пушку в лобешник мне. Я орать – не орется. Зажмурился, хана, решил. Он – щелк, щелк… Короче, осечка у него вышла. Я глаза открыл, а его уже нет…